Страница:
— Благодарю вас, профессор, — поклонился Гровер. — До сих пор я смотрел на вас только в телескоп.
— Мой юный друг, у меня есть деловое предложение: переходите ко мне в клинику. Я вас обеспечу самыми увлекательными в мире идеями. Подумайте…
— Я готов это сделать хоть сейчас, — поспешно ответил Роберт.
— Рад, — коротко произнес Кобрен, точно ударил молотом по наковальне.
Три года длилось их совместное увлекательное путешествие в мир человеческого сознания, в святая святых мышления, три года они изучали мозг человека, этот, по словам В. И. Ленина, особенно сложный кусок материи. Таинственность неизведанного подзадоривала их, а непредвиденные трудности закаляли волю.
День за днем неустанно работали они в своей клинике, окруженные лишь несколькими преданными сотрудниками. Ключом, которым они надеялись открыть самый замысловатый в мире ларчик, были биотоки.
Но, по всей вероятности, когда речь идет о самом происхождении жизни, о мышлении человека, биотоки многого не объясняют. Они лишь помогают в исследованиях, экспериментах. Можно предположить, что существуют особые виды или даже один вид энергии, нам еще неизвестный, и тогда понятны станут величайшие трудности, стоящие перед наукой.
— Если есть особые лучи жизни, неизвестная нам форма полевого движения материи, обеспечивающая мышление, — сказал Кобрен, — то наше дело дрянь.
Так это или нет, но им не везло в главном — ведь Кобрен хотел создать принципиально новый тип компьютера. Идея заключала в себе что-то дерзкое, необычное.
Вся программа состояла из двух разделов. Вот первый.
Мы знаем, как длителен пока процесс оформления задания в специальных устройствах современных счетно-решающих машин. Нужен перевод с языка человека, на язык машин, подготовка перфорированных карт. Не говоря уже о дополнительных штатах кодировщиков, такая система ограничивает производительность кибернетики: теряется немало времени.
Кобрен задался целью устранить это промежуточное звено и добиться, чтобы машина сразу воспринимала мысленное задание человека и, выполнив его, излучала бы в мозг полученный результат.
Раздел второй.
Начну издалека. Мир богат выдающимися людьми, чье творчество имеет важнейшее значение и оставляет неизгладимый след в истории культуры. Аристотель и Ломоносов, Лобачевский и Эйнштейн — примеров много.
Кроме печатных трудов, потомкам остаются жизнеописания таких людей, их портреты, скульптуры, фотографии и киноленты, воспоминания современников. Но глубокий внутренний мир таких людей, секреты их творчества, их мышление навсегда ускользают — ведь невозможно получить фотографию того, что происходит в глубине нашего "я".
Кобрен решил сделать это невозможное.
— Настанет время, — убежденно говорил он Гроверу, — и наши машины, работая с гениальными учеными, не только изучат особенности их мышления, но и запишут в своих запоминающих устройствах все ходы их рассуждений, логику, проникнут в лабораторию открытий… Интеллект крупного ученого будет «записан» и — даже после его смерти — останется на вооружении потомков.
— Вы имеете в виду особую кибернетическую библиотеку, учитель, — спросил Роберт, — в которой будущие студенты смогут ознакомиться с интеллектом великих предшественников, учиться у них мастерству исследований?
— Для начала — да. Но когда эти студенты станут учеными, они получат возможность проверять, как бы решил новую трудную задачу тот или иной гений прошлого, и даже решать такие задачи. Каждый истинно гениальный человек, Роберт, — не просто игра природы, он обязан и всей культуре современного общества. И разве плохо, если методика исследований выдающихся ученых и после их смерти будет продолжать «участвовать» в завоевании природы?
— Вы можете рассчитывать на меня, учитель, до конца моих дней! — пылко ответил Роберт и вслух повторил мысли Кобрена. — Как это заманчиво! Когда-то потомкам доставались одни легенды о выдающихся людях прошлого. Затем — скульптуры и портреты. Еще шаг — и мы научились записывать голоса и движения их на киноленте. Мы должны сделать следующий шаг.
— Несколько шагов, Роберт!
— Пусть так, мы добьемся, учитель! Но добиться было трудно. Большую часть своего состояния Кобрен израсходовал на эксперименты, и безуспешно.
— Машине чужда живая природа мозга, — вздыхал Роберт.
— Мы просто еще мало знаем, что такое мозг человека, — не сдавался Кобрен.
— Павлов доказал, что организм и среда, его окружающая, — одно целое. Это же должно относиться и к части организма, например, к мозгу. А в наших клинических и лабораторных исканиях…
— Но великий Павлов не запретил нам создавать искусственную среду, эквивалентную естественной.
— Не потому ли, что ему не приходила в голову такая постановка вопроса?
— Во-первых, такая постановка вопроса есть в его трудах: возможность влиять на организм через среду. Что же касается мыслей, «не пришедших в голову», как ты говоришь, то поверь мне: в эту группу входят и все будущие открытия. Если что-то верное и нужное еще «не пришло» к нам, виноваты в этом мы сами, а не те мысли, которых нам не хватает.
Когда мир облетела весть о находке на острове Пито-Као, Кобрен пришел в чрезвычайное возбуждение.
— Роберт, ты подумай, какие чудеса будет творить наша земная наука, обогащенная знаниями гаянцев, — говорил он. — Будущее протягивает нам руку! Это необычайно, величественно, волшебно. Возраст — на твоей стороне. Поезжай!
Гровер согласился: он мечтал о счастье хотя бы прикоснуться к подарку жителей далекой планеты.
Гровер опоздал Конец его многотрудного путешествия оказался печальным. Официальная версия утверждала, что Боб Хоутон в погоне за сенсацией придумал всю эту историю с кораблем гаянцев и их энциклопедией. Ведь следов их пребывания на острове не осталось, а мир требовал вещественных доказательств. А тут еще скандал со взрывом микробиологической лаборатории Дорта и эпидемия, вспыхнувшая на Пито-Као. Люди стали верить, будто Боб Хоутон создал газетную дымовую завесу и здорово заработал на этом.
Встреча с самим Хоутоном на Отунуи несколько окрылила Гровера. Он начал расспрашивать друга о гаянцах.
— Корабль был на острове, — устало твердил Боб. — Но Бергофф и Курц уничтожили его.
— Вместе с сейфом?
