Алешина Светлана. Барышня-воровка (сборник)

Светлана Алешина
Барышня-воровка (сборник)

Барышня-воровка

Пролог

   Лунная дорожка пролегла через Волгу, внезапно обрывалась где-то у противоположного берега. Слева скелетом динозавра мрачно возвышался мост, соединяющий Тарасов и Покровск.
   «Мост в никуда…» – тоскливо-философски подумал Владимир Светлинский, и ему страшно захотелось выпить. Хотя бы портвейна, как в старые добрые времена, когда он еще числился студентом театрального училища. «Нет! – тут же отрезал Владимир. – Никакого алкоголя! Если бы тогда… Не буду больше пить! Попробую начать новую жизнь…»
   Да, сегодня он был трезв, впервые с тех пор, как его выпустили из милиции под подписку о невыезде. Ну, почти трезв. По телу еще периодически прокатывала похмельная волна. Крайне неприятное ощущение!
   «Набережная… Сколько здесь было хорошего! – на Владимира накатила ностальгия. – Ну, не только, конечно, случалось и по морде получать, но все это – такие пустяки! Теперь-то уж ничего не вернуть».
   Мысли потомка дворян возникали и переплетались самым хаотическим и нелепым образом. Владимиру вдруг страшно захотелось, чтобы время повернулось вспять. Он даже готов был сейчас получить от кого-нибудь по морде, если бы это помогло вернуться в прошлое. Но чудес, как говорится, не бывает.
   Внезапно Светлинским овладело отчаянное раскаяние. Как он старался доказать себе, что ни в чем не виноват, что на все воля божья и что вообще мысли его по большому счету – похмельный бред! Но подсознание в упор не хотело принимать, казалось, веские, логически обоснованные доводы.
   «Это судьба! – в отчаянии подумал Владимир. – Всю жизнь посвятил тому, что играл в театре трагедии, и в конце концов сам стал невольным участником одной из них, только в действительности». «Вся наша жизнь – театр, и все мы в нем актеры», – неожиданно вспомнилась цитата классика. Каким же несправедливым показалось в ту секунду Владимиру мироздание! Ему захотелось уйти из жизни! «Брошу театр», – твердо решил Светлинский. Из жизни он уходить, конечно, не стал, так как все же оставался вполне здравомыслящим человеком. Помогали, наверное, и визиты к психиатру, которого он посещал последние дни.
   «Эх, знал бы я, кто написал эту проклятую пьесу, которая называется «Моя жизнь»!» – в гневе сжал кулаки Светлинский и обратил взор к небесам. Однако тут же к нему пришло осознание, что господь бог – всего лишь директор театра, а конкретные пьесы ставит режиссер-постановщик, коим является сам человек. Странно, но в тот момент, когда Владимир перестал испытывать раскаяние по поводу того, что отмечал встречу с одноклассниками в неподходящий момент в неподходящем месте, и слишком бурно, подсознание его успокоилось. Он уверенно зашагал прочь с набережной, размышляя о том, насколько свежей будет его голова наутро, когда он явится в театр за расчетом.

Глава 1

   Софья Невзорова медитировала, но никак не могла сосредоточиться. Она занималась медитацией, чтобы хоть немного отвлечься от мирской суеты. Восточные благовония распространяли расслабляющий аромат. Соне вспомнилось, что в Китае в состав палочек для медитации входит, помимо всего прочего, опиум. «Какая пошлость! – возмутилась про себя Сонечка. – Вспоминать сейчас о проблеме борьбы с наркотиками!»
