Смех замер. Светлояр поднялся с деревянного чурбачка, и Рогволд поразился: минуту назад веселящийся и хохочущий старик стал горой мощи. От волхва веяло древней, нечеловеческой силой. Казалось, что мир ему — подстилка под ногами и что ему век — мгновение Лик Светлояра сиял мудростью, и только на самом дне зеленых глаз плясали и гасли последние смешинки Казалось, нет силы, способной выстоять против него, но староста теперь знал: она есть.
Эта сила одним мановением рук с черным пламенем смела его дом, уничтожила весь его род. Последний староста городища Всхолье поднялся навстречу волхву, полный своей силой, готовый бросить вызов врагу. Рядом с ним стоял
Урук-Хей. И ни человек, ни орк не знали, куда приведет их дорога.
Глава 3. БОЙ СВЕТЛОЯРА
Глава 4. ТВАРЬ ИЗ ПЛЕМЕНИ КРЫСЫ
Эта сила одним мановением рук с черным пламенем смела его дом, уничтожила весь его род. Последний староста городища Всхолье поднялся навстречу волхву, полный своей силой, готовый бросить вызов врагу. Рядом с ним стоял
Урук-Хей. И ни человек, ни орк не знали, куда приведет их дорога.
Глава 3. БОЙ СВЕТЛОЯРА
Дорога к логову разбойников заняла остаток дня. Только когда солнце скрылось за лесом, Рогволд с Уруком подошли к избушке. Дерево сруба почернело от времени, мох разросся по стенам и кровле. Но рубленная не из сосны, а из дуба изба стояла еще крепко.
В зарослях густого папоротника скрывалась узкая тропинка. Найдя ее, Урук бросил Рогволду: — Моя впереди пойду. Пять шагов сзади иди. И с тропы ни ногой. Ловушка здесь есть. Тать говорил о папоротнике. Глаза злой были.
Тропинка изрядно петляла, и когда на очередном повороте Рогволд проверил жердью землю рядом с тропинкой, земля, а точнее плетенка из тонких прутьев, присыпанная прошлогодней листвой и мхом, провалилась. Стала видна глубокая яма с заботливо врытыми копьями на дне. Наконечники успели заржаветь, но не затупиться. Урук задумчиво цокнул языком.
Подойдя к избе, он уже было протянул лапу к двери, но замер, рус положил ему руку на плечо и коротко бросил; — В сторону, к стенке стань, я дверь жердиной проверю.
Предосторожность оказалась не напрасной. Дверь распахнулась, тонко тренькнула тетива самострела. Стрела с утяжеленным наконечником, насквозь прошивающая ратника в полной броне, с визгом рассекая воздух, скрылась в черноте ночного леса.
Урук одобрительно покачал головой: — Чего удумали, однако.
— Понятное дело, что удумали, — Рогволд хмыкнул. — Они ж охотники. Только на людей. А западне все одно — зверь, человек… Пошли, не стой на пороге.
В логове разбойников Рогволду в нос шибануло запахом браги, портянок и тяжелого мужского пота. Казалось, лихие люди не лежат перебитые в яме, рядом с Поляной Волхвов, а затаились во мраке. Сделав три глага, охотник различил поставец. Нашарив огниво, он запалил трут и поднес огонек к лучине.
В искрящем неверном свете стали видны огромный стол с грязными мисками и чарами, окруженный лавками, и контур окна, затянутого слюдой. Из глубины проступала черная, закопченная пасть печи. Рядом с печью обнаружились бутыли с брагой.
Обшарив горницу, Рогволд сказал неподвижно стоящему Уруку, напряженно что-то вынюхивающему: — Странно, но из оружия ножик для хлеба, ложек деревянных дюжина. Это если бражку не считать.
Урук прекратил работу носом, ухватил со стола не замеченный Рогволдом бутылек, выдернул пробку, понюхал и довольно оскалил клыки:
— Сонное зелье с сивухой. Для гостей, однако. Хлопнешь чарочку — и готово. Слушай, Рогволд, я чую запах стали. И не просто стали, отличной стали. Бутылек с собой захватим, пригодится в пути-то. Ты чего на меня уставился, а?
Староста-охотник был поражен. Урук заговорил абсолютно правильно: без всяких «однако», «моя»и прочего. Правильно и чисто, совсем как нормальный рус.
— Ага, надоело «твоя — моя, не понимай», — бросил он Уруку, — а придуривался-то. Ты мне вот что скажи…
Рогволд умолк на полуслове. Орк пятился к двери, выставив перед собой свой вороненый ятаган. На его лице, в его глазах, смотрящих на Рогволда, был ужас. Урук, не побоявшийся тринадцати разбойничков, здоровенных вооруженных бугаев, пятился в ужасе от безоружного охотника…
Только встав в дверях, орк смог прохрипеть: — Откуда ты взялся здесь, снага. Я не дамся тебе. Ты смог обмануть волхва, но ты проговорился, и я теперь знаю, кто ты. Ты не получишь мою голову.
Рогволд развел руками: — Урук, ты явно околдован. Объясни мне, что это все значит, какого лешего ты от меня шарахаешься? Что за снага, при чем тут я? Ты чего, с дуба упал?
Похоже было, что Урук, внимательно вслушивающийся в речь Рогволда, задумался. Пауза затянулась, и наконец орк ответил сыну старосты: — Ты прав, это чары. Ты говоришь на моем родном языке не хуже меня. Но мы не говорим: упал с дуба, мы вообще не любим лесов. И мы не поминаем леших. Они наши враги. Мы говорим: какого тролля или: а чтоб тебя эльфы покусали.
Урук убрал свой ятаган обратно в ножны и, ухмыльнувшись, шагнул навстречу Рогволду. Тот, улыбнувшись и протянув руку, также сделал шаг вперед.
Однако в следующее мгновение орк, споткнувшись, кубарем покатился по полу. Кольцо люка, скрытое до того половиком и об которое споткнулся Урук, грохнуло.
Вскочив с пола, как кошка, орк взглянул на крышку люка, на которой красовалось огромное бронзовое кольцо. Глаза Урука медленно наливались кровью, и он яростно зарычал: — Опять кольца! Везде они! Как же мне все это надоело!!!
