Алешина Светлана. Любовь зла

   — Какого? — огрызнулась я, так как предстояло делиться самой непонятной информацией. — Мне показалось, что он был расстроен. Пару раз повторил что-то наподобие того, что ничего уже нельзя исправить. А еще я обратила внимание на свежую ссадину, вот здесь, — я провела пальцем по костяшкам правой руки.
   Виктор все еще молчал.
   — Ну скажи что-нибудь! — взмолилась я. — Если уж я сама почти начинаю сомневаться в его невиновности, а я-то точно знаю, что Кряжимский не способен на такое, представляешь, к какому выводу придет следствие?
   — Вполне, — соизволил наконец промолвить Виктор. — Хотя и необязательно, конечно, что именно к этому выводу оно и придет…
   — Но пока, как ни посмотри, только данный вывод и получается. Тебе он тоже не сказал, где собирается остановиться?
   Виктор покачал головой.
   — До чего же вовремя он взял отпуск. Как чуял… — я перехватила укоризненный взгляд нашего фотографа и возмутилась:
   — Да я не о том! Просто, чем больше человек в настоящую минуту нужен, тем меньше шансов его найти!
   — Почему ты ничего не сказала Маринке и Ромке?
   Я опустила глаза, не имея не малейшего представления, как этот факт объяснить.
   — Не знаю, — окончательно убедившись, что с логической точки зрения прояснить мотивы своего поступка не удастся, призналась я. — Мне как-то неудобно перед ними, а особенно перед Кряжимским, за то, что я почти подозреваю его в совершении убийства.
   — А я?
   — А твоя помощь мне просто необходима, — честно сказала я. — Я знаю, что время от времени вы общались с Кряжимским и не на работе, хотя, конечно, кто из нас этого не делал… Может, он что-нибудь тебе рассказывал про Степана?
   Виктор сосредоточенно вертел на вилке нетронутый блинчик.
   — Если человек несчастлив, значит, у него на это есть причины, и насильно счастливым его не сделаешь, — вздохнул он наконец, положил блинчик обратно и взялся за чашку с чаем. — Так и со Степой получалось: Кряжимский уже избрал ему будущее — талантливый журналист, а парень еще и сам не знал, чего ему в этой жизни надо. К тому же Степа крепко засел на игле, а бросить воли не хватало. Кряжимский за ним как второй папа ходил, еду приносил, когда у парня и крошки дома не было, давал денег за квартиру заплатить, разговаривал с ним, одним словом, помогал как мог. И хотя парень не учился толком, его почти выгнали из института, и шлялся он неведомо где, думаю, случалось и квартирные деньги переводить на наркотики, ты же знаешь нашего Сергея Ивановича — упрям как черт. Да и парень все же не совсем дурак был: понял, что чего-то еще хочет в жизни, и взялся за ум.
   — Да, я помню: Кряжимский хотел нас как-то познакомить с юным дарованием, будущей звездой журналистики, — подтвердила я, про себя изумляясь столь необычному для молчуна Виктора монологу. — Как тогда Ромка на него дулся, вспомнить страшно!
   — Все оказалось не так просто, — продолжал Виктор. — На наркотики деньги нужны, Степан и связался с какой-то компанией. Потом соображать стал, понял, куда вляпался, но ведь, когда доза нужна, все по барабану. Уж не знаю точно, что они там еще натворили, но, по словам Кряжимского, разграбили пару ларьков и один сожгли, а также проникновенно беседовали по ночам с поздними прохожими, убеждая их пожертвовать деньги на хлеб несчастным и немощным. И вроде бы, когда Степа решил завязать, нашел работу, он тогда даже деньги Кряжимскому вернул, кое-кто из его «друзей» начал возмущаться, что же, мол, мы, гад, недостаточно для тебя хороши? Чумарили, в общем, и не отпускали.
   — А как они с Кряжимским познакомились? — данный вопрос давно не давал мне покоя.
