Алферова Марианна Владимировна. Беловодье (След на воде - 2)

   - А вода на что! - крикнул Роман. - Приходи, Вода-царица!
   Смерч поднялся над гладью реки Темной и, закрутившись спиралью, змеей влетел в распахнутое верандное окно, устремился по коридорам сквозь дыры, пробитые колдуном. И вот уже поток крутится по-собачьи вокруг своего повелителя и лижет прохладным языком руки. Ожерелье враз успокоилось. Стены, шипя, остыли. Белый пар волнами поплыл по коридорам. Роман двинулся дальше, шагая по колено в воде и ожидая, что же еще ему подсунут друзья-колдуны. Самое странное, что Роман пока никого не встретил, кроме Максимки и Тины. То ли колдуны избегали попадаться на пути, то ли уже многие покинули эти стены. Но Романа интересовал один Медонос. А Медонос в замке был.
   Роман вошел в главный зал. Медонос стоял перед ним, скрестив руки на груди, и поток воды обегал вокруг него, оставляя на полу сухой круг.
   - Иди, иди, неужто боишься? - насмешливо крикнул Вадим Федорович. - Или считаешь себя мне ровней?
   Роман по привычке коснулся плетенки на шее, концентрируя силу, и шагнул. Тут же Медонос выбросил вперед руку. Вихри оранжевого пламени понеслись в сторону повелителя вод. Роман рубанул ладонью. Из волшебного камня ударил холодный синий огонь, и буйные оранжевые языки пламени отсек, срезал, как лезвием. В воду посыпался пепел. Медонос хотел отступить, но круг воды не пропустил его. Роман Вернон шагнул к Медоносу, и их руки сплелись.
   - Темногорск я тебе не уступлю! - крикнул Роман.
   Ярость колдуна - сила колдуна. Из зеленого камня перстня вновь брызнуло холодным синим огнем. Посыпались искры. Тут же стены треснули вдоль, расселся пол, и потолок стал рушиться. А сверху хлынули потоки воды. Медонос дернулся. На него падали уже не струи - ледяные клинки, вспарывая кожу и мышцы, - кромсали Медоносу плоть, но господина Вернона не задевали. Вадим Федорович пытался вырваться, но Роман не отпускал. Водный колдун хотел повернуть руку, чтобы зеленый камень перстня коснулся Медоноса, но Сазонов разгадал замысел и отчаянно сопротивлялся. Руки колдунов переплелись так, что хрустели кости.
   - Призрачной власти мало, богатства мало, поддельных бриллиантов мало реальной власти захотелось! Не получишь! Я Чудодею обещал, что ничего у тебя не выйдет.
   - Ты дурак, Роман. Мы могли бы вместе, а ты... На ерунду силу изводишь. На одну ерунду. На мелочи, а я... мог бы... отпусти... - хрипел Медонос.
   - Нет! Хватит того, что вы Шамбалу эту свою водную с Гамаюновым изгадили. Темногорск я вам не отдам.
   - Ты глуп, Роман. Речь не о Темногорске идет...
   И вдруг все исчезло - не стало ни коридоров, ни камня, ни светильников. Вообще ничего. И скалы вымышленной не стало; и Аглаин дом, вполне настоящий, исчез. На миг мелькнуло фиолетовое небо с яркими, как уличные фонари, звездами.
   Роман стоял по колено в жидкой грязи, вокруг дымились обугленные руины хоромин. То и дело из-под обломков вырывались струи пара. Рядом стояла Аглая, вся грязная, мокрая, и плакала. Увидев Романа, она попятилась и замахала руками.
   А потом появился Гавриил.
   - Где Медонос?
   - Удрал.
   Куда подевались все остальные колдуны, Роман не знал.
   Господин Вернон вышел в чудом уцелевшие ворота.
   Алексей с Тиной поджидали его на улице. Вокруг уже собралась изрядная толпа зевак, но приблизиться к развалинам никто не решался.
   - Я ничего не понял, - признался Стен. - Начался пожар, гости побежали, потом включилась система пожаротушения, всех облило, а огонь разгорелся пуще прежнего. Я столкнулся с Тиной в холле. Тебя нигде не было. Сазонова - тоже. Я помог Тине выбраться.
   Тина клацала зубами.
   - Скажи-ка, Стен... - Роман сделал паузу, потому как очень хотелось дать Алексею по морде. Но колдун сдержался. - Почему ты не сказал мне, что Беловодье - это портал.