— Да, конечно. И может быть, это к лучшему. Всякая газетная сенсация живет недолго и порой чем с большим шумом рождается, тем тише и незаметнее умирает. Так произошло и с историей пребывания гаянцев на Пито-Као. Люди стали забывать «дело Бергоффа»: новые события заслонили вчерашние махинации миллионера.
Гровер вернулся утомленный и злой. Выслушав его рассказ, старый романтик Кобрен глубоко задумался.
— Что ж, — сказал он, — мы и без того должны были работать.
Опять искания, неудачи и находки. И вдруг профессор Кобрен собрал сотрудников клиники и объявил о своем решении перейти в фирму «Дискавери». Руководителем клиники он назначил Гровера.
Чудачество? Так вначале готов был думать и Гровер, пока профессор не позвал его к себе для беседы с глазу на глаз.
— Друг мой, — доверительно сказал он ему, — под вывеской «Дискавери», должно быть, скрывается сонм гениев! Да-да, поверь мне. Я убедился, что фирма располагает научными материалами небывалой ценности. Откуда они? Мне на это наплевать. Мы служим науке, и для нас нет ничего более святого. Я должен овладеть этими знаниями.
— Но ваши идеи?
— Я не изменяю им. Мне предложили отдел космической медицины, и я предчувствую, что получу кое-что новое, возможно, самое недостающее для нас с тобой!
— Поразительно.
— Но факты убедительны. Меня только беспокоит та излишняя, на мой взгляд, таинственность, которой окружена Деятельность фирмы. Смущают меня и некоторые пункты контракта. Одним словом, я испытываю беспокойство, Роберт. Я стар, и заботы о семье не тяготят меня. Но есть наше общее дело!
— Вы полагаете, что в вашем решении…
— … имеется доля риска. Я рассчитываю на тебя, Роберт. Если я позову тебя сам, приходи без опасения. Но если к тебе обратятся другие, даже от моего имени, будь осторожен: это значит, что я попал в беду, тогда постарайся выручить меня.
— Но отчего так мрачно, профессор?
— Имя одного из руководителей фирмы уже снискало себе сомнительную репутацию в весьма скандальном деле, Роберт.
Так они расстались, чтобы встретиться вот здесь, в этой палате-лаборатории.
Не помешала ли профессору болезнь лично обратиться к нему, Гроверу? Или он попал в беду?
Здравый смысл подсказывал Гроверу, что благодушие — одна из форм тупости. Правда, излишняя осторожность неприятна. Но основания для раздумий уже есть, а когда думаешь, то видишь вещи с разных сторон.
2
3
4
5
— Мой юный друг, у меня есть деловое предложение: переходите ко мне в клинику. Я вас обеспечу самыми увлекательными в мире идеями. Подумайте…
— Я готов это сделать хоть сейчас, — поспешно ответил Роберт.
— Рад, — коротко произнес Кобрен, точно ударил молотом по наковальне.
Три года длилось их совместное увлекательное путешествие в мир человеческого сознания, в святая святых мышления, три года они изучали мозг человека, этот, по словам В. И. Ленина, особенно сложный кусок материи. Таинственность неизведанного подзадоривала их, а непредвиденные трудности закаляли волю.
День за днем неустанно работали они в своей клинике, окруженные лишь несколькими преданными сотрудниками. Ключом, которым они надеялись открыть самый замысловатый в мире ларчик, были биотоки.
Но, по всей вероятности, когда речь идет о самом происхождении жизни, о мышлении человека, биотоки многого не объясняют. Они лишь помогают в исследованиях, экспериментах. Можно предположить, что существуют особые виды или даже один вид энергии, нам еще неизвестный, и тогда понятны станут величайшие трудности, стоящие перед наукой.
— Если есть особые лучи жизни, неизвестная нам форма полевого движения материи, обеспечивающая мышление, — сказал Кобрен, — то наше дело дрянь.
Так это или нет, но им не везло в главном — ведь Кобрен хотел создать принципиально новый тип компьютера. Идея заключала в себе что-то дерзкое, необычное.
Вся программа состояла из двух разделов. Вот первый.
Мы знаем, как длителен пока процесс оформления задания в специальных устройствах современных счетно-решающих машин. Нужен перевод с языка человека, на язык машин, подготовка перфорированных карт. Не говоря уже о дополнительных штатах кодировщиков, такая система ограничивает производительность кибернетики: теряется немало времени.
Кобрен задался целью устранить это промежуточное звено и добиться, чтобы машина сразу воспринимала мысленное задание человека и, выполнив его, излучала бы в мозг полученный результат.
Раздел второй.
Начну издалека. Мир богат выдающимися людьми, чье творчество имеет важнейшее значение и оставляет неизгладимый след в истории культуры. Аристотель и Ломоносов, Лобачевский и Эйнштейн — примеров много.
Кроме печатных трудов, потомкам остаются жизнеописания таких людей, их портреты, скульптуры, фотографии и киноленты, воспоминания современников. Но глубокий внутренний мир таких людей, секреты их творчества, их мышление навсегда ускользают — ведь невозможно получить фотографию того, что происходит в глубине нашего "я".
Кобрен решил сделать это невозможное.
— Настанет время, — убежденно говорил он Гроверу, — и наши машины, работая с гениальными учеными, не только изучат особенности их мышления, но и запишут в своих запоминающих устройствах все ходы их рассуждений, логику, проникнут в лабораторию открытий… Интеллект крупного ученого будет «записан» и — даже после его смерти — останется на вооружении потомков.
— Вы имеете в виду особую кибернетическую библиотеку, учитель, — спросил Роберт, — в которой будущие студенты смогут ознакомиться с интеллектом великих предшественников, учиться у них мастерству исследований?
— Для начала — да. Но когда эти студенты станут учеными, они получат возможность проверять, как бы решил новую трудную задачу тот или иной гений прошлого, и даже решать такие задачи. Каждый истинно гениальный человек, Роберт, — не просто игра природы, он обязан и всей культуре современного общества. И разве плохо, если методика исследований выдающихся ученых и после их смерти будет продолжать «участвовать» в завоевании природы?
— Вы можете рассчитывать на меня, учитель, до конца моих дней! — пылко ответил Роберт и вслух повторил мысли Кобрена. — Как это заманчиво! Когда-то потомкам доставались одни легенды о выдающихся людях прошлого. Затем — скульптуры и портреты. Еще шаг — и мы научились записывать голоса и движения их на киноленте. Мы должны сделать следующий шаг.
— Несколько шагов, Роберт!
