Андерсон Пол Уильям. Огненная пора

   - Мне кажется, что я тебя люблю, Иен, - сказала она.
   Глава 19
   Когда в Улу праздновали середину лета, солнцестояние Бел, и вовсю шли песнопения, пляски; бой барабанов и жертвоприношения, желтое солнце догнало красное в беге по небу. Теперь уже Ану стала гнаться за Бел. Жара плыла над материком, ревели сухие бури, днями длились степные пожары, и горький дымок курился над холмами. Белые груды облаков взлетали на Стену Мира, но ни одно не хотело пролить свою влагу над иссушенной страной.
   Спарлингу на все неудобства было наплевать, Джилл говорила, что ей тоже. Он ей верил хотя бы потому, что она была самым откровенным человеком из всех, кого он знал. При почти нулевой влажности выносить жару легче надо только расслабиться и дать телу действовать самому. Еда была спартанской, но её хватало. Если не считать строгого контроля за диетой, туземцы очень дружелюбно относились к заложникам, всегда готовые помочь или предоставить их самим себе. Чаще всего им требовалось последнее, потому что мужчина и женщина брали от дней и ночей все, что могли.
   Он никогда не был так счастлив, как теперь. Правда, для него это чувство переплеталось с чувством неловкости и вины не столько даже перед Родой, сколько за то, что он не посвящает свое время работе. Но, как он сам заметил, счастье никогда прямой дорогой не ходит - это свойственно только страху и боли.
   О своем будущем они с Джилл не говорили никогда. Такие разговоры быстро оканчиваются тем, что любовь уходит. Он тоже, как и она, бросил считать дни - пусть себе идут своим чередом. Потом уже он вспомнил, что их прошло сорок три, и пожалел, что они не были земными по длительности. У них было чем заняться, кроме выяснения отношений. Они сидели у пересыхающего ручья, чуть облизывавшего подошвы ранее скрытых камней. Над высоким кустарником, сохранившим ещё достаточно листвы для тени, белело выгорающее небо, а солнца разбрасывали пятна золота и рубина. По ветке ковылял птероид, синий, словно зимородок, высматривая ихтиоидов, которые уже вряд ли появятся. Он устало перебирал четырьмя ногами по ветке, как будто жара и голод успели наполовину высосать из него жизнь.
   - Попробуем ещё раз, - сказал Спарлинг, поворачивая рукоятку передатчика. Джилл теснее прильнула к его руке.
   Чистый запах её волос обдал его волной.
   - Вызываю Порт-Руа. Прошу ответить на этой частоте.
   - Подразделение армейской разведки Х-13 вызывает Порт-Руа, торжественно добавила она. - Секретно и срочно. Нужны новые маски. Фальшивые бороды провоняли луком - носить невозможно.
   "Хотел бы я иметь такое чувство юмора, как у нее, - подумал Спарлинг. - Не из-за него ли она так великолепна в постели? Не то чтобы мне было много с кем сравнивать. Я раньше даже не знал, что бывает разница".
   - Честно говоря, я уже волнуюсь, - сказал он. - У Ларреки должен быть кто-то возле приемника круглосуточно.
   Либо наша идея не сработала, либо...
   Его прервал тихий, как писк насекомого, но все же отчетливый в наступившей тишине звук:
   - Говорит Порт-Руа. Вы - пленники-люди?
   Джилл вскочила и заплясала от радости.
   - Да, - ответил Спарлинг, тоже испытывая облегчение, но не так остро, как она. - У нас все в порядке, А у вас?
   - Тихо. Слишком тихо, по-моему.
   - Ага. Это ненадолго. Связать нас с командиром можете?
   - Не так сразу. Он инспектирует систему сигнализации. Ждем к завтрашнему утру. Могу связать вас с Примаверой.
   - Не надо. Лишний расход батарей. Я не смог протащить контрабандой достаточный запас. - "Да и с Родой я сейчас не хотел бы говорить". Свяжитесь с ними и сообщите, что с нами очень хорошо обращаются. Я вызову вас снова - скажем, послезавтра, около полудня. А пока - до свидания. Удачи вам.