   - Портал? - изумился Стен. - О чем ты?
   - Портал. Выход в другой мир. Я из Беловодья выскочил в Темногорск, потом из усадьбы проник вновь в Беловодье. Ты хоть понимаешь, что вы создали?
   - Это Шамбала. Спасение. Порталом оно никогда не было. Клянусь, никогда.
   - Любое спасение - это всего лишь бегство.
   - Портал? Нет... - Стен провел ладонью по лицу. - Что за ерунда? Какой портал? Почему ты так решил?
   - Лучше спроси, почему я так поздно догадался. Ведь было столько подсказок, а я, как дурак, не обращал внимания, повторял за тобой: Шамбала, Шамбала...
   - Может быть, Шамбала в виде портала? - уточнил Стен. Хорошо обладать железной логикой. Ее иногда Роману не хватало. - Но если это портал, то он не работает.
   - Да, не работает. Но у меня такое подозрение, что Сазонов знает, как его включить.
   К ним, расталкивая толпу и ругаясь, протискивались Надя с Леной. Казик у матери на руках вопил так, что Надя зажимала уши. Тина тут же отобрала ребенка.
   - И куда вы его притащили?! - возмутилась она, встряхивая юного Стеновского.
   И тут кто-то позвал водного колдуна. Роман оглянулся и увидел Юла. Мальчишка стоял в толпе и смотрел на дымящиеся развалины. Его светлые волосы отросли и спускались до плеч. И выглядел Юл куда старше своих четырнадцати. Только Юл ли это?
   - Роман, зачем ты все это учудил, а? Это ж такая безвкусица была, просто класс! Я сюда специально приходил поржать. А ты все порушил, - сказал юноша.
   - Это была отчаянная предвыборная борьба.
   - Ты хочешь встать во главе Синклита? - удивился Юл.
   - Почему нет?
   Аглая подбежала к господину Вернону и, потрясая кулаками, завопила:
   - Ты... ты... - Она не находила слов. - Мой дом...
   - Все претензии к Гавриилу - он проводил Синклит. - И, отстранив Аглаю, Роман отвел Юла в сторону и спросил:
   - Где ты все время пропадал?
   - В Суетеловске был. С дядей Гришей.
   - Зачем ты туда поехал?
   - Как зачем? Мы Сазонова хотели поймать.
   - И как? Не получилось?
   - Он в Суетеловске так и не появился.
   И тут водный колдун заметил на среднем пальце юноши перстень. Желтый камень в оправе из серебра.
   - Перстень откуда? - спросил Роман отрывисто.
   - Дядя Гриша сделал. Сказал, что по ювелирной части может с кем угодно соревноваться. Хорошая работа, правда?
   - Хорошая, - кивнул Роман, - колдовская.
   Глава 17
   ПОСЛЕ СИНКЛИТА
   Нет, в недобрый час приехала Тина в Темногорск! Какой бес-искуситель или просто завистник направил ее в эту сторону и заставил сойти именно на этой станции?
   Тина расхаживала по своей комнатке. Сна не было. Слышала, как за стеной заплакал Казик. И Стен и Лена проснулись, нянькаются с малышом. Тина вздохнула - как она... завидует. О, Вода-царица, как завидует.
   Все рухнуло. Все потеряно. Окончательно. Надя... Даже после Надиного приезда Тина еще на что-то надеялась. На чудо какое-то, что ли. Что еще как-то образуется все... И вот этой ночью, будто откровение, глаза открылись. Нет, с Надей ей не тягаться. Тина была уверена, что Роман был бы куда счастливее, выбрав вместо стервозной красавицы скромную ученицу, но это уже ничего не меняло. Да, счастливее...
   Но надоедать, требовать, уговаривать... Доказывать, соблазнять, хитрить, устраивать бабские истерики и подляночки-ловушечки - нет и нет. Для себя унизительно. Для любви своей, дара колдовского. А для Романа унизительно вдвойне. Разве он лох какой или придурок с толстым кошельком, которого хитрая бабенка загоняет в силки? Его выбор - Надя, и ничего с этим не поделаешь. Ничего. Правда, показалось Тине пару раз, что чаша весов качнулась не в Надину сторону. Но оба эти мгновения, оба эти качания случились до Надиного появления. А уж после... После Надя окончательно Романом завладела.