   Соне удалось-таки сосредоточиться на собственном Атмане. На этот раз она решила остановиться на медитации Смысла, которая в первой своей фазе, помимо всего прочего, предполагает интенсивную работу разума. Быть может, на этот раз ей удастся постичь Смысл? «А что это такое вообще? – спросила себя Соня. – Вот что имеет смысл для меня? Устроиться в театр, и чтобы меня непременно взяли на достойную роль. Но имеет ли это смысл, скажем, для соседа двумя этажами ниже, дяди Васи? Скорее, для него больше важен червонец, на который в ближайшем киоске можно приобрести чекушку спирта. Или вот для меня имеет смысл приворожить Олега Рыбака. А для моей бывшей коллеги по работе в театре, Люды Жульской? Рыбак ей никогда не нравился. Она его всегда презрительно называла «мусором», чем вызывала у меня страшную обиду. Поэтому я не любила ее. А Володя Крадов, тоже актер, очень даже любил Люду. Так имеет ли тогда смысл любить Люду или не любить?»
   Древние индийцы говорили, что не имеет, так как все это – Сансара. Но они стремились достичь Нирваны, а раз стремились, значит, видели в этом смысл. Тогда для того, чтобы достичь Нирваны, есть смысл понять, что в дилемме «любить Люду или не любить» нет никакого смысла. Однако постигаем мы это через ту же дилемму. То есть в Сансаре есть смысл!
   «Значит, смысл есть во всем, и когда я это пойму, то познаю Нирвану!» – продолжала размышлять Соня, вдыхая таинственный запах, исходящий от дымящейся палочки.
   Ей вспомнились слова из песни Бориса Гребенщикова: «А если поймешь, что Сансара – Нирвана, то всяка печаль пройдет!» В этот миг Соня наконец постигла давно вызубренную истину, что Атман, то есть чувство собственного «я», у нее ничем не отличается от Атмана всех живых, да и неживых существ в мире, включая сам Абсолют, и это единственное, что вечно и постоянно, а все остальное – преходяще и изменчиво и потому бессмысленно.
   И тут до ее уха донесся скрип, смысла в котором актрисе отыскать не удалось. «Сансара!» – с грустью подумала Соня и открыла глаза. Ароматическая палочка почти истлела. Дверь в обитель медитации была приоткрыта. В комнату въезжала на инвалидном кресле мама. Со стороны гостиной доносился режущий уши, никак не сочетающийся с Путем Просветления звук. Отчаянно трезвонил телефон.
   – Наверное, тебя, Сонечка! – ласково сказала Маргарита Ярополковна.
   – Иду, мама, иду, – грустно вздохнула Софья, которая уже полностью осознала, в чем смысл того, что произошло. Если бы не телефон, быть может, ей удалось бы на этот раз достичь Нирваны.
   Софья сняла трубку.
   – Алло!
   – Сонька, Сонечка, как давно с тобой не разговаривала! – затараторил прямо в ухо женский голос. – Ты не представляешь, сколько всего произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз! Представляешь?
   – Нет, не представляю, – ответила Софья, мучительно размышляя, с кем ей выпала честь общаться впервые за долгое-долгое время.
   – Моя собачка наконец получила медаль! – радостно сообщила собеседница.
   – Счастлива за твою собачку. Извини, но я никак не соображу, с кем я разговариваю?
   – Да Люда это, Люда!
   – Какая Люда?
   – Люда Жульская.
   – Ой, а я о тебе как раз только что вспоминала!
   – Что, правда? То-то я смотрю, икота на меня напала! Есть, значит, какое-то зерно истины в народных приметах?
   – Быть может. Честно говоря, я ожидала звонка от кого угодно, но никак уж не от тебя.
   – Как поживает Рыбак?
   «Интересно, а его икота миновала или нет?» – мелькнуло в голове у Сони. Вслух же она сказала:
   – Давно его не видела. Так что свежими новостями не могу похвастаться…
   – Ладно, черт с ним! – У Сони от этих слов все застыло внутри. – Я тебе, на самом-то деле, не просто так звоню. Хочу сообщить кое-что важное!
   – Да-а?
   – Точно! У нас тут в театре, похоже, вакантное место нарисовалось. Если хочешь, ты можешь…
   Сердце Сони на мгновение остановилось. Воображение живо нарисовало картинку. Левая рука Софьи клонится к сцене от тяжести несметного количества цветов. Правая продолжает принимать букеты от нескончаемой вереницы поклонников. И все это под оглушительный грохот аплодисментов.
