Страница:
Поколебавшись еще пару секунд, Калибан задрал нос машины вверх и до упора отжал рычаг акселератора. Машина понеслась в небо, одновременно забирая на восток.
Восток, думал Калибан, направляя аэрокар в сторону спасения. На восток. К родине восходов и всего нового. Интересно, суждено ли ему увидеть хотя бы еще один рассвет?
– Все фрагменты легли на заданный курс, – доложила модуль Ди. – Все фрагменты двигаются в рамках запланированных параметров. Операция протекает строго в соответствии с планом. Первый фрагмент войдет в соприкосновение с поверхностью планеты через пять минут и двадцать две секунды.
Фреда Ливинг почувствовала, как гулко забилось ее сердце. У нее пересохло во рту. Это все же произойдет. Они сделали это. Сумасшедшая, как показалось сначала, идея все-таки воплотилась в явь. Они сбросили комету на свой мир. Фреда не уставала удивляться тому, что у них все же хватило мужества пойти на такой рискованный шаг, чтобы спасти планету. Вселенная не могла ожидать от колонистов ничего подобного, да, честно говоря, они и сами не ожидали этого от себя.
И вдруг Фреда подумала о том, что они, наверное, уже не являются колонистами. В ближайшем будущем вся планета должна неузнаваемо измениться. Так, может быть, изменятся и населяющие ее люди?
И эта мысль заставила Фреду отреагировать совершенно не в колонистском духе. Колонисты должны быть осторожными, консервативными и бояться перемен. Но мысль о предстоящих переменах не вызвала у Фреды ни малейшего страха. Она, наоборот, ощутила прилив радостного и нетерпеливого возбуждения. Женщина посмотрела на часы, которые вели обратный отсчет времени. Ей не терпелось, чтобы оставшиеся пять минут промелькнули как можно скорее.
Они летели вниз, несясь к планете с чудовищной скоростью. Двенадцать гигантских каменных монстров, словно бусины, нанизанные на нитку, вытянутую с севера на юг, – во мраке и молчании, навстречу своей судьбе.
Но внезапно мрак и молчание закончились – первый фрагмент достиг верхнего слоя атмосферы. Обломок кометы вошел в нее на огромной скорости, и тут же вся его поверхность раскалилась и вспыхнула жертвенными огнями. Страшным факелом он пробил в атмосфере дыру и, оставляя за собой поток раскаленного воздуха, с грохотом понесся к земле. При той скорости, с которой летел обломок, ему понадобилось всего десять секунд для того, чтобы достичь поверхности планеты. Но прежде чем он вонзился в нее, в атмосферу ворвался второй его собрат, протаранив мощную ударную волну, созданную первым. Он ринулся к земле под более острым углом, чем первый, и ему предстояло дольше путешествовать в густых слоях атмосферы. Первый обломок ударился в землю в тот момент, когда второй находился на середине своего пути, и тут же в атмосферу ворвался третий.
Трение о плотные слои атмосферы вызвало гигантские выбросы световой и тепловой энергии, но все это было несравнимо с тем, что началось после того, как обломки соприкоснулись с поверхностью планеты. Первый из них врезался в землю с такой чудовищной силой, что почва в этом месте на много десятков метров в глубину просто перестала существовать, а на километры вокруг на сверхзвуковой скорости разлетелись миллионы, миллиарды осколков камней, льда, столбы пара и кипящей грязи.
Затем с такой же разрушительной силой рухнул второй обломок, потом – третий, четвертый, пока наконец все двенадцать не нанесли по очереди свои удары подобно гигантскому боевому молоту какого-то давно забытого бога войны. На всем пространстве Большой Земли – от края Полярной впадины до берегов Южного океана, – не утихая ни на секунду, бушевала буря из падающих камней, льда и огня.
Последний обломок ударил в южный край ледяной полярной шапки Инферно, от которой планете до сегодняшнего дня не было ни малейшей пользы. В воздух тут же вздыбился огромный гриб из дыма, огня и льда, который даже не успевал таять, мгновенно превращаясь в раскаленный пар. Вода, выплеснутая Южным океаном после падения первого фрагмента кометы, забурлила и мощным потоком ринулась в Полярную впадину, а взлетевшие на огромную высоту обломки полярной ледяной шапки проделали гигантскую кривую и рухнули в Южный океан. Вода с южной оконечности планеты достигла северной, и наоборот. Дюжина свежих чудовищного размера кратеров злобно пылала ярко-красным пламенем, выбрасывая к небу столбы огня, но воды Южного океана уже нашли для себя новый путь и устремились по нему.