Рык орка как будтр подтолкнул мысли Рогволда в нужном направлении, и он хлопнул себя по лбу.
— Болван! О боги! Какой же я болван! Это же волхв! Это его чары!
Урук, прекративший рычать, покосился на руса и самым невинным голосом поинтересовался:
— Ты что, только сейчас понял? Поздновато для человека-то. Тролль и тот бы понял раньше. Хотя тролли и тупые.
Сказав это, орк ухватился за кольцо в люке. Люк не шелохнулся.
Рогволд подошел к Уруку, отодвинул его в сторону и, крякнув, рванул кольцо вверх. Всей исполинской силы руса еле-еле хватило откинуть крышку подпола. Орк радостно оскалился: — Тролль, как есть настоящий тролль. Не зря говорят: что троллю здраво — Уруку смерть.
Не обращая внимания на клыкоскальство Урука, Рогволд запалил лучину и начал спускаться вниз по приставной лестнице. Спуск и лестница оказались неприятно длинными.
Они попали в длинное подземелье с высоким сводом, даже Рогволд не мог дотянуться рукой до потолка. У самой лестницы хранились припасы. На ларе с мукой Урук обнаружил связку факелов. В их свете Рогволд прикинул на глазок высоту свода, получилось около трех с половиной аршин добротной каменной кладки. Пройдя вдоль гирлянд окороков, колбас и тарани, рус и орк уперлись в деревянную, окованную железом дверь. Прошло не менее получаса, прежде чем Рогволд ее выломал. Это была оружейная.
Закончив накладывать чары, великий волхв Светлояр сидел на дубовом чурбачке и пил отвар из трав. Сил ушло немало, но волхв не мог ждать возвращения Урука с Рогволдом. Не было времени. Пусть ушло много силы, и рука с чашей горячего отвара подрагивала, но мысли были ясны и быстры.
Светлояр пытался понять главное: кто смог помешать незримой беседе великого волхва Светозара. Верховного Стража Руси, с ним, Верховным Целителем Руси?
Все шесть камней на столешнице перед ним мерцали ровным светом. Это значило, что шестеро других Верховных, в частности Светозар, живы. Но что могло случиться? Пошли уже третьи сутки, а Светозар все еще молчал. Магия Великого Древа не могла найти Верховного Волхва, да, впрочем, и любое другое живое существо, в одном случае — его нет на землях русов. Магические корни Древа пронзали не только плоть земель, они чувствовали все волхование. Если на Светозара напал посланец колдунов Круга Черного Вихря, на волю бы выплеснулись великие чары.
Рука с чашей отвара подрагивала. На миг взгляд старца замер на ней, и дрожь унялась. Светлояр задумчиво отхлебнул. Ясно было одно: боя не было. Верховный Страж земель русов Светозар покинул свои земли. Корни Древа заметили два возмущения от порталов. Одно у святилища Светозара и второе на самой окраине Руси, где леса переходят в степь. К чему это? Степь не пронзали корни Древа. «Если бы я хотел бежать, не оставляя следов, — пронеслась в голове волхва чудовищная мысль, — я бы поступил так же». Но посланец некромантов Черного Вихря не мог вынудить Светозара к бегству. Страж бы его в лепешку раскатал. Тем более Светозар был не в пути, а в своем святилище, у источника силы, обладая могучими артефактами.
Светлояр вдохнул парок, пахнущий лесом и болотными травами, и сделал глоток. Очевидно, ключ к исчезновению был в прерванном послании. Там было сказано о гибели одного из членов ордена Странников, хранителей Перевала. Перевал Странников — это граница между мирами. Может быть, через Перевал явилась новая угроза нашему миру, и Светозар, получив вести с Перевала, отправился на битву с ней? Не похоже. Странники сами в состоянии справиться с любой бедой, и не в их обычаях звать помощь из пограничных миров.
Внезапно в мозгу вспыхнула догадка. Болван, дубина четырехсотлетняя! Волхв громко хлопнул себя по лбу. ИЗБРАННЫЙ!!! Вот зачем очевидец нападения черных магов был нужен Стражу Руси! Он займет место погибшего Странника! А что до исчезновения Светозара, то нужно посоветоваться с главой ведьмаков, Вершигорой, по прозвищу Филин! Ведьмаки идут своими путями. В отличие от волхвов, ведьмаков было много, корни их сил были иные, но, как и волхвы, черных магов они не любили. Не зря говорили: «За что рысь ненавидит кошку? За то, что они похожи, но разные…»
Додумать ему не удалось. Тихий хрустальный звон пронесся под кронами леса. И когда Светлояр появился у входа в святилище, он увидел лишь догорающие брызги колдовского огня на месте портала.
Беззвучно по поляне шли воины. Ни одна пластина идеально подогнанных доспехов синего звездного металла не брякнула. Обнажив клинки, плечом к плечу, молча, без кличей, мечники приближались к святыне русов. За их спинами уже наливалась силой фигура с золотым серпом у пояса, в белом одеянии. Капюшон слегка прикрывал лицо еще молодого чернобородого человека. И над сложенными чашей ладонями ослепительно сияла шаровая молния.
«Это же друид! Но почему, ведь всегда мы жили в мире?»
Растерянность Светлояра длилась не более мига. В следующее мгновение посох волхва, прислоненный к стволу дуба, на другом краю святилища, прянул ему в руку. На землю пал иней, и под этим инеем каждая травинка на поляне, увеличившись втрое, обернулась стальными лезвиями. Шар огня, вырвавшийся из ладоней черноволосого, с грохотом ударил в частокол, но лишь легкая копоть появилась на недрогнувших стенах. Две дюжины мечников спокойно продолжили свой путь по лезвиям травы. Черноволосый друид издевательски захохотал: — Детский фокус, старичок! Умри, поганый рус!
В следующую секунду качнувшийся посох Светлояра обрушил на латников стену ветра. В трех шагах от воинов стена ветра обернулась стеной ледяных игл. Даже доспехи звездного металла, на каждый из которых можно было купить город, оказались бесполезны: иглы ветра насквозь прошивали стыки между пластинами. Первая полудюжина рухнула прямо на сталь травы.