   А что, если стать красивее Нади? Ведь Тина колдунья, и если постараться, если суметь... На миг она окрылилась, но только на миг. Порыв тут же погас. Даже если сумеет... даже если... Не верила она, что в этом случае Роман ее полюбит. Нет, не верила.
   И что же ей теперь? Жить приживалкой и терпеть... Возможно, даже... возможно... Роман снизойдет... Иногда заглянет к ней, обнимет, и даже близость меж ними случится. Ну и что из того? Выполнять роль ассистентки и делать вид... Нет, увольте. Быть другом, просто другом - не для нее. Пару дней побыла - и стало невмоготу.
   Мелькнула мысль бредовая, совершенно невозможная: бежать. Уехать из Темногорска. Да, она сможет где-нибудь устроиться, даст объявление в газете. Почему бы и нет? Роман сказал, что самостоятельно она практиковать не сможет. А она возьмет и сможет. Сумеет. Она вдруг ощутила в этот момент, что да, сумеет. Еще как!
   Но если уедет, то видеть его не будет. Даже издалека. Как же без него? Как? Ой, моченьки нет, совсем нету.
   "Уезжай! Изведешься!" - приказал ей будто чужой голос, сильный и злой. Прежде не было у нее такой силы. А теперь вот явилась неведомо откуда.
   Тина стала собирать вещи. Потом бросила... Неужели все, конец? Нет, не нужны ей эти огромные сумки. Соберет самое необходимое, возьмет деньги и уйдет. А уж потом вернется. Может быть.
   "Обманываешь сама себя! - мысленно воскликнула Тина. - Хватит лгать! Хватит! Лазейку устраиваешь. Хочешь вернуться за вещами, а на самом деле вернуться к нему!
   И все-таки она сложила в сумку самое необходимое. Было-темно. До рассвета - уйма времени. Прежде никогда Тина так рано не вставала. Прежде. Когда это прежде? Когда она была рядом с Романом. Та жизнь была прошедшая. А эта - никакая.
   Надела джинсы, свитер. Вышла из комнаты. Остановилась возле двери Романовой спальни. Надя там... Нет, это невыносимо. А что, если навести порчу... Волосы повылезут, зубы... Что-то мешало. Что, Тина и сама не понимала. Мешало, и все. К тому же глупо: Роман любую порчу снимет.
   Тина спустилась вниз. Сварила кофе. Может, Роман встанет... и...
   Надо выйти замуж. За любого. Лишь бы не противный. Тина заплакала... расплескала кофе, обожглась.
   Когда раздался звонок, не сразу сообразила, что кто-то пришел.
   Побежала к воротам. Темно. Открывать, не открывать?
   Отворила.
   На пороге стоял Чудодей.
   Тина закричала и замахала руками. Потом поглядела- никого. Нет Чудодея. Привиделся. Она вернулась в дом, накинула куртку, сумку перекинула через плечо и уже окончательно ушла. Дверь закрыла. Шагнула на улицу. Темно. Фонари горят. Куда ехать-то? Домой, к маме? К маме... Хорошо, что можно к маме.
   - Не уезжайте, Алевтина Петровна, вы еще здесь очень нужны, - раздался за спиной ее голос.
   Она обернулась. Опять никого. Но голос как будто Чудодея. И будто кто ее взял за руку и повел за собой.
   Рука, что вела, была бесплотная. Не холодная, нет, а именно бесплотная. И Тина пришла к дому Чудодея. На крыльце стояла Эмма Эмильевна и курила.
   - Тинуля, умница, догадалась! - Эмма Эмильевна отшвырнула сигарету и протянула к Тине руки. - Господи, думаю, ну хоть кто-нибудь в доме, хоть кто-нибудь... Кого попросить пожить недельку-другую? О тебе подумала. Сразу - о тебе. Неловко, правда. Роману ты нужна... А тут - ты.
   Тина взбежала на крыльцо, и они обнялись.
   - Хоть неделечку, - приговаривала Эмма Эмильевна. - Хоть месяцок. Сколько сможешь. Бумаги мне надо разобрать. От Михаила Евгеньевича знаешь сколько бумаг осталось? Просто ужас! Роман ведь не рассердится, что ты у меня поживешь чуточку? Ведь не рассердится, правда?
   Напрасно Тина завидовала в ту ночь Наде. Да, Надя спала в комнате Романа. Но спала одна. Самого Романа в спальне не было.
