Было похоже, что Карло привык к тому, что русов забавляет наличие у неаполитанца трех имен, да еще вместо отчества какая-то фамилия. Но при посольстве положено представлять послов полным именем, а по обычаю русов у человека должно быть отчество. Когда еще в Чернолесье Редрик хлопнул его по плечу и заявил, что, дескать, он теперь будет Карло, сын Пьетро, то есть Пьетрович, неаполитанец не выдержал. Только после долгих споров он согласился титуловаться с отчеством, да и то при условии упоминания всех его имен и фамилии.
Похоже, отчество пылкого неаполитанца развлекло графа. Ухмыльнувшись, Гуго изволил приподнять бровь. Еще раз поклонившись графу, домоправитель покинул зал. Следом за ним, повинуясь еле заметному жесту Его Светлости, вышли прочь и охранники. Редрик последовал его примеру, удалив из зала силача Храбра и угрюмого Хогера, вышедших вместе с четверкой графских дружинников. Однако до поклонов и вручения послания от Филина дело не дошло: импозантный граф, смотрящийся на троне грозным и величественным владыкой, вскочил с трона и, нервно теребя короткую бородку, достаточно невежливо предложил следовать за ним.
Суетливость его движений больше подходила какому-нибудь мелкому торговцу зерном с сельской ярмарки, рядом с рослыми, кряжистыми ведьмаками он смотрелся как мелкий домовой рядом с цепными псами. Бородка и волосы графа были обильно посыпаны снегом седины, тонкие черты лица почти не тронули морщины, в изобилии прорезавшие кожу шеи. Лицо могло принадлежать сорокалетнему человеку, но Редрик знал, что этой весной Гуго стукнуло шестьдесят девять лет. На мгновение желтый блеск глаз графа напомнил ему отца, но если глаза Вершигоры были глазами филина, то глаза Гуго напомнили ведьмаку сокола. Что-то завораживающее было в цепком взгляде, на самом дне которого проступали загадочное безумие и страх. Граф явно был напуган, и напуган всерьез.
За троном в пышных шелковых драпировках оказалась маленькая дверца, куда они и шагнули, один за другим. Редрик шел вторым, прямо за графом Гуго, и поразился его гордой осанке, которая проявилась, стоило им лишь переступить порог. Они стояли в темном кабинете, перегороженном на две части огромным столом, заваленным бумагами. Тихо гудел камин, перед которым в огромном кресле развалился мраморный дог, лениво зевнувший при виде новых людей
Гуго уже успел юркнуть в огромное кресло, стоящее на другом конце стола. Не дождавшись одобрения графа или предложения присаживаться, ведьмаки расселись по креслам напротив графа, после чего над столом повисла пауза. Наконец раздался бархатный голос графа: — Я надеюсь, что все прониклись важностью момента, не так ли? У вас, почтенные воеводы, имеется некое послание, но я полагаю, что это предлог, чтоб вы смогли встретиться со мной без помех. Прошу вас, не стесняйтесь, говорите смело и открыто, зачем понадобился уважаемому Вершигоре немощный старик вроде меня. За пять лет мы научились неплохо понимать друг друга, — мягко продолжил Его Светлость, — и я надеюсь, что вы прибыли по весьма полезному для всех нас делу.
— Вначале я исполню посольство, — проговорил Редрик, — и передам вам письмо. Я бы посоветовал вам его внимательно прочитать.
Тонкие пальцы вцепились в печать на свитке, в комнате воцарилась тишина — Его Светлость граф Гуго, прищурившись, внимательно читал послание Верховного Ведьмака Вершигоры. Там не было ничего интересного, кроме одного: в город пробралась одна из Высших Сестер Авалона. Для человека, подобного старому интригану, этого было достаточно. Сразу возникал главный вопрос: почему тайно? Что могло понадобиться ведьме в городе? Или кто мог ей понадобиться?
Прочитав письмо, граф Гуго на миг забыт о своей роли беспомощного старца На невысказанные вопросы у старика был свой ответ, ответ, сводящий его с ума уже сорок лет. Одним ловким и сильным движением он метнул свиток через всю комнату, прямо в огонь камина. Лицо осталось бесстрастным, но что-то неуловимо изменилось в нем, казалось, на столе перед графом находится клубок гадюк. В следующее мгновение он вновь стал прежним добрым старым синьором, проводящим дни в нравоучительных беседах со жрецами, синьором, щедро жертвующим на вдов и сироток. Только побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в поручни кресла, показывали реальные желания и чувства графа.
«Какой артист, — мелькнула восхищенная мысль у Редрика, — каков притворщик, какое самообладание, как лицом владеет». Однако вслух он произнес совсем другое, помня наказ отца вначале хорошенько помучить графа неизвестностью, а уж потом выкладывать карты на стол.
— Господин граф, зачем вы сожгли ни в чем не повинный свиток? Или таким образом вы хотите объявить нам войну? — поинтересовался Редрик самым невинным голосом.
Похоже, столбняк у графа прошел, пальцы разжались, а на губах заиграла ласковая улыбка пятилетней девочки, увидевшей любимую мамочку, несущую ей новую куклу. Редрик знал, что в такие моменты Его Светлость борется с желанием позвать палачей.
— Что вы, что вы! Никоим образом, — быстро проговорил Гуго, но голос его еще слегка дрожал, — никоим образом! Я просто решил, что документ тайный и не следует его хранить, лучше сразу в огонь. Вдруг ведьма, сменив облик, тайно проберется в мой дом и узнает его содержимое? Нужно быть начеку! А почтенному Вершигоре я попрошу передать мою самую искреннюю благодарность за столь своевременное предупреждение. — Граф Гуго на миг замолк, потом продолжил немного неуверенно: — Хотя мне хотелось высказать ее лично. Возможно ли мое посещение Черного Леса с посольством дружбы и малой дружиной? Я столь наслышан о мудрости» вашего владыки…
Редрик перебил графа: — К сожалению, это невозможно, но мы здесь для того, дабы раз и навсегда обеспечить вашу безопасность, почтенный Гуго. Ведьма не должна уйти из Ашура, мы заботимся о своих друзьях. Если мы объединим усилия, то быстро ее разыщем и убьем, до того как она посмеет приблизиться к вам…
— Она уже приблизилась, почтенный Редрик, — прорычал Его Светлость.