   — Не знаю точно, — пожал плечами Виктор. — Но это было приблизительно в то время, когда Сергей Иванович готовил серию статей о преступности среди молодежи и, в частности, о наркотиках. Помнишь?
   Я мрачно кивнула.
   — Вроде бы как была ментовская облава на наркоманов, и Кряжимский тогда умудрился отмазать парня, ссылаясь на его участие в журналистском расследовании. И с тех пор он, видимо, решил, что раз уж вмешался в естественный ход событий, то и доводить дело надо до конца.
   — А про Настю ты что-нибудь знаешь? — спросила я под конец.
   Виктор говорил уже так долго, и я начала панически бояться: в любую минуту он мог закрыть рот и отделаться от меня выразительным мычанием. Но чувствуется, дело действительно показалось Виктору серьезным, и пока сложностей в общении из-за его гипертрофированной тяги к молчанию не возникало.
   — Девушку его?
   — Бывшую, — поправила я его.
   — Ну да, — согласился он. — Теперь бывшую.
   Любил он ее сильно, а она, по словам Кряжимского, совсем пропащая наркоманка.
   — А про Алексея со сломанным носом ничего не слышал?
   Виктор отрицательно покачал головой.
   Разговор на некоторое время прервался. Виктор переваривал услышанное, и я решила все же доесть пирожное, обдумывая, что делать дальше.
   — Давай вот как, — вдруг первым нарушил молчание Виктор.
   Я чуть не подавилась от неожиданности, закашлялась и просипела:
   — Говори, говори!
   — Ты ищешь Настю, а я пытаюсь найти его друзей-нарков и этого Алексея. С чего бы это Степа вдруг решил уехать? Уж не бежал ли от кого?
   — Да, кое-что это бы объяснило.
   — Где, ты говоришь, эта компания любит собираться по вечерам? В городском парке? После работы туда и пойду, поговорю, — несколько зловеще добавил он.
   — Ладненько. А я попробую найти Настю сейчас и потом тоже приеду на работу. Пусть Маринка не думает, что я забыла о том, что у нас завтра выпуск. И если будет звонить Кряжимский, скажи ему, чтобы немедленно возвращался, и другим скажи, чтобы передали ему то же самое. Придумай какую-нибудь уважительную причину. Пусть он лучше сам приедет, чем его потом под конвоем привезут. Как скрывшегося преступника.
   — По этапу, — сказал Виктор.
   — Что?
   — Это называется привезти по этапу.
   — Боже! — только и хватило сил у меня произнести.
   — А ты представь, как будет интересоваться твоей поисковой деятельностью прокуратура, — успокаивающе довесил он.
   Я вскочила со стула и убежала прочь, пока он не сказал еще чего-нибудь в том же роде жизнеутверждающего.

Глава 4

   Дома у Насти никого не было, поэтому на работу я попала быстро. Маринка встретила меня укоризненным взглядом.
   — Еще не вечер, — твердо сказала я. — У меня полно времени для того, чтобы выполнить все свои обязанности.
   — Держи, — вместо ответа она сунула мне в руки ворох бумаг. — Твои заметки и черновики к статье, которая идет завтра на первой полосе. Было бы неплохо, если бы мы вовремя смогли отправить их в верстку.
   Не будь у меня заняты руки, схватилась бы обеими за голову. Как я могла забыть? Понятно теперь, почему Маринка так нервничала.

* * *

   — Кряжимский не звонил? — садясь за компьютер, крикнула я из другой комнаты.
   — Имей совесть, в конце концов. Человек только что уехал!
   — На море, — мечтательно провыл из дальнего угла Ромка.
   — Может, я соскучилась, — буркнула я в ответ.
   Возможно, это и не правильно, но за работой я забываю обо всем. Вот и сейчас черные буковки на экране монитора мгновенно вытеснили из моей памяти Степу, Настю и даже Кряжимского. Статья получалась интересная, я довольно долго готовила к ней материал, и теперь хотелось как можно скорее насладиться готовым результатом своих трудов. Вот только подредактирую чуть-чуть…
   — Ольга Юрьевна! — вдруг донеслось до меня.