   Сейчас Роман находился в доме Данилы Большерука. Кроме хозяина и господина Вернона присутствовали еще двое: Слаевич и Максимка Костерок. Костерок находился тут против воли, все остальные - добровольно. Более или менее. Слаевич нервничал: боялся, что его звездный час кончится прежде, чем они успеют завершить дело.
   А дело было сложное. Более чем. Роман Вернон решил создать свой обруч.
   Слаевич уже слепил из земли нужные полуформы. Роман срезал прядь волос и проложил меж половинами обруча. После чего Слаевич форму соединил, оставив с одной стороны торчать косицу волос. После недолгих пререканий Максимка дохнул. Пламя запекло форму и выжгло волосяную прядку внутри обруча. Затем Данила Иванович долго и старательно обдувал своими устами обруч, дабы уничтожить все побочные следы колдовских стихий в этим сложном, вернее, сложнейшем средоточии магии.
   И наконец, Роман создал водную нить и запустил ее в обруч. И тот ожил.
   Теперь четыре колдуна смотрели на свое творение и не могли решиться.
   - Может, на Максимке испытать? - спросил Слаевич и хихикнул.
   - На тебе, - огрызнулся Костерок. - На тебя эту дрянь уже надевали.
   - На меня нельзя. Я распадусь, - тут же нашелся Слаевич. - А без Чудодея вам меня не собрать.
   Тогда все посмотрели на Романа. Тот пожал плечами. Как говорится, инициатива наказуема. И надел обруч себе на голову. Несколько секунд он сидел неподвижно. Ничего не происходило. Потом будто кто-то взял его за руку и повел за собой. Остальные тоже пошли. Роман уверенно шагал по Ведьминской. Будто знал, куда идет. Было еще темно, горели фонари. Роман дошел до пустынного участка, обнесенного с трех сторон забором. Остановился. Именно здесь умер Чудодей, сидя на бетонных ступенях недостроенного дома. Роман подошел к крыльцу. Стал подниматься.
   - Не делай этого! - крикнул Данила Большерук. Но было уже поздно. Роман поднялся еще на одну ступеньку и исчез.
   Перед ним плескались светлые воды Беловодья. Поднимались, опускались, и в такт пульсировала кровь в висках, и боль, возникая где-то в темени искрами, пробегала по затылку и спускалась к плечам. Колдун не мог понять, отчего это, - то ли само Беловодье так влияет, то ли воздействие обруча сказывается. В первый раз было иначе. Впрочем, как все было при первом посещении, господин Вернон сказать точно не мог: он не помнил Беловодья, а видел лишь колдовской сон о нем.
   Роман поднял руки, собираясь снять обруч...
   - Не делайте этого! - раздался сзади голос.
   Роман обернулся. Гамаюнов. Ну, конечно, - не ушел он никуда. Здесь. Роман видел Ивана Кирилловича вроде как смутно. Перед глазами рябило и плыло. Обруч давил.
   - Не снимайте, - повторил Гамаюнов, приближаясь. - Умрете.
   Роман и сам это понял. Только что. А еще понял, отчего умер Чудодей. Он создал - книжно-колдовски - себе ожерелье и обруч и решил пройти через портал. Но то ли силы не хватило, то ли не выдержал и обруч снял, но, как бы там ни было, он умер, шагнув в неизвестное.
   - Я же закрыл Беловодье. - Роман прищурился - так смотреть на Гамаюнова было проще, и перед глазами не рябило. - Запер и ограду, и портал в комнате... Значит, и Сазонов может пройти? Он здесь?
   - Был, но тут же ушел. Знал, что вы появитесь следом.
   - Куда ушел? Где он может выйти? В Суетеловске?
   - Этого не знаю.
   Роман обошел замкнутый круг. Заглянул в усадьбу. В комнате, обитой красным штофом, картины по-прежнему являли серые изнанки холстов. И неудивительно. Зачем Сазонову этот постоянный портал, если он с помощью обруча теперь может выскочить где угодно. А Беловодье для него теперь всего лишь место, где можно оттолкнуться для прыжка.
   Роман подошел к краю внутреннего ледяного круга. Потом махнул рукой. Ледяная дорожка пролегла к церкви.
   - Куда вы? - Кажется, Гамаюнов испугался.
   - Хочу доделать то, что начал Стен.
   Роман зашагал к церкви. Иван Кириллович за ним.