   - Да снизойдет к тебе доброта Двоих, и да не причинит тебе зла Бродяга.
   Спарлинг отключил рацию.
   - Ну вот, - сказал он, - мы сделали большой шаг в нужном направлении.
   - Ты сделал! - воскликнула она, бросаясь к нему нашею.
   Они шли под звездами и лунами. Свет, падающий меж вершинами гор на безлесную гряду холмов, окрашивал её лавандой, переходящей вдали в пурпур там, где сливалось небо с землей на закрытом дымкой горизонте. Мягкий теплый воздух был напитан запахами. Пели какие-то создания, напоминающие канторов Южного Бероннена.
   - Я даже не думал, что Огненной порой возможны такие ночи, а ты? спросил он. И взглянув на нее, добавил: - Это как у нас с тобой - все вокруг рассыпается и гибнет, а мы упиваемся радостью.
   Они шли, сплетя пальцы, и она чуть-чуть их сжала:
   - У людей всегда, наверное, так было. Иначе они бы вымерли.
   Он поднял глаза к звездам:
   - Я вот думаю, не древнее ли иштарийское небо мы видели?
   - Ты имеешь в виду тот Дар, что показывал Арнанак?
   - Именно его. Я бы хотел, чтобы мы могли на него взглянуть получше. Я думаю, что это была модель неба, заключенная в микрокомпьютере на основе кристалла с питанием от солнечных батарей или долгоживущих изотопов. То ли для космической навигации, то ли для обучения, то ли... - он вздохнул. "Я здесь со своей возлюбленной, а занудствую, как профессор". - Кто может знать, что было на уме у покойника? Тем более у вымершего народа.
   - Если они вымерли, - подхватывая эту тему не менее охотно, чем разговор о них самих, ответила Джилл. - Они могли уйти ещё куда-нибудь. Посмотри, они же смогли создать предмет, который сопротивляется разрушительному влиянию времени более миллиарда лет. А где-то на севере лежат остатки их колонии - выветренные, полузасыпанные, и если мы их найдем, то посчитаем руинами. Но если они смогли сделать такое, может быть, они смогли и выжить?
   - Если, если и если! - воскликнул он, ощутив, как кратковременна жизнь человека.
   - Мне часто кажется, что это самое замечательное слово в человеческом языке, - заметила Джилл.
   - Конечно, мы - то есть ты - сделали открытие, подобных которому не случалось с...
   - Нет, милый. Мы сделали.
   - Я много бы дал за то, чтобы знать, как передать эту информацию. Как бы сделать так, чтобы она не умерла с нами, если такое случится?
   - А почему не сказать Ларреке? Что ещё можно придумать? Он сообщит в Примаверу. И смотри, - Джилл поднялась, захваченная собственной мыслью. Правда становится известна. Арнанак использует мифы и предрассудки в политических целях. Если тассуры поймут, что дауры смертны, что он просто договорился с представителями других видов и что они ему помогают в обмен на обещание лучших земель после гибели цивилизации - ты себе представляешь, какой это удар для боевого духа?
   Он покачал головой:
   - Нет, милая. Я об этом уже думал. Если слово разойдется, значит, его секрет выдали, а кто мог это сделать, кроме нас? Он там, в хижине, рассказал нам историю своего путешествия, и другим он тоже о нем рассказывал, но о своих политических целях не - говорил - от этого исчезла бы его власть над их душами.
   - Именно, - подтвердила она.
   - И ему не надо будет знать технологию радиосвязи, чтобы понять, кто это разболтал секрет. А тогда...
   - Не могу себе вообразить, чтобы он был мстителен.
   - Может быть, да, может быть, нет. Он может убить нас из предосторожности. Так рисковать тобой я не могу.
   - Да-а, я тебя понимаю. Я у себя одна. - Она остановилась, и ему пришлось остановиться тоже. В нежном свете он увидел, как она сморщила нос в улыбке. - Что ещё важнее, ты у меня тоже один.
