Андерсон Кэтрин. На веки вечные

   Что он морочит себе голову, остановил себя Хит. Сэмми могла разрезать пса тупым ножом на мелкие кусочки, и тот бы не пикнул. И Мередит тоже. Шериф готов был поспорить на собственную жизнь. Тогда кого же укусил Голиаф?
   Ее мужа. Боже! Хит представил громадного детину, который в ярости врывается в дом Мередит. В такой ситуации Голиаф способен буквально сбеситься.
   У Хита заныло под ложечкой и к горлу подступила тошнота. С одной стороны, он не мог не радоваться, что Голиаф был рядом с Мередит и оградил от беды, если та ей грозила. Но с другой — не мог не думать о последствиях.
   Он резко крутанул руль и свернул на Герефорд-лейн. Впереди показалась крыша дома Мередит, а чуть дальше — его. Пот струился градом по лбу. Нет, он ни о чем не сожалел. Если кто-нибудь угрожал Сзмми или Мередит, слава Богу, что пес оказался рядом. Люди дороже животных — так и надо считать. Особенно эти. Но сердце заныло, когда он вспомнил, какую цену может заплатить собака за свою верность.
   Хит свернул на подъездную дорожку к дому, и ему показалось, что двор Мередит превратился в настоящую автомобильную стоянку. Но, посчитав, обнаружил, что машин только три: «форд» Мередит, неизвестный голубой седан и автомобиль управления шерифа.
   Резко затормозив, Хит выскочил из джипа и побежал к крыльцу. Помощник Мур оформлял рапорт. Взгляд шерифа упал на сидевшую на диване целую и невредимую Мередит. Перед ней в изрядно разорванном костюме стоял темноволосый коротышка, и по выражению его лица было ясно, что он взбешен. Где-то в глубине дома рычал и бился в дверь Голиаф. Этот концерт дополнял тоненький плач Сэмми.
   — Я заперла Голиафа в столовой с Сэмми, — дрожащим голосом объяснила Мередит и указала на незнакомца. — Этот джентльмен продает энциклопедии. Он только вышел из машины, как Голиаф сразу бросился. — Мередит осеклась и схватилась рукой за горло. — Я работала и даже не слышала, что кто-то подъехал к дому.
   Незнакомец ткнул пальцем в сторону Мередит.
   — Я только погладил вашу дочь по голове, а ротвейлер тут же бросился и чуть не отхватил мне руку. — Он повернулся к шерифу. — Вот и все, что я сделал, шериф.
   Хит подошел ближе, посмотрел на руку. Под изорванным обшлагом рукава и манжетом рубашки виднелись точечные ранки. Повреждения были несерьезные, и у Голиафа, слава Богу, имелись все необходимые прививки. Но он все-таки прокусил кожу, а это означало смертный приговор для отставной полицейской собаки.
   У Хита сделалось муторно на душе. Он взглянул на помощника, и тот моментально попытался скрыть довольную усмешку. Против Голиафа он имел только одно — пса любил Хит, а Хит любил пса.
   — Так вы утверждаете, это все, что вы сделали? — переспросил коммивояжера шериф. — Только погладили девочку по голове? На Голиафа не похоже, чтобы он кусал без причины.
   — Говорю вам, черт побери! — Глаза незнакомца вспыхнули, и в подтверждение своих слов он поднял раненую руку. — Вам-то откуда известна эта собака? Живете поблизости или как?
   Хит вгляделся в его глаза. Он был уверен, что незнакомец чем-то спровоцировал Голиафа, сделал нечто такое, что пес расценил как агрессию.
   Будь все проклято! Он понимал, что хватается за соломинку. С самого начала Голиаф дурел в присутствии Сэмми. Может быть, незнакомец в самом деле только погладил ее по голове и этого оказалось достаточно, чтобы привести пса в бешенство.
   Но что ни предполагай, а Голиаф нарушил основное правило, и теперь оставалось пожинать плоды.
   — У миссис Кэньон собаки нет, — сообщил Хит ровным голосом. — Это отставной полицейский пес.