   – …Если не одумается, то сопьется, – заключила Люда.
   – Кто сопьется?
   – Как «кто»? Светлинский, конечно!
   – Какой Светлинский?
   – Да ты вообще слушаешь меня или нет?!
   – Извини, я на секунду призадумалась.
   – Светлинский Владимир. Актер, который увольняется, место которого ты можешь занять.
   «Уж от кого-кого, а от Люды я помощи никак не ожидала, – думала Соня. – Никак чудеса просветления?»
   – А этот Светлинский, он что, из-за запоя увольняется?
   – Да нет, что ты! Горе у него. Да черт бы с ним! Ты лучше подъезжай, я тебе лично обо всем расскажу.
   – Когда?
   – Чем быстрее, тем лучше.
   – Ясно. Ну тогда – до встречи!
   – Пока.
   Соня повесила трубку и хлопнула в ладоши от радости. Неужто все-таки сбывается ее давнишняя мечта вернуться в театр? Неужели снова ей предстоит появиться на сцене в одеянии какой-нибудь прекрасной матроны времен гладиаторов или же в образе… скажем, восточной царицы… Да кем угодно! Все! Больше раздумывать Софья Невзорова не стала. Она спешила в свою комнату. Одеваться и прямиком – в театр!

* * *

   В фойе Соня увидела какое-то противоестественное столпотворение. Люди суетились, сновали, о чем-то переговаривались. Девушка озиралась по сторонам, надеясь разглядеть в толпе Люду, и ничего не могла понять. Но тут, наконец-то, появилась Люда.
   Если бы Соня не знала совершенно точно, что Жульская – актриса, она наверняка приняла бы ее за представительницу другой, самой древней профессии и решила бы, что место работы ее на улице Большая Казачья. Однако, к счастью, Люда была всего лишь актрисой. Впрочем, это тоже достаточно древняя профессия.
   Описать Жульскую очень легко: крашеная блондинка. Косметика на лице напоминает грим клоуна. Бюст – как у Верки Сердючки. Ниже – шестьдесят на девяносто. Одним словом, все путем.
   – Сонечка! Сонечка! – завизжала Люда и бросилась обнимать бывшую коллегу. – Слава богу, ты пришла!
   – Почему это вдруг «слава богу»?
   – Театр пропадает без тебя! Ты даже не подозреваешь, какую роль тебе собираются предложить!
   – Какую же?
   – Роль в шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта»!!!
   «Наверное, роль какой-нибудь служанки третьего порядка, – с грустью подумала Софья. – Откажусь». Но Люда опровергла ее догадки.
   – Самую главную роль! – сообщила она. – Главнее быть просто не может! Ты понимаешь, о чем я? – последние слова были произнесены таинственно-вкрадчивым тоном. При этом Люда заглянула Соне в глаза с видом сатаны-обольстителя.
   – А директор театра знает обо мне?
   – Конечно, о тебе все знают, и все тебя ждут не дождутся!
   Соня оглянулась на мельтешащих вокруг людей. «Уж не меня ли они ждут?» – иронично усмехнулась она.
   – А что это тут за вавилонское столпотворение? – спросила она вслух.
   – Как, а ты не помнишь? Сегодня же день зарплаты!
   – Ах, ну да, – удивляясь разочарованию в собственном голосе, протянула Соня. – Совсем запамятовала.
   Но Люда уже тянула ее за руку.
   – Пойдем! Пойдем! К Виктору Андреевичу!
   – У вас новый директор?
   – Точно! И он, наверное, уже все пальцы себе переломал…
   – Ты это о чем? – удивилась и даже немного испугалась Соня.
   – Ну, Виктор Андреевич очень нетерпеливый. И когда он кого-нибудь ждет, то имеет нехорошую привычку заламывать пальцы. Пойдем!
   Люда еще раз дернула Соню за руку.
