Всматриваясь вдаль, он не мог сказать, парит ли ещё в небе корабль-убийца, потому что его взгляд туманился все сильнее. И он не был уверен, что труп, возле которого ему пришлось остановиться, был телом кого-то, кого он знал. В водовороте его сознания мелькнула мысль, что это мог быть Торнак, но слишком он был изувечен, чтобы можно было сказать наверняка. Был ли он теперь близко к тому месту, куда ударило оружие?
   Если, несмотря на слабость, он смог так далеко добраться, то... то, может быть, не все убиты. Хорошо бы, если бы выжило достаточно много, чтобы вернуться домой и чтобы некоторые смогли пережить Огненную пору. Если люди не последуют за ними как мстители - но зачем? Это им не нужно. Они всемогущи.
   Арнанак вздохнул и прилег отдохнуть. Наступала Ночь.
   Слишком быстро для сна смерти? Нет. Не должно быть. Он не допустит. Он не животное, чтобы просто умереть, он - оверлинг Улу.
   Он поднял меч и взмахнул им.
   - Отдай мне мою честь, - сказал он не имеющему лица. Свет соскользнул со стали. Меч ударил в гущу летавших вокруг черных крыльев, зазвенел по когтям и клювам. Они завывали вокруг, эти вихри.
   Арнанак шел вперед. Он шел через свистящий серый вереск, где было так холодно, что от мороза звенел меч. Вереск цеплялся колючками, но котурны предохраняли от них. На спине лежали тюки, к ним были приторочены доспехи, с плеч свисал щит, основная тяжесть его приходилась на горб. Арнанак высоко нес голову и уверенно смотрел вперед. Правая передняя - левая задняя, левая передняя - правая задняя...
   Труби, рожок, барабан, бей!
   Эй, дружок, пиво допей!
   Девки, прощайте, без нас не скучайте,
   Последний раз, хозяйка, налей!
   "Топай в поход, топай в поход", - Труба с барабаном зовут. А пусть их лучше черт поберет, А я бы остался тут.
   Шагай на границу, шагай на границу, Там новые девки ждут. Пока им снится, пока им снится, Как Скороходы идут.
   Не хочешь ли ты, солдат, обручиться С девкой костлявою тут? Хватит лениться, хватит лениться. Трубы в поход зовут.
   И так шагают Скороходы Тамбуру. И присоединился к ним Зера, потому что надо взять мост.
   - Что за зимнюю страну выбрал я родиться! - сказал Ларрека, добавив грязное ругательство. - Единственная хорошая вещь в Хаэлене - это корабль, что увозит тебя оттуда.
   - Моя родина понравится тебе не больше, - предупредил Арнанак.
   - Так оно и оказалось. Но ведь мы с тобой должны были пройти через этот мир.
   - Ты жалеешь?
   - Конечно, нет.
   - И я нет.
   Мост был тонок, как лезвие клинка. Он дрожал и трепетал над ущельем, где океан низвергался в ад. Стоявшие на нем наводили ужас.
   - Их надо взять натиском, - решил Арнанак. Ларрека согласился. Надев доспехи, он взял сталь в левую руку. Это разумно, когда двое идут щитом к щиту, прикрывая друг друга.
   Арнанак метнул копье. Оно загорелось в гуще врагов. За ним рванулись он и Ларрека. Хей! Они повергли врагов в пучину вод и прошли.
   В дальней стороне была пустая и сухая земля, горы терялись в небе, долины казались выжженными шрамами под солнцами.
   Огонь обжигал кости.
   - Теперь ты понимаешь, почему они воюют? - спросил
   Арнанак. - Но идем. Я знаю дорогу.
   Они все собрались в зале Улу, чтобы радостно приветствовать их сыновья, товарищи, любимые и любящие, из одних тесных объятий в другие. Он провел Ларреку к месту, которым гордился. Здесь воздух был холоден и слегка мрачен, хотя свет ламп вспыхивал на оружии, развешанном по стенам. И всю ночь звенело веселье. Пир шел горой, они хвастались, пили, любили женщин, рассказывали истории, боролись, играли, пели песни, не уставая, и помнили помнили - помнили.
   А на рассвете мужчины снова надели оружие, сказали последнее "прости" и вышли. Охай-я, что за вид открылся им! Склоненные среди знамен копья, развевающиеся плюмажи, клинки и топоры, щиты грянули, и единым криком встретило войско своих предводителей.
