Страница:
— Да, сладкая, очень высоко.
— Слышала когда-нибудь историю про Хампти-Дампти? — спросил ее Хит и, дождавшись, когда девочка кивнула, продолжал: — Вот это самое приключилось и с Голиафом. Он тоже очень сильно шлепнулся, и ветеринар сказал, что не сможет его собрать.
Сэмми беспокойно оглянулась на ванную.
— Но сейчас он целый?
— Потому что в Юджине живет потрясающий ветеринар, — объяснил шериф. — Он делает на животных такие же сложные операции, как на людях. Из теленовостей он узнал о Голиафе, позвонил мне, предложил свою помощь, и бесплатно. Но даже при этом стоимость лечения в итоге подскочила до шести тысяч долларов. Голиаф раздробил правое бедро, сломал три ребра, обе передние лапы и порвал легкое. Теперь у него искусственное бедро и в передних лапах штифты. Пожарные помогли собрать деньги. В округе многие пожертвовали на его лечение. Голиаф был героем, и его хотели спасти. Так что в итоге мне пришлось уплатить всего три тысячи долларов.
Всего три тысячи! Мередит не представляла, чтобы кто-нибудь решился потратить на собаку такую уйму денег. Но потом подумала, что и она бы, наверное, смогла. Некоторые собаки совершенно особые, и храпящий и фыркающий в ее ванне ротвейлер, безусловно, одна из них. Мередит вспомнила, как Хит говорил, что за время службы Голиаф заработал семнадцать медалей за спасение детей. Но только сейчас поняла, что за каждой такой благодарностью стояла сохраненная бесценная детская жизнь — она перевела взгляд на Сэмми — и детское счастье.
Хит и Голиаф. Вдвоем они сотворили с дочерью чудо. Чудо, на которое, несмотря на все усилия, сама Мередит оказалась неспособной.
— Голиаф — замечательный пес, — произнесла она, и ее голос при этом дрогнул. — Но если он не может больше служить вашим напарником, почему вы не дрессируете другого щенка?
Кивком головы Хит подтвердил, что понял ее вопрос.
— Собираюсь. Но не любого щенка. Он должен быть весь в отца. Ветеринар сказал, что это из-за бедра. Надо подождать, пока Голиаф подлечится и сможет… — Хит покосился на Сэмми, — завести другую семью. А когда снова станет отцом, я выберу себе малыша. Может быть, на этот раз сучку. Два кобеля — пусть даже сын и отец — могут драться.
Мередит подавила улыбку: ей показалось забавным, как деликатно шериф объяснил, почему пес не может дать потомство сейчас.
— Вот о чем я подумала… Вместо того чтобы оставлять его взаперти завтра, когда поедете на работу, забросьте его к нам. Может быть, ему хочется провести день с Сэмми.
— А мне с Голиафом! — просияла девочка.
Шериф усмехнулся и встал со стула.
— Послушайте, Мередит, вы уверены? С Голиафом хлопот полон рот. Ест как настоящая лошадь — это раз. Лезет всюду — это два. Хозяйничает не только в ванне. Уж если он окажется в вашем доме, то будьте спокойны — постарается устроиться на диване или на кровати. И еще он…
— Хит, — весело перебила его Мередит и взяла за руку. — Если ваш пес заберется в мою постель, я взобью для него подушку.
Шериф рассмеялся и покачал головой.
— Ну ладно, завезу. Только потом не говорите, что я вас не предупреждал.
Двумя часами позже Мередит, облокотившись о подоконник, наблюдала, как сосед и его пес уходили к себе домой. С воды подул ветер и растрепал темные волосы Хита. Рядом вприпрыжку бежал Голиаф — чернеющее пятно в сумерках. Мередит улыбнулась, засмотревшись, как мерили расстояние затянутые в джинсовку длинные ноги Хита и в такт шагу легко ходили его широкие плечи.
Сразу после ужина он получил сообщение на пейджер и попросил разрешения позвонить в управление. Из того, что услышала, Мередит поняла: вечером подростки собирались на вечеринку с выпивкой.
Она ясно представила, как Хит выпрыгивает из «бронко». Крепкий мужик, который знает все повадки мальчишек, понимает любой их обман. И в то же время находит общий язык с подростками и, видимо, пользуется у них уважением.
Мередит снова улыбнулась, вспомнив, каким звонким был смех дочери, когда за ужином Хит снова стал путаться, перечисляя буквы алфавита. И потом, прежде чем отправить ее в кровать, рассказывал о Голиафе. Сколько времени Сэмми не смеялась так самозабвенно?
Когда-то Сэмми была счастливым ребенком, глаза светились радостью и любопытством. Но Дэн воспользовался правом видеться с дочерью. И постепенно ее жизнерадостность угасла, пока от нес не осталось одно воспоминание. Теперь Сэмми чаще всего смотрела на мир со страхом в глазах.
Хит Мастерс оказался первым, кто за последние три года сумел побороть детское недоверие.
Мередит вспомнила его большие ладони и игру мышц под рубашкой, когда он работал во дворе, и ее захлестнул вихрь чувств. Этот мужчина обладал огромной силой, которую постоянно сдерживал. Как ласково он обращался с ее дочерью! И как нежно целовал вчера Мередит! Губы скользили по щеке, словно осенняя паутинка. Мередит невольно представила, каково оказаться в его объятиях. Почти ощутила его жар, неподатливость плеча у щеки и дурманящий запах мускусного лосьона.
Боже, она в опасности! Никогда ее так не влекло к мужчине. Даже к Дэну, который до свадьбы совершенно вскружил ей голову. Нет, нет, нельзя позволять себе такие чувства! Она нарушает свои же клятвы, которые дала после развода.
Мередит побрела по дому, лихорадочно соображая, как бы отвлечься от непрошеных мыслей. Увидела на телевизоре неразвернутую вечернюю газету, схватила и чуть не застонала, взглянув на первую полосу.
«Родители протестуют!» — гласил заголовок. А ниже — цветная фотография Хита на ступенях здания администрации округа в толпе разъяренных граждан. Прочитав несколько строчек, она положила газету на место. Позиция автора была, безусловно, предвзятой, как и эпитеты, которыми награждал шерифа: «поощритель буйств», «неформал». Мередит не приходилось встречать другого такого не похожего на полицейского человека — от манеры одеваться до отношения к служебному долгу. И когда она узнала его поближе, то поняла, как повезло родителям округа, что у них такой шериф.
Уговаривая себя, что ближе, чем теперь, их отношения быть не должны, Мередит выключила везде свет. В спальне Сэмми она задержалась и постояла у кровати. В тени колышущихся за окном веток дуба девочка выглядела настоящим ангелочком: свернулась на боку, тронутые лунным светом волосы золотистыми прядями разметались по подушке. Мередит наклонилась, чтобы дотронуться до ее щеки, и вспомнила, как это делал Хит — нежно костяшками пальцев проводил наискосок от скулы к подбородку.