   — Собака-полицейский? — Взгляд незнакомца остановился на значке шерифа. — Ваш?
   — Официально он все еще принадлежит округу. — Хит чувствовал себя так, словно произносил другу смертный приговор. — Я его бывший напарник и хозяин. Просто пес подружился с дочерью миссис Кэньон и проводил с ней много времени.
   — Полицейская собака? — переспросил коммивояжер, словно не понял, что ему сказано. — Меня укусила собака-полицейский?
   — Боюсь, что так.
   Ну наконец-то. Долго же ты соображал, что можешь извлечь из этого выгоду. Подать в суд и потребовать у округа большую компенсацию за моральный ущерб. Пожалуй, вечером этот тип отпразднует свой укус. Бедный Голиаф!
   Больше всего на свете Хиту хотелось как-то исправить положение. Сделать хоть что-нибудь. Если бы можно было перевести время назад! Он запер бы ротвейлера на псарне, л ничего бы этого не произошло.
   Но что случилось — то случилось. Ситуация ему больше неподвластна.
   — Я очень сожалею. Голиаф раньше никогда никому не прокусывал кожу, даже на задании. Не понимаю, что на него нашло.
   Коммивояжер провел пальцами по коротко стриженным темным волосам.
   — Ну и ну! Собака-полицейский! Мне еще повезло: он мог бы сотворить со мной и не то.
   «Тут ты попал в самую точку, — грустно подумал Хит. — Если пес-полицейский становится злобным, он дорого обходится округу. Эта мысль будет давить на тех, кому суждено решать судьбу Голиафа. И их вердикт заранее ясен: уничтожить собаку».
   — Значит, вы живете рядом? — Незнакомец взглянул в окно на дом Хита и, получив утвердительный ответ, кивнул. — Соседи.
   Хит вынул из нагрудного кармана визитную карточку.
   — Я готов оплатить все медицинские счета. Полагаю, вы хотите немедленно побывать у врача?
   Незнакомец застенчиво улыбнулся, посмотрел на Мередит и пожал плечами.
   — Здесь просто отметины от пары зубов. — Его улыбка стала шире. — Извините, мэм, что вышел из себя и накричал на вас. Надо было вести себя умнее. Собака предупреждающе зарычала, а я не обратил внимания и пошел к ребенку.
   Хит не знал, что сказать. Все развивалось совсем не так, как он предполагал. Никаких угроз судебного преследования, никакого запугивания. Шериф с удивлением посмотрел на своего помощника, но Мур выглядел таким же ошарашенным.
   — Вам все же лучше пойти к врачу, — это единственное, что он нашелся сказать. — Укусы собак могут сильно воспаляться.
   — Ничего! Надо немного продезинфицировать, и все. Полагаю, что собаке сделаны все прививки?
   Хит кивнул, не в силах поверить, что они так легко отделались. Если пострадавший не подаст жалобу, дело на комиссии может обернуться для Голиафа совсем по-иному.
   Мур оторвался от блокнота.
   — Сэр, значит, вы не собираетесь подавать в суд?
   — Не хочу, чтобы пострадала собака. Я большой поклонник полицейских псов. Смотрю о них все фильмы. И потом я сказал — это была моя вина. Когда пес зарычал, мне следовало отступить.
   Пораженный, Хит смотрел, как коммивояжер повернулся к двери. Неужели этот парень так и уйдет? Даже не попросит заплатить за пиджак?
   Но Мур догнал его на полдороге к машине.
   — Подождите, вы не назвали своего имени.
   — Б этом нет необходимости. Разорвите все, что записали. О'кей? Будем считать, что ничего
   не произошло.
   — Я ему оставил место, чтобы выехать? — спросил у помощника Хит.
   Мур кивнул, и по его насупленному лицу было ясно: он все еще не верит, что потерпевший уезжает.
