Страница:
Алисса Джонсон
Леди-наследница
Пролог
Маркиз Энгсли был не настолько ожесточен, чтобы считать, что царство двуличности – исключительное владение женщин. В эту минуту, однако, он был ожесточен ровно настолько, чтобы вынашивать мысль, что это царство населено главным образом женщинами и весьма успешно правит им сама величайшая королева притворства, вдовствующая леди Энгсли… его дражайшая мачеха.
И если мысль эта и содержала в себе чуть больше драматизма, чем пристало мужчине его положения, что ж, он чувствовал, что вполне имеет право на это прегрешение.
В комнате было жарче, чем в преисподней.
В качестве уступки южному итальянскому солнцу и он, и его слуга Кинкейд были в рубашках и босиком. Они распахнули окна и двери, но бумаги, покрывающие маленький письменный стол и усеивающие пол, лежали неподвижно, нетронутые даже намеком на ветерок. Один лишь зной вливался в тесную комнату, отчего на лбу маркиза выступали бисеринки пота.
– Взгляни на это, Кинкейд. – Маркиз вытер влажную ладонь о платок, прежде чем протянуть расписку, которую читал. – Семьдесят пять фунтов Приюту агнцев Божьих в Восточном Лондоне.
Кинкейд, который, несомненно, после существенной внутренней борьбы между гордостью и практичностью сидел на полу, наполовину заваленный гроссбухами и бумагами, написанными этой сумасшедшей за двадцать лет, поднял глаза.
– Это благотворительное заведение мне незнакомо, милорд.
– Еще бы, – отозвался маркиз, – ведь Приюта агнцев Божьих в Восточном Лондоне не существует.
Он отшвырнул бумагу и схватил следующую, содержание которой рассмешило его.
– Восемьдесят фунтов ежегодно на содержание некоей мисс Блайт, дочери мистера Роберта Блайта и законной подопечной маркиза Энгсли. – Он взмахнул бумагой. – Подопечная. Мой отец, который с трудом выносил вид собственных отпрысков, согласился взять на себя заботу о маленькой девочке? Какая наглая ложь! Почему же никто из нас раньше не замечал вероломства этой женщины?
– Ваш батюшка был весьма увлечен вашей мачехой.
Маркиз отшвырнул и эту бумагу.
– Во всяком случае, насколько он был способен на подобное чувство.
– Одну минуту, милорд. Как зовут дитя?
Маркиз нахмурился.
– Мисс Блайт, – повторил он, уверенный, что Кинкейд прекрасно слышал и в первый раз. – На тебя жара действует? Быть может, короткий перерыв…
– Перерыв желателен, но необязателен. Я спрашивал про ее имя.
– А… – Маркиз пробежал глазами подробные списки покупок, связанных с гардеробом и содержанием маленькой девочки. Без сомнения, все выдуманное. – Вот – Уиннифред. Мисс Уиннифред Блайт.
– Уиннифред. – Кинкейд заморгал, его угловатое лицо осветили понимание и веселая улыбка. – Фредди. Господи помилуй, я совсем забыл.
– Ты хочешь сказать, что этот ребенок существует?
– Да, по крайней мере существовал двенадцать лет назад. Дочка викария, маленькая Аннабелла Холмс, писала о ней вскоре после того, как мы уехали из дома вашего батюшки. Очаровательное дитя, Аннабелла. Такое развитое чувство абсурда для столь юного возраста.
– Именно по этой причине она и стала любимицей моего брата, – добавил маркиз, вспомнив, что Гидеон, похоже, никогда не возражал против того, чтобы Анна всюду бегала за ним по имению, засыпая вопросами. Но это было до того, как Гидеон ушел на войну. Сейчас он другой человек. Совсем другой. Сейчас он бы уже не приветствовал обожание малышки. – О чем говорилось в письме?
– Если я правильно помню, ваш батюшка и мистер Блайт присутствовали на большой и весьма разгульной охотничьей вечеринке, во время которой какой-то пьяный гость поджег конюшню. У мистера Блайта, судя по всему, хватило храбрости вбежать в горящую конюшню и вывести лошадей, но не хватило ума уберечься самому. Рухнув на траву, Блайт обратился с предсмертной просьбой к ближайшему человеку, который стоял рядом с ним, – к вашему отцу.
– Взять на попечение его дочку? – догадался маркиз.
– Э, нет. «Взять Фредди», полагаю, он сказал именно так. Как понимаете, ваш батюшка и мистер Блайт были всего лишь знакомцами, и его милость предположил, что «Фредди» – это сын. По-видимому, из чувства признательности Блайту за спасение призовых лошадей он согласился – перед свидетелями – позаботиться о его ребенке… Ох и шуму было, когда привезли малышку Уиннифред. Его милость взъярился, уверенный, что Блайт нарочно ввел его в заблуждение. И только согласие вашей мачехи самолично позаботиться о том, чтобы пристроить девочку, успокоило его.
– Она единственный человек, которому удавалось его успокоить, в этом следует отдать ей должное. Мне почти жаль, что я этого не видел. – Маркиз еще раз просмотрел цифры. – Если леди Энгсли следовала своей обычной схеме – красть половину суммы от тех трат, которые действительно имели место, то девочке остается сорок фунтов в год. Не густо…
Кинкейд расчистил место среди горы гроссбухов, чтобы встать.
– И когда леди Энгсли исчезла, денежные поступления, должно быть, прекратились?
На минуту в комнате повисло тяжелое молчание.
– Больше полугода назад, – тихо промолвил маркиз. – Черт побери. Тут есть адрес. – Он постучал по бумаге. – Мердок-Хаус, Энскрам, Шотландия. Это возле границы, верно? Я напишу Гидеону. Будем надеяться, содержание выплачивалось ежегодно и мисс Блайт по-прежнему живет там. Это дело еще не поздно уладить.
– В ваше отсутствие ваш брат управляет имением. Быть может, нам было бы разумнее вернуться…
– Нет. – Слово вырвалось резче, чем намеревался произнести маркиз, и он устало провел рукой по лицу. – Прошу прощения. Из-за этой жары и бесплодности наших поисков я немного не в себе. Гидеон переложил ответственность за имение на нашего секретаря чуть ли не раньше, чем я успел попросить его заняться этим. Брату нужно какое-нибудь дело. Какая-нибудь задача.
Что-нибудь, подумал маркиз, что хоть немного развеет уныние, которое брат пытается скрыть за веселым остроумием и беззаботной улыбкой.
– Игра в странствующего рыцаря пойдет Гидеону на пользу.
Кинкейд слегка кивнул, выражая свое согласие, но помедлил, прежде чем заговорить:
– А вы не думали о том, что… какие-то сведения из тех, что мы ищем, могут храниться не здесь?