   Виктор Андреевич восседал в своем кресле с безмятежностью Будды и действительно ломал пальцы. Во всяком случае, было очень похоже на то.
   – Здравствуйте, Виктор Андреевич! – отрапортовала Люда. – Вот она перед вами, Софья Карловна Невзорова!
   Директор вскочил с кресла и сложил ладони на манер йога. Было, было в нем что-то такое… Дух Гималаев! Может быть, в прошлой жизни он и правда был каким-нибудь ламой, духовным учителем, а потом наработал чудовищную карму и перевоплотился вот в такого нелепого персонажа.
   – Софья Невзорова! – театрально произнес он. – Я столько слышал о вас!
   Макушку Виктора Андреевича украшала обширная лысина. Остатки волос были седыми.
   – Правда? – иронично отозвалась Соня.
   – Чистейшая! И если вы откажетесь от роли, которую я мечтаю вам предложить, то нанесете мне такой тяжкий удар по сердцу, что едва ли я сумею оправиться, – директор закатил глаза.
   Софья улыбнулась.
   – Что же это за роль? Я, конечно, догадываюсь, но неплохо было бы уточнить.
   – Главная роль в шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта».
   – Так, значит, вы имеете в виду роль Джульетты?
   – Главнее!
   – Не представляю, какая роль в этой трагедии может быть главнее роли Джульетты. – Соня насупила брови.
   – Как? А роль Ромео?
   – Что-о-о?!
   Соня не поверила своим ушам и даже незаметно ущипнула себя, дабы убедиться, что это не сон.
   – Да, да, да, моя дорогая! Я предлагаю вам сыграть Ромео!
   – Но я ведь женщина!
   – Ничего страшного! Загримируем вас под юношу. Волосы соберем в хвост, облачим в мужской костюм…
   – Но все равно это будет выглядеть как-то нелепо… У меня черты лица женские!
   – Это чепуха! – уверенно заявил Виктор Андреевич. – Есть такая наука – физиогномика. Черты лица отражают внутреннее состояние человека. И наоборот, соответственно, внутреннее состояние человека отражается на чертах его лица. А вы ведь актриса! Вы должны уметь перевоплощаться, а значит, изменять свое внутреннее состояние. Подбородок вперед, зубы стиснуть, брови к переносице – вылитый волевой молодой мужчина.
   Соне показалось, что над ней издеваются или пытаются оскорбить.
   – В крайнем случае можно приклеить вам над губой усы, – добавил Виктор Андреевич.
   – Но у меня голос женский! Высокий! Вы слышите?
   – Слышу. У вас прекрасный, восхитительный, непередаваемо звонкий голос. Но вы ведь можете говорить чуть грубее, чем обычно! И к тому же вспомните сюжет! Ромео совсем юнец! Подросток! Вы когда-нибудь видели подростка с низким голосом?
   – А вы когда-нибудь видели подростка с высоким голосом, у которого успели отрасти усы? – съязвила Соня.
   – Нет, – признался директор. – Ладно. Усов не будет.
   Софья уже твердо решила, что не будет ничего, так как это авантюрное предложение она принимать не собирается.
   – Знаете, меня ваши условия не устраивают!
   – Сонечка! – внезапно Виктор Андреевич театрально упал на колени и протянул к актрисе руки. Соня, не ожидая такого выплеска чувств, чуть было даже не изменила своего решения. – Вы убиваете меня! Мы готовились к этому спектаклю больше полугода! Мы уже несколько раз объявляли о премьере, но она так до сих пор и не состоялась. А все потому, что актер, который должен играть Ромео, отказался с нами сотрудничать по причинам личного характера. Но узнали мы об этом только сегодня. Поймите, Сонечка! Премьеру надо делать срочно! Где я еще буду искать более или менее подходящую замену, вроде вас? И это при условии, что отрепетировать роль требуется в чрезвычайно короткий срок!