   — Людей не поймешь, — наконец произнес он. — Вроде их совсем раскусил, а они тебя удивляют. Ну и слава Богу. — Мур вынул из-под прищепки верхний лист и скомкал его в кулаке. — Хорошо, шериф, дело не выплывет. Дженни Роуз будет держать рот на замке.
   Вопрос был в том, а как насчет самого Мура? Хита так и подмывало спросить. Даже предложить молодому полицейскому взятку. Но он быстро оставил эту мысль. Все должно быть по правилам. Он давал клятву блюсти закон — во всех случаях, а не только когда его это устраивало. В Орегоне существует закон о кусающихся собаках. Значит, о случившемся следует известить членов городской комиссии. Нельзя поступить иначе и сохранить уважение своих подчиненных.
   — Все не так просто, Том. Ты это прекрасно знаешь, и я это прекрасно знаю.
   — Н-да. Голиаф — великая собака. Чертовски обидно!
   Хит удивился, услышав от помощника такие слова. Может быть, в Муре осталось что-то человеческое?
   Том посмотрел на Мередит — женщина сгорбилась, оперлась локтями о колени и зарылась лицом в ладони.
   — Полагаю, я здесь больше не нужен. Вернусь к работе. Сегодня творится бог знает что. — Он коснулся полей шляпы. — Приятного праздника, мэм.
   Мередит так и не подняла головы. Но когда дверь за полицейским закрылась, воскликнула:
   — Ах, Хит! Я так переживаю! Голиафу грозит опасность?
   Она была настолько расстроена, что шериф не решился сказать все как есть.
   — Вам не о чем беспокоиться, дорогая. Давайте не будем об этом сейчас, — вздохнул Хит. — Посмотрим, как обернутся дела. Слышите, Сэмми плачет. Надо ее успокоить.
   Мередит подняла голову и укоряюще посмотрела на него.
   — Сэмми расстроится еще сильнее, если с собакой что-то случится. Голиафа могут усыпить?
   — В Орегоне собака может укусить всего один раз. На второй раз ее обычно уничтожают.
   — Я чувствую, у вас есть какое-то «но».
   Хит понял, что она не отстанет, пока не узнает всей правды.
   — Учитывая дрессировку Голиафа, округ может решить, что лучше не рисковать и не предоставлять собаке второй возможности.
   Лицо Мередит, и без того бледное, после этих слов стало белым как полотно.
   — Значит, его убьют? Вот так просто? И вы позволите это сделать?
   — Мерри, не я пишу законы, и решение принадлежит не мне.
   — Тем лучше. Значит, не надо об этом докладывать.
   Хит почувствовал, что на него наваливается невыносимая головная боль, и ущипнул себя за переносицу.
   — Если бы все было так просто. К сожалению, это не так. Голиаф может представлять опасность, если выйдет из-под контроля. Первый укус — сигнал, и я не могу не обратить на это внимания.
   Мередит вскочила с дивана и принялась расхаживать по комнате.
   — Он не злой, и вы это знаете.
   — Хорошо, если так. Но я, черт возьми, не уверен. Он укусил того человека. К счастью, несильно, но могло быть хуже. Я не могу закрыть на это глаза и притвориться, что ничего не случилось. Тот тип ничем его не спровоцировал. Ничем!
   — Вы должны закрыть глаза. — И она так резко повернулась к Хиту, что у того возникло ощущение, что его вот-вот схватят за грудки.
   Он невесело рассмеялся:
   — Вот так раз! Еще недавно вы терпеть не могли Голиафа, а меня обвиняли в безответственности, потому что я не держал его на привязи.
   Мередит закрыла лицо ладонями и разрыдалась, а когда он попытался ее утешить, оттолкнула его руки.
   — Так нечестно! Собаки Дэна были настоящими монстрами. И мне потребовалось время, чтобы о них забыть.