Шериф обращался с Сэмми, как будто она была из самого дорогого тонкого хрусталя, — всегда с невероятной осторожностью. И в этом таилась огромная опасность. Мередит приехала в Орегон, чтобы обеспечить дочери будущее, и этот разваливающийся дом посреди пастбищ неожиданно стал для Сэмми сказочным замком в облаках.
К несчастью, замок был из стекла. И Хит — как огромный булыжник — мог разбить его вдребезги.
Шериф даже не потрудился зажечь в доме свет. Набросав еды в миску Голиафа, он заскочил в ванную за полотенцами, потом открыл холодильник и достал несколько пакетов льда для охладителей и десятигаллонного контейнера воды в «бронко». По дороге за город он остановится и купит несколько упаковок колы, дюжину пакетиков кукурузных чипсов, побольше карамелек, средства от головной боли и столько зефира, чтобы хватило на целую армию. Если Хит чему-то и научился за годы своей работы, так это тому, что во время подобных вечеринок надо быть готовым ко всему: и выходить подростка, и накормить его — обычно именно в таком порядке.
Пресечение пивных пирушек выгрызало изрядную сумму из его бюджета, но шериф очень сомневался в том, что члены городской комиссии согласились бы направлять средства налогоплательщиков на приобретение закусок.
Он вывел «бронко» на дорогу и минуту вглядывался в соседский дом. Одно за другим окна становились темными. И Хит представил, как Мередит гасит в комнатах свет. Потом входит в спальню, пытается расстегнуть рубашку одной рукой.
Хит вздохнул, представив, как она медленно раздевается в лунном свете. Хлопчатобумажная ткань соскальзывает с тонких рук, джинсовка сворачивается вокруг изящных икр. Миниатюрная женщина. Самое большое у нее — это огромные карие глаза. Чем она его приворожила? Этого он сказать не мог.
Боже! Хит мог признавать или нет, но он уже почти влюблен в нее. Чушь какая-то! Мередит не давала ни малейшего повода, а он все-таки втюрился.
Может у мужчины наступить перелом в тридцать девять лет? Не в этом ли его проблема? В последнее время Хит все чаще задумывался о семье, доме. Чертовы мысли не давали покоя. А раньше он не придавал им никакого значения. Теперь же казалось, что в его жизни не хватало чего-то очень важного.
Мастерс ухаживал всегда за высокими пухленькими темноглазыми брюнетками, но долго — ни за одной. Совсем не маленькими, с округлыми бедрами и ногами прямо из ушей. Никаких блондинок или рыжих. И никаких коротышек. Со своим ростом и комплекцией рядом с миниатюрными женщинами Хит чувствовал себя неуютно.
И вдруг его привлекла эта женщина. Тем более странно, что он никогда не отдавал предпочтение такому типу. Единственное, что в Мередит Кэньон было в его вкусе, — пышные темные волосы и огромные карие глаза.
Глава 10
Глава 11
— Слышала когда-нибудь историю про Хампти-Дампти? — спросил ее Хит и, дождавшись, когда девочка кивнула, продолжал: — Вот это самое приключилось и с Голиафом. Он тоже очень сильно шлепнулся, и ветеринар сказал, что не сможет его собрать.
Сэмми беспокойно оглянулась на ванную.
— Но сейчас он целый?
— Потому что в Юджине живет потрясающий ветеринар, — объяснил шериф. — Он делает на животных такие же сложные операции, как на людях. Из теленовостей он узнал о Голиафе, позвонил мне, предложил свою помощь, и бесплатно. Но даже при этом стоимость лечения в итоге подскочила до шести тысяч долларов. Голиаф раздробил правое бедро, сломал три ребра, обе передние лапы и порвал легкое. Теперь у него искусственное бедро и в передних лапах штифты. Пожарные помогли собрать деньги. В округе многие пожертвовали на его лечение. Голиаф был героем, и его хотели спасти. Так что в итоге мне пришлось уплатить всего три тысячи долларов.
Всего три тысячи! Мередит не представляла, чтобы кто-нибудь решился потратить на собаку такую уйму денег. Но потом подумала, что и она бы, наверное, смогла. Некоторые собаки совершенно особые, и храпящий и фыркающий в ее ванне ротвейлер, безусловно, одна из них. Мередит вспомнила, как Хит говорил, что за время службы Голиаф заработал семнадцать медалей за спасение детей. Но только сейчас поняла, что за каждой такой благодарностью стояла сохраненная бесценная детская жизнь — она перевела взгляд на Сэмми — и детское счастье.
Хит и Голиаф. Вдвоем они сотворили с дочерью чудо. Чудо, на которое, несмотря на все усилия, сама Мередит оказалась неспособной.
— Голиаф — замечательный пес, — произнесла она, и ее голос при этом дрогнул. — Но если он не может больше служить вашим напарником, почему вы не дрессируете другого щенка?
Кивком головы Хит подтвердил, что понял ее вопрос.
— Собираюсь. Но не любого щенка. Он должен быть весь в отца. Ветеринар сказал, что это из-за бедра. Надо подождать, пока Голиаф подлечится и сможет… — Хит покосился на Сэмми, — завести другую семью. А когда снова станет отцом, я выберу себе малыша. Может быть, на этот раз сучку. Два кобеля — пусть даже сын и отец — могут драться.
Мередит подавила улыбку: ей показалось забавным, как деликатно шериф объяснил, почему пес не может дать потомство сейчас.
— Вот о чем я подумала… Вместо того чтобы оставлять его взаперти завтра, когда поедете на работу, забросьте его к нам. Может быть, ему хочется провести день с Сэмми.
— А мне с Голиафом! — просияла девочка.
Шериф усмехнулся и встал со стула.
— Послушайте, Мередит, вы уверены? С Голиафом хлопот полон рот. Ест как настоящая лошадь — это раз. Лезет всюду — это два. Хозяйничает не только в ванне. Уж если он окажется в вашем доме, то будьте спокойны — постарается устроиться на диване или на кровати. И еще он…
— Хит, — весело перебила его Мередит и взяла за руку. — Если ваш пес заберется в мою постель, я взобью для него подушку.
Шериф рассмеялся и покачал головой.
— Ну ладно, завезу. Только потом не говорите, что я вас не предупреждал.
Двумя часами позже Мередит, облокотившись о подоконник, наблюдала, как сосед и его пес уходили к себе домой. С воды подул ветер и растрепал темные волосы Хита. Рядом вприпрыжку бежал Голиаф — чернеющее пятно в сумерках. Мередит улыбнулась, засмотревшись, как мерили расстояние затянутые в джинсовку длинные ноги Хита и в такт шагу легко ходили его широкие плечи.
