— Проходите… Сейчас все… организуем, все будет по высшему классу… Как, говорится в лучших домах Филадельфии…
— Вы там бывали? — осведомилась Лариса, проходя внутрь убогого жилища Святского и рассматривая обстановку.
Атмосфера в доме была мрачной: потолки давно, видимо, протекали и все были покрыты мутными разводами; в углах висела паутина, стены разнились между собой тем, что две из них были обклеены старыми ободранными обоями непонятного цвета, одна покрашена масляной краской, тоже, видимо, немало лет назад, так как краска во многих местах облупилась, а четвертая стена и вовсе была оклеена пожелтевшими газетами, вероятно, для нее в свое время не хватило либо обоев, либо желания.
— Набор мебели в комнате господина Святского был минимальным — деревянный стол посередине, два стула в разных концах комнаты, комод и шкаф. Что находилось в соседней комнате, Лариса не видела, так как вход в нее был закрыт линялой занавеской, имевшей некогда малиновый цвет.
Лариса с отвращением вдыхала «аромат» тухлой капусты, которым был пропитан весь дом. Хозяйки здесь явно не чувствовалось.
— Нет, не приходилось, — тем временем ответил Святский, суетливо хлопоча возле стола, сметая с него крошки, убирая грязную посуду. — Но в Америке бывал.
— Вот как? — удивленно приподняла брови Лариса.
— Да… — гордо поднял голову Виталий Георгиевич. — Я же разведчик… Бывший…
Этим он добил Ларису окончательно.
Впрочем, главные потрясения были еще впереди. Святский неожиданно откинул голову назад, усмехнулся и, насмешливо глядя на гостью маленькими глазками, произнес по-английски без единого намека на русский акцент:
— Хай, май лэди! Тэйк ит изи! Иф ю уонна дринк, ю хэв ту ду ит райт нау!
Лариса неважно понимала английский, но по жестам Святского поняла, что хозяин приглашает ее к столу и подтверждает, что сейчас пьянка будет организована по высшему классу.
— Ну, что? — перешел Святский на русский, весьма довольный произведенным эффектом. — Вот так…
Лариса не стала торопить события и расспрашивать, а выставила бутылку на стол вместе с закуской. Она уже поняла, что Святский относится к типу алкоголиков-хвастунов и болтунов. Это было ей на руку.
К тому же она рассчитывала, что бутылка сделает его более разговорчивым.
Взгляд Святского на гастрономические прелести, доставленные из ресторана Ларисы, был скептическим, чем немало поразил ее. Это был взгляд рафинированного английского лорда, которого занесло волею судьбы в маленькую шотландскую деревню, где он был вынужден довольствоваться скромным крестьянским обедом.
Выпив первые пятьдесят граммов, он крякнул, причмокнул и тут же начал быстро-быстро говорить, презрительно вытянув губы трубочкой:
— Эта колбаса ненастоящая… Я вам точно говорю. Вот в Москве, еще тогда, при социализме, в одном посольстве я ел сервелат.
Отличный сервелат, отличный! Сейчас такого нет. Настоящий, твердый, его чистить не надо было.
— А вот салат попробуйте, Виталий Георгиевич, — подвинула Лариса пластмассовую плошку.
— Оливье, — с видом знатока резюмировал Святский. — Самое лучшее оливье делают во Франции.
— Вы и там были?
— Приходилось, — кратко ответил Святский. — Где только не бывал… Это сейчас все развалилось, все ушли кто куда. А я вот…
На пенсию вышел по возрасту, а раньше был переводчиком в КГБ. Бывало, вызовет меня Роман Абрамович, полковник, и говорит:
«Виталь, дело есть одно, сложное. Никто, кроме тебя, не справится. Там нужно английский знать досконально». Я говорю — ноу проблем, тэйк ит изи! Меня сразу — в самолет, завтра я на месте, обед, виски, лейтенант честь отдает… Чай, кофе «Арабика» настоящий. Нормально? — спросил он и тут же сам себе ответил:
— Нормально… Возвращаюсь — Роман Абрамыч говорит: «Молодец!» Открывает ящик, достает конверт, говорит — бери! Я беру, раскрываю, а там — пятьсот… Нет, семьсот… баксов. Вот так! Это еще тогда было, при советской власти…
— А что же вы делали? — решила спросить Лариса, удивленная рассказом хозяина убогого жилища.
— О-о-о! — поднял палец вверх Святский и ухмыльнулся. — Об этом я до сих пор говорить не могу. Секретность… Сорри.
Котова понимающе кивнула и подлила водки в стакан бывшего разведчика. Она видела, что ему самому до смерти хочется продолжить рассказы о своем боевом прошлом и что он только ломается и тянет время, набивая себе цену. Святский опрокинул еще одну рюмку и, придвинувшись к Ларисе, доверительно сказал, оттопырив нижнюю губу:
— Вы — умная женщина! Сразу видно, умная. С вами можно откровенно говорить.
Я… разведчик. Не говорю с первым попавшимся, а вы, я вижу, нормальный человек.
Вас как зовут?
— Лариса, — коротко ответила Котова.
— Чем занимаетесь? — отрывисто спросил Святский, в котором неожиданно проснулись его профессиональные рефлексы — если, конечно, он не врал насчет своего прошлого.
Лариса внутренне отметила, что он допустил непростительную ошибку с точки зрения разведчика, как-то: пустил ее в дом, не выяснив, зачем она пришла, как ее зовут, и первым начал пить водку. Это означало, что он либо врал, либо после того, как его выгнали из разведки за пьянку, он полностью утратил все навыки разведчика. Во всяком случае, бдительность у него здорово притупилась.
— Я директор ресторана, — честно призналась Лариса.
Святский удивленно поднял брови, но тут же принял снисходительный вид, продолжая играть свою роль.
— О, вы настоящая леди! С вами можно иметь дело. В Италии я был знаком… близко, — несколько кокетливо уточнил он, — С одной хозяйкой таверны. Ее звали Стефания. Я как-то приехал… Дверь открыта немного… была. Она стояла у окна. Я подхожу, обнимаю ее. Она говорит: «Виталий, ты, что ль?» Я говорю: «Я!» Вот так она меня узнала! — с победным видом закончил Виталий Георгиевич, хотя Лариса так и не поняла, к чему он рассказал ей этот эпизод.
— А все же, Виталий Георгиевич, насчет Зинки…
— Да! — щелкнув пальцами, тут же согласился бывший разведчик. — Сейчас насчет Зинки. Она… безграмотная женщина.
Совершенно безграмотная! Никакой культуры, никакого образования. Просто плебейка.
Надо сказать, не только у нас такие есть. Меня как-то Роман Абрамыч вызывает… показывает письмо… — Виталий Георгиевич сделал многозначительную паузу. — Серьезное письмо. Оно должно было в Танзанию уйти…
По дипломатическим каналам. Он мне говорит — прочти, Виталь, скажи свое мнение.