   Хит понятия не имел, кто такой Дэн, но не успел спросить, потому что Мередит сбивчиво, взахлеб продолжила:
   — Признаюсь, вначале я боялась Голиафа. Но теперь поняла, какой он замечательный пес. — Она опустила ладони и посмотрела на Хита заплаканными глазами. — Неужели вы не понимаете? Это моя вина. Я знала, как он защищал Сэмми. Лаял каждый раз, когда считал, что ей грозила опасность. Как смотрел на нее и грустнел, если она чего-то боялась. Голиаф ее очень любит!
   — Мередит, дело не в том, чья вина. Дело в том, что случилось.
   Она протестующе подняла руку.
   — Пес знает, что Сэмми опасается мужчин. Он не просто так укусил. Он только старался се защитить. Вы помните, как он вел себя, когда девочка пугалась? Хотя бы в ту ночь, когда ей приснился кошмар. Не давал мне к ней приблизиться. И сегодня тоже. Она испугалась, когда увидела незнакомого, и Голиаф попытался отогнать от девочки мужчину. А когда тот не послушался, укусил его. Не сильно. Всего две маленькие отметины от зубов; мог бы сделать намного хуже. Для Хита не осталось незамеченным, что Мередит наконец признала: да, ее дочь опасалась мужчин. А совсем недавно она горячо это отрицала. В другой ситуации он попросил бы объяснений.
   — Мередит, что вы хотите, чтобы я сделал? Солгал членам комиссии?
   — А что в этом плохого? Есть смягчающие вину обстоятельства. Откуда вам знать, не хотел ли этот человек причинить вред Сэмми?
   — Он показался мне вполне приличным типом.
   — Именно так и выглядят серийные убийцы! Детей постоянно похищают возле их же домов. Припомните, когда Голиаф был вашим напарником, разве не было случаев, чтобы он предупреждал вас о подозрительном поведении людей?
   — Были, но он никогда не нападая без команды.
   — Он не монстр.
   — Это вы так считаете.
   — И что из этого следует? — Голос Мередит сделался пронзительным.
   — Из этого следует, что я обязан обо всем позаботиться. Можно попробовать оправдать поведение Голиафа, пока не заварилась каша, но все это только предположения. В худшем случае я буду отвечать, если он снова кого-нибудь укусит. А поскольку это натасканный ротвейлер, ответственность будет такой, что мало не покажется.
   — И вы так просто дадите его усыпить? — недоверчиво спросила Мередит.
   Хит стиснул зубы. Он еле удержался от резкого ответа. Мередит до боли сжала пальцы в кулаки и отвернулась к окну.
   — Это моя вина, — прошептала она. — Если бы я услышала, как подъехала машина… Если бы настояла, чтобы Сэмми играла дома…
   Хит подошел и положил руку ей на плечо.
   — Не надо, Мередит.
   — Я тоже люблю Голиафа. — Она проглотила застрявший в горле ком. — Конечно, не так сильно, как вы. Но люблю. Он сотворил с Сэмми чудо, и я ему за это благодарна. Даже мысль о том, что его могут усыпить, разрывает мне сердце.

Глава 15

   Дабы избежать еще больших неприятностей, Хит запер Голиафа на псарне. Затем позвонил в управление и сообщил Дженни Роуз, что берет на остаток дня отгул. Потом начал вышагивать по комнате: следовало принять решение, и непростое. Голиаф был не обычной собакой, а его бывшим напарником и бесчисленное количество раз спасал ему жизнь. Хиту было бы легче дать отрубить себе правую руку, чем…
   Черт побери! Он не знал, что делать. Ему так хотелось последовать совету Мередит и скрыть все.
   Хит позвонил ветерану городской полиции и своему давнишнему приятелю Ричу Гамильтону, который, как и он, держал у себя отставную служебную собаку. Рич молча слушал, пока Хит рассказывал, что произошло днем, а потом тяжело вздохнул.
   — Дело дрянь, парень. Хуже некуда. Я понимаю, как собака может защищать малыша. Рэмбо так охраняет моего мальчонку, что приходится с обоих глаз не спускать. Однажды к Тедди задрался подросток, и Рэмбо бросился на него. Кожу не прокусил, но напугал всех до смерти.