Сразу после ужина он получил сообщение на пейджер и попросил разрешения позвонить в управление. Из того, что услышала, Мередит поняла: вечером подростки собирались на вечеринку с выпивкой.
Она ясно представила, как Хит выпрыгивает из «бронко». Крепкий мужик, который знает все повадки мальчишек, понимает любой их обман. И в то же время находит общий язык с подростками и, видимо, пользуется у них уважением.
Мередит снова улыбнулась, вспомнив, каким звонким был смех дочери, когда за ужином Хит снова стал путаться, перечисляя буквы алфавита. И потом, прежде чем отправить ее в кровать, рассказывал о Голиафе. Сколько времени Сэмми не смеялась так самозабвенно?
Когда-то Сэмми была счастливым ребенком, глаза светились радостью и любопытством. Но Дэн воспользовался правом видеться с дочерью. И постепенно ее жизнерадостность угасла, пока от нес не осталось одно воспоминание. Теперь Сэмми чаще всего смотрела на мир со страхом в глазах.
Хит Мастерс оказался первым, кто за последние три года сумел побороть детское недоверие.
Мередит вспомнила его большие ладони и игру мышц под рубашкой, когда он работал во дворе, и ее захлестнул вихрь чувств. Этот мужчина обладал огромной силой, которую постоянно сдерживал. Как ласково он обращался с ее дочерью! И как нежно целовал вчера Мередит! Губы скользили по щеке, словно осенняя паутинка. Мередит невольно представила, каково оказаться в его объятиях. Почти ощутила его жар, неподатливость плеча у щеки и дурманящий запах мускусного лосьона.
Боже, она в опасности! Никогда ее так не влекло к мужчине. Даже к Дэну, который до свадьбы совершенно вскружил ей голову. Нет, нет, нельзя позволять себе такие чувства! Она нарушает свои же клятвы, которые дала после развода.
Мередит побрела по дому, лихорадочно соображая, как бы отвлечься от непрошеных мыслей. Увидела на телевизоре неразвернутую вечернюю газету, схватила и чуть не застонала, взглянув на первую полосу.
«Родители протестуют!» — гласил заголовок. А ниже — цветная фотография Хита на ступенях здания администрации округа в толпе разъяренных граждан. Прочитав несколько строчек, она положила газету на место. Позиция автора была, безусловно, предвзятой, как и эпитеты, которыми награждал шерифа: «поощритель буйств», «неформал». Мередит не приходилось встречать другого такого не похожего на полицейского человека — от манеры одеваться до отношения к служебному долгу. И когда она узнала его поближе, то поняла, как повезло родителям округа, что у них такой шериф.
Уговаривая себя, что ближе, чем теперь, их отношения быть не должны, Мередит выключила везде свет. В спальне Сэмми она задержалась и постояла у кровати. В тени колышущихся за окном веток дуба девочка выглядела настоящим ангелочком: свернулась на боку, тронутые лунным светом волосы золотистыми прядями разметались по подушке. Мередит наклонилась, чтобы дотронуться до ее щеки, и вспомнила, как это делал Хит — нежно костяшками пальцев проводил наискосок от скулы к подбородку.
Шериф обращался с Сэмми, как будто она была из самого дорогого тонкого хрусталя, — всегда с невероятной осторожностью. И в этом таилась огромная опасность. Мередит приехала в Орегон, чтобы обеспечить дочери будущее, и этот разваливающийся дом посреди пастбищ неожиданно стал для Сэмми сказочным замком в облаках.
К несчастью, замок был из стекла. И Хит — как огромный булыжник — мог разбить его вдребезги.
Шериф даже не потрудился зажечь в доме свет. Набросав еды в миску Голиафа, он заскочил в ванную за полотенцами, потом открыл холодильник и достал несколько пакетов льда для охладителей и десятигаллонного контейнера воды в «бронко». По дороге за город он остановится и купит несколько упаковок колы, дюжину пакетиков кукурузных чипсов, побольше карамелек, средства от головной боли и столько зефира, чтобы хватило на целую армию. Если Хит чему-то и научился за годы своей работы, так это тому, что во время подобных вечеринок надо быть готовым ко всему: и выходить подростка, и накормить его — обычно именно в таком порядке.
Пресечение пивных пирушек выгрызало изрядную сумму из его бюджета, но шериф очень сомневался в том, что члены городской комиссии согласились бы направлять средства налогоплательщиков на приобретение закусок.
Он вывел «бронко» на дорогу и минуту вглядывался в соседский дом. Одно за другим окна становились темными. И Хит представил, как Мередит гасит в комнатах свет. Потом входит в спальню, пытается расстегнуть рубашку одной рукой.
Хит вздохнул, представив, как она медленно раздевается в лунном свете. Хлопчатобумажная ткань соскальзывает с тонких рук, джинсовка сворачивается вокруг изящных икр. Миниатюрная женщина. Самое большое у нее — это огромные карие глаза. Чем она его приворожила? Этого он сказать не мог.
Боже! Хит мог признавать или нет, но он уже почти влюблен в нее. Чушь какая-то! Мередит не давала ни малейшего повода, а он все-таки втюрился.
Может у мужчины наступить перелом в тридцать девять лет? Не в этом ли его проблема? В последнее время Хит все чаще задумывался о семье, доме. Чертовы мысли не давали покоя. А раньше он не придавал им никакого значения. Теперь же казалось, что в его жизни не хватало чего-то очень важного.
Мастерс ухаживал всегда за высокими пухленькими темноглазыми брюнетками, но долго — ни за одной. Совсем не маленькими, с округлыми бедрами и ногами прямо из ушей. Никаких блондинок или рыжих. И никаких коротышек. Со своим ростом и комплекцией рядом с миниатюрными женщинами Хит чувствовал себя неуютно.
И вдруг его привлекла эта женщина. Тем более странно, что он никогда не отдавал предпочтение такому типу. Единственное, что в Мередит Кэньон было в его вкусе, — пышные темные волосы и огромные карие глаза.
Глава 10
Мужчина и собака. Собака и мужчина. Только на следующей неделе Мередит начала понимать, что они вторглись в ее тихий мир. Закончив починку обоих крылечек, Хит перешел в дом; вместе с ним явилась собака. И внезапно в скучном, старом деревенском доме стало тепло и весело: теперь его наполняли звонкие раскаты детского смеха, гулкий хохот Хита или громкий веселый лай Голиафа.
Смех — это бесценный дар. И Хит подарил его этому дому.
Днем шериф уезжал на работу, и их развлекал Голиаф. Каждый раз, как только Мередит бросала на него взгляд, она открывала в характере ротвейлера новую черту. Например, особую привычку есть. Когда она в первое утро наполнила привезенную Хитом огромную миску, пес нарочно перевернул ее лапой и вывалил содержимое на пол, а затем улегся в месиво и принялся есть, рассмешив мать и дочь до колик в животе.