— Пусть так, мы добьемся, учитель! Но добиться было трудно. Большую часть своего состояния Кобрен израсходовал на эксперименты, и безуспешно.
— Машине чужда живая природа мозга, — вздыхал Роберт.
— Мы просто еще мало знаем, что такое мозг человека, — не сдавался Кобрен.
— Павлов доказал, что организм и среда, его окружающая, — одно целое. Это же должно относиться и к части организма, например, к мозгу. А в наших клинических и лабораторных исканиях…
— Но великий Павлов не запретил нам создавать искусственную среду, эквивалентную естественной.
— Не потому ли, что ему не приходила в голову такая постановка вопроса?
— Во-первых, такая постановка вопроса есть в его трудах: возможность влиять на организм через среду. Что же касается мыслей, «не пришедших в голову», как ты говоришь, то поверь мне: в эту группу входят и все будущие открытия. Если что-то верное и нужное еще «не пришло» к нам, виноваты в этом мы сами, а не те мысли, которых нам не хватает.
Когда мир облетела весть о находке на острове Пито-Као, Кобрен пришел в чрезвычайное возбуждение.
— Роберт, ты подумай, какие чудеса будет творить наша земная наука, обогащенная знаниями гаянцев, — говорил он. — Будущее протягивает нам руку! Это необычайно, величественно, волшебно. Возраст — на твоей стороне. Поезжай!
Гровер согласился: он мечтал о счастье хотя бы прикоснуться к подарку жителей далекой планеты.
Гровер опоздал Конец его многотрудного путешествия оказался печальным. Официальная версия утверждала, что Боб Хоутон в погоне за сенсацией придумал всю эту историю с кораблем гаянцев и их энциклопедией. Ведь следов их пребывания на острове не осталось, а мир требовал вещественных доказательств. А тут еще скандал со взрывом микробиологической лаборатории Дорта и эпидемия, вспыхнувшая на Пито-Као. Люди стали верить, будто Боб Хоутон создал газетную дымовую завесу и здорово заработал на этом.
Встреча с самим Хоутоном на Отунуи несколько окрылила Гровера. Он начал расспрашивать друга о гаянцах.
— Корабль был на острове, — устало твердил Боб. — Но Бергофф и Курц уничтожили его.
— Вместе с сейфом?
— Да, конечно. И может быть, это к лучшему. Всякая газетная сенсация живет недолго и порой чем с большим шумом рождается, тем тише и незаметнее умирает. Так произошло и с историей пребывания гаянцев на Пито-Као. Люди стали забывать «дело Бергоффа»: новые события заслонили вчерашние махинации миллионера.
Гровер вернулся утомленный и злой. Выслушав его рассказ, старый романтик Кобрен глубоко задумался.
— Что ж, — сказал он, — мы и без того должны были работать.
Опять искания, неудачи и находки. И вдруг профессор Кобрен собрал сотрудников клиники и объявил о своем решении перейти в фирму «Дискавери». Руководителем клиники он назначил Гровера.
Чудачество? Так вначале готов был думать и Гровер, пока профессор не позвал его к себе для беседы с глазу на глаз.
— Друг мой, — доверительно сказал он ему, — под вывеской «Дискавери», должно быть, скрывается сонм гениев! Да-да, поверь мне. Я убедился, что фирма располагает научными материалами небывалой ценности. Откуда они? Мне на это наплевать. Мы служим науке, и для нас нет ничего более святого. Я должен овладеть этими знаниями.
— Но ваши идеи?
— Я не изменяю им. Мне предложили отдел космической медицины, и я предчувствую, что получу кое-что новое, возможно, самое недостающее для нас с тобой!
— Поразительно.
— Но факты убедительны. Меня только беспокоит та излишняя, на мой взгляд, таинственность, которой окружена Деятельность фирмы. Смущают меня и некоторые пункты контракта. Одним словом, я испытываю беспокойство, Роберт. Я стар, и заботы о семье не тяготят меня. Но есть наше общее дело!
— Вы полагаете, что в вашем решении…
— … имеется доля риска. Я рассчитываю на тебя, Роберт. Если я позову тебя сам, приходи без опасения. Но если к тебе обратятся другие, даже от моего имени, будь осторожен: это значит, что я попал в беду, тогда постарайся выручить меня.
— Но отчего так мрачно, профессор?
— Имя одного из руководителей фирмы уже снискало себе сомнительную репутацию в весьма скандальном деле, Роберт.
Так они расстались, чтобы встретиться вот здесь, в этой палате-лаборатории.
Не помешала ли профессору болезнь лично обратиться к нему, Гроверу? Или он попал в беду?
Здравый смысл подсказывал Гроверу, что благодушие — одна из форм тупости. Правда, излишняя осторожность неприятна. Но основания для раздумий уже есть, а когда думаешь, то видишь вещи с разных сторон.
2
Роберт подвинул стул ближе к кровати и взглянул на больного. Перед ним лежал разбитый параличом старик, похожий на труп. Роберт долго не мог оторвать взгляда от лица Кобрена.
Нет, слава богу, он еще жив. Правда, в полуоткрытых глазах нет и намека на мысль.
— Давно это случилось?
— Более трех недель, — вежливо наклонясь, ответил Стоутмен.
Роберт прикоснулся к безжизненной кисти профессора, как бы нащупывая пульс, и посмотрел на циферблат своих часов. Тонкая, как паутина, секундная стрелка, до того колебавшаяся возле цифры "З", метнулась и замерла неподвижно у цифры "7".
Гровер с трудом удержался от возгласа. В его ручные часы был вмонтирован крохотный индикатор биотоков, изобретенный им и профессором. Опытным путем они установили, что длительное облучение такой силы, какая отклоняет стрелку за цифру «10» на циферблате часов, опасно для человека.
Теперь не оставалось сомнения, что профессор подвергался облучению и его паралич искусственный.
Овладев собой, Роберт медленно встал, внимательно посмотрел в бегающие глаза Стоутмена и как можно более естествен но произнес:
— Да, старику не повезло. Что поделаешь. Будем откровенны?
— Не понимаю вас, мистер Гровер, — удивился Стоутмен.
— Зачем вы облучаете его?
Стоутмен издал нечто нечленораздельное.
— Я обязан знать, — настаивал Роберт.
— Видите ли… Я не медик, и мне трудно разъяснить вам. Наши врачи применяют новый метод лечения.
