— Но они ведь не могут с полной уверенностью утверждать, что он точно не покидал стены собственной квартиры? — задал встречный вопрос Кряжимский.
Виктор кивнул, а мне пришлось продолжить дальше:
— Так или иначе, но нашей команде следует взять на заметку этот факт. А вообще-то, если хотите знать мое мнение, этот Журавлев на изощренное убийство совершенно не способен.
— Почему? — удивилась Маринка. — Вы ведь его даже в глаза не видели, не говорили с ним.
— А нам и не надо с ним говорить, — спокойно ответил Виктор. — Из чего исходит основная линия следствия?
— Разбирается человек в электричестве или не разбирается, — нашлась я. — Но ты же разбираешься…
— А Журавлев — ни черта.
— С чего ты взял? Мы у Алевтины об этом даже не спрашивали, — удивилась в свою очередь я.
— Вспомни их квартиру.
Я на секунду задумалась, а потом не могла не согласиться с фотографом: и невооруженным глазом было заметно — люстра повешена как попало, розетки раздолбанные… Но во всем остальном чувствуется твердая мужская рука — балконная дверь не отходит, карнизы прибиты ровно, половицы не скрипят.
— Может быть, просто в квартире совсем недавно произведен ремонт? — предположил Кряжимский. — Или строители были добросовестные, поэтому настелили паркет как положено?
— Нет, вряд ли, — с сомнением покачал головой Виктор.
— Обои бы пора сменить, да и паркет немного обшарпанный, — поддержала я его. — Просто Андрей Николаевич делает в доме все, что может, а по части электричества этот чудак совершенный профан и даже розетку самостоятельно не починит — уж в этом-то Виктору можно верить. Естественно, и думать нечего, что он под ванную полезет проводки подсоединять. Похоже, Владимирцев, как и он, тоже ничего в электричестве не понимал. Но если первый электрика вызвал, то у Журавлевых для этого повода не было — все приборы работают, проводка функционирует…
— Хоть и на «честном слове», — улыбнулся наш всезнающий фотограф с самым довольным видом.
Не знаю, сколько бы еще продолжался этот спор по поводу умений и навыков неизвестного нам Журавлева, но телефонный звонок положил этому конец. Резонно рассудив, что несколько минут отдыха мне не помешают, я чуть ли не на цыпочках стала пробираться к двери своего кабинета.
— Ой, я так рада твоему звонку! — воскликнула Маринка в этот момент так громко, что я от неожиданности чуть не села.
Все остальные тоже обернулись.
— Совсем с ума сошла! — покрутил Виктор пальцем у виска, а Кряжимский только отмахнулся: делать замечания нашей секретарше — работа неблагодарная и даже вредная.
Так как на нашем производстве бесплатная выдача молока не предусматривалась, мы поспешили разойтись по своим рабочим местам, чтобы хотя бы собрать воедино разрозненные мысли. Увы, я напрасно надеялась остаться в одиночестве — буквально через несколько минут ко мне с сосредоточенным лицом вошел Сергей Иванович.
— Ольга Юрьевна, если не ошибаюсь, нашей Марине звонит Сосновский, — неторопливо начал он.
— Может быть, — пожала я плечами. — И что?
Честно говоря, я очень удивилась: раньше Сергей Иванович никогда не касался личной жизни своих коллег и не контролировал их телефонные звонки. А за Мариночкой в нашем офисе давно закрепилась репутация особы непостоянной и легкомысленной, поэтому ее знакомства не вписывались ни в какую категорию нормы. Впрочем, я сразу поняла, что это только начало разговора и пришел Кряжимский вовсе не для доклада о новом ухажере нашей секретарши.
— Понимаете, Ольга Юрьевна, я тут поразмыслил на досуге — самыми близкими людьми, находившимися в непосредственном и каждодневном контакте с Владимирцевым, были:
1) жена Инга;
2) секретарь;
3) коллеги по работе.
Я сидела с ничего не понимающей физиономией, пока Сергей Иванович подробно излагал мне давно известные факты. Спрашивать его о чем-либо я не решилась: либо сам все расскажет, либо все равно придется додумываться самой, только позже. Но Кряжимский не стал меня долго мучить.
— Мне непонятно одно: почему из этого логичного списка мы исключили очень важную фигуру — секретаря? По-моему, его алиби следовало бы проверить еще раньше. Но раз уж мы так серьезно занялись женой и коллегами, можно хотя бы сейчас выяснить его причастность, — осторожно предложил Сергей Иванович, ожидая моего ответа.
Конечно, в его словах не только светилась искра здравого смысла, но присутствовал и явный намек на наш общий недочет. Впрочем, исправить это, по-моему, было довольно легко. Я даже не стала спрашивать, положил ли трубку Сосновский, — обычно Мариночка быстро не расстается с жертвами своего обаяния, — поэтому без предупреждения взяла параллельную трубку и, вежливо извинившись, вклинилась в разговор.
— Здравствуйте, Ярослав Всеволодович, — как можно приветливее проворковала я. — Мне необходимо с вами встретиться. Когда вы сможете принять меня по личному вопросу? Или, может быть, сами подъедете к нам в офис?..
Пока я заговаривала зубы Сосновскому, Сергей Иванович не терял времени даром и очень вежливо попросил Мариночку прервать разговор. Услышав, что параллельная трубка в приемной опустилась на рычаг, я приступила к самому главному — проверке алиби секретаря Владимирцева. Уже через две минуты я вылетела из кабинета с новыми и очень важными сведениями.
— Есть работа, — прямо с порога бросила я клич, едва не врезаясь с разбегу в толпу своих сотрудников. — Ярослав очень подробно описал мне месторасположение лыжной базы, где он встречал Рождество. Сейчас нам необходимо проверить его алиби — поговорить с персоналом, опросить отдыхающих… Адрес и маршрут я записала.
— Можно я? — Маринка, как примерная школьница, подняла руку. — Оль, мне давно хочется заняться чем-нибудь стоящим. Кроме того, если Сосновский действительно проводил выходные на лыжной базе, так там, наверное, было полно народу — то есть свидетелей.
Я на мгновение задумалась: «Вряд ли секретарь Владимирцева ехал на базу отдыха, чтобы одиноко коротать время в своем номере. Наверняка вместе с остальными совершал лыжные прогулки и участвовал в мероприятиях. По его словам, он так и делал, но это еще необходимо проверить».