Ну, я прочитал… — Святский выдержал паузу и категорически рубанул рукой воздух:
— Там все не правильно! Я ему говорю — кто писал? Он говорит — выпускница факультета иностранных языков. Я ему говорю — никуда не годится! Давай ее сюда. Он кнопку нажимает, она приходит… Он ее давай песочить. Я говорю — тэйк ит изи, ноу проблем!
Садись! Пиши! Учись! — Святский при каждом отрывочно произнесенном слове выбрасывал вперед кисть правой руки. — Она села… Написала, я проверил — все правильно! Я Роману Абрамычу говорю — бери! Посылай! Все будет о'кей! Вот такие безграмотные женщины после института! А вы говорите, Зинка… Она кулинарное училище и то не закончила.
Лариса, порядком утомленная бессмысленным хвастовством отставного разведчика-переводчика, решила наконец перейти к делу.
— Меня интересует Зинка лишь в связи с тем, чем она зарабатывала на жизнь. Она где-нибудь работала?
— Она вообще не любит работать. Вообще! Тунеядка, — развел руками Святский. — И мать у нее такая же.
— Значит, не работала, — кивнула Лариса. — И у меня есть сведения, что она в последнее время исполняла функции сутенерши. Это верно?
Святский вдруг вскочил со стула и как-то суетливо и нервно забегал вокруг стола.
— А я-то, я-то при чем? — спросил он, останавливаясь прямо перед Ларисой. — Я ей сразу сказал — будешь этим заниматься, выгоню! Сразу выгоню! Она не поняла.
Я и выгнал. Вы-гнал! — твердо повторил он, стукнув себя кулаком в грудь. — Вот так!
У меня… разговор короткий. Не нравится — иди! Живи где хочешь!
— Никто вас ни в чем не обвиняет, Виталий Георгиевич, — поспешила успокоить разволновавшегося отставника Лариса. — Меня интересует даже не Зинка, а девушки, которых она сюда приводила. А особенно одна девушка. И вы должны ее знать.
После этих слов Лариса достала из сумочки фотографию Лели и протянула Святскому. Тот взял ее, выпятив нижнюю губу, и всмотрелся в изображение. При этом рука его дрогнула.
— Так вы знаете ее? — после паузы спросила Лариса.
— Да, — коротко ответил Святский, возвращая ей фотографию. — И в милиции знают. Мне скрывать нечего. Человек я честный. Чего мне скрывать?
— Тогда расскажите мне, что вам известно о трагедии, произошедшей с этой девушкой.
— Не буду! — неожиданно отрезал Святский и надулся.
— Почему? — удивилась Лариса.
— Да потому что ничего я больше не знаю и знать не хочу! Все, что знал, давно рассказал!
— Но я же не из милиции, — попробовала убедить его Лариса. — Я же не в курсе, что вы им там рассказывали.
— А вам это зачем? — задал наконец Виталий Георгиевич вопрос, который, по идее, должен был задать сразу.
— Дело в том, что я тетка Лели Величкиной, — в первый раз за время беседы соврала Лариса. — И хочу узнать, кто сделал это с моей племянницей. Поэтому очень прошу вас помочь, поскольку вы как человек интеллигентный должны понимать, что это просто варварство и самое настоящее злодейство.
— Да, — коротко кивнул Святский, польщенный тем, что его причислили к интеллигентным людям. — Да. Вы правы. Вот у нас в разведке такого не допускали. Многое случалось — но такого не было. Не было! Вы правы. Варварство. Но… я ничего не знаю.
Чем могу помочь? Не знаю. Все, что знал, давно рассказал.
— А вы мне повторите то, что говорили милиции, — попросила Лариса.
Святский выпил еще одну рюмку, оттопырил губу, несколько раз втянул ее и вытянул, закурил Ларисины «Кент-лайтс», небрежно выпуская дым в потолок и закидывая ногу на ногу, и наконец заговорил…
Через десять минут Виталий Георгиевич поведал Ларисе, как в то раннее майское утро он вышел из дома, мучимый вполне естественным для него желанием — опохмелиться. Так как ближайшая точка, торгующая спиртными напитками, находилась за два квартала от дома, ему пришлось пройти через двор, где жила Леля Величкина. Проходя мимо ее подъезда, он увидел лежавшее под лавочкой скрюченное девичье тело. На всякий случай Виталий Георгиевич подошел поближе и обнаружил, что девушка вся в крови и в синяках. Кроме того, она была без сознания. Будучи от природы человеком мягкосердечным и сердобольным, Святский, не задумываясь, побежал вызывать «Скорую», а также милицию, потому что сразу понял, что здесь явно попахивает криминалом. Более того, он назвал свое имя и честно дождался приезда обеих машин. Лелю увезли в больницу, а самого Виталия Георгиевича — в милицию, где он в течение часа давал показания, после чего его наконец отпустили домой. Правда, потом еще вызывали несколько раз, уточняли, перепроверяли, а затем оставили наконец в покое… Видимо, дело зашло в тупик, и его похоронили, как считал сам Виталий Георгиевич.
— Сейчас не умеют раскрывать преступления, — со вздохом подвел он категоричный итог своему рассказу. — Не умеют! Совершенно не умеют работать! Вот у нас в разведке…
Лариса, обеспокоенная тем, что сейчас потянутся бесконечные воспоминания о золотых днях службы Виталия Георгиевича в разведывательной службе, быстро прервала его, спросив:
— А вы узнали эту девушку?
— В смысле? — сделал вид, что не понял вопроса, Святский.
— Вы же видели ее до этого происшествия? И видели у себя дома.
— А это вы с чего взяли? — отвел глаза в сторону Виталий Георгиевич.
— Ее опознали ваши соседи, — пошла напролом Лариса. — Несколько человек подтвердили, что видели, как она посещала ваш дом. Я понимаю, что милиции вы об этом не сообщили, но обещаю вам в свою очередь, что и я не стану их информировать.
У меня совсем другие цели. Мне нужно лишь узнать, кто совершил это надругательство над моей племянницей.
Святский тяжело вздохнул, молча шевеля губами и по-прежнему глядя в сторону.
Затем одним махом опрокинул еще одну рюмку, вытер рот тыльной стороной ладони и снова вздохнул.
— Ментов точно не будет? — уточнил он.
— Точно, я же сказала вам, какие цели преследую, — твердо повторила Лариса.
— Ну, хорошо. Да, знал я ее, девчонку эту малолетнюю. Знал даже, что Лелей зовут.
— Она часто у вас бывала?
— Да раз восемь, наверное, — почесал в затылке Святский. — И ведь сопливая совсем! Нет, сейчас нравы не те! Не те нравы!