— Гм… Как вам угодно. — Роберт тщательно подбирал слова, стараясь сыграть роль нагловатого беспринципного бизнесмена. — Но всякая новизна оплачивается в повышенном размере. Как бы вам не пришлось увеличить мне гонорар. Что вы скажете, дорогой мистер Стоутмен?
— Я уверен, мы станем друзьями, мистер Гровер! — расхохотался Стоутмен и хлопнул по плечу молодого ученого. — Вы бестия!
— Но не белокурая, — серьезно ответил Роберт.
— Идемте. Я люблю решать деловые вопросы в деловой обстановке.
Роберт выходил первым и выглядел почти веселым: атака удалась, и он уже знал, что его может ожидать здесь, кто будет окружать.
Нет, слава богу, он еще жив. Правда, в полуоткрытых глазах нет и намека на мысль.
— Давно это случилось?
— Более трех недель, — вежливо наклонясь, ответил Стоутмен.
Роберт прикоснулся к безжизненной кисти профессора, как бы нащупывая пульс, и посмотрел на циферблат своих часов. Тонкая, как паутина, секундная стрелка, до того колебавшаяся возле цифры "З", метнулась и замерла неподвижно у цифры "7".
Гровер с трудом удержался от возгласа. В его ручные часы был вмонтирован крохотный индикатор биотоков, изобретенный им и профессором. Опытным путем они установили, что длительное облучение такой силы, какая отклоняет стрелку за цифру «10» на циферблате часов, опасно для человека.
Теперь не оставалось сомнения, что профессор подвергался облучению и его паралич искусственный.
Овладев собой, Роберт медленно встал, внимательно посмотрел в бегающие глаза Стоутмена и как можно более естествен но произнес:
— Да, старику не повезло. Что поделаешь. Будем откровенны?
— Не понимаю вас, мистер Гровер, — удивился Стоутмен.
— Зачем вы облучаете его?
Стоутмен издал нечто нечленораздельное.
— Я обязан знать, — настаивал Роберт.
— Видите ли… Я не медик, и мне трудно разъяснить вам. Наши врачи применяют новый метод лечения.
— Гм… Как вам угодно. — Роберт тщательно подбирал слова, стараясь сыграть роль нагловатого беспринципного бизнесмена. — Но всякая новизна оплачивается в повышенном размере. Как бы вам не пришлось увеличить мне гонорар. Что вы скажете, дорогой мистер Стоутмен?
— Я уверен, мы станем друзьями, мистер Гровер! — расхохотался Стоутмен и хлопнул по плечу молодого ученого. — Вы бестия!
— Но не белокурая, — серьезно ответил Роберт.
— Идемте. Я люблю решать деловые вопросы в деловой обстановке.
Роберт выходил первым и выглядел почти веселым: атака удалась, и он уже знал, что его может ожидать здесь, кто будет окружать.
3
Бергоффу исполнилось сорок два — возраст не всегда гарантирующий от мальчишеских поступков, но располагающий расчетливо строить свою дальнейшую жизнь. Основное — расчетливо. Ведь Бергофф был миллионером, деловым человеком, чьи эмоции зависели от состояния счета в банке и масштаба финансовых операций.
На рыбном рынке Бергофф все еще слыл королем, но конкуренты уже чувствовали его слабость и теснили со всех сторон, одна из которых, как опасался Бергофф, оставалась незащищенной навсегда: имелся в виду его отход от руководства компанией. А как известно, не только рыба гниет с головы, но и рыбное дело вообще…
И все же Бергофф оставался крепким, жизнерадостным дельцом, уверенным в завтрашнем дне, выстоявшим в недавних испытаниях, вызванных скандалом на Пито-Као.
«Умный человек приобретает даже теряя», — сказал он себе и взялся за новое дело засучив рукава, хотя этика и прочая чепуха потребовали бы в данном случае надеть перчатки.
Мало кто знал, что создание фирмы «Дискавери» — почти целиком его личная заслуга. На этот раз фортуна вновь улыбнулась Бергоффу: он организовал грандиозное дело, не вложив в него буквально ни цента.
«Удача в бизнесе — великая вещь, и никогда не угадаешь, на чем можно заработать», — размышлял Бергофф, не удивляясь, что вместо рыбы ему теперь пришлось иметь дело с виднейшими учеными, талантливыми и многообещающими умами своей страны. Он покупал молодых и старых ученых и инженеров, так же бойко прикидывая на взгляд их стоимость, как умел это делать, стоя у трюма с живым, трепещущим серебром.
Его правой рукой стал тот самый генерал в отставке, богач Стоутмен, что когда-то приезжал на Пито-Као с Джексоном и за спиной Бергоффа заигрывал с Дортом.
Теперь они легко нашли общий язык, а связи Стоутмена с военным министерством весьма пригодились фирме «Дискавери». Но, кроме этих связей, Стоутмен обладал живым практическим умом и деловой смелостью.
Стоутмен «откопал» и профессора Кобрена, а когда последний заартачился, то привлек к делу его талантливого ученика. Правда, Гровер сумел в два счета повысить себе цену, хорошо, что он оказался человеком, понимающим толк в деньгах. Пожалуй, еще немного — и Гровера можно будет посвятить в истинные намерения фирмы.
Сегодня у Бергоффа день рождения, и он не хочет больше думать о делах: самая неприхотливая машина и та периодически становится на профилактику. Хватит, сегодня у него выходной день. «Делу — время, потехе — час», — вспомнил он русскую пословицу и улыбнулся. Вот уже более года, как он углубился в изучение русского быта, русской психологии, русского характера: этого требовали интересы его бизнеса, а там, где слышен хруст новеньких долларов, он готов взяться за изучение хоть лунных затмений!
Довольный шуткой, Бергофф еще раз просмотрел список гостей, выслушал подробный доклад шеф-повара. Секретарь негромко доложил:
— К вам мистер Гровер, сэр…
— Так рано?
— Очень просит принять его…
— Хорошо, — пожал плечами Бергофф.
— Слушаюсь, сэр.
— А-а, мистер Гровер! Здравствуйте. Признаться, я ожидал вас вечером.
— Простите, патрон, но…
— Не оправдывайтесь, не оправдывайтесь! Мне всегда приятна встреча с вами, вы же знаете, — сказал Бергофф и подумал: «Черти тебя уговорили приехать сейчас!»
— Благодарю, патрон. Разрешите поздравить вас с торжественным днем и пожелать вам прожить столько лет, сколько у вас долларов в банке!