Куда делся добрый синьор? На его месте сидел оскалившийся волк, старый матерый волчара, которого охотник загнал в угол. Но волк, загнанный в угол, опасен вдвойне, и не один охотник остался лежать с порванной глоткой. Горе ведьме, прокравшейся в город и посмевшей в ночном кошмаре угрожать смертью графу! Редрик вспомнил историю, которую поведал ему отец перед его отъездом сюда. Она показалась ведьмаку чудовищной в своей простоте. Ночью, перед тем как дать задание, Филин рассказал Редрику о проклятии графа Гуго, о том, как почти сорок один год граф Гуго живет, ожидая смерти от ведьм Авалона.
— Когда я размышлял о том, кто пошел на сделку с графом, — говорил сыну старый ведьмак, сидя в кресле и потягивая любимую трубку, — я предположил, что граф желает заплатить по старому счету. Что он устал ждать смерти, сломался и пригласил смерть на танец, предложив жезл ведьмам Авалона. Либо решил от них откупиться такой ценой. Потом я еще раз вспомнил эту историю, влез в шкуру графа и понял, что более лютого врага у ведьм нет. И Авалон не пощадит нашего аристократа даже за сотню жезлов. И не случайно он заключил сделку с Мерлином, нет, не случайно. Даже если друид и обманет его, то графа согреет мысль о том, что он навредил Авалону, дав его врагам оружие в их вековечной войне.
Сорок пять лет назад граф женился. Невесту нельзя было назвать ни красавицей, ни умницей.
Одно лишь спасало ее от участи старой девы богатство ее отца, старого купца и одного из наиболее влиятельных членов Совета Ашура. Богат был старый Исаак по прозвищу Колесник, сказочно богат и, помирая, доченьке любимой все оставил. Хотя всю жизнь был холостяком, но под старость нашел себе рабыню подешевле на городском рынке. Но даже здесь поскупился и за гроши купил уродину вместо юной красавицы. Она и стала матерью будущей графини. Не блистал красотой и старый Исаак, в молодости портовые девки требовали от него двойной платы за его уродство. И лицом дочь родилась и в мать, умершую при родах, и в отца.
Росла девочка Эльзочка в богатстве да роскоши. Правда, когда она по улице с батюшкой и охранниками шла, то кумушки украдкой фиги от дурного глаза крутили, а детки ее иначе как Крыса не называли. Но что с детишек взять. Рано развилась девочка, не по годам. Стала о женихе мечтать, о страсти неземной, которой он ее окатит, да вот с женишком проблема вышла. Многие на богатство зарились, но, поговорив с ней вечерок-другой, бесследно испарялись. А уж после того, как двоих кавалеров, любовь девочки Эльзочки отвергших, за попытку ее изнасилования казнили…
Решил старый Исаак купить ей невольника покрасивее, дать ему вольную да женить на доченьке. Но все по-другому вышло. Приехал в город Ашур эмигрант граф Гуго. Двадцать пять лет стукнуло, а ни денег, ни связей, одно богатство — титул да меч фамильный, да заговор неудачный, да призрачные права на корону. Из всех слуг лишь трое дружинников, пошедших за синьором на чужбину и на смерть по слову его готовых. Шел по городу наш граф, хлебнувший дрянного винца в кабаке, да песню пел: «Король, да Бог, да рваный сапог вот все мое богатство…»
И допелся, сердечный, верно говорят: рано пташечка запела, как бы кошечка не съела! Заслышала Эльзочка графское пение да любопытно стало, кто, мол, поет так звонко. А когда узнала, что красавец еще и граф чужеземный, родич королей далеких!..
Через два дня свадьбу и сыграли, не могла детка страсти дождаться, а граф богатства. Месяц о той свадьбе весь город гудел, обсуждая пышный праздник да споря, через сколько дней граф Гуго жену отравит, как дружкам перед свадьбой обещал. Да заминка вышла: мудр был старый Исаак, заявив зятю, что приданое тот получит только после рождения внука. А потом чудо случилось: влюбился граф в свою жену. К делам у старого еврея пристроился, начал ночей не спать, преумножая богатство старого Исаака. Правда, методы у графа остались прежними. Кое-кто из должников в переулках с перерезанным горлом оказался. Кое-кто из конкурентов-соперников, перебивших выгодную сделку, поев супчика, помирал безвременно. За четыре года удвоил граф Гуго богатство старого Исаака, был его тесть одним из богачей, стал первым богачом. Пол-Ашура им принадлежать стало, городской Совет слушался Исаака, как дети малые батюшку строгого. И когда тестюшку паралич разбил, то граф всеми делами его заправлять начал, радуя старика барышами великими, а женушку — подарками дорогими.
С малых лет любила Эльзочка камешки да золотишко, а потом и фарфором да керамикой заморской увлеклась. Без счета платил граф за капризы супруги, собиравшей ценности, да фарфор, да вазы заморские. И за вазу с клеймом «Меня сделал Никомед за триста лет до Рождества Христова» заплатил по слову жены вес вазы золотом, как платил до этого за любой каприз ее. А когда нашелся знаток, пришедший к графу на обед званый и расхохотавшийся от клейма, то прирезали знатока по слову жены прямо за столом.
Сильно любил жену граф, начал к советам ее прислушиваться, восхищаясь умом ее великим да сердцем золотым. Верно люди говорят: любовь зла, влюбленный подобен слепцу. Совсем ослеп граф, так влюбился, что к прохожим жену ревновал, пока жена на конюшне с молодыми конюхами развлекалась. Не выдержали трое дружинников, все, кто с ним на чужбину приплыли, в краях далеких верными оставшиеся, не выдержали того, что весь город над их господином смеется втихомолку, что честь их синьора рогами густо украшена. Пошли они к графу Гуго и все про жену его любимую подробно рассказали Не поверил им граф, стала Эльза развлекаться пуще прежнего, на приемах, улучив момент, лакеев под стол затаскивать. А троих дружинников старых казнили за заговор и измену.
И всем бы была хороша графская жизнь, только наследника все не было и не было. Долго жена его обвиняла в этом, начал было граф тайно по лекарям ходить, подозревая порчу, наведенную из мести, или хворь стыдную от дел молодости. Все лекари руками разводили: вы здоровы, Ваша Светлость.
