Алексей Андреев
Путь к Перевалу
И одноглазый поводырь со мной стекался в ад,
но смерть не приняла меня, не впавшего во грех,
и по великому пути прошел я дальше всех…
Р. Говард
А жизнь продолжалась — как вечный вопрос,
Все тот же вопрос без ответа
Э. Р. Транк
Глава 1. СТАРОСТА РОГВОЛД, СЫН СТАРОСТЫ ДУБОСВЯТА
Частокол еще держался. Обугленные столбы мерцали искрами угольков, казалось — еще удар, и они рухнут на землю грудой пепла. Но стена щитов варягов опять откатывалась обратно, к драккарам. Еще вчера ярлу Свену дело казалось простым: поселок глупых русов, воинов нет, охотников — десяток, остальные не в счет. Кто знал, что накануне дружинники наведались. Три десятка против шестнадцати, впрочем, теперь — неполных два против двенадцати, и всех пятерых берсеркеров положить ухитрились. Верно говорят: на руса, как на медведя — впятером идти надо. Теперь ярлу Свену весь его опыт говорил одно: пора отходить…
Но легко сказать отходить: две зимы назад высадились на краю земли русов, договорились с местными старейшинами, дали богатые дары.
Те поверили, что, мол, мирные нортунги, а не отчаянные гордецы свей, не бешеные даны. Сильны русы, сильны и глупы. Какой же дан скажет, что он дан. А за две зимы обжились на новом месте — рядом русы жили, так на них свей с моря напали, вырезали всех. Мы, мол, помочь русам бросились, а свей на драккары — и иши ветра в море. Русы опять поверили, помогли со строительством. Поставили срубы, укрепились, драккары новые построили, родичам весть послали.
Уже не восемь десятков воинов, а двадцать стало под началом у седовласого ярла. У русов земли на всех хватит. Мудр ярл Свен, мудр да удачлив. Удача терпеливых любит. Помеха одна была — русы рядом, носы суют: зачем, мол, мирным нортунгам драккары новые строить, а? С кем воевать, куда плавать? Пришлось и этих под корень. О Вотан, если б не дружинники-русы, если б не проклятый обоерукий предводитель дружинников, лично отправивший в Валхалу троих берсеркеров, — и солнце, встающее за спиной русов и ослепляющее лучников ярла, видело бы лишь трупы русов. Все бы хорошо сложилось: опять свей с моря пришли, напали, пожгли, всех перебили. Потом добрые нортунги на помощь друзьям русам пришли, своих воев не пожалели.
А вот теперь — все. Отступишь — конец привольной жизни. Дружинники, что живы остались, сразу к своему конунгу помчатся. А силы против всей дружины конунга Яромира не хватит. Значит, или бросай дома и все нажитое, плыви куда подальше, или губи русов всех, до последнего человека. И главное — НЕ ОДИН НЕ ДОЛЖЕН УЙТИ! Конунг русов Яромир не простит крови своих.
Раненых грузили на драккары, вновь вставал строй. Гневный ропот уцелевших будет потом. А сейчас ярл готовил своих воинов к очередному приступу. И боги войны, радуясь, смотрели с небес на ощетинившихся холодным железом северян. Радушно примет Один в своих чертогах новые души погибших с оружием в руках. Многие из данов падут под мечами дружинников-русов.
Ярл поднял руку к небу, беззвучно помянув богов, взревели рога, и строй варягов двинулся к городищу. Пусть велико ратное мастерство горстки дружинников-русов, пусть от их мечей падут многие, но городище Всхолье будет стерто с лица земли. Ничего не узнает конунг Яромир о судьбах своих дружинников и жителях городища. Ровным шагом, выстроив стену щитов, даны двинулись на новый приступ.
Княжий десятник Путята прополоскал рот водой и сплюнул в пыль.
— Это не нортунги, это — ДАНЫ! Понял, староста?
Рогволд привычно оглянулся в поисках отца, помянул его и выдохнул: — Понял. Скажи, как ты узнал? Путята хмыкнул и степенно ответил: — Стальные личины, ярл сзади воинов, и при отходе добили своих же раненых. Не вынесли с поля, а добили. И главное — я ярла выкликал. У свеев ярлу на двобой не выйти — позор великий. Это даны, точно.
Рогволд оправил оперение на стреле, вложил ее в колчан и встал с бревна.
— Одного я не пойму — им бы добить нас надо. Частокол — ткни его посильнее, он и рухнет. А так светлый князь Яромир узнает, дружину соберет и всех их казнит. Чего они медлят, не пойму?
— Не так все просто, староста. Им нас добить еще десятка четыре, а то и пять станет. Даны хоть и бешеные, а кровь лить любят только чужую. Не простят они ярлу. Хотя ты и прав: Свен в угол сам себя загнал. Видно, не знал, что у бати твоего гости по княжьему делу. Сейчас небось локти себе грызет: куда ни кинь, а везде клин. Посему так условимся: собирай баб, детей да мужиков уцелевших — и к лесу, через поля На вас попробуют кинуться — мы сбоку ударим, а вы успеете дойти до леса. На нас в лоб ударят — тоже дойдете. Действуй!
Рогволд кивнул и пошел скликать народ. Еще вчера он был лучшим охотником, и когда думал о том, что будет дальше, не мог представить себя иным. Его отец, староста Дубосвят, не раз говорил сыну, мол, двадцать шестой годок пошел, пора семью заводить, девки заглядываются Посмотри на себя — косая сажень в плечах, с медведем борешься, любая пойдет. Рогволд в ответ улыбался жена — не медведь, чего с ней бороться. Но отец продолжал твердить свое женись, остепенись, я стар, на покой пора, после меня кому ж еще старостой быть. Тебе пора о людях думать, а нам с матерью внуков нянчить. После таких разговоров Рогволд уходил на берег реки. Так было и вчера. Это он заметил драккары, беззвучно шедшие под парусами. Заметил, но не сразу помчался в деревню…
И тут Рогволда охватил стыд, жгучий стыд. И стало ясно: это его вина, его. И долг только его. А долги надо платить…
Собрав сельчан, он тихо сказал: — Отходите к лесу, скарб, скотину, птицу — не брать. И быстро. Хват, пойдешь за старшего.
Молчаливый Хват, сын тетки Сычихи, хлопец семнадцати лет, коротко кивнул, понял, мол.
Поклонившись народу в пояс, Рогволд повернулся и пошел к дружинникам. Поравнявшись с Путятой, он достал охотничий нож и окликнул воеводу: — Эй, почтенный Путята! Мы вместе съедим печень врага?!
С этими словами он полоснул себя ножом между костяшками среднего и безымянного пальцев левой руки, взглядом ловя взгляд Путяты. Воевода обнажил меч, рассек себе руку там же, где и сын старосты, протянул ему: — Вместе, побратим. Или пусть врагов разорвет от ярости нашей.