Огни пылали ярче, чем в аду, который, собственно, и дал название этой планете. Но иногда огонь освещает путь к надежде, и для планеты Инферно наконец началось будущее.
22
Эпилог
Восток, думал Калибан, направляя аэрокар в сторону спасения. На восток. К родине восходов и всего нового. Интересно, суждено ли ему увидеть хотя бы еще один рассвет?
– Все фрагменты легли на заданный курс, – доложила модуль Ди. – Все фрагменты двигаются в рамках запланированных параметров. Операция протекает строго в соответствии с планом. Первый фрагмент войдет в соприкосновение с поверхностью планеты через пять минут и двадцать две секунды.
Фреда Ливинг почувствовала, как гулко забилось ее сердце. У нее пересохло во рту. Это все же произойдет. Они сделали это. Сумасшедшая, как показалось сначала, идея все-таки воплотилась в явь. Они сбросили комету на свой мир. Фреда не уставала удивляться тому, что у них все же хватило мужества пойти на такой рискованный шаг, чтобы спасти планету. Вселенная не могла ожидать от колонистов ничего подобного, да, честно говоря, они и сами не ожидали этого от себя.
И вдруг Фреда подумала о том, что они, наверное, уже не являются колонистами. В ближайшем будущем вся планета должна неузнаваемо измениться. Так, может быть, изменятся и населяющие ее люди?
И эта мысль заставила Фреду отреагировать совершенно не в колонистском духе. Колонисты должны быть осторожными, консервативными и бояться перемен. Но мысль о предстоящих переменах не вызвала у Фреды ни малейшего страха. Она, наоборот, ощутила прилив радостного и нетерпеливого возбуждения. Женщина посмотрела на часы, которые вели обратный отсчет времени. Ей не терпелось, чтобы оставшиеся пять минут промелькнули как можно скорее.
Они летели вниз, несясь к планете с чудовищной скоростью. Двенадцать гигантских каменных монстров, словно бусины, нанизанные на нитку, вытянутую с севера на юг, – во мраке и молчании, навстречу своей судьбе.
Но внезапно мрак и молчание закончились – первый фрагмент достиг верхнего слоя атмосферы. Обломок кометы вошел в нее на огромной скорости, и тут же вся его поверхность раскалилась и вспыхнула жертвенными огнями. Страшным факелом он пробил в атмосфере дыру и, оставляя за собой поток раскаленного воздуха, с грохотом понесся к земле. При той скорости, с которой летел обломок, ему понадобилось всего десять секунд для того, чтобы достичь поверхности планеты. Но прежде чем он вонзился в нее, в атмосферу ворвался второй его собрат, протаранив мощную ударную волну, созданную первым. Он ринулся к земле под более острым углом, чем первый, и ему предстояло дольше путешествовать в густых слоях атмосферы. Первый обломок ударился в землю в тот момент, когда второй находился на середине своего пути, и тут же в атмосферу ворвался третий.
Трение о плотные слои атмосферы вызвало гигантские выбросы световой и тепловой энергии, но все это было несравнимо с тем, что началось после того, как обломки соприкоснулись с поверхностью планеты. Первый из них врезался в землю с такой чудовищной силой, что почва в этом месте на много десятков метров в глубину просто перестала существовать, а на километры вокруг на сверхзвуковой скорости разлетелись миллионы, миллиарды осколков камней, льда, столбы пара и кипящей грязи.
Затем с такой же разрушительной силой рухнул второй обломок, потом – третий, четвертый, пока наконец все двенадцать не нанесли по очереди свои удары подобно гигантскому боевому молоту какого-то давно забытого бога войны. На всем пространстве Большой Земли – от края Полярной впадины до берегов Южного океана, – не утихая ни на секунду, бушевала буря из падающих камней, льда и огня.
Последний обломок ударил в южный край ледяной полярной шапки Инферно, от которой планете до сегодняшнего дня не было ни малейшей пользы. В воздух тут же вздыбился огромный гриб из дыма, огня и льда, который даже не успевал таять, мгновенно превращаясь в раскаленный пар. Вода, выплеснутая Южным океаном после падения первого фрагмента кометы, забурлила и мощным потоком ринулась в Полярную впадину, а взлетевшие на огромную высоту обломки полярной ледяной шапки проделали гигантскую кривую и рухнули в Южный океан. Вода с южной оконечности планеты достигла северной, и наоборот. Дюжина свежих чудовищного размера кратеров злобно пылала ярко-красным пламенем, выбрасывая к небу столбы огня, но воды Южного океана уже нашли для себя новый путь и устремились по нему.
Огни пылали ярче, чем в аду, который, собственно, и дал название этой планете. Но иногда огонь освещает путь к надежде, и для планеты Инферно наконец началось будущее.