   Софья Невзорова почувствовала, как внутри все вскипает. «Более или менее подходящую замену»? Да как они смеют говорить о ней «более или менее»?! Она настоящая актриса, пусть и не прима, но и не какая-нибудь там заштатная! А ей пытаются впихнуть роль, которую надо отрепетировать абы как, лишь бы была проставлена галочка, только потому, что внезапно стало известно, что прежний актер уволился! К тому же роль совсем ей не подходящую!
   – Нет! – пафосно воскликнула Соня, и ответ ее прозвучал гневно и грозно, низким голосом, почти как у Ромео.
   – Сонечка!!! – завизжал Виктор Андреевич.
   Софья развернулась как бравый солдат и зашагала к двери, твердо чеканя шаг.
   – Ты спятила! – недоуменно-раздосадованно закричала Люда, но актриса уже покидала кабинет директора театра.
   В вестибюле Соня немного поостыла. Она подумала, что некрасиво поступила с подругой, особенно учитывая тот факт, что ее Атман и Атман Сони – одно и то же. А посему Софья решила подождать Люду, пока та покончит с разъяснениями директору причин произошедшего конфуза, дабы признаться подруге в братской любви, объединяющей все живые существа во Вселенной. Софья присела на один из расставленных вдоль стены стульчиков.
   И тут внимание ее привлек статный молодой человек, сидевший рядом и читавший газету. Высокий широкоплечий блондин с арийской формой черепа и щетиной викинга. Глаза цвета моря были словно подведены вокруг косметической тенью. Потрескавшиеся губы. Вокруг витал назойливый запах перегара. Все это позволило Соне дедуктивным методом прийти к выводу, что мужчина находится в состоянии хронического запоя.
   – Да, у меня запой! – словно прочел ее мысли блондин.
   – Я совсем не то подумала, – смутилась Соня.
   – Ах, так вы, наверное, подумали: как прекрасно ты выглядишь, парень! – съязвил странный молодой человек.
   – О нет, мне просто показалось, что вы несколько не вписываетесь в этот интерьер… – начала было оправдываться Соня и осеклась, осознав, что сморозила глупость.
   – Я не вписываюсь?! – вскипел блондин. – Да если хотите знать, я тут четыре года проработал!
   – Кем?
   Почему-то Соне подумалось, что сейчас мужчина назовет профессию уборщика или плотника.
   – Актером!!!
   – О-о! Везет вам.
   – Уже нет. Сегодня я уволился.
   – Так вы тот самый актер, который должен был сыграть Ромео?
   – Именно! Владимир Светлинский.
   – Красивая фамилия.
   – Досталась от дворянских предков.
   – У меня в родословной тоже что-то такое имеется, – сказала Соня и протянула Светлинскому руку. – Софья Невзорова.
   – Очень приятно.
   – А почему вы решили уволиться? Зарплата маленькая?
   – Если бы! Я искупаю свою вину перед богом.
   – Вину перед богом?
   – Да. Я женился не по любви, и бог меня наказал.
   – Каким образом?
   – Мою жену убили.
   – Какой ужас!
   – Это как посмотреть. Знали бы вы, какой ужас был жить с ней!
   – Она была такая злая?
   – Злая и страшная. Как атомная война.
   – А вы уверены, что это именно божья кара?
   – Да. Потому что милиция подозревает меня. Они шьют мне дело. И если я не докажу обратное… К тому же они заставили меня действительно испытывать чувство вины, хотя я ни в чем, собственно говоря, не виноват. Ну не уследил немного… Так что, я должен был за этой бегемотихой всюду носиться, исполняя роль ее тени?
   – Но вы на свободе, – заметила Соня.
   – Только потому, что у меня есть алиби.
   Соне вдруг стало необычайно интересно. В ней вновь проснулась та часть ее существа, которая любила поиграть в частных детективов.
   – А вы не расскажете поподробнее свою историю? – спросила она у своего нового знакомого.
   Светлинский сложил газету.
   – Расскажу. Почему же нет? Может, вы сумеете дать мне дельный совет?
   Соня ничего не ответила, но глаза ее ясно выражали, что она – вся внимание.