Симпатичная девка, ей бы учиться, а потом — глядишь, в Штаты, глядишь, во Францию! Нет! На грязной постели под мужиками валяться лучше! Куда катимся! — закончил он, сокрушенно качая головой и по новой наполняя рюмку.
Лариса заметила, что непроницаемый сотрудник органов госбезопасности впал в сентиментальное настроение. Глаза его увлажнились, движения стали более расслабленными, менее нервозными, утратив судорожную быстроту и ожесточенность жестикуляции.
— Так вы мне все же расскажите, при каких обстоятельствах она была, с кем, когда примерно? — возвращала его Лариса к интересующей ее теме, хотя во многом разделяла настроение Святского.
— Да с мужиком каким-то еще зимой первый раз появилась. Зинка их обоих привела, — решился на признание Святский, отчаянно махнув рукой. — Я с ними и не разговаривал, они сразу в той комнате уединились и вышли только часа через два. Тот с Зинкой-то сразу расплатился, а она потом из этой суммы девчонке чего-то отстегнула.
Та прямо аж просияла вся.
— Это было один раз?
— Нет, не один, куда там! Я ж говорю — раз десять она приходила, наверное. А может, больше. Я не считал.
— То есть тогда вы узнали ее? Когда обнаружили тело?
— Нет, сразу, конечно, не узнал… Мне просто хотелось помочь. А потом, когда узнал, решил милиции не говорить. Зачем мне проблемы? И так уже затаскали дальше некуда — где нашел да как нашел. А Зинка все это дело, конечно, знала — вот и стала, как выгнал, пугать, что ментам меня сдаст, что, мол, я эту Лелю и изуродовал, потому что якобы она со мной спать не захотела. — Святский подавленно засмеялся и разлил остатки водки.
Нужно сказать, что эта информация уже во второй раз поразила Ларису. Очень уж ей не хотелось верить в то, что увиденная ею хрупкая юная девочка Леля могла находиться в объятиях какого-то мужика на грязной постели в этой ужасной квартире. Кем он ей был, этот мужик: любовником или клиентом? Понятно, что скорее всего все же клиентом. Неужели она настолько нуждалась в деньгах, что радовалась любой сумме за свои услуги? Лариса покачала головой и вновь обратилась к Святскому:
— Так, Виталий Георгиевич, а не можете ли вы вспомнить, с кем в последний раз приходила к вам сюда Леля?
Спившийся переводчик напрягся — он был уже достаточно пьян и сидел, покачивая головой из стороны в сторону, опершись на локти, — и после некоторого молчания ответил:
— А она в основном с одним и тем же и приходила.
— С кем? — быстро спросила Лариса.
— Я не знаю, — пожал плечами Святский. — Как зовут — не знаю. Он только все ворчал — это ему не так, то ему не эдак. То тараканы ему, то подушки грязные, то еще чего… А я что — мне не больно-то это все сдалось, пускать сюда всех подряд… Это Зинка все, а ей все было мало… Я ей говорю — Зин, я устроюсь на работу. Зачем это все надо? Меня зовут в турфирму, в университет… Я отказывался все, меня коллектив не устраивал… — пояснил он. — А тут вот прижало, я решил согласиться…
Лариса с сомнением посмотрела на захваставшегося переводчика, который отчаянно желал казаться более значительным, чем являлся на самом деле. Кто может пригласить этого опустившегося человека работать? Только тот, который сознательно решил разорить свою туристическую фирму Или декан, которому совершенно наплевать на репутацию своего факультета как в глазах студентов, так и в глазах ректората.
— Ну вот, — продолжал тем временем Святский. — Мне предлагали тысячу баксов в месяц. Нормально? Нормально! А Зинка все отмахивалась, не хотела жить по-нормальному. Я ее и выгнал поэтому…
— Так, Виталий Георгиевич, давайте по делу, вы все же вспомните, как выглядел тот клиент? — Лариса решительно прервала Святского.
— Ну как выглядел, как выглядел… — сразу засуетился тот. — Обычно выглядел…
Нормальный мужик, не то чтоб молодой, но и не старый, не худой, но и не толстый, не низок, не высок.
— Что значит «не низок, не высок»? — строго спросила Лариса.
— Ну, то и значит, что среднего роста, — уточнил Святский.
— Так, уже лучше. Какие еще приметы?
Ты же разведчик, Виталий Георгиевич! — подбодрила хозяина притона Лариса. — Должен все помнить! И все замечать!
— Сейчас, сейчас, — успокаивающе поднял палец вверх Святский. — Вспомню я…
Я замечал… Подождите… Ах, ну да — пальто серое финское помню… Потом ежик на голове — волосы, то есть, короткие. Ну а лицо обыкновенное такое… У нас в управлении куча таких, незапоминающихся. Я еще подумал, в разведке бы ему служить — как раз такой типаж, какой нужен.
— Н-да, негусто, — покачала головой Лариса. — А на какой машине они приехали, не помнишь?
Святский еще раз напряг свою голову.
Память явно подводила разведчика, явно подводила. Он с сожалением посмотрел на закончившуюся бутылку водки, убрал ее со стола, согласно распространенной примете, и покачал головой.
— Что, не вспомнил? — спросила Лариса.
— Помню, что красная машина была.
И все… — отрезал Святский.
«Стоп… Красная машина… Уж не „Шевроле“ ли?» — тут же мелькнуло в голове у Ларисы.
— Какой марки? — быстро спросила она.
— Не знаю… Не помню… Я не автомобилист, — развел он руками. — Хоть и в разведке служил, а не автомобилист…
Ларисе ничего не оставалось, как извиниться перед Святским и удалиться во двор к своей машине. Вскоре она вернулась обратно и разложила перед хозяином каталоги автомобилей. Они уже второй раз за последние дни приносили ощутимую пользу.
— Ну… Какая машина? — спрашивала Лариса из-за плеча алкоголика, который всматривался в фотографии.
— Нет… Не помню… Нужно освежить память, — Святский повернулся к Ларисе и красноречиво показал на бутылку водки. Таким образом, недвусмысленно намекал на то, что желает продолжения банкета. Лариса легко решилась на эту трату, с единственным условием, что за бутылкой она пойдет вместе с неутомимым алкоголиком-говоруном.
Святский, нервно суетясь, быстро начал собираться. Он накинул на свое скудное одеяние старую ветровку, не став из экономии времени переодевать вытянувшиеся трико, и быстро отрапортовал:
— Все готово! Кам он! Лет-с гоу! Би квик! Би квик! — вполне внятно повторял он, стоя перед Ларисой навытяжку.
Та взяла свою сумочку и вместе со Святским вышла на улицу. Он сел в ее машину, восхищенно крутя головой, осмотрел салон.
— Мне в свое время «мере» предлагали.
