Алешина Светлана. Тень на плетень

   — Ну что вы, Ольга Юрьевна, — всплеснул руками Балашов, — как я могу пугать такую замечательную девушку и наверняка такого великолепного организатора, как вы! Что вы! Я пришел сюда как проситель и очень надеюсь, что вы со вниманием и пониманием отнесетесь и к моей скромной персоне, и к моей маленькой просьбочке!
   После того как на меня, можно прямо говорить, наехали, и довольно беспардонно, я не намерена была любезничать ни под каким соусом.
   — Излагайте вашу просьбочку, — все так же холодно сказала я, — я внимательно слушаю.
   Балашов вздохнул и притворно потупил глазки, словно застеснялся чего-то.
   — Ну зачем же вы так сухо и сурово, Ольга Юрьевна! — наигранно огорчился он. — Однако если вы настаиваете, то я, пожалуй, и приступлю. — Он еще удобнее расположился за столом, как будто не он у меня, а я у него была в кабинете, положил локти на стол, скрестил пальцы и произнес:
   — Вы наверняка в курсе, что на днях произошло прискорбное событие, одно в череде нескольких. — Балашов сделал паузу и настороженно взглянул на меня. Кажется, мой взгляд не отобразил ничего хотя бы потому, что я ни о чем не успела подумать.
   Балашов еще раз вздохнул и продолжил:
   — Произошла авария, и трагически погиб мой товарищ по совместной работе и хороший знакомый Будников Иван Алексеевич. Он работал по договору с администрацией, и нам, — Балашов выделил слово «нам» интонацией и паузой, — не хотелось бы, чтобы к этому, еще раз скажу, трагическому событию было обращено пристальное внимание прессы и, как следствие, граждан.
   Балашов замолчал и выжидательно посмотрел на меня.
   — Что вы называете «пристальным вниманием»? — спросила я. — Погиб человек, если он погиб, конечно, — я увидела, как при этих словах у Балашова удивленно взметнулись брови, — труп-то не найден пока, — мягко напомнила я, опережая его вопрос. — А вы наверняка помните принцип: «Нет трупа, нети…»
   — Он погиб, — сокрушенно вздохнул Будников, — но я вас понял, Ольга Юрьевна. Вы правы.
   Если происходят такие события, то не писать о них нельзя, но ведь можно же не смаковать горе людей!
   Человек умер, это печально, но это не повод для сенсации.
   — Не повод, — согласилась я. — Но никто сенсации и не устраивает. Мы заинтересовались этим делом исключительно по причине его незавершенности. Если я правильно понимаю, расследование еще продолжается, и дело прокуратурой не закрыто. Какие претензии к нам? Мы ни в чем не нарушили закона о средствах массовой информации.
   Ведем себя прилично, как всегда…
   — Прилично, — с сомнением покачал головой Балашов. — А это, простите, родео, которое вы устроили во дворе второй городской больницы?
   Это что? Если это приличное поведение, то я… то я… — Балашов замолчал, ища, с кем бы приличным себя сравнить, и тем самым дал мне паузу, которой я сразу же и воспользовалась.
   — К родео, как вы выразились, мы не имеем ни малейшего отношения! — твердо заявила я и даже легонько пристукнула ребром ладони по столешнице. — Ни малейшего! — Я повысила голос, имея на это полное моральное право. Это что же такое?!
   Сегодня обвинят в том, что мы хулиганим на улицах, а завтра что еще придумают? Такое спускать нельзя. — Понятия не имею, кто гонялся на тех зеленых «Жигулях», — продекларировала я и затушила сигарету в пепельнице. Очень здорово у меня это получилось, даже самой понравилось. — Но зато я знаю, что комендант дома, где жил этот ваш Будников, угрожал нашему сотруднику в присутствии свидетелей. Это как объяснить?
   — Секундочку! — Балашов отбросил свой сладкий тон, навалился на стол грудью и резко спросил:
   — А разве это не ваш «афганец» — фотограф был за рулем этой машины?