   -Вы уверены?..
   - Да.
   Роман не оборачивался. Гамаюнов не отставал и говорил в спину:
   - А если Сазонов захочет завладеть?
   - Не сможет. Это не его. Не ваше. И не мое.
   Они вошли в церковь.
   Иван Кириллович оглянулся.
   Роман прошел к иконостасу. Остановился. Вновь пошел, замыкая круг. Потом поднял руку, сжал кулак. Зеленый камень на перстне стал светиться. Все сильнее, сильнее. Зеленоватый свет заливал уже всю церковь. Еще шаг, и еще. Роман щурился, гримасничал - свет нестерпимо резал глаза. И вдруг - будто удар - белым сиянием, но не в глаза, куда-то глубже, под черепушку, и внутри - тоже вспышка, - и свет прошел сквозь, и все погасло.
   Церковь была. Точь-в-точь такая же, как прежде. Но Роман знал, что другая. Гамаюнов покачал головой, скорее осуждающе, чем восхищенно. Потом лицо его дернулось, шевельнулись мягкие лиловые губы. Иван Кириллович вскинул руки и отогнул ворот свитера. На шее сверкало водное ожерелье.
   - Мы вернулись назад на несколько лет, - сказал Гамаюнов. - Судя по всему. Зачем?
   Роман тронул подбородок. Шрам, оставшийся после схватки с Колодиным, исчез.
   - Вы не поняли? - Роман передернул плечами. - Вы создали ограду Беловодья из ожерелья Стена, вы заставили его отдать все силы - или почти все, - чтобы поддержать ваш город мечты. И вы думали, что после этого создаете что-то свое? Смешно, право! Стен хотел оградить наш мир от фатальных ошибок. Это его мечта.
   - А если я вернусь назад, ожерелье будет при мне?
   - Думаю, что да.
   Гамаюнов колебался. Он хотел что-то сказать, но не знал, стоит ли. Потом все же решился.
   - Знаете, это не Алексея портал. То есть и его - тоже. Он сделал... Но... Я точно не знаю, чье это вообще.
   Роман ощутил смутную тревогу. Огляделся. Поднял голову. Вместо потолка - фиолетовое, полное звезд небо. Звезды не такие, как на земле. Крупнее и как будто ближе. Созвездия не знакомы.
   - В прошлый раз, - сказал Иван Кириллович очень тихо, - портал сработал иначе.
   - Он говорил: "То, что было задумано в начале века, начато в его середине, в чем разочаровались к исходу тысячелетия, мы наперекор всем пессимистам воплотим", - повторил водяной колдун слово в слово сказанное Стеной. - И мотнул головой вверх: - Вот она, дорога к звездам. Иди - не хочу. Так?
   - Не знаю. Я из церкви не выйду. И вам не советую.
   - А до того выходили?
   - Нет.
   - И он не выходил?
   - Нет. Хотел. Но не смог... не решился.
   - Тогда вернемся, - сказал Роман. - Любой храм - портал, и открывается он не по воле людей.
   Юл спал. Роман бесцеремонно сдернул с него одеяло.
   - Ну, что такое? - Мальчика завозился, пытаясь нащупать одеяло рукой. Не удалось. - Спать хочу.
   - Как ты открыл портал? А?
   - Да чего тут такого? Вошел, и все. - Юл нашарил одеяло, натянул.
   - Откуда перстень?
   - Я ж сказал, дядя Гриша сделал. Ювелир-хулиган. - Юл отбросил одеяло, сел на кровати. - Ну, что надо-то? Я спать хочу. Отдохнуть не дают.
   Мальчишка смотрел вызывающе, дерзко. Боялся. И правильно. Перстень-то у него - простой ключ, навряд ли дядя Гриша, пока его варганил, защитные заклинания шептал.
   - Надя в Суетеловск приезжала? - Юл кивнул. - Ожерелье срезала и тебе отдала? - Вновь кивок. - А как его в перстень поместили?
   - Дядя Гриша закатал.
   - Как?
   - Взял и закатал. Просто закатал.
   - В Беловодье ты из Темногорска прошел? Или из Суетеловска?
   - Из Суетеловска. Там таких дыр полно.
   - А обруч? Откуда у тебя обруч? Не мог же ты его сделать...
   - Мне Надежда подарила. Сказала, что он ей не нужен. И отдала.