Отказался! Наотрез отказался! Говорю, водить не умею! Шоферам казенным не доверяю — разобьюсь еще! Не надо! Я пешком привык ходить…
Они доехали до ближайшего магазина, где Лариса купила Виталию Георгиевичу бутылку водки и гамбургер, который он у нее выклянчил на закуску, после чего оба вернулись в машину. Возвращаться к Святскому домой Лариса посчитала ненужной тратой времени, поэтому разговор решила продолжить в салоне ее «Вольво».
— Так-так… — приговаривал Святский, всматриваясь в изображения иномарок. — «БМВ» были, но не у него… По-моему, «Тойота» белая была, но тоже не у него… Ах, вот, да! «Шевроле», — прочитал он и ткнул в каталог крючковатым пальцем. — Вот на такой, по-моему, он приезжал.
— Крыло помято у нее было? — спросила Лариса.
— Да вроде нет, — покачал головой Святский. — Вроде нет. , — Ну, и на этом спасибо, — облегченно вздохнула Лариса.
"Итак, все сходится, — подумала она. — Значит, именно тот клиент, на «Шевроле», и был виноват в том, что случилось с Лелей.
Совпадения здесь вряд ли возможны… И значит, нужно искать Зинку и через нее выходить на этого самого клиента с незапоминающейся внешностью. Вот и все".
А Святскому явно получшало после того, как он приступил ко второй бутылке прямо в машине, прихлебывая водку из горлышка. Он вновь пустился в воспоминания о своей службе в разведке, в том числе говорил, что из горла его научили пить знакомые американцы-пьяницы, которые таким образом хлебали виски, а он в это время якобы вытаскивал из них нужные для КГБ сведения.
— Все американцы свиньи! — безапелляционно заявлял он, пренебрежительно крутя головой. — Абсолютно бескультурная нация! Водку пьют, пьянеют м-моментально!
Лариса машинально кивала и думала о своем. Однако ей пришлось прервать воспоминания Святского, потому что, во-первых, ей все это было не особенно интересно, а во-вторых, посмотрев на часы, она обнаружила, что пора обедать, а потом направляться в налоговую инспекцию — это уже по делам ресторана, о которых за расследованием нельзя было забывать.
— Так, ладно, Виталий Георгиевич, с тобой хорошо, но все же нужно и честь знать, — решительно вклинилась Лариса в ностальгический монолог Святского. — Была бы тебе очень благодарна, если бы ты мне сказал, где можно застать твою Зинку…
— Зинку? — переспросил Святский. — Это можно… Бери блокнот! Пиши! — он снова стал вскидывать кисть руки в такт своим фразам.
Он уже окончательно опьянел и, видимо, представил себя в кабинете Романа Абрамовича, дающего наставления выпускнице факультета иностранных языков. Лариса чуть усмехнулась и вынула записную книжку.
— Революционная, дом два. Там она живет сейчас. Квартира пять, — изрек Виталий Георгиевич.
Лариса записала адрес старой сводницы Зинки и уже открыла было дверцу со стороны Святского, давая понять, что разговор окончен, когда перехватила выразительный взгляд суетливо ерзавшего на сиденье полиглота.
— Что такое? — не поняла она.
— Ну, вы… Это самое… Сами говорили, что будете очень благодарны за Зинкин адрес, — бегая глазками, скороговоркой проговорил Святский.
— Ax, да, — усмехнулась Лариса, открывая сумочку, и в упор спросила:
— Сколько?
— Полтинничек… Нормально? Нормально! Вы довольны — я доволен! Все о'кей!.
Ноу проблем! Тэйк ит изи! — так и сыпал он свои излюбленные фразы.
Лариса молча протянула ему пятьдесят рублей и поспешила распрощаться с бывшим разведчиком.
По идее, ехать к Зинке нужно было сразу.
Но Лариса не смогла этого сделать, поскольку у нее были дела в налоговой, и продолжила свое расследование только вечером.
Зинка проживала на одной из центральных улиц, в старом жилом доме, рядом с аптекой. Район был хорошо известен Ларисе и находился недалеко от ее собственного дома. Старый, почерневший от бесконечных дождей, опаленный солнцем с кое-где сохранившейся покраской, дом стоял прямо напротив аптеки. Поднимаясь на его крыльцо, Лариса мечтала об одном — не провалиться с прогнивших ступенек в находящуюся прямо под носом выгребную яму, смердящую похлеще, чем тухлая капуста в квартире Святского. «И чего вдруг им вздумалось расходиться — они, должно быть, идеальная пара», — подумала она. Через секунду у Котовой появилась возможность в очередной раз убедиться в своей интуиции: дверь открылась, и на пороге появилась базарного вида женщина неопределенного возраста, с лицом, похожим на мерзлую картофелину, с кудлатыми желтыми волосами.
На ее лице ярким пятном горели губы, накрашенные алой помадой, которая подчеркивала нездоровый цвет ее лица. И никаких следов макияжа. Хозяйка была одета в цветастый халат не первой свежести, перетянутый поясом другой расцветки. По ее глазам — причем под левым фиолетовым цветом горел синяк — можно было сделать вывод, что она навеселе.
— Вам кого? — спросила вышедшая довольно неприветливо.
— Мне нужна Зинаида, — ответила Лариса, звякнув бутылкой в пакете — она знала, что с Зинкой нужно говорить на том же языке, что и с ее бывшим сожителем.
— Вы от кого? — спросила она теперь заинтересованно, тем не менее несколько настороженно.
— Я от вашего бывшего мужа, по делу, — сказала Лариса.
Зинка подозрительно оглядела Ларису, не особо скрывая этого своего взгляда, скорчила скептическую физиономию и уточнила:
— По какому делу? Если чего он про меня насочинял, то врет он все. Я у него уж сто лет не появлялась. А будет врать — я и сама на него в милицию заявлю. Видали мы таких грамотеев…
И уже собралась было исчезнуть за дверью, но Лариса остановила ее:
— Он совсем на вас не жаловался. Наоборот, советовал обратиться как к компетентному человеку.
Зинка была несколько обескуражена. Она не очень понимала смысл сказанного Ларисой, но интуитивно догадалась, что «компетентный» — это что-то лестное, поэтому и смягчила тон:
— Ну ладно, давайте, проходите в дом.
Лариса, уставившись себе под ноги, чтобы не дай бог ни на что не наткнуться в темном коридоре, прошла внутрь. Она направилась вслед за хозяйкой по расчищенной естественным образом тропинке — мусор на ней был притоптан от хождения туда-обратно. Вдоль этой дорожки по всему коридору были разбросаны самые разнообразные вещи: одежда, консервные банки, рваный мужской ботинок начала пятидесятых и даже сожженная, со следами какой-то пригоревшей каши кастрюля. Словом, перед Ларисой во всем своем разнообразии представала коммунальная клоака.