— Ого! Милый Роберт, я боюсь, что исполнись ваше доброе пожелание, мне придется оканчивать свои дни на обледеневшем берегу Африки под угасающим солнцем и быть свидетелем конца мира, — горделиво заулыбался Бергофф.
— О, мистер Бергофф, ваше неиссякаемое остроумие и навело меня на мысль преподнести вам самый оригинальный подарок из всех, какие только бывали когда-нибудь. Если вы позволите.
— Не терзайте меня, Роберт. Я так любопытен. Что у вас там припрятано?
— Увы, сэр, мой подарок — в центре города, и вам надо бы увидеть его там.
— Черт возьми, я готов отправиться хоть на край света,
— Едемте, мистер Бергофф?
— Ровно через минуту, Роберт. Я наброшу пиджак.
На рыбном рынке Бергофф все еще слыл королем, но конкуренты уже чувствовали его слабость и теснили со всех сторон, одна из которых, как опасался Бергофф, оставалась незащищенной навсегда: имелся в виду его отход от руководства компанией. А как известно, не только рыба гниет с головы, но и рыбное дело вообще…
И все же Бергофф оставался крепким, жизнерадостным дельцом, уверенным в завтрашнем дне, выстоявшим в недавних испытаниях, вызванных скандалом на Пито-Као.
«Умный человек приобретает даже теряя», — сказал он себе и взялся за новое дело засучив рукава, хотя этика и прочая чепуха потребовали бы в данном случае надеть перчатки.
Мало кто знал, что создание фирмы «Дискавери» — почти целиком его личная заслуга. На этот раз фортуна вновь улыбнулась Бергоффу: он организовал грандиозное дело, не вложив в него буквально ни цента.
«Удача в бизнесе — великая вещь, и никогда не угадаешь, на чем можно заработать», — размышлял Бергофф, не удивляясь, что вместо рыбы ему теперь пришлось иметь дело с виднейшими учеными, талантливыми и многообещающими умами своей страны. Он покупал молодых и старых ученых и инженеров, так же бойко прикидывая на взгляд их стоимость, как умел это делать, стоя у трюма с живым, трепещущим серебром.
Его правой рукой стал тот самый генерал в отставке, богач Стоутмен, что когда-то приезжал на Пито-Као с Джексоном и за спиной Бергоффа заигрывал с Дортом.
Теперь они легко нашли общий язык, а связи Стоутмена с военным министерством весьма пригодились фирме «Дискавери». Но, кроме этих связей, Стоутмен обладал живым практическим умом и деловой смелостью.
Стоутмен «откопал» и профессора Кобрена, а когда последний заартачился, то привлек к делу его талантливого ученика. Правда, Гровер сумел в два счета повысить себе цену, хорошо, что он оказался человеком, понимающим толк в деньгах. Пожалуй, еще немного — и Гровера можно будет посвятить в истинные намерения фирмы.
Сегодня у Бергоффа день рождения, и он не хочет больше думать о делах: самая неприхотливая машина и та периодически становится на профилактику. Хватит, сегодня у него выходной день. «Делу — время, потехе — час», — вспомнил он русскую пословицу и улыбнулся. Вот уже более года, как он углубился в изучение русского быта, русской психологии, русского характера: этого требовали интересы его бизнеса, а там, где слышен хруст новеньких долларов, он готов взяться за изучение хоть лунных затмений!
Довольный шуткой, Бергофф еще раз просмотрел список гостей, выслушал подробный доклад шеф-повара. Секретарь негромко доложил:
— К вам мистер Гровер, сэр…
— Так рано?
— Очень просит принять его…
— Хорошо, — пожал плечами Бергофф.
— Слушаюсь, сэр.
— А-а, мистер Гровер! Здравствуйте. Признаться, я ожидал вас вечером.
— Простите, патрон, но…
— Не оправдывайтесь, не оправдывайтесь! Мне всегда приятна встреча с вами, вы же знаете, — сказал Бергофф и подумал: «Черти тебя уговорили приехать сейчас!»
— Благодарю, патрон. Разрешите поздравить вас с торжественным днем и пожелать вам прожить столько лет, сколько у вас долларов в банке!
— Ого! Милый Роберт, я боюсь, что исполнись ваше доброе пожелание, мне придется оканчивать свои дни на обледеневшем берегу Африки под угасающим солнцем и быть свидетелем конца мира, — горделиво заулыбался Бергофф.
— О, мистер Бергофф, ваше неиссякаемое остроумие и навело меня на мысль преподнести вам самый оригинальный подарок из всех, какие только бывали когда-нибудь. Если вы позволите.
— Не терзайте меня, Роберт. Я так любопытен. Что у вас там припрятано?
— Увы, сэр, мой подарок — в центре города, и вам надо бы увидеть его там.
— Черт возьми, я готов отправиться хоть на край света,
— Едемте, мистер Бергофф?
— Ровно через минуту, Роберт. Я наброшу пиджак.
4
По характеру Бергофф был «демократичен» и допускал, подобно акуле, присутствие рядом прилипал, порой прощая им даже некоторую навязчивость.
Разбогатев на торговле рыбой, Бергофф втянулся в деловую жизнь, приобрел уйму связей и обнаружил в себе недюжинные наклонности авантюриста. Служение его сиятельству Доллару стало у него самоцелью. Сегодня ему хотелось развлечься. Но каким подарком можно удивить миллионера?
— Куда мы едем?
— В ваш фирменный магазин «Дары моря», мистер Бергофф.
Бергофф поморщился. Правда, этот рыбный магазин — его гордость и слава, но последнее время дела шли скверно и клиентура резко сократилась.
Десять минут езды — и их взорам открылся огромный восьмиэтажный аквариум. Точнее, аквариумом был только фасад магазина: двухметровое пространство между идеально прозрачными плексигласовыми стенами было заполнено водой, где сновали тысячи рыб, осьминогов, морских змей, крабов и прочая живность.
Но когда журналисты единодушно назвали шедевром «самую живую рекламу», они имели в виду не рыб и не редких морских животных, а другое: в извилистых пластмассовых коридорах аквариума, изолированные от змей и осьминогов, плавали… девушки. С миниатюрными масками на лице, они плавно кружили в зеленоватой воде, принимая позы одна привлекательнее другой. Вся аппаратура аквалангов была спрятана у каждой в изящном и гибком… рыбьем хвосте, довершающем их сходство с русалками.