   Он притянул её к себе. Дерн был из Т-трав, пушистый и мягкий.
   Позже он приподнялся на локте и глянул на это чудо - на нее.
   Подняв руку, она взъерошила его волосы.
   - Беру обратно свои слова, - промурлыкала она.
   - Какие?
   - Насчет того, что "если" - самое чудесное слово. Ему - только второе место. А первое - "хорошему английскому возвратному глаголу, произнесенному тобой после слова "давай-ка".
   Некоторое время они могли прожить без своих дополнительных рационов. Но когда они объявили о своем желании уйти с ночевкой, Иннукрат выдала им небольшой паек.
   - На западе крутые горы, - сказала она. - Вам лучше быть в хорошей форме.
   - Ты хорошая женщина, - сказал Спарлинг. Его мучила совесть.
   - Если ты говоришь, что думаешь, то, когда ты вернешься домой и снова обретешь силу, не забудь - не меня, а моих детей.
   Покинув ферму, люди ускорили шаг. Спарлинг нес карманный компас, разрешенный ему, потому что тассуры видели подобия таких у легионеров, Джилл записывала наблюдения под его диктовку. Арнанак, не видя вреда в том, чтобы они вели записи того, что видят, не возражал против бумаги, карандашей и планшета.
   - Ты действительно можешь так точно измерять расстояние шагами? спросила Джилл.
   - Довольно точно, - ответил он. - Конечно, я предпочел бы лазерный теодолит и переносной интегратор, но мне трудно было бы объяснить их назначение.
   В результате они сделали наблюдения, которые дали возможность привязать Улу к карте с точностью до метров.
   На следующий день, когда они возвращались, спускаясь серпантином по раскаленным каменистым склонам, рация вдруг ожила, Спарлинг, пробормотав "Что за черт", нажал кнопку приема.
   - Техник Адисса из Порт-Руа, - сказал тонкий голос. Вам сообщение из Примаверы.
   - Святой Хануман! - он разозлился до красного каления, столь же яростного, как бешеный свет вокруг него. - Идиот ты этакий, мы могли бы быть среди тюремщиков!
   - Ка-а, - сказал извиняющийся голос.
   - Полегче, милый, - успокоила его Джилл. - Ничего плохого не случилось. Наверное, недавно нанят, прошел обучение у людей и рвется к службе. - Она наклонилась к браслету: - Как говорят у нас на сцене: не зови нас, мы тебя сами позовем.
   - Прошу вашего извинения, - ответил смущенный иштариец.
   - Считай, что ты его получил. Мы не расскажем Ларреке, - пообещала Джилл. - Поскольку сейчас прием безопасен, в чем состоит сообщение?
   - Прежде всего, что делается в легионе? - спросил Спарлинг, несколько смягчившись. Он прислонился к дереву, ища намек на тень от шуршащей сухой листвы.
   - Оружие пока в ножнах, - ответил Адисса. - Но от огня пострадали ближайшие охотничьи угодья, и командир больше не посылает охотничьих групп. Корабль, на котором я прибыл, привез припасы и несколько солдат. Мне сказали, что это последнее, что может выделить наш легион - то есть те его части, которые не здесь, - и что больше солдат не будет.
   Двое людей уселись под утесом. Адисса включил запись - раздался голос Боггарта Хэншоу.
