Альтов Генрих. Из сборника "Сердце запада"

словам скотовода. Какую штуку задумал сыграть с ним этот здоровенный
старичина, который тащит его неизвестно куда? То, что им руководит
бескорыстное участие, меньше всего могло прийти Мак-Гайру на ум. "Он не
фермер, - рассуждал пленник, - да и на жулика не похож. Что ж это за птица?
Ну, гляди в оба, "Сверчок", - не крапленая ли у него колода? Теперь уж
хочешь - не хочешь, а деваться некуда. У тебя скоротечная чахотка и пять
центов в кармане, так что сиди тихо. Сиди тихо и гляди, что он там
замышляет".
В Ринконе, в ста милях от Сан-Антонио, они сошли с поезда и пересели в
таратайку, которая ждала Рейдлера на станции, после чего покрыли еще
тридцать миль, прежде чем добрались до места своего назначения. Именно эта
часть путешествия могла бы, казалось, открыть подозрительному Мак-Гайру
глаза на подлинный смысл его пленения. Они катили на бархатных колесах по
ликующему раздолью саванны. Пара резвых испанских лошадок бежала ровной,
неутомимой рысцой, порой по собственному почину пускаясь вскачь. Воздух
пьянил, как вино, и освежал; как сельтерская, и с каждым глотком его
путешественники вдыхали нежное благоухание полевых цветов. Дорога понемногу
затерялась в траве, и таратайка поплыла по зеленым степным бурунам,
направляемая опытной рукой Рейдлера, которому каждая едва приметная рощица,
мелькнувшая вдали, служила знакомой вехой, каждый мягкий изгиб холмов на
горизонте указывал направление и отмечал расстояние. Но Мак-Гайр,
откинувшись на сиденье, с угрюмым недоверием внимал скотоводу и не видел
вокруг себя ничего, кроме безлюдной пустыни.
"Что он замышляет? - тяготила его неотвязная мысль. - Какую аферу
обмозговал этот верзила?" Среди необозримых просторов, ограниченных только
линией горизонта да четвертым измерением, Мак-Гайр подходил к людям с меркой
жителя тесных городских кварталов.
Неделей раньше, проезжая верхом по прерии, Рейдлер наткнулся на
больного теленка, который жалобно мычал, отбившись от стада. Не спешиваясь,
Рейдлер нагнулся, перебросил через седло этого горемыку и передал на
попечение своих ковбоев на ранчо. Откуда было Мак-Гайру знать, - да и как бы
вместилось это в его сознание, - что он в глазах Рейдлера был примерно то
же, что этот теленок, - больное, беспомощное создание, нуждающееся в чьей-то
заботе. Рейдлер увидел, что он может помочь, и этого было для него
достаточно. С его точки зрения все это было вполне логично, а значит, и
правильно. Мак-Гайр был седьмым по счету недужным, которого Рейдлер случайно
подобрал в Сан-Антонио, куда в погоне за озоном, застревающим якобы в его
узких уличках, тысячами стекаются больные чахоткой. Пятеро из его гостей
жили на ранчо Солито, пока не выздоровели или не окрепли, и со слезами
благодарности на глазах распростились с гостеприимным хозяином. Шестой попал
сюда слишком поздно, но, отмучившись, обрел в конце концов вечный покой в
тихом углу сада под раскидистым деревом.
Поэтому никто на ранчо не был удивлен, когда таратайка подкатила к
крыльцу и Рейдлер извлек оттуда своего больного протеже, поднял его словно
узел тряпья, и водворил на веранду.
Мак-Гайр окинул взглядом непривычную, для него картину. Дом на ранчо
Солито считался лучшим в округе. Он был сложен из кирпича, привезенного сюда
на лошадях за сотню миль, но имел всего один этаж, в котором размещались
четыре комнаты, окруженные верандой с земляным полом, носившей название
"галерейки". Пестрый ассортимент лошадей, собак, седел, повозок, ружей и
всевозможных принадлежностей ковбойского обихода поразил столичное око
прогоревшего спортсмена.
- Вот мы и дома, - весело сказал Рейдлер.
- Ну, и чертова же дыра! - выпалил Мак-Гайр и покатился на пол веранды
в судорожном приступе кашля.
- Мы постараемся устроить тебя поудобнее, сынок, - мягко сказал хозяин.
- В доме-то у нас, конечно, не шикарно, но зато на воле хорошо, а для тебя
ведь это самое главное. Вот твоя комната. Что понадобится - спрашивай, не
стесняйся.
Рейдлер ввел Мак-Гайра в комнату, расположенную на восточной стороне
дома. Незастеленный пол был чисто вымыт. Свежий ветерок колыхал белые
занавески на окнах. Большое плетеное кресло-качалка, два простых стула и
длинный стол, заваленный газетами, трубками, табаком, шпорами и ружейными
патронами, - стояли в центре комнаты. Несколько хорошо выделанных оленьих
голов и одна огромная, черная, кабанья смотрели со стен. В углу помещалась
широкая парусиновая складная кровать. В глазах всех окрестных жителей
комната для гостей на ранчо Солито была резиденцией, достойной принца.
Мак-Гайр при виде ее широко осклабился. Он вытащил из кармана свои пять
центов и подбросил их в потолок.
- Вы думали, я вру насчет денег? Вот, можете теперь меня обыскать, если
вам угодно. Это было последнее из моих сокровищ. Ну, кто будет платить?
Ясные серые глаза Рейдлера твердо взглянули из-под седеющих бровей
прямо в черные бусинки глаз Мак-Гайра. Немного помолчав, он сказал просто,
без гнева:
- Ты меня очень обяжешь, сынок, если не будешь больше поминать о
деньгах. Раз сказал, и хватит. Я не беру со своих гостей платы, да они
обычно и не предлагает мне ее. Ужин будет готов через полчаса. Вот тут вода
в кувшине, а в том, красном, что висит на галерейке, - похолоднее, для
питья.
- А где звонок? - озираясь по сторонам, спросил Мак-Гайр.
- Звонок? А для чего?
- Звонить. Когда что-нибудь понадобится; Я же не могу... Послушайте,
вы! - закричал он, вдруг, охваченный бессильной злобой. - Я не просил вас
тащить меня сюда! Я не клянчил у вас денег! Я не старался разжалобить вас -
вы сами ко мне пристали! Я болен! Я не могу двигаться! А тут за пятьдесят
миль кругом ни коридорного, ни коктейля? О черт! Как я влип! - И Мак-Гайр
повалился на койку и судорожно разрыдался.
Рейдлер подошел к двери и позвав слугу. Стройный краснощекий мексиканец
лет двадцати быстро вошел в комнату. Рейдлер заговорил с нам по-испански.
- Иларио, помнится, я обещал тебе с осени место vaquero в лагере
Сан-Карлос?
- Si, Senor, такая была ваша милость.
- Ну, слушай. Этот Senorito - мой друг. Он очень болен. Будешь ему
прислуживать. Находясь неотлучно при нем, исполняй все его распоряжения. Тут
нужна забота, Иларио, и терпение. А когда он поправится или... а когда он
поправится, я сделаю тебя не vaqueron a mayordomo (1) на ранчо де ля
Пьедрас. Esta bueno? (2)
- Si, si, mil gracias, Senor! (3) - Иларио в знак благодарности хотел
было опуститься на одно колено, но Рейдлер шутливо пнул его ногой,
проворчав:
- Ну, ну, без балетных номеров...
Десять минут спустя Иларио, покинув комнату Мак-Гайра, предстал перед
Рейдлером.
- Маленький Senor, - заявил он, - шлет вам поклон (Рейдлер отвес это
вступление за счет любезности Иларио) и просит передать, что ему нужен
колотый лед, горячая ванна, гренки, одна порция джина с сельтерской, закрыть
все окна, позвать парикмахера, одна пачка сигарет, "Нью-Йорк геральд" и
отправить телеграмму.
Рейдлер достал из своего аптечного шкафчика бутылку виски.
- Вот, отнеси ему, - сказал он.
Так на ранчо Солито установился режим террора. Первые недели Мак-Гайр
хвастал напропалую и страшно заносился перед ковбоями, которые съезжались с
самых отдаленных пастбищ поглядеть на последнее приобретение Рейдлера.
Мак-Гайр был совершенно новым для них явлением. Он посвящал их в различные
тонкости боксерского искусства, щеголяя хитроумными приемами защиты и
нападения. Он раскрывал их изумленному взору всю изнанку жизни
профессиональных спортсменов. Они без конца дивились его речи, пересыпанной
жаргонными словечками, и забавлялись ею от души. Его жесты, его странные
позы, откровенная дерзость его языка и принципов завораживали их. Он был для
них существом из другого мира.
Как это ни странно, но тот новый мир, в который он сам попал, словно не
существовал для него. Он был законченным эгоистом из мира кирпича и
известки. Ему казалось, что судьба зашвырнула его куда-то в пустое
пространство, где он не обнаружил ничего, кроме нескольких слушателей,
готовых внимать его хвастливым реминисценциям. Ни безграничные просторы
залитых солнцем прерий, ни величавая тишина звездных ночей не тронули его
души. Все самые яркие краски Авроры не могли оторвать его от розовых страниц
спортивного журнала. Прожить на шармака - было его девизом, кабак на
Тридцать седьмой - венцом его стремлений.
Месяца через два он начал жаловаться, что здоровье его ухудшилось. С
этого момента он стал бичом, чумой, кошмаром ранчо Солито. Словно какой то
злой гном или капризная женщина, сидел он в своем углу, хныча, скуля,
обвиняя и проклиная Все его жалобы звучали на один лад: его против воли
ввергли в эту геенну огненную, где он гибнет от отсутствия ухода и комфорта.
Однако вопреки его отчаянным воплям, что ему якобы день ото дня становится
хуже, с виду он нисколько не изменился. Все тот же дьявольский огонек горел
в черных бусинках его глаз, голос его звучал все так же резко, тощее лицо -
кости, обтянутые кожей, - достигнув предела худобы, уже не могло отощать
больше. Лихорадочный румянец, вспыхивавший по вечерам на его торчащих
скулах, наводил на мысль о том, что термометр мог бы, вероятно,
зафиксировать болезненное состояние, а выслушивание - установить, что
Мак-Гайр дышит только одним легким, но внешний облик его не изменился ни на
йоту.
Иларио бессменно прислуживал ему. Обещанное повышение в чине, как
видно, было для юноши большой приманкой, ибо горше горького стало его
существование при Мак- Гайре. По распоряжению больного все окна в комнате
были наглухо закрыты, шторы спущены и всякий доступ свежего воздуха
прекращен. Так Мак-Гайр лишал себя своей единственной надежды на спасение. В
комнате нельзя было продохнуть от едкого табачного дыма. Кто бы ни зашел к
Мак-Гайру, должен был сидеть, задыхаясь в дыму, и слушать как этот бесенок
хвастает напропалую своем скандальной карьерой.
Но всего удивительнее были отношения, установившиеся у Мак-Гайра с
хозяином дома. Больной третировал своего благодетеля, как своенравный,
избалованный ребенок третирует не в меру снисходительного отца. Когда
Рейдлер отлучался из дома, на Мак-Гайра нападала хандра и он замыкался в
угрюмом молчании. Но стоило Рейдлеру переступить порог, и Мак-Гайр
набрасывался на него с самыми колкими, язвительными упреками. Поведение
Рейдлера по отношению к своему подопечному было в такой же мере непостижимо.
Рейдлер, казалось, и сам поверил во все те страшные обвинения, которыми
осыпал его Мак-Гайр, и чувствовал себя жестоким угнетателем и тираном. Он,
очевидно, считал себя целиком ответственным за состояние здоровья своего
гостя и с покаянным видом терпеливо и смиренно выслушивал все его нападки.
Как-то раз Рейдлер сказал Мак-Гайру:
- Попробуй больше бывать на воздухе, сынок. Бери мою таратайку и
катайся хоть каждый день. А то поживи недельку-другую с ребятами на выгоне.
Я бы тебя там неплохо устроил. На свежем воздухе, да к земле поближе - это
бы живо поставило тебя на ноги. Я знал одного парня из Филадельфии - еще
хуже болел, чем ты, а как случилось ему заблудиться на Гвадалупе и две
недели прожить на овечьем пастбище да поспать на голой земле, так сразу
пошел на поправку. Воздух да земля - целебная штука. А то покатайся верхом.
У меня есть смирная лошадка.
- Что я вам сделал? - взвизгнул Мак-Гайр. - Разве я вам втирал очки?
Заставлял вас привозить меня сюда? Просил об этом? А теперь - катись на
выгон? Да уж пырнули бы просто ножом, чего там канитель разводить! Скачи
верхом! А я ног не таскаю! Понятно? Пятилетний ребенок надает мне тумаков -
я и то не смогу увернуться. А все ваше проклятое ранчо - это оно меня
доконало. Здесь нечего есть, не на что глядеть, не с кем говорить, кроме
орды троглодитов, которые не отличат боксерской груши от салата из омаров!
- У нас тут, правда, скучновато, - смущенна оправдывался Рейдлер. -
Всего вдоволь - но все простое. Ну, да если что нужно, пошлем ребят, они
привезут из города.
Чэд Мерчисон, ковбой из лагеря Серкл Бар, первый высказал
предположение, что Мак-Гайр - притворщик и симулянт. Чэд привез для него
корзину винограда за тридцать миль, привязав ее к луке седла и дав четыре
мили крюку. Побыв немного в накуренной комнате, он вышел оттуда и без
обиняков выложил свои подозрения хозяину.
- Рука у него - тверже алмаза, сказал Чэд. - Когда он познакомил меня с
"прямым коротким в солнечное сплетение", так я думал, что меня мустанг
лягнул. Малый бессовестно надувает вас, Кэрт. Он такой же хворый, как я.
Стыдно сказать, но этот недоносок просто водит вас за нос, чтоб пожить здесь
на дармовщинку.
Однако прямодушный скотовод пропустил мимо ушей разоблачения Чэда, и
если несколько дней спустя он подверг Мак-Гайра медицинскому осмотру, это
было сделано без всякой задней мысли.
- Как-то в полдень двое людей подъехали к ранчо, вылезли из повозки,
привязали лошадей, зашли в дом и остались отобедать: всякий считает себя раз
и навсегда приглашенным к столу - таков обычай этого края. Один из приезжих
оказался медицинским светилом из Сан-Антонио, чьи дорогостоящие советы
потребовались какому-то коровьему магнату, угодившему под шальную пулю.
Теперь доктора везли на станцию, где он должен был сесть на поезд. После
обеда Рейдлер отозвал его в сторонку и, тыча двадцатидолларовую бумажку ему
в руку сказал:
- Доктор, не откажитесь досмотреть одного паренька - он тут, в соседней
комнате. Боюсь, что у него чахотка в последней стадии. Мне бы хотелось
узнать, очень ли он плох и что мы можем для него сделать.
- Сколько я вам должен за обед, которым вы меня угостили? - проворчал
доктор, взглядывая поверх очков на хозяина. - Рейдлер сунул свои двадцать
долларов обратно в карман. Доктор без замедления проследовал в комнату к
Мак-Гайру, а скотовод опустился на кучу седел, наваленную в углу галерейки,
и приготовился проклясть себя, если медицинское заключение окажется
неблагоприятным.
Через несколько минут доктор бодрым шагом вышел из комнаты Мак-Гайра.
- Ваш малый, - сказал он Рейдлеру, - здоровее меня. Легкие у него
чисты, как только что отпечатанный доллар. Пульс нормальный, температура и
дыхание тоже. Выдох - четыре дюйма. Ни малейших признаков заболевания.
Конечно, я не делал бактериологического анализа, но ручаюсь, что
туберкулезных бацилл у него нет. Можете поставить мое имя под диагнозом.
Даже табак и спертый воздух ему не повредили. Он кашляет? Так скажите ему,
что это не обязательно. Вас интересует, что можно для него сделать? Мой
совет - пошлите его ставить телеграфные столбы или объезжать мустангов. Ну,
наши лошади готовы. Счастливо оставаться, сэр. - И, как порыв живительного
освежающего ветра доктор помчался дальше.
Рейдлер сорвал листок с мескитового куста у перил и принялся задумчиво
жевать его.
Приближался сезон клеймения скота, а на следующее утро. Росс Харгис,
старший загонщик, собрал во дворе ранчо два с половиной десятка своих ребят,
чтобы отбыть с ними в лагерь Сан-Карлос, где должны были начаться работы. В
шесть часов лошади были оседланы, провизия погружена в фургон, и ковбои один
за другим уже вскакивала в седла, когда Рейдлер попросил их немного
обождать. Мальчик- конюх подвел к воротам еще одну взнузданную и оседланную
лошадь. Рейдлер направился к комнате Мак-Гайра и широко распахнул дверь.
Мак-Гайр, неодетый, лежал на койке и курил.
- Подымайся! - сказал скотовод, и голое его прозвучал отчетливо и
резко, как медь охотничьего рога.
- Что такое? - оторопело спросил Мак-Гайр.
- Вставай и одевайся. Я бы мог терпеть в своем доме гремучую змею, но
обманщику здесь не место. Ну! Сколько раз повторять! - Схватив Мак-Гайра за
шиворот, он стащил его с постели.
- Послушайте, приятель! - в бешенстве вскричал Мак-Гайр. - Вы что -
белены объелись? Я же болен - не видите. Что ли? Я подохну, если сдвинусь с
места! Что я вам сделал? Разве я просил?.. - захныкал он было на привычный
лад.
- Одевайся! - сказал Рейдлер, повысив голос.
Путаясь в одежде, бормоча ругательства и не сводя изумленного взора с
грозной фигуры разъяренного скотовода, Мак-Гайр кое-как, дрожащими руками,
натянул на себя штаны и рубаху. Рейдлер снова схватил его за шиворот и
поволок через двор к привязанной у ворот лошади. Ковбои покачнулись в
седлах, разинув рты.
- Возьми с собой этого малого, - сказал Рейдлер, Россу Харгису, - и
приставь его к работе. Пусть работает, как надо, спит, где придется, и ест,
что дадут. Вы знаете, ребята, - я делал для него все, что мог, и делал от
души. Вчера лучший доктор из Сан-Антонио осмотрел его и сказал, что легкие у
него как у мула, и вообще он здоров как бык. Словом, поручаю его тебе, Росс.
Росс Харгис только хмуро улыбнулся в ответ.
- Вот оно что! - протянул Мак-Гайр, с какой-то странной усмешкой глядя
на Рейдлера. - Так старый филин сказал, что я здоров? Он сказал, что я
симулянт, так, что ли? А вы, значит, подослали его ко мне? Вы думали, что я
прикидываюсь? Я, по-вашему, обманщик. Послушайте, приятель, я часто был
груб, я знаю, но ведь это только так.... Если бы вы побывали хоть раз в моей
шкуре... Да, я позабыл.., Я же здоров... Так сказал старый филин. Ладно,
дружище, я отработаю вам. Вот когда вы со мной посчитались!
Легко, как птица, он взлетел в седло, схватил хлыст, положенный на
луку, и стегнул коня. "Сверчок", который на скачках в Хоторне привел
когда-то "Мальчика" первым к финишу, повысив выдачу до десяти к одному снова
вдел ногу в стремя.
Мак-Гайр был впереди, когда кавалькада, вылетев за ворота, взяла
направление на Сан-Карлос, и вдогонку ему неслось, одобрительное гиканье
ковбоев, скакавших в поднятых им клубах пыли. Но, не покрыв и мили, он стал
отставать и уже плелся в хвосте, когда всадники, миновав выгоны, продолжали
путь среди высоких зарослей чапарраля. Заехав в чащу, он натянул поводья и,
вытащив платок, прижал его к губам. Платок окрасился алой кровью. Он
забросил его в колючие кусты и, прохрипев своему удивленному коню "катись!"
- поскакал следом за ковбоями.
Вечером Рейдлер получил письмо из своего родного городка в Алабаме.
Умер один из его родственников, и Рейдлера просили приехать, чтобы принять
участие в дележе наследства. На рассвете он уже катил в своей таратайке по
прерии, спеша на станцию.
Домой он возвратился только через два месяца. Усадьба опустела - он
застал там одного Иларио, который в его отсутствие присматривал за домом.
Юноша стал рассказывать ему, как шли дела пока хозяин был в отлучке. С
клеймением скота еще не управились, сказал он. Было много ураганов, скот
разбегался, и клеймение подвигается туго. Лагерь сейчас в долине Гвадалупы -
в двадцати милях от усадьбы.
- Да, между прочим, - сказал Рейдлер, внезапно припомнив что-то. - Как
этот парень, которого я отправил с ребятами в лагерь, Мак-Гайр? Работает он?
- Не знаю, - отвечал Иларио. - Ковбои редко заглядывают теперь на
ранчо. Очень много хлопот с молодыми телятами. Нет, ничего про него не
слыхал. Верно, его уже давно нет в живых.
- Что ты мелешь! - сказал Рейдлер. - Как это - нет в живых?
- Очень, очень он был плох, этот Мак-Гайр, - сказал Иларио, пожимая
плечами, - Я знал, что ему не прожить и месяца, когда он уезжал отсюда.
- Вздор! - проворчал Рейдлер. - Я вижу, он я тебя одурачил. Доктор
осмотрел его и сказал, что он здоров, как мескитовая коряга.
- Это он так сказал? - спросил Иларио, ухмыляясь. - Этот доктор даже не
видел его.
- Говори толком! - приказал Рейдлер. - Какого черта ты меня морочишь?
- Мак-Гайр, - спокойно сказал Иларио, - пил воду на галерейке, когда
этот доктор прибежал в комнату. Он сразу схватил меня и давай стучать по мне
пальцами - вот тут стучал и тут. - Иларио показал на грудь. - Я так я не
понял зачем. Потом он стал прикладываться ухом и все что-то слушал. Вот тут
слушал и тут. А зачем? Потом достал какую-то стеклянную палочку и сунул мне
в рот. Потом схватил меня за руку и начал ее щупать - вот так. И еще велел
мне считать тихим голосом двадцать, treinta, cuarenta (4). Кто его знает, -
закончил Иларио, - в недоумении разводя руками, - зачем он все это делал?
Может, хотел пошутить?
- Какие лошади дома? - только и спросил Рейдлер.
- Пайсано пасется за маленьким корралем, Senor.
- Оседлай его, живо!
Через несколько минут Рейдлер вскочил в седло и скрылся из виду.
Пайсано, недаром названный в честь этой невзрачной с виду, но быстроногой
птицы мчал во весь опор, пожирая ленты дорог, как макароны. Через два часа с
небольшим Рейдлер с невысокого холма увидел лагерь, раскинувшийся у излучины
Гвадалупы. С замиранием сердца, страшась услышать самое худшее, он подъехал
к лагерю, спешился и бросил поводья. В простоте душевной он уже считал себя
в эту минуту убийцей Мак-Гайра.
В лагере не было ни души, кроме повара, который, поджидая ковбоев к
ужину, раскладывая по тарелкам огромные куски жареной говядины и расставлял
на столе железные кружки для кофе. Рейдлер не решился сразу задать терзавший
его вопрос.
- Все благополучно в лагере, Пит? - неуверенно спросил он.
- Да так себе, - сдержанно отвечал Пит. - Два раза сидели без провизии.
Ураган наделал бед - облазили все заросли на сорок миль вокруг, пока собрали
скот. Мне нужен новый кофейник. Москиты в этом году совсем осатанели.
- А ребята как... все здоровы?
Пит не отличался оптимизмом. К тому же справляться о здоровье ковбоев
было не только явно излишне, но граничило со слюнтяйством. Странно было
слышать такой вопрос из уст хозяина.
- Тех что остались, не приходится по два раза звать к столу, проронил
он, наконец.
- Тех что остались? - хрипло повторял Рейдлер. Он невольно оглянулся,
ища глазами могилу Мак-Гайра. Ему уже мерещилась каменная белая плита, вроде
той, что он видел недавно на кладбище в Алабаме. Но он тут же опомнился,
сообразив, что это нелепо.
- Ну да, - сказал Пит. - Тех, что остались. В ковбойском лагере бывают
перемены - за два-то месяца. Кой-кого уже нет.
Рейдлер собрался с духом.
- А этот парень, которого я прислал сюда, - Мак-Гайр... Он не...
- Слушайте, - перебил его Пит, подымаясь во весь рост с толстым ломтем
кукурузного хлеба в каждой руке. - Как это у вас хватило совести прислать
такого больного парнишку в ковбойский лагерь? Этому вашему, доктору, который
не мог распознать; что малый уже одной ногой стоит в могиле, надо бы
спустить всю шкуру хорошей подпругой с медными пряжками. А уж и боевой же
парень! Вы знаете, что он выкинул - скандал да и только! В первый же вечер
ребята решили посвятить его в "ковбойские, рыцари". Росс Харрис вытянул его
разок кожаными гетрами, и как вы думаете, что сделал этот несчастный
ребенок? Вскочил, чертенок эдакий, и вздул Росса Харгиса. Ну да, вздул Росса
Харриса. Всыпал ему, как надо. Выдал ему крепко, хорошую порцию. Росс встал
и тут же поплелся искать местечко, где бы снова прилечь. А этот Мак-Гайр
отошел в сторонку, повалился лицом в траву и стал харкать кровью,
кровохарканье - так это и называется, передайте вашему коновалу.
Восемнадцать часов по часам пролежал он так и - никто не мог сдвинуть его с
места. А потом Росс Харрис, который очень любит тех, кому удалось его
вздуть, взялся за дело и проклял всех докторов от Гренландии, до
Китайландии. Вдвоем с Джонсоном Зеленой Веткой они перетащили Мак-Гайра в
палатку и стали наперебой пичкать его сырым мясом и отпаивать виски.
Но у малого, как видно, не было охоты идти на поправку. Ночью он удрал
из палатки и опять зарылся в траву - а тут еще дождь моросил, "Катитесь! -
говорит он им. - Дайте мне спокойно помереть. Он сказал, что я обманщик и
симулянт. Ну, и отвяжитесь от меня!"
- Две недели провалялся он так, - продолжал повар, - словечка ни с кем
не сказал, а потом...
Топот, подобный удару грома, сотряс воздух, и два десятка молодых
кентавров, вылетев из зарослей, ворвались в лагерь.
- Пресвятые драконы и гремучие змеи! - заметавшись из стороны в
сторону, возопил повар. - Ребята оторвут мне голову, если я не подам им ужин
через три минуты.
Но глаза Рейдлера были прикованы к маленькому загорелому пареньку,
который, весело блестя зубами, соскочил с лошади у ярко горевшего костра. Он
не бил похож на Мак-Гайра, но все же...
Секунду спустя Рейдлер тряс ему руку, схватив другой рукой за плечо.
- Сынок, сынок, ну, как ты? - с трудом выговорил он.
- Поближе к земле, вы говорили? - заорал Мак-Гайр, стиснув руку
Рейдлера в стальном пожатии. - Я так и сделал - и вот, видите, здоров и силы
прибавилось.
И понял, признаться, какого шута горохового я из себя разыгрывал.
Спасибо, старина, что прогнали меня сюда! А здорово вышло со старым-то
филином? Я видел в окно, как он выбивал зорю на груди у этого мексиканского
парня.
- Что же ты молчал, собачья душа! - загремел скотовод - Почему не
сказал, что доктор тебя не осматривал?
- А, катитесь! Не морочьте мне голову, - проворчал Мак-Гайр, сразу
ощетинившись, как бывало. - Вы меня разве спрашивали? Вы произнесли свою
речь и вышвырнули меня вон, и я решил, что так тому и быть. Но знаете,
приятель, эти скачки с коровами - здорово занятная штука. И ребята тут
первый сорт - лучшая команда, с какой мне доводилось ездить. Вы мне
разрешите остаться здесь, старина?
Рейдлер вопросительно посмотрел на Росса Харгиса.
- Этот паршивец, - нежно сказал Росс, - самый лихой загонщик на все
ковбойские лагеря. А уж дерется так, что только держась,

--------------------------------------------------------

1) - Старший объездчик (испан.).
2) - Хорошо? (испан.).