— Вы там бывали? — осведомилась Лариса, проходя внутрь убогого жилища Святского и рассматривая обстановку.
Атмосфера в доме была мрачной: потолки давно, видимо, протекали и все были покрыты мутными разводами; в углах висела паутина, стены разнились между собой тем, что две из них были обклеены старыми ободранными обоями непонятного цвета, одна покрашена масляной краской, тоже, видимо, немало лет назад, так как краска во многих местах облупилась, а четвертая стена и вовсе была оклеена пожелтевшими газетами, вероятно, для нее в свое время не хватило либо обоев, либо желания.
— Набор мебели в комнате господина Святского был минимальным — деревянный стол посередине, два стула в разных концах комнаты, комод и шкаф. Что находилось в соседней комнате, Лариса не видела, так как вход в нее был закрыт линялой занавеской, имевшей некогда малиновый цвет.
Лариса с отвращением вдыхала «аромат» тухлой капусты, которым был пропитан весь дом. Хозяйки здесь явно не чувствовалось.
— Нет, не приходилось, — тем временем ответил Святский, суетливо хлопоча возле стола, сметая с него крошки, убирая грязную посуду. — Но в Америке бывал.
— Вот как? — удивленно приподняла брови Лариса.
— Да… — гордо поднял голову Виталий Георгиевич. — Я же разведчик… Бывший…
Этим он добил Ларису окончательно.
Впрочем, главные потрясения были еще впереди. Святский неожиданно откинул голову назад, усмехнулся и, насмешливо глядя на гостью маленькими глазками, произнес по-английски без единого намека на русский акцент:
— Хай, май лэди! Тэйк ит изи! Иф ю уонна дринк, ю хэв ту ду ит райт нау!
Лариса неважно понимала английский, но по жестам Святского поняла, что хозяин приглашает ее к столу и подтверждает, что сейчас пьянка будет организована по высшему классу.
— Ну, что? — перешел Святский на русский, весьма довольный произведенным эффектом. — Вот так…
Лариса не стала торопить события и расспрашивать, а выставила бутылку на стол вместе с закуской. Она уже поняла, что Святский относится к типу алкоголиков-хвастунов и болтунов. Это было ей на руку.
К тому же она рассчитывала, что бутылка сделает его более разговорчивым.
Взгляд Святского на гастрономические прелести, доставленные из ресторана Ларисы, был скептическим, чем немало поразил ее. Это был взгляд рафинированного английского лорда, которого занесло волею судьбы в маленькую шотландскую деревню, где он был вынужден довольствоваться скромным крестьянским обедом.
Выпив первые пятьдесят граммов, он крякнул, причмокнул и тут же начал быстро-быстро говорить, презрительно вытянув губы трубочкой:
— Эта колбаса ненастоящая… Я вам точно говорю. Вот в Москве, еще тогда, при социализме, в одном посольстве я ел сервелат.
Отличный сервелат, отличный! Сейчас такого нет. Настоящий, твердый, его чистить не надо было.
— А вот салат попробуйте, Виталий Георгиевич, — подвинула Лариса пластмассовую плошку.
— Оливье, — с видом знатока резюмировал Святский. — Самое лучшее оливье делают во Франции.
— Вы и там были?
— Приходилось, — кратко ответил Святский. — Где только не бывал… Это сейчас все развалилось, все ушли кто куда. А я вот…
На пенсию вышел по возрасту, а раньше был переводчиком в КГБ. Бывало, вызовет меня Роман Абрамович, полковник, и говорит:
«Виталь, дело есть одно, сложное. Никто, кроме тебя, не справится. Там нужно английский знать досконально». Я говорю — ноу проблем, тэйк ит изи! Меня сразу — в самолет, завтра я на месте, обед, виски, лейтенант честь отдает… Чай, кофе «Арабика» настоящий. Нормально? — спросил он и тут же сам себе ответил:
— Нормально… Возвращаюсь — Роман Абрамыч говорит: «Молодец!» Открывает ящик, достает конверт, говорит — бери! Я беру, раскрываю, а там — пятьсот… Нет, семьсот… баксов. Вот так! Это еще тогда было, при советской власти…
— А что же вы делали? — решила спросить Лариса, удивленная рассказом хозяина убогого жилища.
— О-о-о! — поднял палец вверх Святский и ухмыльнулся. — Об этом я до сих пор говорить не могу. Секретность… Сорри.
Котова понимающе кивнула и подлила водки в стакан бывшего разведчика. Она видела, что ему самому до смерти хочется продолжить рассказы о своем боевом прошлом и что он только ломается и тянет время, набивая себе цену. Святский опрокинул еще одну рюмку и, придвинувшись к Ларисе, доверительно сказал, оттопырив нижнюю губу:
— Вы — умная женщина! Сразу видно, умная. С вами можно откровенно говорить.
Я… разведчик. Не говорю с первым попавшимся, а вы, я вижу, нормальный человек.
Вас как зовут?
— Лариса, — коротко ответила Котова.
— Чем занимаетесь? — отрывисто спросил Святский, в котором неожиданно проснулись его профессиональные рефлексы — если, конечно, он не врал насчет своего прошлого.
Лариса внутренне отметила, что он допустил непростительную ошибку с точки зрения разведчика, как-то: пустил ее в дом, не выяснив, зачем она пришла, как ее зовут, и первым начал пить водку. Это означало, что он либо врал, либо после того, как его выгнали из разведки за пьянку, он полностью утратил все навыки разведчика. Во всяком случае, бдительность у него здорово притупилась.
— Я директор ресторана, — честно призналась Лариса.
Святский удивленно поднял брови, но тут же принял снисходительный вид, продолжая играть свою роль.
— О, вы настоящая леди! С вами можно иметь дело. В Италии я был знаком… близко, — несколько кокетливо уточнил он, — С одной хозяйкой таверны. Ее звали Стефания. Я как-то приехал… Дверь открыта немного… была. Она стояла у окна. Я подхожу, обнимаю ее. Она говорит: «Виталий, ты, что ль?» Я говорю: «Я!» Вот так она меня узнала! — с победным видом закончил Виталий Георгиевич, хотя Лариса так и не поняла, к чему он рассказал ей этот эпизод.
— А все же, Виталий Георгиевич, насчет Зинки…
— Да! — щелкнув пальцами, тут же согласился бывший разведчик. — Сейчас насчет Зинки. Она… безграмотная женщина.
Совершенно безграмотная! Никакой культуры, никакого образования. Просто плебейка.
Надо сказать, не только у нас такие есть. Меня как-то Роман Абрамыч вызывает… показывает письмо… — Виталий Георгиевич сделал многозначительную паузу. — Серьезное письмо. Оно должно было в Танзанию уйти…
По дипломатическим каналам. Он мне говорит — прочти, Виталь, скажи свое мнение.
Ну, я прочитал… — Святский выдержал паузу и категорически рубанул рукой воздух:
— Там все не правильно! Я ему говорю — кто писал? Он говорит — выпускница факультета иностранных языков. Я ему говорю — никуда не годится! Давай ее сюда. Он кнопку нажимает, она приходит… Он ее давай песочить. Я говорю — тэйк ит изи, ноу проблем!
Садись! Пиши! Учись! — Святский при каждом отрывочно произнесенном слове выбрасывал вперед кисть правой руки. — Она села… Написала, я проверил — все правильно! Я Роману Абрамычу говорю — бери! Посылай! Все будет о'кей! Вот такие безграмотные женщины после института! А вы говорите, Зинка… Она кулинарное училище и то не закончила.
Лариса, порядком утомленная бессмысленным хвастовством отставного разведчика-переводчика, решила наконец перейти к делу.
— Меня интересует Зинка лишь в связи с тем, чем она зарабатывала на жизнь. Она где-нибудь работала?
— Она вообще не любит работать. Вообще! Тунеядка, — развел руками Святский. — И мать у нее такая же.
— Значит, не работала, — кивнула Лариса. — И у меня есть сведения, что она в последнее время исполняла функции сутенерши. Это верно?
Святский вдруг вскочил со стула и как-то суетливо и нервно забегал вокруг стола.
— А я-то, я-то при чем? — спросил он, останавливаясь прямо перед Ларисой. — Я ей сразу сказал — будешь этим заниматься, выгоню! Сразу выгоню! Она не поняла.
Я и выгнал. Вы-гнал! — твердо повторил он, стукнув себя кулаком в грудь. — Вот так!
У меня… разговор короткий. Не нравится — иди! Живи где хочешь!
— Никто вас ни в чем не обвиняет, Виталий Георгиевич, — поспешила успокоить разволновавшегося отставника Лариса. — Меня интересует даже не Зинка, а девушки, которых она сюда приводила. А особенно одна девушка. И вы должны ее знать.
После этих слов Лариса достала из сумочки фотографию Лели и протянула Святскому. Тот взял ее, выпятив нижнюю губу, и всмотрелся в изображение. При этом рука его дрогнула.
— Так вы знаете ее? — после паузы спросила Лариса.
— Да, — коротко ответил Святский, возвращая ей фотографию. — И в милиции знают. Мне скрывать нечего. Человек я честный. Чего мне скрывать?
— Тогда расскажите мне, что вам известно о трагедии, произошедшей с этой девушкой.
— Не буду! — неожиданно отрезал Святский и надулся.
— Почему? — удивилась Лариса.
— Да потому что ничего я больше не знаю и знать не хочу! Все, что знал, давно рассказал!
— Но я же не из милиции, — попробовала убедить его Лариса. — Я же не в курсе, что вы им там рассказывали.
— А вам это зачем? — задал наконец Виталий Георгиевич вопрос, который, по идее, должен был задать сразу.
— Дело в том, что я тетка Лели Величкиной, — в первый раз за время беседы соврала Лариса. — И хочу узнать, кто сделал это с моей племянницей. Поэтому очень прошу вас помочь, поскольку вы как человек интеллигентный должны понимать, что это просто варварство и самое настоящее злодейство.
— Да, — коротко кивнул Святский, польщенный тем, что его причислили к интеллигентным людям. — Да. Вы правы. Вот у нас в разведке такого не допускали. Многое случалось — но такого не было. Не было! Вы правы. Варварство. Но… я ничего не знаю.
Чем могу помочь? Не знаю. Все, что знал, давно рассказал.
— А вы мне повторите то, что говорили милиции, — попросила Лариса.
Святский выпил еще одну рюмку, оттопырил губу, несколько раз втянул ее и вытянул, закурил Ларисины «Кент-лайтс», небрежно выпуская дым в потолок и закидывая ногу на ногу, и наконец заговорил…
Через десять минут Виталий Георгиевич поведал Ларисе, как в то раннее майское утро он вышел из дома, мучимый вполне естественным для него желанием — опохмелиться. Так как ближайшая точка, торгующая спиртными напитками, находилась за два квартала от дома, ему пришлось пройти через двор, где жила Леля Величкина. Проходя мимо ее подъезда, он увидел лежавшее под лавочкой скрюченное девичье тело. На всякий случай Виталий Георгиевич подошел поближе и обнаружил, что девушка вся в крови и в синяках. Кроме того, она была без сознания. Будучи от природы человеком мягкосердечным и сердобольным, Святский, не задумываясь, побежал вызывать «Скорую», а также милицию, потому что сразу понял, что здесь явно попахивает криминалом. Более того, он назвал свое имя и честно дождался приезда обеих машин. Лелю увезли в больницу, а самого Виталия Георгиевича — в милицию, где он в течение часа давал показания, после чего его наконец отпустили домой. Правда, потом еще вызывали несколько раз, уточняли, перепроверяли, а затем оставили наконец в покое… Видимо, дело зашло в тупик, и его похоронили, как считал сам Виталий Георгиевич.
— Сейчас не умеют раскрывать преступления, — со вздохом подвел он категоричный итог своему рассказу. — Не умеют! Совершенно не умеют работать! Вот у нас в разведке…
Лариса, обеспокоенная тем, что сейчас потянутся бесконечные воспоминания о золотых днях службы Виталия Георгиевича в разведывательной службе, быстро прервала его, спросив:
— А вы узнали эту девушку?
— В смысле? — сделал вид, что не понял вопроса, Святский.
— Вы же видели ее до этого происшествия? И видели у себя дома.
— А это вы с чего взяли? — отвел глаза в сторону Виталий Георгиевич.
— Ее опознали ваши соседи, — пошла напролом Лариса. — Несколько человек подтвердили, что видели, как она посещала ваш дом. Я понимаю, что милиции вы об этом не сообщили, но обещаю вам в свою очередь, что и я не стану их информировать.
У меня совсем другие цели. Мне нужно лишь узнать, кто совершил это надругательство над моей племянницей.
Святский тяжело вздохнул, молча шевеля губами и по-прежнему глядя в сторону.
Затем одним махом опрокинул еще одну рюмку, вытер рот тыльной стороной ладони и снова вздохнул.
— Ментов точно не будет? — уточнил он.
— Точно, я же сказала вам, какие цели преследую, — твердо повторила Лариса.
— Ну, хорошо. Да, знал я ее, девчонку эту малолетнюю. Знал даже, что Лелей зовут.
— Она часто у вас бывала?
— Да раз восемь, наверное, — почесал в затылке Святский. — И ведь сопливая совсем! Нет, сейчас нравы не те! Не те нравы!