   — А? — вскинулась я. Судя по тону, звали меня не в первый раз.
   Я подняла голову и остолбенела. Передо мной, гордо выпятив живот и надменно созерцая меня сверху вниз, стоял Стопорецкий собственной персоной. Неподалеку застыл его секретарь, а у стола в нетерпении подрагивал вчерашний старичок.
   — Вот! — указуя перстом, обличающе воскликнул он. — Вот, я же говорил — пьянство прямо на рабочем месте!
   Я невольно посмотрела в указываемом направлении: импульсивный дедуля тыкал пальцем в бутылку с коньяком, которым, добавляя в кофе, согревала меня вчера Маринка.
   — Вертеп! И вот такие люди работают у нас в печати! Формируют, можно сказать, общественное мнение! — продолжал буйствовать старичок. Борода его при этом мелко тряслась, а глазки так и посверкивали от вожделения при виде темно-янтарной жидкости в бутылке.
   Стопорецкий гаденько улыбался.
   — Ив самом деле, что же это вы, Ольга Юрьевна, прямо на работе злоупотребляете?
   — Во-первых, здравствуйте, — ледяным голосом прервала я представителя администрации. — А во-вторых, что здесь происходит?
   — Здравствуйте, — не стал спорить Стопорецкий. — Вы уж извините за вторжение, за то, что отрываем вас от работы, но дело в том, многоуважаемая Ольга Юрьевна, что в последнее время к нам стало поступать слишком уж много жалоб на вас. И я всего лишь счел нужным лично во всем разобраться, вернее сказать, приехать к вам, чтобы мы могли вместе выяснить, в чем же дело.
   — И в чем же дело? — сохраняя на компьютере текст и откидываясь на спинку стула, спросила я. — Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь.
   Легкой улыбкой показывая, что ему такое никогда бы и в голову не пришло, Стопорецкий скромно занял единственное кресло в кабинете. Секретарь примостился на стуле, а дедуля так и остался стоять у окна. Я вообще-то неплохо воспитана и с уважением отношусь к старшим, но дедуля допекал нас уже месяца четыре, и из всех стульев на свете я бы с удовольствием предложила ему только электрический.
   Стопорецкий выдержал эффектную паузу и начал:
   — Ольга Юрьевна, насколько я понимаю, цель вашей деятельности — это знакомство жителей нашего города с достоверной, правдивой информацией о происходящих в криминальном мире событиях.
   — Не совсем так, но оставим это, — не стала придираться я к точности формулировок.
   — Итак, ваша задача, — невозмутимо продолжал Стопорецкий, — объективно освещать события, и, пока вы держитесь в рамках этого направления, не возникает никаких претензий. Но время от времени вы беретесь за аналитические обзоры или же, что еще хуже, затрагиваете вопросы частной жизни граждан.
   Дедуля у окна заерзал, готовый немедленно перейти в наступление.
   — Порой вы публикуете абсолютно недопустимые статьи…
   — Возмутительные! — не выдержал дедуля.
   — Вам ведь знакомо слово диффамация?
   — У вас есть какие-то конкретные жалобы? — холодно поинтересовалась я. — Обычно в редакцию приходят иные отзывы. Очень часто читатели называют нашу газету наиболее разумной и беспристрастной из всей массы прочих аналогичных изданий.
   — У идеи фашизма тоже много поклонников, — парировал Стопорецкий. — Но от этого она не утратила своей порочности.
   Боги, кто готовил ему выступление?
   — И все же ближе к делу, — не стала я вступать в навязываемую дискуссию. — Какие именно у вас претензии и от чьего имени вы, собственно, выступаете?
   — В данный момент я являюсь представителем общественности и говорю от имени жителей Тарасова, которые возмущены вашими публикациями, — тем, как вы обливаете грязью имена и репутацию людей, подрываете авторитет власти.