— Воевода! — вскрикнул с частокола Ярополк, младший дружинник. — Воевода, еще драккар!
И в это время с опушки раздался отчаянный крик: — Варяги в лесу!
— Они не могли обойти нас, но ждали помощи, — устало выдохнул Путята.
— Теперь понятно, почему они медлили, — выдохнул Добрыня, старший дружинник, — теперь только на прорыв через лес, и пусть боги помогут одному из нас добраться живым до князя. Он должен знать.
Путята отложил меч и сорвал с себя кольчугу.
— Доспех долой! Прорываемся к реке. Добрыня, ты знаешь, сколько данов в лесу? Я — нет! Все прорываемся к реке и вплавь на тот берег! И быстро, пока они не соединились! Рогволд, бросишь лук на берегу, по пути прикроешь стрелами…
Рогволд в оцепенении смотрел, как дружинники строились в клин для прорыва. А сзади из леса выходили все новые варяги, выстраивали стену щитов. Впереди шел совсем юный воин без шлема и меча. Русые, длинные, вьющиеся волосы, короткая юношеская бородка. Глазом лучника сын старосты видел его как будто совсем рядом. Волос не просто русый, пряди волос надо лбом седые, а лицом — юнец юнцом. Руки юнца были подняты ладонями к небу, губы напряженно шевелились. И от этого шепота по спинам дружинников пробежала дрожь. Рогволд прыгнул к частоколу, и с тетивы его лука одна за другой сорвались две стрелы.
Но тут шепот юнца перешел в вой, над ладонями вспыхнуло черное пламя, и стрелы бессильно вспыхнули в полете. Частокол вздрогнул и обрушился, в падении превращаясь в груду серого праха. С пылающих ладоней черным, невозможным огнем сорвались вихри смерча. В считанные секунды смерчи накрыли приготовившихся к прорыву дружинников, заставляя тела молодых сильных воинов рассыпаться могильным прахом. И на безумную картину последним штрихом лег раскатистый хохот юнца в черном доспехе…
Рогволд впоследствии и сам не мог объяснить себе, какая сила сохранила его, бросив тело в отчаянный бег к обрыву реки. Он не видел, как строй мертвецов, закованных в вороненую сталь, прошел сквозь прах частокола. Как из могильного праха дружинников поднялись новые воины в доспехе вороненой стали. И как, пройдя сквозь городище, смерчи накрыли стену щитов данов. Как ярл Свен, поняв свою участь, в последний миг успел пронзить свое сердце мечом, прошептав: «О Один!»И как юнец, подняв жезл из костей руки, прокричал: «ТЫ НЕ УЙДЕШЬ!»
Всего этого сын старосты не видел, борясь с подводным течением и позволяя себе легкий вдох спустя вечность нырка. В шесть нырков, боясь стрелы врага, пересек он реку, и река не выдала своего сына, Рогволда, сына Дубосвята, последнего старосты городища Всхолье. Отфыркиваясь, как бобер, он пересек камыши и устремился в лес…
Но легко сказать отходить: две зимы назад высадились на краю земли русов, договорились с местными старейшинами, дали богатые дары.
Те поверили, что, мол, мирные нортунги, а не отчаянные гордецы свей, не бешеные даны. Сильны русы, сильны и глупы. Какой же дан скажет, что он дан. А за две зимы обжились на новом месте — рядом русы жили, так на них свей с моря напали, вырезали всех. Мы, мол, помочь русам бросились, а свей на драккары — и иши ветра в море. Русы опять поверили, помогли со строительством. Поставили срубы, укрепились, драккары новые построили, родичам весть послали.
Уже не восемь десятков воинов, а двадцать стало под началом у седовласого ярла. У русов земли на всех хватит. Мудр ярл Свен, мудр да удачлив. Удача терпеливых любит. Помеха одна была — русы рядом, носы суют: зачем, мол, мирным нортунгам драккары новые строить, а? С кем воевать, куда плавать? Пришлось и этих под корень. О Вотан, если б не дружинники-русы, если б не проклятый обоерукий предводитель дружинников, лично отправивший в Валхалу троих берсеркеров, — и солнце, встающее за спиной русов и ослепляющее лучников ярла, видело бы лишь трупы русов. Все бы хорошо сложилось: опять свей с моря пришли, напали, пожгли, всех перебили. Потом добрые нортунги на помощь друзьям русам пришли, своих воев не пожалели.
А вот теперь — все. Отступишь — конец привольной жизни. Дружинники, что живы остались, сразу к своему конунгу помчатся. А силы против всей дружины конунга Яромира не хватит. Значит, или бросай дома и все нажитое, плыви куда подальше, или губи русов всех, до последнего человека. И главное — НЕ ОДИН НЕ ДОЛЖЕН УЙТИ! Конунг русов Яромир не простит крови своих.
Раненых грузили на драккары, вновь вставал строй. Гневный ропот уцелевших будет потом. А сейчас ярл готовил своих воинов к очередному приступу. И боги войны, радуясь, смотрели с небес на ощетинившихся холодным железом северян. Радушно примет Один в своих чертогах новые души погибших с оружием в руках. Многие из данов падут под мечами дружинников-русов.
Ярл поднял руку к небу, беззвучно помянув богов, взревели рога, и строй варягов двинулся к городищу. Пусть велико ратное мастерство горстки дружинников-русов, пусть от их мечей падут многие, но городище Всхолье будет стерто с лица земли. Ничего не узнает конунг Яромир о судьбах своих дружинников и жителях городища. Ровным шагом, выстроив стену щитов, даны двинулись на новый приступ.
Княжий десятник Путята прополоскал рот водой и сплюнул в пыль.
— Это не нортунги, это — ДАНЫ! Понял, староста?
Рогволд привычно оглянулся в поисках отца, помянул его и выдохнул: — Понял. Скажи, как ты узнал? Путята хмыкнул и степенно ответил: — Стальные личины, ярл сзади воинов, и при отходе добили своих же раненых. Не вынесли с поля, а добили. И главное — я ярла выкликал. У свеев ярлу на двобой не выйти — позор великий. Это даны, точно.
Рогволд оправил оперение на стреле, вложил ее в колчан и встал с бревна.
— Одного я не пойму — им бы добить нас надо. Частокол — ткни его посильнее, он и рухнет. А так светлый князь Яромир узнает, дружину соберет и всех их казнит. Чего они медлят, не пойму?
— Не так все просто, староста. Им нас добить еще десятка четыре, а то и пять станет. Даны хоть и бешеные, а кровь лить любят только чужую. Не простят они ярлу. Хотя ты и прав: Свен в угол сам себя загнал. Видно, не знал, что у бати твоего гости по княжьему делу. Сейчас небось локти себе грызет: куда ни кинь, а везде клин. Посему так условимся: собирай баб, детей да мужиков уцелевших — и к лесу, через поля На вас попробуют кинуться — мы сбоку ударим, а вы успеете дойти до леса. На нас в лоб ударят — тоже дойдете. Действуй!