   - Настало время! - позвал Арнанак, и Ларрека крикнул:
   - Иаи!
   И с радостью шагнул каждый тассур и каждый легионер, погибшие в боях, в которых рубились они вместе, и вверх по спиральному пути, туда, где ждал их напора вечный красны хаос Бродяги.
   Глава 24
   Джилл плакала. Спарлинг прижал её к груди; они расположились на заднем сиденье в рубке. Его лицо было непроницаемо, как забрало шлема, и только рот чуть скривился и горели угольно-сухие глаза.
   Слезы медленно катились по щекам Дежерина, отдаваясь горьким вкусом во рту. Время от времени его пробирала дрожь. Но руки его уверенно управляли приборами, а мозг просчитывал их показания.
   Кратер взрыва блестел черным, почва спеклась в стекло.
   Волнистая воронка не была широка - ракета была точным инструментом, рассчитанным на малый радиус поражения и минимум жесткого излучения. Конечно, совершенной она не могла быть. Вокруг лежало кольцо убитых и раненых, тех, кто не превратился в пар. Чтобы наказать самого себя, он увеличил изображение какого-то случайно выбранного места. Какая-то часть этого мяса двигалась, и это было хуже всего.
   Он не мог этого вынести и включил энергетическую пушку. Ударил гром, и через минуту на земле лежали только дымящиеся угли. Может быть, можно было спасти кого-то при соответствующем лечении, но откуда его взять?
   "Прости меня, отче, - взмолился бы он, если бы мог, - ибо я не ведал, что творил". Никогда раньше он не видел настоящего сражения. Но он чувствовал, что не может молиться, и лишь звенели в нем слова:
   "Так! На скользких путях поставил Ты их, и низвергаешь их в пропасти. Как нечаянно пришли они в разорение, исчезли, погибли от ужасов! Как сновидение по пробуждении, так Ты, Господи, пробудив их, уничтожишь мечты их. Когда кипело сердце мое и терзалась внутренность моя" - Джилл перестала плакать. Тихий и дрожащий, прозвучал её голос:
   - Со мной все о'кей. Спасибо, милый. Страшное было зрелище. Я даже представить себе не могла, что так может быть. Но я только потрясена, я не убита и не изувечена.
   - Спокойней, девочка, - сказал Спарлинг.
   - Пока не могу, дорогой. - Девушка поднялась. Дежерин слышал звук её шагов. Ее рука протянулась над его плечом. - Вот, возьми, - сказала она. В руке она держала ножи - свой и Спарлинга. Пока самолет приближался к цели, вооруженные Джилл и Спарлинг сидели в креслах второго пилота и штурмана. Возьми их.
   - Мне они не нужны, - ответил Дежерин.
   - Чтобы все выглядело как надо, когда мы вернемся. - Джилл бросила их себе под ноги. Лезвия звякнули. Он беспомощно встретил взор её голубых глаз.
   - Что же мне делать?
   Она обошла вокруг своего кресла и села, не потрудившись привязаться.
   - Прежде всего следует произвести разведку вокруг, - сказала она. С каждым словом жизнь возвращалась к ней.
   Казалось, все тяготение Иштар навалилось на Дежерина; тем не менее самолет слушался малейшего движения. Медленно кружа, он облетел километры территории. На экранах было одно и то же: варвары в панике бежали, по воде и по суше. Тем временем Спарлинг занял третье сиденье, вытащил табак и трубку из кармана куртки, набил, разжег и затянулся. Запах табака поплыл как воспоминание о Земле. К нему вернулось спокойствие. Наконец он без всякого выражения спросил:
   - Как вы думаете, сколько на нашем счету? Дежерин дважды сглотнул, потом ответил:
   - Две или три тысячи.
   - Хм-м, это из тех как минимум пятидесяти тысяч, что мы видели?
   Дежерин надтреснуто засмеялся:
   - Шесть процентов. Они дешево отделались. Приходится по какой-то тысяче на брата.
   - На Мундомаре творится похлеще. А кроме того, в здешнем гарнизоне гораздо больше трех тысяч, и каждый из них был бы убит или умер медленной смертью за несколько лет рабства на самой тяжелой работе.