   О, да тут явный намек на одну из публикаций Кряжимского. Да, Сергей Иванович, не думали вы тогда, как ваша статья заденет некоторых личностей. Можете гордиться.
   — Если вы не прекратите подобные действия, нам придется принимать меры.
   — Да-да, я требую опровержения! — опять завопил дедуля.
   Стопорецкий поморщился, но поддержал:
   — Почему бы вам не выполнить это требование?
   Вы унизили честь и достоинство внука Глеба Павловича, оскорбили его семью.
   — Что? — возмутилась я. — Мы не давали ни адресов, ни имен, и если Глеб Павлович узнал в описываемом бандите своего внука, то как здесь спорить? Ему лучше знать. Между прочим, защищаемый вами невинный агнец отбывает сейчас срок в местах не столь отдаленных за вооруженное нападение.
   Дедуля насупился:
   — Ой, грех на душу берешь! Не виноват он.
   Дедулю даже стало жалко — ну никак не желал он видеть в свиномордом обормоте с тусклыми глазами его истинной сущности и квохтал над ним, как курица над цыплятками.
   — У меня, Ольга Юрьевна, достаточно жалоб, и найдется немало методов, чтобы затруднить вашу работу. Я уже подумываю о суде — как вам обвинение, например, в разжигании национальной розни в ваших статьях об азербайджанских рынках?
   — Угрожаете? Или это шантаж? — вкрадчиво произнесла я. — Или клевета, сопряженная с ограничением самостоятельности средств массовой информации?
   — Ну что вы, ни в коем случае! Но я все же советую вам подумать над моим предложением.
   Стопорецкий посмотрел мне в глаза, давая понять, опровержение какой именно статьи он желает увидеть, и, не попрощавшись, вышел. Секретарь последовал за ним, засеменил и дедуля, не удержавшись на прощание и с размаху хлопнув дверью. Слышны были удаляющиеся возгласы «Защитник! Благодетель!..»
   Я вышла из кабинета и присела на краешек Маринкиного стола.
   — Вот уроды! — искренне возмутился Ромка. — Чего им надо было?
   — Поздравьте себя, друзья мои. Мы популярны.
   Раз уж нам пытаются серьезно ставить палки в колеса, чего-то мы определенно достигли. Порой люди так нетерпимы к чужому успеху!
   Вопреки пессимистичным прогнозам Маринки и несмотря на этот неожиданный визит, мы даже не слишком поздно разошлись — еще почти не стемнело. Виктор ушел чуть пораньше, буркнув на немой вопрос Маринки «по делам». Я-то отлично знала, что у него за дела, а вот подруга моя была недовольна.
   — Давай, что ли, девичник устроим, — беспомощно предложила она. — Сходим куда-нибудь, передохнем.
   — л — Я бы с удовольствием, — начала я оправдываться.
   — А, понятно, и у тебя тоже дела, — сникла она. — Одна только я не у дел.
   — Хочешь, найду? — с готовностью предложила я, коварно сверкнув глазами.
   — Хочу, — печально согласилась Маринка, собирая стопочкой бумаги на столе и педантично выравнивая краешки.
   Я с удивлением посмотрела на нее. Похоже, у моей сотрудницы началась депрессия.
   — Значит, так, — я потерла ладошки. — Мне нужна статья про разорение и затем выкуп иностранными инвесторами наших наиболее многообещающих и перспективных предприятий, материал про незаконную торговлю трансплантационным материалом, продажу донорской крови местной секции молодых вампиров и сенсационную публикацию про вторую тень нашего президента.
   Сначала Маринка слушала меня на полном серьезе, потом хихикнула.
   — Ну и самое главное, я, как главный редактор, требую, раз уж тем более меня обвиняют в пьянстве прямо на рабочем месте бутылку сухого белого вина и твое печенье с корицей. Иначе я Отказываюсь говорить о девичнике.