22
– Почему? – спросил Симкор Беддл, и Калибану не пришлось просить его уточнить вопрос. Он и без того понял, что хотел узнать человек.
Аэрокар двигался по околопланетной орбите в космическом пространстве. Далеко внизу, на теле планеты, пламенели двенадцать багровых ран. Они уже начали остывать и темнели прямо на глазах. Оба – и человек, и робот – не могли отвести глаз от этой грандиозной и страшной картины.
– Я спас тебя не ради тебя самого, – сказал Калибан. – И вовсе не потому, что ты человек. Спасти тебя меня заставили те причины, о которых я говорил Просперо. Рано или поздно и другие придут к тому же выводу, к которому пришел я, поняв, что свихнувшийся Новый робот обнаружил лазейку в Первом Законе и нашел способ убивать людей. Через тридцать часов после этого в живых не останется ни одного Нового робота, и я полагаю, что меня также постараются угробить. О том, что пытался совершить Просперо, конечно, узнают, но… Ты все-таки жив, а сумасшедший робот погиб.
– Я готов признать, что в той ситуации соображал не очень хорошо, но все же помню: в какой-то момент Просперо повернул ситуацию таким образом, что ты должен был выбирать между ним и мной. Ты выбрал меня. Почему? Почему ты предпочел врага-человека другу-роботу? Ты ведь мог бы убить меня без опасений быть изобличенным. Почему ты этого не сделал?
– Было ясно, что кто-то из вас должен умереть, – заговорил Калибан. – Но я не мог убить вас обоих. Я же не мясник. Мне пришлось выбирать, хотя выбор, должен признать, был не богатым. На самом деле я уверен, что если бы ты погиб в результате его действий, Просперо и сам бы не смог пережить этого. Даже его Новый Первый Закон не устоял бы перед таким стрессом. Для Просперо было жизненно важным верить в то, что он не нарушает его. И если бы он довел задуманное до конца, результат для него оказался бы самым плачевным. Он окончательно сошел бы с ума и погиб. Но ты прав, то, как обернулась ситуация, явилось результатом чистой случайности. Когда Просперо поставил меня перед выбором, мне нужно было принять решение и найти для него какое-то обоснование. И я подумал о роботах – «трехзаконных» и «новозаконных», которых убил Просперо. И именно это заставило меня сделать выбор.
– Понятно, – кивнул Беддл и, поколебавшись, добавил: – Возможно, в том, что я сейчас скажу, будет больше искренности, чем рассудка, но так тому и быть. Я должен как следует разобраться в этом, понять, что к чему – сегодня, сейчас. Иначе я до конца жизни буду мучиться вопросом, почему Калибан, робот без Законов, не убил меня, когда ему представилась такая возможность. Ты наверняка знаешь, что мне очень часто приходилось убивать роботов, когда это отвечало моим целям. В чем же разница?
– Разница небольшая, – ответил Калибан, – почти неуловимая. Ты был готов убивать роботов, а он был готов убивать людей. Примерное равновесие зла. Но, повторяю, Просперо ради своей выгоды был готов убивать и роботов, даже «новозаконных». Своих собратьев. Люди, подобные тебе, научили его, что общество равнодушно смотрит на убийства роботов, даже если они совершаются ради каприза. Просперо усвоил этот урок и совершил немало отвратительных преступлений против роботов. И ты отчасти в ответе за это, тут уж сомнений быть не может. Но к окончательному выбору меня подтолкнула мысль о том, что ты не способен убивать людей ради своей выгоды.
Симкор Беддл повернул голову и посмотрел на Калибана, силуэт которого был четко вычерчен на фоне огней, пылавших на Инферно. Калибан счел, что он, Беддл, менее омерзителен и в меньшей степени достоин смерти или, наоборот, – в большей степени заслуживает права остаться в живых, нежели убийца, который и без того погиб бы. И тем не менее Калибан проделал огромный путь, рискуя собой, чтобы спасти его.
И тут в голову Беддлу пришла мысль – странная, удивительная и при этом наполнившая его гордостью.
Калибан ни за что не признался бы в этом такому человеку, как Симкор Беддл, но все его действия красноречиво и недвусмысленно свидетельствовали о том, что он сделал для себя один важный и неоспоримый вывод: человеческая жизнь имеет ценность. Огромную ценность.
И, возможно, подумал Беддл, в этом заключается самый важный смысл, который любой человек должен уметь прочитать между строк первоначальных Трех Законов роботехники.
Аэрокар двигался по околопланетной орбите в космическом пространстве. Далеко внизу, на теле планеты, пламенели двенадцать багровых ран. Они уже начали остывать и темнели прямо на глазах. Оба – и человек, и робот – не могли отвести глаз от этой грандиозной и страшной картины.