Маркиз предпочел оставить без внимания косвенный намек, содержащийся в этих словах.
– Если они не здесь, то у вдовствующей маркизы. Когда мы найдем ее… – Тогда они найдут все, что мачеха украла за столько лет. – Когда мы найдем ее… то найдем и Роуз.
Когда Кинкейд заговорил снова, голос его был мягок и пронизан сочувствием старого друга:
– Прошло уже больше двенадцати лет, милорд. Двенадцать лет, и ни единого словечка. Прошу вас. Вы должны смириться с мыслью, что Роуз мы не найдем. Велика вероятность, что леди умерла.
– Я бы знал. – Маркиз не поднимал глаз от стола, упорно отказываясь поддаваться сомнению, которое жило бок о бок с надеждой с тех пор, как он узнал о мачехином предательстве.
– Роуз не умерла. Она просто… потерялась на время.
Как и леди Энгсли, осознал он, и мисс Блайт.
– Я подумал, Кинкейд, что наша семья имеет дурную привычку терять своих женщин.
И если мысль эта и содержала в себе чуть больше драматизма, чем пристало мужчине его положения, что ж, он чувствовал, что вполне имеет право на это прегрешение.
В комнате было жарче, чем в преисподней.
В качестве уступки южному итальянскому солнцу и он, и его слуга Кинкейд были в рубашках и босиком. Они распахнули окна и двери, но бумаги, покрывающие маленький письменный стол и усеивающие пол, лежали неподвижно, нетронутые даже намеком на ветерок. Один лишь зной вливался в тесную комнату, отчего на лбу маркиза выступали бисеринки пота.
– Взгляни на это, Кинкейд. – Маркиз вытер влажную ладонь о платок, прежде чем протянуть расписку, которую читал. – Семьдесят пять фунтов Приюту агнцев Божьих в Восточном Лондоне.
Кинкейд, который, несомненно, после существенной внутренней борьбы между гордостью и практичностью сидел на полу, наполовину заваленный гроссбухами и бумагами, написанными этой сумасшедшей за двадцать лет, поднял глаза.
– Это благотворительное заведение мне незнакомо, милорд.
– Еще бы, – отозвался маркиз, – ведь Приюта агнцев Божьих в Восточном Лондоне не существует.
Он отшвырнул бумагу и схватил следующую, содержание которой рассмешило его.
– Восемьдесят фунтов ежегодно на содержание некоей мисс Блайт, дочери мистера Роберта Блайта и законной подопечной маркиза Энгсли. – Он взмахнул бумагой. – Подопечная. Мой отец, который с трудом выносил вид собственных отпрысков, согласился взять на себя заботу о маленькой девочке? Какая наглая ложь! Почему же никто из нас раньше не замечал вероломства этой женщины?
– Ваш батюшка был весьма увлечен вашей мачехой.
Маркиз отшвырнул и эту бумагу.
– Во всяком случае, насколько он был способен на подобное чувство.
– Одну минуту, милорд. Как зовут дитя?
Маркиз нахмурился.
– Мисс Блайт, – повторил он, уверенный, что Кинкейд прекрасно слышал и в первый раз. – На тебя жара действует? Быть может, короткий перерыв…
– Перерыв желателен, но необязателен. Я спрашивал про ее имя.
– А… – Маркиз пробежал глазами подробные списки покупок, связанных с гардеробом и содержанием маленькой девочки. Без сомнения, все выдуманное. – Вот – Уиннифред. Мисс Уиннифред Блайт.
– Уиннифред. – Кинкейд заморгал, его угловатое лицо осветили понимание и веселая улыбка. – Фредди. Господи помилуй, я совсем забыл.
– Ты хочешь сказать, что этот ребенок существует?
– Да, по крайней мере существовал двенадцать лет назад. Дочка викария, маленькая Аннабелла Холмс, писала о ней вскоре после того, как мы уехали из дома вашего батюшки. Очаровательное дитя, Аннабелла. Такое развитое чувство абсурда для столь юного возраста.
– Именно по этой причине она и стала любимицей моего брата, – добавил маркиз, вспомнив, что Гидеон, похоже, никогда не возражал против того, чтобы Анна всюду бегала за ним по имению, засыпая вопросами. Но это было до того, как Гидеон ушел на войну. Сейчас он другой человек. Совсем другой. Сейчас он бы уже не приветствовал обожание малышки. – О чем говорилось в письме?
– Если я правильно помню, ваш батюшка и мистер Блайт присутствовали на большой и весьма разгульной охотничьей вечеринке, во время которой какой-то пьяный гость поджег конюшню. У мистера Блайта, судя по всему, хватило храбрости вбежать в горящую конюшню и вывести лошадей, но не хватило ума уберечься самому. Рухнув на траву, Блайт обратился с предсмертной просьбой к ближайшему человеку, который стоял рядом с ним, – к вашему отцу.
– Взять на попечение его дочку? – догадался маркиз.
– Э, нет. «Взять Фредди», полагаю, он сказал именно так. Как понимаете, ваш батюшка и мистер Блайт были всего лишь знакомцами, и его милость предположил, что «Фредди» – это сын. По-видимому, из чувства признательности Блайту за спасение призовых лошадей он согласился – перед свидетелями – позаботиться о его ребенке… Ох и шуму было, когда привезли малышку Уиннифред. Его милость взъярился, уверенный, что Блайт нарочно ввел его в заблуждение. И только согласие вашей мачехи самолично позаботиться о том, чтобы пристроить девочку, успокоило его.
– Она единственный человек, которому удавалось его успокоить, в этом следует отдать ей должное. Мне почти жаль, что я этого не видел. – Маркиз еще раз просмотрел цифры. – Если леди Энгсли следовала своей обычной схеме – красть половину суммы от тех трат, которые действительно имели место, то девочке остается сорок фунтов в год. Не густо…
Кинкейд расчистил место среди горы гроссбухов, чтобы встать.
– И когда леди Энгсли исчезла, денежные поступления, должно быть, прекратились?
На минуту в комнате повисло тяжелое молчание.
– Больше полугода назад, – тихо промолвил маркиз. – Черт побери. Тут есть адрес. – Он постучал по бумаге. – Мердок-Хаус, Энскрам, Шотландия. Это возле границы, верно? Я напишу Гидеону. Будем надеяться, содержание выплачивалось ежегодно и мисс Блайт по-прежнему живет там. Это дело еще не поздно уладить.
– В ваше отсутствие ваш брат управляет имением. Быть может, нам было бы разумнее вернуться…
– Нет. – Слово вырвалось резче, чем намеревался произнести маркиз, и он устало провел рукой по лицу. – Прошу прощения. Из-за этой жары и бесплодности наших поисков я немного не в себе. Гидеон переложил ответственность за имение на нашего секретаря чуть ли не раньше, чем я успел попросить его заняться этим. Брату нужно какое-нибудь дело. Какая-нибудь задача.