   — Еще чего выдумали! — откровенно возмутилась я. — Он все это время находился здесь в редакции и, насколько мне известно, никуда не отлучался! Вы что же это, собираетесь приписать нам явную уголовщину? Не выйдет, господин Балашов!
   Я так рассвирепела, что даже вскочила со своего кресла и вышла из-за стола.
   — Это комендант дома угрожал нашему журналисту, и вполне возможно, что именно его люди нанесли увечье нашему сотруднику. В любом случае здесь есть чем заняться правоохранительным органам, а к этому происшествию около больницы ни я, ни один из сотрудников газеты не имеем никакого отношения!
   Мы препирались с Балашовым еще битый час, и в конце концов мне удалось его убедить, что наша газета вовсе не является филиалом незарегистрированной охранной фирмы, практикующейся на нестандартном решении проблем. С другой стороны, Балашов твердо пообещал, что комендант придет ко мне и принесет свои извинения за превышение полномочий. Искренними будут эти извинения или нет — меня не интересовало. Сан Саныча, впрочем, тоже. Мы оба понимали, что это всего лишь дань форме человеческого общежития.
   — Он отвечает за охрану вверенного ему объекта, — извиняющимся тоном пояснил Балашов, — ваш… гм… сотрудник был настолько молод, что никто на смог поверить, что он на самом деле журналист. А он, кстати, в штате? — Сан Саныч задал этот вопрос безразличным тоном, но врасплох меня не поймал. Не за что было ловить.
   — В штате, и давно, — напористо ответила я, не уточняя, впрочем, что по штатному расписанию Ромка числится всего лишь курьером. Нужно будет срочно перевести его в журналисты. Судя по нулевым результатам первого же дела, но уже получившего такой резонанс, мальчишка дорос до самостоятельной работы. Почти. Почти дорос и почти до самостоятельной.
   — Ну, значит, мы договорились, Ольга Юрьевна, — завершая наш тяжкий разговор, произнес Балашов, вставая со стула. — Коменданта я пришлю с извинениями, а вы лишнего шума поднимать не будете и создавать сенсацию на ровном месте тоже не станете.
   — Никогда этим не занимались, — честно призналась я и с облегчением увидела, как Балашов вышел и прикрыл за собой дверь.
   Прикурив, я вышла следом. Балашов уже прошел через комнату редакции и вышел в коридор.
   Я взглянула на Маринку.
   — Виктор пошел за мороженым, — доложила она, скромно добавив:
   — Моя идея. Принесет на всех.
   — Замечательно, — сказала я, чувствуя, что разговор с Балашовым утомил меня, как хороший футбольный матч, сыгранный мною лично от начала до конца.
   Сергей Иванович поднялся со своего места, снял очки, и тут из коридора вдруг донесся душераздирающий мужской крик.
   Наступившая после этого тишина оглушила и подействовала на нервы так же нехорошо, как и крик.
   Кряжимский сразу же плюхнулся на стул и растерянно заморгал глазами. Маринка открыла рот и затем прикрыла его ладошкой. Не знаю, как я выглядела, но сердечко у меня забилось в ритме фокстрота и даже еще быстрее.
   — Это еще что? — препротивно, дрожащим голосом прошептала Маринка.
   — А я знаю? — шепотом огрызнулась я.
   Кряжимский, вспомнив с очевидной неохотой, что он тут единственный мужчина, нацепил очки на нос, кашлянул и хрипловато произнес:
   — Надо пойти посмотреть.
   По его интонации явно читалось, что не надо ни смотреть, ни идти, и он был бы рад, если бы мы ему так и сказали. Но я тоже вспомнила, что я тут самый главный начальник, вот уж мне точно деваться некуда.
   — Надо, — не совсем уверенно сказала я, стараясь все же взять себя в руки, — пойдемте вместе, Сергей Иванович.