— Марин, ты понимаешь, этим надо заняться незамедлительно, а ты еще краситься будешь… — бросила я пробный камень, на который она сразу отреагировала.
— Так я же почти готова! Краситься я на этот раз не буду. Мне только домой на пару минут заскочить, переодеться — не стоит с самого начала вызывать у всех подозрение, пусть лучше думают, что я приехала покататься на лыжах, — улыбнулась секретарша. — Тем более что меня никто ни в чем не заподозрит.
Кроме какого-никакого интеллекта, у Маринки был еще один «плюс» — своей симпатичной мордашкой она могла свести с ума кого угодно, так что в успехе мероприятия я и не сомневалась. К тому же, если Сосновский проводил свободное время в окружении большого количества людей, у нашей секретарши и на это ума хватит. «Вот и узнает точно про безупречное алиби Ярослава Вселодовича, — подумала я, уже окончательно решив доверить это задание Маринке. — А то пока все известно только с его слов».
— Оль, ну дай мне еще один шанс, — умоляюще посмотрела на меня секретарша, не ведая о том, какие мысли крутятся в моей голове.
— Ладно, доказывай свою профпригодность, — махнула я рукой. — А то все время говоришь, что мы тебя недооцениваем. Но отправляйся туда прямо сейчас!..
— И никакой самодеятельности! — Виктор тоже счел своим долгом проинструктировать девушку. — Не выходи за рамки задания и строго следуй полученным указаниям, — строго закончил он.
Обрадованная Маринка мгновенно вылетела из офиса, чего мы, собственно говоря, и добивалась.
— Он приедет? — быстро спросил Виктор, как только дверь за секретаршей захлопнулась.
— Да, минут через десять, — подтвердила я, взглянув на часы.
— Хорошо, что Марина ушла, — будет меньше вздохов, — улыбнулся всегда сдержанный Кряжимский, который обычно не позволял себе подобных замечаний.
«Видимо, Маринка его окончательно довела своей очередной влюбленностью в Ярослава», — усмехнулась я, еще раз похвалив себя за правильную тактику ведения дел и временную нейтрализацию секретарши. Мы по телефону договорились, что Сосновский заедет к нам в офис для серьезного разговора. «Наконец-то выпала возможность познакомиться с ним поближе и пообщаться», — подумала я.
— Мое мнение об этом пижоне вы уже знаете. — Виктор поднялся и направился в свою фотолабораторию.
Я сразу поняла, что он уходил только потому, что боялся все испортить личной неприязнью к секретарю Владимирцева. Но иногда профессионализм выражается и в умении трезво оценивать собственные возможности. Сначала я было хотела остановить его, но Кряжимский сделал мне знак, и я промолчала.
— Ольга Юрьевна, так будет лучше. Разговор должен вестись непринужденный, поэтому сарказм Виктора только помешает созданию доверительной атмосферы, — объяснил Сергей Иванович, вступая в переговоры с Маринкиной кофеваркой.
С такими доводами нельзя было не согласиться, поэтому я успокоилась и с удовольствием погрузилась в созерцание хозяйственных хлопот нашего аналитика, которые он добровольно взвалил на себя в отсутствие Марины. Так как сидеть в приемной мне было как-то не по чину, я вскоре ушла в свой кабинет и придумала себе занятие: склеивать в кольцо перекрученные ленточки. Это единственное времяпрепровождение, которое не только успокаивало нервы, но и настраивало на рабочий лад.
Как только колечек оказалось штук двадцать, я достала фломастер и начала раскрашивать их одно за другим непрерывной линией, в таком же логическом порядке пытаясь выстроить собственные мысли.
— Ольга Юрьевна, вы не будете против, если я поприсутствую при разговоре? — показался в дверях кабинета Кряжимский.
Я с радостью согласилась, руководствуясь принципом: «Одна голова — хорошо, а без нее — намного смешнее». В данный момент моя почему-то отказывалась мне служить, поэтому интеллектуальные способности и аналитический ум Сергея Ивановича оказались бы при разговоре с потенциальным подозреваемым как нельзя кстати.
— Проходите, пожалуйста, — поднялась я навстречу Ярославу, как только он появился в нашем офисе.
Окинув быстрым взглядом и хорошо сшитый костюм, и безупречной белизны сорочку, и причесанную наверняка перед зеркалом шевелюру, я не удержалась от язвительных женских мыслей. «Ну просто сама безупречность! — подумала я, невольно ставя его рядом с Мариночкой, у которой вечно ломались каблуки, выбивались из прически локоны и появлялись пятна на одежде. — Нет, вместе быть они не смогут: он слишком аккуратен, чтобы терпеть возле себя такую легкомысленную и неорганизованную особу».
Честно говоря, я и сама часто не понимаю, как некоторым людям удается все время пребывать в таком безупречном состоянии, как будто они только что вышли из салона красоты. Лично я, при всем желании, просто не могу иной раз удержать марку и предстаю перед сотрудниками без макияжа или в измятых брюках. Конечно, такое случается не часто — только после выполнения какого-то ответственного задания, когда просто не успеваешь переодеться. Хотя я предполагала, что, в отличие от нас, простых смертных, даже после гонки с препятствиями Сосновский будет выглядеть как голливудская звезда.
Словом, чисто по-женски я могла понять Маринку, воспылавшую страстью к этому мужчине. Впрочем, на подобные размышления я много времени тратить не могла — человек пришел в редакцию по делу, поэтому пришлось немедленно взять себя в руки и начать разговор.
— Ярослав Всеволодович, вы как-то говорили, что Владимирцев в вашем присутствии жаловался на сердце, — напомнила я. — Могли бы вы вспомнить поточнее, как часто и когда именно это было?
— Практически постоянно, — не задумываясь ответил Сосновский, тряхнув головой. — Понимаете, я нередко замечал, что Геннадий Георгиевич сосал валидол, пил валокордин. По-моему, у него даже пузырек корвалола на работе стоял.
Я сумела сохранить невозмутимое выражение лица, но про себя подумала: «Видимо, Владимирцев очень любил жену, если так умело скрывал от нее состояние своего здоровья». Поговорив на общие темы, Кряжимский осторожно спросил:
— Скажите, а были ли у вашего шефа недоброжелатели? Ну, может быть, кто-то его недолюбливал… Очень часто мы сами не замечаем скрытой угрозы, а близкие люди обращают внимание на любой косой взгляд, — пояснил Сергей Иванович.