   – Да, собственно говоря, рассказывать-то и нечего, – махнул рукой Владимир. – Пригласили меня на встречу однокашников. Напился я там. Пришел домой под утро, со своим другом Анатолием. А жена дверь изнутри на засов заперла, как обычно. Боится она одна спать. Мы стучимся, оба пьянючие, а она не открывает. Ну, мы, недолго думая, дверь и взломали. Проходим в квартиру, а женушка в постели валяется. Я над ней измываться начал, называть непристойными словами, предъявлять претензии к ее негуманному отношению к свободному творческому человеку. Понимаете, когда я пьяный, я смелый…
   Светлинский призадумался.
   – А жена что на это? – не выдержав, задала вопрос Соня.
   – В том-то и дело, ничего. Никак не реагировала. Я ее тормошить начал, а она словно делает вид, что умерла. Она на самом деле умерла, но я тогда думал, что только делает вид. Я ведь пьяный был. Тогда Анатолий посоветовал по-другому пробудить ее к жизни. Он ведь тоже нетрезвый был. Он порекомендовал мне поцеловать ее взасос, а когда она растрогается и пошевелится, обматерить. Я ведь не знал тогда, что она умерла!
   – Все ясно. Продолжайте.
   – Ну, я и попытался это сделать. Смотрю, а губы-то – закоченевшие! Смотрю на шею, а там полоса синяя, и все тело тоже, неестественного какого-то цвета. Вот тогда у меня шок и случился. С тех пор психиатра посещаю. А жену мою задушили. Модным бюстгальтером, который она незадолго до смерти себе купила. Даже ни разу надеть не успела. Жалко было. Вот он все у кровати и лежал. Наверное, первое, что убийце под руку попалось.
   Софья покачала головой.
   – Какой кошмар!
   – Это еще только начало. С тех пор, как мой дом впервые посетили работники правоохранительных органов, сплошным кошмаром стала вся моя жизнь.
   – Вас сразу взяли?
   – Ну как сразу? Мы сначала милицию вызвали, они приехали, сказали, что, мол, все ясно, ну и забрали нас.
   Софья поморщилась.
   – Понятно.
   – Но знаете, был один таинственный момент во всем этом деле, – продолжал Светлинский.
   Соня с любопытством вскинула брови.
   – Как преступник мог покинуть квартиру на девятом этаже, если дверь была изнутри заперта на засов?
   – А окно? Окно было открыто?
   – Только форточка. Мы летом форточку всегда открытой оставляем. Только рамы с сеткой от комаров изнутри вставляем. Теоретически, конечно, можно раму внутрь продавить, в квартиру проникнуть, преступление совершить, а потом каким-нибудь необыкновенным образом, уходя, обратно вставить. Да только попробуйте все это провернуть на высоте девятого этажа! Да вы к этой форточке и не подберетесь! Вы бы видели стену в том месте! Выступы есть, но такие узкие, что человек за них не зацепится! Вот это все, кстати, нам в милиции и предъявили. На том, собственно говоря, обвинение и строится. Потому с нас и не снимают подозрение, несмотря на алиби. Говорят, дело, конечно, запутанное в любом случае, но проще разгадать тайну нашего алиби, чем тайну мистического проникновения преступника в квартиру. Тем более у меня были мотивы.
   – А какое у вас двоих было алиби?
   – Дело в том, что, пока мы с Анатолием сидели в кутузке, как подозреваемые номер один, медики провели экспертизу и вычислили, что жена моя была мертва задолго до того, как мы явились в квартиру. Смерть наступила еще до полуночи, а мы с Анатолием тогда находились на встрече однокашников. И тому есть множество свидетелей. Там мы были с восьми часов вечера и никуда более, чем на пять минут по нужде, не отлучались. Это также многие могут подтвердить. А в половине девятого мою жену видела соседка. Они поругались. Она случайно задела соседку… э… формами, а та назвала ее толстозадой курицей. Женушка не осталась в долгу и назвала ее курицей, только ощипанной. Таким образом, мнения разошлись, и возникла ссора.