Потом Мередит услышала страшный грохот на кухне и, прибежав, увидела, что Голиаф толкает металлическую миску носом и время от времени, чтобы сильнее кувыркалась, наподдает лапой. Таким способом пес требовал обед.
Вскоре и у Сэмми, и у Мередит вошло в привычку оставлять дверь ванной открытой, а крышку унитаза поднятой. Голиаф предпочитал воду оттуда, а не из собственной миски. И каждый раз, попив, появлялся из ванной со струящейся с морды водой и пулей устремлялся к кому-нибудь из них, чтобы вытереть морду о сухую одежду.
Мередит сдержала свое слово и, когда ротвейлер забрался в ее постель, взбила ему подушку.
Она даже привыкла к тому, что повсюду попадается собачья шерсть, и стала цедить кофе через зубы. А находя волосок в пище, на зубной щетке или даже в холодильнике, больше не испытывала тошноту. Лишние протеины, как говаривал Хит. Мередит успокаивала себя тем, что пес черной масти и его шерсть по крайней мере хорошо заметна. Огромный старый лизучий ротвейлер оказался лучшей в мире собакой.
Подрядчик закончил строительство псарни, и Мередит забеспокоилась, что Хит перестанет привозить по утрам собаку. Но он не перестал. И Голиаф, похоже, стал членом их маленькой семьи.
О том, что им придется переехать отсюда, если что-нибудь произойдет, Мередит боялась даже думать. Сэмми этого не перенесет. Девочка обожала Голиафа и буквально боготворила шерифа, который, в свою очередь, каждый вечер подогревал в ней это чувство. Сколько бы у Хита ни оказалось работы, он находил время для игры. Сэмми гарцевала по дому на его плечах. Или он подбрасывал девочку в воздух, а рядом кружил и лаял Голиаф. Наблюдая за этой троицей со стороны, Мередит ловила себя на мысли, что вот такой и должна быть настоящая семья. И случайностью рождения от Дэна она украдена у Сэмми.
Благодаря вниманию Хита дочь расцвела. С каждым днем перемены становились вес заметнее и быстрее шло выздоровление, которого не могли добиться ни врачи, ни ее мать.
Сэмми не только чаще смеялась, что само по себе уже было чудом. Она стала озорной и иногда даже не слушалась Мередит, хотя еще месяц назад на это не осмелилась бы. В отличие от многих матерей Мередит радовалась, когда дочь совершала проступок, каким бы он ни казался серьезным. Недавно девочка была лишь тенью ребенка и постоянно дрожала, как бы не сделать что-нибудь не так.
Вечером, после того как сняли на руке шов, Мередит подумала, уж не слишком ли разозорничалась ее дочь. Она сидела на грядках и пыталась привести землю в божеский вид, чтобы не упустить время посадок. Врач велел поберечь руку, и от непривычной нагрузки она заболела. Мередит сделала перерыв и представила, как будут выглядеть грядки через месяц — ровные ряды овощей.
Весенний вечер для работы выдался отличный. Из окна шел запах варившейся на медленном огне красной фасоли, и Мередит подумала, что надо пойти ее помешать, но сначала обойти двор. Хит закончил менять пол на кухне, завтра приступит к крыльцу подсобки, и Мередит хотела посмотреть, не осталось ли дощечек для ремонта сарая.
Но тут она услышала, что ее зовет Сэмми. Мередит прикрыла от солнца глаза и крикнула в ответ:
— Я здесь, родная!
Дочь обежала вокруг дома и пожаловалась:
— Ма-а, я не мо-у ды-ать!
Лицо девочки показалось ей странно асимметричным и носик какой-то приплюснутый.
Мередит опустилась перед ней на колени, присмотрелась внимательнее и тревожно переспросила:
— Ты не можешь дышать? У тебя распух нос. — Первой мыслью было, что ее укусил паук. — Ты не играла под крыльцом или в сарае?
— Нет.
— Не ударялась?
Глаза девочки наполнились слезами. Она покачала головой и заплакала.
— Это от фа-оли.
— От чего?
— Фа-оли. Я за-ихнула ее в нос, а она не вы-одит. — Сэмми прижалась к матери. — Ну, знаешь, фа-оли, той, что на у-ин.
Мередит со страхом воскликнула:
— Ты запихнула фасоль в нос? — Утром она уже поймала девочку за этим занятием, но тогда та пыталась засунуть фасоль в ухо. — Зачем ты это сделала?
Сэмми часто-часто заморгала, и по ее щекам заструились слезы размером с фасолины.
— Не знаю! Мамочка, больно. — Она потерла верхнюю губу. — И я не мо-у ды-ать.
Мередит почувствовала, что дочерью вот-вот овладеет настоящая паника, и ободряюще ее обняла.
— Давай не будем волноваться. Сейчас достанем из носа эту противную фасоль, и все будет в порядке.
Но через двадцать минут мать почувствовала, что паника грозит ей самой. Что бы она ни делала, фасолины при помощи пинцета из ноздрей не вылезали, словно пустили там корни, а из-за того, что девочка плакала, они, казалось, разбухали.
Признав поражение, Мередит сняла дочь с кухонного стола и объявила:
— Давай-ка лучше поедем к доктору.
Сэмми заревела еще сильнее.
— Бо-оюсь!
— Не надо, дорогая. — Мередит подхватила ее на руки и бросилась к машине. — Не бойся! Доктор их быстро достанет. У него есть специальные инструменты.
Правда, какие инструменты, Мередит совершенно не представляла. Что, кроме пинцета, может войти в крошечные детские ноздри? Она запихнула Сэмми в машину и застегнула на ней ремень.
— Сиди смирно, будь паинькой и постарайся не плакать. — И поцеловала дочь в покрытый испариной лоб. — Хорошо?
Обежала вокруг машины, села за руль и повернула ключ зажигания. Но ничего не произошло. Только раздался зловещий щелчок. Аккумулятор! В отчаянии Мередит ударила кулаком по рулю.
— Чтоб тебя!
— Мамочка, ты что?
— Машина не заводится.
Сэмми схватилась за распухшую переносицу и захныкала:
— Но у ме-я там фа-оль! Мне надо в бо-ницу!
Откуда-то издалека зазвонил телефон. Хит вынырнул из вечерней дремы, поскреб под мышкой и проснулся. Черт побери! Очередной вызов. Блюсти закон и порядок иногда бывает очень лень.
— Иду, иду! — крикнул он и опустил подножку раскладного кресла.
Бросился на кухню, но по дороге чуть не запнулся о дремавшего на пороге Голиафа и, чудом удержавшись на ногах, схватил телефонную трубку.