   Выходило, что обруч сазоновский. Но Юл его сам на голову надел. Добровольно. Важно это или нет? Может, и важно. К тому же заклинаний подчиняющих над ним никто не шептал. Получалось, что обруч сам по себе не опасен. Важно, как его использовать. Роман покачал головой, то ли восхищенно, то ли осуждающе. Отчаянный парень. Хулиган.
   - Из открытого портала не выходил? - Роман и так знал, что нет. Но не хотел показывать, что знает.
   - Нет. Я сразу понял - одному нельзя. Сгину. Да ты не расстраивайся! Ну, так вышло! - Юл схватил Романа за руку. - Я прошел первым случайно.
   - Случай тут ни при чем. - Колдун улыбнулся.
   Ну что ж, так и должно быть: ученик обставил учителя. Учителя такое должно радовать. И Роман радуется. Хотя и тревожится тоже. Многому ли он Юла выучил? Двум заклинаниям. Маловато, чтобы сражаться с таким колдуном, как Сазонов. Да и не претендовал никогда Роман на роль учителя. Просто жил, как живется, колдовал, как умел. Иногда делал сверх возможного. А Юл на него смотрел. Роман вдруг понял, что с момента их встречи он всегда ощущал на себе взгляд Юла. Даже когда того не было рядом.
   - Волосы там, в церкви, отросли?
   - Вроде как.
   - Судя по всему, ты в портале на год вперед сместился. Интересно, где ж ты побывал?
   - До Альфы Центавра четыре года.
   - Нет, тут какой-то другой отсчет времени.
   - Вместе в портал пойдем? - Юл посмотрел на Романа с надеждой.
   - Попробуем, - согласился Роман, - но не сейчас. Ты дяди Гришин номер телефона знаешь? - Юл кивнул. - Назови.
   Телефон долгохонько трезвонил, прежде чем главный хулиган снял трубку.
   - Ну, кто хулиганит?
   - Дядя Гриша, скоро у тебя буду. Сазонов не появлялся?
   - Я ведь с тобой разговариваю, чего беспокоишься?
   - Если появится, учти, ему нужно срезанное ожерелье и чтобы ты его в кольцо закатал. Да, кстати, ты видел, как Надя срезала ожерелье?
   - Видел, конечно.
   - Нож был с водным лезвием?
   - Что?
   - Прозрачный нож?
   - А, да. Точно, ледяной.
   - Я скоро, - пообещал Роман и швырнул трубку. Вернулся в свою спальню. Совершенно бесшумно.
   Надя спала. Он поискал ее сумочку. Нашел. Унес в кабинет. Здесь высыпал содержимое. Нож нашелся. Ледяной клинок в серебряных ножнах. А ведь ножу-то больше трех дней. Значит, этот водный нож куда прочнее того, что умела создавать Марья Севастьяновна да и сам Роман. Гамаюново творение. Сазонов с водной стихией связан плохо. Роман произнес заклинание и приложил зеленый камень кольца к лезвию. На столе образовалась лужица воды. Да еще осталась деревянная рукоятка.
   Роман бросил Надину сумочку прямо в кабинете. На место возвращать не стал. Взял обруч и вышел. Надо было спешить.
   Глава 18
   ЕЩЕ ОДНО ХУЛИГАНСТВО
   - Появлялся Сазонов? - спросил Роман, заходя на кухню дяди Гришиного дома.
   Григорий Иванович сидел за столом. Литровая бутылка, наполненная кристальной жидкостью, - перед ним. Стаканы граненые, огурчики, грибочки, капуста кислая - все как положено. Один стакан пустой.
   - Появлялся, - утвердил Роман Вернон, не дождавшись ответа.
   - Появлялся, - кивнул дядя Гриша. - Мы даже с ним выпили за возвращение из дальнего пути.
   - И где он теперь?
   - В погребе у меня лежит. Тепленький. Хулиганить не будет. Ты ему фингал под глаз поставид?
   - Алексея работа. А разве на жениха самогон твой действует?
   - Мой самогон - и не проймет? - искренне удивился дядя Гриша. - Да мой кого хочешь уложит.