— Н-не знаю, — замялся секретарь, ерзая на кресле. — Вроде бы не было, но ручаться не буду. Наши контакты с ним были только деловыми: каждый занимался своими обязанностями. По-моему, Геннадий Георгиевич был доволен моей работой, так что никаких конфликтов на этот счет у нас не было. — Ярослав внезапно вспомнил, что брюки от неудобной позы могут некрасиво помяться, и, привстав, расправил складки.
Я улыбнулась: невооруженным глазом было видно, что Сосновский нервничает и чего-то боится. Впрочем, его слова сейчас ни в чем не противоречили его ранним показаниям. «Значит, милиция трясла», — догадалась я. К моему великому сожалению, большинство следователей совершенно не имеют навыков работы с людьми и, сохраняя служебную тайну, все-таки умудряются посеять зерно сомнения в душу подозреваемого. Судя по всему, Данильченко был как раз из их числа — прямо он, наверное, ничего не сказал секретарю покойного, но зато заставил его дергаться и искать оправдания своим поступкам.
Мы заранее договорились, что, кроме следственных органов, Инги Владимирцевой, Елены Кавериной и нас, журналистов газеты «Свидетель», пока никто не будет знать о неестественной причине смерти известного депутата. Как видно, Данильченко со своей ролью не очень-то справился, поэтому расхлебывать результаты его допросов приходилось сейчас нам.
Мы с Кряжимским давно поняли: чем меньше подробностей знают третьи лица, тем проще найти настоящих виновников и вычислить истинную картину любого преступления. Похоже, Ярослав ничего толком не знал, наверное, поэтому и нервничал. «Действительно, любой обыватель на его месте тоже задергался бы, если бы даже никакой своей вины не чувствовал», — решила я, в душе сочувствуя незадачливому секретарю.
— В последнее время у Владимирцева обострились отношения с Журавлевым, — немного погодя вспомнил Сосновский. — Не знаю, уж с чего все началось, — Геннадий Георгиевич мне ничего толком не объяснил, когда я у него спрашивал, но на глазах чуть ли не целой толпы народу они с Андреем Николаевичем едва не подрались.
Мы с Кряжимским изобразили на лицах искреннее удивление и попросили рассказать об этом инциденте поподробнее, однако, кроме только что сказанного, Ярослав ничего не добавил, — видимо, Владимирцев действительно не посвящал секретаря в свои личные дела. «Раз уж сегодняшний день у всех ассоциируется с „кровавым воскресеньем“, надо вернуться к недавним событиям», — без зазрения совести подумала я и начала новую атаку на Ярослава:
— Нам просто необходимо знать обо всех делах, запланированных депутатом Владимирцевым на рождественские каникулы. Личных и общественных, — уточнила я для большей ясности.
— У меня все записано, вот, можете проверить. — Изящным жестом Сосновский вытащил из кармана блокнот в кожаном переплете и протянул мне. — Я на свою память не жалуюсь, но так надежнее. Определенно могу сказать, что Геннадий Георгиевич звонил родственникам жены в Романовку, поздравлял их с праздниками. Все последующие дни мы встречались в рабочем офисе на улице Чернышевского и вместе разрабатывали новый проект распределения средств между округами — вы же знаете, он претендовал на место куратора.
— Когда проект надо было представить депутатам? — поинтересовался Кряжимский.
— Сразу же после каникул. Потому мы и засиживались в офисе до позднего вечера. Проект распределения финансов депутаты должны принять буквально в первые же рабочие дни Думы — от его целесообразности и будет зависеть, кто займет новое кресло, — обстоятельно и спокойно объяснил Ярослав, смахнув видимую ему одному пылинку с рукава.
— Ярослав Всеволодович, — переглянулись мы с Сергеем Ивановичем, — может быть, у всей этой истории есть политическая подоплека? Ну, например, какой-то звонок от коллег, который до такой степени мог расстроить Владимирцева, что у того случился сердечный приступ?
— Пытаетесь связать его смерть с работой? — задумался Сосновский, изобразив на своем красивом лице задумчивость. — Вряд ли. Конечно, вокруг этого места разгоралась конкуренция, претендентов было много, но все-таки не думаю, что все могло зайти настолько далеко, — скептически рассуждал Ярослав. — Впрочем, человеку с больным сердцем надо немного…
Я вздохнула и посетовала на то, что иногда для написания даже не сенсационной, а просто интересной статьи порой требуется найти и осмыслить массу материала, встретиться со многими людьми.
— Впрочем, в этом и заключается главная задача нас как журналистов, — улыбнулась я. — Спасибо за помощь, Ярослав Всеволодович.
— Ольга Юрьевна, вы ему верите? — спокойно спросил Кряжимский, когда дверь за нашим гостем закрылась.
— Вроде бы да, — ответила я, задумавшись на секунду. — По-моему, его слова ни в чем не противоречат фактам, о которых мы с вами узнали. Кроме того, и сам Ярослав, и Инга Львовна утверждают, что секретарь никогда не бывал в квартире шефа, так что вряд ли имел возможность подсоединить электрические провода к крану. Впрочем, дождемся Марину, — возможно, ее сведения добавят ясности в эту историю.
Глава 6
Виктор кивнул, а мне пришлось продолжить дальше:
— Так или иначе, но нашей команде следует взять на заметку этот факт. А вообще-то, если хотите знать мое мнение, этот Журавлев на изощренное убийство совершенно не способен.
— Почему? — удивилась Маринка. — Вы ведь его даже в глаза не видели, не говорили с ним.
— А нам и не надо с ним говорить, — спокойно ответил Виктор. — Из чего исходит основная линия следствия?
— Разбирается человек в электричестве или не разбирается, — нашлась я. — Но ты же разбираешься…
— А Журавлев — ни черта.
— С чего ты взял? Мы у Алевтины об этом даже не спрашивали, — удивилась в свою очередь я.
— Вспомни их квартиру.
Я на секунду задумалась, а потом не могла не согласиться с фотографом: и невооруженным глазом было заметно — люстра повешена как попало, розетки раздолбанные… Но во всем остальном чувствуется твердая мужская рука — балконная дверь не отходит, карнизы прибиты ровно, половицы не скрипят.