– Я спас тебя не ради тебя самого, – сказал Калибан. – И вовсе не потому, что ты человек. Спасти тебя меня заставили те причины, о которых я говорил Просперо. Рано или поздно и другие придут к тому же выводу, к которому пришел я, поняв, что свихнувшийся Новый робот обнаружил лазейку в Первом Законе и нашел способ убивать людей. Через тридцать часов после этого в живых не останется ни одного Нового робота, и я полагаю, что меня также постараются угробить. О том, что пытался совершить Просперо, конечно, узнают, но… Ты все-таки жив, а сумасшедший робот погиб.
– Я готов признать, что в той ситуации соображал не очень хорошо, но все же помню: в какой-то момент Просперо повернул ситуацию таким образом, что ты должен был выбирать между ним и мной. Ты выбрал меня. Почему? Почему ты предпочел врага-человека другу-роботу? Ты ведь мог бы убить меня без опасений быть изобличенным. Почему ты этого не сделал?
– Было ясно, что кто-то из вас должен умереть, – заговорил Калибан. – Но я не мог убить вас обоих. Я же не мясник. Мне пришлось выбирать, хотя выбор, должен признать, был не богатым. На самом деле я уверен, что если бы ты погиб в результате его действий, Просперо и сам бы не смог пережить этого. Даже его Новый Первый Закон не устоял бы перед таким стрессом. Для Просперо было жизненно важным верить в то, что он не нарушает его. И если бы он довел задуманное до конца, результат для него оказался бы самым плачевным. Он окончательно сошел бы с ума и погиб. Но ты прав, то, как обернулась ситуация, явилось результатом чистой случайности. Когда Просперо поставил меня перед выбором, мне нужно было принять решение и найти для него какое-то обоснование. И я подумал о роботах – «трехзаконных» и «новозаконных», которых убил Просперо. И именно это заставило меня сделать выбор.
– Понятно, – кивнул Беддл и, поколебавшись, добавил: – Возможно, в том, что я сейчас скажу, будет больше искренности, чем рассудка, но так тому и быть. Я должен как следует разобраться в этом, понять, что к чему – сегодня, сейчас. Иначе я до конца жизни буду мучиться вопросом, почему Калибан, робот без Законов, не убил меня, когда ему представилась такая возможность. Ты наверняка знаешь, что мне очень часто приходилось убивать роботов, когда это отвечало моим целям. В чем же разница?
– Разница небольшая, – ответил Калибан, – почти неуловимая. Ты был готов убивать роботов, а он был готов убивать людей. Примерное равновесие зла. Но, повторяю, Просперо ради своей выгоды был готов убивать и роботов, даже «новозаконных». Своих собратьев. Люди, подобные тебе, научили его, что общество равнодушно смотрит на убийства роботов, даже если они совершаются ради каприза. Просперо усвоил этот урок и совершил немало отвратительных преступлений против роботов. И ты отчасти в ответе за это, тут уж сомнений быть не может. Но к окончательному выбору меня подтолкнула мысль о том, что ты не способен убивать людей ради своей выгоды.
Симкор Беддл повернул голову и посмотрел на Калибана, силуэт которого был четко вычерчен на фоне огней, пылавших на Инферно. Калибан счел, что он, Беддл, менее омерзителен и в меньшей степени достоин смерти или, наоборот, – в большей степени заслуживает права остаться в живых, нежели убийца, который и без того погиб бы. И тем не менее Калибан проделал огромный путь, рискуя собой, чтобы спасти его.
И тут в голову Беддлу пришла мысль – странная, удивительная и при этом наполнившая его гордостью.
Калибан ни за что не признался бы в этом такому человеку, как Симкор Беддл, но все его действия красноречиво и недвусмысленно свидетельствовали о том, что он сделал для себя один важный и неоспоримый вывод: человеческая жизнь имеет ценность. Огромную ценность.
И, возможно, подумал Беддл, в этом заключается самый важный смысл, который любой человек должен уметь прочитать между строк первоначальных Трех Законов роботехники.
Эпилог
Фреда Ливинг стояла у окна Северной Резиденции и, улыбаясь, смотрела на завесу противного моросящего за стеклом дождя. После того как обломки кометы Грега ударились в поверхность Инферно, прошло уже несколько месяцев, и в течение всего этого времени погода на всей планете стояла отвратительная. Но скоро это пройдет. Абсолютно все, включая модули Ди и Дум, были довольны происходящими на планете климатическими изменениями. Пусть сейчас погода была плохой, но расчеты показывали, что после столкновения климат планеты явно идет на поправку. Даже модуль Ди, которая, к счастью, оправилась после пережитого ею кризиса, была настроена весьма оптимистично. Теперь, когда она знала, что мир Инферно реален, Ди начала относиться к нему немного иначе. Но главным все же было то, что долговременные прогнозы радовали. Климат становился лучше. Гораздо лучше.