   Спарлинг наклонился поближе и мягко произнес:
   - Поверьте, мне никакой нет радости от того, что мы сейчас сделали. Я не чувствую себя правым. Но и виноватым себя не ощущаю. И мы ваши вечные должники. Ваши, Юрий. Вы предложили один большой удар. Я думал, что на них надо будет охотиться с пулеметами.
   - А какая, Христа ради, тут разница?
   - Морально - никакой. Но их погибло меньше, и большая часть даже не успела понять, что погибает. А кроме того, - Спарлинг на минуту замолк, кроме того, это племя воинов. Пули или химические бомбы их бы притормозили, но я не думаю, чтобы остановили надолго. Они бы сменили тактику, изобрели бы защиту, крали бы у нас оружие, изготовляли бы копии его и снова шли бы в бой до скончания веков, пока не была бы перебита вся их раса, или не погибла бы цивилизация на Иштар, или мы сами не сдались бы на их милость. А вот после того, что было сегодня, - я не думаю, чтобы они вернулись.
   - И ещё одно маленькое замечание, - сказала Джилл. - Теперь наши люди не должны будут совершать налет из Примаверы и смогут вернуть на место то, что они, так сказать, позаимствовали. Это ведь позволит тебе закрыть дело, верно, Юрий?
   Дежерин коротко кивнул.
   - Что делать теперь? - спросил он.
   - Ты теперь хозяин, - ответила Джилл, как бы удивившись пустоте в его голосе. Она заговорила быстрее, даже живее. - На самом деле стоило бы связаться по радио с легионом, успокоить их, дать советы - слушай, а мы можем приземлиться? Переночевать? Осмотреть лагерь варваров? Кто знает, может быть, удастся найти этот предмет с Таммуза. Или нескольких дауров. Этим бедняжкам наверняка понадобятся помощь и утешение.
   Осмотр самой большой палатки показал, что странные маленькие существа, похожие на морских звезд, здесь наверняка были. Но они ушли, сбежали в ужасе ещё большем, чем тот, что испытывали варвары. По рассказам Джилл Дежерин представил себе, как они пробираются по стране, которая им ничего, кроме голода, предложить не может, и даже сам удивился, как ему хочется верить, что они доберутся до Старкленда живыми.
   Звездный куб дауры с собой не взяли. Дежерин с благоговением отнес его в свой самолет.
   Когда он вошел в ворота Порт-Руа, солдаты отсалютовали ему, как своему спасителю. Приветственных криков не было. Спарлинг объяснил, что они слишком устали, слишком многих потеряли в этот день. Радость победы придет потом. Остаток дня был посвящен работе похоронных команд за пределами стен.
   Нежданно задул суховей, раскаленный, как из горна, обдирающий кожу. Он гнал тучи пыли, и Бел стал таким же красным, как Ану.
   - Мы выстоим, - сказал временный командир Иразен, - если получим подмогу.
   Он обращался к людям в кабинете, который раньше принадлежал Ларреке. Это была оштукатуренная комната с глинобитным полом, почти пустая, только на полу лежало несколько разноцветных матрасов и на полках по стенам немногочисленные книги и сувениры. Знамя с изображенным на нем коротким мечом висело напротив места Иразена. Окна были закрыты от бури. Тусклое пламя желтых фонарей источало острый теплый запах, но жара была не так беспощадна, как снаружи.
   Дежерин переводил взгляд с похожего на льва существа, которое также служило цивилизации, на сидящих рука об руку Джилл и Спарлинга и с них снова на командира. Джилл переводила. Какой тонкой и светлой казалась она! Пламя фонаря сияло в её волосах и отражалось в зрачках.
   - Что мне ему сказать? - спросила она, когда молчание затянулось.
   - Скажите ему... - Dieu m'assiste (Помоги мне, Боже, фр.) - да что тут можно сказать? - Дежерин развел руками. - Он наверняка думает, что Земля изменила свою точку зрения. У вас хватит духу сказать ему правду?
   - Нет, нет, - прошептала она. - Я не настолько смелая. - Повернувшись к Иразену, она произнесла, запинаясь, несколько коротких фраз. Иштариец пророкотал ответ, который, казалось, чуть облегчил ей душу.
   - Я объяснила, что это был особый случай, что ты превысил свою власть и что Земля больше военной помощи не предоставит. Он не был разочарован. В конце концов, они думают, что Конфедерация Валеннена этого удара не переживет. Теперь останутся разрозненные банды, иногда даже враждующие между собой. Он ещё сказал... что пока существует Зера Победоносный, наши имена будут в его списках.
   - Наверное, блокада будет снята, как только эти новости перелетят через море, - ответил Дежерин. И неожиданно для себя добавил: - А если нет, я её прорву!
   Джилл перевела дыхание. Спарлинг испустил замысловатое ругательство. Девушка перевела слова Дежерина солдату, и тот стиснул плечи Юрия до боли.
   "Ну и дурацкое же обещание я дал, - подумал офицер-человек. - Откуда я знаю, что смогу его выполнить? И почему я не унываю?" Он посмотрел на Джилл и понял почему.
   Или все же он не прав? Она не принадлежит ему. Им со Спарлингом предстоит космическое путешествие и суд, и это может связать их друг с другом на всю оставшуюся после отбытия наказания жизнь. Он, Юрий Пьер Дежерин, ничего, кроме неприятностей, не приобрел. Откуда же это ликование?
   "Однако я не думаю, что меня позовут на помощь. Пираты немедленно разбегутся по домам для встречи - как они её называют - Огненной поры. А если нет - я могу найти предлог для того, чтобы ускользнуть одному и выполнить задачу втайне".
   Чувство кровавой вины вернулось опять. "Да, я способен потопить корабль с разумными существами, беспомощными против меня".
   Джилл подмигнула:
   - Мы на тебя не настучим, - поклялась она. - Верно, Иен?
   - Никогда и ни за что, - подтвердил тот. Чувство вины опалило Юрия, как огнем.
   Снова заговорил Иразен. Джилл и Спарлинг несколько умерили свою радость.
   - А теперь что? - спросил Дежерин, пытаясь справиться с сердцебиением.
   - Он говорит, - девушка крепче взяла за руку своего спутника, - он говорит, что он - не Ларрека. Он сделает все, на что способен, но легион больше не сможет здесь себя прокормить, и, если Союз не будет их снабжать, они отойдут.
   Она попыталась улыбнуться.
   - Не хмурься, Юрий, - добавила она. - Валеннен уже не представляет угрозы, как раньше, а Зера будет наготове на юге.
   - Но будет лучше, если вы... то есть если они смогут остаться? спросил Дежерин.
   - Конечно, - ответил Спарлинг. - Вы же из Космофлота - посмотрите на карту. Здесь ключевой пункт защиты Огненного моря, который позволяет уберечь цивилизацию на этих островах и в Северном Бероннене и иметь ресурсы, доступные для применения в других местах - ресурсы, которые будут очень нужны даже в лучшем случае и жизненно важные, если мы, Примавера, не сможем им помочь так, как собирались.
   Джилл кивнула. Пряди волос скользнули по её шее. В груди у Дежерина взорвалась сверхновая.
   - Что с тобой? Юрий, с тобой все в порядке? Он осознал, что прошла минута или больше. Она поддерживала его за талию. У неё и у Спарлинга на лице читалась самая искренняя забота о нем. Иразен, почувствовав это, протянул руки, как бы предлагая любую помощь, на которую способен чужак.
   - Oui... Cavabien, merci. Une idee (Да... Все хорошо, спасибо. Есть идея..., фр.)... - Дежерин встряхнулся. - Пардон, мне надо подумать.
   Он сел, подняв колени, взялся за виски, глядя на разноцветный матрас, и - нет, мыслей не было, но как волна умиротворения пришло понимание.
   Наконец он поднялся. Он понял, почему эти двое с таким легким сердцем готовы были идти в тюрьму. Та же сила теперь звенела и в его словах.
   Он не то чтобы стал красноречив. Он скорее запинался и искал пути, чтобы передать открывшееся ему. Он хотел бы обладать, или хотя бы уметь воспринимать иштарийское искусство слов.
   - Друзья мои, я не знаю, что вы можете ему сказать. Пожалуй, лучше всего будет не обещать ничего. Скажите, что ограниченные поставки наверняка будут. Скажите, что мы верим, что Союз не оставит их в нужде и что цивилизация дальше не отступит. Entre nous (Между нами говоря, фр.), могу вас заверить, что все работы на базе будут приостановлены. Все, чем вы располагаете в Примавере, возвращается вам. И Космофлот постарается вам помочь в меру своих возможностей.
   - Ах, Юрий, - пропела Джилл, и её голубые глаза на миг заволоклись слезами.
   - Святой Иуда! - сказал Спарлинг таким голосом, каким можно было бы объявить прощение предателю.
   Дежерин быстро продолжал. "Нужно лишить себя возможности отступления".
   - Почему? Потому что внутри я чувствую так же, как вы.
   И у меня оставалось все меньше и меньше уверенности в том, что я поступаю правильно. Поэтому я и полетел на север забирать вас с туманной идеей, что Иен может захватить самолет и заставить меня сделать то, что мы сделали. Если бы ему это удалось, вина была бы не моя, верно? И последствия легли бы на его совесть. А вы... все стали бы ко мне относиться лучше, хоть меня и заставили. Но я не ожидал, что эти последствия лягут и на вас тоже, Джилл. Я не знал, каково жечь людей, которые не могут ответить ударом на удар. Неважно, добрыми или дурными были их побуждения - ответить ударом на удар они не могут. Вы, когда попадете на Землю, должны быть свободны от этого чувства. Но убивать - этого мало. Мы должны помогать и строить. Я командир. Мои люди с удовольствием последуют тем приказам, которые я буду отдавать, пока меня не сменят. Примавера останется в Федерации, а мы трое, когда за нами пришлют, будем говорить от имени Иштар. Теперь понимаете?
   - Я понимаю, - сказал Спарлинг. Джилл кинулась к Дежерину и поцеловала его.
   Эпилог
   Свой рассказ мы закончили глубокой ночью. Эспина как будто знал все наперед, настолько остры и точны были его вопросы. Он не ослабил внимания, хотя мы, моложе его на два поколения, устали. Но сказав наконец: "Yo comprendo.. (.Я понял, исп.)", он закрыл глаза, и в комнате воцарилась тишина. Только дедовские часы продолжали говорить, и медленное тикание казалось падающими каплями времени.
   Все это время свет был приглушен. Час за часом мы смотрели на вращение звездного колеса. Теперь звезды окружали голову Эспины тусклой короной, а край неба на востоке засеребрился. В страхе и надежде мы ждали.
   И вновь вперился в нас взгляд орла, и сверкнули из-под морщинистых век яркие глаза.
   - Прошу прощения, - сказал президент Федерального Трибунала. - Я не должен был томить вас неизвестностью, но я должен был все обдумать.
   - Разумеется, сэр, - промямлил я.
   - Вы, несомненно, интересуетесь, не хотел ли я просто поиграть с вами, как кот с мышью...
   - Нет, нет, сэр! Эспина усмехнулся:
   - Я вам не дал даже намека на свои истинные цели и фактические намерения. Я не мог этого сделать, иначе бы я не получил столь полной откровенности. Вы, возможно, думали, что, представив свое дело так, как вы хотите, вы могли бы убедить меня вынести вам мягкий приговор. А возможно, вы считали, будто я потакаю своему любопытству или холодной жестокости и изобрел для вас более тонкую пытку, чем разрешено законом. Но что бы там ни было, это уже почти позади.
   Он посуровел:
   - Почти. Прежде чем я все объясню вам, придется причинить ещё одну боль. Вы должны осознать, насколько серьезны выдвинутые против вас обвинения.
   Вы, Иен Спарлинг, и вы, Джилл Конуэй, совершили акт пиратства в отношении военного судна государства, находящегося в состоянии войны. Вы нарушили не только приказ, что само по себе уже преступление, но основные законы самой федерации. После этого вы, Юрий Дежерин, офицер Космофлота, продолжили это нарушение. Пользуясь подложными приказами, вы приостановили ход вверенной вам операции и использовали подчиненных вам людей, а также приданные средства для гражданских целей, не относящихся к вашей задаче. Плюс к тому, вы действовали в постоянном сговоре, что является уголовным преступлением per se (Само по себе, лат.).
   Да, я понимаю, что вы все это уже слышали. Теперь же я узнал от вас более подробно, чем в нескольких эмоционально заряженных фразах, ваше оправдание: вы помогали отдаленной, негуманоидной, технически отсталой цивилизации, не интересной никому, кроме ученых, ваши действия были направлены на помощь нескольким тысячам местных жителей, которые в противном случае не устояли бы, на сопротивление завоеванию, не имевшему, в случае своего успеха, никакого значения для Земли. Короче говоря, вы поставили свои мелкие цели и суждения выше суждения любого властного органа и каждого из нескольких миллиардов частных лиц и присвоили себе право действовать соответственно. Так почему бы во искупление этого вам не расплатиться всей оставшейся жизнью?
   Перед лицом подобной суровости я оставил свои мечтания, и думаю, что мои товарищи сделали так же. Но не все и не более чем на один удар часов. А потом Джилл выпрямилась на стуле, и её голос ответил:
   - Сэр, что бы мы ни сделали, закон, на страже которого вы стоите, дает нам права. В том числе право быть, черт возьми, услышанными! И публично! Какого черта мы иначе, как вы думаете, пошли, как бараны, под арест, когда за нами приехали? Мы могли взять запас пищи и уйти в глушь, где нас ни одна собака не нашла бы, не то что ваши одомашненные сыщики! Но мы хотели, чтобы Земля знала правду!
   Мы с Иеном приняли у неё эстафету.
   - Да, - сказал Иен, - капитан Дежерин связан дисциплиной Космофлота, но мы с мисс Конуэй - нет. И ваши закрытые слушания, и содержание нас incommunicado незаконны с точки зрения Хартии Мировой Федерации. Ваш Трибунал может вынести приговор, но не имеет права лишать нас возможности высказать свое суждение.
   - Так же, как и Космофлот, - добавил я. - И это одна из причин, по которой я всегда гордился своей формой - надеюсь, мне не придется начать её стыдиться.
   Эспина встретился с нами взглядом. Часы пробили час.
   Он улыбнулся.
   - Отлично, - сказал он. Я не думал, что он может говорить так мягко. Я оцениваю ваш дух так же высоко, как и ваше терпение. Чувствуйте себя свободно. Ваша пытка окончена.
   Он нажал кнопку на подлокотнике. В его голос вернулся металл.
   - Эта её часть окончена, - поправился он. - То, что будет дальше, будет во многих смыслах хуже. Понимаете ли, рассказанное вами подтверждает то, что мне было ясно по моим собственным расследованиям; теперь пробелы заполнены. Господу известно, что я не милосерден, но я стараюсь быть справедливым. Когда заседания суда возобновятся, слушания будут открытыми. Теперешние слухи о процессе обеспечат всемирную рекламу. Мы пройдем по всем этапам - от предъявления обвинения через разбирательство, ваше признание вины к приговору, который мои коллеги, разумеется, планируют крайне жестким. Затем я своей властью вас полностью оправдаю.
   Следующих нескольких минут я не помню - помню только, как мы трое обнялись и смеялись сквозь слезы.
   Когда мы успокоились, оказалось, что слуга принес бренди. Это был благородный благословенный коньяк. В ответ на наш тост согбенный в свете поздних звезд Эспина закурил ещё одну сигарету, закашлялся, выдохнул дым и сказал тем же твердым голосом, что и прежде:
   - В сущности, вы планировали получить громкое дело, чтобы вызвать рост симпатий к Иштар, достаточный для возобновления поставок. Сегодня вы помогли мне прийти к окончательному решению. С моей помощью - а я сделаю все для того, чтобы процесс оказался сенсационным, - вы просто вызовете бурю. Приготовьтесь. Вы не знаете, как это отнимает силы - быть символом. Мои намерения идут гораздо дальше. С точки зрения долговременных расчетов ваша цель и больше, и значительней. Но с точки зрения ближайшего будущего она связана с моей. Я хочу положить конец войне.
   Он выдохнул дым и решительно отхлебнул коньяка, а мы погрузились во внутреннее спокойствие, вызванное изнеможением.
   - Конец войне. - Его лицо мумии исказила презрительная гримаса. - Этой бессмысленной, беспощадной, несправедливой, бесконечной войне. Единственное, что мы должны были сделать, - это предложить свою помощь в урегулировании конфликтов. Мы же вместо этого из романтизма или чего-то ещё превращаем друзей во врагов. Из чистой сентиментальности мы сами стали мясниками. Из чувства вины мы берем на себя во сто крат большую, чудовищную вину. И настало время положить этому конец. Это можно сделать. Земля и Накса могут договориться и установить условия, не слишком несправедливые для каждой стороны. Во всяком случае, не такие несправедливые, как то, что старые остаются жить, когда молодые умирают. Этого подспудно хочет вся Федерация, потому что наши затраты и жертвы возрастают беспредельно и безрезультатно. Но это желание пока что подспудное. Политики, средства массовой информации - практически никто не хочет взять на себя инициативу. Они просто не затрагивают политически неудобную тему о мирных переговорах. И вас я использую, чтобы их подхлестнуть.
   Он снова улыбнулся, взмахнув рукой, держащей сигарету.
   - У меня, конечно, есть и свои эгоистичные причины, - признался он. Его смешок прозвучал как соударение двух сухих ветвей феникса под вихрем Огненной поры. - Какая прекрасная последняя битва! Они закричат о моем импичменте, о проверке нормальности, о пересмотре Хартии, чтобы сместить меня с поста, обо всем, что может подсказать истерия мести. А я буду драться с ними по-своему... И выиграю я или проиграю, вам о себе тревожиться не надо. Вы будете защищены законом о непривлечении к повторной ответственности. Но и вы тоже должны будете драться.
   В его голосе прозвучал сарказм:
   - И не бойтесь, что вам придется стать модными радикалами. Оставьте речи, манифестации, бунты, статьи в желтых журналах, единение с великим делом, проповеди, в которых Бог не упоминается, потому что не имеет к ним отношения, - оставьте это обезьянам. А ещё лучше - просто откажитесь от этого, отвергните. Вы должны быть просто свидетелями правды. Это окажется не так легко, как вы думаете. Интеллектуальный истеблишмент, противостоящий вам, будет располагать хорошими пикадорами и жонглерами. Тяжелее всего будет оставаться спокойными, разумными и - да, правдивыми.
   Его губы скривились:
   - Что за правду можете вы сказать? Как на вас лично сказалась это ненужная война? Возможность предотвратить смерть миллионов существ, что вполне могут превосходить нас с точки зрения вечности, поставлена под сомнение. Поставлена в опасность высокая цивилизация, которая, как мы знаем наверное, может нас чему-то научить и в не очень отдаленном будущем занять достойное место в межзвездном сообществе. Вы были свидетелями разрушения и горя, в которых совсем не было необходимости, и, кроме того, гибели двух лидеров, которые могли бы работать вместе ради неисчислимых благ, если бы мы дали им шанс. И Земля... на Иштар Земля потеряла доверие лучших умов, доверие, которое не так легко будет восстановить. Земля потеряла выдающегося офицера - хотя вы будете прощены, капитан Дежерин, Космофлот не сможет себе позволить не списать вас. - И снова у него в лице проглянула неожиданно мягкая улыбка. - Я позволю себе сказать, что они предложат вам место вне Космофлота, где вам будут рады.
   И он продолжил так же мягко:
   - Вы доставили также сведения о целой разумной расе и реликты от сильного исчезнувшего народа; каждое такое открытие - это открытие новой вселенной. Но чтобы развить эти открытия, понадобится помощь всего Союза, и, более того, надо будет помочь народу Валеннена, чтобы он помог нам в ответ. А для этого нужен мир! Я думаю, что в течение примерно года Земля поймет, в чем заключаются её истинные интересы.
   Он уронил голову на грудь. Даниэль Эспина тоже был всего лишь смертным.
   Мы вскоре попрощались, и слуга разбудил нашего пилота, который должен был доставить нас туда, где нас содержали.
   Мы ждали его снаружи. Воздух был тих, холоден и невероятно чист. Солнце уже высветило пики, и по их гранитным склонам заскользили тени, а небо стало сапфировым.
   - Год, - вздохнул Иен. С каждым вздохом выходил белесый пар. - Или максимум два. А потом отправимся домой. "И если нам повезет, начнем нашу работу", - подумал я.
   - Как ещё долго, - ответила ему Джилл. Они больше не прятали от меня своих секретов, как и я от них - своих. Нас было трое, но этот час принадлежал им. - Тебе бы вызвать сюда Роду.
   - Как она сможет приехать, - возразил он, хотя и знал ответ.
   - Судья это устроит. Ты не был бы сам собой, если бы его об этом не попросил. - Она расправила плечи. - А пока что... Потом... Ладно, мы посмотрим.
   Она не стала говорить о том, что любить и быть любимым приносит и обязанности. Ее взгляд сказал мне, что я тоже вхожу в это "мы".
   Пришел пилот. Джилл повела нас к флаеру. Идя вслед за ней, я лелеял в душе надежду.