— Может быть, просто в квартире совсем недавно произведен ремонт? — предположил Кряжимский. — Или строители были добросовестные, поэтому настелили паркет как положено?
— Нет, вряд ли, — с сомнением покачал головой Виктор.
— Обои бы пора сменить, да и паркет немного обшарпанный, — поддержала я его. — Просто Андрей Николаевич делает в доме все, что может, а по части электричества этот чудак совершенный профан и даже розетку самостоятельно не починит — уж в этом-то Виктору можно верить. Естественно, и думать нечего, что он под ванную полезет проводки подсоединять. Похоже, Владимирцев, как и он, тоже ничего в электричестве не понимал. Но если первый электрика вызвал, то у Журавлевых для этого повода не было — все приборы работают, проводка функционирует…
— Хоть и на «честном слове», — улыбнулся наш всезнающий фотограф с самым довольным видом.
Не знаю, сколько бы еще продолжался этот спор по поводу умений и навыков неизвестного нам Журавлева, но телефонный звонок положил этому конец. Резонно рассудив, что несколько минут отдыха мне не помешают, я чуть ли не на цыпочках стала пробираться к двери своего кабинета.
— Ой, я так рада твоему звонку! — воскликнула Маринка в этот момент так громко, что я от неожиданности чуть не села.
Все остальные тоже обернулись.
— Совсем с ума сошла! — покрутил Виктор пальцем у виска, а Кряжимский только отмахнулся: делать замечания нашей секретарше — работа неблагодарная и даже вредная.
Так как на нашем производстве бесплатная выдача молока не предусматривалась, мы поспешили разойтись по своим рабочим местам, чтобы хотя бы собрать воедино разрозненные мысли. Увы, я напрасно надеялась остаться в одиночестве — буквально через несколько минут ко мне с сосредоточенным лицом вошел Сергей Иванович.
— Ольга Юрьевна, если не ошибаюсь, нашей Марине звонит Сосновский, — неторопливо начал он.
— Может быть, — пожала я плечами. — И что?
Честно говоря, я очень удивилась: раньше Сергей Иванович никогда не касался личной жизни своих коллег и не контролировал их телефонные звонки. А за Мариночкой в нашем офисе давно закрепилась репутация особы непостоянной и легкомысленной, поэтому ее знакомства не вписывались ни в какую категорию нормы. Впрочем, я сразу поняла, что это только начало разговора и пришел Кряжимский вовсе не для доклада о новом ухажере нашей секретарши.
— Понимаете, Ольга Юрьевна, я тут поразмыслил на досуге — самыми близкими людьми, находившимися в непосредственном и каждодневном контакте с Владимирцевым, были:
1) жена Инга;
2) секретарь;
3) коллеги по работе.
Я сидела с ничего не понимающей физиономией, пока Сергей Иванович подробно излагал мне давно известные факты. Спрашивать его о чем-либо я не решилась: либо сам все расскажет, либо все равно придется додумываться самой, только позже. Но Кряжимский не стал меня долго мучить.
— Мне непонятно одно: почему из этого логичного списка мы исключили очень важную фигуру — секретаря? По-моему, его алиби следовало бы проверить еще раньше. Но раз уж мы так серьезно занялись женой и коллегами, можно хотя бы сейчас выяснить его причастность, — осторожно предложил Сергей Иванович, ожидая моего ответа.
Конечно, в его словах не только светилась искра здравого смысла, но присутствовал и явный намек на наш общий недочет. Впрочем, исправить это, по-моему, было довольно легко. Я даже не стала спрашивать, положил ли трубку Сосновский, — обычно Мариночка быстро не расстается с жертвами своего обаяния, — поэтому без предупреждения взяла параллельную трубку и, вежливо извинившись, вклинилась в разговор.
— Здравствуйте, Ярослав Всеволодович, — как можно приветливее проворковала я. — Мне необходимо с вами встретиться. Когда вы сможете принять меня по личному вопросу? Или, может быть, сами подъедете к нам в офис?..
Пока я заговаривала зубы Сосновскому, Сергей Иванович не терял времени даром и очень вежливо попросил Мариночку прервать разговор. Услышав, что параллельная трубка в приемной опустилась на рычаг, я приступила к самому главному — проверке алиби секретаря Владимирцева. Уже через две минуты я вылетела из кабинета с новыми и очень важными сведениями.
— Есть работа, — прямо с порога бросила я клич, едва не врезаясь с разбегу в толпу своих сотрудников. — Ярослав очень подробно описал мне месторасположение лыжной базы, где он встречал Рождество. Сейчас нам необходимо проверить его алиби — поговорить с персоналом, опросить отдыхающих… Адрес и маршрут я записала.
— Можно я? — Маринка, как примерная школьница, подняла руку. — Оль, мне давно хочется заняться чем-нибудь стоящим. Кроме того, если Сосновский действительно проводил выходные на лыжной базе, так там, наверное, было полно народу — то есть свидетелей.
Я на мгновение задумалась: «Вряд ли секретарь Владимирцева ехал на базу отдыха, чтобы одиноко коротать время в своем номере. Наверняка вместе с остальными совершал лыжные прогулки и участвовал в мероприятиях. По его словам, он так и делал, но это еще необходимо проверить».
— Марин, ты понимаешь, этим надо заняться незамедлительно, а ты еще краситься будешь… — бросила я пробный камень, на который она сразу отреагировала.
— Так я же почти готова! Краситься я на этот раз не буду. Мне только домой на пару минут заскочить, переодеться — не стоит с самого начала вызывать у всех подозрение, пусть лучше думают, что я приехала покататься на лыжах, — улыбнулась секретарша. — Тем более что меня никто ни в чем не заподозрит.
Кроме какого-никакого интеллекта, у Маринки был еще один «плюс» — своей симпатичной мордашкой она могла свести с ума кого угодно, так что в успехе мероприятия я и не сомневалась. К тому же, если Сосновский проводил свободное время в окружении большого количества людей, у нашей секретарши и на это ума хватит. «Вот и узнает точно про безупречное алиби Ярослава Вселодовича, — подумала я, уже окончательно решив доверить это задание Маринке. — А то пока все известно только с его слов».
— Оль, ну дай мне еще один шанс, — умоляюще посмотрела на меня секретарша, не ведая о том, какие мысли крутятся в моей голове.
— Ладно, доказывай свою профпригодность, — махнула я рукой. — А то все время говоришь, что мы тебя недооцениваем. Но отправляйся туда прямо сейчас!..