Друид больше не смеялся. Выбросив руки вперед, он нараспев голосил заклинание. Казалось, горное эхо вторит черноволосому друиду, наполняя его голос силой и покоем гор Мощь нарастала, чтобы в следующий миг обрушиться всей силой горной лавины.
Земля содрогнулась. Каменные блоки обрушились с неба, образуя стену перед отступившими на три шага воинами. Иглы ветра впивались в камень, истончая вековой гранит, и на несколько мгновений мечники оказались в безопасности.
Эхо порвалось в клочья от клича волхва, вновь воздевшего к небу свой посох. И каменные блоки не выдержали удара, гранит разлетелся вдребезги, как разлетается от удара стеклянная чаша.
В тот самый миг, когда вздыбившаяся земля, покорная воле Светлояра, обрушила стену, погребая с собой еще троих, из ладоней друида одна за другой вырвались три шаровые молнии. Но велика была сила волшбы волхвов русов, строивших святилище. Полыхнули самоцветы из глазниц черепов, лежащих на столбах у входа в святилище, метнулись ветвистые молнии наперехват. Молнии столкнулись в центре поляны, разрывая плоть и расшвыривая в стороны клочья тел в остатках брони. Даже звездный металл не выдержал мощи столкнувшихся заклинаний.
Волхв не успевал перехватить третий шар, казалось, еще секунда — и все будет кончено. Но с гневным кличем и клекотом навстречу раскаленному шару из-за ограды метнулся сокол. Взрыв разметал обгорелые перья по всей поляне. Трое уцелевших в пламени чар латников из последних сил начали безумный танец, отбивая мечами все новые и новые молнии черепов.
Друид, закусив губу, сделал шаг назад, и над поляной раздался звон портала. Черноволосый готовился бросить своих латников, бежав с поля боя. Вся его заносчивость превратилась в леденящий утробный страх. Он еще мог сражаться, но страх победил его.
Друид не знал, что силы Светлояра, истощенные дневными чарами, давно на исходе. Скорость схватки не дала возможности волхву хоть немного восстановить свою силу.
Почти весь бой Светлояр брал силу из своего старого тела, сжигая чарами свою жизнь. Сейчас из последних сил он старался не упасть. Сердце старика глухо билось, а в глубине опустошенного мозга начинала зреть простая мысль о победе. Волхв был в шаге от нее, в одном шаге черноволосого друида в свой портал Но если этого шага не будет…
Светлояр мог продолжить бой только одним способом. Каждый волхв, как и ведьмак, носит в себе свои посмертные чары. В момент смерти, когда душа отделяется от тела, происходит выброс силы. У ведьмаков она обычно обращена на проклятие врагу. Однажды к нему пришел человек с таким проклятием. И он, Великий Целитель Руси, оказался бессилен. У волхвов же немного иначе. Своей посмертной, как называют ее ведьмаки, волхв может распорядиться, как ему угодно. Сейчас он знал, как он распорядился бы ей. Но враг бежит. Бежит?
Рухнул ниц, пораженный молнией, один из латников, через миг еще один воин мягко осел на траву. Последний, подобравший себе второй меч, еще держался, но было ясно, что час его смерти близок. Черноволосый поднял ногу, готовясь шагнуть в свой портал. Новый, сияющий звездными брызгами исполинский портач открылся на границе леса и поляны.
Пятеро седовласых друидов с золотыми серпами у пояса шагнули под кроны ночного леса. Идущий впереди, белобородый и седовласый, с черными прядями на щеках, сделал легкий жест рукой. Поляну захлестнуло не озером, не морем, а целым океаном пламени, старательно обтекающим последнего латника. Стальные стебли травы осыпались легким пеплом. С треском разлетелись вдребезги черепа. Великая пятерка во главе с самим Мерлином!
В тот же миг Светлояр понят все На душе стало легко, накатила усталость. Великий Целитель поднял руку, губы его в последний раз шевельнулись. Сердце замерло навсегда, и на траву у Великого Древа упали белоснежная хламида и сломанный посох. Спиральная молния обвилась винтом вокруг ствола и унеслась в небо, несущее грозу…
В зарослях густого папоротника скрывалась узкая тропинка. Найдя ее, Урук бросил Рогволду: — Моя впереди пойду. Пять шагов сзади иди. И с тропы ни ногой. Ловушка здесь есть. Тать говорил о папоротнике. Глаза злой были.
Тропинка изрядно петляла, и когда на очередном повороте Рогволд проверил жердью землю рядом с тропинкой, земля, а точнее плетенка из тонких прутьев, присыпанная прошлогодней листвой и мхом, провалилась. Стала видна глубокая яма с заботливо врытыми копьями на дне. Наконечники успели заржаветь, но не затупиться. Урук задумчиво цокнул языком.
Подойдя к избе, он уже было протянул лапу к двери, но замер, рус положил ему руку на плечо и коротко бросил; — В сторону, к стенке стань, я дверь жердиной проверю.
Предосторожность оказалась не напрасной. Дверь распахнулась, тонко тренькнула тетива самострела. Стрела с утяжеленным наконечником, насквозь прошивающая ратника в полной броне, с визгом рассекая воздух, скрылась в черноте ночного леса.
Урук одобрительно покачал головой: — Чего удумали, однако.
— Понятное дело, что удумали, — Рогволд хмыкнул. — Они ж охотники. Только на людей. А западне все одно — зверь, человек… Пошли, не стой на пороге.
В логове разбойников Рогволду в нос шибануло запахом браги, портянок и тяжелого мужского пота. Казалось, лихие люди не лежат перебитые в яме, рядом с Поляной Волхвов, а затаились во мраке. Сделав три глага, охотник различил поставец. Нашарив огниво, он запалил трут и поднес огонек к лучине.
В искрящем неверном свете стали видны огромный стол с грязными мисками и чарами, окруженный лавками, и контур окна, затянутого слюдой. Из глубины проступала черная, закопченная пасть печи. Рядом с печью обнаружились бутыли с брагой.