   — Вы забыли самое главное, — произнес, оказывается еще не ушедший Ромка.
   — И что же? — заинтересованно спросила Маринка.
   — Мальчиков, — серьезно ответил он. — Какой же девичник без мальчиков?

* * *

   Я съездила к Насте, но опять безрезультатно. В ее окнах не горел свет, и дверь мне никто не открыл.
   Я уже собиралась было удалиться восвояси, как меня вдруг осенила мысль прибегнуть к одному из самых совершенных источников информации, перед которым бесславно блекнет даже Интернет. Бабушки, сидящие у дома на лавочках, обладают колоссальными ресурсами, неограниченными возможностями и огромной базой данных. Но, увы, на этот раз метод не сработал, и засидевшиеся допоздна старушки смогли сообщить мне только то, что Насти нет дома уже третий день.
   — Она вообще девка летящая, — неодобрительно прошамкала одна из них. — Когда хочет, тогда и приходит, и присмотреть за ней некому. Но обычно надолго не пропадает.
   Оставалось надеяться, что Виктору повезет больше. Но вообще-то странно, что Настя не пришла на встречу с подругой и уже целых три дня ее не видели местные старушки. Я начинала беспокоиться за нее — не случилось ли чего?
   Ехать куда-либо еще было поздновато, поэтому я отправилась прямо домой. В холодильнике было пусто, я опять забыла заехать в магазин, к тому же вспомнила, что ив прачечную за бельем снова не попала. Критически оглядев свою несколько заброшенную квартиру, я решила хотя бы вымыть полы, а то скоро забуду их настоящий цвет. Вот ведь загадка — чем меньше я бываю дома, тем разрушительнее это отражается на его состоянии. Откуда берется весь этот мусор?
   В припадке наведения чистоты я ползала с тряпкой по кухне, как зазвонил телефон. Я рванулась с места. Разгибаясь, треснулась головой об стол и в результате, чертыхаясь и щупая ушибленное место, взяла трубку только после четвертого звонка.
   — Ну наконец-то, — услышала я обрадованный голос.
   — Александра, это тебя невозможно поймать, ты где пропадаешь? Весь день названиваю, а тебя ни на работе, ни дома.
   — Такая жизнь у нас, журналистов, беспокойная. Все в трудах да заботах.
   — Вот я и звоню по поводу еще одной твоей заботы. По-моему, небезызвестный тебе Стопорецкий серьезно решил подпортить вам в редакции жизнь.
   — Он сегодня нам даже личный визит нанес, — ответила я.
   — Да ты что? — заинтересовалась Александра. — Даже так? Черт, как много у него свободного времени, я сейчас завидовать начну. Пожалуй, я слишком хорошо справляюсь со своей работой. Он еще отнекивается, что ему, видите ли, некогда, когда я вторую неделю пытаюсь подсунуть ему жалобы из школы в связи с неполной готовностью к учебному году.
   — Не беспокойся, на личные дела время всегда найдется, — заверила я ее. — Так что там, говоришь, у вас готовится?
   — Ну, пока он только попросил меня собрать в одну папку все жалобы и претензии, которые поступали на вас. Что уж там дальше будет, сказать не могу. Но сама знаешь, что обычно в подобных случаях бывает.
   — Он мне сегодня даже судом грозил, обвинял в пропаганде национализма и разжигании гражданского неповиновения. Представляешь? — гневно возмутилась я, уперев руки в боки и совершенно забыв, что в одной из них держу мокрую половую тряпку.
   — С ума сойти! — развеселилась Александра. — Многих главных свидетелей обвинения, наверное, придется вытаскивать из заключения.
   Затем, посерьезнев, она сказала:
   — Суд судом, но, думаю, такие проблемы, как различные проверки, он тебе устроить может. Так что будь готова.
   — Н-да, вот новости. Но спасибо и за них.
   — Всегда пожалуйста. Ну счастливо, мне детей укладывать пора.
   — Спокойной ночи. Младшенький больше не делал попыток проглотить лампочку?
   — Слава богу, нет. Будет что новенькое, позвоню. Пока.
   Я положила трубку и содрогнулась, представив, что сделает Стопорецкий, если узнает, что автор ненавистной ему статьи подозревается в убийстве.
   Кошмар… На всякий случай набрала номер Виктора, но, как следовало ожидать, он еще не вернулся.
   Не торопясь, я закончила уборку, приняла душ и, чувствуя, что после расслабляющих водных процедур меня клонит в сон, решила сварить себе кофе.
   С Виктором мы договорились, что он обязательно позвонит мне, как только вернется, и, зевая, я отправилась на кухню. Высыпая из кофемолки кофе, я ломала голову над тем, что делать, если Настя не объявится и завтра. Во-первых, поговорив с ней, я наверняка смогла бы выяснить что-нибудь полезное; а во-вторых, если девушка слишком много знала, то сейчас она, несомненно, подвергается опасности. Да, как ни посмотри, отсутствие Насти мне начинало не нравиться. Я машинально сняла с плиты закипевший чайник и опомнилась только тогда, когда из кофеварки на стол потекла струйка воды.
   С мгновение я тупо пялилась на пустую чашку и залитую кипятком кофеварку, потом кинулась спасать дорогой моему сердцу механизм. Разумеется, второпях не рассчитала и половину выплеснула мимо раковины. — Вот и пожалуйста, убралась!

* * *

   Заваренный со второй попытки кофе мне не помог, и, пытаясь посмотреть на компьютере взятые с работы на дом черновики, я отчаянно боролась со сном. У Виктора по-прежнему никто не брал трубку.
   Потом начала курить, все чаще поглядывая на часы.
   В половине третьего сделала гимнастику. В начале четвертого мне наконец ответили.
   — Алле? — у Виктора был странно плывущий голос.
   — Слава богу, — почти заорала я радостно. — Ты где пропадал? Я уже начинала думать, что тебя тоже убили!
   — Пытались, — заявил он в ответ. — Но у них ничего не вышло.
   — Витя, что с тобой? — спросила я подозрительно. — Ты пьян?
   — В дымину, — подтвердил он.
   Я не могла поверить своим ушам.
   — Ты не шутишь? Что ты хочешь сказать этим «пытались»? — у меня просто волосы на голове встали дыбом.
   — Отравить. Пытались отрав…ить! Но они не знают наших, — вдруг угрожающе произнес он.
   — Господи!..
   Пьяный Виктор, такого не может быть! Как же так получилось? Не услышь я все это сама, в жизни бы не поверила!
   — Ты в порядке сейчас?
   — Да!
   — Уверен?
   — Абсолютно!
   Я помолчала, собираясь с мыслями.
   — Ты был там, узнал что-нибудь?
   — Да.., до утра не забуду.
   Намек был понят, и я без сил опустила трубку на место. Телефон тут же зазвонил снова.
   — Алло? Я слушаю, — слабым голосом произнесла я.
   — Оля, это я! — До меня донесся зареванный голос Маринки. — Прости, что разбудила, но мне просто необходим кто-то, чтобы поговорить.
   — Что случилось? Ты плачешь?
   — Ты представляешь, я наконец решила с ним поговорить, позвонила ему сейчас, я знаю, время не лучшее, но все же, а он… — у нее даже дыхание перехватило, — а он пьян! Как сапожник! Вот такие у него дела, чтобы с работы пораньше уходить да водку пить и гулять с бабами!
   О всемогущий!.. Я так и села на пол. Виктор и Маринка все давно никак не могли выяснить свои отношения, и вот наконец Маринка решилась первой сделать шаг.
   — Марина, это не то, что ты думаешь, — простонала я. — Все совсем не так!
   — А как? — взвилась она. — Что еще тут может быть?
   — Мало ли. Человек устал и решил расслабиться, выпить пива…
   — Пива? — разъяренный вопль меня просто оглушил.
   — Ну пиво без водки, сама Знаешь, деньги на ветер, — начала оправдываться я. — Может, день рождения у друга.
   — Не знаю. Зачем я ему вообще сегодня позвонила?
   Это уж точно. Попадание — прямо в яблочко, по своей невезучести и несуразности Маринка легко могла переплюнуть нас всех, вместе взятых. Теперь разве что, пожалуй, Кряжимский мог составить ей в этом серьезную конкуренцию.
   — Ладно, — она начала успокаиваться. — Извини, что потревожила. Просто я очень расстроилась, и мне надо было хоть кому-нибудь пожаловаться.
   — Ерунда. Вот увидишь, все станет ясно, — заверила я. — Все мы люди, в конце концов.
   — До завтра, — всхлипнула она и повесила трубку.
   После такого сон как рукой сняло. Что же на самом деле случилось с Виктором? Но гадать было бесполезно, часы показывали без пяти четыре, и, заведя будильник на семь, я все же отправилась в спальню.

* * *

   Конечно же, едва я сомкнула веки, как меня разбудило противное треньканье. Хлопнув рукой по дребезжащим часам, я обессиленно рухнула обратно в кровать. Поспать ну хотя бы еще капельку!.. Нет, так дело не пойдет. Я вскочила, бодрыми мыслями стараясь обмануть сопротивляющееся тело. Посмотрела в зеркало в ванной, оттуда на меня взглянул заспанный упырь. От увиденного меня продрал мороз по коже, и я окончательно проснулась. Шоковая терапия иногда так благотворно воздействует на организм.
   Я быстро привела себя в порядок, оделась и выскочила из дома, решив, что, пока буду отпаивать Виктора рассолом, попью у него ставший уже ненавистным утренний кофе.
   По сравнению с существом, которое открыло мне дверь, упырь в зеркале был цветущим воплощением здоровья. У меня даже мелькнула мысль, что я ошиблась квартирой. Моего обычно подтянутого, с безупречно прямой спиной и расправленными плечами коллегу этим утром скрючило вопросительным знаком. Передвигаясь, он старался особенно не удаляться от стенки, шаркал ногами по полу и щурился от света. Лицо было опухшее, волосы всклокочены и торчали в одну сторону.
   — Проходи, — хрипло пригласил он меня. — Есть что-нибудь?
   Я протянула ему бутылку с рассолом, специально сцеженным из засоленных мамой в родном Карасеве огурцов.
   То, что вчера еще было Виктором, дрожащими руками приняло у меня сосуд и виновато сказало:
   — Боюсь, одним этим мне не обойтись.
   Без возражений — сама вижу, насколько все серьезно, — я спустилась вниз и зашла в близлежащий магазин. Некоторое время я колебалась, не зная, на чем же остановить выбор, но в конце концов взяла пару бутылок пива.
   Когда я вернулась, существо уже успело умыться, вылакать половину рассола и причесаться.
   — Виктор, как приятно снова видеть тебя, — искренне сказала я. — Не угостишь меня чаем?
   Вопрос риторический. Я уже сама зажигала газ, потом достала ему открывалку, а себе сыр из холодильника.
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Уже лучше, — он с наслаждением сделал длинный глоток. — Прямо оживаю.
   — Где же ты умудрился так нализаться? Вот уж от кого не ожидала.
   — Я тоже не ожидал, — усмехнулся он. — Думаю, парни по доброте душевной решили сделать мне приятное и подсыпали мне в рюмку какую-то наркоту. Еле домой дошел.
   — Наркоту?
   — А ты думаешь, мне так хорошо со ста граммов стало?
   — Ничего я не думаю. В последнее время случаются такие сюрпризы, что я боюсь что-то загадывать. Лучше рассказывай все по порядку. Ты ведь нашел эту компанию?
   — Нашел, — кивнул он. — Мы познакомились и стали близкими друзьями.