— И никакой самодеятельности! — Виктор тоже счел своим долгом проинструктировать девушку. — Не выходи за рамки задания и строго следуй полученным указаниям, — строго закончил он.
Обрадованная Маринка мгновенно вылетела из офиса, чего мы, собственно говоря, и добивалась.
— Он приедет? — быстро спросил Виктор, как только дверь за секретаршей захлопнулась.
— Да, минут через десять, — подтвердила я, взглянув на часы.
— Хорошо, что Марина ушла, — будет меньше вздохов, — улыбнулся всегда сдержанный Кряжимский, который обычно не позволял себе подобных замечаний.
«Видимо, Маринка его окончательно довела своей очередной влюбленностью в Ярослава», — усмехнулась я, еще раз похвалив себя за правильную тактику ведения дел и временную нейтрализацию секретарши. Мы по телефону договорились, что Сосновский заедет к нам в офис для серьезного разговора. «Наконец-то выпала возможность познакомиться с ним поближе и пообщаться», — подумала я.
— Мое мнение об этом пижоне вы уже знаете. — Виктор поднялся и направился в свою фотолабораторию.
Я сразу поняла, что он уходил только потому, что боялся все испортить личной неприязнью к секретарю Владимирцева. Но иногда профессионализм выражается и в умении трезво оценивать собственные возможности. Сначала я было хотела остановить его, но Кряжимский сделал мне знак, и я промолчала.
— Ольга Юрьевна, так будет лучше. Разговор должен вестись непринужденный, поэтому сарказм Виктора только помешает созданию доверительной атмосферы, — объяснил Сергей Иванович, вступая в переговоры с Маринкиной кофеваркой.
С такими доводами нельзя было не согласиться, поэтому я успокоилась и с удовольствием погрузилась в созерцание хозяйственных хлопот нашего аналитика, которые он добровольно взвалил на себя в отсутствие Марины. Так как сидеть в приемной мне было как-то не по чину, я вскоре ушла в свой кабинет и придумала себе занятие: склеивать в кольцо перекрученные ленточки. Это единственное времяпрепровождение, которое не только успокаивало нервы, но и настраивало на рабочий лад.
Как только колечек оказалось штук двадцать, я достала фломастер и начала раскрашивать их одно за другим непрерывной линией, в таком же логическом порядке пытаясь выстроить собственные мысли.
— Ольга Юрьевна, вы не будете против, если я поприсутствую при разговоре? — показался в дверях кабинета Кряжимский.
Я с радостью согласилась, руководствуясь принципом: «Одна голова — хорошо, а без нее — намного смешнее». В данный момент моя почему-то отказывалась мне служить, поэтому интеллектуальные способности и аналитический ум Сергея Ивановича оказались бы при разговоре с потенциальным подозреваемым как нельзя кстати.
— Проходите, пожалуйста, — поднялась я навстречу Ярославу, как только он появился в нашем офисе.
Окинув быстрым взглядом и хорошо сшитый костюм, и безупречной белизны сорочку, и причесанную наверняка перед зеркалом шевелюру, я не удержалась от язвительных женских мыслей. «Ну просто сама безупречность! — подумала я, невольно ставя его рядом с Мариночкой, у которой вечно ломались каблуки, выбивались из прически локоны и появлялись пятна на одежде. — Нет, вместе быть они не смогут: он слишком аккуратен, чтобы терпеть возле себя такую легкомысленную и неорганизованную особу».
Честно говоря, я и сама часто не понимаю, как некоторым людям удается все время пребывать в таком безупречном состоянии, как будто они только что вышли из салона красоты. Лично я, при всем желании, просто не могу иной раз удержать марку и предстаю перед сотрудниками без макияжа или в измятых брюках. Конечно, такое случается не часто — только после выполнения какого-то ответственного задания, когда просто не успеваешь переодеться. Хотя я предполагала, что, в отличие от нас, простых смертных, даже после гонки с препятствиями Сосновский будет выглядеть как голливудская звезда.
Словом, чисто по-женски я могла понять Маринку, воспылавшую страстью к этому мужчине. Впрочем, на подобные размышления я много времени тратить не могла — человек пришел в редакцию по делу, поэтому пришлось немедленно взять себя в руки и начать разговор.
— Ярослав Всеволодович, вы как-то говорили, что Владимирцев в вашем присутствии жаловался на сердце, — напомнила я. — Могли бы вы вспомнить поточнее, как часто и когда именно это было?
— Практически постоянно, — не задумываясь ответил Сосновский, тряхнув головой. — Понимаете, я нередко замечал, что Геннадий Георгиевич сосал валидол, пил валокордин. По-моему, у него даже пузырек корвалола на работе стоял.
Я сумела сохранить невозмутимое выражение лица, но про себя подумала: «Видимо, Владимирцев очень любил жену, если так умело скрывал от нее состояние своего здоровья». Поговорив на общие темы, Кряжимский осторожно спросил:
— Скажите, а были ли у вашего шефа недоброжелатели? Ну, может быть, кто-то его недолюбливал… Очень часто мы сами не замечаем скрытой угрозы, а близкие люди обращают внимание на любой косой взгляд, — пояснил Сергей Иванович.
— Н-не знаю, — замялся секретарь, ерзая на кресле. — Вроде бы не было, но ручаться не буду. Наши контакты с ним были только деловыми: каждый занимался своими обязанностями. По-моему, Геннадий Георгиевич был доволен моей работой, так что никаких конфликтов на этот счет у нас не было. — Ярослав внезапно вспомнил, что брюки от неудобной позы могут некрасиво помяться, и, привстав, расправил складки.
Я улыбнулась: невооруженным глазом было видно, что Сосновский нервничает и чего-то боится. Впрочем, его слова сейчас ни в чем не противоречили его ранним показаниям. «Значит, милиция трясла», — догадалась я. К моему великому сожалению, большинство следователей совершенно не имеют навыков работы с людьми и, сохраняя служебную тайну, все-таки умудряются посеять зерно сомнения в душу подозреваемого. Судя по всему, Данильченко был как раз из их числа — прямо он, наверное, ничего не сказал секретарю покойного, но зато заставил его дергаться и искать оправдания своим поступкам.