   - Привет, вы двое. Думаю, вы захотите услышать новости, хотя, честно говоря, мало что хорошего могу сказать. Спешу сообщить, что лично у нас все хорошо. Но в остальном у нас полное затишье, или, точнее, застой. А вы тут стали символом, целью, не знаю как вас ещё назвать. Обычная ситуация. Люди живут как живется, но тем временем у них растет гнев, и наконец из пересыщенного раствора выпадают его кристаллы - охи твердые. Что до данного случая, я могу сказать только вот что. Новости с фронта: снова патовая ситуация, только уже не затишье, а мясорубка. А сверх всего этого двое членов нашей общины стали пешками в руках варваров из-за той же идиотской войны. И вот вдруг в Примавере началась забастовка. Все постоянные жители и даже контрактники полностью отказались сотрудничать со строителями базы. Они даже разговаривать не хотят ни с человеком в форме, ни с "коллаборационистом". Те, кто предпочли бы вести себя по-другому, не считают, что это стоит того, чтобы стать предателем в глазах своих друзей. Как сами понимаете, от этого масса неприятностей. Капитан Дежерин взывает ко мне чуть не каждый день. По молчаливому согласию, я - единственный житель Примаверы, который может иметь дело с его людьми и остаться кошерным - все понимают, что кто-то должен. Он произвел несколько арестов, но быть арестованным рассматривается как высокая честь, и он выпустил арестованных и снял обвинения. Он не глуп и не зол, как вы знаете. Мне его жалко. Он очень трогательно просил сообщить ему, как только от вас что-нибудь будет. Но об этой связи мы ему не сказали. Между нами говоря, я не уверен, что община поступает разумно. Я понятия не имею, к чему может привести такое сопротивление. Может быть, к отмене проекта Космофлота, а может быть, к урезанию последних наших фондов - кто знает? Я считал, что вы должны знать, как обстоят дела, на тот случай, если вы будете пытаться договориться со своими тюремщиками. Я и дальше буду вам сообщать, что происходит. Вы о нас пока не волнуйтесь. Как говорит пословица, положение отчаянное, но не серьезное. До свидания. Теперь Рода.
   - Добрый день, дорогой, - произнес женский голос и продолжал говорить какие-то ласковые слова по-португальски. Спарлинг сжал руки в кулаки и стиснул зубы.
   - Джилл, - закончила Рода по-английски, - твои родители, твоя сестра и её семья передают тебе привет и поцелуй. - В самом ли деле в её голосе слышались слезы? Она продолжала: - Я тебя тоже люблю и целую. Не болей. Спасибо тебе за то, какая ты есть, и за все, что ты делаешь. Я молюсь о твоем благополучном возвращении. До свидания.
   Голос умолк.
   - Это все, - сообщил Адисса.
   - О'кей, - машинально ответил Спарлинг. - Отключаемся.
   Он молча сидел, глядя на выжженные горы. Джилл обняла его за талию.
   - Твоя жена заслуживает лучшего, чем я, - сказала она.
   - Да нет, - вяло ответил он. - Я хочу сказать, что ты чистая, и храбрая и... слушай, мы же ничего ни с чем поделать не можем, правда? "Трусливая уловка". - Вопреки моим собственным чувствам, - продолжал он, я разделяю опасения Бога. Всеобщая забастовка против Космофлота - против Органов охраны мира - черт возьми, эти люди подставят нас всех!
   - Не умирай раньше смерти, - ответила она. - Хотя...
   Когда её голос прервался, он повернулся и посмотрел на её чистый профиль на фоне пылающих скал и горячего воздуха, обрамленный прядями, спадающими из-под головного обруча, что подарил ей один из солдат легиона.
   - Я вот не понимаю, почему ни отец, ни мать, ни Алиса, ни даже Билл ничего не сказали сами? - спросила она, глядя в пространство. - Может быть, я слишком хорошо их знаю?
   Она встряхнулась и расправила плечи.
   - Теперь я стала генерировать беспокойство, - сказала она. - Черт с ним со всем. Потопали. Только поцелуй меня сначала.
   И скоро кончилось время, что принадлежало только им.
   Глава 20
   С самой восточной сторожевой башни Ларрека, прищурясь, смотрел на доки Порт-Руа, на несколько кораблей легиона и на флот противника, вошедший в бухту. Он насчитал пятьдесят девять судов - пятьдесят девять гротов, окрашенных в красное восходом Бродяги. Невысоко ещё поднявшийся шар обжигал глаза лучами, отраженными от аметистовых гребней волн. Ларреке с трудом удалось закончить счет, и сомнительно было, что наводчики гарнизонной артиллерии смогут хорошо нацелить камень или огненную стрелу против такого сияния. У варваров этих проблем не было, и к тому же ветер был для них попутным. Этот ветер трепал и рвал сейчас знамя над Ларрекой.