— Алло! — рявкнул он, гадая, кто бы это мог так поздно звонить. «Если тот трахнутый репортер, то пусть пеняет на себя: я его достану и разорву сукину сыну проклятую глотку. Но скорее это кто-нибудь из помощников». — Мастерс слушает.
— Хит?
— Мерри? — Шериф опешил; ее голос дрожал и на высокой ноте сорвался. — В чем дело?
— Сэмми. Ее надо отвезти в больницу, а машина не заводится.
— Сейчас буду!
— Подождите! У нас ничего серьезного. Не неситесь сломя голову!
Ничего серьезного. И все-таки она собирается везти ребенка в больницу. В трубке было слышно, как плакала Сэмми.
— Она не поранилась?
— Нет, запихнула в нос фасолины.
— Не понял.
— Запихнула фасолины в нос. Я позволила ей помогать перебирать фасоль. Наверное, тогда и засунула. А потом фасолины разбухли и теперь мешают и ей трудно дышать.
— Фасоль в нос? С какой стати? — Но не успел Хит спросить, как вспомнил, что сам пропихивал в ноздри вареное спагетти, высасывал в рот, а потом доводил сестру до обморока, протаскивая туда и сюда через пазуху. — Ладно, не важно. Послушайте, дорогая, прежде всего успокойтесь. С Сэмми все обойдется.
— Она очень испугалась, потому что не может дышать носом.
— Буду у вас через две минуты.
Хит повесил трубку, заскочил в ванную и, открыв аптечку, взял бутылочку минерального масла, йод и пипетку и через десять секунд вместе с Голиафом бежал по дороге. Уже у дома Мередит он услышал, как хрипло кричала Сэмми. Хороший признак: значит, ей хватало кислорода.
Мередит встретила его на крыльце.
— Подождите, только возьму кошелек — и едем.
Посторонившись, чтобы вместе с ним вошел Голиаф, Хит сразу же направился в гостиную.
— Не надо кошелька. Я сам достану эти фасолины.
— Вы уверены? Я пыталась много раз, но они застряли — ни туда, ни сюда.
Хит откупорил минеральное масло.
— Вы забываете, что я дипломированный специалист по оказанию первой помощи и мне постоянно приходится сталкиваться с такими вещами.
На самом деле ему ни разу не случалось вынимать из носа фасоль. Но в их управлении работала диспетчер Дженни Роуз, четырехлетний сын которой славился печальной склонностью засовывать посторонние предметы во все отверстия на собственном теле.
Хит прошел за Мередит на кухню. Сэмми сидела на столе — личико сморщилось, глаза заплаканы, выпяченная нижняя губа дрожала. Хит присел и с помощью карманного фонарика тщательно осмотрел ее нос.
— Я не о-у ды-ать. Мама го-орит, надо ехать к доктору.
Шериф снова направил лучик света ей в ноздри.
— Ничего, малышка, все будет хорошо. Фасолины даже не дали ростков.
Девочка скосила глаза на переносицу.
— Ростков? — От одной этой мысли ее снова одолел страх.
— Ни ростков, ни стеблей — повезло. Сейчас достанем эти противные фасолины, и тебе полегчает.
— Они не вы-одят.
— Выйдут! — Хит встряхнул бутылочку с маслом и подал Мередит пипетку и йод. — Вымойте, пожалуйста, пипетку.
Женщина бросилась к раковине и вытерла пипетку полотенцем. Но, отдавая, все же спросила:
— Вы уверены, что знаете, как надо действовать?
— По капле масла в каждую ноздрю — это поможет им выскользнуть, — усмехнулся шериф.
— Как я об этом не подумала?
Хит уложил девочку на спину на стол. Она застыла и напряглась. Но тут, на беду, Голиаф решил присоединиться к своей любимице. Пришлось его стаскивать на пол. Хит велел Мередит удерживать собаку за ошейник и успокоил ротвейлера:
— С ней ничего страшного, я не сделаю Сэмми больно.
Но девочка выглядела очень перепуганной, тогда шериф вложил в ее руку карманный фонарик и направил луч на потолок.
— Спорим, что ты не сможешь написать свое имя и ни разу не ошибиться в буквах. Следи за ней, мама. Если хоть одну перепутает, пусть начинает снова.
Девочка зажала фонарик в обоих кулачках, пристально посмотрела на потолок и, наморщив лоб, начала перечислять буквы своего имени. Но из-за того, что в ее ноздрях сидели фасолины, звуки получались гнусавые.
— Т-т, — проговорила она.
— С, — поправил Хит и присел у стола. — Вот и сбилась. Твое имя начинается не на Т! Давай сначала.
— Фу-ты! — вырвалось у Сэмми. Она озадаченно посмотрела на мать и начала сначала: — С, Э, М, М, И…
— Хорошо, — похвалил ее Хит и, взяв за подбородок, отвел назад голову. Затем, продолжая отвлекать внимание, приступил к работе. И вскоре с помощью пинцета одна из фасолин появилась на свет. Девочка захлопала от удивления глазами.
— Получилось! — Она втянула воздух освободившейся ноздрей.
— Не шмыгай носом, — предостерег шериф. — Фасоль уйдет глубже, ты ее проглотишь, а на следующей неделе она прорастет у тебя из пупка.
Сэмми захихикала. Хит посмеялся вместе с ней и снова взялся за дело. Вытащив вторую фасолину и не выпуская из рук пинцета, он повернулся к Мередит:
— Что скажете?
Судя по всему, она испытала такое облегчение, что Хит решил, она его вот-вот расцелует.
— Спасибо вам.
— Не за что.
Он помог Сэмми сесть, сказал Мередит, что можно отпускать Голиафа, и с улыбкой наблюдал, как пес тут же встал и положил передние лапы на стол рядом с девочкой.
— А теперь, юная леди, я прочитаю вам лекцию о том, что нельзя засовывать фасолины ни в нос, ни куда-либо еще.
Мередит отошла в сторону, обхватила руками плечи, но почти не слушала, как Хит делал внушение ее дочери о том насколько опасно запихивать в нос и уши посторонние предметы. После того как Сэмми ошиблась буквой, нервы Мередит до предела напряглись, а сердце билось, словно крылья испуганной птицы. Тэмми, Сэмми. Имена были очень похожи. Она сделала этот выбор не случайно — хотела, чтобы дочь как можно безболезненнее и быстрее привыкла к перемене. Но созвучность имен привела к тому, что девочка, когда волновалась, путала их.
Слава Богу, Хит не обратил внимания на оговорку. Он знал, что Сэмми только-только выучила буквы, и посчитал это обыкновенной ошибкой. Но что будет в следующий раз? Девочка еще такая маленькая. Со времени их переезда в Орегон Мередит постоянно натаскивала дочь, но запоминать приходилось слишком многое. Рано или поздно она снова проговорится, и тогда правда выплывет наружу.