Мы заранее договорились, что, кроме следственных органов, Инги Владимирцевой, Елены Кавериной и нас, журналистов газеты «Свидетель», пока никто не будет знать о неестественной причине смерти известного депутата. Как видно, Данильченко со своей ролью не очень-то справился, поэтому расхлебывать результаты его допросов приходилось сейчас нам.
Мы с Кряжимским давно поняли: чем меньше подробностей знают третьи лица, тем проще найти настоящих виновников и вычислить истинную картину любого преступления. Похоже, Ярослав ничего толком не знал, наверное, поэтому и нервничал. «Действительно, любой обыватель на его месте тоже задергался бы, если бы даже никакой своей вины не чувствовал», — решила я, в душе сочувствуя незадачливому секретарю.
— В последнее время у Владимирцева обострились отношения с Журавлевым, — немного погодя вспомнил Сосновский. — Не знаю, уж с чего все началось, — Геннадий Георгиевич мне ничего толком не объяснил, когда я у него спрашивал, но на глазах чуть ли не целой толпы народу они с Андреем Николаевичем едва не подрались.
Мы с Кряжимским изобразили на лицах искреннее удивление и попросили рассказать об этом инциденте поподробнее, однако, кроме только что сказанного, Ярослав ничего не добавил, — видимо, Владимирцев действительно не посвящал секретаря в свои личные дела. «Раз уж сегодняшний день у всех ассоциируется с „кровавым воскресеньем“, надо вернуться к недавним событиям», — без зазрения совести подумала я и начала новую атаку на Ярослава:
— Нам просто необходимо знать обо всех делах, запланированных депутатом Владимирцевым на рождественские каникулы. Личных и общественных, — уточнила я для большей ясности.
— У меня все записано, вот, можете проверить. — Изящным жестом Сосновский вытащил из кармана блокнот в кожаном переплете и протянул мне. — Я на свою память не жалуюсь, но так надежнее. Определенно могу сказать, что Геннадий Георгиевич звонил родственникам жены в Романовку, поздравлял их с праздниками. Все последующие дни мы встречались в рабочем офисе на улице Чернышевского и вместе разрабатывали новый проект распределения средств между округами — вы же знаете, он претендовал на место куратора.
— Когда проект надо было представить депутатам? — поинтересовался Кряжимский.
— Сразу же после каникул. Потому мы и засиживались в офисе до позднего вечера. Проект распределения финансов депутаты должны принять буквально в первые же рабочие дни Думы — от его целесообразности и будет зависеть, кто займет новое кресло, — обстоятельно и спокойно объяснил Ярослав, смахнув видимую ему одному пылинку с рукава.
— Ярослав Всеволодович, — переглянулись мы с Сергеем Ивановичем, — может быть, у всей этой истории есть политическая подоплека? Ну, например, какой-то звонок от коллег, который до такой степени мог расстроить Владимирцева, что у того случился сердечный приступ?
— Пытаетесь связать его смерть с работой? — задумался Сосновский, изобразив на своем красивом лице задумчивость. — Вряд ли. Конечно, вокруг этого места разгоралась конкуренция, претендентов было много, но все-таки не думаю, что все могло зайти настолько далеко, — скептически рассуждал Ярослав. — Впрочем, человеку с больным сердцем надо немного…
Я вздохнула и посетовала на то, что иногда для написания даже не сенсационной, а просто интересной статьи порой требуется найти и осмыслить массу материала, встретиться со многими людьми.
— Впрочем, в этом и заключается главная задача нас как журналистов, — улыбнулась я. — Спасибо за помощь, Ярослав Всеволодович.
— Ольга Юрьевна, вы ему верите? — спокойно спросил Кряжимский, когда дверь за нашим гостем закрылась.
— Вроде бы да, — ответила я, задумавшись на секунду. — По-моему, его слова ни в чем не противоречат фактам, о которых мы с вами узнали. Кроме того, и сам Ярослав, и Инга Львовна утверждают, что секретарь никогда не бывал в квартире шефа, так что вряд ли имел возможность подсоединить электрические провода к крану. Впрочем, дождемся Марину, — возможно, ее сведения добавят ясности в эту историю.
Глава 6
«Надо как-то оградить Журавлева от нападок Данильченко», — почему-то подумала я сразу после того, как уже поздним вечером Маринка привезла хорошие вести с лыжной базы. Ярослав Сосновский действительно был зарегистрирован там шестого января и уехал только седьмого около десяти утра, но очень поспешно, отменив лыжную прогулку, на которую собирался вместе с другими отдыхающими.
В общем-то мы все даже обрадовались тому, что алиби секретаря подтвердилось. Виктор долго скептически смотрел на Маринку, пока я расспрашивала ее о предпринятых действиях, и, похоже, остался доволен: секретарша привезла письменные свидетельства консьержа и администратора гостиницы, показания нескольких постояльцев. Так что придраться было не к чему, хоть Виктор очень старался и на этот раз, желая показать свое истинное отношение к секретарю Владимирцева.
«Интересно, почему наш фотограф так невзлюбил его? — ломала я голову, уже вернувшись домой. — К другим Маринкиным ухажерам он относился вполне спокойно…» Но долго мучиться над этой проблемой у меня попросту не было времени — перед новым рабочим днем не мешало хорошо выспаться. Поэтому, несмотря на протесты сердца, жаждущего получения новых эмоций от продолжения мелодрамы, в одиннадцать я отключила телевизор и зарылась головой в любимую подушку.
— Спишь? — задал Виктор свой любимый вопрос, на который, наверное, просто мечтал когда-нибудь получить утвердительный ответ.
— Ближе к делу, — скомандовала я, поздоровавшись.
— Арестовали убийцу, — как всегда лаконично, сообщил он.
Пока я судорожно соображала, кто и кого мог арестовать, Виктор выдерживал эффектную паузу. Так и не дождавшись продолжения, я решила продолжить разговор.
— Как и когда? — переспросила я, перебирая в уме всех наших подозреваемых и пытаясь угадать, на кого же именно из них пал роковой жребий.
«Скорее всего майор Данильченко уже успел позвонить нам в офис и сообщить эту сногсшибательную новость Виктору, который появился там раньше других, — подумала я. — Конечно, он старался не ради нас и не ради удачного материала, просто хотел узнать нашу реакцию». Впрочем, переживать по этому поводу я просто не имела права, потому что от моего настроения сейчас зависело настроение всей редакции.