Решил граф поговорить с женой, как последний глупец рассказав ей, как по лекарям ходил. Тогда новую сказку Эльза придумала, что порчу на нее навели злодеи. В то время проездом в Ашуре три ведьмы-целительницы с самого Авалона были. Не поскупился граф на золото, щедро заплатил ведьмам. Осмотрели они жену и заявили при всех, что бесплодна она от рождения, а развратом своим всякую надежду на излечение убила. В ярости убил граф Гуго со своими дружинниками ведьм, заподозрив, что они-то порчу на графиню и наслали, а на следующий день вернулся с охоты чуть раньше и увидел, как жена с тремя конюхами на его постели разврат творит. В гневе убил граф жену и любовников ее. Вспомнил о трех дружинниках, по навету жены казненных, запил и начал свирепствовать. Три дня пытал слуг, выясняя, кто еще любился с графиней. Две телеги трупов вывезли дружинники из поместья и в лесу зарыли как собак. А ночью на третий день приснились ему убитые ведьмы авалонские, и прокляли они его и весь род его, напророчив ему смерть лютую от сестер своих. От горя ушел граф в дела, затеял короноваться, начал дружины собирать, да не вышло ему корону короля Ашура и Чернолесья носить. Понятлив был интриган и, убедившись, что не сдюжить ему с ратью лесной и всем ополчением Черного Леса, распустил дружину по домам. Начал в Совете вновь интриги плести, продавая свое влияние и некромантам, и ведьмакам, и магам Востока, всем, кто больше заплатит. Но даже интригуя, даже на постели с новыми женами помнил граф о проклятии и о смерти от ведьм Авалона и тщился судьбу обмануть. Построил крепость в городе, там, где раньше его дворец стоял, и из крепости своей ни ногой. Редко когда в Совет выберется, и все, больше никуда. Просто замуровал себя заживо. Купил собак, ведьм чующих, дружинниками себя окружил, ждет ведьму-убийцу, как предсказано…
И теперь, глядя в глаза напротив, глаза графа Гуго, Редрик понимал, что он может не просить, а приказывать, граф готов на все. Военный совет собрался тут же, из трапезной палаты прибыли ведьмачьи дружинники и сотники графа. Его Светлость умудрился не представить своим людям Редрика, просто заявив, что с этой минуты все его распоряжения надлежит выполнять как его собственную волю. После чего граф покинул зал, и ведьмачье посольство начало обсуждать с графскими сотниками план охоты на ведьму.
Три часа спустя на столе лежала карта Ашура и десятники графа Гуго вместе с ведьмаками плели сеть облавы. По всему городу были разосланы графские слуги, по всем притонам и кладбищам они искали следы ведьмы. К вечеру в одном из водоотводных колодцев нашли труп неизвестной девушки с обезображенным до неузнаваемости лицом. Ведьмак, присутствовавший при этом, обнаружил следы от чар, позволивших убийце извлечь из убитой ее память.
В тот же вечер караван телег, груженных сеном и хворостом, вошел через городские ворота. По трое, по пятеро заходили возчики на графский двор, снимали крестьянские рубахи, надевали привезенную под сеном броню. Лучших дружинников, лучших разведчиков и следопытов направил Филин в Ашур. Ведьмаки вошли и в личную охрану, теперь даже по нужде и в баню графа сопровождал десяток ведьмачьих дружинников.
Помолодел граф Гуго, приготовился платить за свой прошлый грех, состаривший графа страх до времени отступил. Молодцом держался Его Светлость перед лицом смерти, кожа туго обтягивала скулы, лихо играли желваки на щеках, зубы были крепко сжаты, глаза метали молнии, такого волчину попробуй тронь — туг же глотку перегрызет.
Редрик знал, что все должно решиться в ближайшие три дня. События невозможно ускорить, лишняя суета может погубить весь план. Пусть ночными поисками командует Освальд, а дневными — Хогер. Он мог понять и графа, для которого кончилось томительное ожидание смерти, теперь враг ведом, и кто кого победит, тот и прав. А победителей не судят Гуго был готов совершить ошибку, потребовав, чтобы ведьму привели к нему живой, и даже назначил награду. Пришлось поправить графа, конечно, не при всех, тихонько шепнув на ухо, что графу решать, или он хочет жизни для себя, или лютой казни для ведьмы, которая способна убить, даже закованная в цепи, по пути к месту казни. Граф сразу отдал новый приказ, в котором за мертвую ведьму платил в два раза больше, чем за живую.
Мудр граф и хорошо знал, как заставить слуг выполнить то, что ему нужно. Но даже Его Светлость со всем своим жизненным опытом может ошибаться или заблуждаться. Он же, Редрик, посланник Черного Леса, не имеет права на ошибку, поэтому следует ждать. Вместе с Бронеславом и Карло ведьму он не упустит Редрик ждал…
Глава 15. ЭХ, ДОРОГИ…
Похоже, отчество пылкого неаполитанца развлекло графа. Ухмыльнувшись, Гуго изволил приподнять бровь. Еще раз поклонившись графу, домоправитель покинул зал. Следом за ним, повинуясь еле заметному жесту Его Светлости, вышли прочь и охранники. Редрик последовал его примеру, удалив из зала силача Храбра и угрюмого Хогера, вышедших вместе с четверкой графских дружинников. Однако до поклонов и вручения послания от Филина дело не дошло: импозантный граф, смотрящийся на троне грозным и величественным владыкой, вскочил с трона и, нервно теребя короткую бородку, достаточно невежливо предложил следовать за ним.
Суетливость его движений больше подходила какому-нибудь мелкому торговцу зерном с сельской ярмарки, рядом с рослыми, кряжистыми ведьмаками он смотрелся как мелкий домовой рядом с цепными псами. Бородка и волосы графа были обильно посыпаны снегом седины, тонкие черты лица почти не тронули морщины, в изобилии прорезавшие кожу шеи. Лицо могло принадлежать сорокалетнему человеку, но Редрик знал, что этой весной Гуго стукнуло шестьдесят девять лет. На мгновение желтый блеск глаз графа напомнил ему отца, но если глаза Вершигоры были глазами филина, то глаза Гуго напомнили ведьмаку сокола. Что-то завораживающее было в цепком взгляде, на самом дне которого проступали загадочное безумие и страх. Граф явно был напуган, и напуган всерьез.
За троном в пышных шелковых драпировках оказалась маленькая дверца, куда они и шагнули, один за другим. Редрик шел вторым, прямо за графом Гуго, и поразился его гордой осанке, которая проявилась, стоило им лишь переступить порог. Они стояли в темном кабинете, перегороженном на две части огромным столом, заваленным бумагами. Тихо гудел камин, перед которым в огромном кресле развалился мраморный дог, лениво зевнувший при виде новых людей
Гуго уже успел юркнуть в огромное кресло, стоящее на другом конце стола. Не дождавшись одобрения графа или предложения присаживаться, ведьмаки расселись по креслам напротив графа, после чего над столом повисла пауза. Наконец раздался бархатный голос графа: — Я надеюсь, что все прониклись важностью момента, не так ли? У вас, почтенные воеводы, имеется некое послание, но я полагаю, что это предлог, чтоб вы смогли встретиться со мной без помех. Прошу вас, не стесняйтесь, говорите смело и открыто, зачем понадобился уважаемому Вершигоре немощный старик вроде меня. За пять лет мы научились неплохо понимать друг друга, — мягко продолжил Его Светлость, — и я надеюсь, что вы прибыли по весьма полезному для всех нас делу.