Глупо. Как глупо! Похоже, она сошла с ума. Разве можно так рисковать? Этот человек — офицер полиции.
Устроившись на корточках у стола, Хит огромной загорелой рукой придерживал Сэмми за крохотный подбородок.
— Ну что, малышка, обещаешь больше не засовывать фасолины в нос? — спросил он. — И в уши, и в пупок, и… — Шериф в смущении осекся и покраснел, представив, насколько могло разыграться воображение девочки.
Глаза Сэмми округлились.
— Нет, — закричала она, — больше никуда не буду запихивать!
— Вот и хорошо. — Хит выпустил ее подбородок и в растерянности потер свою переносицу. — Вот и славно! — Потрепав Сэмми по волосам, он схватил собаку за ошейник и, смущенно бормоча что-то не вполне внятное об оставленной дома работе, направился к двери.
— Спасибо, что выручили, — проговорила Мередит, когда он оказался рядом. — Минеральное масло. Я запомню.
— Будем надеяться, это ее научит не засовывать фасоль в нос.
— Будем надеяться, — улыбнулась Мередит. — Но у детей очень короткая память.
— Утром по дороге в город заеду и заведу вашу машину от своей.
— Право, не стоит. Вы и так очень много для нас сделали.
— А вы представляете, во что вам обойдется вызов технички? — Глаза Хита сузились. — У меня это займет не больше пяти минут. Дадите поработать мотору на холостом ходу, и аккумулятор зарядится.
— Видимо, надо его менять. Он уже не первый раз отказывает.
— М-да… аккумулятор — серьезное приобретение, если зарплаты едва хватает на самое необходимое. — Он протянул руку и отвел прядь волос с ее щеки. — Вам нужен второй доход.
— Дома я могу делать не так много. А оставлять Сэмми с чужим человеком не хочу.
Неожиданно Хит погладил ее волосы.
— Мерри, я не говорю о дополнительной работе. Я имею в виду доход мужа.
Их взгляды встретились: ее — настороженный, его — полный нежности. Оба напряженно молчали. Мередит не могла даже думать, не то что двигаться, даже когда поняла, что Хит наклоняется к ней. На мгновение решила, что он собирался ее поцеловать. Синяя рубашка заслонила все вокруг, и Мередит невольно заметила, как плотно ткань облегает его грудь.
— Листок.
Длинные пальцы снова слегка коснулись ее волос, и через секунду Хит держал у нее перед носом листок. У Мередит возникло ощущение, что этот мужчина точно знал, чего она ждала, и нашел ее реакцию забавной. В конце концов, поцелуй — не бог весть какое событие.
— Спокойной ночи, Мередит, — хрипло произнес он. Но когда открывал дверь, услышал в тон:
— Спокойной ночи.
Но на самом деле она хотела сказать: «Прощай!»
Смех — это бесценный дар. И Хит подарил его этому дому.
Днем шериф уезжал на работу, и их развлекал Голиаф. Каждый раз, как только Мередит бросала на него взгляд, она открывала в характере ротвейлера новую черту. Например, особую привычку есть. Когда она в первое утро наполнила привезенную Хитом огромную миску, пес нарочно перевернул ее лапой и вывалил содержимое на пол, а затем улегся в месиво и принялся есть, рассмешив мать и дочь до колик в животе.
Потом Мередит услышала страшный грохот на кухне и, прибежав, увидела, что Голиаф толкает металлическую миску носом и время от времени, чтобы сильнее кувыркалась, наподдает лапой. Таким способом пес требовал обед.
Вскоре и у Сэмми, и у Мередит вошло в привычку оставлять дверь ванной открытой, а крышку унитаза поднятой. Голиаф предпочитал воду оттуда, а не из собственной миски. И каждый раз, попив, появлялся из ванной со струящейся с морды водой и пулей устремлялся к кому-нибудь из них, чтобы вытереть морду о сухую одежду.
Мередит сдержала свое слово и, когда ротвейлер забрался в ее постель, взбила ему подушку.
Она даже привыкла к тому, что повсюду попадается собачья шерсть, и стала цедить кофе через зубы. А находя волосок в пище, на зубной щетке или даже в холодильнике, больше не испытывала тошноту. Лишние протеины, как говаривал Хит. Мередит успокаивала себя тем, что пес черной масти и его шерсть по крайней мере хорошо заметна. Огромный старый лизучий ротвейлер оказался лучшей в мире собакой.
Подрядчик закончил строительство псарни, и Мередит забеспокоилась, что Хит перестанет привозить по утрам собаку. Но он не перестал. И Голиаф, похоже, стал членом их маленькой семьи.
О том, что им придется переехать отсюда, если что-нибудь произойдет, Мередит боялась даже думать. Сэмми этого не перенесет. Девочка обожала Голиафа и буквально боготворила шерифа, который, в свою очередь, каждый вечер подогревал в ней это чувство. Сколько бы у Хита ни оказалось работы, он находил время для игры. Сэмми гарцевала по дому на его плечах. Или он подбрасывал девочку в воздух, а рядом кружил и лаял Голиаф. Наблюдая за этой троицей со стороны, Мередит ловила себя на мысли, что вот такой и должна быть настоящая семья. И случайностью рождения от Дэна она украдена у Сэмми.
Благодаря вниманию Хита дочь расцвела. С каждым днем перемены становились вес заметнее и быстрее шло выздоровление, которого не могли добиться ни врачи, ни ее мать.
Сэмми не только чаще смеялась, что само по себе уже было чудом. Она стала озорной и иногда даже не слушалась Мередит, хотя еще месяц назад на это не осмелилась бы. В отличие от многих матерей Мередит радовалась, когда дочь совершала проступок, каким бы он ни казался серьезным. Недавно девочка была лишь тенью ребенка и постоянно дрожала, как бы не сделать что-нибудь не так.
Вечером, после того как сняли на руке шов, Мередит подумала, уж не слишком ли разозорничалась ее дочь. Она сидела на грядках и пыталась привести землю в божеский вид, чтобы не упустить время посадок. Врач велел поберечь руку, и от непривычной нагрузки она заболела. Мередит сделала перерыв и представила, как будут выглядеть грядки через месяц — ровные ряды овощей.
Весенний вечер для работы выдался отличный. Из окна шел запах варившейся на медленном огне красной фасоли, и Мередит подумала, что надо пойти ее помешать, но сначала обойти двор. Хит закончил менять пол на кухне, завтра приступит к крыльцу подсобки, и Мередит хотела посмотреть, не осталось ли дощечек для ремонта сарая.
Но тут она услышала, что ее зовет Сэмми. Мередит прикрыла от солнца глаза и крикнула в ответ:
— Я здесь, родная!
Дочь обежала вокруг дома и пожаловалась:
— Ма-а, я не мо-у ды-ать!
Лицо девочки показалось ей странно асимметричным и носик какой-то приплюснутый.
Мередит опустилась перед ней на колени, присмотрелась внимательнее и тревожно переспросила:
— Ты не можешь дышать? У тебя распух нос. — Первой мыслью было, что ее укусил паук. — Ты не играла под крыльцом или в сарае?
— Нет.
— Не ударялась?
Глаза девочки наполнились слезами. Она покачала головой и заплакала.
— Это от фа-оли.
— От чего?
— Фа-оли. Я за-ихнула ее в нос, а она не вы-одит. — Сэмми прижалась к матери. — Ну, знаешь, фа-оли, той, что на у-ин.
Мередит со страхом воскликнула:
— Ты запихнула фасоль в нос? — Утром она уже поймала девочку за этим занятием, но тогда та пыталась засунуть фасоль в ухо. — Зачем ты это сделала?
Сэмми часто-часто заморгала, и по ее щекам заструились слезы размером с фасолины.
— Не знаю! Мамочка, больно. — Она потерла верхнюю губу. — И я не мо-у ды-ать.
Мередит почувствовала, что дочерью вот-вот овладеет настоящая паника, и ободряюще ее обняла.
— Давай не будем волноваться. Сейчас достанем из носа эту противную фасоль, и все будет в порядке.
Но через двадцать минут мать почувствовала, что паника грозит ей самой. Что бы она ни делала, фасолины при помощи пинцета из ноздрей не вылезали, словно пустили там корни, а из-за того, что девочка плакала, они, казалось, разбухали.
Признав поражение, Мередит сняла дочь с кухонного стола и объявила:
— Давай-ка лучше поедем к доктору.
Сэмми заревела еще сильнее.
— Бо-оюсь!
— Не надо, дорогая. — Мередит подхватила ее на руки и бросилась к машине. — Не бойся! Доктор их быстро достанет. У него есть специальные инструменты.
Правда, какие инструменты, Мередит совершенно не представляла. Что, кроме пинцета, может войти в крошечные детские ноздри? Она запихнула Сэмми в машину и застегнула на ней ремень.
— Сиди смирно, будь паинькой и постарайся не плакать. — И поцеловала дочь в покрытый испариной лоб. — Хорошо?
Обежала вокруг машины, села за руль и повернула ключ зажигания. Но ничего не произошло. Только раздался зловещий щелчок. Аккумулятор! В отчаянии Мередит ударила кулаком по рулю.
— Чтоб тебя!
— Мамочка, ты что?
— Машина не заводится.
Сэмми схватилась за распухшую переносицу и захныкала:
— Но у ме-я там фа-оль! Мне надо в бо-ницу!
Откуда-то издалека зазвонил телефон. Хит вынырнул из вечерней дремы, поскреб под мышкой и проснулся. Черт побери! Очередной вызов. Блюсти закон и порядок иногда бывает очень лень.
— Иду, иду! — крикнул он и опустил подножку раскладного кресла.
Бросился на кухню, но по дороге чуть не запнулся о дремавшего на пороге Голиафа и, чудом удержавшись на ногах, схватил телефонную трубку.
— Алло! — рявкнул он, гадая, кто бы это мог так поздно звонить. «Если тот трахнутый репортер, то пусть пеняет на себя: я его достану и разорву сукину сыну проклятую глотку. Но скорее это кто-нибудь из помощников». — Мастерс слушает.
— Хит?
— Мерри? — Шериф опешил; ее голос дрожал и на высокой ноте сорвался. — В чем дело?
— Сэмми. Ее надо отвезти в больницу, а машина не заводится.
— Сейчас буду!
— Подождите! У нас ничего серьезного. Не неситесь сломя голову!
Ничего серьезного. И все-таки она собирается везти ребенка в больницу. В трубке было слышно, как плакала Сэмми.
— Она не поранилась?
— Нет, запихнула в нос фасолины.
— Не понял.
— Запихнула фасолины в нос. Я позволила ей помогать перебирать фасоль. Наверное, тогда и засунула. А потом фасолины разбухли и теперь мешают и ей трудно дышать.
— Фасоль в нос? С какой стати? — Но не успел Хит спросить, как вспомнил, что сам пропихивал в ноздри вареное спагетти, высасывал в рот, а потом доводил сестру до обморока, протаскивая туда и сюда через пазуху. — Ладно, не важно. Послушайте, дорогая, прежде всего успокойтесь. С Сэмми все обойдется.
— Она очень испугалась, потому что не может дышать носом.
— Буду у вас через две минуты.
Хит повесил трубку, заскочил в ванную и, открыв аптечку, взял бутылочку минерального масла, йод и пипетку и через десять секунд вместе с Голиафом бежал по дороге. Уже у дома Мередит он услышал, как хрипло кричала Сэмми. Хороший признак: значит, ей хватало кислорода.
Мередит встретила его на крыльце.
— Подождите, только возьму кошелек — и едем.
Посторонившись, чтобы вместе с ним вошел Голиаф, Хит сразу же направился в гостиную.
— Не надо кошелька. Я сам достану эти фасолины.
— Вы уверены? Я пыталась много раз, но они застряли — ни туда, ни сюда.
Хит откупорил минеральное масло.
— Вы забываете, что я дипломированный специалист по оказанию первой помощи и мне постоянно приходится сталкиваться с такими вещами.
На самом деле ему ни разу не случалось вынимать из носа фасоль. Но в их управлении работала диспетчер Дженни Роуз, четырехлетний сын которой славился печальной склонностью засовывать посторонние предметы во все отверстия на собственном теле.
Хит прошел за Мередит на кухню. Сэмми сидела на столе — личико сморщилось, глаза заплаканы, выпяченная нижняя губа дрожала. Хит присел и с помощью карманного фонарика тщательно осмотрел ее нос.
— Я не о-у ды-ать. Мама го-орит, надо ехать к доктору.
Шериф снова направил лучик света ей в ноздри.
— Ничего, малышка, все будет хорошо. Фасолины даже не дали ростков.
Девочка скосила глаза на переносицу.
— Ростков? — От одной этой мысли ее снова одолел страх.
— Ни ростков, ни стеблей — повезло. Сейчас достанем эти противные фасолины, и тебе полегчает.
— Они не вы-одят.
— Выйдут! — Хит встряхнул бутылочку с маслом и подал Мередит пипетку и йод. — Вымойте, пожалуйста, пипетку.
Женщина бросилась к раковине и вытерла пипетку полотенцем. Но, отдавая, все же спросила:
— Вы уверены, что знаете, как надо действовать?
— По капле масла в каждую ноздрю — это поможет им выскользнуть, — усмехнулся шериф.
— Как я об этом не подумала?
Хит уложил девочку на спину на стол. Она застыла и напряглась. Но тут, на беду, Голиаф решил присоединиться к своей любимице. Пришлось его стаскивать на пол. Хит велел Мередит удерживать собаку за ошейник и успокоил ротвейлера:
— С ней ничего страшного, я не сделаю Сэмми больно.
Но девочка выглядела очень перепуганной, тогда шериф вложил в ее руку карманный фонарик и направил луч на потолок.
— Спорим, что ты не сможешь написать свое имя и ни разу не ошибиться в буквах. Следи за ней, мама. Если хоть одну перепутает, пусть начинает снова.
Девочка зажала фонарик в обоих кулачках, пристально посмотрела на потолок и, наморщив лоб, начала перечислять буквы своего имени. Но из-за того, что в ее ноздрях сидели фасолины, звуки получались гнусавые.
— Т-т, — проговорила она.
— С, — поправил Хит и присел у стола. — Вот и сбилась. Твое имя начинается не на Т! Давай сначала.
— Фу-ты! — вырвалось у Сэмми. Она озадаченно посмотрела на мать и начала сначала: — С, Э, М, М, И…
— Хорошо, — похвалил ее Хит и, взяв за подбородок, отвел назад голову. Затем, продолжая отвлекать внимание, приступил к работе. И вскоре с помощью пинцета одна из фасолин появилась на свет. Девочка захлопала от удивления глазами.
— Получилось! — Она втянула воздух освободившейся ноздрей.
— Не шмыгай носом, — предостерег шериф. — Фасоль уйдет глубже, ты ее проглотишь, а на следующей неделе она прорастет у тебя из пупка.
Сэмми захихикала. Хит посмеялся вместе с ней и снова взялся за дело. Вытащив вторую фасолину и не выпуская из рук пинцета, он повернулся к Мередит:
— Что скажете?
Судя по всему, она испытала такое облегчение, что Хит решил, она его вот-вот расцелует.
— Спасибо вам.
— Не за что.
Он помог Сэмми сесть, сказал Мередит, что можно отпускать Голиафа, и с улыбкой наблюдал, как пес тут же встал и положил передние лапы на стол рядом с девочкой.
— А теперь, юная леди, я прочитаю вам лекцию о том, что нельзя засовывать фасолины ни в нос, ни куда-либо еще.
Мередит отошла в сторону, обхватила руками плечи, но почти не слушала, как Хит делал внушение ее дочери о том насколько опасно запихивать в нос и уши посторонние предметы. После того как Сэмми ошиблась буквой, нервы Мередит до предела напряглись, а сердце билось, словно крылья испуганной птицы. Тэмми, Сэмми. Имена были очень похожи. Она сделала этот выбор не случайно — хотела, чтобы дочь как можно безболезненнее и быстрее привыкла к перемене. Но созвучность имен привела к тому, что девочка, когда волновалась, путала их.
Слава Богу, Хит не обратил внимания на оговорку. Он знал, что Сэмми только-только выучила буквы, и посчитал это обыкновенной ошибкой. Но что будет в следующий раз? Девочка еще такая маленькая. Со времени их переезда в Орегон Мередит постоянно натаскивала дочь, но запоминать приходилось слишком многое. Рано или поздно она снова проговорится, и тогда правда выплывет наружу.
Глупо. Как глупо! Похоже, она сошла с ума. Разве можно так рисковать? Этот человек — офицер полиции.
Устроившись на корточках у стола, Хит огромной загорелой рукой придерживал Сэмми за крохотный подбородок.
— Ну что, малышка, обещаешь больше не засовывать фасолины в нос? — спросил он. — И в уши, и в пупок, и… — Шериф в смущении осекся и покраснел, представив, насколько могло разыграться воображение девочки.
Глаза Сэмми округлились.
— Нет, — закричала она, — больше никуда не буду запихивать!
— Вот и хорошо. — Хит выпустил ее подбородок и в растерянности потер свою переносицу. — Вот и славно! — Потрепав Сэмми по волосам, он схватил собаку за ошейник и, смущенно бормоча что-то не вполне внятное об оставленной дома работе, направился к двери.
— Спасибо, что выручили, — проговорила Мередит, когда он оказался рядом. — Минеральное масло. Я запомню.
— Будем надеяться, это ее научит не засовывать фасоль в нос.
— Будем надеяться, — улыбнулась Мередит. — Но у детей очень короткая память.
— Утром по дороге в город заеду и заведу вашу машину от своей.
— Право, не стоит. Вы и так очень много для нас сделали.
— А вы представляете, во что вам обойдется вызов технички? — Глаза Хита сузились. — У меня это займет не больше пяти минут. Дадите поработать мотору на холостом ходу, и аккумулятор зарядится.
— Видимо, надо его менять. Он уже не первый раз отказывает.
— М-да… аккумулятор — серьезное приобретение, если зарплаты едва хватает на самое необходимое. — Он протянул руку и отвел прядь волос с ее щеки. — Вам нужен второй доход.
— Дома я могу делать не так много. А оставлять Сэмми с чужим человеком не хочу.
Неожиданно Хит погладил ее волосы.
— Мерри, я не говорю о дополнительной работе. Я имею в виду доход мужа.
Их взгляды встретились: ее — настороженный, его — полный нежности. Оба напряженно молчали. Мередит не могла даже думать, не то что двигаться, даже когда поняла, что Хит наклоняется к ней. На мгновение решила, что он собирался ее поцеловать. Синяя рубашка заслонила все вокруг, и Мередит невольно заметила, как плотно ткань облегает его грудь.
— Листок.
Длинные пальцы снова слегка коснулись ее волос, и через секунду Хит держал у нее перед носом листок. У Мередит возникло ощущение, что этот мужчина точно знал, чего она ждала, и нашел ее реакцию забавной. В конце концов, поцелуй — не бог весть какое событие.
— Спокойной ночи, Мередит, — хрипло произнес он. Но когда открывал дверь, услышал в тон:
— Спокойной ночи.
Но на самом деле она хотела сказать: «Прощай!»
Глава 11
Водрузив локти на стол и подперев кулаком подбородок, Хит сверился с датой на непомерно огромном календаре, который служил ему и книгой регистрации приводов. Понедельник, 19 мая. В следующую субботу начинается предпраздничный уикэнд. День поминовения — самый шумный и хлопотный для полиции праздник, когда пьяные несутся по дорогам, словно полчища сбесившихся муравьев, когда любители вылазок на природу оккупируют все доступные в округе места у воды и когда подростки отмечают окончание школы. Хит по опыту знал, что в течение этих семидесяти двух часов ему не придется спать и у него не будет ни минуты покоя.