Симпатичная девка, ей бы учиться, а потом — глядишь, в Штаты, глядишь, во Францию! Нет! На грязной постели под мужиками валяться лучше! Куда катимся! — закончил он, сокрушенно качая головой и по новой наполняя рюмку.
Лариса заметила, что непроницаемый сотрудник органов госбезопасности впал в сентиментальное настроение. Глаза его увлажнились, движения стали более расслабленными, менее нервозными, утратив судорожную быстроту и ожесточенность жестикуляции.
— Так вы мне все же расскажите, при каких обстоятельствах она была, с кем, когда примерно? — возвращала его Лариса к интересующей ее теме, хотя во многом разделяла настроение Святского.
— Да с мужиком каким-то еще зимой первый раз появилась. Зинка их обоих привела, — решился на признание Святский, отчаянно махнув рукой. — Я с ними и не разговаривал, они сразу в той комнате уединились и вышли только часа через два. Тот с Зинкой-то сразу расплатился, а она потом из этой суммы девчонке чего-то отстегнула.
Та прямо аж просияла вся.
— Это было один раз?
— Нет, не один, куда там! Я ж говорю — раз десять она приходила, наверное. А может, больше. Я не считал.
— То есть тогда вы узнали ее? Когда обнаружили тело?
— Нет, сразу, конечно, не узнал… Мне просто хотелось помочь. А потом, когда узнал, решил милиции не говорить. Зачем мне проблемы? И так уже затаскали дальше некуда — где нашел да как нашел. А Зинка все это дело, конечно, знала — вот и стала, как выгнал, пугать, что ментам меня сдаст, что, мол, я эту Лелю и изуродовал, потому что якобы она со мной спать не захотела. — Святский подавленно засмеялся и разлил остатки водки.
Нужно сказать, что эта информация уже во второй раз поразила Ларису. Очень уж ей не хотелось верить в то, что увиденная ею хрупкая юная девочка Леля могла находиться в объятиях какого-то мужика на грязной постели в этой ужасной квартире. Кем он ей был, этот мужик: любовником или клиентом? Понятно, что скорее всего все же клиентом. Неужели она настолько нуждалась в деньгах, что радовалась любой сумме за свои услуги? Лариса покачала головой и вновь обратилась к Святскому:
— Так, Виталий Георгиевич, а не можете ли вы вспомнить, с кем в последний раз приходила к вам сюда Леля?
Спившийся переводчик напрягся — он был уже достаточно пьян и сидел, покачивая головой из стороны в сторону, опершись на локти, — и после некоторого молчания ответил:
— А она в основном с одним и тем же и приходила.
— С кем? — быстро спросила Лариса.
— Я не знаю, — пожал плечами Святский. — Как зовут — не знаю. Он только все ворчал — это ему не так, то ему не эдак. То тараканы ему, то подушки грязные, то еще чего… А я что — мне не больно-то это все сдалось, пускать сюда всех подряд… Это Зинка все, а ей все было мало… Я ей говорю — Зин, я устроюсь на работу. Зачем это все надо? Меня зовут в турфирму, в университет… Я отказывался все, меня коллектив не устраивал… — пояснил он. — А тут вот прижало, я решил согласиться…
Лариса с сомнением посмотрела на захваставшегося переводчика, который отчаянно желал казаться более значительным, чем являлся на самом деле. Кто может пригласить этого опустившегося человека работать? Только тот, который сознательно решил разорить свою туристическую фирму Или декан, которому совершенно наплевать на репутацию своего факультета как в глазах студентов, так и в глазах ректората.
— Ну вот, — продолжал тем временем Святский. — Мне предлагали тысячу баксов в месяц. Нормально? Нормально! А Зинка все отмахивалась, не хотела жить по-нормальному. Я ее и выгнал поэтому…
— Так, Виталий Георгиевич, давайте по делу, вы все же вспомните, как выглядел тот клиент? — Лариса решительно прервала Святского.
— Ну как выглядел, как выглядел… — сразу засуетился тот. — Обычно выглядел…
Нормальный мужик, не то чтоб молодой, но и не старый, не худой, но и не толстый, не низок, не высок.
— Что значит «не низок, не высок»? — строго спросила Лариса.
— Ну, то и значит, что среднего роста, — уточнил Святский.
— Так, уже лучше. Какие еще приметы?
Ты же разведчик, Виталий Георгиевич! — подбодрила хозяина притона Лариса. — Должен все помнить! И все замечать!
— Сейчас, сейчас, — успокаивающе поднял палец вверх Святский. — Вспомню я…
Я замечал… Подождите… Ах, ну да — пальто серое финское помню… Потом ежик на голове — волосы, то есть, короткие. Ну а лицо обыкновенное такое… У нас в управлении куча таких, незапоминающихся. Я еще подумал, в разведке бы ему служить — как раз такой типаж, какой нужен.
— Н-да, негусто, — покачала головой Лариса. — А на какой машине они приехали, не помнишь?
Святский еще раз напряг свою голову.
Память явно подводила разведчика, явно подводила. Он с сожалением посмотрел на закончившуюся бутылку водки, убрал ее со стола, согласно распространенной примете, и покачал головой.
— Что, не вспомнил? — спросила Лариса.
— Помню, что красная машина была.
И все… — отрезал Святский.
«Стоп… Красная машина… Уж не „Шевроле“ ли?» — тут же мелькнуло в голове у Ларисы.
— Какой марки? — быстро спросила она.
— Не знаю… Не помню… Я не автомобилист, — развел он руками. — Хоть и в разведке служил, а не автомобилист…
Ларисе ничего не оставалось, как извиниться перед Святским и удалиться во двор к своей машине. Вскоре она вернулась обратно и разложила перед хозяином каталоги автомобилей. Они уже второй раз за последние дни приносили ощутимую пользу.
— Ну… Какая машина? — спрашивала Лариса из-за плеча алкоголика, который всматривался в фотографии.
— Нет… Не помню… Нужно освежить память, — Святский повернулся к Ларисе и красноречиво показал на бутылку водки. Таким образом, недвусмысленно намекал на то, что желает продолжения банкета. Лариса легко решилась на эту трату, с единственным условием, что за бутылкой она пойдет вместе с неутомимым алкоголиком-говоруном.
Святский, нервно суетясь, быстро начал собираться. Он накинул на свое скудное одеяние старую ветровку, не став из экономии времени переодевать вытянувшиеся трико, и быстро отрапортовал:
— Все готово! Кам он! Лет-с гоу! Би квик! Би квик! — вполне внятно повторял он, стоя перед Ларисой навытяжку.
Та взяла свою сумочку и вместе со Святским вышла на улицу. Он сел в ее машину, восхищенно крутя головой, осмотрел салон.
— Мне в свое время «мере» предлагали.