— Вначале я исполню посольство, — проговорил Редрик, — и передам вам письмо. Я бы посоветовал вам его внимательно прочитать.
Тонкие пальцы вцепились в печать на свитке, в комнате воцарилась тишина — Его Светлость граф Гуго, прищурившись, внимательно читал послание Верховного Ведьмака Вершигоры. Там не было ничего интересного, кроме одного: в город пробралась одна из Высших Сестер Авалона. Для человека, подобного старому интригану, этого было достаточно. Сразу возникал главный вопрос: почему тайно? Что могло понадобиться ведьме в городе? Или кто мог ей понадобиться?
Прочитав письмо, граф Гуго на миг забыт о своей роли беспомощного старца На невысказанные вопросы у старика был свой ответ, ответ, сводящий его с ума уже сорок лет. Одним ловким и сильным движением он метнул свиток через всю комнату, прямо в огонь камина. Лицо осталось бесстрастным, но что-то неуловимо изменилось в нем, казалось, на столе перед графом находится клубок гадюк. В следующее мгновение он вновь стал прежним добрым старым синьором, проводящим дни в нравоучительных беседах со жрецами, синьором, щедро жертвующим на вдов и сироток. Только побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в поручни кресла, показывали реальные желания и чувства графа.
«Какой артист, — мелькнула восхищенная мысль у Редрика, — каков притворщик, какое самообладание, как лицом владеет». Однако вслух он произнес совсем другое, помня наказ отца вначале хорошенько помучить графа неизвестностью, а уж потом выкладывать карты на стол.
— Господин граф, зачем вы сожгли ни в чем не повинный свиток? Или таким образом вы хотите объявить нам войну? — поинтересовался Редрик самым невинным голосом.
Похоже, столбняк у графа прошел, пальцы разжались, а на губах заиграла ласковая улыбка пятилетней девочки, увидевшей любимую мамочку, несущую ей новую куклу. Редрик знал, что в такие моменты Его Светлость борется с желанием позвать палачей.
— Что вы, что вы! Никоим образом, — быстро проговорил Гуго, но голос его еще слегка дрожал, — никоим образом! Я просто решил, что документ тайный и не следует его хранить, лучше сразу в огонь. Вдруг ведьма, сменив облик, тайно проберется в мой дом и узнает его содержимое? Нужно быть начеку! А почтенному Вершигоре я попрошу передать мою самую искреннюю благодарность за столь своевременное предупреждение. — Граф Гуго на миг замолк, потом продолжил немного неуверенно: — Хотя мне хотелось высказать ее лично. Возможно ли мое посещение Черного Леса с посольством дружбы и малой дружиной? Я столь наслышан о мудрости» вашего владыки…
Редрик перебил графа: — К сожалению, это невозможно, но мы здесь для того, дабы раз и навсегда обеспечить вашу безопасность, почтенный Гуго. Ведьма не должна уйти из Ашура, мы заботимся о своих друзьях. Если мы объединим усилия, то быстро ее разыщем и убьем, до того как она посмеет приблизиться к вам…
— Она уже приблизилась, почтенный Редрик, — прорычал Его Светлость.
Куда делся добрый синьор? На его месте сидел оскалившийся волк, старый матерый волчара, которого охотник загнал в угол. Но волк, загнанный в угол, опасен вдвойне, и не один охотник остался лежать с порванной глоткой. Горе ведьме, прокравшейся в город и посмевшей в ночном кошмаре угрожать смертью графу! Редрик вспомнил историю, которую поведал ему отец перед его отъездом сюда. Она показалась ведьмаку чудовищной в своей простоте. Ночью, перед тем как дать задание, Филин рассказал Редрику о проклятии графа Гуго, о том, как почти сорок один год граф Гуго живет, ожидая смерти от ведьм Авалона.
— Когда я размышлял о том, кто пошел на сделку с графом, — говорил сыну старый ведьмак, сидя в кресле и потягивая любимую трубку, — я предположил, что граф желает заплатить по старому счету. Что он устал ждать смерти, сломался и пригласил смерть на танец, предложив жезл ведьмам Авалона. Либо решил от них откупиться такой ценой. Потом я еще раз вспомнил эту историю, влез в шкуру графа и понял, что более лютого врага у ведьм нет. И Авалон не пощадит нашего аристократа даже за сотню жезлов. И не случайно он заключил сделку с Мерлином, нет, не случайно. Даже если друид и обманет его, то графа согреет мысль о том, что он навредил Авалону, дав его врагам оружие в их вековечной войне.
Сорок пять лет назад граф женился. Невесту нельзя было назвать ни красавицей, ни умницей.
Одно лишь спасало ее от участи старой девы богатство ее отца, старого купца и одного из наиболее влиятельных членов Совета Ашура. Богат был старый Исаак по прозвищу Колесник, сказочно богат и, помирая, доченьке любимой все оставил. Хотя всю жизнь был холостяком, но под старость нашел себе рабыню подешевле на городском рынке. Но даже здесь поскупился и за гроши купил уродину вместо юной красавицы. Она и стала матерью будущей графини. Не блистал красотой и старый Исаак, в молодости портовые девки требовали от него двойной платы за его уродство. И лицом дочь родилась и в мать, умершую при родах, и в отца.
Росла девочка Эльзочка в богатстве да роскоши. Правда, когда она по улице с батюшкой и охранниками шла, то кумушки украдкой фиги от дурного глаза крутили, а детки ее иначе как Крыса не называли. Но что с детишек взять. Рано развилась девочка, не по годам. Стала о женихе мечтать, о страсти неземной, которой он ее окатит, да вот с женишком проблема вышла. Многие на богатство зарились, но, поговорив с ней вечерок-другой, бесследно испарялись. А уж после того, как двоих кавалеров, любовь девочки Эльзочки отвергших, за попытку ее изнасилования казнили…
Решил старый Исаак купить ей невольника покрасивее, дать ему вольную да женить на доченьке. Но все по-другому вышло. Приехал в город Ашур эмигрант граф Гуго. Двадцать пять лет стукнуло, а ни денег, ни связей, одно богатство — титул да меч фамильный, да заговор неудачный, да призрачные права на корону. Из всех слуг лишь трое дружинников, пошедших за синьором на чужбину и на смерть по слову его готовых. Шел по городу наш граф, хлебнувший дрянного винца в кабаке, да песню пел: «Король, да Бог, да рваный сапог вот все мое богатство…»
И допелся, сердечный, верно говорят: рано пташечка запела, как бы кошечка не съела! Заслышала Эльзочка графское пение да любопытно стало, кто, мол, поет так звонко. А когда узнала, что красавец еще и граф чужеземный, родич королей далеких!..