   Рэмбо считался великолепным псом — обученной, хорошо воспитанной немецкой овчаркой. По мнению Хита, он был совсем не таким сообразительным и, насколько помнил шериф, не получил ни одной благодарности.
   — Я так привязан к Голиафу, что мне трудно принять правильное решение.
   — Я тебя понимаю, парень. Рэмбо нам как ребенок. И Диана любит его не меньше меня. Если бы что-нибудь случилось и мне бы пришлось с ним расстаться, меня, пожалуй, месяцев на шесть отселили бы из спальни на диван.
   У Хита пересохло в горле.
   — Ловлю тебя на слове, Рич. На моем месте ты бы сообщил об укусе?
   Последовало долгое молчание. Потом Гамильтон рассмеялся.
   — Черт побери, я знал, что ты задашь мне этот вопрос! Но ты сам знаешь ответ. Эти собаки — прекрасные животные, пока не озлобились. Но если такое случилось, превращаются в потенциальных убийц. Если бы Рэмбо кого-нибудь искусал, я бы об этом сообщил.
   — Даже если бы имелись смягчающие вину обстоятельства?
   — Даже. Слишком велик фактор риска. Всегда следует помнить, что может произойти. Соображаешь? Голиаф — прекрасная собака и, наверное, больше никого не укусит. А если укусит? Хочешь, чтобы это осталось на твоей совести? Пострадавший оказался простым коммивояжером, слава Богу, не бандитом. Вот если бы он был бандитом, тогда другое дело. Хит помолчал и с трудом произнес:
   — Спасибо, Рич, я ценю твою откровенность.
   — Не за что, парень. Друзья на то и нужны. Кстати, если решишь не докладывать, будь спокоен. Я нем как могила.
   Хит еще не положил трубку; как услышал сигнал дозванивающегося абонента и переключился на другую линию.
   — Мастерс слушает.
   — Хит, это вы?..
   Услышав голос Мередит, он закрыл глаза. Вот уж с ней-то ему сейчас точно не хотелось говорить.
   — Хит… мне надо вам кое-что сказать… О Голиафе…
   Неожиданность. Большая неожиданность.
   — Слушаю вас, дорогая.
   — Хочу еще раз попробовать вас убедить не сообщать о том, что произошло.
   Он грустно улыбнулся и вспомнил, что в случае чего у Рича из-за Рэмбо возникнут серьезные проблемы с женой. В ситуации Хита перебраться в дом Мередит на диван было бы шагом вперед.
   — Я уже принял решение.
   — Хотите сказать, что уже сдали его? — Это было произнесено таким тоном, что он почувствовал себя настоящим Иудой.
   — Нет еще. Но собираюсь, как только вы повесите трубку.
   — Пожалуйста, не надо.
   Хит стиснул зубы.
   — Он больше никого не укусит. Я в этом уверена.
   — Этот разговор нас никуда не приведет. Я намерен доложить об укусе.
   — Но почему?
   — Потому что таков закон, и я должен ему подчиняться.
   — Но ради подростков вы его постоянно нарушаете. Поправьте меня, если я не права: вы ведь должны их арестовывать, если ловите пьяными?
   Хит поморщился.
   — Это удар ниже пояса.
   Мередит мгновение помолчала.
   — Извините. Но только… значит, вы допускаете исключения. Конечно, ради доброго дела. Но разве Голиаф не доброе дело?
   Ее голос задрожал, и Хит понял, что Мередит вот-вот расплачется. Боже! В последние годы у него были мимолетные связи. Случалось доводить женщин до слез, но он никогда не испытывал от этого удовольствия, хотя так сильно не переживал ни за одну. Словно гигант вытащил его внутренности и выкручивает, как мокрую тряпку.
   — Мерри, дорогая, пожалуйста, не плачьте.
   — Я не плачу.
   Но Хит слышал, как она всхлипывала, и почувствовал себя настоящим ничтожеством. Этого ему сейчас только не хватало!
   — Знаю, дорогая, вы его любите. Но иногда приходится забывать о чувствах и делать трудные вещи.