Рогволд кивнул и пошел скликать народ. Еще вчера он был лучшим охотником, и когда думал о том, что будет дальше, не мог представить себя иным. Его отец, староста Дубосвят, не раз говорил сыну, мол, двадцать шестой годок пошел, пора семью заводить, девки заглядываются Посмотри на себя — косая сажень в плечах, с медведем борешься, любая пойдет. Рогволд в ответ улыбался жена — не медведь, чего с ней бороться. Но отец продолжал твердить свое женись, остепенись, я стар, на покой пора, после меня кому ж еще старостой быть. Тебе пора о людях думать, а нам с матерью внуков нянчить. После таких разговоров Рогволд уходил на берег реки. Так было и вчера. Это он заметил драккары, беззвучно шедшие под парусами. Заметил, но не сразу помчался в деревню…
И тут Рогволда охватил стыд, жгучий стыд. И стало ясно: это его вина, его. И долг только его. А долги надо платить…
Собрав сельчан, он тихо сказал: — Отходите к лесу, скарб, скотину, птицу — не брать. И быстро. Хват, пойдешь за старшего.
Молчаливый Хват, сын тетки Сычихи, хлопец семнадцати лет, коротко кивнул, понял, мол.
Поклонившись народу в пояс, Рогволд повернулся и пошел к дружинникам. Поравнявшись с Путятой, он достал охотничий нож и окликнул воеводу: — Эй, почтенный Путята! Мы вместе съедим печень врага?!
С этими словами он полоснул себя ножом между костяшками среднего и безымянного пальцев левой руки, взглядом ловя взгляд Путяты. Воевода обнажил меч, рассек себе руку там же, где и сын старосты, протянул ему: — Вместе, побратим. Или пусть врагов разорвет от ярости нашей.
— Воевода! — вскрикнул с частокола Ярополк, младший дружинник. — Воевода, еще драккар!
И в это время с опушки раздался отчаянный крик: — Варяги в лесу!
— Они не могли обойти нас, но ждали помощи, — устало выдохнул Путята.
— Теперь понятно, почему они медлили, — выдохнул Добрыня, старший дружинник, — теперь только на прорыв через лес, и пусть боги помогут одному из нас добраться живым до князя. Он должен знать.
Путята отложил меч и сорвал с себя кольчугу.
— Доспех долой! Прорываемся к реке. Добрыня, ты знаешь, сколько данов в лесу? Я — нет! Все прорываемся к реке и вплавь на тот берег! И быстро, пока они не соединились! Рогволд, бросишь лук на берегу, по пути прикроешь стрелами…
Рогволд в оцепенении смотрел, как дружинники строились в клин для прорыва. А сзади из леса выходили все новые варяги, выстраивали стену щитов. Впереди шел совсем юный воин без шлема и меча. Русые, длинные, вьющиеся волосы, короткая юношеская бородка. Глазом лучника сын старосты видел его как будто совсем рядом. Волос не просто русый, пряди волос надо лбом седые, а лицом — юнец юнцом. Руки юнца были подняты ладонями к небу, губы напряженно шевелились. И от этого шепота по спинам дружинников пробежала дрожь. Рогволд прыгнул к частоколу, и с тетивы его лука одна за другой сорвались две стрелы.
Но тут шепот юнца перешел в вой, над ладонями вспыхнуло черное пламя, и стрелы бессильно вспыхнули в полете. Частокол вздрогнул и обрушился, в падении превращаясь в груду серого праха. С пылающих ладоней черным, невозможным огнем сорвались вихри смерча. В считанные секунды смерчи накрыли приготовившихся к прорыву дружинников, заставляя тела молодых сильных воинов рассыпаться могильным прахом. И на безумную картину последним штрихом лег раскатистый хохот юнца в черном доспехе…
Рогволд впоследствии и сам не мог объяснить себе, какая сила сохранила его, бросив тело в отчаянный бег к обрыву реки. Он не видел, как строй мертвецов, закованных в вороненую сталь, прошел сквозь прах частокола. Как из могильного праха дружинников поднялись новые воины в доспехе вороненой стали. И как, пройдя сквозь городище, смерчи накрыли стену щитов данов. Как ярл Свен, поняв свою участь, в последний миг успел пронзить свое сердце мечом, прошептав: «О Один!»И как юнец, подняв жезл из костей руки, прокричал: «ТЫ НЕ УЙДЕШЬ!»
Всего этого сын старосты не видел, борясь с подводным течением и позволяя себе легкий вдох спустя вечность нырка. В шесть нырков, боясь стрелы врага, пересек он реку, и река не выдала своего сына, Рогволда, сына Дубосвята, последнего старосты городища Всхолье. Отфыркиваясь, как бобер, он пересек камыши и устремился в лес…
Глава 2. КРОВЬ НА ПОЛЯНЕ ВОЛХВОВ
Звериными тропами пробирался Рогволд на закат. Пробирался, ибо его бег уже нельзя было назвать бегом. Ноги заплетались, воздух с хрипом рвался из груди. Те три дня, пройденные по буреломам, превратили почти новые рубаху и порты в жалкие лохмотья. Только сапоги еще держались. К вечеру второго дня он почуял погоню. Спать в ту ночь не пришлось, и теперь он кружил, сбивая со следа, торопливо схватывал на бегу ягоды. В одну из ночевок на дереве нашел гнездо с яйцами иволги. Рогволд похудел, осунулся, напоминал загнанного волка и, по-волчьи припадая, пил воду из лесных ручьев.
После гибели дружинников он был единственным, кто знал о данах и странном войске в доспехах из черной стали. По ночам ему снилось лицо русоволосого, и он слышал его смех. Сын старосты знал: его долг рассказать об этом князю Яромиру и умереть, отомстив за родных и побратима Путяту.
К вечеру десятого дня он вышел к Поляне Волхвов. Поляна эта слыла не лучшим местом для прогулок, но выбирать не приходилось. Непроходимые буреломы вековечного леса окружали ее, и единственная тропа проходила через поляну.
Выйдя на поляну, Рогволд замер. Да и как было не замереть: на травяной зелени священного места расплывались бурые пятна. Кровь! Спокон веков здесь было место мира, волхвы крови не проливают, на войну не ходят, даже мяса не едят…
Пройдя чуть дальше, сын старосты заметил труп. Здоровый, рослый молодец с холеной черной бородой. Убитый был одет в васильковую шелковую рубаху, черные кожаные порты и мягкие сафьяновые сапожки. Сжимая в волосатой лапе рукоять сабли, он привольно раскинулся на траве. Его череп был разрублен, правый глаз не мигая смотрел в небо из лужицы черной, запекшейся крови. Рядом с телом лежало отрубленное ухо с крупной золотой серьгой. Чуть дальше лежали еще три крепко сбитых бородача, над которыми деловито жужжали мухи. Склонившись над трупом, беглец прикинул, что мужик был убит прошлой ночью.