Через два дня свадьбу и сыграли, не могла детка страсти дождаться, а граф богатства. Месяц о той свадьбе весь город гудел, обсуждая пышный праздник да споря, через сколько дней граф Гуго жену отравит, как дружкам перед свадьбой обещал. Да заминка вышла: мудр был старый Исаак, заявив зятю, что приданое тот получит только после рождения внука. А потом чудо случилось: влюбился граф в свою жену. К делам у старого еврея пристроился, начал ночей не спать, преумножая богатство старого Исаака. Правда, методы у графа остались прежними. Кое-кто из должников в переулках с перерезанным горлом оказался. Кое-кто из конкурентов-соперников, перебивших выгодную сделку, поев супчика, помирал безвременно. За четыре года удвоил граф Гуго богатство старого Исаака, был его тесть одним из богачей, стал первым богачом. Пол-Ашура им принадлежать стало, городской Совет слушался Исаака, как дети малые батюшку строгого. И когда тестюшку паралич разбил, то граф всеми делами его заправлять начал, радуя старика барышами великими, а женушку — подарками дорогими.
С малых лет любила Эльзочка камешки да золотишко, а потом и фарфором да керамикой заморской увлеклась. Без счета платил граф за капризы супруги, собиравшей ценности, да фарфор, да вазы заморские. И за вазу с клеймом «Меня сделал Никомед за триста лет до Рождества Христова» заплатил по слову жены вес вазы золотом, как платил до этого за любой каприз ее. А когда нашелся знаток, пришедший к графу на обед званый и расхохотавшийся от клейма, то прирезали знатока по слову жены прямо за столом.
Сильно любил жену граф, начал к советам ее прислушиваться, восхищаясь умом ее великим да сердцем золотым. Верно люди говорят: любовь зла, влюбленный подобен слепцу. Совсем ослеп граф, так влюбился, что к прохожим жену ревновал, пока жена на конюшне с молодыми конюхами развлекалась. Не выдержали трое дружинников, все, кто с ним на чужбину приплыли, в краях далеких верными оставшиеся, не выдержали того, что весь город над их господином смеется втихомолку, что честь их синьора рогами густо украшена. Пошли они к графу Гуго и все про жену его любимую подробно рассказали Не поверил им граф, стала Эльза развлекаться пуще прежнего, на приемах, улучив момент, лакеев под стол затаскивать. А троих дружинников старых казнили за заговор и измену.
И всем бы была хороша графская жизнь, только наследника все не было и не было. Долго жена его обвиняла в этом, начал было граф тайно по лекарям ходить, подозревая порчу, наведенную из мести, или хворь стыдную от дел молодости. Все лекари руками разводили: вы здоровы, Ваша Светлость.
Решил граф поговорить с женой, как последний глупец рассказав ей, как по лекарям ходил. Тогда новую сказку Эльза придумала, что порчу на нее навели злодеи. В то время проездом в Ашуре три ведьмы-целительницы с самого Авалона были. Не поскупился граф на золото, щедро заплатил ведьмам. Осмотрели они жену и заявили при всех, что бесплодна она от рождения, а развратом своим всякую надежду на излечение убила. В ярости убил граф Гуго со своими дружинниками ведьм, заподозрив, что они-то порчу на графиню и наслали, а на следующий день вернулся с охоты чуть раньше и увидел, как жена с тремя конюхами на его постели разврат творит. В гневе убил граф жену и любовников ее. Вспомнил о трех дружинниках, по навету жены казненных, запил и начал свирепствовать. Три дня пытал слуг, выясняя, кто еще любился с графиней. Две телеги трупов вывезли дружинники из поместья и в лесу зарыли как собак. А ночью на третий день приснились ему убитые ведьмы авалонские, и прокляли они его и весь род его, напророчив ему смерть лютую от сестер своих. От горя ушел граф в дела, затеял короноваться, начал дружины собирать, да не вышло ему корону короля Ашура и Чернолесья носить. Понятлив был интриган и, убедившись, что не сдюжить ему с ратью лесной и всем ополчением Черного Леса, распустил дружину по домам. Начал в Совете вновь интриги плести, продавая свое влияние и некромантам, и ведьмакам, и магам Востока, всем, кто больше заплатит. Но даже интригуя, даже на постели с новыми женами помнил граф о проклятии и о смерти от ведьм Авалона и тщился судьбу обмануть. Построил крепость в городе, там, где раньше его дворец стоял, и из крепости своей ни ногой. Редко когда в Совет выберется, и все, больше никуда. Просто замуровал себя заживо. Купил собак, ведьм чующих, дружинниками себя окружил, ждет ведьму-убийцу, как предсказано…
И теперь, глядя в глаза напротив, глаза графа Гуго, Редрик понимал, что он может не просить, а приказывать, граф готов на все. Военный совет собрался тут же, из трапезной палаты прибыли ведьмачьи дружинники и сотники графа. Его Светлость умудрился не представить своим людям Редрика, просто заявив, что с этой минуты все его распоряжения надлежит выполнять как его собственную волю. После чего граф покинул зал, и ведьмачье посольство начало обсуждать с графскими сотниками план охоты на ведьму.
Три часа спустя на столе лежала карта Ашура и десятники графа Гуго вместе с ведьмаками плели сеть облавы. По всему городу были разосланы графские слуги, по всем притонам и кладбищам они искали следы ведьмы. К вечеру в одном из водоотводных колодцев нашли труп неизвестной девушки с обезображенным до неузнаваемости лицом. Ведьмак, присутствовавший при этом, обнаружил следы от чар, позволивших убийце извлечь из убитой ее память.
В тот же вечер караван телег, груженных сеном и хворостом, вошел через городские ворота. По трое, по пятеро заходили возчики на графский двор, снимали крестьянские рубахи, надевали привезенную под сеном броню. Лучших дружинников, лучших разведчиков и следопытов направил Филин в Ашур. Ведьмаки вошли и в личную охрану, теперь даже по нужде и в баню графа сопровождал десяток ведьмачьих дружинников.