— Кого именно задержали? Ты хотя бы фамилию запомнил? — снова спросила я, зная о невыносимой привычке фотографа не рассказывать о чем-нибудь как можно дольше.
— Обижаешь, начальник, — услышала я в трубке. — Электрика Белоусова.
Я почувствовала облегчение. И не потому, что смертно ненавидела неизвестного мне до сей поры электрика, — просто обрадовалась окончанию фразы, которую выслушала затаив дыхание.
— Стало быть, для задержания по подозрению в убийстве нашлись веские причины? — спросила я, уже представляя шрифт заголовка нашей будущей статьи в «Свидетеле», завершающей всю эту историю со смертью депутата городской Думы.
После того как Виктор фыркнул в трубку что-то неопределенное, я услышала голос Маринки, которая не выдержала и взяла инициативу рассказа в свои руки.
— Я как раз пришла на работу, когда Виктор с совершенно невозмутимым видом сказал Данильченко, что мы давно уже знаем его сногсшибательную новость про электрика, — усмехнулась она. — Представляешь, какое лицо было у майора?
Честно говоря, я не могла себе этого представить, но все-таки загордилась, что сотрудники не уронили чести газеты «Свидетель».
— Он буквально накануне, шестого января, приходил в дом Владимирцева, чтобы починить проводку, — стала объяснять Маринка. — Это зафиксировано в журнале вызовов в РЭУ. Кстати, мы тут посовещались и решили, что просто кто-то хочет подставить этого самого электрика, который никакого отношения к смерти Владимирцева не имеет. Правда, доказательств у нас пока нет. Оль, это все слишком субъективно: сначала на Журавлева все косвенные улики указывают, потому что он «в контрах» был с Геннадием Георгиевичем. Теперь — этот Белоусов, который случайно или намеренно приходил в квартиру прямо накануне смерти хозяина, да еще и в электричестве сечет.
— Думаешь, нас, как слепых котят, обводят вокруг пальца? — уточнила я, уже засовывая ногу в сапог и нащупывая в сумке ключи от офиса.
Маринка не удостоила меня ответом, но я уже и сама все поняла. Журналисты привыкают со временем больше полагаться на собственную интуицию, чем на заявления чиновников, поэтому в данном случае я, конечно, целиком доверяла своим сотрудникам. «Посмотреть бы на этого террориста-электрика», — усмехнулась я, паркуя машину возле редакции любимой газеты «Свидетель».
— Думаю, надо связаться с Ингой Львовной и порасспросить у нее о деталях, — услышала я голос Кряжимского, едва открыла дверь в приемную.
Все сотрудники мужского пола уже были в сборе, не наблюдалось только Мариночки, которая вышла за очередным пакетом сушек. Как я поняла с первых минут взаимных приветствий, Виктор уже успел объяснить сложившуюся ситуацию Сергею Ивановичу и они включились в работу. Я тоже сбросила шубу, нажала кнопку электрочайника и временно заняла Маринкин стул.
— Как полагаете, господа, Владимирцева в курсе?
— Однозначно, — повторил любимое слово известного политика Виктор, а Кряжимский добавил совершенно серьезно:
— Данильченко просил, по возможности, никому ничего не говорить о ходе расследования. Но если теперь официально задержали электрика, подозреваемого в убийстве, история с проводами в ванной комнате — уже не тайна. Не мог же майор милиции не взять показания у вдовы покойного, хотя бы для того, чтобы выяснить, не пропало ли что-то в квартире.
С этим я не могла не согласиться: с Ингой следователь в любом случае уже успел переговорить. Я пододвинула телефон и набрала уже запомнившуюся комбинацию цифр. Трубку взяла Каверина.
— Ольга Юрьевна! — обрадовалась она. — Я хотела позвонить в редакцию, но не посмела тревожить так рано. Знаете, у нас ЧП — задержали электрика.
— Это я и хотела обсудить, — подтвердила я.
Договорившись о встрече, я набрала номер Данильченко, который он оставил мне еще в самый первый свой визит, когда заподозрил Виктора в совершении преступления.
— Сергей Анатольевич, а как вы догадались, что именно Белоусов подсоединил электрические провода к душу? — спросила я после вежливого приветствия и поздравлений с удачным завершением дела.
Конечно, в завершение я не очень-то верила, но пришлось воспользоваться этим трюком, чтобы выудить нужные сведения у падкого на лесть милиционера.
— В этом нам очень помог товарищ Сосновский, — услышала я довольный голос майора. — Он вспомнил, что как раз шестого января Геннадий Георгиевич очень торопился из офиса домой, где они вместе с секретарем разрабатывали какой-то проект, потому что Владимирцев вызвал на вечер электрика. Кстати, в РЭУ мы эту информацию проверили, и документы подтверждают, что Белоусов в тот день действительно находился по вызову в квартире депутата.
Следователь многозначительно замолчал, очевидно, гордясь значимостью сообщения и ожидая моих новых вопросов. Конечно, разочаровывать его было жаль, но я тем не менее попрощалась и положила трубку. «Неужели на таких призрачных косвенных уликах можно состряпать обвинение в убийстве?» — подумала я. Впрочем, задать этот вопрос вслух я не решалась: о том, что милиция у нас частенько сначала сажает, а потом придумывает за что, я знала абсолютно точно.
В общем-то мы все даже обрадовались тому, что алиби секретаря подтвердилось. Виктор долго скептически смотрел на Маринку, пока я расспрашивала ее о предпринятых действиях, и, похоже, остался доволен: секретарша привезла письменные свидетельства консьержа и администратора гостиницы, показания нескольких постояльцев. Так что придраться было не к чему, хоть Виктор очень старался и на этот раз, желая показать свое истинное отношение к секретарю Владимирцева.
«Интересно, почему наш фотограф так невзлюбил его? — ломала я голову, уже вернувшись домой. — К другим Маринкиным ухажерам он относился вполне спокойно…» Но долго мучиться над этой проблемой у меня попросту не было времени — перед новым рабочим днем не мешало хорошо выспаться. Поэтому, несмотря на протесты сердца, жаждущего получения новых эмоций от продолжения мелодрамы, в одиннадцать я отключила телевизор и зарылась головой в любимую подушку.