Сзади тихонько треснула ветка. Сжавшись в комок, Рогволд медленно обернулся, правой рукой нашаривая в траве тяжелый сук, жалея, что не догадался взять саблю у убитого бородача. Прямо на него смотрела кошмарная харя: зеленая кожа, рыжие, прямые, жесткие волосы или шерсть на голове и остроконечных ушах, подбородок срезан, глаза раскосые, зрачки красным отсвечивают, клыки, как у матерого кабана-секача, лобик скошенный, низенький. На шее и лапах кожа покрыта мелкой чешуей.
И главное — в когтистой лапе или руке зажат длинный, изогнутый, непривычный меч. Ростом этот вояка достигал середины груди Рогволда. В плечах зеленый был не уже, а то и немного шире, чем рус, и клинок в длинных, достигающих колена руках держал умело, уверенно. Одет неведомый пришелец был в бурое тряпье, опоясанное проклепанным кожаным поясом. Очевидно, тряпье заменяло ему нормальную одежку. Заплечный мешок, ножны и фляга на поясе дополняли снаряжение странного лесного жителя. Заметив, что его присутствие обнаружено, существо, полусогнув ноги (или лапы), мягко двинулось к Рогволду.
Со стороны это смотрелось вроде бы смешно, но Рогволд знал, что таким же образом перемещались в бою дружинники князя, и смешного в этом было немного.
Не доходя до него пяти шагов, существо заговорило: — Ты кто есть, однако? Твоя зачем приходить, травка-полянка топтать? Тута волхва добрая живут-поживают, а твоя чего надо? Ты отвечать или моя твоя обижать, больна делать…
Рогволд непроизвольно улыбнулся, словно на мгновение вернулся на две недели назад, улыбнулся, словно вспоминая, как это — улыбаться.
— Зовусь я Рогволд, сын Дубосвята, старосты городища Всхолье. А ты кто таков будешь, уж не северный ли олень?
Похоже, зеленокожий обиделся: — Сама твоя оленя, однако… Тут вчера шутника уже приходила: Кудеяр-атаман и ребята дюжина. Добрая волхва грабить-обижать хотела. Не дошла. Теперь не хотела, совсем ничего не хотела. Совсем мертвый стала. Урук — великий воин. Урук их всех убивай… Твоя совсем плохой, однако. — С этими словами существо бросило Рогволду свой заплечный мешок.
Развязав завязки, сын старосты обнаружил ленту вяленого мяса, лепешку и баклажку с пивом. С трудом сдерживая себя, рус набросился на еду. Насытившись, Рогволд положил баклажку обратно, бросил котомку зеленому и учтиво сказал: — Благодарю тебя, добрый э… Урук.
В ответ Урук довольно ухмыльнулся, сверкнув такими зубками, что повеселевший Рогволд призадумался: правильно ли он поступил, съев мясо. Уж не Кудеяром ли атаманом перекусить довелось?.. Рогволд мысленно усмехнулся.
Тем временем Урук закинул опустевшую котомку за плечи и сказал:
— Моя тебя к добрый волхва вести. Они тебе помогай. Будет твоя волхва обижать — моя тебя убить. Волхва меня ругать будет. Но потом, когда твоя падаль будет. Твоя вперед идти. Моя сзади идти, говорить, куда идти. Твоя поняла?
— Поняла, поняла, пошли уж, — проворчал Рогволд, вставая на ноющие, сбитые в кровь ноги.
— Моя не Уж. Моя Урук! Прямо ходи, потом лево ходи…
Они пропетляли по лесу до заката. Рогволд уже давно понял, что все это время его водят кругами. И только когда сумерки сменились глубокой ночью, Урук бросил ему тряпку: — Теперь твоя глаза завязать и крутиться вокруг себя, потом остановиться. Моя темнота все видеть, плохо глаза вязать — нехорошо будет. Твоя лес хорошо знать, теперь дорога не видеть.
С завязанными глазами Рогволд еле брел. Урук дорогу говорил так: — Твоя идти десять шагов право, там корня большая… Ха! Опять твоя падать. Неуклюжий ты есть. Ха!
Только за полночь Рогволд почувствовал кожей ветерок и понял, что они вышли из леса и стоят на поляне. Послышался хриплый голос зеленокожего: — Теперь тряпка-повязка снимать.
Развязав повязку, сын старосты увидел в глубине поляны старца в белом одеянии и яркий костер.
Резко пахнуло хвоей, разнотравьем и странным пряным запахом. Костер горел ровным бело-синим пламенем и почти не давал дыма. Даже стоя на краю поляны, рус почувствовал сильный жар. Сделав десяток шагов, сын старосты приблизился к волхву, казавшемуся сияющим изваянием. Он видел черты старца, будто высеченные из камня. Длинная седая борода волной лежала на груди. От волхва веяло мощью и спокойствием.
И странно — с каждым шагом проходила боль в израненном теле, но наваливалась сонная одурь. На мгновение Рогволду показалось, что он вернулся домой, в детство. Набегавшись всласть, прийти вечером, не чуя ног, заснуть и видеть сладкие, яркие сны. А завтра будет новый радостный день. Ноги Рогводда подкосились, и кулем он рухнул в мягкую траву…
И был новый день. Проснувшись от запаха свежего хлеба, Рогволд долго лежал в блаженном полусне. События последних двух недель стали казаться сном. Даже нестерпимое чувство вины притупилось. Теперь он четко понимал, что они с Путятой были правы, отправляя земляков в лес. А что чародей-убийца встретил их там, так то не их вина. Даны бы их точно не настигли. Одна лишь вина была — драккары на реке, да и та уже не тянула ни в омут, ни в петлю. Вина звала в дорогу. И было ясно, что дорога будет дальней.
Тело Рогволда было наполнено новой силой, как будто и не было двухнедельной погони-бегства, как будто родился заново в эту ночь. Исчез судорожный, парализующий страх. Рогволд теперь мог представить себе лицо русоволосого во всех подробностях, до последней черточки, но отчего-то было ясно, что во сне он его больше не увидит. Кошмары, иссушавшие его душу во время пути, стали смутными снами.
Рогволд открыл глаза, потянулся и, рывком бросив ноги вперед, вскочил. Вчерашний провожатый сидел на бревнышке неподалеку и с интересом наблюдал за ним.
— Твоя спать хорошо умеет. Крепко. Моя третий день на охоту не ходить. Храпеть твоя громко, все зверушки вокруг разбежаться далеко-далеко. Третий день уже пошла. Зверушки все бегут, стать боятся. Урук так не умеет.
— Три дня?! Я три дня спал? Урюк, ты путаешь!