   — Ох, Хит, его усыпят?
   — Может быть, и нет. Я буду всеми силами сопротивляться.
   — Очень великодушно! Но вы же знаете, какое будет решение: что бы вы ни говорили, все равно усыпят.
   — Мерри, дорогая…
   — Не называйте меня так. Вы говорили, что вы ему друг. Тоже мне друг… — И бросила трубку.
   Хит тоже положил трубку на рычаг, стоял и смотрел на телефон и чуть не подпрыгнул, когда он зазвонил опять.
   — Извините, — начала она без всяких предисловий.
   — Мерри? — Глупый вопрос. Какие еще рыдающие женщины могли звонить ему и извиняться? — Мерри, не будем ссориться.
   — Извините, — снова выдавила она.
   Всхлипнула, два раза шмыгнула носом. И при каждом звуке сердце Хита обливалось кровью.
   — Я его тоже люблю, — мягко проговорил он. — Пожалуй, это самое тяжелое из всего, что мне приходилось делать.
   — Знаю, — захлюпало в трубке. — Ох, Хит, я наговорила вам гадостей. Но вовсе не хотела вас обидеть.
   — Я понимаю. — Порывистым движением он смахнул со стола стопку бумаг. — Просто мне трудно и хотелось, чтобы вы меня поддержали.
   — Я постараюсь.
   — Я кормил его из соски. Помню, каким он был смышленым. Сколько раз спасал мою задницу. И чувствую себя настоящим подонком.
   — Я вам сочувствую, — произнесла она срывающимся голосом. — Вы делаете то, что считаете нужным, и я вас за это очень… ценю.
   — Спасибо. Именно это я и хотел знать.
   — Как вы считаете, когда соберется комиссия?
   — Наверное, завтра. Дело серьезное, и за него возьмутся без всяких отлагательств.
   — Вы будете присутствовать?
   — Конечно.
   — Расскажите им о Сэмми. О том, как Голиаф ее защищает. Может быть, они поймут и дадут ему шанс.
   — Не беспокойтесь, расскажу.
   — Обещаете? И не забудьте подчеркнуть, что раньше он никогда не кусался.
   — Подчеркну. Обещаю.
   На другом конце провода снова захлюпало.
   — Хит?
   Он закрыл глаза и улыбнулся. Ох уж эти женщины! Неужели брак — всего лишь постоянное ощущение, что ты марионетка на веревочке? Что ж, с данной конкретной женщиной он не прочь проверить эту мысль.
   — Слушаю.
   — Позвоните мне, когда узнаете, на какое время назначена комиссия.
   — Вы будете волноваться.
   — Я буду волноваться в любом случае. Но если во время обсуждения стану сильно молиться, может быть, помогу Голиафу спастись.
   Эти бы слова да Богу в уши. Но если чья-то молитва и Доходит до Господа, то, уж конечно, ее.
   — Хорошо.
   — И еще. Позвоните, когда все закончится. А то я изведусь, не зная, что там решили.
   — Договорились. Обещаю, сразу побегу вам звонить.
   — Не забудьте.
   Разве он мог? Этой женщиной были заняты все его мысли.
 
   Заседание комиссии назначили на следующий день. Хит позвонил Мередит, и она ответила таким голосом, словно ее нос зажимала бельевая прищепка.
   — Значит, вы все-таки это сделали. Сообщили о нем.
   Опять все сначала!
   — Да. А вы все это время плакали?
   — Ничего подобного.
   Маленькая лгунья!
   — Я должен был это сделать, — сказал он недрогнувшим голосом. — И вы это прекрасно знаете.
   — Значит, теперь остается только одно: ждать, что произойдет. Так?
   — Так.
   — Вечер покажется очень долгим.
   — Очень. — Хит мог представить только одно, что помогло бы его скоротать, но Мередит серьезно заявила, что она не на выданье. — Мерри, если захотите еще поговорить, вы мой номер знаете.
   — А вы — мой.
   — Ловлю на слове.