Дюжина прорезей в нижней части фасада служила входами в магазин. Многоцветное искусственное освещение, включенное даже днем, придавало всему сооружению сказочный вид. Художники и скульпторы украсили дно и стенки аквариума скульптурами, макетами и водорослями.
Но все реже и реже заходили люди в магазин, и реклама нередко начисто съедала скудеющие доходы от торговли.
— Прикажите остановиться неподалеку от магазина, патрон, — попросил Гровер.
Метрах в двухстах от «Даров моря» машина остановилась. Бергофф оторопело посмотрел вперед и протер глаза. Сотни, нет, тысячи озабоченных людей устремлялись в магазин и выбегали на улицу со счастливыми лицами, отягощенные покупками, оживленно переговариваясь. Было такое впечатление, будто весь город перешел на рыбную пищу и дружно сговорился покупать рыбу только в магазине «Бергофф и К°».
— Если хотите, можем проехать еще метров двадцать, — предложил Роберт, для чего-то надевая шляпу, хотя в машине, да и на улице, стояла жара.
Шофер повиновался и выбрал стоянку почти рядом с магазином.
Минуту спустя секретарь Бергоффа, сидевший рядом с Гровером на заднем сиденье, почувствовал беспокойство, глаза его лихорадочно заблестели, и он, почтительно бормоча извинения, стал вылезать из машины.
— Куда вы? — поразился Бергофф.
— О, сэр, — взмолился секретарь, — позвольте мне отлучиться совсем ненадолго… Я… мне необходимо приобрести килограмма три осетрины…
— Вам?! Но ведь у нас все есть!
— Ну и что же? — визгливо вскрикнул секретарь, приходя в ужас от собственной дерзости. — А я хочу… сам… купить рыбы здесь…
Гровер со смехом наблюдал, как тщедушная фигурка секретаря исчезла в людском водовороте.
— Что с ним стряслось, Джон? — недоумевающе повернулся к шоферу Бергофф. — Куда девалась его британская невозмутимость?
— Разве человек, желающий купить рыбу, достоин удивления, сэр? — вопросом на вопрос ответил Джон и трясущимися от волнения руками спрятал в карман ключ от зажигания. — С вашего позволения… Я на одну секунду…
— Куда вы, Джон?! Постойте!
Но шофер не слышал окрика шефа и ринулся в толпу.
— Удивительные люди, Роберт. А впрочем… Вы побудьте здесь, а я, пожалуй… Неплохо бы к сегодняшнему столу подать с полсотни миног. А? Какова идея? — Бергофф расхохотался и, открыв дверцу, почти катапультировался из машины.
Гровер серьезно посмотрел ему вслед и закурил. Наклонившись, чтобы закрыть дверцу автомобиля, Роберт увидел Хоутона. Грустная физиономия Боба слегка оживилась: он был рад встрече со старым другом и направился к нему.
— Боб! — взволнованно вскрикнул Роберт и, выпрыгнув на тротуар, увлек приятеля в сторону. — Ты мне очень нужен, — быстро заговорил он, понизив голос. — Я не могу быть многословным. Слушай и запомни: ты можешь и должен помочь мне раскрыть тайну фирмы «Дискавери». Плюнь на все и сделай так, чтобы втереться в доверие к Бергоффу. Надо тебе снова сблизиться с ним. Не перебивай! Дай мне свой телефон. Пиши здесь, на манжете. На моем, а не у себя… Скорее! И старайся не проходить сейчас мимо рыбного магазина. Все! Иди!
Ошеломленный, Боб повернул обратно, а Гровер торопливо сел в машину, захлопнул дверцу и осмотрелся. Все в порядке: ни Бергоффа, ни его шофера, ни секретаря еще не было. Все трое выбрались из магазина минут через сорок, нагруженные ворохами покупок, изрядно помятые, но довольные.
— Подумать только, — не мог успокоиться Бергофф, — такого скопища покупателей не было даже в день открытия моего фирменного магазина, хотя я тогда на одну рекламу израсходовал около миллиона долларов. А ведь совсем недавно я подумывал: не отказаться ли от него?..
По мере того как машина удалялась от «Даров моря», спокойствие вновь возвращалось к ним, и все трое почувствовали себя неловко. Первым жалобно заговорил секретарь:
— Извините меня, сэр… Я так и не пойму, что приключилось со мной? При моем гастрите мне не съесть и ста граммов рыбы. А я прихватил ее более шести килограммов!
— Моя жена — убежденная вегетарианка, — сердито произнес Джон. — Хорош же я буду, когда привезу ей четверть осьминога, сотню раков и пару ставрид!
— Мне помнится, Джон, — вежливо вставил секретарь, — что вам еще удалось заполучить коробку устриц и голову сома…
— У вас отвратительная память, — огрызнулся Джон. Они проезжали вдоль самого края набережной узкого канала. Бергофф весело хлопнул шофера по могучему плечу и выбросил за окно полсотни миног.
— Черт с ними! — воскликнул он. — Теперь моя совесть чиста: мои собственные доллары честно вошли в игру.
Когда машина остановилась у дома и Бергофф с Гровером остались одни, миллионер крепко пожал ему руку.
— Спасибо, Роберт. Вы нисколько не преувеличили: ваш подарок не только необычен, но и по-царски щедр. Раскройте же секрет и объясните, почему вы не ринулись за нами?
— Все дело в шляпе, мистер Бергофф, — улыбаясь, ответил Роберт и показал миллионеру внутреннюю сторону тульи.
Бергофф с любопытством заглянул в шляпу и увидел в ней металлическую сетку и маленькую коричневую коробку.
— Вы хотите сказать…
— Вот именно, — подхватил Гровер. — Вдоль фасада вашего магазина я укрепил вчера замаскированные генераторы. Настроенные особым образом аппараты внушают прохожим желание немедленно купить рыбу. В моей же шляпе вмонтирована защитная сетка. Вот вам мой подарок!
— Спасибо, Роберт, сто раз спасибо. Мы разработаем эту систему невидимой рекламы до конца. Вы получите свою долю.
— Но ведь это подарок, мистер Бергофф.
— Вы благородны, Роберт! Итак, до вечера: будьте моим самым дорогим гостем.
Проводив Гровера, Бергофф задумался. «Этот парень слишком умен. Стоутмен прав: рановато вводить его полностью в курс дела „Дискавери“, — решил он. — При таких знаниях и изобретательности он может стать опасным для всех нас… Ученый — каким бы выдающимся он ни был — должен только служить и повиноваться».