   Маринка застыла, как изваяние, и я, взглянув на нее, поняла, что оторвать ее от кресла не получится ни у кого. Даже у меня. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
   Я подошла к двери, ведущей в коридор, Кряжимский встал со мною рядом, но потом, все же решившись, толкнул дверь, и мы вышли, постоянно оглядываясь.
   Коридор был длинный и освещен не очень хорошо светильниками дневного света, расположенными под потолком. В конце коридора справа находился выход. Несколько металлических шкафов высотой в полтора метра стояли почти возле выхода. У двери на полулежал Балашов.
   Послышались поспешные шаги на лестнице.
   Я крепко вцепилась в руку Сергея Ивановича, ожидая, что сейчас в проходе появится убийца с автоматом в руках и в черной маске на голове, но в коридор вошел наш Виктор, держа в руках полиэтиленовый пакетик с мороженым.
   — Ты никого там не видел? — крикнула я, все-таки не выпуская рукав Сергея Ивановича. Так было спокойнее. Уютнее.
   Виктор качнул головой и наклонился над Балашовым. Я тоже подбежала к нему. Кряжимский подошел за мною следом, покашливая и вытирая пот со лба мятым платочком.
   Балашов лежал на спине, глаза его были закрыты. Кажется, он не дышал.
   Виктор приложил ладонь к шее Балашова.
   — Что? — шепотом спросила я, присаживаясь на корточки, но готовясь в любую секунду вскочить и бежать отсюда.
   — Есть пульс, — ответил Виктор и стал ощупывать грудь Сан Саныча под пиджаком.
   — Воды, что ли, принести, — неуверенно произнес надо мной Сергей Иванович.
   — Да, пожалуйста, — сказала я и обратилась к Виктору:
   — Это ранение?
   Виктор пожал плечами и расстегнул на Балатцове пиджак.
   Кряжимский, громко топая, убежал в редакцию.
   Виктор приподнял голову Балашова, провел пальцами по его затылку и посмотрел на ладонь. На ней отпечаталось маленькое кровяное пятнышко.
   Вернулся Сергей Иванович и подал мне стакан с водой.
   — Что, брызнуть ему в лицо? — неуверенно спросила я.
   Виктор молча взял у меня стакан и выплеснул его содержимое на Балашова. Балашов вздохнул и открыл глаза.
   — Слава богу, вы живы, Сан Саныч, — произнесла я с облегчением, — ну что же вы нас так пугаете?
   Сергей Иванович с Виктором помогли Сан Санычу подняться. Тот вел себя очень неуверенно и, кажется, не совсем ориентировался в пространстве.
   — Что это было? — слабо спросил он, делая вялые движения руками.
   — Что именно? — ласково спросила я. — У вас был сердечный приступ, Сан Саныч?
   — Да, да… — ровно ответил он, оглядывая нас с непонятным выражением лица.
   — Вам нехорошо? — все так же бережно спросила я — а черт его знает, вдруг снова в обморок брякнется? — Пойдемте к нам в редакцию, Сан Саныч, посидите, отдышитесь…
   Балашов непонимающе осмотрел нас троих и, видимо, приходя в себя, провел рукой по лицу, потом по рубашке на груди.
   — Надо же, как вспотел, — тихо сказал он, — заработался я, наверное, вот оно и сказалось…
   У меня, понимаете, бабушка умерла позавчера… — Балашов снова посмотрел на нас и более неуверенно добавил:
   — Или вчера…
   Мы переглянулись с Сергеем Ивановичем. Балашов в этот момент мне показался маленьким-маленьким мальчиком, притворяющимся солидным взрослым дяденькой. Надо же так переживать!
   — Пойдемте к нам. Сан Саныч, — настойчиво повторила я, легко потягивая его за рукав пиджака. — У меня где-то валидол был.
   — Не-ет! — неожиданно резко чуть ли не вскричал Балашов и засучил ручками, отбиваясь от меня и от Виктора. — Нет-нет, я — к машине. К машине!
   Покачнувшись, он повернулся и тут же снова схватил Виктора за руку.