Что-нибудь, подумал маркиз, что хоть немного развеет уныние, которое брат пытается скрыть за веселым остроумием и беззаботной улыбкой.
– Игра в странствующего рыцаря пойдет Гидеону на пользу.
Кинкейд слегка кивнул, выражая свое согласие, но помедлил, прежде чем заговорить:
– А вы не думали о том, что… какие-то сведения из тех, что мы ищем, могут храниться не здесь?
Маркиз предпочел оставить без внимания косвенный намек, содержащийся в этих словах.
– Если они не здесь, то у вдовствующей маркизы. Когда мы найдем ее… – Тогда они найдут все, что мачеха украла за столько лет. – Когда мы найдем ее… то найдем и Роуз.
Когда Кинкейд заговорил снова, голос его был мягок и пронизан сочувствием старого друга:
– Прошло уже больше двенадцати лет, милорд. Двенадцать лет, и ни единого словечка. Прошу вас. Вы должны смириться с мыслью, что Роуз мы не найдем. Велика вероятность, что леди умерла.
– Я бы знал. – Маркиз не поднимал глаз от стола, упорно отказываясь поддаваться сомнению, которое жило бок о бок с надеждой с тех пор, как он узнал о мачехином предательстве.
– Роуз не умерла. Она просто… потерялась на время.
Как и леди Энгсли, осознал он, и мисс Блайт.
– Я подумал, Кинкейд, что наша семья имеет дурную привычку терять своих женщин.
Глава 1
– Шевельнешь хоть пальцем – и я продырявлю тебя насквозь!
Вот дьявол.
Во время утомительно долгой поездки из Лондона в шотландский Энскрам лорд Гидеон Хаверстон много раз пытался представить, какой прием ждет его в Мердок-Хаусе. Он по большей части был оптимистом, не лишенным живого воображения, и посему имел все основания рассчитывать, что этот прием будет включать в себя самый минимум упреков и слез и ошеломляющий поток изъявлений бурной радости и признательности.
При этом не исключалось использование слова «герой».
Но он уж никак не представлял, что в конце путешествия найдет необитаемый дом, прячущихся в конюшне разбойников, фразу «продырявлю тебя насквозь», произнесенную в темноте сиплым шепотом, и дуло ружья, больно уткнувшегося ему в поясницу.
Однако бывали приемы и похолоднее.
– Если вы хотите денег, то вам трудно будет их получить, разве что один из вас залезет ко мне в карман. Хотя, говорят, в России есть человек, который может двигать предметы одной лишь силой мысли. Весьма полезный талант. Возможно, вы с ним знакомы?
За этим заявлением последовало короткое молчание.
– А ты хладнокровный ублюдок, да? – наконец прошипел голос. – И не я здесь вор!
Молодой, подумал Гидеон. Очень молодой и боится. Ему хорошо знакома мальчишеская привычка прятать за бравадой страх. Достаточно часто приходилось слышать это на борту «Стойкого» – нарочитое понижение голоса, скрывающее дрожь, и эта осиплость, когда слова проталкиваются сквозь ком ужаса, засевший в горле.
«Боюсь? Кто, я, кэп? Да ни в жисть».
Но они боялись. У себя на корабле он не терпел дураков.
Парнишка позади него явно в бегах, думал провести ночь на куче соломы. Лучше поскорее осадить его, пока он не сотворил что-то такое, о чем пожалеют оба.
Гидеон перенес вес на здоровую ногу, развернулся, одной рукой отбил в сторону дуло ружья, а вторую сжал в кулак и отвел для удара.
Луч лунного света прорезался в открытые двери, и в долю секунды он увидел штаны, грудь и длинную косу.
Женщина.
Инстинкт заставил его отдернуть кулак, прежде чем он соприкоснулся с плотью. Все добрые дела наказуемы, а наказание Гидеона за это глупое рыцарство было быстрым, болезненным и унизительным. Он согнулся пополам, когда получил в живот прикладом ружья, взвыл, когда острое колено заехало ему по носу, и провалился в черноту, когда что-то твердое с резким «бумс» отскочило от его головы.
– Он мертв, да? Мы убили его?
Уиннифред наклонилась над своей подругой Лилли, а та, в свою очередь, склонилась над мужчиной, которого они только что оглушили. Поскольку их хитрость удалась замечательно, она не могла не испытывать чуточку самодовольства наряду с облегчением и остатками смертельного ужаса. Он должен был оставаться в доме, паршивый ворюга, а он заявился в конюшню за лошадьми.
– Потому что если убили, нам придется по-быстрому спрятать тело. Вдруг кто-нибудь придет искать его?
– Тогда они, без сомнения, удивятся, как его лошадь оказалась в конюшне. – Лилли присела на корточки перед распростертым мужчиной. – И убили его не мы. Это я ударила его сковородкой, а ты просто немножко пнула.
– Обязательно попрошу викария не забыть отметить это различие на наших с тобой похоронах. Повешенным убийцам ведь дозволяются похороны?
– Если повезет, мы этого никогда не узнаем. Он еще дышит.
– О…
Уиннифред скорее почувствовала, чем увидела взгляд подруги.
– Твое уважение к святости человеческой жизни весьма трогательно.
– Ну, это же ты стукнула его по голове, – напомнила Уиннифред. – Кроме того, мертвое тело легче спрятать, чем живое… Может, свяжем его, как думаешь?
– Пожалуй. Сюртук его на ощупь… довольно дорогой.
– Полагаю, имеются все же определенные денежные выгоды в том, чтобы быть разбойником. А ты никогда не думала…
– Нет.
– Жаль. Никто бы нас не заподозрил. – Еще не переставшими дрожать руками Уиннифред вытащила два коротких куска веревки и стала связывать руки мужчины, а Лилли трудилась над ногами.
– У него хорошие сапоги и брюки из первосортной шерсти, – сказала Лилли. – Я хочу взглянуть на него при свете. Принеси свечу…
– Нет, у нас их осталось всего ничего. Не желаю переводить свечку на таких, как он.
– Фредди!..
– Давай хватай его за ноги, а я возьму за плечи, и вытащим его наружу.
Благодаря годам физического труда у обеих девушек были крепкие спины и сильные руки, и тем не менее вытащить взрослого мужчину из конюшни оказалось ох нелегким делом. Лилли пыхтела и тяжело отдувалась, а Уиннифред вся взмокла.
Вначале лунный свет осветил ему ноги, и Уиннифред не могла не заметить, что Лилли была права насчет сапог – они превосходны. Следующими она увидела брюки, затем великолепно сшитый сюртук. В последнюю очередь луна осветила лицо – темные волосы, длинные ресницы, орлиный нос и твердый подбородок. Рот большой и…
– Ох, святители небесные! – Испуганный вскрик Лилли в темноте показался неестественно громким.