Разбогатев на торговле рыбой, Бергофф втянулся в деловую жизнь, приобрел уйму связей и обнаружил в себе недюжинные наклонности авантюриста. Служение его сиятельству Доллару стало у него самоцелью. Сегодня ему хотелось развлечься. Но каким подарком можно удивить миллионера?
— Куда мы едем?
— В ваш фирменный магазин «Дары моря», мистер Бергофф.
Бергофф поморщился. Правда, этот рыбный магазин — его гордость и слава, но последнее время дела шли скверно и клиентура резко сократилась.
Десять минут езды — и их взорам открылся огромный восьмиэтажный аквариум. Точнее, аквариумом был только фасад магазина: двухметровое пространство между идеально прозрачными плексигласовыми стенами было заполнено водой, где сновали тысячи рыб, осьминогов, морских змей, крабов и прочая живность.
Но когда журналисты единодушно назвали шедевром «самую живую рекламу», они имели в виду не рыб и не редких морских животных, а другое: в извилистых пластмассовых коридорах аквариума, изолированные от змей и осьминогов, плавали… девушки. С миниатюрными масками на лице, они плавно кружили в зеленоватой воде, принимая позы одна привлекательнее другой. Вся аппаратура аквалангов была спрятана у каждой в изящном и гибком… рыбьем хвосте, довершающем их сходство с русалками.
Дюжина прорезей в нижней части фасада служила входами в магазин. Многоцветное искусственное освещение, включенное даже днем, придавало всему сооружению сказочный вид. Художники и скульпторы украсили дно и стенки аквариума скульптурами, макетами и водорослями.
Но все реже и реже заходили люди в магазин, и реклама нередко начисто съедала скудеющие доходы от торговли.
— Прикажите остановиться неподалеку от магазина, патрон, — попросил Гровер.
Метрах в двухстах от «Даров моря» машина остановилась. Бергофф оторопело посмотрел вперед и протер глаза. Сотни, нет, тысячи озабоченных людей устремлялись в магазин и выбегали на улицу со счастливыми лицами, отягощенные покупками, оживленно переговариваясь. Было такое впечатление, будто весь город перешел на рыбную пищу и дружно сговорился покупать рыбу только в магазине «Бергофф и К°».
— Если хотите, можем проехать еще метров двадцать, — предложил Роберт, для чего-то надевая шляпу, хотя в машине, да и на улице, стояла жара.
Шофер повиновался и выбрал стоянку почти рядом с магазином.
Минуту спустя секретарь Бергоффа, сидевший рядом с Гровером на заднем сиденье, почувствовал беспокойство, глаза его лихорадочно заблестели, и он, почтительно бормоча извинения, стал вылезать из машины.
— Куда вы? — поразился Бергофф.
— О, сэр, — взмолился секретарь, — позвольте мне отлучиться совсем ненадолго… Я… мне необходимо приобрести килограмма три осетрины…
— Вам?! Но ведь у нас все есть!
— Ну и что же? — визгливо вскрикнул секретарь, приходя в ужас от собственной дерзости. — А я хочу… сам… купить рыбы здесь…
Гровер со смехом наблюдал, как тщедушная фигурка секретаря исчезла в людском водовороте.
— Что с ним стряслось, Джон? — недоумевающе повернулся к шоферу Бергофф. — Куда девалась его британская невозмутимость?
— Разве человек, желающий купить рыбу, достоин удивления, сэр? — вопросом на вопрос ответил Джон и трясущимися от волнения руками спрятал в карман ключ от зажигания. — С вашего позволения… Я на одну секунду…
— Куда вы, Джон?! Постойте!
Но шофер не слышал окрика шефа и ринулся в толпу.
— Удивительные люди, Роберт. А впрочем… Вы побудьте здесь, а я, пожалуй… Неплохо бы к сегодняшнему столу подать с полсотни миног. А? Какова идея? — Бергофф расхохотался и, открыв дверцу, почти катапультировался из машины.
Гровер серьезно посмотрел ему вслед и закурил. Наклонившись, чтобы закрыть дверцу автомобиля, Роберт увидел Хоутона. Грустная физиономия Боба слегка оживилась: он был рад встрече со старым другом и направился к нему.
— Боб! — взволнованно вскрикнул Роберт и, выпрыгнув на тротуар, увлек приятеля в сторону. — Ты мне очень нужен, — быстро заговорил он, понизив голос. — Я не могу быть многословным. Слушай и запомни: ты можешь и должен помочь мне раскрыть тайну фирмы «Дискавери». Плюнь на все и сделай так, чтобы втереться в доверие к Бергоффу. Надо тебе снова сблизиться с ним. Не перебивай! Дай мне свой телефон. Пиши здесь, на манжете. На моем, а не у себя… Скорее! И старайся не проходить сейчас мимо рыбного магазина. Все! Иди!
Ошеломленный, Боб повернул обратно, а Гровер торопливо сел в машину, захлопнул дверцу и осмотрелся. Все в порядке: ни Бергоффа, ни его шофера, ни секретаря еще не было. Все трое выбрались из магазина минут через сорок, нагруженные ворохами покупок, изрядно помятые, но довольные.
— Подумать только, — не мог успокоиться Бергофф, — такого скопища покупателей не было даже в день открытия моего фирменного магазина, хотя я тогда на одну рекламу израсходовал около миллиона долларов. А ведь совсем недавно я подумывал: не отказаться ли от него?..
По мере того как машина удалялась от «Даров моря», спокойствие вновь возвращалось к ним, и все трое почувствовали себя неловко. Первым жалобно заговорил секретарь:
— Извините меня, сэр… Я так и не пойму, что приключилось со мной? При моем гастрите мне не съесть и ста граммов рыбы. А я прихватил ее более шести килограммов!
— Моя жена — убежденная вегетарианка, — сердито произнес Джон. — Хорош же я буду, когда привезу ей четверть осьминога, сотню раков и пару ставрид!
— Мне помнится, Джон, — вежливо вставил секретарь, — что вам еще удалось заполучить коробку устриц и голову сома…
— У вас отвратительная память, — огрызнулся Джон. Они проезжали вдоль самого края набережной узкого канала. Бергофф весело хлопнул шофера по могучему плечу и выбросил за окно полсотни миног.
— Черт с ними! — воскликнул он. — Теперь моя совесть чиста: мои собственные доллары честно вошли в игру.
Когда машина остановилась у дома и Бергофф с Гровером остались одни, миллионер крепко пожал ему руку.