— Сам ты урюк, папа твой урюк, дэдушка твой урюк был! Моя Урук-Хей зовут. Или просто Урук. А спать три дня тебя волхв Светлояр лечил Моя помогай. Хорошо волхв лечил.
— Не сердись Имя-то сложное Откуда ты? Мы про таких людей и не слыхивали! Купчина заезжий говорил, мол, совсем черные люди есть Но про таких…
— Заладил — люди, люди. Моя не люди, моя Урук. Понял, да? Моя великий волхв Светозар за Перевал Странников подбирай, сюда привози.
Три года назад. Моя Светлояр тоже лечил Моя, когда сюда попадал, совсем падаль был Понял, да?!
— Погоди, Перевал Странников? Никогда не слышал. И про Уруков не слыхивал. Три года назад? Чего же домой не возвращаешься?
— Теперь дом здесь, моя волхвам служить, сам назад не хотеть. Урук не слышать, верю. Люди нас орки называть. Твоя волхв Светлояр говорить хочет, дело ecть. Пошли.
Урук поднялся с бревнышка и заковылял вперед, сделав знак рукой — за мной, мол, иди. Рогволд легкой, бесшумной рысью охотника двинулся следом. Провожатый был странным. Это еще мягко сказано — странным…
Руки у Урука длинные, чуть до колен не достают, пальцы с когтями, как есть зверь, правда, одет в какое-то тряпье. С левой стороны кожаного пояса кривой меч пристегнут, с правой стороны такой же короткий кинжал. Поверх зеленый плащ с грязными болотными разводами. На плащик наброшена перевязь с колчаном, полным стрел с серым оперением — не иначе, из дикого гуся. Странно, но лук отсутствовал…
Если бы не одежда и неправильная речь, Рогволд, встретив его в лесу рядом с родным городищем, не раздумывая, стрелял бы. Дикое чудище, да и только.
Оправив лохмотья, в которые превратилась добротная рубаха, и заправив в сапоги уцелевшие клочья от портков, Рогволд поравнялся с Уруком и пошел рядом. Они шагали по большой поляне. Исполинские сосны окружали ее. Впереди был виден величественный дуб, затенявший своей кроной добрую треть поляны. В этой тени одиноко высился деревянный частокол. Только подойдя ближе, Рогволд понял, что частокол в три его роста. На его остриях бледнели черепа зверей. Впереди стояли два каменных столба, ограждающих вход высотой немного ниже сына старосты. На верхушке каждого из них лежал человеческий череп с сияющими самоцветами в глазницах. Между столбами горел небольшой костерок, за которым виднелся кусок ствола исполинского дуба. Человек и орк подошли к костру…
Прямо за костром стоял давешний волхв.
— Я приветствую почтенного Светлояра, — обратился к нему Рогволд, — и благодарю за помощь и лечение. Если в моих силах оказать любую услугу премудрому волхву, то я…
— Не стоит благодарности, я рад видеть почтенного старосту Рогволда, сына старосты Дубосвята, — медленно проговорил старец. Голос у волхва, в противоположность облику, оказался молодой, сочный. — Я рад видеть доблестного Урука. Пройдите сквозь священное пламя, дабы очистить помыслы перед беседой. — Сказав это, волхв отступил на два шага назад.
Поклонившись Светлояру, Рогволд шагнул через пламя, за ним через пламя перемахнул и Урук. В следующий миг маленький костерок полыхнул ярчайшей вспышкой. Обернувшись, сын старосты увидел раскаленную стену ревущего сине-белого пламени, наглухо перекрывшего вход Старец улыбнулся орку и человеку: — После того как на Поляне Волхвов пролилась кровь, пришлось принять некоторые меры. Проходите, присаживайтесь, разговор будет долгим. Прежде всего я должен объясниться с почтенным Уруком, — продолжал Светлояр. — Третьего дня я выразил недовольство из-за его ссоры с разбойниками. Я был уверен, что это обычные тати с большой дороги. Урук, ты привел ко мне двоих раненых. Я попробовал исцелить их раны. Но мне это не удалось. Стоило мне прикоснуться к их ранам, как разбойники умерли. Мне удалось выяснить, что на них наложены необычайно искусные чары. Такие чары накладывали только маги Черного Вихря, уничтоженного около трех тысяч лет назад. Но это еще не все. Во время лечения почтенного Рогволда я обнаружил, что на него наложены подобные чары. Мне пришлось просмотреть вашу память, уважаемый, — обратился волхв к Рогволду, — и я ужаснулся. Неведомый колдун проклял вас, и безумие уже настигало вас. Еще два или три дня — и я бы не смог помочь: навеянные чарами чувство вины и отчаяние заставили бы вас покончить с собой.
Черные Вихри же, обратившие в прах и поглотившие души Путяты и его воинов, — одно из самых известных заклинаний черных чародеев. Мне удалось снять чары, сводящие вас с ума, Но против Черного Вихря бессилен даже я. Кто-то снял цепи с проклятого прошлого, возможно, призвав дух одного из некромантов, Владык Черного Вихря. Из ныне живущих волхвов только почтенный волхв Светозар может противостоять этим чарам. Я отправил ему весть, и он откликнулся. Светозар просит почтенного Рогволда направиться к нему.
Светлояр вздохнул и продолжил уже спокойней: — Князь Яромир ведает о лихом деле данов, я направил к нему почтового сокола. Но дружина не может выступить в поход, пока нет щита против магии некромантов, союзников данов.
Рогволд решился перебить волхва: — Почтенный Светлояр, я согласен отправиться к почтенному Светозару, но мне не хотелось бы идти с завязанными глазами. Я дал клятву отомстить за своих земляков, и я отомщу.
Волхв посмотрел в глаза старосты долгим взглядом. Пауза тянулась нескончаемо, наконец он медленно наклонил голову: — Да будет так! Я знаю, что ты не прислужник некромантов, я видел твою память, а если я обманулся, то священный огонь у входа уничтожил бы тебя. Я наложу на тебя заклятье. Оно поможет тебе одолеть колдовство в пути, а если враги схватят тебя, ты умрешь, но не скажешь ничего. Скажи, ты согласен на это? —
— Я не меняю своего решения, — гордо ответил Рогволд.
— Да будет так! Да будет так! Да будет так — Трижды склонил свою голову волхв Светлояр. — Ты выбрал свой пугь, витязь.
— Я не витязь, я староста и сын старосты, — улыбнулся Рогволд невеселой улыбкой. — И я пройду по пути до конца, каким бы он ни был. Я благодарю тебя за то, что даже своей смертью я не смогу помочь врагам Накладывай чары, мудрый Светлояр.
— Хорошо, я сделаю это, но прежде дослушай меня до конца. Сообщение от Светозара оборвалось на полуслове. Я боюсь, что с мудрейшим из нас случилась беда. Сам я не могу покинуть священное место. Тебе нужно спешить.
Во время рассказа волхва Урук сидел неподвижно, но стоило Светлояру поведать о возможной беде с мудрым волхвом Светозаром, как орк скрипнул зубами. Урук внешне казался спокойным, но Рогволд понял, что странный житель Поляны Волхвов в ярости. И когда Светлояр умолк, в святилище раздался хриплый голос Урука. Орк почти рычал, раскосые глаза светились недобрым огнем.
— К Светозару моя тоже ходи-броди, он меня спасай, моя не бросай, когда Светозар подыхай Рогволда охотника, без бойца в дорога совсем пропадай. Моя с ним идти. Моя ятаган сам Горбатый Снага учил.
Похоже, волхв не был удиваен заявлением орка Он продолжил речь, обращаясь к Рогволду — Староста, дорога опасна и длинна, я использую чары, дабы помочь вам оказаться у жилища Светозара Я не смогу вам помочь только в одном — в оружии. У меня его нет. Я дам тебе новую одежду и кроме чар быстрой смерти наложу на вас обоих чары речи. В дороге вы сможете понимать речь всех, кого вы встретите. Но вот с оружием…
— Тут моя помочь может, — перебил волхва Урук. — Это рядом есть, полдня пути, однако. Когда моя Кудеяра-атамана с его ребята встретил и убил, так те ребята, что моя к мудрому Светлояру повел, откупиться хотел. Где их логово, подробно они моя говорил. Они моя пугаться крепко-крепко, говорили: не ешь нас, Урука. Мы все тебе расскажем. Моя им говорил, что их мясо сладкий, вкусный. Они поверили. Совсем глупые. Их мясо псиной пахнет. Простого не знают. С тобой туда пойдем. Там всего много.
Рогволд вспомнил свою мысль про закуску из атамана и схохмил Уруку.
— Наверное, говорил, что атамана и сам ел, и жена суп варила, и братва трескала, и кабанчику тоже досталось?
Казалось, стены святилища рухнут от хохота Великий и премудрый волхв Светлояр, напоминавший величественную скалу, смеялся. Смеялся заливисто, открыто, как ребенок, левой рукой смахивая слезы с глаз И своим визгливым хохотком вторил ему Урук
Отсмеявшись, волхв повторно смахнул слезы и зорко глянул на Рогволда.
— Ух, потешил. Мясо есть мясо. Сам понял, чем тебя Урук накормил, ал и он тебе сказал?
Сын старосты почувствовал, как к горлу подкатывается тошнота, однако, бросив взгляд на орка, понял, что тот смертельно обижен. И тут волхв захохотал повторно. При этом он махнул руками обоим, мол, не обижайтесь, шутка. Рогволд вздохнул, тошнота отступила, и он покосился на Светлояра: м-да, веселый волхв, а ведь по виду и не скажешь.
После гибели дружинников он был единственным, кто знал о данах и странном войске в доспехах из черной стали. По ночам ему снилось лицо русоволосого, и он слышал его смех. Сын старосты знал: его долг рассказать об этом князю Яромиру и умереть, отомстив за родных и побратима Путяту.
К вечеру десятого дня он вышел к Поляне Волхвов. Поляна эта слыла не лучшим местом для прогулок, но выбирать не приходилось. Непроходимые буреломы вековечного леса окружали ее, и единственная тропа проходила через поляну.
Выйдя на поляну, Рогволд замер. Да и как было не замереть: на травяной зелени священного места расплывались бурые пятна. Кровь! Спокон веков здесь было место мира, волхвы крови не проливают, на войну не ходят, даже мяса не едят…
Пройдя чуть дальше, сын старосты заметил труп. Здоровый, рослый молодец с холеной черной бородой. Убитый был одет в васильковую шелковую рубаху, черные кожаные порты и мягкие сафьяновые сапожки. Сжимая в волосатой лапе рукоять сабли, он привольно раскинулся на траве. Его череп был разрублен, правый глаз не мигая смотрел в небо из лужицы черной, запекшейся крови. Рядом с телом лежало отрубленное ухо с крупной золотой серьгой. Чуть дальше лежали еще три крепко сбитых бородача, над которыми деловито жужжали мухи. Склонившись над трупом, беглец прикинул, что мужик был убит прошлой ночью.
Сзади тихонько треснула ветка. Сжавшись в комок, Рогволд медленно обернулся, правой рукой нашаривая в траве тяжелый сук, жалея, что не догадался взять саблю у убитого бородача. Прямо на него смотрела кошмарная харя: зеленая кожа, рыжие, прямые, жесткие волосы или шерсть на голове и остроконечных ушах, подбородок срезан, глаза раскосые, зрачки красным отсвечивают, клыки, как у матерого кабана-секача, лобик скошенный, низенький. На шее и лапах кожа покрыта мелкой чешуей.
И главное — в когтистой лапе или руке зажат длинный, изогнутый, непривычный меч. Ростом этот вояка достигал середины груди Рогволда. В плечах зеленый был не уже, а то и немного шире, чем рус, и клинок в длинных, достигающих колена руках держал умело, уверенно. Одет неведомый пришелец был в бурое тряпье, опоясанное проклепанным кожаным поясом. Очевидно, тряпье заменяло ему нормальную одежку. Заплечный мешок, ножны и фляга на поясе дополняли снаряжение странного лесного жителя. Заметив, что его присутствие обнаружено, существо, полусогнув ноги (или лапы), мягко двинулось к Рогволду.
Со стороны это смотрелось вроде бы смешно, но Рогволд знал, что таким же образом перемещались в бою дружинники князя, и смешного в этом было немного.
Не доходя до него пяти шагов, существо заговорило: — Ты кто есть, однако? Твоя зачем приходить, травка-полянка топтать? Тута волхва добрая живут-поживают, а твоя чего надо? Ты отвечать или моя твоя обижать, больна делать…
Рогволд непроизвольно улыбнулся, словно на мгновение вернулся на две недели назад, улыбнулся, словно вспоминая, как это — улыбаться.
— Зовусь я Рогволд, сын Дубосвята, старосты городища Всхолье. А ты кто таков будешь, уж не северный ли олень?
Похоже, зеленокожий обиделся: — Сама твоя оленя, однако… Тут вчера шутника уже приходила: Кудеяр-атаман и ребята дюжина. Добрая волхва грабить-обижать хотела. Не дошла. Теперь не хотела, совсем ничего не хотела. Совсем мертвый стала. Урук — великий воин. Урук их всех убивай… Твоя совсем плохой, однако. — С этими словами существо бросило Рогволду свой заплечный мешок.
Развязав завязки, сын старосты обнаружил ленту вяленого мяса, лепешку и баклажку с пивом. С трудом сдерживая себя, рус набросился на еду. Насытившись, Рогволд положил баклажку обратно, бросил котомку зеленому и учтиво сказал: — Благодарю тебя, добрый э… Урук.
В ответ Урук довольно ухмыльнулся, сверкнув такими зубками, что повеселевший Рогволд призадумался: правильно ли он поступил, съев мясо. Уж не Кудеяром ли атаманом перекусить довелось?.. Рогволд мысленно усмехнулся.
Тем временем Урук закинул опустевшую котомку за плечи и сказал:
— Моя тебя к добрый волхва вести. Они тебе помогай. Будет твоя волхва обижать — моя тебя убить. Волхва меня ругать будет. Но потом, когда твоя падаль будет. Твоя вперед идти. Моя сзади идти, говорить, куда идти. Твоя поняла?
— Поняла, поняла, пошли уж, — проворчал Рогволд, вставая на ноющие, сбитые в кровь ноги.
— Моя не Уж. Моя Урук! Прямо ходи, потом лево ходи…
Они пропетляли по лесу до заката. Рогволд уже давно понял, что все это время его водят кругами. И только когда сумерки сменились глубокой ночью, Урук бросил ему тряпку: — Теперь твоя глаза завязать и крутиться вокруг себя, потом остановиться. Моя темнота все видеть, плохо глаза вязать — нехорошо будет. Твоя лес хорошо знать, теперь дорога не видеть.
С завязанными глазами Рогволд еле брел. Урук дорогу говорил так: — Твоя идти десять шагов право, там корня большая… Ха! Опять твоя падать. Неуклюжий ты есть. Ха!
Только за полночь Рогволд почувствовал кожей ветерок и понял, что они вышли из леса и стоят на поляне. Послышался хриплый голос зеленокожего: — Теперь тряпка-повязка снимать.
Развязав повязку, сын старосты увидел в глубине поляны старца в белом одеянии и яркий костер.
Резко пахнуло хвоей, разнотравьем и странным пряным запахом. Костер горел ровным бело-синим пламенем и почти не давал дыма. Даже стоя на краю поляны, рус почувствовал сильный жар. Сделав десяток шагов, сын старосты приблизился к волхву, казавшемуся сияющим изваянием. Он видел черты старца, будто высеченные из камня. Длинная седая борода волной лежала на груди. От волхва веяло мощью и спокойствием.
И странно — с каждым шагом проходила боль в израненном теле, но наваливалась сонная одурь. На мгновение Рогволду показалось, что он вернулся домой, в детство. Набегавшись всласть, прийти вечером, не чуя ног, заснуть и видеть сладкие, яркие сны. А завтра будет новый радостный день. Ноги Рогводда подкосились, и кулем он рухнул в мягкую траву…
И был новый день. Проснувшись от запаха свежего хлеба, Рогволд долго лежал в блаженном полусне. События последних двух недель стали казаться сном. Даже нестерпимое чувство вины притупилось. Теперь он четко понимал, что они с Путятой были правы, отправляя земляков в лес. А что чародей-убийца встретил их там, так то не их вина. Даны бы их точно не настигли. Одна лишь вина была — драккары на реке, да и та уже не тянула ни в омут, ни в петлю. Вина звала в дорогу. И было ясно, что дорога будет дальней.
Тело Рогволда было наполнено новой силой, как будто и не было двухнедельной погони-бегства, как будто родился заново в эту ночь. Исчез судорожный, парализующий страх. Рогволд теперь мог представить себе лицо русоволосого во всех подробностях, до последней черточки, но отчего-то было ясно, что во сне он его больше не увидит. Кошмары, иссушавшие его душу во время пути, стали смутными снами.
Рогволд открыл глаза, потянулся и, рывком бросив ноги вперед, вскочил. Вчерашний провожатый сидел на бревнышке неподалеку и с интересом наблюдал за ним.
— Твоя спать хорошо умеет. Крепко. Моя третий день на охоту не ходить. Храпеть твоя громко, все зверушки вокруг разбежаться далеко-далеко. Третий день уже пошла. Зверушки все бегут, стать боятся. Урук так не умеет.
— Три дня?! Я три дня спал? Урюк, ты путаешь!
— Сам ты урюк, папа твой урюк, дэдушка твой урюк был! Моя Урук-Хей зовут. Или просто Урук. А спать три дня тебя волхв Светлояр лечил Моя помогай. Хорошо волхв лечил.
— Не сердись Имя-то сложное Откуда ты? Мы про таких людей и не слыхивали! Купчина заезжий говорил, мол, совсем черные люди есть Но про таких…
— Заладил — люди, люди. Моя не люди, моя Урук. Понял, да? Моя великий волхв Светозар за Перевал Странников подбирай, сюда привози.
Три года назад. Моя Светлояр тоже лечил Моя, когда сюда попадал, совсем падаль был Понял, да?!
— Погоди, Перевал Странников? Никогда не слышал. И про Уруков не слыхивал. Три года назад? Чего же домой не возвращаешься?
— Теперь дом здесь, моя волхвам служить, сам назад не хотеть. Урук не слышать, верю. Люди нас орки называть. Твоя волхв Светлояр говорить хочет, дело ecть. Пошли.
Урук поднялся с бревнышка и заковылял вперед, сделав знак рукой — за мной, мол, иди. Рогволд легкой, бесшумной рысью охотника двинулся следом. Провожатый был странным. Это еще мягко сказано — странным…
Руки у Урука длинные, чуть до колен не достают, пальцы с когтями, как есть зверь, правда, одет в какое-то тряпье. С левой стороны кожаного пояса кривой меч пристегнут, с правой стороны такой же короткий кинжал. Поверх зеленый плащ с грязными болотными разводами. На плащик наброшена перевязь с колчаном, полным стрел с серым оперением — не иначе, из дикого гуся. Странно, но лук отсутствовал…
Если бы не одежда и неправильная речь, Рогволд, встретив его в лесу рядом с родным городищем, не раздумывая, стрелял бы. Дикое чудище, да и только.
Оправив лохмотья, в которые превратилась добротная рубаха, и заправив в сапоги уцелевшие клочья от портков, Рогволд поравнялся с Уруком и пошел рядом. Они шагали по большой поляне. Исполинские сосны окружали ее. Впереди был виден величественный дуб, затенявший своей кроной добрую треть поляны. В этой тени одиноко высился деревянный частокол. Только подойдя ближе, Рогволд понял, что частокол в три его роста. На его остриях бледнели черепа зверей. Впереди стояли два каменных столба, ограждающих вход высотой немного ниже сына старосты. На верхушке каждого из них лежал человеческий череп с сияющими самоцветами в глазницах. Между столбами горел небольшой костерок, за которым виднелся кусок ствола исполинского дуба. Человек и орк подошли к костру…
Прямо за костром стоял давешний волхв.
— Я приветствую почтенного Светлояра, — обратился к нему Рогволд, — и благодарю за помощь и лечение. Если в моих силах оказать любую услугу премудрому волхву, то я…
— Не стоит благодарности, я рад видеть почтенного старосту Рогволда, сына старосты Дубосвята, — медленно проговорил старец. Голос у волхва, в противоположность облику, оказался молодой, сочный. — Я рад видеть доблестного Урука. Пройдите сквозь священное пламя, дабы очистить помыслы перед беседой. — Сказав это, волхв отступил на два шага назад.
Поклонившись Светлояру, Рогволд шагнул через пламя, за ним через пламя перемахнул и Урук. В следующий миг маленький костерок полыхнул ярчайшей вспышкой. Обернувшись, сын старосты увидел раскаленную стену ревущего сине-белого пламени, наглухо перекрывшего вход Старец улыбнулся орку и человеку: — После того как на Поляне Волхвов пролилась кровь, пришлось принять некоторые меры. Проходите, присаживайтесь, разговор будет долгим. Прежде всего я должен объясниться с почтенным Уруком, — продолжал Светлояр. — Третьего дня я выразил недовольство из-за его ссоры с разбойниками. Я был уверен, что это обычные тати с большой дороги. Урук, ты привел ко мне двоих раненых. Я попробовал исцелить их раны. Но мне это не удалось. Стоило мне прикоснуться к их ранам, как разбойники умерли. Мне удалось выяснить, что на них наложены необычайно искусные чары. Такие чары накладывали только маги Черного Вихря, уничтоженного около трех тысяч лет назад. Но это еще не все. Во время лечения почтенного Рогволда я обнаружил, что на него наложены подобные чары. Мне пришлось просмотреть вашу память, уважаемый, — обратился волхв к Рогволду, — и я ужаснулся. Неведомый колдун проклял вас, и безумие уже настигало вас. Еще два или три дня — и я бы не смог помочь: навеянные чарами чувство вины и отчаяние заставили бы вас покончить с собой.
Черные Вихри же, обратившие в прах и поглотившие души Путяты и его воинов, — одно из самых известных заклинаний черных чародеев. Мне удалось снять чары, сводящие вас с ума, Но против Черного Вихря бессилен даже я. Кто-то снял цепи с проклятого прошлого, возможно, призвав дух одного из некромантов, Владык Черного Вихря. Из ныне живущих волхвов только почтенный волхв Светозар может противостоять этим чарам. Я отправил ему весть, и он откликнулся. Светозар просит почтенного Рогволда направиться к нему.
Светлояр вздохнул и продолжил уже спокойней: — Князь Яромир ведает о лихом деле данов, я направил к нему почтового сокола. Но дружина не может выступить в поход, пока нет щита против магии некромантов, союзников данов.
Рогволд решился перебить волхва: — Почтенный Светлояр, я согласен отправиться к почтенному Светозару, но мне не хотелось бы идти с завязанными глазами. Я дал клятву отомстить за своих земляков, и я отомщу.
Волхв посмотрел в глаза старосты долгим взглядом. Пауза тянулась нескончаемо, наконец он медленно наклонил голову: — Да будет так! Я знаю, что ты не прислужник некромантов, я видел твою память, а если я обманулся, то священный огонь у входа уничтожил бы тебя. Я наложу на тебя заклятье. Оно поможет тебе одолеть колдовство в пути, а если враги схватят тебя, ты умрешь, но не скажешь ничего. Скажи, ты согласен на это? —
— Я не меняю своего решения, — гордо ответил Рогволд.
— Да будет так! Да будет так! Да будет так — Трижды склонил свою голову волхв Светлояр. — Ты выбрал свой пугь, витязь.
— Я не витязь, я староста и сын старосты, — улыбнулся Рогволд невеселой улыбкой. — И я пройду по пути до конца, каким бы он ни был. Я благодарю тебя за то, что даже своей смертью я не смогу помочь врагам Накладывай чары, мудрый Светлояр.
— Хорошо, я сделаю это, но прежде дослушай меня до конца. Сообщение от Светозара оборвалось на полуслове. Я боюсь, что с мудрейшим из нас случилась беда. Сам я не могу покинуть священное место. Тебе нужно спешить.
Во время рассказа волхва Урук сидел неподвижно, но стоило Светлояру поведать о возможной беде с мудрым волхвом Светозаром, как орк скрипнул зубами. Урук внешне казался спокойным, но Рогволд понял, что странный житель Поляны Волхвов в ярости. И когда Светлояр умолк, в святилище раздался хриплый голос Урука. Орк почти рычал, раскосые глаза светились недобрым огнем.
— К Светозару моя тоже ходи-броди, он меня спасай, моя не бросай, когда Светозар подыхай Рогволда охотника, без бойца в дорога совсем пропадай. Моя с ним идти. Моя ятаган сам Горбатый Снага учил.
Похоже, волхв не был удиваен заявлением орка Он продолжил речь, обращаясь к Рогволду — Староста, дорога опасна и длинна, я использую чары, дабы помочь вам оказаться у жилища Светозара Я не смогу вам помочь только в одном — в оружии. У меня его нет. Я дам тебе новую одежду и кроме чар быстрой смерти наложу на вас обоих чары речи. В дороге вы сможете понимать речь всех, кого вы встретите. Но вот с оружием…
— Тут моя помочь может, — перебил волхва Урук. — Это рядом есть, полдня пути, однако. Когда моя Кудеяра-атамана с его ребята встретил и убил, так те ребята, что моя к мудрому Светлояру повел, откупиться хотел. Где их логово, подробно они моя говорил. Они моя пугаться крепко-крепко, говорили: не ешь нас, Урука. Мы все тебе расскажем. Моя им говорил, что их мясо сладкий, вкусный. Они поверили. Совсем глупые. Их мясо псиной пахнет. Простого не знают. С тобой туда пойдем. Там всего много.
Рогволд вспомнил свою мысль про закуску из атамана и схохмил Уруку.
— Наверное, говорил, что атамана и сам ел, и жена суп варила, и братва трескала, и кабанчику тоже досталось?
Казалось, стены святилища рухнут от хохота Великий и премудрый волхв Светлояр, напоминавший величественную скалу, смеялся. Смеялся заливисто, открыто, как ребенок, левой рукой смахивая слезы с глаз И своим визгливым хохотком вторил ему Урук
Отсмеявшись, волхв повторно смахнул слезы и зорко глянул на Рогволда.
— Ух, потешил. Мясо есть мясо. Сам понял, чем тебя Урук накормил, ал и он тебе сказал?
Сын старосты почувствовал, как к горлу подкатывается тошнота, однако, бросив взгляд на орка, понял, что тот смертельно обижен. И тут волхв захохотал повторно. При этом он махнул руками обоим, мол, не обижайтесь, шутка. Рогволд вздохнул, тошнота отступила, и он покосился на Светлояра: м-да, веселый волхв, а ведь по виду и не скажешь.