Пройдет еще довольно много времени, прежде чем будет закончена работа по превращению двенадцати кратеров в канал. После того как укрепят его стены, по нему ринется могучий поток, и канал Двенадцати кратеров понесет воду Южного океана в Полярную впадину, которая в результате превратится в долгожданное Полярное море. А может, они будут называться по-другому? Например, канал Крэша и море Грега?
Фреда улыбнулась.
По крайней мере, на Инферно ни сейчас, ни в будущем не будет бухты Беддла. Беддл-человек продолжал жить, но Беддл-политик умер. Разоблачение заговора, сплетенного Гилдерном против Новых роботов, обернулось крахом движения Железноголовых.
В других обстоятельствах разоблачение этого заговора не стало бы таким катастрофическим для Беддла. Но оно последовало именно тогда, когда Новые роботы, ведомые Калибаном, начали работать, желая помочь эвакуированным людям, чинить, приводить в порядок и перестраивать планету, причем не требуя никакого вознаграждения.
Оказав бескорыстную помощь своим соседям, Новые роботы завоевали со стороны последних самое доброе отношение. Чудовища, какими их пытались представить Железноголовые, на деле оказались отзывчивыми и полезными членами общества, пусть даже и вызывали у кого-то некоторое раздражение. А Железноголовые после того, как их лидер получил нокаут, стали быстро деградировать и скоро превратились в тех, кем являлись в самом начале своего пути – бандой подонков и уголовников, не имеющих ничего общего с политикой.
Что же касается Новых роботов, то Фреда окончательно утвердилась во мнении, что их создание было ошибкой. Несмотря на любые отточенные и благородно звучащие аргументы, которые она могла привести в свое оправдание, было очевидно, что этим существам нет места в реально существующем мире. Вселенная не нуждается в них, навеки пойманных в ловушку, убегающих от рабства и не способных достичь свободы.
Конечно, сейчас уже ничего не поделаешь. Уничтожить их у Фреды было не больше прав, чем у Симкора Беддла. Но она, по крайней мере, могла ограничить ущерб. В ее силах было сделать так, чтобы на свет не появлялись другие Новые роботы помимо уже существующих. А те, которые есть, со временем износятся и прекратят свое существование естественным образом.
Следующим пунктом ее размышлений стали роботы с Тремя Законами. Для Фреды Ливинг было понятно, что они тоже являются ошибкой. Или, точнее говоря, являются ошибкой в нынешних, новых условиях. Они служили людям верой и правдой, но их время прошло или, по крайней мере, скоро подойдет к концу. Добро, которое они делали человеческой расе, уже не могло перевесить тот вред, который они приносили ее духу.
В конечном итоге роботы хотели, чтобы людям ничего не угрожало, а лучшим способом добиться этого всегда оказывались усилия, направленные на то, чтобы ничего не менялось, а каждый новый день был похож на предыдущий. Однако то, что не меняется, не может расти, а если нет роста, то неизбежно наступает увядание, упадок и смерть. Фреда помнила фразу, вычитанную ей в каком-то древнем тексте, который датировался еще докосмической эпохой: рабство калечит тела рабов и души рабовладельцев. Каждый новый день убеждал ее в правильности этого изречения.
Колонисты находятся в состоянии упадка и будут деградировать дальше – под руководством роботов-рабов, которые решили, что перемены только вредят их хозяевам, и во имя безопасности последних ограничивают их свободу при первом удобном случае.
Да, невеселые мысли.
Но ведь колонисты – еще не все человечество. Помимо них существуют и поселенцы. И еще одна общность людей, занимающая промежуточное положение между первыми двумя. Та общность, которая формируется сейчас на Инферно.
Потому что те поселенцы, что когда-то прилетели на эту планету, уже не являлись поселенцами. Они построили свои дома, сочетались браком с местными жителями, родили детей. Некоторые из них даже наняли в качестве слуг Новых роботов или купили «трехзаконных».
Но изменились не только поселенцы. Коренные жители Инферно тоже никогда не будут прежними – такими, какими они были, когда решили сбросить себе на головы комету, пусть даже этот шаг можно рассматривать в качестве самопожертвования во имя лучшего будущего. Инферниты использовали подвернувшийся им шанс и стали строить свою жизнь собственными руками. То есть сделали то, чего на протяжении многих поколений никогда не делали колонисты. Так что и колонисты уже не были колонистами.