Обшарив горницу, Рогволд сказал неподвижно стоящему Уруку, напряженно что-то вынюхивающему: — Странно, но из оружия ножик для хлеба, ложек деревянных дюжина. Это если бражку не считать.
Урук прекратил работу носом, ухватил со стола не замеченный Рогволдом бутылек, выдернул пробку, понюхал и довольно оскалил клыки:
— Сонное зелье с сивухой. Для гостей, однако. Хлопнешь чарочку — и готово. Слушай, Рогволд, я чую запах стали. И не просто стали, отличной стали. Бутылек с собой захватим, пригодится в пути-то. Ты чего на меня уставился, а?
Староста-охотник был поражен. Урук заговорил абсолютно правильно: без всяких «однако», «моя»и прочего. Правильно и чисто, совсем как нормальный рус.
— Ага, надоело «твоя — моя, не понимай», — бросил он Уруку, — а придуривался-то. Ты мне вот что скажи…
Рогволд умолк на полуслове. Орк пятился к двери, выставив перед собой свой вороненый ятаган. На его лице, в его глазах, смотрящих на Рогволда, был ужас. Урук, не побоявшийся тринадцати разбойничков, здоровенных вооруженных бугаев, пятился в ужасе от безоружного охотника…
Только встав в дверях, орк смог прохрипеть: — Откуда ты взялся здесь, снага. Я не дамся тебе. Ты смог обмануть волхва, но ты проговорился, и я теперь знаю, кто ты. Ты не получишь мою голову.
Рогволд развел руками: — Урук, ты явно околдован. Объясни мне, что это все значит, какого лешего ты от меня шарахаешься? Что за снага, при чем тут я? Ты чего, с дуба упал?
Похоже было, что Урук, внимательно вслушивающийся в речь Рогволда, задумался. Пауза затянулась, и наконец орк ответил сыну старосты: — Ты прав, это чары. Ты говоришь на моем родном языке не хуже меня. Но мы не говорим: упал с дуба, мы вообще не любим лесов. И мы не поминаем леших. Они наши враги. Мы говорим: какого тролля или: а чтоб тебя эльфы покусали.
Урук убрал свой ятаган обратно в ножны и, ухмыльнувшись, шагнул навстречу Рогволду. Тот, улыбнувшись и протянув руку, также сделал шаг вперед.
Однако в следующее мгновение орк, споткнувшись, кубарем покатился по полу. Кольцо люка, скрытое до того половиком и об которое споткнулся Урук, грохнуло.
Вскочив с пола, как кошка, орк взглянул на крышку люка, на которой красовалось огромное бронзовое кольцо. Глаза Урука медленно наливались кровью, и он яростно зарычал: — Опять кольца! Везде они! Как же мне все это надоело!!!
Рык орка как будтр подтолкнул мысли Рогволда в нужном направлении, и он хлопнул себя по лбу.
— Болван! О боги! Какой же я болван! Это же волхв! Это его чары!
Урук, прекративший рычать, покосился на руса и самым невинным голосом поинтересовался:
— Ты что, только сейчас понял? Поздновато для человека-то. Тролль и тот бы понял раньше. Хотя тролли и тупые.
Сказав это, орк ухватился за кольцо в люке. Люк не шелохнулся.
Рогволд подошел к Уруку, отодвинул его в сторону и, крякнув, рванул кольцо вверх. Всей исполинской силы руса еле-еле хватило откинуть крышку подпола. Орк радостно оскалился: — Тролль, как есть настоящий тролль. Не зря говорят: что троллю здраво — Уруку смерть.
Не обращая внимания на клыкоскальство Урука, Рогволд запалил лучину и начал спускаться вниз по приставной лестнице. Спуск и лестница оказались неприятно длинными.
Они попали в длинное подземелье с высоким сводом, даже Рогволд не мог дотянуться рукой до потолка. У самой лестницы хранились припасы. На ларе с мукой Урук обнаружил связку факелов. В их свете Рогволд прикинул на глазок высоту свода, получилось около трех с половиной аршин добротной каменной кладки. Пройдя вдоль гирлянд окороков, колбас и тарани, рус и орк уперлись в деревянную, окованную железом дверь. Прошло не менее получаса, прежде чем Рогволд ее выломал. Это была оружейная.
Закончив накладывать чары, великий волхв Светлояр сидел на дубовом чурбачке и пил отвар из трав. Сил ушло немало, но волхв не мог ждать возвращения Урука с Рогволдом. Не было времени. Пусть ушло много силы, и рука с чашей горячего отвара подрагивала, но мысли были ясны и быстры.
Светлояр пытался понять главное: кто смог помешать незримой беседе великого волхва Светозара. Верховного Стража Руси, с ним, Верховным Целителем Руси?
Все шесть камней на столешнице перед ним мерцали ровным светом. Это значило, что шестеро других Верховных, в частности Светозар, живы. Но что могло случиться? Пошли уже третьи сутки, а Светозар все еще молчал. Магия Великого Древа не могла найти Верховного Волхва, да, впрочем, и любое другое живое существо, в одном случае — его нет на землях русов. Магические корни Древа пронзали не только плоть земель, они чувствовали все волхование. Если на Светозара напал посланец колдунов Круга Черного Вихря, на волю бы выплеснулись великие чары.
Рука с чашей отвара подрагивала. На миг взгляд старца замер на ней, и дрожь унялась. Светлояр задумчиво отхлебнул. Ясно было одно: боя не было. Верховный Страж земель русов Светозар покинул свои земли. Корни Древа заметили два возмущения от порталов. Одно у святилища Светозара и второе на самой окраине Руси, где леса переходят в степь. К чему это? Степь не пронзали корни Древа. «Если бы я хотел бежать, не оставляя следов, — пронеслась в голове волхва чудовищная мысль, — я бы поступил так же». Но посланец некромантов Черного Вихря не мог вынудить Светозара к бегству. Страж бы его в лепешку раскатал. Тем более Светозар был не в пути, а в своем святилище, у источника силы, обладая могучими артефактами.