   - Ка-а, - сказал Серода, его адъютант, - ты предполагал, что их будет столько?
   - Их вождь - хитрая бестия, - ответил Ларрека. - Он их вел разными путями и малыми группами, пробираясь между островами и вдоль берегов. И потому мы не знали, сколько их на самом деле. Он просто сказал шкиперам, где и когда будет встреча - я думаю, в ночь летнего солнцестояния возле пролива Лемеха - и там отдал приказ. - Он шевельнул усами. - Грр-м, это вряд ли весь флот, далеко не весь. Добрая часть осталась держать блокаду на тот случай, если нам кто-то пошлет помощь.
   - А зачем они тогда здесь?
   - Отрезать нас. Если бы мы смогли сесть на корабли и ускользнуть от них в море, мы могли бы вернуться домой, чтобы усилить оборону там.
   Взгляд Ларреки скользнул по городу, по низким скученным зданиям из необожженного кирпича, покрашенным в яркие цвета, по мелеющей день ото дня реке, к которой выходила западная стена и в которой блестели, как обсыхающие чудовища, обломки скал, по коричневой и черной земле, замыкавшей мир в круг. Пыльные смерчи кружились, как танцоры, передающие какой-то боевой сон.
   - Да, - сказал он. - Вот и началась кампания. Скоро появится пехота.
   И через минуту добавил:
   - Их предводитель, все-таки одну глупость сделал. Он забыл старое доброе военное правило: всегда оставь противнику, куда отступить.
   - Они наверняка ждут, что в конце концов мы сдадимся.
   - Тоже способ отступления, иай? Только он, видишь ли, нереален. Вон те корабли ему противоречат. В эти дни в Валеннене не прокормишь кучу пленных. Они нас или перебьют, или обратят в рабство - рассеют по всей стране, по шахтам и пашням прикованными к тачкам и. плугам или к мельничным колесам. Я предпочитаю смерть. - И Ларрека выругался, потому что понял, что неплохо было бы собрать войска и это все им изложить. Но он терпеть не мог держать речь.
   Серода, прослужив в легионе уже вторые шестьдесят четыре года, мог не бояться обвинений в трусости или недостатке преданности. Он мог позволить себе сказать:
   - Ну ведь можно было бы договориться. В конце концов, взятие этой крепости им обойдется дорого. Может быть, они по-прежнему предпочли бы наш уход.
   - Потому-то мы и остаемся, - ответил Ларрека. Те варвары, которых перебьет Зера Победоносный в свой последний час, уже не смогут напасть на Мероа и её детей.
   Силы тассуров достигли Порт-Руа, когда двойной полдень уже горел. Они расположились лагерем в километре от стен, и от их поступи дрожала земля. Лагерь выгнулся дугой между рекой и морем. Гротескные штандарты варваров воздетые на шест черепа животных-тотемов или предков, хвосты поверженных врагов - вставали лесом, и в нем наконечники копий блестели, как спелые фрукты меж ветвей. Трещали барабаны, трубили горны, под крики и песни галопом носились воины, поднимая пыль.
   Земляные стены города заканчивались наверху частоколом заостренных бревен феникса. С углов они были защищены сторожевыми башнями и бастионами. В каждом из бастионов стояла катапульта, бросающая сразу несколько копий, или баллиста с запасом метательных снарядов. Под стеной был выкопан ров, его дно щетинилось кольями. По стенам выстроились солдаты, сверкали кольчуги и щиты, плюмажи развевались подобно реявшим в высоте знаменам. Среди лучников было рассеяно несколько стрелков с огнестрельным оружием.
   По возвращении Ларрека эвакуировал большинство гражданского населения. Остались только жены и слуги, местные уроженцы - те, кто фактически входил в легион. Их помощь в уходе за ранеными и в обеспечении повседневных потребностей будет очень ценной. "Не так уж нам плохо, - подумал Ларрека. Пока".