   — Проводите меня, пожалуйста, — шепотом попросил он, потом, оглянувшись на меня, попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получилась какая-то кривоватая гримаса. — Я сам не знал, что я такой нервный… Бабушка умерла, это на меня повлияло, даже показалось, что…
   — Что? — спросила я. — Что показалось?
   — Н-ничего, извините, — оборвал сам себя Балашов и повернулся к Виктору:
   — Пойдемте, мой друг, у меня машина во дворе стоит. К машине, к машине…
   Поддерживаемый Виктором, Балашов стал медленно спускаться по лестнице. Я повернулась и так же медленно пошла обратно в редакцию, напряженно ожидая, что вот-вот сейчас опять раздастся этот страшный крик и…
   Я даже не знала, как бы я отреагировала на него… А что? Может быть, и завизжала бы. Запросто.
   Однако все было тихо, и через несколько минут во дворе заурчал двигатель машины. Как раз я подошла к двери редакции. Представляете, сколько времени мне понадобилось, чтобы преодолеть это, в общем-то, небольшое расстояние? Спасибо еще Сергею Ивановичу, что он меня не подгонял, все равно я бы и не пошла быстрее.
   Маринка продолжала сидеть на том же месте, только успела закрыть рот и, увидев нас, моргнула и шипящим шепотом спросила:
   — Что там произошло? А то Сергей Иванович вбежал, как не скажу кто, налил воды и… Ч то случилось-то?
   Я промолчала, а Сергей Иванович ответил, и в его тоне послышалось искреннее недоумение.
   — Как я понял. Маринка, — сказал он, — гость Ольги Юрьевны упал в обморок прямо в нашем коридоре.
   — Слабонервный, что ли, оказался? — удивленно хмыкнула Маринка. — Или это ты его, мать, так напугала? Что ты ему сказала?
   — Да ничего особенного, — ответила я, открывая дверь своего кабинета, мне срочно захотелось перекурить все происшедшее.
   — Как это «ничего особенного»? — возмутилась Маринка. Она выскочила из-за стола и встала рядом со мною. Ее глаза горели боевым азартом, лучше всего выражаемым названием старого киножурнала «Хочу все знать». — Это что за дела еще?
   Нормальный мужик падает в обморок после разговора с тобой, а ты говоришь, что «ничего особенного». Не влюбился же он в тебя с первого взгляда?
   — А почему бы и нет? — моментально взъелась я. — Почему ты думаешь, что такого не может быть?
   Да, упал, да, после разговора со мною. А у тебя такое бывало?
   — После тебя-то? А вот шиш тебе, у меня с психикой все в порядке! — довольно заявила Маринка и обратилась к Сергею Ивановичу:
   — Может, вы мне, наконец, скажете, что там произошло с этим меном?
   — Мне кажется, он просто-напросто упал в обморок, — повторил Кряжимский, садясь на свое рабочее место.
   — На самом деле? — изумилась Маринка, упирая кулаки в бедра. — Без шуток юмора? Ну и мужики, блин, пошли какие-то изнеженные. И давно это с ним, он не сказал?
   — Мне показалось, что он сам удивился своей реакции, — сказал Сергей Иванович. — Видок у него был уж очень потрясенный. Правда, еще он сказал, что у него недавно умерла бабушка. Два раза…
   — Два раза умерла?! — воскликнула Маринка и, вконец обалдев от наплыва такой неординарной информации, всплеснула руками. — Сергей Иванович, дорогой, а вы…
   — Я хотел сказать, что он два раза упомянул об этом, — морщась, пояснил Кряжимский, досадуя на корявость собственной фразы.
   — А-а-а, понятно, — задумчиво протянула Маринка, — все равно он размазня, а не мужик. Что за дела такие? Бабушка умерла, а он среди белого дня в обморок падает!