Отказался! Наотрез отказался! Говорю, водить не умею! Шоферам казенным не доверяю — разобьюсь еще! Не надо! Я пешком привык ходить…
Они доехали до ближайшего магазина, где Лариса купила Виталию Георгиевичу бутылку водки и гамбургер, который он у нее выклянчил на закуску, после чего оба вернулись в машину. Возвращаться к Святскому домой Лариса посчитала ненужной тратой времени, поэтому разговор решила продолжить в салоне ее «Вольво».
— Так-так… — приговаривал Святский, всматриваясь в изображения иномарок. — «БМВ» были, но не у него… По-моему, «Тойота» белая была, но тоже не у него… Ах, вот, да! «Шевроле», — прочитал он и ткнул в каталог крючковатым пальцем. — Вот на такой, по-моему, он приезжал.
— Крыло помято у нее было? — спросила Лариса.
— Да вроде нет, — покачал головой Святский. — Вроде нет. , — Ну, и на этом спасибо, — облегченно вздохнула Лариса.
"Итак, все сходится, — подумала она. — Значит, именно тот клиент, на «Шевроле», и был виноват в том, что случилось с Лелей.
Совпадения здесь вряд ли возможны… И значит, нужно искать Зинку и через нее выходить на этого самого клиента с незапоминающейся внешностью. Вот и все".
А Святскому явно получшало после того, как он приступил ко второй бутылке прямо в машине, прихлебывая водку из горлышка. Он вновь пустился в воспоминания о своей службе в разведке, в том числе говорил, что из горла его научили пить знакомые американцы-пьяницы, которые таким образом хлебали виски, а он в это время якобы вытаскивал из них нужные для КГБ сведения.
— Все американцы свиньи! — безапелляционно заявлял он, пренебрежительно крутя головой. — Абсолютно бескультурная нация! Водку пьют, пьянеют м-моментально!
Лариса машинально кивала и думала о своем. Однако ей пришлось прервать воспоминания Святского, потому что, во-первых, ей все это было не особенно интересно, а во-вторых, посмотрев на часы, она обнаружила, что пора обедать, а потом направляться в налоговую инспекцию — это уже по делам ресторана, о которых за расследованием нельзя было забывать.
— Так, ладно, Виталий Георгиевич, с тобой хорошо, но все же нужно и честь знать, — решительно вклинилась Лариса в ностальгический монолог Святского. — Была бы тебе очень благодарна, если бы ты мне сказал, где можно застать твою Зинку…
— Зинку? — переспросил Святский. — Это можно… Бери блокнот! Пиши! — он снова стал вскидывать кисть руки в такт своим фразам.
Он уже окончательно опьянел и, видимо, представил себя в кабинете Романа Абрамовича, дающего наставления выпускнице факультета иностранных языков. Лариса чуть усмехнулась и вынула записную книжку.
— Революционная, дом два. Там она живет сейчас. Квартира пять, — изрек Виталий Георгиевич.
Лариса записала адрес старой сводницы Зинки и уже открыла было дверцу со стороны Святского, давая понять, что разговор окончен, когда перехватила выразительный взгляд суетливо ерзавшего на сиденье полиглота.
— Что такое? — не поняла она.
— Ну, вы… Это самое… Сами говорили, что будете очень благодарны за Зинкин адрес, — бегая глазками, скороговоркой проговорил Святский.
— Ax, да, — усмехнулась Лариса, открывая сумочку, и в упор спросила:
— Сколько?
— Полтинничек… Нормально? Нормально! Вы довольны — я доволен! Все о'кей!.
Ноу проблем! Тэйк ит изи! — так и сыпал он свои излюбленные фразы.
Лариса молча протянула ему пятьдесят рублей и поспешила распрощаться с бывшим разведчиком.
По идее, ехать к Зинке нужно было сразу.
Но Лариса не смогла этого сделать, поскольку у нее были дела в налоговой, и продолжила свое расследование только вечером.
Зинка проживала на одной из центральных улиц, в старом жилом доме, рядом с аптекой. Район был хорошо известен Ларисе и находился недалеко от ее собственного дома. Старый, почерневший от бесконечных дождей, опаленный солнцем с кое-где сохранившейся покраской, дом стоял прямо напротив аптеки. Поднимаясь на его крыльцо, Лариса мечтала об одном — не провалиться с прогнивших ступенек в находящуюся прямо под носом выгребную яму, смердящую похлеще, чем тухлая капуста в квартире Святского. «И чего вдруг им вздумалось расходиться — они, должно быть, идеальная пара», — подумала она. Через секунду у Котовой появилась возможность в очередной раз убедиться в своей интуиции: дверь открылась, и на пороге появилась базарного вида женщина неопределенного возраста, с лицом, похожим на мерзлую картофелину, с кудлатыми желтыми волосами.
На ее лице ярким пятном горели губы, накрашенные алой помадой, которая подчеркивала нездоровый цвет ее лица. И никаких следов макияжа. Хозяйка была одета в цветастый халат не первой свежести, перетянутый поясом другой расцветки. По ее глазам — причем под левым фиолетовым цветом горел синяк — можно было сделать вывод, что она навеселе.
— Вам кого? — спросила вышедшая довольно неприветливо.
— Мне нужна Зинаида, — ответила Лариса, звякнув бутылкой в пакете — она знала, что с Зинкой нужно говорить на том же языке, что и с ее бывшим сожителем.
— Вы от кого? — спросила она теперь заинтересованно, тем не менее несколько настороженно.
— Я от вашего бывшего мужа, по делу, — сказала Лариса.
Зинка подозрительно оглядела Ларису, не особо скрывая этого своего взгляда, скорчила скептическую физиономию и уточнила:
— По какому делу? Если чего он про меня насочинял, то врет он все. Я у него уж сто лет не появлялась. А будет врать — я и сама на него в милицию заявлю. Видали мы таких грамотеев…
И уже собралась было исчезнуть за дверью, но Лариса остановила ее:
— Он совсем на вас не жаловался. Наоборот, советовал обратиться как к компетентному человеку.
Зинка была несколько обескуражена. Она не очень понимала смысл сказанного Ларисой, но интуитивно догадалась, что «компетентный» — это что-то лестное, поэтому и смягчила тон:
— Ну ладно, давайте, проходите в дом.
Лариса, уставившись себе под ноги, чтобы не дай бог ни на что не наткнуться в темном коридоре, прошла внутрь. Она направилась вслед за хозяйкой по расчищенной естественным образом тропинке — мусор на ней был притоптан от хождения туда-обратно. Вдоль этой дорожки по всему коридору были разбросаны самые разнообразные вещи: одежда, консервные банки, рваный мужской ботинок начала пятидесятых и даже сожженная, со следами какой-то пригоревшей каши кастрюля. Словом, перед Ларисой во всем своем разнообразии представала коммунальная клоака.