«Итак, если мы не поселенцы и не колонисты, то кто же мы такие?» – спрашивала себя Фреда, глядя на моросивший за окном дождь.
Возможно, через секунду, а возможно, через полчаса она услышала позади себя звук, обернулась и увидела Крэша и Тоню Велтон.
– Ага, вот ты где, – сказал Альвар. – Я хотел узнать, не присоединишься ли ты к нашему довольно скучному деловому обеду.
– С удовольствием, – улыбнулась Фреда. В последние дни у Альвара и Тони было много дел. Нужно было провести переговоры по многим вопросам, и Тоня, надо сказать, проявляла гораздо большую волю к сотрудничеству, нежели прежде. Возможно, ее покладистость была каким-то образом связана с инфокубом, на котором значилось «Инцидент у Дворца Правителя», а возможно, и нет. Тоня была умной женщиной и, без сомнения, также видела, что мир меняется.
– Здравствуйте, Тоня, – сказала Фреда.
– Здравствуйте, Фреда, – сказала Тоня. – У вас очень задумчивый вид. О чем вы размышляли?
– О переменах, – ответила она. – О переменах, об эволюции, о наших забытых предках. Я размышляла над тем, кем нам предстоит стать.
Альвар склонил голову набок и улыбнулся.
– Странная постановка вопроса. Что конкретно ты имеешь в виду?
– Я думала о Земле, какой она была до эпохи космических перелетов, – заговорила Фреда. – О ее истории, которая покрыта для нас мраком. О королях и королевах, о вождях и их последователях, о героях и злодеях. О всех группах, племенах, нациях, которые сражались друг с другом, о заклятых врагах, которые бились насмерть.
– И что же? – поинтересовалась Тоня.
– Я размышляла о том, что же с ними могло случиться. Почему, каким образом они все исчезли? Подумайте обо всех войнах, августейших браках, миграции, союзах, которые имели место прежде, чем все эти группы, все эти старинные враги и союзники превратились в единый народ, в землян, в предшественников колонистов и поселенцев. Мы так мало знаем об этих древних нациях и людях, а между тем, не будь их, не было бы и нас. Мы забыли их имена, но их кровь течет в наших жилах.
– Но почему вы вдруг задумались о древней истории? – спросила Тоня Велтон.
– Почему? Потому что, мне кажется, она начинается вновь. Колонистов больше нет. Их, а точнее, наше время истекло. Мы либо вымрем, либо ассимилируемся в культуру поселенцев. Нам всем это прекрасно известно, как бы мы ни старались делать вид, что это не так. Но никто на задумывается, что, если не будет колонистов, не будет и поселенцев. Определяющей характеристикой поселенцев всегда являлось то, что они – не колонисты. Как же вы будете называть себя, что будете о себе думать, когда не останется колонистов? – Фреда сделала жест рукой в сторону Альвара и Тони – двух представителей разных культур. – Задумавшись об этом, я напомнила себе, что и колонисты, и поселенцы являются потомками единой человеческой расы, которая сейчас забыта. И я поняла, что они, в свою очередь, со временем тоже станут предками для своих потомков, которые родятся, возможно, лишь через тысячелетие. Обе наши культуры явятся тем фундаментом, на которых они будут строить свои общества.
Крэш задумчиво кивнул:
– Мы с Тоней уже немного затронули эту тему. Мы размышляли, что делать с имеющимися на Инферно поселенцами: сколь долго позволить им оставаться на планете, какими правами наделить. Но твои слова, Фреда, помогли мне принять решение. Я думаю, мы позволим им остаться. Всем без исключения, на столько, на сколько они сами захотят, и на тех же правах, какими пользуются коренные жители Инферно.
Тоня удивленно посмотрела на Правителя.
– Ничего себе предложение! – воскликнула она.
– Мы должны помочь Инферно вернуться к жизни, и для этого нам понадобится любая помощь, которую только можно получить, – сказал Альвар. – Так почему же нам не позволить поселенцам жить здесь и работать над этим вместе с нами. Пусть заселяют планету!
– В самых глухих районах? – подозрительно спросила Тоня. – Или в нашем крохотном Сеттлертауне, подальше от ваших глаз?
– Нет, – ответил Крэш, – в тех же городах, в тех же поселках, на тех же улицах и в тех же домах, что и мы. Фреда права, приближается время, когда больше не станет ни колонистов, ни поселенцев, а будет народ. Так почему бы ему не зародиться здесь, на Инферно? Почему бы нам не стать народом? Единым народом?
Он шагнул к своей жене, взял ее ладонь левой рукой, а правую, обернувшись, подал Тоне, и это рукопожатие протянулось над историей всех поколений их бесчисленных общих и забытых предков.
– Давайте будем новым народом, – сказал он. – Новым и единым народом.
Пройдет еще довольно много времени, прежде чем будет закончена работа по превращению двенадцати кратеров в канал. После того как укрепят его стены, по нему ринется могучий поток, и канал Двенадцати кратеров понесет воду Южного океана в Полярную впадину, которая в результате превратится в долгожданное Полярное море. А может, они будут называться по-другому? Например, канал Крэша и море Грега?
Фреда улыбнулась.
По крайней мере, на Инферно ни сейчас, ни в будущем не будет бухты Беддла. Беддл-человек продолжал жить, но Беддл-политик умер. Разоблачение заговора, сплетенного Гилдерном против Новых роботов, обернулось крахом движения Железноголовых.
В других обстоятельствах разоблачение этого заговора не стало бы таким катастрофическим для Беддла. Но оно последовало именно тогда, когда Новые роботы, ведомые Калибаном, начали работать, желая помочь эвакуированным людям, чинить, приводить в порядок и перестраивать планету, причем не требуя никакого вознаграждения.
Оказав бескорыстную помощь своим соседям, Новые роботы завоевали со стороны последних самое доброе отношение. Чудовища, какими их пытались представить Железноголовые, на деле оказались отзывчивыми и полезными членами общества, пусть даже и вызывали у кого-то некоторое раздражение. А Железноголовые после того, как их лидер получил нокаут, стали быстро деградировать и скоро превратились в тех, кем являлись в самом начале своего пути – бандой подонков и уголовников, не имеющих ничего общего с политикой.
Что же касается Новых роботов, то Фреда окончательно утвердилась во мнении, что их создание было ошибкой. Несмотря на любые отточенные и благородно звучащие аргументы, которые она могла привести в свое оправдание, было очевидно, что этим существам нет места в реально существующем мире. Вселенная не нуждается в них, навеки пойманных в ловушку, убегающих от рабства и не способных достичь свободы.
Конечно, сейчас уже ничего не поделаешь. Уничтожить их у Фреды было не больше прав, чем у Симкора Беддла. Но она, по крайней мере, могла ограничить ущерб. В ее силах было сделать так, чтобы на свет не появлялись другие Новые роботы помимо уже существующих. А те, которые есть, со временем износятся и прекратят свое существование естественным образом.
Следующим пунктом ее размышлений стали роботы с Тремя Законами. Для Фреды Ливинг было понятно, что они тоже являются ошибкой. Или, точнее говоря, являются ошибкой в нынешних, новых условиях. Они служили людям верой и правдой, но их время прошло или, по крайней мере, скоро подойдет к концу. Добро, которое они делали человеческой расе, уже не могло перевесить тот вред, который они приносили ее духу.
В конечном итоге роботы хотели, чтобы людям ничего не угрожало, а лучшим способом добиться этого всегда оказывались усилия, направленные на то, чтобы ничего не менялось, а каждый новый день был похож на предыдущий. Однако то, что не меняется, не может расти, а если нет роста, то неизбежно наступает увядание, упадок и смерть. Фреда помнила фразу, вычитанную ей в каком-то древнем тексте, который датировался еще докосмической эпохой: рабство калечит тела рабов и души рабовладельцев. Каждый новый день убеждал ее в правильности этого изречения.
Колонисты находятся в состоянии упадка и будут деградировать дальше – под руководством роботов-рабов, которые решили, что перемены только вредят их хозяевам, и во имя безопасности последних ограничивают их свободу при первом удобном случае.
Да, невеселые мысли.
Но ведь колонисты – еще не все человечество. Помимо них существуют и поселенцы. И еще одна общность людей, занимающая промежуточное положение между первыми двумя. Та общность, которая формируется сейчас на Инферно.
Потому что те поселенцы, что когда-то прилетели на эту планету, уже не являлись поселенцами. Они построили свои дома, сочетались браком с местными жителями, родили детей. Некоторые из них даже наняли в качестве слуг Новых роботов или купили «трехзаконных».
Но изменились не только поселенцы. Коренные жители Инферно тоже никогда не будут прежними – такими, какими они были, когда решили сбросить себе на головы комету, пусть даже этот шаг можно рассматривать в качестве самопожертвования во имя лучшего будущего. Инферниты использовали подвернувшийся им шанс и стали строить свою жизнь собственными руками. То есть сделали то, чего на протяжении многих поколений никогда не делали колонисты. Так что и колонисты уже не были колонистами.
«Итак, если мы не поселенцы и не колонисты, то кто же мы такие?» – спрашивала себя Фреда, глядя на моросивший за окном дождь.
Возможно, через секунду, а возможно, через полчаса она услышала позади себя звук, обернулась и увидела Крэша и Тоню Велтон.
– Ага, вот ты где, – сказал Альвар. – Я хотел узнать, не присоединишься ли ты к нашему довольно скучному деловому обеду.
– С удовольствием, – улыбнулась Фреда. В последние дни у Альвара и Тони было много дел. Нужно было провести переговоры по многим вопросам, и Тоня, надо сказать, проявляла гораздо большую волю к сотрудничеству, нежели прежде. Возможно, ее покладистость была каким-то образом связана с инфокубом, на котором значилось «Инцидент у Дворца Правителя», а возможно, и нет. Тоня была умной женщиной и, без сомнения, также видела, что мир меняется.
– Здравствуйте, Тоня, – сказала Фреда.
– Здравствуйте, Фреда, – сказала Тоня. – У вас очень задумчивый вид. О чем вы размышляли?
– О переменах, – ответила она. – О переменах, об эволюции, о наших забытых предках. Я размышляла над тем, кем нам предстоит стать.
Альвар склонил голову набок и улыбнулся.
– Странная постановка вопроса. Что конкретно ты имеешь в виду?
– Я думала о Земле, какой она была до эпохи космических перелетов, – заговорила Фреда. – О ее истории, которая покрыта для нас мраком. О королях и королевах, о вождях и их последователях, о героях и злодеях. О всех группах, племенах, нациях, которые сражались друг с другом, о заклятых врагах, которые бились насмерть.
– И что же? – поинтересовалась Тоня.
– Я размышляла о том, что же с ними могло случиться. Почему, каким образом они все исчезли? Подумайте обо всех войнах, августейших браках, миграции, союзах, которые имели место прежде, чем все эти группы, все эти старинные враги и союзники превратились в единый народ, в землян, в предшественников колонистов и поселенцев. Мы так мало знаем об этих древних нациях и людях, а между тем, не будь их, не было бы и нас. Мы забыли их имена, но их кровь течет в наших жилах.
– Но почему вы вдруг задумались о древней истории? – спросила Тоня Велтон.
– Почему? Потому что, мне кажется, она начинается вновь. Колонистов больше нет. Их, а точнее, наше время истекло. Мы либо вымрем, либо ассимилируемся в культуру поселенцев. Нам всем это прекрасно известно, как бы мы ни старались делать вид, что это не так. Но никто на задумывается, что, если не будет колонистов, не будет и поселенцев. Определяющей характеристикой поселенцев всегда являлось то, что они – не колонисты. Как же вы будете называть себя, что будете о себе думать, когда не останется колонистов? – Фреда сделала жест рукой в сторону Альвара и Тони – двух представителей разных культур. – Задумавшись об этом, я напомнила себе, что и колонисты, и поселенцы являются потомками единой человеческой расы, которая сейчас забыта. И я поняла, что они, в свою очередь, со временем тоже станут предками для своих потомков, которые родятся, возможно, лишь через тысячелетие. Обе наши культуры явятся тем фундаментом, на которых они будут строить свои общества.
Крэш задумчиво кивнул:
– Мы с Тоней уже немного затронули эту тему. Мы размышляли, что делать с имеющимися на Инферно поселенцами: сколь долго позволить им оставаться на планете, какими правами наделить. Но твои слова, Фреда, помогли мне принять решение. Я думаю, мы позволим им остаться. Всем без исключения, на столько, на сколько они сами захотят, и на тех же правах, какими пользуются коренные жители Инферно.
Тоня удивленно посмотрела на Правителя.
– Ничего себе предложение! – воскликнула она.
– Мы должны помочь Инферно вернуться к жизни, и для этого нам понадобится любая помощь, которую только можно получить, – сказал Альвар. – Так почему же нам не позволить поселенцам жить здесь и работать над этим вместе с нами. Пусть заселяют планету!
– В самых глухих районах? – подозрительно спросила Тоня. – Или в нашем крохотном Сеттлертауне, подальше от ваших глаз?
– Нет, – ответил Крэш, – в тех же городах, в тех же поселках, на тех же улицах и в тех же домах, что и мы. Фреда права, приближается время, когда больше не станет ни колонистов, ни поселенцев, а будет народ. Так почему бы ему не зародиться здесь, на Инферно? Почему бы нам не стать народом? Единым народом?
Он шагнул к своей жене, взял ее ладонь левой рукой, а правую, обернувшись, подал Тоне, и это рукопожатие протянулось над историей всех поколений их бесчисленных общих и забытых предков.
– Давайте будем новым народом, – сказал он. – Новым и единым народом.