Светлояр вдохнул парок, пахнущий лесом и болотными травами, и сделал глоток. Очевидно, ключ к исчезновению был в прерванном послании. Там было сказано о гибели одного из членов ордена Странников, хранителей Перевала. Перевал Странников — это граница между мирами. Может быть, через Перевал явилась новая угроза нашему миру, и Светозар, получив вести с Перевала, отправился на битву с ней? Не похоже. Странники сами в состоянии справиться с любой бедой, и не в их обычаях звать помощь из пограничных миров.
Внезапно в мозгу вспыхнула догадка. Болван, дубина четырехсотлетняя! Волхв громко хлопнул себя по лбу. ИЗБРАННЫЙ!!! Вот зачем очевидец нападения черных магов был нужен Стражу Руси! Он займет место погибшего Странника! А что до исчезновения Светозара, то нужно посоветоваться с главой ведьмаков, Вершигорой, по прозвищу Филин! Ведьмаки идут своими путями. В отличие от волхвов, ведьмаков было много, корни их сил были иные, но, как и волхвы, черных магов они не любили. Не зря говорили: «За что рысь ненавидит кошку? За то, что они похожи, но разные…»
Додумать ему не удалось. Тихий хрустальный звон пронесся под кронами леса. И когда Светлояр появился у входа в святилище, он увидел лишь догорающие брызги колдовского огня на месте портала.
Беззвучно по поляне шли воины. Ни одна пластина идеально подогнанных доспехов синего звездного металла не брякнула. Обнажив клинки, плечом к плечу, молча, без кличей, мечники приближались к святыне русов. За их спинами уже наливалась силой фигура с золотым серпом у пояса, в белом одеянии. Капюшон слегка прикрывал лицо еще молодого чернобородого человека. И над сложенными чашей ладонями ослепительно сияла шаровая молния.
«Это же друид! Но почему, ведь всегда мы жили в мире?»
Растерянность Светлояра длилась не более мига. В следующее мгновение посох волхва, прислоненный к стволу дуба, на другом краю святилища, прянул ему в руку. На землю пал иней, и под этим инеем каждая травинка на поляне, увеличившись втрое, обернулась стальными лезвиями. Шар огня, вырвавшийся из ладоней черноволосого, с грохотом ударил в частокол, но лишь легкая копоть появилась на недрогнувших стенах. Две дюжины мечников спокойно продолжили свой путь по лезвиям травы. Черноволосый друид издевательски захохотал: — Детский фокус, старичок! Умри, поганый рус!
В следующую секунду качнувшийся посох Светлояра обрушил на латников стену ветра. В трех шагах от воинов стена ветра обернулась стеной ледяных игл. Даже доспехи звездного металла, на каждый из которых можно было купить город, оказались бесполезны: иглы ветра насквозь прошивали стыки между пластинами. Первая полудюжина рухнула прямо на сталь травы.
Друид больше не смеялся. Выбросив руки вперед, он нараспев голосил заклинание. Казалось, горное эхо вторит черноволосому друиду, наполняя его голос силой и покоем гор Мощь нарастала, чтобы в следующий миг обрушиться всей силой горной лавины.
Земля содрогнулась. Каменные блоки обрушились с неба, образуя стену перед отступившими на три шага воинами. Иглы ветра впивались в камень, истончая вековой гранит, и на несколько мгновений мечники оказались в безопасности.
Эхо порвалось в клочья от клича волхва, вновь воздевшего к небу свой посох. И каменные блоки не выдержали удара, гранит разлетелся вдребезги, как разлетается от удара стеклянная чаша.
В тот самый миг, когда вздыбившаяся земля, покорная воле Светлояра, обрушила стену, погребая с собой еще троих, из ладоней друида одна за другой вырвались три шаровые молнии. Но велика была сила волшбы волхвов русов, строивших святилище. Полыхнули самоцветы из глазниц черепов, лежащих на столбах у входа в святилище, метнулись ветвистые молнии наперехват. Молнии столкнулись в центре поляны, разрывая плоть и расшвыривая в стороны клочья тел в остатках брони. Даже звездный металл не выдержал мощи столкнувшихся заклинаний.
Волхв не успевал перехватить третий шар, казалось, еще секунда — и все будет кончено. Но с гневным кличем и клекотом навстречу раскаленному шару из-за ограды метнулся сокол. Взрыв разметал обгорелые перья по всей поляне. Трое уцелевших в пламени чар латников из последних сил начали безумный танец, отбивая мечами все новые и новые молнии черепов.
Друид, закусив губу, сделал шаг назад, и над поляной раздался звон портала. Черноволосый готовился бросить своих латников, бежав с поля боя. Вся его заносчивость превратилась в леденящий утробный страх. Он еще мог сражаться, но страх победил его.
Друид не знал, что силы Светлояра, истощенные дневными чарами, давно на исходе. Скорость схватки не дала возможности волхву хоть немного восстановить свою силу.
Почти весь бой Светлояр брал силу из своего старого тела, сжигая чарами свою жизнь. Сейчас из последних сил он старался не упасть. Сердце старика глухо билось, а в глубине опустошенного мозга начинала зреть простая мысль о победе. Волхв был в шаге от нее, в одном шаге черноволосого друида в свой портал Но если этого шага не будет…
Светлояр мог продолжить бой только одним способом. Каждый волхв, как и ведьмак, носит в себе свои посмертные чары. В момент смерти, когда душа отделяется от тела, происходит выброс силы. У ведьмаков она обычно обращена на проклятие врагу. Однажды к нему пришел человек с таким проклятием. И он, Великий Целитель Руси, оказался бессилен. У волхвов же немного иначе. Своей посмертной, как называют ее ведьмаки, волхв может распорядиться, как ему угодно. Сейчас он знал, как он распорядился бы ей. Но враг бежит. Бежит?
Рухнул ниц, пораженный молнией, один из латников, через миг еще один воин мягко осел на траву. Последний, подобравший себе второй меч, еще держался, но было ясно, что час его смерти близок. Черноволосый поднял ногу, готовясь шагнуть в свой портал. Новый, сияющий звездными брызгами исполинский портач открылся на границе леса и поляны.