   Роман выскочил из дома, побежал к знакомому погребу. Не соврал дядя Гриша. Вадим Федорович как раз тут и лежал, на полке возле банок, где прежде Надя покоилась, а затем Баз пребывал в беспамятстве, завернутый в одеяло и брезент. Только Сазонов ни во что завернут не был. Смокинг на нем, рубашка белая - прямо с Синклита сюда и пожаловал. И теперь дрыхнет, физиономия красная, как семафор, губы пузырятся, один глаз заплыл. Ожерелье на шее тоже красным светится. Ну и силен у дяди Гриши самогон. Заговоренный - не иначе. Роман на всякий случай ледяные наручники с сильнейшим заклинанием Сазонову на запястья приладил. Да еще пару охранных заклинаний наложил, хотя понимал, что мера лишняя, - от хулиганского этого похмелья господин Сазонов не проснется, пока ему сам главный хулиган не позволит.
   Роман вернулся в дом.
   - Выпьешь? - спросил дядя Гриша, набульки-вая из бутыли в стакан.
   - Чтоб там, рядом с женишком, лечь?
   - Ну, зачем так? Я тебе обычного налью.
   - Не надо. - Роман глотнул из своей фляги для безопасности. Закусил огурчиком. Тот хрустнул, брызнул кислым соком. Хорош.
   - Сильно берет, да... - кивнул дядя Гриша. - Уж коли этой моей самогоновки кто глотнет, ни за что не вырвется.
   - Перстень Юла ты сделал?
   - Знаешь, так чего спрашиваешь? - Дядя Гриша опрокинул стакан.
   - А этот? - Роман повернул сжатую в кулак руку так, что зеленый камень оборотился в сторону дядя Гриши. - Этот тоже твой?
   Дядя Гриша долго молчал, глядя на перстень. Вздохнул тяжело и кивнул.
   - Чье ожерелье внутри?
   - Машенькино. Доченьки моей покойной.
   - Значит, Марья Гавриловна Гамаюнова - супруга твоя?
   Дядя Гриша фыркнул:
   - Тогда она не Гамаюновой звалась - Терентьевой. Мою фамилию носила. Она ведь хулиганка была - поискать. О мировых всяких безумствах задумывалась. А вот деточку нашу не уберегла. Машенька ведь не от болезни умерла какой - не от грудной жабы, как нам в музее этом сказали. Вышло так, что ожерелье ее душить стало. Водой обливали, в речке купали - не помогло. А Марьи Гавриловны, как назло, рядом не было. Звал я ее - не пришла. Не успела. Я тогда ножик ледяной взял, ожерелье срезал и в перстень закатал да поздно. Все равно не помогло, все равно вижу - дитятко мое умирает. Я ее на руки. А она вздохнула и не выдохнула. Глазки приоткрыты, на мир смотрят, не видят. А сама - не дышит. Я - в комнату ту, обитую пурпурным штофом, где пейзажи по стенам висели. Шагнул - и как в пропасть. Выскочил в Петербурге. Аж в тысяча девятьсот шестидесятом году, как потом выяснилось. Прямо в больнице.
   - В портал нельзя без ожерелья входить.
   Дядя Гриша запнулся, как будто и сам понял, что ляпнул что-то не то.
   - Разве?
   - Это точно.
   - Так я ведь хулиган. А у Машеньки было ожерелье... Ах, нет, не было. Так она мертвая уже была! - нашелся наконец дядя Гриша. - Но и здесь не воскресили. И я назад возвращаться не стал. Зачем? Тут остался. Если будущее видел, прошлое мгновенно теряет смысл.
   - В музее сказали, что ты в реке утонул.
   - Смех, да... Нашли кого-нибудь по комплекции подходящего и мной объявили. Надо ж было как-то бумагу о смерти супруга получить, чтобы снова замуж Марье Гавриловне выйти. Она еще при мне на этого красавчика Гамаюнова заглядывалась. Ну а я здесь прижился. Машенька родилась. Моя. Но другая. У нас с Танюшей деток долго не было, я Ваську вроде как за сына считал. Потом думали усыновить кого. Ну, а после радость случилась. Машенька наша.
   Роман чувствовал: недоговаривает что-то старый хулиган про свои дела личные, самое важное утаивает. Но сейчас темногорского колдуна интересовал прежде всего Вадим Федорович и все, с ним связанное.
   - Дядя Гриша, а ведь ты нарочно тогда к особняку Сазонова свернул. Не было никакого колдовства. Ты туда нас с Базом сам привез.
   Григорий Иванович отпираться не стал.
   - Я ведь там, в притоне, всех гадов запомнил. Прежде чем их водой смыло. А как раз накануне твоего прошлого возвращения, когда ты Ваза в погребе нашел, примчалося от Сазонова человек с посылкой: деньги передал и подарочек для Машеньки. Так я посланца признал - охранника этого я там, в притоне, видел. Только думал - он сам, гаденыш, с дружками девочку мою украл. А вышло - хозяин приказал. Ну, а дальше ясно. Посчитались мы с ними со всеми. Там, в особняке.
   - Так ведь это ловушка примитивная. Ник Веселков намеренно вас в ловушку заманивал, когда посланца с подарком прислал. Неужели не поняли?
   - Как не понять! Но мне приятно в ту ловушку лезть было. А еще занятно было поглядеть, как ты испугался, когда вообразил, что заклинания твои не действуют.
   - Злая шутка, - буркнул Роман.
   - Не спорю. Но решил: advienne се que pourra*.
   - Что ж ты женишка-то не раскусил?
   - А чего его кусать-то? Он как кусок металла. Без сердцевины. Нет в нем ничего. Потому и наружу не видать. Да и не всемогущий я ведь. Хулиган обычный, на хулиганке был когда-то женат. И все мое уменье - кольца делать.
   - Значит, там, на дороге, мы случайно встретились. То есть не случайно, конечно, но не по твоей воле.
   - Правильно говоришь, воля была не моя. Я в Темногорск ехал. Вы - в Беловодье. Дороги скрестились там, где женишок-хулиган угадал. А может, и не женишок, может, кто-то другой. Разве нам ведомо, по чьей воле наши дороги друг друга перечеркивают?
   - Теперь я понимаю, почему ты там, в усадьбе, себя так странно вел.
   - Ни хрена ты не понимаешь. - Григорий Иванович вытащил из шкафчика черную бутылку. Совершенно черную. Не разглядеть, что же там, внутри. Сургучом была запечатана. Сейчас сургуч сбит. - Не хочешь глотнуть? спросил хозяин, хитро щурясь. - И правильно делаешь, что не хочешь. Сильная это штука. - Дядя Гриша спрятал бутылку обратно в шкафчик. - Жидкость там прозрачная, как слеза. От спиртяшки не отличишь. Но стоит пару капель в стакан капнуть - и ты уже никакой. Пока ты в усадьбе Марьи Гавриловны ее портрет в кабинете рассматривал, я в подвальчик слазал, да потайной погребок наш отыскал, и забрал оттуда инструментик мой, для колец потребный, да бутылочку эту. Последнюю. - Дядя Гриша вновь наполнил свой стакан.
   Хлопнул, запрокинув голову. На красной шее дернулся вверх и вниз кадык. И на шее больше не было ожерелья. Роман даже не удивился. Почти.
   * Будь что будет (фр.).
   - Где оно?
   - Что?
   - Да ожерелье.
   - А... Да не держатся на мне ошейники, племяш. Растворяются. Хулиганство мое на них как кислота действует. Ядовито.
   - Значит, у тебя уже было ожерелье? Ну да. Иначе ты бы через портал не прошел. И... растворилось... Так?
   - Ну, вроде того.
   - Но ты же вновь ожерелье принял! Такого не бывает! Второй раз ожерелье не подаришь.
   - Почему? - искренне изумился дядя Гриша.
   - Мой дед говорил, что второе ожерелье человека задушит. А ты и глазом не моргнул, когда ожерелье потребовал.
   - А чего мне моргать-то? От страха, что ли? Так какой я после этого хулиган?
   - Погоди... А может, ожерелье растворяется после того, как ты кольцо изготовляешь?
   - Может, и так. Но не сразу. Дня два-три еще держится. А потом впитывается в мою шкуру. Бесследно.
   - Дядя Гриша, так ты назад пройти не мог в том, в шестидесятом...
   - Э, хватит! - Григорий Иванович повел перед носом Романа пальцем из стороны в сторону. - Хватит свой длинный нос куда не надо совать. Мог - не мог, значения не имеет. Теперь здесь хулиганю, и точка. Выпьем. Ты из своей фляги, я - из стакана, за то, чтоб нам еще долго на этой земле хулиганить.
   - А с женишком что сделаете?
   Григорий Иванович посуровел:
   - Ты в это дело не суйся. Не твое. Я сам ему такое хулиганство устрою, что он про свои хулиганства забудет. Тут я хулиганю. И точка.
   И дядя Гриша наполнил вновь стакан. Бутылка опустела.