   – И поэтому вас с Анатолием отпустили.
   – Отпустили, – усмехнулся Владимир. – Под подписку о невыезде.
   – А самоубийством это не могло оказаться?
   – Какое там самоубийство! На теле обнаружены следы насилия, синяки.
   – Но все же вас отпустили. И то хорошо.
   – Знали бы вы, что творилось в милиции!
   – А что там было?
   – Там был такой маленький толстенький следователь с жидкими усиками, похожий на хомяка. У него была очень необычная фамилия. Цереберов. Он постоянно ходил вокруг меня кругами, заглядывал в глаза и вопрошал таким гнусным блеющим голосом: «Почему жену с собой бухать не взял? Оч-чень подозрительно!» Я даже засек время. Эта фраза повторялась с периодичностью в пять минут.
   – Действительно странно.
   – Представляете, мало мне того психологического шока, когда я обнаружил, что жена мертва, так он еще в нагрузку сумел внушить мне, что я действительно поступил плохо, когда не взял жену с собой бухать.
   – А почему вы ее не взяли?
   – Да потому что она там на хрен не нужна!
   – Ах да, вы говорили, что женились не по любви. Она что, достаточно богата?
   – Да не в том дело. Просто моя жена…
   – Погодите, – прервала я. – Вы ни разу не назвали ее по имени.
   – Ее звали Нина. Мне приходилось звать ее Нинусик. Она меня заставляла так себя называть.
   – Давайте же так и будем называть ее впредь. Я имею в виду, по имени, Ниной. А то все жена да жена.
   – Так вот. У нас тогда был свой любительский театр, мы все хотели получить известность. А Нина как раз работала в крупном рекламном агентстве. Она могла помочь нам обрести популярность. И я решил сделать «ход конем», жениться на этой жирной стерве.
   – Я вижу, вы совсем не любили ее.
   – Не то слово! Прости меня, господи! – Светлинский набожно перекрестился. – Царствие ей небесное!
   – Продолжайте.
   – Короче, театр наш вскоре развалился, но некоторую известность мы приобрести успели. Самое главное, что Нинусик так и не провернула ни одной рекламной акции, пока я не взял на себя брачные обязательства. И тогда она связала меня по рукам и ногам. Договор был составлен столь хитрым образом, что подавать на развод вышло бы себе дороже. Но это всё юридические тонкости, и я думаю, не стоит в них вдаваться.
   – Однако все эти обстоятельства наверняка позволяют милиции по-прежнему считать вас подозреваемым номер один. Они наверняка ведь уже в курсе ваших не слишком романтических отношений с Ниной?
   – В том-то вся и беда! Об этом знают все, и до милиции эта информация дошла очень быстро. Мне крышка!
   – Почему?
   – Цереберов обязательно что-нибудь придумает! Знаете, что он мне заявил?
   Софья промолчала, потому что не знала.
   – Он сказал: «Преступление есть не только деяние, но и недеяние. Почему жену с собой бухать не взял? Оч-чень подозрительно!» Только чудо может меня спасти!
   – Какого именно чуда вы ждете?
   – Да ничего я не жду. Чудес не бывает! Я в этом не раз на личном опыте убедился. В детстве я мечтал подстеречь Деда Мороза, когда он под елкой подарки оставляет, и заказать ему на следующий год ровно один миллион рублей. С Дедом Морозом так и не встретился. Потом мечтал, чтобы меня захватили в плен ради эксперимента инопланетяне и наградили способностью творить материю из пустоты силой одного только желания. Так ни разу в своей жизни НЛО я и не видел. Когда женился, мечтал об ангеле-хранителе, который избавил бы меня от Нинусика. В конце концов, правда, последняя мечта исполнилась. Но ангел-хранитель ко мне так и не явился. Вместо этого в моей жизни появился черт-обвинитель с оч-чень необычной фамилией Цереберов. Эх-эх-эх… Ангелы-хранители…