Пятеро седовласых друидов с золотыми серпами у пояса шагнули под кроны ночного леса. Идущий впереди, белобородый и седовласый, с черными прядями на щеках, сделал легкий жест рукой. Поляну захлестнуло не озером, не морем, а целым океаном пламени, старательно обтекающим последнего латника. Стальные стебли травы осыпались легким пеплом. С треском разлетелись вдребезги черепа. Великая пятерка во главе с самим Мерлином!
В тот же миг Светлояр понят все На душе стало легко, накатила усталость. Великий Целитель поднял руку, губы его в последний раз шевельнулись. Сердце замерло навсегда, и на траву у Великого Древа упали белоснежная хламида и сломанный посох. Спиральная молния обвилась винтом вокруг ствола и унеслась в небо, несущее грозу…
Глава 4. ТВАРЬ ИЗ ПЛЕМЕНИ КРЫСЫ
Когда орк и человек поднялись из подземелья наверх, снаружи царила глубокая ночь. Урук настоял, и Рогволд надел под войлочный подкольчужник не льняную, а шелковую рубаху. Мало того, сам сделал то же. Рогволд поинтересовался, зачем шелк, все равно не видно Хмыкнув, Урук ответил, что поймет он это день на десятый похода, если они мыться в пути не смогут. Сын старосты понял, о чем говорил орк.
— Ты о вшах?
— Конечно, они на шелке жить не могут, — пожал плечами орк.
Рогволд все больше и больше удивлялся своему спутнику. В оружейной, когда он выбирал себе лук, орк протянул ему не добрый тисовый или ореховый лук, а странный, явно заморской работы, причем склепанный из костяных пластин. И себе ухватил, только поменьше ладони на две. А когда рус заявил, что это не лук, а игрушка, предложил стрельнуть. Только когда Рогволд, ухватив мозолистыми пальцами тетиву, потянул ее на себя, он понял, какой лук предложил ему Урук. Всей силы руса еле-еле хватило натянуть тетиву. Стрела с тяжелым оголовком на две трети вошла в дубовую дверь, толщиной пальцев пять и поверх еще окованную добрым железом.
В полутьме Урук блеснул раскосым глазом: — Ха! Так ты еще и стрелять не умеешь! Смотри!
Орк наложил стрелу. Рогволд проглотил оскорбление и с интересом уставился на него: — Ты же слабее меня. Как ты стрелять собрался?
Не отвечая, Урук поднял лук на уровень груди. Зажав в лапе тетиву, с утробным хеканьем выбросил вперед сам лук, прицелился и отпустил тетиву. Стрела вонзилась в дверь в двух пальцах от стрелы Рогволда. И вошла также глубоко.
Рогволд только и смог, что поскрести в затылке. Такой стрельбы староста в жизни не видел. Тем временем Урук продолжил поучать: — Кольцо видел? — На большом пальце орка красовалось костяное кольцо с зубом. — Этим-то зубом тетиву и держишь, пока лук отталкиваешь и прицеливаешься. Перчатку ты хорошую надел, да дырки на пальце для зуба нет. Держи кольцо, когда вылезем отсюда, сам дырку сделаешь.
Точно так же Урук отнесся к попытке Рогволда выбрать себе снаряжение. Ушлый орк лихо вникал во все тонкости, гоняя руса по всей кладовой. И поучения продолжались все время.
— Так, куда ты эти латы потащил? — командовал Урук. — Две кольчуги на себя надень, и никаких панцирей. И щит бери не ростовой, тебе не в строю идти, бери легкий и за спину его закинь. Куда ты меч поволок? Ты мечом работать умеешь? Нет? Тогда топор возьми, только одноручный, вот этот подойдет…
С Рогволда сошло семь потов, пока они переворошили всю груду оружия. Шлем русской работы, с кольчужным запахом, орк, как ни странно, одобрил, заметив, что лучнику он — то, что надо. Правда, сталь горит, что твое солнце, за версту видно. Ну, ничего, найдем кузнеца, будет вороненым.
— Слушай, Урук, — Рогволд уловил логику орка по поводу оружия, и, сказать по чести, она ему не очень понравилась, — мы же берем легкие доспехи. Мы чего, прятаться будем? — Орк, возившийся с продолговатым ларцом в глубине оружейной, повернув голову, кивнул. — Но как же мы отомстим за моих земляков?
В следующий миг крышка ларца, щелкнув, соизволила открыться. Орк замер, пропустив слова Рогволда мимо ушей. Подойдя к нему, Рогволд увидел клинок, лежащий на черном бархате.
Изящно вытянутый, прямой полуторный меч. Двуострые, аккуратные волны заточки сливались в чуть изогнутую линию. Простая крестовина была покрыта непонятной серебряной вязью, в которой угадывались странные символы. Рукоять чудо-клинка была оплетена тончайшей серой замшевой нитью. Но самым прекрасным и в то же время загадочным в мече был металл, из которого он был сделан. Темно-синий, с завораживающим, глубоким блеском. Периодически на лезвии вспыхивали мерцающие искры и начинал проступать узор загадочных символов. Ни человек, ни орк никогда не видели ничего подобного.
— Что это? — хрипло спросил Рогволд. Казалось, время замерло. Спустя вечность Урук ответил: — Я не знаю. Здесь он недавно, на крышке не было пыли. Я чувствую в нем непонятную магию. Мне кажется, только Свет и Тьма могли создать такое. Я помню мощь клинков Тьмы, и в этом мече я чувствую ее. Мое естество дрожит от ненависти к клинкам Света, их мощь отталкивает меня от этого клинка. Но я возьму его. Мой учитель, проклятый людьми мечник, был обоеруким. Только меня он смог научить.
В богатой оружейной разбойного люда нашлись и перевязь, и ножны для чудо-клинка, черного дерева, обшитые лиловым бархатом.
Человек и орк поднялись наверх и, выйдя из дома, окунулись в запахи леса. После пыльного подвала, казалось, сам воздух пьянит. На черном бархате неба свет полной луны казался ослепительным.