– Что? Что такое? – Уиннифред поспешила снова ухватить мужчину за плечи, когда его ноги выскользнули из рук Лилли и он упал на землю.
– Это он. Это он. Это… Постой… – Лилли наклонилась поближе к лицу. – Это не он.
– Бога ради, Лилли…
– Это другой. Это Гидеон.
– Гидеон? – повторила Уиннифред. – Лорд Гидеон Хаверстон, ты хочешь сказать? Брат нашего щедрого благодетеля? Здесь? – Она наклонилась вперед и прищурилась, чтобы еще раз вглядеться в его лицо. Потом уронила его голову на твердую землю.
– Уиннифред, что ты делаешь? – К немалому удивлению Уиннифред, Лилли прошипела эти слова шепотом, как будто состояние Хаверстона внезапным и чудесным образом улучшилось от отключки до простого сна.
– Ты совершенно права. Это было непочтительно с моей стороны. – Она выпрямилась и подбоченилась. – Мне следовало нацелиться на острый камень.
– О нет. О нет. Что мы наделали?
– Упустили прекрасную возможность, по-моему. Сейчас мы могли бы провожать его в путешествие на дно озера, вместо того чтобы… Какого дьявола ты развязываешь его?
– Мы объясним! – несколько истерично забормотала Лилли, дергая узлы. – Ужасная ошибка! Две женщины без помощи и защиты…
– Лилли, остановись. – Уиннифред снова наклонилась и накрыла руки подруги своей ладонью. – Мы жили без помощи и защиты много лет, и никогда прежде его это не заботило.
– Быть может, он не знал…
– Знал. – Уиннифред помедлила, прежде чем заговорить снова. Она никогда не собиралась признаваться в том, что сделала, но теперь не видела иного выхода. – Я написала ему прошлой зимой, когда ты сильно болела. Просила его от нашего имени поговорить с братом.
– Но он так и не ответил? – уныло предположила Лилли.
– О, он ответил, – пробормотала Уиннифред. До конца жизни ей не забыть жалящего оскорбления того ответа. – Нам надо бежать.
Она подняла Лилли на ноги и потянула к дому садовника.
– Собери то, что легко нести. Мы возьмем его лошадь. Если повезет, к тому времени, как он развяжется, мы будем уже далеко.
– Не можем же мы оставить его здесь в таком состоянии.
Уиннифред втолкнула Лилли внутрь и решительно захлопнула за собой дверь.
– Если я могу оставить Клер, – ах, как эта мысль разрывала ей сердце, – то уж его и подавно смогу.
– Клер – коза, Уиннифред.
– Коза ближе к людям, чем любой Хаверстон.
Уиннифред откинула крышку старого сундука, отпихнула в сторону два платья, приберегаемые для поездок в город, и выудила мешочек с монетами, которые ей с таким трудом удалось сэкономить.
– Почти полфунта, – прошептала она, тряхнув мешочек.
– О Бог мой. – Лилли насмешливо хмыкнула. – Значит, мы отправимся на континент с шиком.
– А по-твоему, лучше отправиться в тюрьму?..
– Постой. – Лилли наклонилась над сундуком и вытащила платье. – У меня идея.
Вот дьявол.
Во время утомительно долгой поездки из Лондона в шотландский Энскрам лорд Гидеон Хаверстон много раз пытался представить, какой прием ждет его в Мердок-Хаусе. Он по большей части был оптимистом, не лишенным живого воображения, и посему имел все основания рассчитывать, что этот прием будет включать в себя самый минимум упреков и слез и ошеломляющий поток изъявлений бурной радости и признательности.
При этом не исключалось использование слова «герой».
Но он уж никак не представлял, что в конце путешествия найдет необитаемый дом, прячущихся в конюшне разбойников, фразу «продырявлю тебя насквозь», произнесенную в темноте сиплым шепотом, и дуло ружья, больно уткнувшегося ему в поясницу.
Однако бывали приемы и похолоднее.
– Если вы хотите денег, то вам трудно будет их получить, разве что один из вас залезет ко мне в карман. Хотя, говорят, в России есть человек, который может двигать предметы одной лишь силой мысли. Весьма полезный талант. Возможно, вы с ним знакомы?
За этим заявлением последовало короткое молчание.
– А ты хладнокровный ублюдок, да? – наконец прошипел голос. – И не я здесь вор!
Молодой, подумал Гидеон. Очень молодой и боится. Ему хорошо знакома мальчишеская привычка прятать за бравадой страх. Достаточно часто приходилось слышать это на борту «Стойкого» – нарочитое понижение голоса, скрывающее дрожь, и эта осиплость, когда слова проталкиваются сквозь ком ужаса, засевший в горле.
«Боюсь? Кто, я, кэп? Да ни в жисть».
Но они боялись. У себя на корабле он не терпел дураков.
Парнишка позади него явно в бегах, думал провести ночь на куче соломы. Лучше поскорее осадить его, пока он не сотворил что-то такое, о чем пожалеют оба.
Гидеон перенес вес на здоровую ногу, развернулся, одной рукой отбил в сторону дуло ружья, а вторую сжал в кулак и отвел для удара.
Луч лунного света прорезался в открытые двери, и в долю секунды он увидел штаны, грудь и длинную косу.
Женщина.
Инстинкт заставил его отдернуть кулак, прежде чем он соприкоснулся с плотью. Все добрые дела наказуемы, а наказание Гидеона за это глупое рыцарство было быстрым, болезненным и унизительным. Он согнулся пополам, когда получил в живот прикладом ружья, взвыл, когда острое колено заехало ему по носу, и провалился в черноту, когда что-то твердое с резким «бумс» отскочило от его головы.
– Он мертв, да? Мы убили его?
Уиннифред наклонилась над своей подругой Лилли, а та, в свою очередь, склонилась над мужчиной, которого они только что оглушили. Поскольку их хитрость удалась замечательно, она не могла не испытывать чуточку самодовольства наряду с облегчением и остатками смертельного ужаса. Он должен был оставаться в доме, паршивый ворюга, а он заявился в конюшню за лошадьми.
– Потому что если убили, нам придется по-быстрому спрятать тело. Вдруг кто-нибудь придет искать его?
– Тогда они, без сомнения, удивятся, как его лошадь оказалась в конюшне. – Лилли присела на корточки перед распростертым мужчиной. – И убили его не мы. Это я ударила его сковородкой, а ты просто немножко пнула.
– Обязательно попрошу викария не забыть отметить это различие на наших с тобой похоронах. Повешенным убийцам ведь дозволяются похороны?
– Если повезет, мы этого никогда не узнаем. Он еще дышит.
– О…
Уиннифред скорее почувствовала, чем увидела взгляд подруги.
– Твое уважение к святости человеческой жизни весьма трогательно.
– Ну, это же ты стукнула его по голове, – напомнила Уиннифред. – Кроме того, мертвое тело легче спрятать, чем живое… Может, свяжем его, как думаешь?
– Пожалуй. Сюртук его на ощупь… довольно дорогой.
– Полагаю, имеются все же определенные денежные выгоды в том, чтобы быть разбойником. А ты никогда не думала…
– Нет.
– Жаль. Никто бы нас не заподозрил. – Еще не переставшими дрожать руками Уиннифред вытащила два коротких куска веревки и стала связывать руки мужчины, а Лилли трудилась над ногами.
– У него хорошие сапоги и брюки из первосортной шерсти, – сказала Лилли. – Я хочу взглянуть на него при свете. Принеси свечу…
– Нет, у нас их осталось всего ничего. Не желаю переводить свечку на таких, как он.
– Фредди!..
– Давай хватай его за ноги, а я возьму за плечи, и вытащим его наружу.
Благодаря годам физического труда у обеих девушек были крепкие спины и сильные руки, и тем не менее вытащить взрослого мужчину из конюшни оказалось ох нелегким делом. Лилли пыхтела и тяжело отдувалась, а Уиннифред вся взмокла.
Вначале лунный свет осветил ему ноги, и Уиннифред не могла не заметить, что Лилли была права насчет сапог – они превосходны. Следующими она увидела брюки, затем великолепно сшитый сюртук. В последнюю очередь луна осветила лицо – темные волосы, длинные ресницы, орлиный нос и твердый подбородок. Рот большой и…
– Ох, святители небесные! – Испуганный вскрик Лилли в темноте показался неестественно громким.
– Что? Что такое? – Уиннифред поспешила снова ухватить мужчину за плечи, когда его ноги выскользнули из рук Лилли и он упал на землю.
– Это он. Это он. Это… Постой… – Лилли наклонилась поближе к лицу. – Это не он.
– Бога ради, Лилли…
– Это другой. Это Гидеон.
– Гидеон? – повторила Уиннифред. – Лорд Гидеон Хаверстон, ты хочешь сказать? Брат нашего щедрого благодетеля? Здесь? – Она наклонилась вперед и прищурилась, чтобы еще раз вглядеться в его лицо. Потом уронила его голову на твердую землю.
– Уиннифред, что ты делаешь? – К немалому удивлению Уиннифред, Лилли прошипела эти слова шепотом, как будто состояние Хаверстона внезапным и чудесным образом улучшилось от отключки до простого сна.
– Ты совершенно права. Это было непочтительно с моей стороны. – Она выпрямилась и подбоченилась. – Мне следовало нацелиться на острый камень.
– О нет. О нет. Что мы наделали?
– Упустили прекрасную возможность, по-моему. Сейчас мы могли бы провожать его в путешествие на дно озера, вместо того чтобы… Какого дьявола ты развязываешь его?
– Мы объясним! – несколько истерично забормотала Лилли, дергая узлы. – Ужасная ошибка! Две женщины без помощи и защиты…
– Лилли, остановись. – Уиннифред снова наклонилась и накрыла руки подруги своей ладонью. – Мы жили без помощи и защиты много лет, и никогда прежде его это не заботило.
– Быть может, он не знал…
– Знал. – Уиннифред помедлила, прежде чем заговорить снова. Она никогда не собиралась признаваться в том, что сделала, но теперь не видела иного выхода. – Я написала ему прошлой зимой, когда ты сильно болела. Просила его от нашего имени поговорить с братом.
– Но он так и не ответил? – уныло предположила Лилли.
– О, он ответил, – пробормотала Уиннифред. До конца жизни ей не забыть жалящего оскорбления того ответа. – Нам надо бежать.
Она подняла Лилли на ноги и потянула к дому садовника.
– Собери то, что легко нести. Мы возьмем его лошадь. Если повезет, к тому времени, как он развяжется, мы будем уже далеко.
– Не можем же мы оставить его здесь в таком состоянии.
Уиннифред втолкнула Лилли внутрь и решительно захлопнула за собой дверь.
– Если я могу оставить Клер, – ах, как эта мысль разрывала ей сердце, – то уж его и подавно смогу.
– Клер – коза, Уиннифред.
– Коза ближе к людям, чем любой Хаверстон.
Уиннифред откинула крышку старого сундука, отпихнула в сторону два платья, приберегаемые для поездок в город, и выудила мешочек с монетами, которые ей с таким трудом удалось сэкономить.
– Почти полфунта, – прошептала она, тряхнув мешочек.
– О Бог мой. – Лилли насмешливо хмыкнула. – Значит, мы отправимся на континент с шиком.
– А по-твоему, лучше отправиться в тюрьму?..
– Постой. – Лилли наклонилась над сундуком и вытащила платье. – У меня идея.
Глава 2
– Снимай брюки, Фредди.
– А вдруг нам придется бежать? У меня во всей этой ткани запутаются ноги. И тебе бы лучше опять надеть свои, Лилли.
За тридцать один год жизни Гидеону доводилось просыпаться под великое множество разговоров на великое множество тем. Ни один из них, однако, не был таким странным и таким интригующим, как то, что он слушал сейчас. Принимая во внимание и свое любопытство, и болезненную пульсацию в голове, глаз он не открывал, он ровно дышал и просто слушал.
– Ноги у тебя все равно запутаются, будут на тебе под платьем брюки или не будут.
– Но я смогу снять платье, ведь так?
– Ты выглядишь подозрительно комковатой.
– А чувствую себя подозрительно глупой. Не могу поверить, что согласилась на это.
Гидеон услышал, как приблизился мягкий шелест юбок, и уловил тончайший запах лаванды и сена. Сочетание показалось ему приятным.
– Он очень красивый. Жаль только, что подлец.
– Тише. В самом деле, а вдруг он услышит тебя?
– Ну, это вряд ли, я думаю. Он до сих пор ни разу не пошевелился. – Гидеон почувствовал, как незнакомка склонилась над ним, и в следующую секунду прохладная, влажная тряпка легла ему на лоб, это действие лишь с большой натяжкой можно было назвать нежностью. – Ты точно уверена, что он не мертв?
Поскольку в голосе незнакомки прозвучала легкая надежда на то, что подруга ошиблась в оценке его состояния, Гидеон почел за благо открыть глаза.
Взгляду его предстала девушка из конюшни. Коса исчезла, заметил он. Светло-каштановые волосы широкими золотистыми прядями довольно неумело собранные сзади, обрамляли овальное лицо. Ее нельзя было назвать красивой в общепринятом смысле. Нос чуть великоват, губы широковаты, а россыпь веснушек на гладкой кремовой коже модной уж точно не назовешь. Но все это в целом представляло весьма привлекательную картину.
Красота иного рода, решил он. Не лучше и не хуже, чем тот идеал, которого придерживаются в свете. Просто… другой. Только дурак стал бы настаивать на авторитетном мнении относительно того, какая красота предпочтительнее. Сколько ни сравнивай, в каждой можно найти как свои достоинства, так и недостатки. Это все равно что сравнивать букет тепличных роз и охапку полевых цветов. Или яблоки с апельсинами. Кстати, почему именно яблоки и апельсины, интересно знать?
– Почему не виноград и вишни?
Незнакомка при звуке его голоса попятилась, и Гидеон заметил сразу три детали, одну за другой. Во-первых, что глаза у нее, прежде устремленные на его макушку в явной надежде найти там сочащуюся кровь, такие же золотистые, как и пряди в волосах. Во-вторых, она довольно маленькая для той, что одолела его в драке, – как ни стыдно это признать. И в-третьих, в платье она выглядит и впрямь как-то неуклюже.
– Прошу прощения, – просипел он. Потом откашлялся, мужественно не обращая внимания на то, что от этого в голове застучало еще сильнее. – Совсем не то я намеревался сказать при нашей первой встрече. Хотя, с другой стороны, в мои намерения также не входило получить по голове. Чуть больше волнений, чем рассчитывал каждый из нас, полагаю.
Янтарные глаза расширились, потом заморгали.
– Мисс Уиннифред Блайт, не так ли? – Он был почти уверен, что это Фредди. – Или я умудрился до смерти напугать совсем не ту женщину?
Ее глаза тут же превратились в узкие щелки.
– Вы никого не напугали. И меньше всего меня.
Она была поспешно отодвинута в сторону другой, чуть повыше, с черными волосами и большими голубыми глазами. Из них двоих она выглядела на несколько лет постарше. Гидеон гадал, помогала ли она своей подруге в конюшне. Он надеялся, что помогала. Быть сраженным наповал – в буквальном смысле – двумя маленькими девушками все же не так стыдно, как одной.
– Я – мисс Айлстоун, – заговорила вторая девушка. Причем таким тоном, словно ожидала, что он уже догадался, кто она. – Пожалуйста, простите мисс Блайт. У нас была беспокойная ночь. Она собиралась сказать, что на вас, вероятно, напал разбойник или разбойники. Мы нашли вас связанным, без сознания, в конюшне.
Он непроизвольно потер запястье и почувствовал легкое жжение, которое осталось на коже от веревки.
– Разбойники, – повторил он, не поверив ни единому слову. – С дерзкими ртами и длинными косами?
– С длинными ко… о Боже, этого я и боялась. – Мисс Айлстоун материнским жестом положила ладонь ему на лоб. – Ранения головы могут быть такими опасными. Только в прошлом году мистер Перкл свалился с крыши своего трактира. Когда он пришел в себя, то клялся и божился, что это миссис Перкл столкнула его.
А-а, так, значит, это у них такая игра?
– А почему это не могла быть миссис Перкл?
– К тому времени она уже семь лет как умерла.
– Что ж, в таком случае ее определенно трудно заподозрить, – согласился он. – Полагаю, все мои вещи украдены?..
– Вовсе нет. Какая удача, верно? Мы с Уиннифред, должно быть, отпугнули их, когда…
– Напугали до смерти, – вставила Уиннифред.
Мисс Айлстоун метнула на подругу уничтожающий взгляд.
– …когда выбежали из дома. Мы производили ужасно много шума.
– Вы знали, что они там? – Ему, конечно, не следовало подыгрывать им, но история такая забавная, ей-богу.
– Вначале нет, – ответила мисс Айлстоун. – Мы видели, как вы вышли из дома и вошли в конюшню, а когда выглянули наружу, услышали шум драки. Мы побежали назад, схватили горшки, сковородки и…
– Ружье, полагаю?
– Боже избави, нет. Что бы мы делали с ружьем? В общем, мы погремели кухонной утварью, немножко подождали, заглянули в конюшню и увидели вас.
Какая изобретательная ложь, подумал он. Хотелось бы ему спросить, кто это придумал и была ли эта выдумка спонтанной, или же они сочинили ее, пока он валялся без сознания, но он вновь уловил страх. Как и тогда, в конюшне. Голос мисс Айлстоун был ровным, но вот руки дрожали. Мисс Блайт мягко отодвинула ее от кровати и, чуть заметно шагнув вперед, встала перед ней, словно защищая. Будет быстрее, проще и много легче позволить им пока думать, что он поверил вранью.
– Что ж, похоже, дамы, я перед вами в неоплатном долгу.
Мисс Айлстоун вспыхнула, нервно закашлялась и сосредоточила взгляд на изголовье кровати.
– Пустяки, милорд.
– Не скромничай, Лилли, – мило проговорила мисс Блайт. – Ты была невероятно храброй.
– Уиннифред…
– Мисс Блайт совершенно права. Если вы… – Он осекся, заморгал и склонил голову набок. – Почему вы решили, что я лорд?
– Мы встречались раньше, – объяснила мисс Айлстоун. – Наверное, вы не помните. Это было много лет назад, к тому же мимоходом. Вы приезжали из школы домой – да, именно тогда, я думаю, – а я гостила у своей кузины, леди Энгсли, в имении вашего отца.
– Леди Энгсли – ваша кузина? – Гидеон медленно сел, испытав облегчение, когда комната не завертелась в одну сторону, а желудок в другую. – А в последнее время вы не получали от нее вестей?
– Нет… – Она на мгновение задумалась. – Уже года два. Мы никогда не были близки.
– А что? – полюбопытствовала мисс Блайт. – С ней что-то случилось?
Гидеон быстро выдохнул. Он не испытывал смертельного страха перед скандалом, как большинство аристократов, но и не любил обсуждать семейные неурядицы. На его взгляд, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на искупление чужих грехов. Но долг есть долг, а семейство Энгсли в долгу перед мисс Блайт за невыполненное обещание.
– Леди Энгсли исчезла семь месяцев назад вместе со значительной суммой денег, украденных из семейной казны.
– Украденных? – повторила мисс Айлстоун, округлив глаза.
– Чего ради? – пожелала знать мисс Блайт. – Ваш отец был богат, как Мидас.
– Фредди, – пожурила мисс Айлстоун.
Младшая, к ее чести, немного сконфузилась.
– Я просто хотела сказать, что она ведь не нуждалась в деньгах.
– Нет, – согласился Гидеон, – не нуждалась. Мой отец был весьма щедр со своей второй женой и при жизни, и после смерти. После его кончины в прошлом году она получила значительное наследство. Зачем ей понадобилось красть деньги, нам еще предстоит выяснить. А пока семья пытается исправить нанесенный ею ущерб. Из-за этого я и приехал в Шотландию.
– Ущерб? – в один голос переспросили девушки.
Он кивнул, и ему снова пришлось бороться с нежеланием говорить о преступлениях мачехи.
– Один из способов, которым леди Энгсли похищала деньги, – это пожертвования на вымышленную благотворительность. Еще один – удваивать общий расход и прикарманивать его вторую половину.
– И кто же мы? – вызывающе спросила мисс Блайт. – Благотворительность или расходы?
– Ну, это как посмотреть. – Гидеон повернул голову к ней. – Вы получали какие-нибудь деньги из имения Энгсли?
– Да.
– Значит, вас можно отнести к расходам. – Он широко улыбнулся в ее насупленное лицо.
– Но мы получали денежное пособие от лорда Энгсли, – заметила мисс Айлстоун. – Вначале от вашего отца, потом…
– Не совсем так. Деньги, возможно, поступали от имени лорда Энгсли, но распределялись они леди Энгсли и мистером Лартвиком – это последний секретарь моего отца, если вы не знаете, и сообщник леди Энгсли. Мой отец не знал о воровстве этой парочки, а брату до прошлого месяца ничего не было известно о вас.
Подруги обменялись быстрыми взглядами, удивленными и скептическими. Мисс Блайт открыла рот, словно собралась что-то сказать – что-то неприятное, если судить по выражению ее лица, – но промолчала, когда мисс Айлстоун чуть заметно качнула головой.
– Вы хотели что-то спросить? – подсказал Гидеон.
Обе неуверенно посмотрели на него. Снова этот страх, подумал он.
– Почему бы вам немного не поразмыслить над этим? И заодно подумайте, чему бы вы хотели посвятить себя.
– Посвятить себя? – переспросила мисс Блайт. – Вы приехали, чтобы выселить нас?
Он не мог винить Фредди за этот ее тон смирения, пусть он и раздражал.
– Я приехал, как уже говорил, дабы исправить зло, причиненное вам членом моей семьи. Предназначенное вам денежное содержание будет выплачено в полном объеме, мисс Блайт, плюс небольшой подарок в качестве возмещения ущерба. Вы можете остаться здесь, ежели желаете, или, если хотите, мы можем найти вам другой дом по вашему вкусу… если только ваш вкус не распространяется на Букингемский дворец. В этом случае, боюсь, вам не повезло.
– А вдруг нам придется бежать? У меня во всей этой ткани запутаются ноги. И тебе бы лучше опять надеть свои, Лилли.
За тридцать один год жизни Гидеону доводилось просыпаться под великое множество разговоров на великое множество тем. Ни один из них, однако, не был таким странным и таким интригующим, как то, что он слушал сейчас. Принимая во внимание и свое любопытство, и болезненную пульсацию в голове, глаз он не открывал, он ровно дышал и просто слушал.
– Ноги у тебя все равно запутаются, будут на тебе под платьем брюки или не будут.
– Но я смогу снять платье, ведь так?
– Ты выглядишь подозрительно комковатой.
– А чувствую себя подозрительно глупой. Не могу поверить, что согласилась на это.
Гидеон услышал, как приблизился мягкий шелест юбок, и уловил тончайший запах лаванды и сена. Сочетание показалось ему приятным.
– Он очень красивый. Жаль только, что подлец.
– Тише. В самом деле, а вдруг он услышит тебя?
– Ну, это вряд ли, я думаю. Он до сих пор ни разу не пошевелился. – Гидеон почувствовал, как незнакомка склонилась над ним, и в следующую секунду прохладная, влажная тряпка легла ему на лоб, это действие лишь с большой натяжкой можно было назвать нежностью. – Ты точно уверена, что он не мертв?
Поскольку в голосе незнакомки прозвучала легкая надежда на то, что подруга ошиблась в оценке его состояния, Гидеон почел за благо открыть глаза.
Взгляду его предстала девушка из конюшни. Коса исчезла, заметил он. Светло-каштановые волосы широкими золотистыми прядями довольно неумело собранные сзади, обрамляли овальное лицо. Ее нельзя было назвать красивой в общепринятом смысле. Нос чуть великоват, губы широковаты, а россыпь веснушек на гладкой кремовой коже модной уж точно не назовешь. Но все это в целом представляло весьма привлекательную картину.
Красота иного рода, решил он. Не лучше и не хуже, чем тот идеал, которого придерживаются в свете. Просто… другой. Только дурак стал бы настаивать на авторитетном мнении относительно того, какая красота предпочтительнее. Сколько ни сравнивай, в каждой можно найти как свои достоинства, так и недостатки. Это все равно что сравнивать букет тепличных роз и охапку полевых цветов. Или яблоки с апельсинами. Кстати, почему именно яблоки и апельсины, интересно знать?
– Почему не виноград и вишни?
Незнакомка при звуке его голоса попятилась, и Гидеон заметил сразу три детали, одну за другой. Во-первых, что глаза у нее, прежде устремленные на его макушку в явной надежде найти там сочащуюся кровь, такие же золотистые, как и пряди в волосах. Во-вторых, она довольно маленькая для той, что одолела его в драке, – как ни стыдно это признать. И в-третьих, в платье она выглядит и впрямь как-то неуклюже.
– Прошу прощения, – просипел он. Потом откашлялся, мужественно не обращая внимания на то, что от этого в голове застучало еще сильнее. – Совсем не то я намеревался сказать при нашей первой встрече. Хотя, с другой стороны, в мои намерения также не входило получить по голове. Чуть больше волнений, чем рассчитывал каждый из нас, полагаю.
Янтарные глаза расширились, потом заморгали.
– Мисс Уиннифред Блайт, не так ли? – Он был почти уверен, что это Фредди. – Или я умудрился до смерти напугать совсем не ту женщину?
Ее глаза тут же превратились в узкие щелки.
– Вы никого не напугали. И меньше всего меня.
Она была поспешно отодвинута в сторону другой, чуть повыше, с черными волосами и большими голубыми глазами. Из них двоих она выглядела на несколько лет постарше. Гидеон гадал, помогала ли она своей подруге в конюшне. Он надеялся, что помогала. Быть сраженным наповал – в буквальном смысле – двумя маленькими девушками все же не так стыдно, как одной.
– Я – мисс Айлстоун, – заговорила вторая девушка. Причем таким тоном, словно ожидала, что он уже догадался, кто она. – Пожалуйста, простите мисс Блайт. У нас была беспокойная ночь. Она собиралась сказать, что на вас, вероятно, напал разбойник или разбойники. Мы нашли вас связанным, без сознания, в конюшне.
Он непроизвольно потер запястье и почувствовал легкое жжение, которое осталось на коже от веревки.
– Разбойники, – повторил он, не поверив ни единому слову. – С дерзкими ртами и длинными косами?
– С длинными ко… о Боже, этого я и боялась. – Мисс Айлстоун материнским жестом положила ладонь ему на лоб. – Ранения головы могут быть такими опасными. Только в прошлом году мистер Перкл свалился с крыши своего трактира. Когда он пришел в себя, то клялся и божился, что это миссис Перкл столкнула его.
А-а, так, значит, это у них такая игра?
– А почему это не могла быть миссис Перкл?
– К тому времени она уже семь лет как умерла.
– Что ж, в таком случае ее определенно трудно заподозрить, – согласился он. – Полагаю, все мои вещи украдены?..
– Вовсе нет. Какая удача, верно? Мы с Уиннифред, должно быть, отпугнули их, когда…
– Напугали до смерти, – вставила Уиннифред.
Мисс Айлстоун метнула на подругу уничтожающий взгляд.
– …когда выбежали из дома. Мы производили ужасно много шума.
– Вы знали, что они там? – Ему, конечно, не следовало подыгрывать им, но история такая забавная, ей-богу.
– Вначале нет, – ответила мисс Айлстоун. – Мы видели, как вы вышли из дома и вошли в конюшню, а когда выглянули наружу, услышали шум драки. Мы побежали назад, схватили горшки, сковородки и…
– Ружье, полагаю?
– Боже избави, нет. Что бы мы делали с ружьем? В общем, мы погремели кухонной утварью, немножко подождали, заглянули в конюшню и увидели вас.
Какая изобретательная ложь, подумал он. Хотелось бы ему спросить, кто это придумал и была ли эта выдумка спонтанной, или же они сочинили ее, пока он валялся без сознания, но он вновь уловил страх. Как и тогда, в конюшне. Голос мисс Айлстоун был ровным, но вот руки дрожали. Мисс Блайт мягко отодвинула ее от кровати и, чуть заметно шагнув вперед, встала перед ней, словно защищая. Будет быстрее, проще и много легче позволить им пока думать, что он поверил вранью.
– Что ж, похоже, дамы, я перед вами в неоплатном долгу.
Мисс Айлстоун вспыхнула, нервно закашлялась и сосредоточила взгляд на изголовье кровати.
– Пустяки, милорд.
– Не скромничай, Лилли, – мило проговорила мисс Блайт. – Ты была невероятно храброй.
– Уиннифред…
– Мисс Блайт совершенно права. Если вы… – Он осекся, заморгал и склонил голову набок. – Почему вы решили, что я лорд?
– Мы встречались раньше, – объяснила мисс Айлстоун. – Наверное, вы не помните. Это было много лет назад, к тому же мимоходом. Вы приезжали из школы домой – да, именно тогда, я думаю, – а я гостила у своей кузины, леди Энгсли, в имении вашего отца.
– Леди Энгсли – ваша кузина? – Гидеон медленно сел, испытав облегчение, когда комната не завертелась в одну сторону, а желудок в другую. – А в последнее время вы не получали от нее вестей?
– Нет… – Она на мгновение задумалась. – Уже года два. Мы никогда не были близки.
– А что? – полюбопытствовала мисс Блайт. – С ней что-то случилось?
Гидеон быстро выдохнул. Он не испытывал смертельного страха перед скандалом, как большинство аристократов, но и не любил обсуждать семейные неурядицы. На его взгляд, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на искупление чужих грехов. Но долг есть долг, а семейство Энгсли в долгу перед мисс Блайт за невыполненное обещание.
– Леди Энгсли исчезла семь месяцев назад вместе со значительной суммой денег, украденных из семейной казны.
– Украденных? – повторила мисс Айлстоун, округлив глаза.
– Чего ради? – пожелала знать мисс Блайт. – Ваш отец был богат, как Мидас.
– Фредди, – пожурила мисс Айлстоун.
Младшая, к ее чести, немного сконфузилась.
– Я просто хотела сказать, что она ведь не нуждалась в деньгах.
– Нет, – согласился Гидеон, – не нуждалась. Мой отец был весьма щедр со своей второй женой и при жизни, и после смерти. После его кончины в прошлом году она получила значительное наследство. Зачем ей понадобилось красть деньги, нам еще предстоит выяснить. А пока семья пытается исправить нанесенный ею ущерб. Из-за этого я и приехал в Шотландию.
– Ущерб? – в один голос переспросили девушки.
Он кивнул, и ему снова пришлось бороться с нежеланием говорить о преступлениях мачехи.
– Один из способов, которым леди Энгсли похищала деньги, – это пожертвования на вымышленную благотворительность. Еще один – удваивать общий расход и прикарманивать его вторую половину.
– И кто же мы? – вызывающе спросила мисс Блайт. – Благотворительность или расходы?
– Ну, это как посмотреть. – Гидеон повернул голову к ней. – Вы получали какие-нибудь деньги из имения Энгсли?
– Да.
– Значит, вас можно отнести к расходам. – Он широко улыбнулся в ее насупленное лицо.
– Но мы получали денежное пособие от лорда Энгсли, – заметила мисс Айлстоун. – Вначале от вашего отца, потом…
– Не совсем так. Деньги, возможно, поступали от имени лорда Энгсли, но распределялись они леди Энгсли и мистером Лартвиком – это последний секретарь моего отца, если вы не знаете, и сообщник леди Энгсли. Мой отец не знал о воровстве этой парочки, а брату до прошлого месяца ничего не было известно о вас.
Подруги обменялись быстрыми взглядами, удивленными и скептическими. Мисс Блайт открыла рот, словно собралась что-то сказать – что-то неприятное, если судить по выражению ее лица, – но промолчала, когда мисс Айлстоун чуть заметно качнула головой.
– Вы хотели что-то спросить? – подсказал Гидеон.
Обе неуверенно посмотрели на него. Снова этот страх, подумал он.
– Почему бы вам немного не поразмыслить над этим? И заодно подумайте, чему бы вы хотели посвятить себя.
– Посвятить себя? – переспросила мисс Блайт. – Вы приехали, чтобы выселить нас?
Он не мог винить Фредди за этот ее тон смирения, пусть он и раздражал.
– Я приехал, как уже говорил, дабы исправить зло, причиненное вам членом моей семьи. Предназначенное вам денежное содержание будет выплачено в полном объеме, мисс Блайт, плюс небольшой подарок в качестве возмещения ущерба. Вы можете остаться здесь, ежели желаете, или, если хотите, мы можем найти вам другой дом по вашему вкусу… если только ваш вкус не распространяется на Букингемский дворец. В этом случае, боюсь, вам не повезло.