Страница:
— Чем торгуете? — спросил Фландри, не столько даже из любопытства, сколько чтобы убить время до отлета.
На альфзарском говорить было нелегко, язык царапался во рту, как кошка, но ничего не поделаешь, существо напротив англика не знало.
— Да ничего особенного — шкуры, естественные волокна, фрукты… Кстати, вы не пробовали модъо? Ваши считают здесь это деликатесом. А я, право, не уверен. А знаете, что? Держу пари, никому еще в голову не приходило везти его к вам, на Терру! Далековато, конечно… — И бетельгейзианин погрузился в коммерческие соображения.
Фландри отхлебнул местного бренди и сказал:
— Ну, зачем же так далеко. Тут сохранилась масса наших независимых колоний с давних времен. Я сам только что с одной такой. Но вот про Юнан Бизар ничего не слышал.
— А с какой стати вам о ней слышать? Нет, нет, конечно, в архивах штаба сектора вы откопаете сведения о ней. Да и на самой Терре, я думаю, найти информацию можно было бы. Но, вообще говоря, это весьма таинственная штучка, доложу я вам. Планета в себе. Для нас она особой важности не представляет. Кое-что мы им продаем, разумеется, — ну там, машины или еще что-нибудь, — кое-что покупаем, я уже говорил, но все это не серьезно. А могло быть гораздо больше, не держи там кто-то лапу на торговле с нами.
— Вы уверены?
— Это очевидно. Да взять хотя бы их космодром. Старый, разбитый и один-единственный на всю планету! Какой-то антиквариат, а не техника, складов — раз-два и обчелся, да и те понатыканы в лесах у черта на рогах. Можно подумать, они все еще боятся радиации от кораблей! Коммерсантам шагу ступить никуда нельзя. Мало того, гостиницу и то еще не меблировали. Естественно, наши там не задерживаются: разгрузятся, погрузятся и — привет. С местными встречаться, а уж тем паче разговаривать тоже нельзя, разве что с парой тамошних чиновников. Я один раз попробовал — так, посмотреть, что из этого выйдет — заговорил с одним рыбаком, и что вы думаете? Удрал! Он знал закон!
— Ну и ну. — Фландри отрешенно тер подбородок, пытаясь осознать, что же с ним стало не так. Ах да. Щетина. Пора принимать очередную дозу противобородина. Но еще оставались усы, с которыми все пока было нормально, и Фландри занялся ими. — Удивляюсь, как они еще разрешили вам выучить их язык.
— О, это случилось давно, несколько поколений назад, на заре первых контактов. Английский оказался и для них и для нас не очень-то удобен. Горстка аристократов знает его и поныне, им мы и продаем книги, видео ну и все такое, чтобы держать правящий класс в курсе основных событий Галактики. Может быть, простые люди и дичают там потихоньку, но элита — нет.
— А занимаются чем они?
— Ну, этого я не знаю. Во всяком случае, богатая планета — ломится от природных ресурсов. Это даже из космоса видно. Но отсталая агрокультура, нелепые города…
— А что за планета? Какого типа?
— Известно какого. Терроид.
Фландри поморщился и вытащил сигарету.
— Ты думаешь, МНЕ это что-нибудь говорит? Мне, человеку?
— А, понимаю. Ну, тогда можно сказать еще вот что… Расстояние до солнца порядка одной астрономической единицы. Но солнце у них — звезда класса F2, помассивнее вашего будет. Соответственно и планета движется быстрее. Год у них там — девять месяцев. Ну что еще… Климат теплее, чем на Альфзаре или Терре. Спутников нет. Что там еще… Наклон оси маленький, сутки — десять часов. Планета меньше Терры, поэтому ускорение — всего 0,8 g. Как следствие — мало нагорий, все больше болота и острова. Континенты небольшие. Из-за меньшей силы тяжести и большего прогрева — гидросфера беднее, чем у вас. Никогда бы не подумали, глядя из космоса на повсеместные облака да обмелевшие моря… А, забыл. Что-то у них там с экологией, какие-то неприятности. Что именно, не знаю, да и наш вид это не затрагивает. А вот вам как-то предохраняться приходится. Впрочем, думаю, что это не опасно, иначе бы у них не выросло за триста лет колонизации население до ста миллионов.
— Ну, — заметил на это Фландри, — надо же людям как-то развлекаться.
Он курил в задумчивости. Изоляция Юнан Бизар, конечно, мало кого трогала, кроме разве самих жителей. С другой стороны, сколько он знал еще таких мест, где адские котелки втихаря и долгое время выпускали пары! В Империи насчитывалось около четырех миллионов подобных солнц и уследить за ними всеми не представлялось никакой возможности. Уже здесь, а тем более дальше, где варварство глубоко спрятано от посторонних глаз, куда совали нос враждебные мерсейцы, надежду на контроль за ситуацией смело можно было оставить.
А вместе с надеждой Терра отбросила и всяческие попытки влияния, не говоря уж о диктате. Иначе пришлось бы периодически просматривать архивы, досконально просеивать всю информацию разведки, расследовать каждую тайну, каждую мистерию… Для этого понадобится больший флот, а значит, и большие налоги на обывателя, а следовательно, прощай новенький самолет для пижона и браслеты для его пассии. Не приведи Бог, могут всплыть такие факты, что пришлось бы привести в действие флот и… О ужас! Не приведет ли все это к новой, полномасштабной войне?
«А, черт с этим, — думал он. — Я лечу домой, и что мне до всего этого? Миссия выполнена, отчет сделаем, только не переборщить, и — слава! Деньги, кстати, тоже. За несколько месяцев. А девочки…
Да, но все-таки престранно ведут себя эти чудики с Юнан Бизар. Отрезать себя добровольно от всего человечества?.. Вернусь — сообщу куда следует. Пусть займутся этой планеткой.
Хотя кому там до нее будет дело? Наивно думать. Лишь по моим невнятным подозрениям никто и пальцем не пошевелит».
— Где, — сказал капитан Фландри, — могу я арендовать птичку?
Самолет был большой и оборудованный по последнему слову техники. Очевидно, купленный у бетельгейзиан. Фландри посадили среди невозмутимых, с каменными лицами охранников, за всю дорогу не проронивших ни слова. Вароу, сидевший рядом, тоже не проявлял излишней оживленности. Ревел ветер и хлестал дождь. Но погода прояснилась, когда они повернули на Компонг Тимур. Фландри глядел вниз: под ними плескалось море огней. Граничащий с каким-то большим озером, город был густо изрезан каналами, в которых плавились ртутные я неоновые блики уличных ламп. Опытному наблюдателю сразу бросилось бы в глаза несоответствие между ярко освещенной центральной его частью и темными окраинами с приземистыми крышами. Значить это могло только одно — трущобы, а это в свою очередь — концентрацию власти и богатства в руках немногих.
— Куда мы летим? — спросил Фландри.
— На интервью. Правительственному Совету Биоконтроля не терпится познакомиться с вами. — Одна бровь Вароу приподнялась, что придало его круглому и гладкому лицу сардоническое выражение. — Надеюсь, вы не устали? Знаете, мы здесь из-за коротких суток приобрели привычку спать помалу, но чаше, несколько раз в день. Не хотите ли прилечь?
Фландри постукивал сигаретой по ногтю большого пальца.
— Вряд ли в этом будет смысл.
Вароу улыбнулся. Самолет пошел на снижение и опустился на посадочную площадку крыши одного высокого здания, без сомнения настолько важного, что воздвигнуто оно было на скалистом участке почвы, а не на привозных кучах песка, как большая часть городской застройки.
Не успел Фландри ступить на землю, как охранники взяли его в кольцо.
— Уберите ваших орлов, — бросил он Вароу, — не терплю курить, когда все пялятся.
Вароу кивнул головой, и молчаливые охранники ретировались, впрочем, не далеко. Фландри подошел к краю огражденной площадки.
Высоко на востоке плыли, кренясь от переполнявшей их влаги, облака, расстреливая по пути свой боевой запас. Но прямо над головой небо было чисто. Чужие созвездия мерцали сквозь фиолетовую дымку — подсвеченный скрытым за горизонтом солнцем верхний слой атмосферы. Вот красная искорка Бетельгейзе, а там желтая Спика. Фландри почувствовал печаль. Бог знает, доведется ли ему еще когда-нибудь потягивать там пиво. Похоже, что он вляпался во что-то безжалостное и зловещее.
Это многоярусное, в стиле пагоды здание имело в основании не менее ста квадратных метров. Каждый ярус завершался фигурной крышей со слоновьими головами и лампами в виде бивней. Поручень перил, за которые он сейчас держался, украшала чешуйчатая резьба. Купол здания венчал наглый, самоуверенный символ — перевернутая вверх когтями лапка какого-то стервятника, вцепившаяся мертвой хваткой в небеса. Позолоченные стены даже ночью вызывали головокружение. Прямо внизу, метрах в пятидесяти, текли масляные воды Большого Канала, на противоположном берегу которого протянулась линия дворцов с колоннадами, с крышами, рвущимися ввысь, и со стенами, расписанными какими-то танцующими многорукими фигурками. Кое-где светились окна, лилась нежная и печальная музыка. Но даже здесь, в центре города, ему чудились запахи джунглей.
— Прошу вас, — поклонился ему Вароу, приглашая последовать за ним.
Фландри последний раз затянулся и выкинул сигарету. Они прошли через арку в виде разинутой пасти какого-то монстра в длинный красный коридор с рядом дверей, часть из которых была открыта. Там, сидя на подушечках на манер портных за низкими столами, работали люди. Фландри читал таблички: Бюро Водного Сообщения; Комитет Сейсмической Энергии; Арбитраж… Да, по всей видимости, здесь размещалось правительство. Они вошли в лифт, откуда, опустившись ниже, попали в другой коридор, освещаемый лишь тускло флюоресцирующими колоннами.
Дверь в конце коридора открылась, и Фландри очутился в роскошной большой комнате в форме полусферы с окном, за которым стояла тьма Компонг Тимура. Справа и слева громоздилась техника: компьютеры, рекордеры, коммуникаторы. Черный инкрустированный местной слоновой костью стол стоял в центре комнаты. За ним восседали правители Юнан Бизар.
Излучая самую беззаботнейшую улыбку, Фландри приблизился к столу, профессионально отмечая каждую деталь обстановки. На длинной скамье, поджав ноги «по-турецки», сидели двадцать бритых старцев в хитонах и с одинаковыми татуировками на бровях: золотой кружок с крестиком внизу и стрелкой наверху. Зато нагрудные знаки различались — шестеренка, транзистор, интеграл от «дэ икс», символы волн и снопа колосьев, молния. Одним словом, геральдика правительства, сделавшего ставку на технократию.
Почти все они были старше Вароу и совсем не в лучшей форме. Тот, кто был посередине, с жирным и раздраженным лицом и знаком в виде хищного когтя на груди — символ могущества, — являлся, очевидно, главной шишкой на Юнан Бизар.
Никто, за исключением приторно-любезного Вароу, не пытался скрыть своей враждебной настроенности. Глаза их сузились в узкие щелки, пот возбуждения блестел на щеках, пальцы барабанили по крышке стола. Фландри заставил себя расслабиться, что было совсем не шуточным делом, если учесть присутствие головорезов за спиной и их кинжалы.
Молчание затягивалось. Кто-то должен был его нарушить.
— Бу, — сказал Фландри.
Человек в центре зашевелился.
— Что?..
— Формула приветствия, ваше величество.
— Называй меня туан Солу Банданг. — Жирный обернулся к Вароу: — Так это и есть, как это… тот самый, э-э-э… агент с Терры?
— Нет, — фыркнул Фландри, — я тут папиросками приторговываю. — Впрочем, справедливости ради надо заметить, сказал он это негромко и не на пулаойском.
— Да, туан. — Вароу склонил голову, сложив ладони вместе. Они продолжали пожирать его глазами. Фландри еще раз сверкнул ослепительной улыбкой и изобразил некий пируэт. Ну что ж, им стоило разглядеть его получше, самодовольно убеждал он себя; чего стоит, например, одна только его атлетическая фигура (спасибо гимнастике, хоть и терпеть ее не мог, но принуждал себя заниматься)! А тонкая кость? А прямой нос? И вообще все аристократические черты — по самой последней моде Терры (второе спасибо — самым модным на Терре биоскульпторам)? Добавьте сюда еще серые глаза и каштановые волосы, подрезанные бачки а-ля Империя, прилизанную макушку… Банданг вдруг с беспокойством встрепенулся.
— Забери у него это, как его… пушку, — приказал он.
— Пожалуйста, туан, — сказал Фландри, — моя бедная драгоценная бабушка оставила мне это. Еще пахнет лавандой. Мое сердце разорвалось бы от горя, попытайся кто отнять ее у меня, я вышиб бы из него мозги.
Один из них истошно завизжал, побагровев:
— Ты, чужеземец, отдаешь ли ты себе отчет, где находишься?!
— А, пусть, раз ему так уж хочется, туан, — безмятежно сказал Вароу. Он улыбнулся Фландри и добавил: — Не следует начинать с распрей такой знаменательный день воссоединения.
Над длинным столом пронесся вздох. Банданг указал на маленькую подушечку перед столом:
— Садись.
— Нет, спасибо. — Фландри внимательно изучал присутствующих.
Пожалуй, самым разумным из всей компании был Вароу. Остальные же, оправившись от первоначального шока, вновь приняли свой обычный надменный и презрительный вид. Действительно, стоило ли беспокоиться из-за какой-то пушки, к тому же единственной на всю огромную комнату?
— Как хочешь, — продолжал между тем Банданг. Он подался вперед, скорчив умильно-елейную мину. — Видишь ли, капитан, ты, я полагаю, поймешь… насколько деликатен… Да, как деликатен этот вопрос. Убежден, что твое благоразумие… — Его голос прервался. Туан самодовольно улыбался.
— Если я причиняю какое-либо беспокойство, туан, то приношу свои извинения, — сказал Фландри. — Буду рад отчалить отсюда как можно скорее. — И как еще рад!
— Ага. Нет. Нет, боюсь, что это… неосуществимо. В данный момент по крайней мере. Я хочу заметить нечто очень простое, само собой разумеющееся… у меня нет сомнений, что такой человек, как ты, тонкого воспитания и изысканных манер… таких познаний может… понять?.. Да, понять и оценить серьезность ситуации. — Банданг перевел дыхание. Остальные отрешенно молчали. — Погляди на эту планету: люди, культура… и все это в изоляции более четырехсот лет! — (Местных лет, напомнил себе Фландри. Но все равно прилично.) — Естественно, такая цивилизация… э-э-э… развивалась своими путями. Своя система ценностей, свои традиции, своя религия… и э-э… свои достижения — социоэкономическое равновесие — и все это не может быть в одночасье разрушено без страданий, без боли, без потерь. Непоправимых потерь.
Прекрасно зная проблемы Империи и обладая непредвзятым взглядом на вещи, Фландри вполне мог понять нежелание некоторых цивилизаций иметь дело с себе подобными. Но в данном случае за этим скрывалось что-то еще, помимо простого желания сохранить независимость и достоинство. Эта публика была достаточно хорошо осведомлена о всех делах в космосе, чтобы не знать, что Терра давно не представляет ни для кого угрозы. Империя стара и неповоротлива, и ей не нужна новая собственность, если только ее к этому не принудит военная необходимость. Что-то неблаговидное и зловещее было на Юнан Бизар, и это пытались скрыть.
— Вот что мы хотим знать… э-э, ты пришел к нам с официальными полномочиями или нет? И если да, то какое послание ты должен нам вручить от своих… уважаемых начальников? — продолжал Банданг.
Фландри тщательно взвесил ответ, помня о кинжалах за спиной и о ночи на дворе.
— У меня нет никакого послания, туан, ничего, кроме простого дружеского приветствия, — сказал Фландри. — И что еще может вам предложить Империя, пока вы в свою очередь не предоставите ей возможность ближе узнать вас?
— Но ведь ты пришел к нам по поручению? По приказу? Ведь не случайно?..
— Мои документы остались на корабле, туан. — Фландри очень надеялся, что его командировочное предписание, страховой полис и ряд других бумажек произведут должный эффект. Как знать, где может оказаться случайный гость на Юнан Бизаре? На дне какого-нибудь канала, с перерезанным горлом? И ни одна живая душа во Вселенной не побеспокоится на этот счет.
— Какие документы? — нервно выкрикнул кто-то из-за стола. Вароу нахмурился. Тревога и раздражение, появившиеся на лице шефа охраны, были понятны Фландри. Расследование — если это было расследованием — таким образом не проводят. Биоконтроль вел себя неосмотрительно, оказываясь жертвой своих же примитивных методов: грубые угрозы, еще более грубые инсинуации. По-видимому, это были любители, а Вароу — единственный среди них профессионал. Любой самого низшего ранга политик в Империи разбирался в людях гораздо лучше, чем они, и не стал бы так неумело уличать подозреваемого.
— С твоего разрешения, туан, — вмешался Вароу, — я боюсь, что у нашего гостя может сложиться превратное мнение о нас. Будет ли позволено недостойному слуге поговорить с ним и обсудить эту тему в частной беседе, так сказать, приватно?
— Ну уж нет! — набычился Банданг. — Давайте-ка без ваших фокусов-покусов! Я не люблю болтать попусту. Не люблю слова. Да, не люблю, капитан, и я уверен, что ты поймешь… что не сочтешь за оскорбление… все мы, в конце концов, несем ответственность за планету и… ага, вот: как человек искушенный, ты… не будешь возражать, чтобы мы подвергли тебя наркосинтезу?
Фландри окаменел. Не ослышался ли он?
— Что?..
— В конце концов, — Банданг облизнулся, — ты появляешься здесь без всякого предупреждения, без фанфар, так сказать… Мы имеем все основания допустить, что ты самозванец. Обманщик. Подожди! Пойми нас, не возмущайся и не обижайся… на мое предположение. Если ты действительно тот, за кого себя выдаешь — официальное лицо, э-э-э… делегат, агент, то мы вправе убедиться…
— Прости, туан, — отчеканил Фландри, — но мне привит иммунитет ко всем специальным препаратам — детекторам лжи.
— Да?.. О-о. М-да. Понимаю. Ну тогда… У нас есть гипнозонд. Знаешь, департамент нашего коллеги Вароу идет в ногу со временем. Мы закупили эту штуку у бетельгейзиан. Да, разумеется, я понимаю, что это может быть несколько неприятным… так сказать…
Неприятным?! Мягко сказано, думал терранин. Мурашки поползли по его коже. Да, вот уж действительно любители. Кто, понимай он законы войны и политики, был бы так беспечен? Зондировать мозг офицера Империи! Как будто Империя позволит кому бы то ни было узнать хотя бы половину того, что знает он, и остаться при этом в живых! Да, любители…
Он пристально посмотрел в глаза Вароу, единственного, кто мог представить себе последствия этой акции, но не нашел в них сочувствия, а увидел лишь холодный азарт охотника. Не трудно было угадать его мысли: если Фландри оказался здесь случайно, по собственной прихоти, то все очень просто. Мы убьем его. Если же он разведчик, тогда дело осложняется: надо будет обставить его «случайную» смерть как можно более убедительно. Но, во всяком случае, мы узнаем, какие сюрпризы готовит нам Терра, и примем своевременные меры, чтобы еще глубже спрятать нашу ВЕЛИКУЮ ТАЙНУ.
Больше всего Фландри угнетала одна мысль: это то, что они обязательно узнают, что никто Фландри не посылал, что визит предпринят исключительно по собственной инициативе, и если что-нибудь с ним случится, никто в обремененной заботами Службе не займется его розыском.
Фландри представил, сколько вина, женщин и приключений ждало его впереди. Смерть казалась просто глупостью. И он опустил руку на бластер.
— Я не советовал бы это делать, приятель, — сказал он. Краем глаза он успел заметить бесшумно мотнувшуюся к нему тень стража с поднятой дубинкой. Фландри шагнул в сторону, подцепил его ногу своей и врезал, уже падавшему, по уху. Охранник рухнул на пол и больше не шевелился. Раздался рев его товарищей. Блеснули ножи.
— Прекратить! — завизжал Банданг. — Немедленно прекратить! — Но только после свистка Вароу охранники, словно побитые псы, заняли прежние позиции.
— Ну хватит, — сказал Вароу. — Убери свою игрушку, Фландри.
— Это очень полезная игрушка, — терранин оскалил зубы в гримасе улыбки. — Ею можно убивать.
— И чего ты этим добьешься? Ты никогда не сможешь улететь отсюда. А через тридцать дней — через две террестианские недели — смотри, что будет, — не обращая внимания на ошеломленных правителей и ропот стражи, Вароу пересек комнату и подошел к экрану и покрутил ручку.
Только учащенное дыхание сидевших за столом нарушало воцарившуюся тишину.
— Вот что происходит с теми, кто осужден на публичную казнь. — Вароу щелкнул выключателем, и экран засветился. — Перед тобой сейчас площадь Четырех богов. Пойми, мы отнюдь не кровожадны, и за обычные проступки предусмотрены менее жестокие наказания. Но несчастный, которого ты сейчас видишь, поднял руку на работника Биоконтроля. Несколько часов назад преступник достиг демонстрационного, если можно так выразиться, состояния.
Фландри видел площадь, окруженную водой канала и многорукими статуями. Статуи тянули множество растущих от плечей рук во всех направлениях. Посередине площади стояла клетка с совершенно голым человеком. Он лежал. К клетке был прикреплен плакат с приговором.
Спина человека выгнулась дугой, руки хватали воздух. Он кричал. При каждом вздохе ребра его вот-вот, казалось, треснут. Из носа сочилась кровь. Челюсть отвисла. Слепые, выскочившие из орбит глаза.
— Дальше будет еще хуже, — сказал Вароу. — Смерть наступит только через несколько часов.
— Вы отняли у него таблетки? — произнес Фландри как в ночном кошмаре.
Вароу приглушил душераздирающий крик, раздававшийся из приемника, и поправил:
— Нет. Просто мы больше ему не даем их. Обычно в таких случаях осужденный сам кончает с собой. Но этот просчитался, полагая, что ограничится более мягким наказанием — рабством. Но он, повторяю, просчитался. Его вина безмерна. Жизнь человека на Юнан Бизар полностью зависит от Биоконтроля. Поэтому Биоконтроль — это святыня.
Фландри отвел глаза от экрана. Всегда считал себя крепким и тертым калачом, а тут вот не выдержал.
— Что является причиной смерти? — спросил он бесцветным голосом.
— Пустяк. История такова: жизнь здесь в принципе течет по законам Терры, и человеку есть что пить, есть что есть. Только имеется одна крохотная деталька — бактерия, живущая в воздухе. Ее микробы, попадая в кровь и реагируя с протеином, выделяют ацетилхолин. Вы представляете, как реагирует на это нервная система?
— Да.
— Юнан Бизар не могли колонизировать до тех пор, пока ученые с планеты-прародительницы Новой Явы не нашли противоядие. Так вот. Его производством и распределением и занимается Биоконтроль.
Фландри обвел взглядом присутствующих:
— Боюсь, что не смогу доставить вам удовольствие через тридцать дней, джентльмены. Вароу выключил экран.
— Ты мог бы укокошить некоторых из нас прежде, чем уложат тебя, — сказал он. — Но запомни, никто из Биоконтроля не боится смерти.
Покрытая потом физиономия Банданга явно опровергала это заявление. Все остальные сохраняли зловещие мины. С увядших губ одного из этих фанатов сорвался тихий шепот:
— Да, пока длится Святая Миссия. Вароу протянул руку.
— Так что дайте-ка лучше свое оружие, — закончил он речь почти с дружеской легкостью.
Фландри выстрелил.
Банданг пискнул и провалился под стол. Как ни странно, но Фландри промахнулся. Оконное стекло разлетелось вдребезги. На улице грянул гром и сверкнула молния.
— Идиот! — закричал Вароу.
Фландри рванулся к окну. Охранники кинулись наперерез. Он вспрыгнул на стол. Один лысый попытался схватить его за ногу, и тут же его зубы хрустнули под башмаком Фландри. Он перепрыгнул (как в детстве в чехарду — а, Фландри?) через старикашку, спружинив по другую сторону стола.
Совсем рядом просвистел брошенный нож. Впереди зияло черное отверстие окна. Фландри прыгнул в темноту, перевернулся в воздухе и упал на низлежащую крышу с небольшим уклоном. Кубарем пролетев до ее края, он крутанулся в воздухе, перевалился через край и вытянулся в струнку, летя в черные воды канала.
Какая же все-таки отвратительно грязная вода! На мгновение в уме мелькнул вопрос, есть ли шанс спасти одежду. В конце концов, костюмчик обошелся ему не дешево. Незнакомая вонь била в нос, и Фландри поплыл в поисках спасительной темноты.
Подобно призраку в такой драматический момент, по глади воды Фландри догоняла развеселая лодочка с огоньками по бортам. Нос и корма загибались кверху, как у ладьи. Там, под прозрачным балдахином, обнималась влюбленная парочка: оба в юбках и прическами под бобрик. Видимо, такова была здесь мода для обоих полов. Фландри успел заметить и признаки богатства: причудливо разукрашенные тела, обилие браслетов на руках. С лодки неслась мяукающая музыка. Золотая молодежь, нет сомнений. Фландри пришлось нырнуть, пропуская лодку, и ощутить ушами и телом вибрацию ходового винта.
Вынырнув на поверхность, он услышал новый звук. То был зловещий вой из громкоговорителя на золотой пагоде. Тревога? Через несколько минут псы Вароу выследят его! Этот трус Банданг мог и подождать тридцать дней, пока он не издохнет где-нибудь. Но не таков был шеф Охраны. Тот был охотник, а он, Фландри, — дичь. Скинув с себя ботинки, он поплыл быстрее.
Яркие огни ослепили его на пересечении каналов. Казалось, все показывали на него пальцем, все его видели. Другой канал: представлял собой торговую магистраль, где проходили не только разукрашенные прогулочные лодочки, но и грузовые баржи, водные автобусы и всякие другие суда. Пешеходы запрудили узкие набережные перед домами и мосты, перекинутые через каналы. В воздухе стоял гул ночного города.
На альфзарском говорить было нелегко, язык царапался во рту, как кошка, но ничего не поделаешь, существо напротив англика не знало.
— Да ничего особенного — шкуры, естественные волокна, фрукты… Кстати, вы не пробовали модъо? Ваши считают здесь это деликатесом. А я, право, не уверен. А знаете, что? Держу пари, никому еще в голову не приходило везти его к вам, на Терру! Далековато, конечно… — И бетельгейзианин погрузился в коммерческие соображения.
Фландри отхлебнул местного бренди и сказал:
— Ну, зачем же так далеко. Тут сохранилась масса наших независимых колоний с давних времен. Я сам только что с одной такой. Но вот про Юнан Бизар ничего не слышал.
— А с какой стати вам о ней слышать? Нет, нет, конечно, в архивах штаба сектора вы откопаете сведения о ней. Да и на самой Терре, я думаю, найти информацию можно было бы. Но, вообще говоря, это весьма таинственная штучка, доложу я вам. Планета в себе. Для нас она особой важности не представляет. Кое-что мы им продаем, разумеется, — ну там, машины или еще что-нибудь, — кое-что покупаем, я уже говорил, но все это не серьезно. А могло быть гораздо больше, не держи там кто-то лапу на торговле с нами.
— Вы уверены?
— Это очевидно. Да взять хотя бы их космодром. Старый, разбитый и один-единственный на всю планету! Какой-то антиквариат, а не техника, складов — раз-два и обчелся, да и те понатыканы в лесах у черта на рогах. Можно подумать, они все еще боятся радиации от кораблей! Коммерсантам шагу ступить никуда нельзя. Мало того, гостиницу и то еще не меблировали. Естественно, наши там не задерживаются: разгрузятся, погрузятся и — привет. С местными встречаться, а уж тем паче разговаривать тоже нельзя, разве что с парой тамошних чиновников. Я один раз попробовал — так, посмотреть, что из этого выйдет — заговорил с одним рыбаком, и что вы думаете? Удрал! Он знал закон!
— Ну и ну. — Фландри отрешенно тер подбородок, пытаясь осознать, что же с ним стало не так. Ах да. Щетина. Пора принимать очередную дозу противобородина. Но еще оставались усы, с которыми все пока было нормально, и Фландри занялся ими. — Удивляюсь, как они еще разрешили вам выучить их язык.
— О, это случилось давно, несколько поколений назад, на заре первых контактов. Английский оказался и для них и для нас не очень-то удобен. Горстка аристократов знает его и поныне, им мы и продаем книги, видео ну и все такое, чтобы держать правящий класс в курсе основных событий Галактики. Может быть, простые люди и дичают там потихоньку, но элита — нет.
— А занимаются чем они?
— Ну, этого я не знаю. Во всяком случае, богатая планета — ломится от природных ресурсов. Это даже из космоса видно. Но отсталая агрокультура, нелепые города…
— А что за планета? Какого типа?
— Известно какого. Терроид.
Фландри поморщился и вытащил сигарету.
— Ты думаешь, МНЕ это что-нибудь говорит? Мне, человеку?
— А, понимаю. Ну, тогда можно сказать еще вот что… Расстояние до солнца порядка одной астрономической единицы. Но солнце у них — звезда класса F2, помассивнее вашего будет. Соответственно и планета движется быстрее. Год у них там — девять месяцев. Ну что еще… Климат теплее, чем на Альфзаре или Терре. Спутников нет. Что там еще… Наклон оси маленький, сутки — десять часов. Планета меньше Терры, поэтому ускорение — всего 0,8 g. Как следствие — мало нагорий, все больше болота и острова. Континенты небольшие. Из-за меньшей силы тяжести и большего прогрева — гидросфера беднее, чем у вас. Никогда бы не подумали, глядя из космоса на повсеместные облака да обмелевшие моря… А, забыл. Что-то у них там с экологией, какие-то неприятности. Что именно, не знаю, да и наш вид это не затрагивает. А вот вам как-то предохраняться приходится. Впрочем, думаю, что это не опасно, иначе бы у них не выросло за триста лет колонизации население до ста миллионов.
— Ну, — заметил на это Фландри, — надо же людям как-то развлекаться.
Он курил в задумчивости. Изоляция Юнан Бизар, конечно, мало кого трогала, кроме разве самих жителей. С другой стороны, сколько он знал еще таких мест, где адские котелки втихаря и долгое время выпускали пары! В Империи насчитывалось около четырех миллионов подобных солнц и уследить за ними всеми не представлялось никакой возможности. Уже здесь, а тем более дальше, где варварство глубоко спрятано от посторонних глаз, куда совали нос враждебные мерсейцы, надежду на контроль за ситуацией смело можно было оставить.
А вместе с надеждой Терра отбросила и всяческие попытки влияния, не говоря уж о диктате. Иначе пришлось бы периодически просматривать архивы, досконально просеивать всю информацию разведки, расследовать каждую тайну, каждую мистерию… Для этого понадобится больший флот, а значит, и большие налоги на обывателя, а следовательно, прощай новенький самолет для пижона и браслеты для его пассии. Не приведи Бог, могут всплыть такие факты, что пришлось бы привести в действие флот и… О ужас! Не приведет ли все это к новой, полномасштабной войне?
«А, черт с этим, — думал он. — Я лечу домой, и что мне до всего этого? Миссия выполнена, отчет сделаем, только не переборщить, и — слава! Деньги, кстати, тоже. За несколько месяцев. А девочки…
Да, но все-таки престранно ведут себя эти чудики с Юнан Бизар. Отрезать себя добровольно от всего человечества?.. Вернусь — сообщу куда следует. Пусть займутся этой планеткой.
Хотя кому там до нее будет дело? Наивно думать. Лишь по моим невнятным подозрениям никто и пальцем не пошевелит».
— Где, — сказал капитан Фландри, — могу я арендовать птичку?
Самолет был большой и оборудованный по последнему слову техники. Очевидно, купленный у бетельгейзиан. Фландри посадили среди невозмутимых, с каменными лицами охранников, за всю дорогу не проронивших ни слова. Вароу, сидевший рядом, тоже не проявлял излишней оживленности. Ревел ветер и хлестал дождь. Но погода прояснилась, когда они повернули на Компонг Тимур. Фландри глядел вниз: под ними плескалось море огней. Граничащий с каким-то большим озером, город был густо изрезан каналами, в которых плавились ртутные я неоновые блики уличных ламп. Опытному наблюдателю сразу бросилось бы в глаза несоответствие между ярко освещенной центральной его частью и темными окраинами с приземистыми крышами. Значить это могло только одно — трущобы, а это в свою очередь — концентрацию власти и богатства в руках немногих.
— Куда мы летим? — спросил Фландри.
— На интервью. Правительственному Совету Биоконтроля не терпится познакомиться с вами. — Одна бровь Вароу приподнялась, что придало его круглому и гладкому лицу сардоническое выражение. — Надеюсь, вы не устали? Знаете, мы здесь из-за коротких суток приобрели привычку спать помалу, но чаше, несколько раз в день. Не хотите ли прилечь?
Фландри постукивал сигаретой по ногтю большого пальца.
— Вряд ли в этом будет смысл.
Вароу улыбнулся. Самолет пошел на снижение и опустился на посадочную площадку крыши одного высокого здания, без сомнения настолько важного, что воздвигнуто оно было на скалистом участке почвы, а не на привозных кучах песка, как большая часть городской застройки.
Не успел Фландри ступить на землю, как охранники взяли его в кольцо.
— Уберите ваших орлов, — бросил он Вароу, — не терплю курить, когда все пялятся.
Вароу кивнул головой, и молчаливые охранники ретировались, впрочем, не далеко. Фландри подошел к краю огражденной площадки.
Высоко на востоке плыли, кренясь от переполнявшей их влаги, облака, расстреливая по пути свой боевой запас. Но прямо над головой небо было чисто. Чужие созвездия мерцали сквозь фиолетовую дымку — подсвеченный скрытым за горизонтом солнцем верхний слой атмосферы. Вот красная искорка Бетельгейзе, а там желтая Спика. Фландри почувствовал печаль. Бог знает, доведется ли ему еще когда-нибудь потягивать там пиво. Похоже, что он вляпался во что-то безжалостное и зловещее.
Это многоярусное, в стиле пагоды здание имело в основании не менее ста квадратных метров. Каждый ярус завершался фигурной крышей со слоновьими головами и лампами в виде бивней. Поручень перил, за которые он сейчас держался, украшала чешуйчатая резьба. Купол здания венчал наглый, самоуверенный символ — перевернутая вверх когтями лапка какого-то стервятника, вцепившаяся мертвой хваткой в небеса. Позолоченные стены даже ночью вызывали головокружение. Прямо внизу, метрах в пятидесяти, текли масляные воды Большого Канала, на противоположном берегу которого протянулась линия дворцов с колоннадами, с крышами, рвущимися ввысь, и со стенами, расписанными какими-то танцующими многорукими фигурками. Кое-где светились окна, лилась нежная и печальная музыка. Но даже здесь, в центре города, ему чудились запахи джунглей.
— Прошу вас, — поклонился ему Вароу, приглашая последовать за ним.
Фландри последний раз затянулся и выкинул сигарету. Они прошли через арку в виде разинутой пасти какого-то монстра в длинный красный коридор с рядом дверей, часть из которых была открыта. Там, сидя на подушечках на манер портных за низкими столами, работали люди. Фландри читал таблички: Бюро Водного Сообщения; Комитет Сейсмической Энергии; Арбитраж… Да, по всей видимости, здесь размещалось правительство. Они вошли в лифт, откуда, опустившись ниже, попали в другой коридор, освещаемый лишь тускло флюоресцирующими колоннами.
Дверь в конце коридора открылась, и Фландри очутился в роскошной большой комнате в форме полусферы с окном, за которым стояла тьма Компонг Тимура. Справа и слева громоздилась техника: компьютеры, рекордеры, коммуникаторы. Черный инкрустированный местной слоновой костью стол стоял в центре комнаты. За ним восседали правители Юнан Бизар.
Излучая самую беззаботнейшую улыбку, Фландри приблизился к столу, профессионально отмечая каждую деталь обстановки. На длинной скамье, поджав ноги «по-турецки», сидели двадцать бритых старцев в хитонах и с одинаковыми татуировками на бровях: золотой кружок с крестиком внизу и стрелкой наверху. Зато нагрудные знаки различались — шестеренка, транзистор, интеграл от «дэ икс», символы волн и снопа колосьев, молния. Одним словом, геральдика правительства, сделавшего ставку на технократию.
Почти все они были старше Вароу и совсем не в лучшей форме. Тот, кто был посередине, с жирным и раздраженным лицом и знаком в виде хищного когтя на груди — символ могущества, — являлся, очевидно, главной шишкой на Юнан Бизар.
Никто, за исключением приторно-любезного Вароу, не пытался скрыть своей враждебной настроенности. Глаза их сузились в узкие щелки, пот возбуждения блестел на щеках, пальцы барабанили по крышке стола. Фландри заставил себя расслабиться, что было совсем не шуточным делом, если учесть присутствие головорезов за спиной и их кинжалы.
Молчание затягивалось. Кто-то должен был его нарушить.
— Бу, — сказал Фландри.
Человек в центре зашевелился.
— Что?..
— Формула приветствия, ваше величество.
— Называй меня туан Солу Банданг. — Жирный обернулся к Вароу: — Так это и есть, как это… тот самый, э-э-э… агент с Терры?
— Нет, — фыркнул Фландри, — я тут папиросками приторговываю. — Впрочем, справедливости ради надо заметить, сказал он это негромко и не на пулаойском.
— Да, туан. — Вароу склонил голову, сложив ладони вместе. Они продолжали пожирать его глазами. Фландри еще раз сверкнул ослепительной улыбкой и изобразил некий пируэт. Ну что ж, им стоило разглядеть его получше, самодовольно убеждал он себя; чего стоит, например, одна только его атлетическая фигура (спасибо гимнастике, хоть и терпеть ее не мог, но принуждал себя заниматься)! А тонкая кость? А прямой нос? И вообще все аристократические черты — по самой последней моде Терры (второе спасибо — самым модным на Терре биоскульпторам)? Добавьте сюда еще серые глаза и каштановые волосы, подрезанные бачки а-ля Империя, прилизанную макушку… Банданг вдруг с беспокойством встрепенулся.
— Забери у него это, как его… пушку, — приказал он.
— Пожалуйста, туан, — сказал Фландри, — моя бедная драгоценная бабушка оставила мне это. Еще пахнет лавандой. Мое сердце разорвалось бы от горя, попытайся кто отнять ее у меня, я вышиб бы из него мозги.
Один из них истошно завизжал, побагровев:
— Ты, чужеземец, отдаешь ли ты себе отчет, где находишься?!
— А, пусть, раз ему так уж хочется, туан, — безмятежно сказал Вароу. Он улыбнулся Фландри и добавил: — Не следует начинать с распрей такой знаменательный день воссоединения.
Над длинным столом пронесся вздох. Банданг указал на маленькую подушечку перед столом:
— Садись.
— Нет, спасибо. — Фландри внимательно изучал присутствующих.
Пожалуй, самым разумным из всей компании был Вароу. Остальные же, оправившись от первоначального шока, вновь приняли свой обычный надменный и презрительный вид. Действительно, стоило ли беспокоиться из-за какой-то пушки, к тому же единственной на всю огромную комнату?
— Как хочешь, — продолжал между тем Банданг. Он подался вперед, скорчив умильно-елейную мину. — Видишь ли, капитан, ты, я полагаю, поймешь… насколько деликатен… Да, как деликатен этот вопрос. Убежден, что твое благоразумие… — Его голос прервался. Туан самодовольно улыбался.
— Если я причиняю какое-либо беспокойство, туан, то приношу свои извинения, — сказал Фландри. — Буду рад отчалить отсюда как можно скорее. — И как еще рад!
— Ага. Нет. Нет, боюсь, что это… неосуществимо. В данный момент по крайней мере. Я хочу заметить нечто очень простое, само собой разумеющееся… у меня нет сомнений, что такой человек, как ты, тонкого воспитания и изысканных манер… таких познаний может… понять?.. Да, понять и оценить серьезность ситуации. — Банданг перевел дыхание. Остальные отрешенно молчали. — Погляди на эту планету: люди, культура… и все это в изоляции более четырехсот лет! — (Местных лет, напомнил себе Фландри. Но все равно прилично.) — Естественно, такая цивилизация… э-э-э… развивалась своими путями. Своя система ценностей, свои традиции, своя религия… и э-э… свои достижения — социоэкономическое равновесие — и все это не может быть в одночасье разрушено без страданий, без боли, без потерь. Непоправимых потерь.
Прекрасно зная проблемы Империи и обладая непредвзятым взглядом на вещи, Фландри вполне мог понять нежелание некоторых цивилизаций иметь дело с себе подобными. Но в данном случае за этим скрывалось что-то еще, помимо простого желания сохранить независимость и достоинство. Эта публика была достаточно хорошо осведомлена о всех делах в космосе, чтобы не знать, что Терра давно не представляет ни для кого угрозы. Империя стара и неповоротлива, и ей не нужна новая собственность, если только ее к этому не принудит военная необходимость. Что-то неблаговидное и зловещее было на Юнан Бизар, и это пытались скрыть.
— Вот что мы хотим знать… э-э, ты пришел к нам с официальными полномочиями или нет? И если да, то какое послание ты должен нам вручить от своих… уважаемых начальников? — продолжал Банданг.
Фландри тщательно взвесил ответ, помня о кинжалах за спиной и о ночи на дворе.
— У меня нет никакого послания, туан, ничего, кроме простого дружеского приветствия, — сказал Фландри. — И что еще может вам предложить Империя, пока вы в свою очередь не предоставите ей возможность ближе узнать вас?
— Но ведь ты пришел к нам по поручению? По приказу? Ведь не случайно?..
— Мои документы остались на корабле, туан. — Фландри очень надеялся, что его командировочное предписание, страховой полис и ряд других бумажек произведут должный эффект. Как знать, где может оказаться случайный гость на Юнан Бизаре? На дне какого-нибудь канала, с перерезанным горлом? И ни одна живая душа во Вселенной не побеспокоится на этот счет.
— Какие документы? — нервно выкрикнул кто-то из-за стола. Вароу нахмурился. Тревога и раздражение, появившиеся на лице шефа охраны, были понятны Фландри. Расследование — если это было расследованием — таким образом не проводят. Биоконтроль вел себя неосмотрительно, оказываясь жертвой своих же примитивных методов: грубые угрозы, еще более грубые инсинуации. По-видимому, это были любители, а Вароу — единственный среди них профессионал. Любой самого низшего ранга политик в Империи разбирался в людях гораздо лучше, чем они, и не стал бы так неумело уличать подозреваемого.
— С твоего разрешения, туан, — вмешался Вароу, — я боюсь, что у нашего гостя может сложиться превратное мнение о нас. Будет ли позволено недостойному слуге поговорить с ним и обсудить эту тему в частной беседе, так сказать, приватно?
— Ну уж нет! — набычился Банданг. — Давайте-ка без ваших фокусов-покусов! Я не люблю болтать попусту. Не люблю слова. Да, не люблю, капитан, и я уверен, что ты поймешь… что не сочтешь за оскорбление… все мы, в конце концов, несем ответственность за планету и… ага, вот: как человек искушенный, ты… не будешь возражать, чтобы мы подвергли тебя наркосинтезу?
Фландри окаменел. Не ослышался ли он?
— Что?..
— В конце концов, — Банданг облизнулся, — ты появляешься здесь без всякого предупреждения, без фанфар, так сказать… Мы имеем все основания допустить, что ты самозванец. Обманщик. Подожди! Пойми нас, не возмущайся и не обижайся… на мое предположение. Если ты действительно тот, за кого себя выдаешь — официальное лицо, э-э-э… делегат, агент, то мы вправе убедиться…
— Прости, туан, — отчеканил Фландри, — но мне привит иммунитет ко всем специальным препаратам — детекторам лжи.
— Да?.. О-о. М-да. Понимаю. Ну тогда… У нас есть гипнозонд. Знаешь, департамент нашего коллеги Вароу идет в ногу со временем. Мы закупили эту штуку у бетельгейзиан. Да, разумеется, я понимаю, что это может быть несколько неприятным… так сказать…
Неприятным?! Мягко сказано, думал терранин. Мурашки поползли по его коже. Да, вот уж действительно любители. Кто, понимай он законы войны и политики, был бы так беспечен? Зондировать мозг офицера Империи! Как будто Империя позволит кому бы то ни было узнать хотя бы половину того, что знает он, и остаться при этом в живых! Да, любители…
Он пристально посмотрел в глаза Вароу, единственного, кто мог представить себе последствия этой акции, но не нашел в них сочувствия, а увидел лишь холодный азарт охотника. Не трудно было угадать его мысли: если Фландри оказался здесь случайно, по собственной прихоти, то все очень просто. Мы убьем его. Если же он разведчик, тогда дело осложняется: надо будет обставить его «случайную» смерть как можно более убедительно. Но, во всяком случае, мы узнаем, какие сюрпризы готовит нам Терра, и примем своевременные меры, чтобы еще глубже спрятать нашу ВЕЛИКУЮ ТАЙНУ.
Больше всего Фландри угнетала одна мысль: это то, что они обязательно узнают, что никто Фландри не посылал, что визит предпринят исключительно по собственной инициативе, и если что-нибудь с ним случится, никто в обремененной заботами Службе не займется его розыском.
Фландри представил, сколько вина, женщин и приключений ждало его впереди. Смерть казалась просто глупостью. И он опустил руку на бластер.
— Я не советовал бы это делать, приятель, — сказал он. Краем глаза он успел заметить бесшумно мотнувшуюся к нему тень стража с поднятой дубинкой. Фландри шагнул в сторону, подцепил его ногу своей и врезал, уже падавшему, по уху. Охранник рухнул на пол и больше не шевелился. Раздался рев его товарищей. Блеснули ножи.
— Прекратить! — завизжал Банданг. — Немедленно прекратить! — Но только после свистка Вароу охранники, словно побитые псы, заняли прежние позиции.
— Ну хватит, — сказал Вароу. — Убери свою игрушку, Фландри.
— Это очень полезная игрушка, — терранин оскалил зубы в гримасе улыбки. — Ею можно убивать.
— И чего ты этим добьешься? Ты никогда не сможешь улететь отсюда. А через тридцать дней — через две террестианские недели — смотри, что будет, — не обращая внимания на ошеломленных правителей и ропот стражи, Вароу пересек комнату и подошел к экрану и покрутил ручку.
Только учащенное дыхание сидевших за столом нарушало воцарившуюся тишину.
— Вот что происходит с теми, кто осужден на публичную казнь. — Вароу щелкнул выключателем, и экран засветился. — Перед тобой сейчас площадь Четырех богов. Пойми, мы отнюдь не кровожадны, и за обычные проступки предусмотрены менее жестокие наказания. Но несчастный, которого ты сейчас видишь, поднял руку на работника Биоконтроля. Несколько часов назад преступник достиг демонстрационного, если можно так выразиться, состояния.
Фландри видел площадь, окруженную водой канала и многорукими статуями. Статуи тянули множество растущих от плечей рук во всех направлениях. Посередине площади стояла клетка с совершенно голым человеком. Он лежал. К клетке был прикреплен плакат с приговором.
Спина человека выгнулась дугой, руки хватали воздух. Он кричал. При каждом вздохе ребра его вот-вот, казалось, треснут. Из носа сочилась кровь. Челюсть отвисла. Слепые, выскочившие из орбит глаза.
— Дальше будет еще хуже, — сказал Вароу. — Смерть наступит только через несколько часов.
— Вы отняли у него таблетки? — произнес Фландри как в ночном кошмаре.
Вароу приглушил душераздирающий крик, раздававшийся из приемника, и поправил:
— Нет. Просто мы больше ему не даем их. Обычно в таких случаях осужденный сам кончает с собой. Но этот просчитался, полагая, что ограничится более мягким наказанием — рабством. Но он, повторяю, просчитался. Его вина безмерна. Жизнь человека на Юнан Бизар полностью зависит от Биоконтроля. Поэтому Биоконтроль — это святыня.
Фландри отвел глаза от экрана. Всегда считал себя крепким и тертым калачом, а тут вот не выдержал.
— Что является причиной смерти? — спросил он бесцветным голосом.
— Пустяк. История такова: жизнь здесь в принципе течет по законам Терры, и человеку есть что пить, есть что есть. Только имеется одна крохотная деталька — бактерия, живущая в воздухе. Ее микробы, попадая в кровь и реагируя с протеином, выделяют ацетилхолин. Вы представляете, как реагирует на это нервная система?
— Да.
— Юнан Бизар не могли колонизировать до тех пор, пока ученые с планеты-прародительницы Новой Явы не нашли противоядие. Так вот. Его производством и распределением и занимается Биоконтроль.
Фландри обвел взглядом присутствующих:
— Боюсь, что не смогу доставить вам удовольствие через тридцать дней, джентльмены. Вароу выключил экран.
— Ты мог бы укокошить некоторых из нас прежде, чем уложат тебя, — сказал он. — Но запомни, никто из Биоконтроля не боится смерти.
Покрытая потом физиономия Банданга явно опровергала это заявление. Все остальные сохраняли зловещие мины. С увядших губ одного из этих фанатов сорвался тихий шепот:
— Да, пока длится Святая Миссия. Вароу протянул руку.
— Так что дайте-ка лучше свое оружие, — закончил он речь почти с дружеской легкостью.
Фландри выстрелил.
Банданг пискнул и провалился под стол. Как ни странно, но Фландри промахнулся. Оконное стекло разлетелось вдребезги. На улице грянул гром и сверкнула молния.
— Идиот! — закричал Вароу.
Фландри рванулся к окну. Охранники кинулись наперерез. Он вспрыгнул на стол. Один лысый попытался схватить его за ногу, и тут же его зубы хрустнули под башмаком Фландри. Он перепрыгнул (как в детстве в чехарду — а, Фландри?) через старикашку, спружинив по другую сторону стола.
Совсем рядом просвистел брошенный нож. Впереди зияло черное отверстие окна. Фландри прыгнул в темноту, перевернулся в воздухе и упал на низлежащую крышу с небольшим уклоном. Кубарем пролетев до ее края, он крутанулся в воздухе, перевалился через край и вытянулся в струнку, летя в черные воды канала.
Какая же все-таки отвратительно грязная вода! На мгновение в уме мелькнул вопрос, есть ли шанс спасти одежду. В конце концов, костюмчик обошелся ему не дешево. Незнакомая вонь била в нос, и Фландри поплыл в поисках спасительной темноты.
Подобно призраку в такой драматический момент, по глади воды Фландри догоняла развеселая лодочка с огоньками по бортам. Нос и корма загибались кверху, как у ладьи. Там, под прозрачным балдахином, обнималась влюбленная парочка: оба в юбках и прическами под бобрик. Видимо, такова была здесь мода для обоих полов. Фландри успел заметить и признаки богатства: причудливо разукрашенные тела, обилие браслетов на руках. С лодки неслась мяукающая музыка. Золотая молодежь, нет сомнений. Фландри пришлось нырнуть, пропуская лодку, и ощутить ушами и телом вибрацию ходового винта.
Вынырнув на поверхность, он услышал новый звук. То был зловещий вой из громкоговорителя на золотой пагоде. Тревога? Через несколько минут псы Вароу выследят его! Этот трус Банданг мог и подождать тридцать дней, пока он не издохнет где-нибудь. Но не таков был шеф Охраны. Тот был охотник, а он, Фландри, — дичь. Скинув с себя ботинки, он поплыл быстрее.
Яркие огни ослепили его на пересечении каналов. Казалось, все показывали на него пальцем, все его видели. Другой канал: представлял собой торговую магистраль, где проходили не только разукрашенные прогулочные лодочки, но и грузовые баржи, водные автобусы и всякие другие суда. Пешеходы запрудили узкие набережные перед домами и мосты, перекинутые через каналы. В воздухе стоял гул ночного города.