   Трижды протрубил горн, и из высокого шатра вышли двое. Первым шел знаменосец с флагом, зовущим на переговоры. Второй был массивен и увешан золотом. "Арнанак собственной персоной! - Ларрека задумался. - Говорить ли мне с ним? Их этика смотрит сквозь пальцы на коварство. Впрочем, он же брат по ложе".
   Не обращая внимания на протесты своих офицеров, Ларрека приказал открыть северные ворота и спустить мост. Он пошел в одиночку. Броню он не надел - зачем париться? - и был при нем лишь хаэленский клинок, сумка да красный плащ. Плащ был ненужной обузой, но Серода настоял, что не должен командир выглядеть убого, встречаясь с гордым соперником.
   Арнанак сказал что-то своему спутнику, и тот взмахнул флагом, приветствуя противника. Сам же он воткнул свой меч в землю. Они с Ларрекой обменялись рукопожатиями и таинственными словами их веры.
   - Силы и здоровья тебе, господин! - сказал Арнанак.
   Как я был бы рад, если бы мы могли отложить свои смертоносные копья.
   - Хорошая мысль, - ответил Ларрека, - и легко сделать. Просто вернись домой.
   - И ты поступишь так же?
   - Я дома.
   - Мы все равно не могли бы отпустить вас на свободу, - вздохнул Арнанак. - Такой шанс был у вас раньше. А теперь я должен положить конец легиону Зера.
   - Вперед, сынок, и за дело. Только зачем тогда мы тут стоим на солнцепеке, когда могли бы спокойно пить пиво в тени?
   - Вы храбрые воины, и я хочу предложить вам выход. Сдавайтесь. Мы отрубим каждому правую руку, прокормим, пока вы поправитесь, и отпустим на корабли. Солдатами вы уже не будете, но вернетесь домой.
   - Нг-нг. - Ларрека улыбнулся навстречу серьезному взгляду зеленых глаз. - Я бы мог сделать встречное предложение, только насчет других органов. Но зачем зря языком трепать?
   - Я бы хотел сохранить тебе жизнь, - с нажимом сказал Арнанак. - Мы оставим невредимыми тех, кто к нам присоединится.
   - Ты думаешь, такая жизнь стоит того, чтобы жить? - "С их точки зрения, да".
   - Иначе - смерть всем, кроме тех несчастных, что попадут в рабство. Арнанак развел большими черными руками, и зазвенели, сверкнув, его золотые браслеты. - У вас нет надежды. Мы могли бы просто уморить вас голодом.
   - Мы запаслись, и наши колодцы глубже тех, что вы можете выкопать в устье. А эта земля - последний невыжженный кусочек. Посмотрим, кто первый оголодает?
   - Верно. - Арнанак не казался смущенным этим блефом. - И позиция у вас хороша для защиты. Но ведь именно для защиты. Вы загнаны в угол, и у нас восьмикратное численное превосходство. Ты ждешь подмоги из Бероннена? Пусть попробуют, мои моряки с удовольствием развлекутся пиратством. На людей рассчитываешь? Они же даже не попробовали выручить двух своих заложников.
   - Не надо их недооценивать, друг. Я видал, что они могут.
   - Неужели ты думаешь, что я работал, сражался, строил планы на годы и годы, не узнав о них как можно больше и не взяв это в расчет? Мои заложники лишь подтвердили то, что я знал. Они пришли за знанием, они торгуют с тем, кто лучше утолит эту их жажду, и они не будут сражаться без провокации, которой не будет, уж за этим я прослежу.
   Арнанак помолчал. И добавил:
   - Ты прав, мы не будем держать осаду, Одноухий. Мы возьмем вас штурмом. Если ты не примешь мои условия. Неужто ты ради своей чести отвергнешь их, губя свой народ?
   - Так и сделаю, - ответил Ларрека. Арнанак грустно улыбнулся:
   - Я так и знал заранее. Но я должен был попытаться, верно? Ну, что ж теперь... Брат во Троих, желаю тебе смело войти во Тьму.
   - И да будут Они к тебе милостивы, - ответил древними словами Ларрека. И двое обнялись, объединенные верой, и разошлись своими путями.
   К вечеру ветер сменил направление и усилился, так что пыль поднялась и закрыла звезды толстой темной завесой, и даже луны не пробивались сквозь нее. Под её покровом варвары подтащили стенобитные орудия. Среди них были и те, что захватили у войск, шедших на север отбивать Тарханну. На рассвете начался обстрел стен из этих орудий, из луков и арбалетов. И когда поднялось Истинное Солнце, такое же красное, как Бродяга, оно увидело разгар битвы.
   Небо было темно от пролетавших стрел, с тяжким вздохом слетали с пращей камни и со свистом летели, прикрывая воинов от снайперов легиона. Под этим прикрытием валенненцы заряжали катапульты и требушеты для метания тяжелых камней в стену, и каждые несколько минут вздрагивали тяжелые бревна стен, и откалывались от них щепки. Вопли, вскрики, рев горнов и бой барабанов доносились от орды, осадившей дальний край рва. Солнца взбирались вверх, тени становились короче, росла жара. Ветер нес каменную крошку, она порошила глаза и скрипела на зубах.
   Ларрека успевал надзирать за всем. За ним шел знаменосец с его личным знаменем, воздетым высоко на шест. Такая эмблема была у каждого командира легиона. Кроме всего прочего, она сообщала, где он, для тех, кому он был нужен, хотя, разумеется, привлекала и огонь противника. Ларрека к этому уже привык. Его девиз многих озадачивал: значение руки, поднявшей меч в небо, было понятным, но не все знали английские слова "Ответь Мечом".
   Надо было. отдавать приказы - "Собрать эти сувенирчики и отправить обратно", и ободрять легионеров, особенно раненых - "Хорошая работа, солдат!", и наблюдать за битвой, и иногда что-то делать самому.
   Пока что лучники хорошо стреляли из башен: удавалось отбить все попытки перебросить мосты через ров. Голые варвары откатывались назад, вспоротые копьями и стрелами, или падали вниз со стен, и жизнь вытекала из них пурпуром. Но один требушет им удалось подтащить поближе, и он бил в одно и то же место раз за разом, пока не разрушил одну сторожевую башню, а потом и другую. Это место было прикрыто только бастионом меж ними, и градом стрел его защитники были перебиты.
   Ларрека видел это. Второе укрепление вышло из строя к концу дня. С воплями радости расступились варвары, пропуская носильщиков с длинными, тяжелыми досками - штурмовать брешь.
   - Отлично! - сказал Ларрека. У него были свои доводы в этом споре: свежая команда с катапультой, каждый номер со своим щитоносцем, прикрывавшим и себя, и его. Они протрусили тяжелой рысью, взводя оружие. Их никто не заметил, пока Ларрека не скомандовал выпустить пару больших камней вдоль рядов наступающих. Плохо организованные туземцы не смогли выстроить правильной защиты и отступили в беспорядке. Тем временем атакующие подвели к бреши помост, показался отряд хорошо вооруженных воинов. Третьим и четвертым выстрелом Ларрека пустил зажигательные снаряды. Кувшины с горящей нефтью ударили в цель, взорвались огнем и далеко разбрызнули его языки. Удар был силен, и помост охватило пламя.
   - Лучше бы укрыться, командир, - посоветовал легионер: дождь стрел стал куда гуще.
   - Рано еще, - ответил Ларрека. "Здесь весело. Как в старые дни". - Нам бы надо ещё достать вон тот требушет.
   Для этого потребовалось три выстрела, и двое из его команды были смертельно ранены, но недаром: орудие противника, пораженное защитниками Порт-Руа, превратилось в сноп красного и желтого огня. Других потерь не было - Ларреке самому досталась царапина над бабкой, которую просто перевязали.