   — Знаете что… приходите к нам ужинать. Я много всего приготовила.
   — Пожалуй, сегодня я не самое веселое общество, — ответил Хит. — Спасибо за приглашение, но мне лучше провести вечер с Голиафом. Если дела завтра пойдут плохо, это будет наш последний…
   — Последний вечер?..
   — Да.
   — Ох, Хит, если бы моя машина была исправна, я бы улизнула отсюда, украла бы Голиафа и навсегда исчезла.
   Это было сказано так серьезно, что шериф грустно улыбнулся.
   — Не слишком удачная мысль.
   — Не смейтесь, я не шучу. У меня богатый опыт исчезновений.
 
   Разговор давно окончился, но Хит не мог выбросить из головы ее случайно сорвавшиеся слова. Богатый опыт исчезновений? Он чувствовал себя почти виноватым за то, что заметил оговорку. Женщина расстроена и плохо соображает. Конечно, нечестно, но его полицейская сущность заставляет сознание работать на автопилоте даже в такие моменты. Иначе Хит не обратил бы внимания на то, что сказала Мередит.
   Он всегда подозревал, что эта леди убежала от жестокого мужа, а теперь был уверен.
   За годы работы в полиции Хит чаще встречал других женщин, которые, несмотря на жестокость мужа, оставались с ним и обрекали себя и детей на настоящий ад. И ценил Мередит за то, что она вырвалась на свободу. На это требовалось большое мужество.
   Хит никогда не понимал забитых женщин. Только знал, что их психология предсказуема — характерные условия и тип поведения ведут к бездумной покорности и апатии, проистекающей из страха наказания, если они попытаются уйти. Некоторые женщины преодолевают этот страх, но их явное меньшинство.
   Сэмми, безусловно, повезло, что у ее матери хватило мужества сбежать.
   Выпустив Голиафа из псарни, Хит сел в кресло и положил руку на массивную голову ротвейлера. Гладил жесткую шерсть и думал: «Неужели это мой последний вечер с существом, которое я считал своим лучшим другом?» От этой мысли в горле запершило.
   Воспоминания. Так много воспоминаний. Однажды Голиаф получил в плечо пулю, которая предназначалась Хиту. В другой раз не дал бандиту перерезать горло его напарнику. Были и другие случаи. Шериф понимал, что в жизни не имел более верного товарища.
   И теперь, заглядывая в умные глаза верной собаки, Хит спрашивал себя о том, что же он станет делать, если комиссия вынесет постановление об уничтожении…
 
   Закрыв последнюю картонную коробку, Мередит заклеила скотчем верх и оглядела комнату: в шкафу висела одежда, которую она намеревалась надеть сегодня и носить во время путешествия.
   Слово «путешествие» мелькнуло в мозгу, как ярко светящийся неоновый знак. Обычно его употребляли, когда речь шла об отпуске. Однако предстоящую дорогу можно было назвать чем угодно, но только не отпуском. Даже если не сломается машина, этот путь обещает стать тяжелым испытанием. Но она готова — чтобы спасти себя, Сэмми и Голиафа. Мередит не могла позволить, чтобы его усыпили.
   Сняв с полки небольшой саквояж, она принялась собирать с туалетного столика косметику. Утром надо первым делом побросать в машину вещи. Никаких возвращений в поисках забытого. Как только она обналичит банковский счет, сбежит из города без оглядки.
   Машина много не поднимет. Эта мысль не давала ей покоя, когда она выходила из ванны. Никаких безделушек и кухонной утвари. Хотя все это вместе и стоит не слишком дорого, купить их будет нелегко. Утюг, сковородки, кофейник… Она целыми днями носилась по магазинам подержанных вещей, чтобы обустроить дом, а теперь приходится все бросать. Но ничего не поделаешь. Все свободное место в машине достанется Голиафу.
   Господи, да она сошла с ума! Сначала стащила собственного ребенка. Теперь намеревается украсть собаку шерифа. Но что же делать? Позволить убить Голиафа?