— Спасибо, Роберт. Вы нисколько не преувеличили: ваш подарок не только необычен, но и по-царски щедр. Раскройте же секрет и объясните, почему вы не ринулись за нами?
— Все дело в шляпе, мистер Бергофф, — улыбаясь, ответил Роберт и показал миллионеру внутреннюю сторону тульи.
Бергофф с любопытством заглянул в шляпу и увидел в ней металлическую сетку и маленькую коричневую коробку.
— Вы хотите сказать…
— Вот именно, — подхватил Гровер. — Вдоль фасада вашего магазина я укрепил вчера замаскированные генераторы. Настроенные особым образом аппараты внушают прохожим желание немедленно купить рыбу. В моей же шляпе вмонтирована защитная сетка. Вот вам мой подарок!
— Спасибо, Роберт, сто раз спасибо. Мы разработаем эту систему невидимой рекламы до конца. Вы получите свою долю.
— Но ведь это подарок, мистер Бергофф.
— Вы благородны, Роберт! Итак, до вечера: будьте моим самым дорогим гостем.
Проводив Гровера, Бергофф задумался. «Этот парень слишком умен. Стоутмен прав: рановато вводить его полностью в курс дела „Дискавери“, — решил он. — При таких знаниях и изобретательности он может стать опасным для всех нас… Ученый — каким бы выдающимся он ни был — должен только служить и повиноваться».
5
Гровер приехал в «Дискавери», когда большая часть научной работы была позади. Это стало ему ясно из плана очередных научных исследований. Но кто и когда успел так глубоко изучить и решить многие проблемы телепатии? Гроверу сказали, что имена этих ученых будут ему названы в свое время.
Непонятная фривольность Роберта с горничной в первый же час его приезда в научный городок сразу насторожила его. Он понял, что дело нечисто, но прошла неделя, пока он с помощью индикатора биотоков обнаружил в стене своей комнаты маленький аппарат, так отрицательно повлиявший своими излучениями на его нравственность. Собственно, этот аппарат и навел его на мысль сделать Бергоффу необычный подарок ко дню рождения.
Но то, что действительно поразило Гровера, заключалось в другом. Не только они с профессором Кобреном — многие ученые в разных странах склонялись к предположению, что в мире существует особый вид лучистой энергии, виновный в самом происхождении органической природы и принимающий участие в мышлении человека. И вот ученые «Дискавери» нашли такие лучи и уже приступили к их практическому использованию.
Предполагалось, что лучи станут средством контроля за здоровьем космонавтов, дадут возможность непосредственно воздействовать на организм космонавтов с Земли при их полете в межпланетном пространстве, если в этом возникнет необходимость, то есть если кто-либо из них потеряет сознание или заболеет.
Столь гуманная цель привлекла Гровера. Он только не понимал, почему эти открытия держатся в тайне. Правда, до сих пор не удавалось найти способа посылать такие лучи на сотни тысяч километров. Решить эту задачу — и только ее одну! — поручили Гроверу и его новым помощникам.
В день утверждения научного плана и сметы, составленных Робертом, Стоутмен вновь навестил его.
— Мой друг, — сказал он, — я могу с удовольствием сообщить вам приятную новость: ваш проф осуществил наконец свою заветную мечту.
— Как?! — изумился Гровер. — Не хотите ли вы сказать, что профессор построил кибернетическую машину, воспринимающую мысли человека?
— Так точно, мистер Гровер? Машина профессора Кобрена передается сегодня в полное ваше распоряжение. Мы надеемся, что она поможет вам быстрее выполнить наше задание.
Роберт от волнения бессмысленно переставлял предметы на письменном столе с места на место. Он не знал, верить ли Стоутмену.
Поверить пришлось получасом позже. Машина, о которой столько мечтали они с Кобреном, существовала и действовала безукоризненно! Три года работы с Кобреном теперь казались Роберту топтаньем вокруг и около. Стоило профессору поступить на службу в «Дискавери», и в короткий срок сложнейшая научная задача была решена.
Показав машину и передав Гроверу ее техническое описание, Стоутмен сказал:
Непонятная фривольность Роберта с горничной в первый же час его приезда в научный городок сразу насторожила его. Он понял, что дело нечисто, но прошла неделя, пока он с помощью индикатора биотоков обнаружил в стене своей комнаты маленький аппарат, так отрицательно повлиявший своими излучениями на его нравственность. Собственно, этот аппарат и навел его на мысль сделать Бергоффу необычный подарок ко дню рождения.
Но то, что действительно поразило Гровера, заключалось в другом. Не только они с профессором Кобреном — многие ученые в разных странах склонялись к предположению, что в мире существует особый вид лучистой энергии, виновный в самом происхождении органической природы и принимающий участие в мышлении человека. И вот ученые «Дискавери» нашли такие лучи и уже приступили к их практическому использованию.
Предполагалось, что лучи станут средством контроля за здоровьем космонавтов, дадут возможность непосредственно воздействовать на организм космонавтов с Земли при их полете в межпланетном пространстве, если в этом возникнет необходимость, то есть если кто-либо из них потеряет сознание или заболеет.
Столь гуманная цель привлекла Гровера. Он только не понимал, почему эти открытия держатся в тайне. Правда, до сих пор не удавалось найти способа посылать такие лучи на сотни тысяч километров. Решить эту задачу — и только ее одну! — поручили Гроверу и его новым помощникам.
В день утверждения научного плана и сметы, составленных Робертом, Стоутмен вновь навестил его.
— Мой друг, — сказал он, — я могу с удовольствием сообщить вам приятную новость: ваш проф осуществил наконец свою заветную мечту.
— Как?! — изумился Гровер. — Не хотите ли вы сказать, что профессор построил кибернетическую машину, воспринимающую мысли человека?
— Так точно, мистер Гровер? Машина профессора Кобрена передается сегодня в полное ваше распоряжение. Мы надеемся, что она поможет вам быстрее выполнить наше задание.
Роберт от волнения бессмысленно переставлял предметы на письменном столе с места на место. Он не знал, верить ли Стоутмену.
Поверить пришлось получасом позже. Машина, о которой столько мечтали они с Кобреном, существовала и действовала безукоризненно! Три года работы с Кобреном теперь казались Роберту топтаньем вокруг и около. Стоило профессору поступить на службу в «Дискавери», и в короткий срок сложнейшая научная задача была решена.
Показав машину и передав Гроверу ее техническое описание, Стоутмен сказал: