— Я понимаю, что Биоконтроль — единственный, кто знает, как изготовить противоядие, — сказал Фландри. — Но стоит вам приставить дуло к виску любого из них, и я тебе гарантирую…
   — Слушай меня, — сказала Луанг. — Давным-давно, когда Юнан Бизар только начинали заселять, Биоконтроль был лишь биоконтролем — обычным отделом при правительстве. Потом что-то у них стряслось, не вполне представляю, что именно: то ли коррупция, то ли еще какая-то глупость… В Биоконтроле работали лучшие люди, и, как бы это сказать?.. одержимые? Да, именно так, люди, охваченные одной страстью: переустроить мир. Они хотели самого лучшего для планеты и выпустили манифест, призывающий к реформам. Естественно, правительству, другой его части, это не понравилось. Но Биоконтроль было не взять голыми руками, ведь они контролировали процесс, от которого зависела жизнь на всей планете. Одно неверное движение, не так повернуть какой-нибудь рычажок — и все! Смерть. Поэтому контроль над производством противоядия должен быть безупречным. И был. Этим и занимался Биоконтроль. И атаковать их оказалось невозможным без риска погибнуть всем. Тут и население начало паниковать, что не получит вовремя свои пилюли. Тогда общественное мнение заставило правительство снять осаду с Биоконтроля. И вот — победа. Биоконтроль стал полновластным хозяином на планете. Поначалу они заявляли, что пришли к власти ненадолго, только на период реформ, чтобы установить справедливый порядок повсюду. Все было тщательно спланировано.
   — Понятно, — ухмыльнулся Фландри. — Это случается с некоторыми выучившимися техниками-учеными, мечтающими о глобальных переустройствах. У вас, как я понимаю, произошло нечто в этом роде. Психотехнократия. Наипопулярнейшая теорийка в прежние дни. И когда люди поймут, что два слова — «научное правление» — понятия несовместимые?.. Люди, будучи несовершенны, оказались не способны вести себя так, как требовала совершеннейшая модель, а значит. Биоконтролю пришлось задержаться, ведь он не вправе был бросить начатое дело по осчастливливанию человечества. Вот и приходилось бороться, бороться, бороться за счастье будущих поколений, а там — глядишь, и выросла олигархия. Такие правительства обожают превращения подобного рода.
   — Не вполне так, — сказала Луанг. Фландри боялся, что девушка не совсем его понимала: уж слишком много он использовал английских слов, понадеявшись на то, что в пулаойском найдутся понятные ей синонимы. Но, твердо глядя на него в упор, Луанг произнесла с почти профессорской назидательностью:
   — Биоконтроль всегда был Биоконтролем. Я хочу сказать, они отыскивали способных мальчиков, брали к себе на выучку, чтобы впоследствии те обслуживали цистерны с противоядием. Так было всегда. И, только пройдя все ступени этой службы, можно было надеяться попасть в правительство.
   — Вот оно что… Значит, вами до сих пор правят техники! — сказал он. — Как странно: научный менталитет и управление страной вещи настолько разные, а зачастую просто несовместимые. Я-то полагал, что Биоконтроль просто нанимает администраторов, которые, собственно, и вершат судьбы людей.
   — То, о чем ты говоришь, было когда-то лет двести назад, — сказала Луанг. — Наняли, и дело кончилось скандалом, наемные эксперты стали проводить в жизнь собственные решения, отведя Биоконтролю лишь номинальную роль. Кое-кому это не понравилось. Веда Тавар — это его статуи понаставлены по всей планете — возглавил заговор. Дождавшись своей очереди дежурить и попав на охраняемую территорию с цистернами, он выдвинул свои условия, объявив, что взорвет цистерны, если войска не перейдут к нему в прямое подчинение. Другие заговорщики захватили все космические корабли, ожидая только команды подорвать их. Ты понимаешь, что произошло бы? На Юнан Бизар никого не осталось бы в живых. И наемники-эксперты капитулировали. С тех самых пор Биоконтроль сам правит планетой. И знаешь, какую клятву приносит каждый новичок? Он клянется уничтожить все цистерны, а значит, всех людей в случае непосредственной угрозы власти Биоконтроля.
   Вот и объяснение этой всеобщей анархии бесконтрольности, думал Фландри. Не надо больше никаких институтов, чтобы как-то регулировать преступность или уровень жизни населения. Все, что требуется, — это вовремя готовить кадры для их пивоварни и не допустить посторонних к власти.
   — Они и правда решились бы выполнить свою угрозу, случись что? — спросил он.
   — Уверена, что многие бы даже не задумались, — ответила она. — Недаром во время обучения их натаскивают как собак. — Она передернула плечами. — Вот так, чужеземец. Поэтому никакого риска.
   Встрепенулся Кемул, долгое время сидевший неподвижно.
   — Ладно, хватит попусту молоть языками! Мы еще ничего не услышали о тебе и о том, зачем ты тут оказался!
   — И почему тебя ищут, — добавила она.
   Стало очень тихо. За окном плескалась вода. Где-то далеко в джунглях погромыхивал гром. А в таверне, этажом ниже, жизнь не замирала: кто-то выругался, началась потасовка, истошно завопила девка и в довершение всего раздался громкий всплеск — уже в канале. По-видимому, однако, это был всего лишь небольшой инцидент. Так, недоразумение: слышно было, как неудачник, отфыркиваясь, бросился вплавь наутек. Снова зазвучала музыка.
   — Они ищут меня потому, — сказал Фландри, — что я могу их уничтожить.
   Услышав эти слова, Кемул, до того сохранявший абсолютную невозмутимость и никак не реагировавший на шум под его необъятным задом, вскочил на ноги:
   — Не шути так с Кемулом! — выдохнул он и дико вытаращил глаза.
   Луанг с расширенными зрачками медленно опустила ноги на пол.
   — Как насчет свободы, а, Кемул? — спросил небрежно Фландри и, повернувшись к Луанг: — К даме вопрос также относится.
   — Свободы?.. От чего? — протянул в замешательстве Кемул.
   — Ну это же понятно. Так что вы скажете, если я предложу прикрыть эту лавочку — Биоконтроль? Противоядие — бесплатно! Ну, или по сходной цене, доступной для всех. Это реально. Я не шучу. Уверен, вы платите за эту дрянь втридорога, и будете платить еще дороже, перекачивая в их карман нечто вроде налога.
   — Да, цены растут, — проговорила Луанг. — Но только Биоконтроль владеет цистернами и знает, как ими пользоваться…
   — Да что вы заладили: Биоконтроль, Биоконтроль! Ерунда! — разошелся Фландри. — Еще когда осваивалась Юнан Бизар, весь ваш район находился в крайне отсталом состоянии. Да, исследователи открыли процесс, дающий противоядие — скорее всего биосинтетический. Но даже по меркам того времени ваше производство было допотопным и отсталым. На Спике-VI, к примеру, можно воспроизвести любую молекулу! Техника для этого гораздо проще и исключает ошибки. А количество — да хоть залейся!
   Луанг рот разинула от удивления.
   — Уж не хочешь ли ты проникнуть туда?! — прошептала она.
   — Точно. Во всяком случае, это именно то, чего они так боятся, братцы Банданг и Вароу. А что, неплохая идея! На Спике-VI лаборатория Мицуко заплатит мне… заплатит мне… ну, в общем — неплохие комиссионные только за то, что я нашел им такой рынок! М-да… — Фландри мечтательно прикрыл глаза.
   Кемул долго и отчаянно тряс головой, так, что его длинные волосы окончательно спутались.
   — Ну нет! Кемул и так живет не плохо! Не так плохо, чтобы рисковать своей шкурой, помогая тебе! Луанг, надо его немедленно сдать куда следует!
   Но Луанг лишь молчала с непроницаемым видом, не спуская с Фландри глаз.
   — Ну и как ты собираешься выбраться отсюда? — спросила она наконец.
   — Ерунда. Мелочи. — И Фландри неопределенно махнул рукой, не желая вдаваться в «мелочи».
   — Вот что я думаю. Уж если ты сам не знаешь, как улетишь отсюда, то мы тем более. Стоит ли нам рисковать своей жизнью?
   — Э-э-э… — Фландри замялся, жестом попытавшись рассеять сомнение, застывшее на их лицах. — Предлагаю обсудить эту тему как-нибудь в другой раз, — стараясь выглядеть как можно естественнее, произнес он.
   — Ты думаешь, у тебя будет «другой раз»?
   На лице Фландри появилась такая сногсшибательная улыбка, от которой все женские сердца от Скоты до Антар не могли не разбиться вдребезги.
   — Если вы мне его подарите, моя госпожа. Она пожала плечами:
   — Может быть. Если увижу смысл рисковать. И… вот еще что. Кемул уже завладел всем, что у тебя было. Чем ты собираешься заплатить за следующие тридцать дней?
   Вот это был действительно вопрос.
   Та часть Болотного города, которая располагалась между Каналом Цветка Лотоса, складом специй «Барати и Сыновья», Каналом Потонувшего Пьяницы и совсем жалкими, ютившимися на плотах хижинами — там, где Компонг Тимур граничил с никем не востребованной водянистой хлябью, подпадала под протекторат Суму Жирного. Ему платили дань все, кто обладал хоть маломальским доходом: паромщики, священники, колдуны, артисты, проститутки, держатели базаров, фальшивомонетчики — и другая подобная публика. Дань не была непомерной и строго согласовывалась с индивидуальными возможностями, так что поводов для смертельных обид как будто не было. В некоторых случаях Суму даже оказывался полезен: его ребята охраняли район от посягательств других группировок, устраивая иногда показательные расправы над случайными гастролерами. Для тех же, кто воровал товары из других частей города, он был надежным патроном. У него были связи, благодаря которым даже законный торговец мог получить баснословный барыш. Он мог найти покупателя на дочку какого-нибудь вконец обнищавшего папаши, чтобы тот смог достать денег на покупку очередной тридцатидневной дозы. В таких случаях, надо отдать ему справедливость, Суму не брал непомерных комиссионных. По примеру Соломона он также судил своим коротким судом тех, кто дерзал предстать пред его очами. А раз в год, на праздник Фонариков, он лично раздавал леденцы малышне, бродя по своей территории, украшенной, кстати говоря, также за его счет.
   Вот каков был Суму. И ненавидели его не больше, чем, скажем, какого-нибудь правителя.
   Однажды, некто Прадъюнг, человек Суму, совершал ежедневный обход территории в целях сбора дани. Каково же было его изумление, когда он услышал о некоем рассказчике, который в течение двух дней на площади Индранадъю зарабатывал себе на жизнь, не позаботившись заручиться разрешением.
   Прадъюнг был зауряден с виду, но ножом владел как фокусник. И вот ясным днем, когда белое солнце в обесцвеченном небе забралось на самый верх, а железные стены, вода канала, даже солома крыш и дерево излучали несусветный жар, в котором все плыло, отбрасывая иссиня-черную тень, Прадъюнг пошел на площадь. Высоко над крышами парила пагода Биоконтроля, казалось, она плавится на солнце, так что у любого смотрящего на нее вызывала головокружение. Гомон толпы, треск моторов, все эти звуки созревали прямо из воздуха; женщины сидели перед дверьми своих домов и кормили детей грудью. Ему было трудно идти мимо нескончаемых ларьков горшечников: сандалии при каждом шаге норовили прилипнуть к пузырящейся смоле досок. Он перешел через подвесной мост на холм, где у центрального фонтана стояли когда-то каменные драконы, которых время и непогода превратили в безобидных мопсов. Фонтан, к слову сказать, тоже давно иссяк — несколько поколений назад был украден водопровод. Тем не менее, как и прежде, на площади Индранадъю собирались продавцы овощей и фруктов с соседних ферм. Их ларьки с соломенными крышами и красными флажками окружали площадь. Здесь было прохладнее, чем где-либо, можно было стянуть незаметно modjo, поэтому народа здесь скапливалось множество, дети и зеваки составляли большую часть. Лучшего места для рассказчика нельзя было и придумать.
   Этот пришелец сидел, помахивая самым обычным веером, перед ним стояла обычная чаша для пожертвований. Однако на этом все обычное кончалось. Прадъюнг был вынужден поработать корпусом и локтями, чтобы очутиться в первых рядах. Только тут он увидел этого человека. И открыл рот.
   Никого подобного не встречал он раньше за всю свою жизнь. Парень был высокий, прекрасно накачанный. Но кожа его была бледной, лицо вытянутое, нос торчал клювом, а уж глубоко посаженные глаза были и вовсе неправильной формы. На верхней губе росли волосы — факт исключительно редкий, хотя и не полностью неизвестный в этих краях. Усы были коричневого цвета, точно такого же, как кончики волос, выбивавшиеся из-под чалмы. Говорил он с сильным, незнакомым акцентом и в абсолютно не свойственной рассказчику манере. И еще — он был совершенно спокоен.
   Что вполне объяснимо, ибо рассказывал он не о какой-нибудь Серебряной Птичке или о космическом торговце Ван Рийне, или еще о каком-нибудь набившем оскомину анахронизме. Нет, он рассказывал совершенно новые истории, неприличные по большей части и дерзко забавные. Толпа держалась за животы.
   — …И вот, после столь долгой и блестящей карьеры, сражавшемуся в воздухе за честь и славу своей страны Пьеру Удальцу даровали отпуск домой. Для пилота более желанной награды нельзя было придумать. — Рассказчик скромно потупил взор и добавил: — Но я всего лишь бедный человек, о щедрые и добросердечные люди, и изнемогаю от усталости…
   Деньги зазвякали о чашу. Рассказчик переложил всю мелочь в сумку, откинулся назад, зажег сигарету, отхлебнул глоток вина из меха за спиной и заключил:
   — Дом Пьера Удальца назывался Париж, это был самый богатый и прекрасный из всех городов. Именно там мужчины овладели все искусством наслаждения: это значит не просто валяться вместе, но использовать самые нежные и утонченные изыски, самые прелестные и пикантные тонкости… Вот, для примера, рассказ о путнике из любопытного местечка под названием Техас, который, попав в Париж…
   — Остановись!
   Прадъюнг оттолкнул стоявших на его пути в самом ближнем к рассказчику кружке слушателей и встал прямо перед ним. Публика недовольно загудела сзади, тогда он потянулся к рукоятке кинжала. Наступила тишина. Лишь отдельные невнятные возгласы протеста слышались из толпы. Кое-кто, решив, что пора и честь знать, постарался как можно незаметнее ретироваться.
   — Твое имя, чужеземец. Откуда ты пришел? — резко спросил Прадъюнг.
   Рассказчик поднял глаза. Глаза были незамутненно-серые.
   — Не лучший способ заводить дружбу, — с упреком в голосе ответил он.
   Прадъюнг вспылил:
   — Ты знаешь, где ты?! Это территория Суму, да населят его потомки весь космос! Кто разрешил такой инородной бестии, как ты, делать здесь деньги?
   — Но никто мне не запрещал.
   Ответ был достаточно мягким, чтобы Прадъюнг мог утолить свой гнев и успокоиться, к тому же скорость, с которой этот тип зарабатывал, позволяла рассчитывать на приличный барыш.
   — Здесь рады любому чужеземцу с добрыми намерениями. Но решать должен мой хозяин Суму. И он оштрафует тебя за то, что ты вовремя не явился к нему. То есть сразу. Но если ты будешь вести себя подобающим образом с ним и… хм… с его верными людьми, то ему не придется приказывать бить тебя.
   — Осмелюсь надеяться, что не придется. — Рассказчик вскочил на ноги. — Пойдем же скорее, веди меня к своему вождю!
   — Ты мог бы оказать почтение его людям, которое они заслуживают, и тем приобрести друзей, — сказал Прадъюнг, косясь на полную сумку.
   — Конечно, — рассказчик поднял мех. — Ваше здоровье, сэр! — Он долго держал мех у губ, после чего снова закинул его за спину.
   — Так что там за история? — выкрикнул какой-то невежда, деревенщина, не знакомый с ножом Прадъюнга.
   — Боюсь, что придется прерваться, — сказал чужеземец. Толпа угрюмо расступилась. Прадъюнг был уже вне себя от злости, но сдерживался. Он подождет, пока придут к Суму.
   Великий человек обитал в доме довольно непритязательном снаружи, если не считать его примечательной длины и охранников с изрезанными ножами лицами, стоявших у каждой двери. Зато внутри… Мебель, ковры, благовония, певчие птички в клетках, аквариумы, фаянс, — среди всего этого можно было заблудиться! Был и гарем, где находилась, если верить слухам, сотня наложниц, — правда, не всегда тех же самых. Но что более всего поразило гостя — так это система кондиционеров, купленная за бешеную цену в дворцовой части города.
   Суму возлежал в походном кресле, одной рукой небрежно перелистывая какие-то бумаги, другой почесывая брюхо. Сладкий чай и печенье находились у него под рукой. Позади сидели двое телохранителей с кинжалами, один из них заряжал пистолет, довольно древнее с коротким стволом химическое оружие, стреляющее свинцовыми пулями. Впрочем, убить из такого было ничуть не труднее, чем из бластера.
   — В чем дело? — вскинул бульдожью голову Суму и близоруко сощурился.
   Прадъюнг грубо выпихнул рассказчика вперед.
   — Этот заморский шарлатан вот уже два дня болтает на площади всякие истории, туан. Посмотри на его сумку — она распухла от выручки! Но когда я попросил его прийти к тебе, о мой благороднейший хозяин, чтобы засвидетельствовать тебе свое уважение, он долго и грубо отказывался, и мне пришлось привести его на острие своего кинжала.
   Суму уставился на незнакомца и мягко осведомился:
   — Как тебя зовут и откуда ты?
   — Доминик мое имя. — Высокий человек попытался выскользнуть из хватки Прадъюнга, очевидно, испытывая неудобство.
   — Неприятно звучит. Но я спросил тебя, откуда ты.
   — Из Пегунунганга Градъюганга — о! Это очень далеко, за Тинджилским океаном…
   — Ага. Так. — Суму удовлетворенно кивнул, будто он что-нибудь понял.
   По правде сказать, он мало что знал о жителях других континентов. Иногда их правители и прибывали сюда, но только самолетом и только чтобы навестить правителей Компонг Тимура. Бедноту редко заносит так далеко. Ходили слухи, что там, за океаном, расцвела совсем другая жизнь при других условиях. Теперь понятно, что плохая пища и недостаток солнца в ряде поколений приводят к тому, что у людей такие бледные физиономии…
   — Почему же ты не захотел прийти ко мне сразу? Любой указал бы тебе на мой дом.
   — Но я не знал этого правила, — сказал Доминик обиженно. — Я думал, что имею право заработать себе на жизнь несколько честных монет.
   — Несколько честных монет! Я вижу гораздо больше, — поправил его Суму. — А разве честно отказывать мне в том, что мне принадлежит по праву? Ладно, на первый раз твое незнание может сойти за оправдание. Давай посмотрим, что у тебя в сумке, чтобы решить, сколько будет справедливо удержать с тебя в неделю. Заодно оценим сумму штрафа за твое легкомыслие.
   Прадъюнг плотоядно ухмыльнулся и потянулся за сумкой. Но Доминик отступил назад и швырнул ее прямо на колени Суму.
   — Держи, туан! — вскричал он. — Но не верь этому противному человеку с глазами гиены. Пересчитай мои деньги сам. Но учти, что эта сумма собрана не за один день, а за два плюс еще добрая часть ночи. Спроси любого на площади, если не веришь мне. Там подтвердят мои слова.
   — Может, они подскажут, куда ты заныкал остальное, ты, куча навозных червей! — оскалился Прадъюнг. — А ну, скидай все с себя! Что-то мне подозрительна твоя чалма.
   Доминик отступил еще дальше, но его тут же схватили за руки два телохранителя. Когда с вывернутыми руками Доминик упал на колени, Прадъюнг лягнул его в живот.
   — Раздевайся! — гаркнул он.
   Суму увлеченно сортировал монеты. Доминик застонал.
   В юбке чужеземца не оказалось ровным счетом ничего, кроме него самого. Зато в чалме нашли пакет. Когда Прадъюнг развернул находку, воцарилась благоговейная тишина.
   Оберткой пакета служила блуза, но такого свойства и качества, о которых здесь не слыхивали — цвета бледного рассвета, тонка настолько, что складывалась в один кубический сантиметр, и в то же время совершенно не мялась! Внутри лежали цифровые часы необычайно тонкой работы и бумажник, но не из кожи и не из пластика. Там хранились карты и деньги — но не бумажные. Цифры и буквы были из неизвестного алфавита, из совершенно незнакомого языка.
   Суму поспешно изобразил некий магический знак, оберегающий от злых сил.
   — Девять курительных палочек богам храма Рота! — прошептал он заикаясь и повернулся к Доминику, который дрожал, стоя на коленях. — Итак, что ты скажешь на все это?
   — Туан! — Доминик ничком рухнул на пол. — Туан, возьми все, что у меня есть, всю медь, — взвыл он, — но отдай эти никчемные безделушки, доставшиеся мне от моей доброй матушки!
   — Никчемные?.. Я так не считаю. — Суму смахнул капли пота в приступе сильного возбуждения. — Нам придется выбить из тебя правду.
   — Клянусь Трехголовым, все, что я говорил, — чистейшая правда!
   — Посмотрим, — сладчайшим голосом проворковал Суму. — Я не жесток и мне совсем не хотелось бы допрашивать тебя. Тем более что заняться этим придется Прадъюнгу, а вы, я смотрю, не очень-то ладите друг с другом. А жаль. Прадъюнг облизнул губы.
   — Я хорошо знаю подобных упрямцев, о могущественный хозяин, — сказал он. — Займет немного времени, но в итоге он расскажет все, когда вспомнит, что надо вспомнить. Ну ты, пошевеливайся!
   — Подожди, подожди, — сказал Суму, — не спеши. Пока дай ему попробовать парочку горяченьких по пяткам, и посмотрим, не развяжется ли у него язык. Каждый человек имеет право быть выслушанным, Прадъюнг.
   Доминик опять ударился лбом об пол.
   — Это семейный секрет, и только! — взмолился он. — Твое величие не извлечет из этого никакой пользы!..
   — Если это действительно окажется так, как ты говоришь, то будь уверен: я не выдам твой секрет никому, — великодушно пообещал Суму. — Ты ведь знаешь, здесь тот, кто не держит язык за зубами, отправляется прямо в канал.
   Прадъюнг увидел, что ускользает благоприятная возможность расквитаться. Схватив бастинадо, он использовал его по назначению. Доминик закричал. Суму остановил Прадъюнга и предложил гостю глоток вина.
   Наконец история вышла наружу.
   — Джордж — это мой брат — нашел корабль, — проговорил Доминик. Руки его дрожали, жадные глотки вина перемежались глотками воздуха. — Он работал лесовозом и часто ходил в горы.
   Там, в глубоком сыром ущелье он наткнулся на космический корабль.
   — Корабль со звезд?! — Суму вновь произвел магические жесты, призванные оградить его от темных сил, и пообещал богам очередную порцию курительных палочек. До него доходили смутные слухи о бетельгейзианах, и ему доводилось видеть некоторые их товары. Но весьма поверхностное образование, оставившее, в его мозгу лишь эскиз, а не ясный чертеж мироздания, не смогло вытравить из него детские мифы о Предках, Звездах и Чудовищах.
   — Именно так, туан. Не знаю, прилетел ли он с Красной Звезды — ведь встречает иногда Биоконтроль гостей оттуда, — или еще откуда-нибудь. Может быть, он даже с самой Терры? Видишь, рубашка мне как раз впору! Не знаю. Только давно, очень давно, они почему-то не справились с управлением и разбились. Теперь это место катастрофы заросло, но джунгли не смогли разрушить металлический корпус, и дикие звери устроили себе в нем логово. От команды, конечно, ничего не осталось, ни единой косточки. Но люки… Люки, которые вели в трюм, никто не открывал. Они были не заперты, просто закрыты. И вот, когда мой брат Джордж спустился туда, он увидел…
   Еще полчаса Доминик в ярких красках расписывал чудеся сказочных трюмов, затем продолжал:
   — Ты сам понимаешь, ему было не под силу одному унести все; на своем горбу. Поэтому он прихватил с собой то немногое, что могло бы убедить меня и кого угодно в том, что клад существует, и вернулся домой. Мы с братом решили поднакопить денег, чтобы нанять транспорт. Это была его идея. Но мы были бедны, и в голову не приходило мысли, как это сделать. Разумеется, мы зареклись говорить об этом кому-либо, тем более нашему правителю. Он отнял бы у нас все. Хоть мы и проводили бессонные ночи, советуясь друг с другом, Джордж ни разу и словом не обмолвился о том, где лежит корабль. — Доминик вздохнул: — Он знал меня. Я слабовольный и нерешительный человек. Секрет надежнее было хранить в одном! месте. У него…
   — Ну же!!! — Суму не мог усидеть в кресле от распиравшего его нетерпения. — Чем все закончилось?
   — Тем, чем и должно было для таких бедняков, как мы. Я батрачил на Владельца Кепулка, Джордж, как я уже говорил, гнул спину на лесозаготовках, поставляя древесину своему хозяину. Мы стали пренебрегать работой, забывая обо всем на свете, составляя планы, как добыть деньги. Мечта, которая сжигала нас, не позволяла образумиться, несмотря на все предупреждения и наказания. Короче, Джорджа уволили, и он привел свою семью ко мне. Ко мне, у которого участка земли еле-еле хватало на то, чтобы прокормить себя и своих детей! Мы быстро влезли в долги к Владельцу Кепулку, дальше — больше. Жену Джорджа он забрал себе за долги, Джордж совсем обезумел, когда узнал об этом, и бросился на Кепулка. Шесть человек не могли с ним справиться!
   — Так Джордъю мертв?! — вскричал потрясенный Суму.
   — Нет, его приговорили к рабству. Теперь мой бедный брат изнывает под ударами бича на одной из плантаций Кепулка. Я лишился своей фермы и, естественно, должен был что-то предпринять. Пристроив в одно место жену и детей, я решил действовать в одиночку.
   — Но почему? — спросил Суму.
   — А что мне было делать в Пегунунганге Градъюганге? Вкалывать с утра до ночи только для того, чтобы все деньги спустить на таблетки? Но я — прирожденный рассказчик. Это мой талант и мой хлеб. Мне удалось попасть на берег океана, где я нанялся гребцом на галеру, шедшую к вам, на континент. Из Тандьюанского порта я пешком пришел в Компонг Тимур, где надеялся подзаработать, а может, даже поднакопить приличную сумму, а тем временем крайне осторожно наводил справки, пока наконец…