Помолодел граф Гуго, приготовился платить за свой прошлый грех, состаривший графа страх до времени отступил. Молодцом держался Его Светлость перед лицом смерти, кожа туго обтягивала скулы, лихо играли желваки на щеках, зубы были крепко сжаты, глаза метали молнии, такого волчину попробуй тронь — туг же глотку перегрызет.
Редрик знал, что все должно решиться в ближайшие три дня. События невозможно ускорить, лишняя суета может погубить весь план. Пусть ночными поисками командует Освальд, а дневными — Хогер. Он мог понять и графа, для которого кончилось томительное ожидание смерти, теперь враг ведом, и кто кого победит, тот и прав. А победителей не судят Гуго был готов совершить ошибку, потребовав, чтобы ведьму привели к нему живой, и даже назначил награду. Пришлось поправить графа, конечно, не при всех, тихонько шепнув на ухо, что графу решать, или он хочет жизни для себя, или лютой казни для ведьмы, которая способна убить, даже закованная в цепи, по пути к месту казни. Граф сразу отдал новый приказ, в котором за мертвую ведьму платил в два раза больше, чем за живую.
Мудр граф и хорошо знал, как заставить слуг выполнить то, что ему нужно. Но даже Его Светлость со всем своим жизненным опытом может ошибаться или заблуждаться. Он же, Редрик, посланник Черного Леса, не имеет права на ошибку, поэтому следует ждать. Вместе с Бронеславом и Карло ведьму он не упустит Редрик ждал…
Глава 15. ЭХ, ДОРОГИ…
Пробуждение оказалось быстрым. Как показалось Рогволду, он только успел закрыть глаза, как раздался тихий звон Урук затряс его за плечо.
— Не спи, эльф приснится!
— Слушай, что за эльф? И вообще, я только глаза закрыл, — буркнул спросонок Рогволд.
Но орка это не смутило, и он начал трясти его с удвоенной энергией, обзывая разными милыми именами вроде тетери, сонной мухи, медведя из берлоги и неведомым русу лешим по имени Онт Дубовый. Упоминание о лешем оказалось первой каплей из вылившегося ему на голову ручья воды. Довольная Инга спрятала флягу и показала Рогволду язык. День обещал быть отвратительным.
Уминая завтрак, Рогволд выяснил, что Карим-Те и Винт уже отправились на разведку и будут через четверть часа И впрямь, стоило русу доесть свою порцию и запить ее остатками пива, как неугомонная ведьмачья парочка оказалась тут как тут. У Рогволда промелькнула мысль, что ведьмаки отошли в разведку, желая поговорить без помех, но он отогнал ее от себя, рассудив, что в их компании секретов нет
Собрав мешки, пятерка двинулась в длинный, нескончаемый путь по лабиринтам гробниц Величественные залы, украшенные великолепной мозаикой, сменялись темными переходами, уводящими путников вверх. Только благодаря карте им удавалось найти верное направление в хитросплетении коридоров Однажды они оказались на перекрестке мостков, наподобие лестниц, соединявших меж собой этажи. И прежде чем сориентировавшийся по карте Винт повел их отряд дальше, Рогволд успел бросить взгляд с мостка вниз. Русу показалось, что открывшийся ему провал, пронизанный узлами мостков, не имеет дна и из него начинается дорога в мир живых — прямо из царства Ящера.
— Корни дорог уходят к Лордам Пути, — вполголоса произнес Карим-Те, — только великие шаманы смеют ходить дорогами ориша.
— Мне кажется, что мы стоим над дорогой в ад, — прошептала Инга, — и если мы сгинем в этих подземельях, то наши души не найдут пути назад, обратившись в пыль Горьких Земель.
Ответом на ее шепот послужило довольное хмыканье орка: — Сомнительно, особенно насчет души. У моего народа ее нет. Во всяком случае, — тут Урук покосился на Ингу, — так говорили те, кто уничтожил мой народ.
Рогволд успел подметить, что во время этой беседы Ратибор переглянулся с нгангой. Чернокожий нехорошо усмехнулся и повторил вслед Инге: — Горькие Земли.
При этом он шевелил губами, как будто пробуя слова на вкус или передразнивая незримого собеседника.
После перекрестка они оказались в полутемном зале, стены которого были покрыты ликами оскаленных тварей, вырезанными в черном камне. Свет проникал в зал сквозь коридор, приведший их сюда. Дальше царил мрак, и Урук полез в мешок за факелами, но тяжелая рука Винта опустилась на его предплечье. В тот же миг, повинуясь непонятному предчувствию, Рогволд шагнул к стоявшей впереди него Инге и мягким движением отодвинул девушку себе за спину. Он успел взять в руки лук и уже потянулся за стрелой, почувствовав направленный на них из темноты взгляд. Зеленый ком слизи, вылетевший из темноты, ударил ему в грудь, превращая ткань его одежды в прах. Слизь прожгла не только ткань, но и толстую кожу, прибинтовавшую к его груди стальные пластины, которые и спасли ему жизнь. Металл покрылся толстым слоем ржавчины, но выдержал удар неведомых чар или яда. В следующий миг рус кубарем отлетел в сторону от сильного удара Карим-Те, спасшего Рогволда от второго комка.
Единым, слитным движением нганга рассек мечом второй комок и выхватил уже знакомую сыну старосты синюю бутылочку, вызывающую пургу ледяных игл. Магия не подвела Карим-Те, и в свете, рожденном ледяными иглами, проступили контуры двух невероятных, невозможных тварей. Судя по всему, эти порождения ночного кошмара происходили от человека и змеи. В правых руках твари сжимали странные скругленные топоры, от которых уже начинали исходить волны сильного жара, готового обернуться водопадом колдовского огня. В левой руке ближайший змей-человек сжимал булаву, испускавшую радужную полусферу. Попавшие в нее ледяные стрелы обращались в пар. Чудище, держащееся поодаль, в левой руке сжимало меч, напоминавший ятаган Урука.
Три ледяные иглы вонзились в правое плечо надвигающегося змия, но, в отличие от мертвецов, гибнущих от игл почти сразу, тварь продолжала надвигаться на них. Радужная сфера от булавы начала разрастаться, заполняя собой коридор, просто отшвырнув в сторону Карим-Те вместе с его бутылочкой. В следующий миг Рогволд метнул стрелу, целясь в горло врага, но вместо того, чтобы пронзить плоть, стрела неподвижно повисла перед радужной сферой. Вперед прянул Ратибор, и из пальцев бора-ведьмака вырвались метательные пластины. И, странное дело, сфера не смогла остановить их гибельного полета. Тонкий свист закончился чавканьем, когда они вонзились в голову чудовища, уже готового обрушить на них огненное марево, сгустившееся над его топором. Гибкое тело забилось в агонии, радужная сфера лопнула, сбив с ног гибкого ведьмака, но и в падении он успел метнуть еще одну пластину.