Возможно, именно поэтому они вовремя успели заметить свору серых теней, метнувшихся им наперерез. Свору странных, палевых не то волков, не то собак. Вскинув новый лук, Рогволд метнул стрелу. Стрела с тяжелым оголовком отшвырнула на пять шагов в сторону гибкое хищное тело. Тварь — вожак — забилась в корчах, но сыну старосты некогда было смотреть на ее агонию.
Коротко свистнули, покидая ножны, меч и ятаган. Миг спустя Урук стоял, окутанный смерчем стали. Казалось, сам воздух, вспарываемый клинками, поет песню смерти. Две твари, попавшие в этот водоворот, уже лежали истекающие кровью. Короткий, четкий выпад умелой, покрытой зеленой чешуей руки, и ятаган рассек гортань третьему волку. В глотку четвертой твари, бросившейся на спину орка-мечника, Рогволд навскидку всадил вторую стрелу.
Несколько томительных ударов сердца — и тяжелый наконечник третьей стрелы нашел дорожку к груди еще одного исполинского вол-копса. Шагнув в сторону, Урук отбил ятаганом метательный нож, прилетевший из темноты, и, хищно оскалившись, рассек пополам мечом последнюю из тварей. И как бы в ответ на гибель последнего из странных зверей хищной рыбкой блеснул в лунном свете второй нож. Орк не стая его отбивать, просто шагнул в сторону.
Заметив низкорослую тень, метнувшуюся прочь, Урук отшвырнул зажатый в левой лапе ятаган, сорвал с пояса грузик на коротком шнурке и, коротко крутанув его над головой, почти без замаха метнул. Короткий всхлип и шорох опадающего тела стал ему ответом. Тремя длинными прыжками Рогволд настиг опавшее тело и навалился на него, заключив в свои медвежьи объятия. Подоспевший Урук кинулся вязать руки метнувшему ножи. Отпустив связанное тело, Рогволд быстро собрал хворост, достал огниво и начал высекать искры.
Прошло несколько минут, и при ярком свете костра они внимательно разглядели пленника. Человек, но ростом с Урука. Грязные, свалявшиеся в колтун волосы неопределенного оттенка достигали шеи. На впалой груди красовалось ожерелье из крысиных черепов. Предплечья покрывали геометрические узоры татуировки. Одежда состояла из коротких рваных штанов и мягких полусапожек бурой замши. Поверх штанов красовался наборный пояс, украшенный волчьими клыками, и ремни с ножнами метательных ножей.
Рогволд задумчиво посмотрел на пояс.
— Урук, это же клыки белого волка! Они живут на дальнем севере земель русов. Но такого народца никогда не было на наших землях. Может, как и ты, он из-за Перевала?
Орк засунул в костер длинный железный прут, подкинул веток в огонь и, подняв взгляд на Рогволда, медленно помотал головой.
Пока огонь разгорался, Урук подошел к своему мешку и достал маленькие, размером в две ладони, меха. Рогволд видел, как орк прихватил их из оружейной разбойников, но тогда, увлеченный выбором оружия, не спросил Урука — для чего ему такие меха. Тем временем, подойдя с ними к костру, орк принялся ловко орудовать мехами. Конец прута раскалился до ярко-красного цвета. Отложив меха в сторону и обмотав тряпками руки, Урук ухватился за прут. Прежде чем рус понял, к чему все это, и успел вмешаться, орк шагнул к неподвижно лежащему пленнику и ткнул раскаленным железом в бедро. Дикий крик боли был ему ответом. Виляя всем туго связанным телом, человек с ожерельем из крысиных черепов попробовал отползти. В его глазах застыл невыносимый ужас.
После этого Урук положил железо в огонь и обратился к пленнику: — Ты думал, что я не вижу, что ты давно пришел в себя? Сейчас ты будешь отвечать. Время у нас есть. Рогволд, прислони его к дереву.
Шагнув к пленнику, рус ухватил его за шиворот левой рукой и поднял в воздух. Нестерпимое острое зловоние никогда не мытого тела ударило в нос Рогволду.
В голове у Рогволда не укладывалось, что человек способен опуститься до такого. Запах паленого мяса практически не чувствовался, все забивало невыносимое зловоние. К горлу подкатился комок, и рус отшвырнул пленника к ближайшей сосне. Для себя Рогволд решил, что разберется с орком потом. Не по-воински это было — пытать безоружного. Пусть он и пытался тебя убить.
Ударившись о ствол, пленник как будто снова сомлел, но малейшего движения руки Урука к железному пруту хватило, чтобы он пришел в себя. Пленник часто закивал головой и замычал. Мол, все сказал бы, да немой я, люди добрые. Или не люди.
Орк улыбнулся немому всеми зубками и ласковым, нежным голосом проворковал: — Значит, будем тебя учить разговору. Начнем со слова «мама». Возьмем пруток да в зад тебе вставим. Хотя нет. Рогволд, ты не голоден, а?
Сын старосты помотал головой, поняв, что пытать Урук пленника не будет. Ну, разве что запугает до смерти. Между тем орк не отставал: — А вот я давненько свежатинки не ел. Правда, мяско вонючее попалось.
— Ха, — ухмыльнулся Рогволд, — а в бражке замочить? Запашок-то и отобьем.
Похоже, что идея руса привела Урука в восторг. Он хлопнул Рогволда по плечу и радостно заорал на весь лес: — Ух ты! Точно! Сначала потешимся, потом и перекусим! Как раз к утру и закончим. И мяско за ночь не протухнет. Иди-ка сюда, детка, и скажи дядям: «Приятного аппетита» громко и внятно.
Это стало последней каплей. Человек, вернее Гарр, как его называли соплеменники из племени Крысы, заговорил. Он был готов на все. Поначалу Рогволд подумал, что это страх сделал Гарра трусливой тварью. Потом, когда Гарр рассказал о своем племени и обычаях Крыс, Рогволд понял, что это не так. К концу его рассказа Рогволду было стыдно перед орком. Стыдно, что он тоже человек.