   Я зашла в свой кабинет, постояла немного и, захватив пачку сигарет и пепельницу, вышла к народу. Всем хорош мой кабинет, но после фокуса, выкинутого психом Балашовым, мне здесь стало неуютно. Сегодня, по крайней мере.
   Я снова вышла в комнату редакции, и тут из коридора вошел Виктор.
   — Отправил гостя? — спросила я.
   Виктор кивнул и усмехнулся.
   — Что с тобой? — тут же спросила его Маринка и потребовала:
   — Не молчи, не молчи, объясняй, что произошло еще?
   — Крендель все про покойников говорил, — ответил Виктор, снова усмехаясь.
   — Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша, — проговорила я. — Вот так люди и надрываются на честной работе в правительстве.
   — А он из правительства, да? — спросила Маринка, пытавшаяся все всегда знать в самом полном объеме.
   — Из городской администрации, — сказала я, — помощник мэра или вице-мэра, не помню точно.
   Я протянула руку к Маринкиному столу, чтобы поставить на него пепельницу, как вдруг из коридора послышался еще один резкий мужской крик:
   — Еб твою мать!!!
   От неожиданности я уронила пепельницу.
   — День придурка, — прошептала я и, наклонившись, подняла пепельницу с пола.
   Растворилась дверь, и в редакцию медленно вошел знакомый мне седой комендант нехорошего дома. На его лице застыло странное выражение удивления и испуга. Он был бледен, но, слава богу, хоть в обморок не падал.
   — Ну, бля, мозги вовсю парятся, — тихо проговорил комендант, обводя нас всех невидящим взглядом, — всякая хрень мерещится… Вы бы это… того… — Комендант нахмурился и чмокнул губами. — Вы бы попа, что ли, позвали, чтобы, значит, помахал вам здесь и побрызгал, а то, бля… да-а…
   Комендант замолчал, кашлянул и уже более осмысленно взглянул на меня и на Маринку:
   — Ну вы, значит, женщины, не пылите на меня, я не со зла, а, типа, по службе. Без обид?
   Я переглянулась с Маринкой, мне показалось, что каждая из нас молча попросила другую обеспечить хотя бы примерный перевод сказанного. Не дождавшись перевода, мы посмотрели на коменданта и почти синхронно кивнули ему.
   — Ну, значит, лады, — сказал комендант и, повернувшись, направился к выходу. В дверях он обернулся и сказал:
   — А попа надо звать, не тасто у вас тут. Нечисто.

Глава 5

 
   После ухода коменданта в помещении редакции повисла пауза, которая сильно затянулась.
   Я прикурила и молча переваривала чушь, которую произнес седой гоблин. Сергей Иванович защелкал клавиатурой компьютера, Виктор снова пошел в мой кабинет, откуда вернулся с кофеваркой. Маринка, как всегда, первой нарушила молчание, потому что молчать у нее уже просто не было сил.
   — Вы хоть понимаете, что здесь происходит? — задала она риторический вопрос в пространство.
   Ей никто не ответил, но Маринка в этом и не нуждалась. Она властно отодвинула Виктора от кофеварки, занялась приготовлением кофе сама и на какое-то время затихла. Однако затишье это было ненадежным и скоротечным.
   Через минуту последовало продолжение.
   — Оля! — напористо высказала Маринка. — Это кладбище!
   — Где? — рассеянно спросила я, честно говоря, подумывая на ту же тему, но не признаться же в такой слабости всем сразу!
   — Под домом, вот где! — громко и четко, словно диктуя мне телеграмму на неизвестном языке, продекламировала Маринка. — Под тем гадским домом! Мы вляпались в это дело, и вся чертовщина постепенно переходит на нас! — Маринка обвела взглядом всех присутствующих, но восторженных аплодисментов не последовало. Не сдавшись, она продолжила:
   — Нужно вызвать попа-батюшку!
   Пусть отмаливает все наши помещения и нас вместе с ними.
   — С кем — с ними? — терпеливо попросила я уточнений и бросила быстрый взгляд на Сергея Ивановича. Тот все продолжал щелкать, но, кажется, ритм вроде бы изменился и замедлился.