Меч в руке второго противника дернулся в попытке отбить смертоносный удар, но запоздал, лишь скользнув, и вместо горла метательная пластина вонзилась в плечо. Топор выпал из разом обвисшей руки и с лязгом отлетел в сторону по каменным плитам пола. Существо опустило свой изогнутый меч, и, пользуясь его мгновенной слабостью, Рогволд метнул стрелу прямо в висок чудовища. Треснув, разлетелся на куски череп от удара тяжелого наконечника, и второе гибкое тело забилось на камне в агонии. Медленно уходила жизнь из чешуйчатых тел, в последнем ударе дернулись гибкие плети хвостов, только когда Урук и Карим-Те разрубили трупы пополам.
— Ух, что-то мне супчика змеиного захотелось, — прокомментировал свои действия орк, — а из шкурок пояски можно будет сделать да на ашурском торге продать. Небось народец не поскупится за этакое-то чудо.
— Не поскупится, — бесстрастно подтвердила Инга, — считается, что пояс из кожи нага увеличивает мужскую силу.
— Как, как, — поинтересовался Рогволд, — нага? Это что, вроде Змея Горыныча, нечисть поганая?
— Не поганая, а разумная, — перебил его Винт. — Наги, они еще до людей жили, потом вроде как повымерли, а кто не вымер, в подземелья да пещеры ушел, от людей подальше. От людей-то они и вымирать начали, мужскую силу всем увеличить хочется, да и сокровищ у ползучего народа хватает.
— Да, — виновато проговорил Урук, — а я из этих бедняг супчику захотел сварить.
Последние слова орка окончательно доконали Ингу, и так еле сдерживающую тошноту при виде кошмарных трупов. После заминки отряд двинулся дальше, выдвинув вперед разведку в лице Винта. Рогволд вызвался пойти с ним, и все три последующих часа Ратибор пытался научить его основным тонкостям ремесла ловкача. Походка у сына старосты была охотничья, бесшумная, да и засады устраивать и вражий взгляд чуять рус умел. Правда, особенности поведения в доме, полном стражей, оказались для него в новинку. Но учеником он оказался талантливым, и Ратибор не пожалел, что взял Рогволда с собой, напарник из него получился неплохой, дельный и с понятием.
Конечно, в разведке особенно не поговоришь, но иногда и пяти слов хватит. Тем более что охота всегда остается охотой, главное, знать повадки дичи и хищников. Вот Винт и объяснял Рогволду, какие повадки у обученного стражника и у простого горожанина. Новая наука заинтересовала сына старосты, и следующих обитателей подземелья первым почуял Рогволд. Правда, до боя не дошло, шаги подкованных сапог затихли в ближайшем от них коридоре.
— Теперь гляди в оба, — шепнул на ухо русу Винт. — Я эти штучки знаю! На дурачков рассчитано, которые либо на стражников кинутся, либо прочь от них. А в коридорах наверняка или засада, или ловушка какая запасена. Мне вот что интересно: как они тут стражу раньше держали, ведь мертвяку все едино — стражник или вор?
— Наверное, они стражу только сейчас выставили, — предположил рус, — когда поняли, что нзамби перебили. А эти стражники топотом сапог свой страх отгоняют. Али и впрямь живая приманка. Явится герой, что мертвяков перебил, и бросится на них. Ухлопает всех разом, а хозяева это быстренько учуют. Вот и крышка отважному герою…
— Вернее сказать, дурню, — подтвердил Винт, — видел я таких. — Ведьмак передразнил голосом неведомого героя: — Всех убью, один останусь! Вот и остаются в подземельях навсегда. Впрочем, каждому свое: кому в героях ходить, а кому думать, как с малыми силами долг свой выполнить и дом свой от врага защитить.
— Не спи, эльф приснится!
— Слушай, что за эльф? И вообще, я только глаза закрыл, — буркнул спросонок Рогволд.
Но орка это не смутило, и он начал трясти его с удвоенной энергией, обзывая разными милыми именами вроде тетери, сонной мухи, медведя из берлоги и неведомым русу лешим по имени Онт Дубовый. Упоминание о лешем оказалось первой каплей из вылившегося ему на голову ручья воды. Довольная Инга спрятала флягу и показала Рогволду язык. День обещал быть отвратительным.
Уминая завтрак, Рогволд выяснил, что Карим-Те и Винт уже отправились на разведку и будут через четверть часа И впрямь, стоило русу доесть свою порцию и запить ее остатками пива, как неугомонная ведьмачья парочка оказалась тут как тут. У Рогволда промелькнула мысль, что ведьмаки отошли в разведку, желая поговорить без помех, но он отогнал ее от себя, рассудив, что в их компании секретов нет
Собрав мешки, пятерка двинулась в длинный, нескончаемый путь по лабиринтам гробниц Величественные залы, украшенные великолепной мозаикой, сменялись темными переходами, уводящими путников вверх. Только благодаря карте им удавалось найти верное направление в хитросплетении коридоров Однажды они оказались на перекрестке мостков, наподобие лестниц, соединявших меж собой этажи. И прежде чем сориентировавшийся по карте Винт повел их отряд дальше, Рогволд успел бросить взгляд с мостка вниз. Русу показалось, что открывшийся ему провал, пронизанный узлами мостков, не имеет дна и из него начинается дорога в мир живых — прямо из царства Ящера.
— Корни дорог уходят к Лордам Пути, — вполголоса произнес Карим-Те, — только великие шаманы смеют ходить дорогами ориша.
— Мне кажется, что мы стоим над дорогой в ад, — прошептала Инга, — и если мы сгинем в этих подземельях, то наши души не найдут пути назад, обратившись в пыль Горьких Земель.
Ответом на ее шепот послужило довольное хмыканье орка: — Сомнительно, особенно насчет души. У моего народа ее нет. Во всяком случае, — тут Урук покосился на Ингу, — так говорили те, кто уничтожил мой народ.
Рогволд успел подметить, что во время этой беседы Ратибор переглянулся с нгангой. Чернокожий нехорошо усмехнулся и повторил вслед Инге: — Горькие Земли.
При этом он шевелил губами, как будто пробуя слова на вкус или передразнивая незримого собеседника.
После перекрестка они оказались в полутемном зале, стены которого были покрыты ликами оскаленных тварей, вырезанными в черном камне. Свет проникал в зал сквозь коридор, приведший их сюда. Дальше царил мрак, и Урук полез в мешок за факелами, но тяжелая рука Винта опустилась на его предплечье. В тот же миг, повинуясь непонятному предчувствию, Рогволд шагнул к стоявшей впереди него Инге и мягким движением отодвинул девушку себе за спину. Он успел взять в руки лук и уже потянулся за стрелой, почувствовав направленный на них из темноты взгляд. Зеленый ком слизи, вылетевший из темноты, ударил ему в грудь, превращая ткань его одежды в прах. Слизь прожгла не только ткань, но и толстую кожу, прибинтовавшую к его груди стальные пластины, которые и спасли ему жизнь. Металл покрылся толстым слоем ржавчины, но выдержал удар неведомых чар или яда. В следующий миг рус кубарем отлетел в сторону от сильного удара Карим-Те, спасшего Рогволда от второго комка.
Единым, слитным движением нганга рассек мечом второй комок и выхватил уже знакомую сыну старосты синюю бутылочку, вызывающую пургу ледяных игл. Магия не подвела Карим-Те, и в свете, рожденном ледяными иглами, проступили контуры двух невероятных, невозможных тварей. Судя по всему, эти порождения ночного кошмара происходили от человека и змеи. В правых руках твари сжимали странные скругленные топоры, от которых уже начинали исходить волны сильного жара, готового обернуться водопадом колдовского огня. В левой руке ближайший змей-человек сжимал булаву, испускавшую радужную полусферу. Попавшие в нее ледяные стрелы обращались в пар. Чудище, держащееся поодаль, в левой руке сжимало меч, напоминавший ятаган Урука.
Три ледяные иглы вонзились в правое плечо надвигающегося змия, но, в отличие от мертвецов, гибнущих от игл почти сразу, тварь продолжала надвигаться на них. Радужная сфера от булавы начала разрастаться, заполняя собой коридор, просто отшвырнув в сторону Карим-Те вместе с его бутылочкой. В следующий миг Рогволд метнул стрелу, целясь в горло врага, но вместо того, чтобы пронзить плоть, стрела неподвижно повисла перед радужной сферой. Вперед прянул Ратибор, и из пальцев бора-ведьмака вырвались метательные пластины. И, странное дело, сфера не смогла остановить их гибельного полета. Тонкий свист закончился чавканьем, когда они вонзились в голову чудовища, уже готового обрушить на них огненное марево, сгустившееся над его топором. Гибкое тело забилось в агонии, радужная сфера лопнула, сбив с ног гибкого ведьмака, но и в падении он успел метнуть еще одну пластину.
Меч в руке второго противника дернулся в попытке отбить смертоносный удар, но запоздал, лишь скользнув, и вместо горла метательная пластина вонзилась в плечо. Топор выпал из разом обвисшей руки и с лязгом отлетел в сторону по каменным плитам пола. Существо опустило свой изогнутый меч, и, пользуясь его мгновенной слабостью, Рогволд метнул стрелу прямо в висок чудовища. Треснув, разлетелся на куски череп от удара тяжелого наконечника, и второе гибкое тело забилось на камне в агонии. Медленно уходила жизнь из чешуйчатых тел, в последнем ударе дернулись гибкие плети хвостов, только когда Урук и Карим-Те разрубили трупы пополам.
— Ух, что-то мне супчика змеиного захотелось, — прокомментировал свои действия орк, — а из шкурок пояски можно будет сделать да на ашурском торге продать. Небось народец не поскупится за этакое-то чудо.
— Не поскупится, — бесстрастно подтвердила Инга, — считается, что пояс из кожи нага увеличивает мужскую силу.
— Как, как, — поинтересовался Рогволд, — нага? Это что, вроде Змея Горыныча, нечисть поганая?
— Не поганая, а разумная, — перебил его Винт. — Наги, они еще до людей жили, потом вроде как повымерли, а кто не вымер, в подземелья да пещеры ушел, от людей подальше. От людей-то они и вымирать начали, мужскую силу всем увеличить хочется, да и сокровищ у ползучего народа хватает.
— Да, — виновато проговорил Урук, — а я из этих бедняг супчику захотел сварить.
Последние слова орка окончательно доконали Ингу, и так еле сдерживающую тошноту при виде кошмарных трупов. После заминки отряд двинулся дальше, выдвинув вперед разведку в лице Винта. Рогволд вызвался пойти с ним, и все три последующих часа Ратибор пытался научить его основным тонкостям ремесла ловкача. Походка у сына старосты была охотничья, бесшумная, да и засады устраивать и вражий взгляд чуять рус умел. Правда, особенности поведения в доме, полном стражей, оказались для него в новинку. Но учеником он оказался талантливым, и Ратибор не пожалел, что взял Рогволда с собой, напарник из него получился неплохой, дельный и с понятием.
Конечно, в разведке особенно не поговоришь, но иногда и пяти слов хватит. Тем более что охота всегда остается охотой, главное, знать повадки дичи и хищников. Вот Винт и объяснял Рогволду, какие повадки у обученного стражника и у простого горожанина. Новая наука заинтересовала сына старосты, и следующих обитателей подземелья первым почуял Рогволд. Правда, до боя не дошло, шаги подкованных сапог затихли в ближайшем от них коридоре.
— Теперь гляди в оба, — шепнул на ухо русу Винт. — Я эти штучки знаю! На дурачков рассчитано, которые либо на стражников кинутся, либо прочь от них. А в коридорах наверняка или засада, или ловушка какая запасена. Мне вот что интересно: как они тут стражу раньше держали, ведь мертвяку все едино — стражник или вор?
— Наверное, они стражу только сейчас выставили, — предположил рус, — когда поняли, что нзамби перебили. А эти стражники топотом сапог свой страх отгоняют. Али и впрямь живая приманка. Явится герой, что мертвяков перебил, и бросится на них. Ухлопает всех разом, а хозяева это быстренько учуют. Вот и крышка отважному герою…
— Вернее сказать, дурню, — подтвердил Винт, — видел я таких. — Ведьмак передразнил голосом неведомого героя: — Всех убью, один останусь! Вот и остаются в подземельях навсегда. Впрочем, каждому свое: кому в героях ходить, а кому думать, как с малыми силами долг свой выполнить и дом свой от врага защитить.