* * *
Не успела я проглотить любимый тост с сыром, как затрезвонил сотовый. «Кроме Виктора, некому», — сразу сообразила я, на ходу дожевывая остатки завтрака. Я уже привыкла к тому, что по утрам меня обычно разыскивает только наш неугомонный фотограф, у которого для меня всегда находятся самые свежие и просто неотложные новости.— Спишь? — задал Виктор свой любимый вопрос, на который, наверное, просто мечтал когда-нибудь получить утвердительный ответ.
— Ближе к делу, — скомандовала я, поздоровавшись.
— Арестовали убийцу, — как всегда лаконично, сообщил он.
Пока я судорожно соображала, кто и кого мог арестовать, Виктор выдерживал эффектную паузу. Так и не дождавшись продолжения, я решила продолжить разговор.
— Как и когда? — переспросила я, перебирая в уме всех наших подозреваемых и пытаясь угадать, на кого же именно из них пал роковой жребий.
«Скорее всего майор Данильченко уже успел позвонить нам в офис и сообщить эту сногсшибательную новость Виктору, который появился там раньше других, — подумала я. — Конечно, он старался не ради нас и не ради удачного материала, просто хотел узнать нашу реакцию». Впрочем, переживать по этому поводу я просто не имела права, потому что от моего настроения сейчас зависело настроение всей редакции.
— Кого именно задержали? Ты хотя бы фамилию запомнил? — снова спросила я, зная о невыносимой привычке фотографа не рассказывать о чем-нибудь как можно дольше.
— Обижаешь, начальник, — услышала я в трубке. — Электрика Белоусова.
Я почувствовала облегчение. И не потому, что смертно ненавидела неизвестного мне до сей поры электрика, — просто обрадовалась окончанию фразы, которую выслушала затаив дыхание.
— Стало быть, для задержания по подозрению в убийстве нашлись веские причины? — спросила я, уже представляя шрифт заголовка нашей будущей статьи в «Свидетеле», завершающей всю эту историю со смертью депутата городской Думы.
После того как Виктор фыркнул в трубку что-то неопределенное, я услышала голос Маринки, которая не выдержала и взяла инициативу рассказа в свои руки.
— Я как раз пришла на работу, когда Виктор с совершенно невозмутимым видом сказал Данильченко, что мы давно уже знаем его сногсшибательную новость про электрика, — усмехнулась она. — Представляешь, какое лицо было у майора?
Честно говоря, я не могла себе этого представить, но все-таки загордилась, что сотрудники не уронили чести газеты «Свидетель».
— Он буквально накануне, шестого января, приходил в дом Владимирцева, чтобы починить проводку, — стала объяснять Маринка. — Это зафиксировано в журнале вызовов в РЭУ. Кстати, мы тут посовещались и решили, что просто кто-то хочет подставить этого самого электрика, который никакого отношения к смерти Владимирцева не имеет. Правда, доказательств у нас пока нет. Оль, это все слишком субъективно: сначала на Журавлева все косвенные улики указывают, потому что он «в контрах» был с Геннадием Георгиевичем. Теперь — этот Белоусов, который случайно или намеренно приходил в квартиру прямо накануне смерти хозяина, да еще и в электричестве сечет.
— Думаешь, нас, как слепых котят, обводят вокруг пальца? — уточнила я, уже засовывая ногу в сапог и нащупывая в сумке ключи от офиса.
Маринка не удостоила меня ответом, но я уже и сама все поняла. Журналисты привыкают со временем больше полагаться на собственную интуицию, чем на заявления чиновников, поэтому в данном случае я, конечно, целиком доверяла своим сотрудникам. «Посмотреть бы на этого террориста-электрика», — усмехнулась я, паркуя машину возле редакции любимой газеты «Свидетель».
— Думаю, надо связаться с Ингой Львовной и порасспросить у нее о деталях, — услышала я голос Кряжимского, едва открыла дверь в приемную.
Все сотрудники мужского пола уже были в сборе, не наблюдалось только Мариночки, которая вышла за очередным пакетом сушек. Как я поняла с первых минут взаимных приветствий, Виктор уже успел объяснить сложившуюся ситуацию Сергею Ивановичу и они включились в работу. Я тоже сбросила шубу, нажала кнопку электрочайника и временно заняла Маринкин стул.
— Как полагаете, господа, Владимирцева в курсе?
— Однозначно, — повторил любимое слово известного политика Виктор, а Кряжимский добавил совершенно серьезно:
— Данильченко просил, по возможности, никому ничего не говорить о ходе расследования. Но если теперь официально задержали электрика, подозреваемого в убийстве, история с проводами в ванной комнате — уже не тайна. Не мог же майор милиции не взять показания у вдовы покойного, хотя бы для того, чтобы выяснить, не пропало ли что-то в квартире.
С этим я не могла не согласиться: с Ингой следователь в любом случае уже успел переговорить. Я пододвинула телефон и набрала уже запомнившуюся комбинацию цифр. Трубку взяла Каверина.
— Ольга Юрьевна! — обрадовалась она. — Я хотела позвонить в редакцию, но не посмела тревожить так рано. Знаете, у нас ЧП — задержали электрика.
— Это я и хотела обсудить, — подтвердила я.
Договорившись о встрече, я набрала номер Данильченко, который он оставил мне еще в самый первый свой визит, когда заподозрил Виктора в совершении преступления.
— Сергей Анатольевич, а как вы догадались, что именно Белоусов подсоединил электрические провода к душу? — спросила я после вежливого приветствия и поздравлений с удачным завершением дела.
Конечно, в завершение я не очень-то верила, но пришлось воспользоваться этим трюком, чтобы выудить нужные сведения у падкого на лесть милиционера.
— В этом нам очень помог товарищ Сосновский, — услышала я довольный голос майора. — Он вспомнил, что как раз шестого января Геннадий Георгиевич очень торопился из офиса домой, где они вместе с секретарем разрабатывали какой-то проект, потому что Владимирцев вызвал на вечер электрика. Кстати, в РЭУ мы эту информацию проверили, и документы подтверждают, что Белоусов в тот день действительно находился по вызову в квартире депутата.
Следователь многозначительно замолчал, очевидно, гордясь значимостью сообщения и ожидая моих новых вопросов. Конечно, разочаровывать его было жаль, но я тем не менее попрощалась и положила трубку. «Неужели на таких призрачных косвенных уликах можно состряпать обвинение в убийстве?» — подумала я. Впрочем, задать этот вопрос вслух я не решалась: о том, что милиция у нас частенько сначала сажает, а потом придумывает за что, я знала абсолютно точно.