   — С помещениями! Ты что, не понимаешь, что ли? — Маринка, отскочив от стола, встала напротив меня. Вид у нее был достаточно угрожающ.
   Я даже заопасалась этого внезапного приступа псевдорелигиозного фанатизма. — Я-то все поняла! — продолжила Маринка. — Этот твой тип из правительства не просто так бабушку свою покойную вспомнил! Она к нему пришла! А рожу у коменданта ты видела? Ты видела его рожу, я тебя спрашиваю?
   Чтобы только избавиться от обвинений, что ее не слушаю, и застраховаться от повторений, я, не подумав, проговорила:
   — Как… тебя…
   — Что? — с мгновенно упавшей интонацией спросила Маринка, но, так как я решила, что лучше уж промолчать, она продолжила:
   — И ему тоже какая-то бабка привиделась!
   — Или дедка, — задумчиво вступил в разговор Сергей Иванович, не прекращая, впрочем, своей работы.
   — Перестаньте вы шутить! — потребовала Маринка. — Мне не до смеха! Я не хочу однажды поднять голову и увидеть здесь какого-нибудь графа Дракулу с крылышками…
   «…как у прокладок», — подумала я, но, видно, сама не заметив, прошептала это вслух, потому что Сергей Иванович хмыкнул и склонился еще ниже над клавиатуре и.
   — Не-ет, здесь явный сумасшедший дом! — наконец-то поняла Маринка и вернулась к захлюпавшей кофеварке. — Вы все психи, одна я нормальная. Короче, как хотите, а я звоню в церковь какую-нибудь и приглашаю священника. Самого главного. Игумена! Или архимандрита!
   — Зачем, позвольте узнать? — мягко спросил ее Сергей Иванович, поднимая глаза от клавиатуры. Несмотря на его серьезное лицо, я по глазам поняла, что к ситуации он относится с нормальным юмором, как и положено неэкзальтированному человеку.
   — Да я все объяснила! — искренне удивилась Маринка такому вопиющему факту, что вокруг нее еще остался кто-то в чем-то ее не понявший. — Устроим здесь молебен, и после этого атмосфера очистится, и работать станет легко, и воздух будет свежим. В духовном плане, я имею в виду. Сергей Иванович! Диктуйте телефон церковного управления! — Маринка решила перейти к действиям и, как всегда, вместо реального дела стала раздавать приказы. — Я буду звонить!
   — Не смеши людей, Марина, — тихо сказала я.
   — Я никого не смешу, я забочусь о нашей общей духовной безопасности! Не знаю, как тебе, Оля, а мне, точно говорю, всю ночь будут сниться кошмары! — Маринка выжидательно посмотрела на Сергея Ивановича, который, по ее мнению, уже должен был зарыться в телефонный справочник.
   Я взглянула на Маринку и поняла, что угомониться она не сможет. Даже наоборот — только укрепляется в своем решении.
   — Сергей Иванович, вы нашли номер телефона? — потребовала она.
   — Нашел, Мариночка, — приветливо отозвался Кряжимский и полюбопытствовал:
   — А вы в синагогу позвонить не хотите?
   — А зачем в синагогу? — опешила Маринка. — А вы думаете… А, это для вас… — Маринка задумалась и смешалась. Ее убежденность в собственной правоте была поколеблена одним только вопросом. Браво, Сергей Иванович!
   — Сергей Иванович, — поддержала я инициативу Кряжимского, — а, помнится, мы что-то изучали там по курсу истории религий… вроде как между нашими религиями существует антагонизм?
   — Есть такое дело, Ольга Юрьевна, в какой-то степени они даже враждуют, — подтвердил Сергей Иванович и защелкал клавиатурой быстрее.
   — Вот устроим тут битвы в духовном плане, и как бы еще хуже не стало, — задумчиво произнесла я, ни к кому персонально не обращаясь.
   Маринка, вытаращив глаза, посмотрела на меня, потом на Сергея Ивановича и, не желая сдаваться сразу, неуверенно спросила:
   — Сергей Иванович, а с муллой у вас антагонизма нет?
   Я, чтобы не рассмеяться, напрягла изо всех сил мышцы рта и еще, на всякий случай, прикрылась ладонью, стараясь, однако, чтобы взгляд у меня оставался серьезным-серьезным.
   — А кто у нас тут мусульманин? — медленно спросила я. — Ты, что ли? И давно?
   — А что такого? Бог-то один! Вот пусть он один всем нам и помогает! — заявила Маринка, но по ее тону было ясно, что она уже сдается.
   — Прекрати, даже слушать неинтересно, — откровенно отмахнулась я. — У меня вот какое предложение…
   — Ну-ну, — энергично закивала Маринка и попробовала поехидничать:
   — Буддистов пригласить, да?
   — Ай, прекрати наконец! — прикрикнула я. — Я предлагаю, если уж мы занялись делом Будникова, быть логичными. Не мешало бы нам съездить на место аварии. Вы как думаете, Сергей Иванович?
   — Для репортажа это, конечно, имело бы смысл, — ответил Кряжимский и подмигнул мне.
   — Значит, надо ехать, — решила я. — Кто со мною?
   — Я! — крикнула Маринка и тут же выключила кофеварку. — А кофе можно будет попить и потом, завтра, — сказала она и тут же принялась обеспечивать себе спокойное будущее:
   — Только я без Виктора не поеду! Черт его знает, что еще может случиться, если уж пошли такие непонятки!
   — Да, я тоже думаю, что Виктора придется пригласить поехать с нами, — согласилась я.
   Я всегда поддерживала здравые Маринкины предложения, вот такие, как это, например.
   — Поедешь, Виктор? — спросила я нашего молчаливого фотографа больше из любезности, чем из действительного желания узнать его мнение. Все равно и так было ясно, что он с нами поедет куда нужно и на сколько нужно.
   Виктор молча кивнул, что и следовало ожидать.
   — Значит, собираемся! — сразу же загорелась энергией Маринка, вскочила со стула и начала наводить порядок на своем столе.
   Сергей Иванович, не поднимая головы от клавиатуры, кашлянул. Мне показалось, что я поняла его правильно.
   — А вы, Сергей Иванович, — спросила я его, — вы поедете с нами?
   — А надо? — Он поднял глаза, и особенной страсти к путешествиям я в них не увидела. — Конечно, поеду, только…
   — Да, действительно, — кивнула я. — День сегодня выпал утомительный, наверное, езжайте домой и отдохните.
   — Уже вечер начинается, — заметила Маринка, поглядывая в окно, — а может быть, мы все разойдемся, а к тому месту поедем завтра с утра, а?
   Я с удивлением взглянула на нее:
   — Тебе же понравилось мое предложение.
   — Да мне любое предложение понравится, лишь бы уйти отсюда поскорее. Не нравится мне здесь.
   Нечисто тут. Вот.
   — Ну, хватит, — отрезала я, — чисто-нечисто, надоело, честное слово! Маешься тут херью прилюдно, и самой не смешно. Не хочешь ехать к мосту, езжай домой, мы с Виктором вдвоем смотаемся и посмотрим, что там да как.
   — Хорошо, — тоном наивной девочки проговорила Маринка, — может, вам даже и лучше будет без меня. Только, Оль, дай мне ключ, пожалуйста.
   — Какой ключ? — не поняла я.
   — Ключ от твоей квартиры, — лицемерно заулыбалась Маринка. — Ты что же думаешь, я поеду к себе? Мне страшно!
   — А вот фиг тебе, а не ключ.
   Я здорово обиделась на подругу. Возможно, тут сыграло свою роль то, что этот длиннющий день до краев был переполнен самыми неординарными событиями, но что-то во мне взыграло, и я, резко повернувшись к ней, поставила вопрос ребром: