[5] "Правый" и "левый" употребляются в этой статье только в смысле избранного нами движения по часовой стрелке, глядя снаружи внутрь. В этом смысле можно сказать, что почти столетие марксизм шел в России влево - от либерального марксиста Струве к национал-сталинисту Гришину, но попал направо - от левого либерализма к правому национализму.
   [6] Решающую роль при этом может сыграть среднеазиатский национализм ввиду интенсивного роста населения среднеазиатских республик.
   Разрядка: Запад - СССР
   Три статьи, объединенные под этим заголовком, написаны с августа 1975 по сентябрь 1976 - в течение года, который я назвал бы годом разочарования Запада в разрядке.
   Когда я писал свою первую статью в разгар возлагаемых на разрядку надежд, я не сомневался, что разочарование неизбежно, но все же не думал, что оно наступит так скоро. Вместе с тем я не переоцениваю этого разочарования.
   Разочарование в разрядке - следствие политического реализма, оно требует изменений в политике, а для этого нужны моральная сила и политическая воля.
   Разрядка - следствие желания видеть вещи такими, какими их хотят видеть, и для ее проведения просто нужно принимать мир таким, как он есть. Не трудно догадаться, что политика, требующая наименьших усилий, найдет себе наибольшее число сторонников. Говоря грубо, Запад слишком мягко сидит, для того чтобы твердо стоять.
   Между тем отказ от моральной позиции, политическая расслабленность и взгляд на диктатуру как на нечто "естественное" для незападных народов довольно быстро смогут привести к разложению самих западных демократий. Успех тоталитаризма в одном месте поощряет его поднимать голову в другом.
   Политическим ухаживанием и экономической помощью Запад рассчитывает "смягчить" Советский Союз - однако выкармливает этим не только враждебное ему государство, но и самую идею тоталитаризма.
   4 июня 1977,
   Утрехт
   1. США И СССР В ОДНОЙ ЛОДКЕ?
   Для дипломатического признания СССР США понадобилось шестнадцать лет (1917-33), чтобы стать его союзником - восемь (1933-41), чтобы совместно заняться переустройством мира - четыре (1941-45), а чтобы полностью разочароваться в этой политике - всего два года (1945-47).
   Почему США так медлили с признанием СССР - ведь дипломатическое признание не означает одобрения, а непризнание само по себе не меняет революционный строй в желаемую сторону? Почему упустили возможность поддержать умеренные элементы в СССР - не признавая его в период НЭПа и признав в период массовых репрессий? Почему, начав сближение с СССР, проводили его с такой безудержностью - чтобы внезапно остановиться в ошеломлении?
   Потому, вероятно, что США мало интересовались внутренними советскими проблемами. Внешнеполитический курс США определялся тем, какие силы там брали верх, - он мог трагически не соответствовать происходившему в СССР.
   Проводя политику сближения с СССР, Ф.Д. Рузвельт исходил, по-видимому, не только из нужд военного времени, но и из более общего взгляда, что устойчивое положение в мире невозможно без включения СССР в мировую систему. Внутри устойчивой мировой системы СССР казался Рузвельту менее опасным, чем вне ее, и потому не СССР заплатил за включение в систему, а ему было заплачено - прежде всего, предоставлением права распоряжаться Восточной Европой.
   Действительно, где лучше иметь деструктивную субсистему - в системе или вне ее, поскольку, как показал опыт, само по себе включение не превращает субсистему из деструктивной в конструктивную? Иными словами, если мы представим западные страны в виде гребцов лодки, а СССР в виде пловца, который пытается эту лодку потопить, то что разумнее - пригласить СССР в лодку в надежде, что он будет грести вместе со всеми, вместо того чтобы раскачивать ее, или же держать СССР вне лодки, опасаясь, что он ее потопит, но и надеясь, что один он рано или поздно истощит свои силы?
   Рузвельт пригласил Сталина в лодку. Увы, это не изменило ни внутренней, ни внешней политики СССР. Сталин не только раскачивал лодку, но, образно говоря, сам выпрыгнул из нее. Чувствуя себя одураченными и сознавая свою ответственность за "навязывание коммунизма" Восточной Европе, США круто повернули и перешли к политике "сдерживания коммунизма", не только сберегая остаток Европы, но главным образом решив не уступать теперь без боя Азии. Но и здесь США были склонны по-прежнему игнорировать отношение самих народов к "коммунизму".
   Непонимание происходящих в других странах процессов заставляло США чрезмерно полагаться на манипулирование военной силой и экономической помощью. Если исходить из той точки зрения, что коммунистические революции в Азии были результатом исторического развития этих стран, и "коммунизм" здесь стал формой пробуждающегося азиатского национализма и эгалитаризма, а вовсе не результатом советских интриг, то американскую политику в Азии после войны можно считать такой же неудачной, как и их политику в Европе во время войны.
   Признай США в 1949 году КНР, они не только избежали бы корейской войны, но и ускорили бы отход КНР от СССР. Создание потенциальной угрозы на востоке сделало бы СССР уступчивее на западе: скорее всего, не имея за спиной дружественного Китая, СССР согласился бы в 1953 году на воссоединение Германии. Но США не только не признали КНР, но и решили дать бой "коммунизму" в самом уязвимом для себя месте - во Вьетнаме, где режим, который они поддерживали только потому, что он был "антикоммунистическим", был в глазах собственного народа наследником колониального режима и потому был обречен на гибель.
   Где-то между двумя кризисами - разочарованием США в "поощрении коммунизма" в Европе в конце сороковых годов и разочарованием в "сдерживании коммунизма" в Азии в начале семидесятых - началось то, что теперь называется "политикой разрядки" и раньше называлось "политикой мирного сосуществования".
   Несмотря на растущую военную мощь, лодка Сталина с нищим Китаем на корме и ненадежными восточноевропейцами на носу мало годилась для того, чтобы протаранить западную лодку. Самоизоляция, в которой СССР находился в последние годы жизни Сталина, перенапрягла силы страны и привела к ряду конвульсивных реформ пятидесятых годов. Таким образом, только испытав все отрицательные стороны доведенной до крайности изоляции, СССР вступил на путь внутренних преобразований и налаживания внешних связей.
   США, уставшие от "холодной войны" и связанного с ней напряжения, пошли, хотя и с колебаниями, навстречу. Скорее всего, они переоценили изменения, произошедшие в СССР после смерти Сталина. Вдобавок на мышление руководителей США и СССР оказало влияние появление нового политического "материка" - третьего мира, толкая их как к соперничеству, так и к сотрудничеству.
   Устранение Джона Кеннеди и Никиты Хрущева совпало с более скептическим отношением к разрядке. США оказались втянутыми во вьетнамский конфликт, а в СССР на несколько лет вновь победили идеи изоляционизма.
   Однако объективный ход истории оказался сильнее. Если США уже достигли уровня державы, стремящейся не изменить что-то в мире, а сохранить то, что есть, то и СССР постепенно начал подходить к этому уровню. С какого-то момента у них неизбежно должна была возникнуть потребность в договоренности.
   Объективность этого сближения нагляднее всего видна в том, что оно было возглавлено на этот раз фигурами довольно безликими и ранее обнаруживавшими только враждебность к иной системе. Но как раз то, что каждый из них был прежде всего ставленником своего бюрократического аппарата, и помогло им сблизиться и лучше понять друг друга.
   Оценивая преимущества разрядки перед холодной войной, мы не вправе, по-видимому, говорить, что разрядка - альтернатива войне. "Холодная война", будучи как бы сублимацией войны горячей, не менее эффективно предотвращала реальную угрозу, чем "разрядка", ибо мир держался и держится на ядерном равновесии. Поэтому и взаимное сокращение вооружений, если даже его удастся достигнуть, не уменьшит и не увеличит опасность войны.
   Рост вооружений - следствие конфронтации, а не ее причина, и в значительной степени следствие научно-технического прогресса. Поскольку сама по себе договоренность о тех или иных ограничениях ни с конфронтацией, ни с прогрессом не покончит, гонка вооружений, зажатая в одном месте, всегда вылезет в другом. Сокращение вооружений может быть результатом разрядки, но не ее единственным или основным содержанием. Поэтому на разрядку лучше всего смотреть как на инструмент не сохранения мира, а улучшения мира, ибо в противном случае в ней не было бы никакого смысла.
   Создается, однако, впечатление, что для США цель разрядки - как раз сохранение существующего положения. Они как бы стремятся опутать СССР паутиной договоров и взаимных обязательств и тем самым лишить его возможности нарушать стабильность в мире без опасения эти связи порвать.
   Для СССР - стороны все еще наступательной - цели разрядки гораздо шире. СССР стремится выйти из изоляции по крайней мере по трем причинам: 1) чтобы, успокоив Запад, манипулировать западными странами так сказать по одиночке, а не скопом, как в известной степени приходится сейчас; 2) чтобы обеспечить себе спокойный тыл ввиду враждебных отношений с Китаем; 3) чтобы преодолеть связанную с изоляцией экономическую отсталость.
   Несмотря на значительные военно-промышленные достижения, экономика СССР остается весьма уязвимой и нуждается в технологической и организационной модернизации, что невозможно без помощи Запада. К тому же отсталость сельского хозяйства принуждает СССР систематически закупать зерно на Западе, и два неурожая подряд без подобных закупок смогут потрясти советскую экономику и даже вызвать массовые беспорядки.
   Кроме того, разрядка объясняется, как я думаю, двумя не совсем явными, но существенными обстоятельствами. Во-первых, тем, что США и СССР рассматривают друг друга как единственных равных партнеров; во-вторых, тем, что они, вместе с другими развитыми странами, начинают чувствовать себя не только соперниками, но в какой-то степени и союзниками - своего рода кучкой сытых среди толпы голодных.
   Я говорю об этих тенденциях, сознавая, что действуют и противоположные и что СССР в глазах США по-прежнему остается деструктивной силой. Признают это американские руководители или нет, но подлинное изменение внешней политики СССР невозможно без изменения внутренней ситуации в СССР.
   Трудно представить себе государство, сочетающее постоянное давление и насилие внутри с миролюбием и уступчивостью снаружи, такое "миролюбие" могло бы быть только следствием военной слабости или маскировкой. Поэтому всякое смягчение внутренней политики СССР может быть не только желательно американцам из гуманитарных соображений, но жизненно необходимо им из соображений собственной безопасности, а потому может рассматриваться ими как одна из целей политики США.
   Поскольку США, разрабатывая свою политическую стратегию, выбрали не изоляцию СССР, а сотрудничество с ним, то здесь возможны были два тактических варианта: 1) идти на сближение с СССР, полагая, что сотрудничество с США и вообще с Западом постепенно само собой "смягчит" СССР; 2) обусловливать каждый шаг в сторону СССР требованием определенных изменений как его внутренней, так и внешней политики, понимая их взаимозависимость.
   Создается впечатление, что Никсон и Киссинджер выбрали первый путь, как путь, по-видимому, требующий наименьших усилий и дающий сразу видимые результаты. Задачу сближения с СССР, требующую для своего решения, скажем, два десятилетия, Киссинджер пытался решить чуть ли не за два года. Такая поспешность отражает, быть может, не только особенности мышления самого Киссинджера, но и особенность американского мышления вообще - мышления коммерсантов, которые хотят сразу видеть ощутимые результаты своих усилий.
   Это привело американское правительство к поспешному подписанию ряда соглашений только для того, чтобы можно было сказать и показать своим согражданам на экранах телевизоров: вот, мы сделали то-то, то-то и то-то. Между тем США имеют дело с партнером, с которым опасно спешить. Если советские руководители и не обладают многими блестящими качествами Киссинджера, то они в превосходной степени умеют не только ставить далекие цели, но и терпеливо ждать.
   Американская политика отличается от советской еще двумя особенностями. Внешняя политика - своего рода воспитанница внутренней, мышление государственных деятелей, пришедших к руководству внешней политикой, годами воспитывается на внутриполитических проблемах, и все усваиваемые ими внутри методы применяются вовне. Американская внутренняя политика построена на игре свободных сил, разрешаемой компромиссом, в то время как советская - на бескомпромиссном проведении директив. И если США сознательно и еще более бессознательно садятся за стол переговоров с мыслью о компромиссе, то СССР с намерением полностью осуществить свои задачи, идя только на фиктивные уступки.
   Другая странная особенность американской политики, как и вообще политики Запада, - это обращение с СССР как с маленьким ребенком, которому многое позволено и которого нельзя раздражать, чтоб он не поднял крик, потом, дескать, когда он повзрослеет, он все поймет. Это долголетнее "воспитание" СССР по методу доктора Спока не только выражается в бесконечном количестве мелких уступок со стороны США, но и в действиях, просто унизительных для их престижа как великой державы. Наиболее ярко это отразилось в нежелании президента Форда пригласить Солженицына в Белый дом, так как Киссинджер боялся, что это разозлит Брежнева.
   Такое поведение вообще очень характерно для представителей американского правительства. Так, американский дипломат, с которым я знаком уже более десяти лет и который недавно вернулся в Москву, из тех же соображений уклонился от встречи со мной, хотя медиумически и посылал выражения своей симпатии.
   Зная характер тех, кому подобным образом стараются угодить американцы, я думаю, что хотя это и вызывает одобрение с их стороны, но также и некоторое презрение. Вся ситуация напоминает отношения лавочника и мелкого гангстера: лавочник откупается от гангстера, чтобы тот не мешал ему торговать и жить припеваючи.
   Мне с возрастом становится все ясней, что лучшее в нашем мире находит свое выражение через простые человеческие отношения - любовь мужа к жене, родителей к детям, мужскую дружбу, сострадание, терпимость, простую порядочность, - в то время как любая идеология и доктрина, если она не используется с осторожностью как рабочая гипотеза, может свестись к рубке голов или, в лучшем случае, к набиванию кошельков.
   То, что два человека, которые без каких-либо помех встречались более десяти лет назад, теперь, в период "разрядки", не могут встретиться, говорит не в пользу ее человеческих аспектов. Стремление "не перегружать", как сказал д-р Киссинджер, разрядку человеческими проблемами, уступить в гуманитарных вопросах, как политически невесомых, но болезненных для СССР, чтобы содействовать продаже пепси-колы, как вещи реальной, - не кажется мне правильным в свете не сиюминутных, а долгосрочных задач самих США.
   Если США ставят задачу наладить подлинно дружеские отношения с СССР и хотят быть уверены в их прочности, они должны добиваться превращения советской субсистемы из закрытой в открытую. Осознание советскими людьми своих человеческих прав - сила, работающая в этом направлении. Поскольку у Движения за права человека нет дивизий, политики-гангстеры и политики-лавочники склонны третировать его. Но мне кажется, что именно всемирное движение за права человека станет преобразующей мир силой, которая преодолеет как бесчеловечность, основанную на насилии, так и бесчеловечность, основанную на безразличии.
   Подлинная стабильность - только в движении, только в расширении своего влияния. США должны стремиться к изменению мира, если они хотят, чтобы он был устойчив. Система, не ставящая экспансионистских целей, сжимается и отмирает. Мир пережил много видов экспансий - военную, экономическую, культурную. Если США смогут стать центром новой экспансии гуманистической, направленной на защиту прав человека во всем мире, - их будущее надолго обеспечено.
   Интересно, что этот идеалистический элемент в большей или меньшей мере уже чувствовался в американской политике на протяжении всей истории США. Старомодное европейское политическое мышление - без понимания исторической перспективы и без интереса к высоким целям - едва ли долго будет господствовать во внешней политике США. Сколько бы д-р Киссинджер ни хотел отбросить гуманитарные проблемы, они так или иначе всплывают, в частности это видно на примере разногласий между администрацией и конгрессом в вопросе о торговле и эмиграции из СССР.
   Эти разногласия, стесняя администрацию, дают ей, впрочем, и известные выгоды. Треугольник Киссинджер-Брежнев-Джексон немного напоминает ситуацию, когда преступника уламывают два следователя, один из которых кричит и стучит кулаком по столу - сенатор Джексон, а другой ласково улыбается и обещает снисхождение - госсекретарь Киссинджер, так что по контрасту сердце преступника раскрывается навстречу доброй улыбке.
   Правительство США, по-видимому, испытывает здесь давление деловых кругов, возглавляемых производителями прохладительных напитков и заинтересованных в сотрудничестве с СССР, который они рассматривают как гигантский потенциальный рынок сбыта и источник сырья и дешевой рабочей силы. Экономическое сотрудничество можно только приветствовать, если оно будет одним из элементов политики разрядки, но не формирующей эту политику силой.
   Бизнесмены, безусловно, внесли огромный вклад в создание современной Америки, но когда они стали ведущей политической силой, они привели США на грань катастрофы - к Великой депрессии тридцатых годов[1].
   Американцы - увлекающийся народ. Когда они увлеклись "холодной войной", я не знаю - раздавались ли трезвые голоса, предлагающие какие-либо альтернативы. Сейчас американцы увлеклись "разрядкой" - и очень хорошо, что слышны предостерегающие голоса. Предупреждения о том, что разрядка требует сдержанности и твердости, а не только готовности идти навстречу, что безответственные уступки ведут к требованию новых уступок - быть может, будут услышаны.
   Альтернатива разрядке, которую им требуют назвать ее сторонники, - это разрядка, проводимая по-иному, разрядка, при которой долгосрочные цели не будут приноситься в жертву краткосрочным и придется научиться ждать, прежде чем получить желаемое.
   Внешняя политика существует не сама по себе, это функция внутреннего состояния страны, которое, в свою очередь, зависит от внешних условий. Если исходить из того, что без сближения с СССР США не смогут влиять на него, то и без влияния в конструктивную сторону это сближение будет даже опасно для США. Когда за каждый центнер зерна, за каждый технологический секрет СССР будет платить не столько золотом, сколько шагом в сторону демократизации только тогда его внешняя политика не будет представлять угрозы для Запада.
   Пусть, однако, этот обмен, это "мягкое давление" на СССР не носят характер, уязвляющий его самолюбие, пусть проходят под флагом требования от СССР выполнения международных деклараций, им самим подписанных, и каждая уступка СССР встречается не как "победа Запада", а как шаг к общему благу.
   В возникшем треугольнике сил отношение США к СССР и к КНР при всем сходстве весьма различно. Китай ни экономически, ни социально, ни политически не дорос еще до настоящего партнерства с США, и в военном отношении представляет для них гораздо меньшую опасность, чем СССР. Вместе с тем пружина революции еще не раскрутилась в Китае, и всякая попытка давления на него с целью изменений внутри, скорее всего, не даст результатов. Китай еще так далек от Запада, что все, происходящее там, воспринимается чуть ли не как происходящее на Луне. Китай еще слишком "не свой", чтобы общественное мнение Запада протянуло руку тем, кто подвергается там гонениям.
   Иное дело СССР. В силу своего трагического евразийского положения Россия всегда была и более чувствительна к Западу, и более опасна для Запада, чем Китай. Пружина русской революции полностью развернулась, и, двигаясь только по инерции, СССР будет весьма восприимчив к давлению Запада, тем более имея за спиной враждебный Китай. И совершенно ясно, что чем более будут расширяться связи СССР с Западом, чем более он будет "своим" для Запада, тем пристальнее западное общественное мнение будет следить за тем, что происходит в СССР.
   Если соперничество СССР-КНР будет все более обостряться - думаю, что так и будет, - то связи США соответственно с СССР и с КНР превратятся в руках американских руководителей как бы в две вожжи, которыми они могут управлять мировой историей.
   Но вопрос - смогут ли?
   Представим, что государство или группа государств, вырабатывая долгосрочную политику, должны определить цель, стратегию и тактику. Глядя из России, может показаться, что если политическую стратегию США считать правильной, то их тактика по существу подрывает стратегию. Но что гораздо важней, политика США - а Запада в целом еще более - обнаруживает весьма расплывчатые цели или даже отсутствие целей, ибо сохранение политического статус кво и экономического роста - это еще не цель.
   Быть может, разброд и неуверенность, которые сейчас охватили Запад и нашли частное выражение в "разрядке", разрешатся осознанием значительной цели - цели переустройства мира, в основу которого будет поставлена человеческая личность, личность в ее общечеловеческой, а не эгоистической сути. Тогда уверенный в себе Запад заговорит другим языкам.
   Август 1975,
   Москва - Энгуре, Латвия
   Опубликовано в "The New York Times" 22.10.75 (США) (начиная со слов" "Оценивая преимущества разрядки...") и полностью по-польски в журнале "Kultura" No 12, 1975 (Франция)
   2. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРИОРИТЕТЫ ЗАПАДА
   "Всё куплю!" - сказало злато.
   "Всё возьму!" - сказал булат.
   А. Пушкин
   По-видимому, интуитивное постижение психологии значит не меньше, если не больше, чем формальный анализ политических сил. Непонимание психологии вьетнамских крестьян привело уже американцев к безумной затее стратегических деревень, что, безусловно, содействовало поражению США. Непонимание психологии советских руководителей - и отсюда поспешность разрядки с дальним прицелом на советско-американский диумвират - может привести к еще более плачевным результатам.
   Г-н Киссинджер - творец этой двусмысленной формы разрядки - был, быть может, опытным стратегом, но стратегом отступления и стал характерным олицетворением фрустрации, охватившей США в результате вьетнамской войны. Но следовало бы признать и то, что это отступление носит скорее всего временный характер и есть следствие тех непосильных внешнеполитических задач, которые ставили себе США и которые сфокусировались во вьетнамской войне.
   Как мне кажется, основная ошибка США за последние 30 лет была в том, что они боролись с "коммунизмом", если можно так сказать, географически, а не политически. Принимая "коммунизм" за данное там, где он уже есть, США всячески противились его распространению на новые территории, поддерживая любой нежизнеспособный режим, лишь бы он был антикоммунистическим, и мало интересуясь внутренними причинами коммунистических революций.
   Столь же мало они интересовались внутренним сопротивлением "коммунизму" там, где он уже господствовал, не понимая, что наиболее верный способ его преодоления - изнутри. Следуя странной политике поощрять "коммунизм" там, где народы его не хотят, и противоборствовать там, где народы его хотят, США не только проиграли во Вьетнаме, но и оказались совершенно неподготовленными к событиям в Венгрии в 1956, в Чехословакии в 1968 или к возникновению Движения за права человека в СССР. Правительство США видело в них или помеху своей внешней политике или лее нечто такое, что не имело политического значения.
   Сейчас можно ожидать драматических событий в Польше. Но и положение в СССР отнюдь не кажется мне стабильным. Последние восемь лет подтвердили, что в своей книге "Просуществует ли СССР до 1984 года?" я правильно указал тенденции, которые ведут и могут привести к развалу советской системы.
   Я по-прежнему считаю, что война с Китаем будет катализатором, который ускорит эти внутренние процессы. Китайская военная отсталость и проявленная в последние годы относительная гибкость советского руководства смогут отодвинуть срок развала значительно дальше 1984 года. Но его угроза неотвратима, если не будут выдвинуты новые политические идеи и проведены коренные, а не паллиативные реформы.
   Советская демократическая оппозиция - все еще очень слабая - тем не менее важна как возможный источник политических альтернатив. Она не только производит медленную революцию в умах советских людей, но также может служить для остального мира показателем настроений значительной части молчащего советского общества.
   Я понимаю, что США очень трудно найти баланс между сопротивлением "коммунизму" и соглашением с "коммунизмом" - а для них неизбежно и то, и другое. Я не считаю, что США стоят перед выбором: либо сокращение опасности войны путем сдерживания гонки вооружений с СССР, либо усилия для демократизации СССР с постоянным риском конфликта. Наоборот, опасности войны можно избежать только путем превращения советской системы из закрытой в открытую, до этого США всегда - даже при обоюдном замедлении роста вооружений - будут под угрозой внезапного удара.