Гарр вызывал дикое омерзение и ненависть. Гарр хотел только одного — жить! Любой ценой. Все племя Крыс состояло из гарров. Они были готовы убивать собственных детей! Мало того, в голодные годы они это и делали! Жизнь женщины или старика, не говоря уже о детях, не стоила ничего.
Любой из Крыс в любой момент мог убить более слабого — просто так, для развлечения. Гордость, верность слову, мужество — все эти слова вызывали у Гарра лишь мерзкое хихиканье. Мало того, когда Урук. продолжая разыгрывать из себя каннибала-лакомку, поинтересовался, где, мол, живет свежее мяско, Гарр не только рассказал во всех подробностях, но и вызвался проводить. Пленник явно поверил, что попал в лапы себе подобных.
— Ты о вшах?
— Конечно, они на шелке жить не могут, — пожал плечами орк.
Рогволд все больше и больше удивлялся своему спутнику. В оружейной, когда он выбирал себе лук, орк протянул ему не добрый тисовый или ореховый лук, а странный, явно заморской работы, причем склепанный из костяных пластин. И себе ухватил, только поменьше ладони на две. А когда рус заявил, что это не лук, а игрушка, предложил стрельнуть. Только когда Рогволд, ухватив мозолистыми пальцами тетиву, потянул ее на себя, он понял, какой лук предложил ему Урук. Всей силы руса еле-еле хватило натянуть тетиву. Стрела с тяжелым оголовком на две трети вошла в дубовую дверь, толщиной пальцев пять и поверх еще окованную добрым железом.
В полутьме Урук блеснул раскосым глазом: — Ха! Так ты еще и стрелять не умеешь! Смотри!
Орк наложил стрелу. Рогволд проглотил оскорбление и с интересом уставился на него: — Ты же слабее меня. Как ты стрелять собрался?
Не отвечая, Урук поднял лук на уровень груди. Зажав в лапе тетиву, с утробным хеканьем выбросил вперед сам лук, прицелился и отпустил тетиву. Стрела вонзилась в дверь в двух пальцах от стрелы Рогволда. И вошла также глубоко.
Рогволд только и смог, что поскрести в затылке. Такой стрельбы староста в жизни не видел. Тем временем Урук продолжил поучать: — Кольцо видел? — На большом пальце орка красовалось костяное кольцо с зубом. — Этим-то зубом тетиву и держишь, пока лук отталкиваешь и прицеливаешься. Перчатку ты хорошую надел, да дырки на пальце для зуба нет. Держи кольцо, когда вылезем отсюда, сам дырку сделаешь.
Точно так же Урук отнесся к попытке Рогволда выбрать себе снаряжение. Ушлый орк лихо вникал во все тонкости, гоняя руса по всей кладовой. И поучения продолжались все время.
— Так, куда ты эти латы потащил? — командовал Урук. — Две кольчуги на себя надень, и никаких панцирей. И щит бери не ростовой, тебе не в строю идти, бери легкий и за спину его закинь. Куда ты меч поволок? Ты мечом работать умеешь? Нет? Тогда топор возьми, только одноручный, вот этот подойдет…
С Рогволда сошло семь потов, пока они переворошили всю груду оружия. Шлем русской работы, с кольчужным запахом, орк, как ни странно, одобрил, заметив, что лучнику он — то, что надо. Правда, сталь горит, что твое солнце, за версту видно. Ну, ничего, найдем кузнеца, будет вороненым.
— Слушай, Урук, — Рогволд уловил логику орка по поводу оружия, и, сказать по чести, она ему не очень понравилась, — мы же берем легкие доспехи. Мы чего, прятаться будем? — Орк, возившийся с продолговатым ларцом в глубине оружейной, повернув голову, кивнул. — Но как же мы отомстим за моих земляков?
В следующий миг крышка ларца, щелкнув, соизволила открыться. Орк замер, пропустив слова Рогволда мимо ушей. Подойдя к нему, Рогволд увидел клинок, лежащий на черном бархате.
Изящно вытянутый, прямой полуторный меч. Двуострые, аккуратные волны заточки сливались в чуть изогнутую линию. Простая крестовина была покрыта непонятной серебряной вязью, в которой угадывались странные символы. Рукоять чудо-клинка была оплетена тончайшей серой замшевой нитью. Но самым прекрасным и в то же время загадочным в мече был металл, из которого он был сделан. Темно-синий, с завораживающим, глубоким блеском. Периодически на лезвии вспыхивали мерцающие искры и начинал проступать узор загадочных символов. Ни человек, ни орк никогда не видели ничего подобного.
— Что это? — хрипло спросил Рогволд. Казалось, время замерло. Спустя вечность Урук ответил: — Я не знаю. Здесь он недавно, на крышке не было пыли. Я чувствую в нем непонятную магию. Мне кажется, только Свет и Тьма могли создать такое. Я помню мощь клинков Тьмы, и в этом мече я чувствую ее. Мое естество дрожит от ненависти к клинкам Света, их мощь отталкивает меня от этого клинка. Но я возьму его. Мой учитель, проклятый людьми мечник, был обоеруким. Только меня он смог научить.
В богатой оружейной разбойного люда нашлись и перевязь, и ножны для чудо-клинка, черного дерева, обшитые лиловым бархатом.
Человек и орк поднялись наверх и, выйдя из дома, окунулись в запахи леса. После пыльного подвала, казалось, сам воздух пьянит. На черном бархате неба свет полной луны казался ослепительным.
Возможно, именно поэтому они вовремя успели заметить свору серых теней, метнувшихся им наперерез. Свору странных, палевых не то волков, не то собак. Вскинув новый лук, Рогволд метнул стрелу. Стрела с тяжелым оголовком отшвырнула на пять шагов в сторону гибкое хищное тело. Тварь — вожак — забилась в корчах, но сыну старосты некогда было смотреть на ее агонию.
Коротко свистнули, покидая ножны, меч и ятаган. Миг спустя Урук стоял, окутанный смерчем стали. Казалось, сам воздух, вспарываемый клинками, поет песню смерти. Две твари, попавшие в этот водоворот, уже лежали истекающие кровью. Короткий, четкий выпад умелой, покрытой зеленой чешуей руки, и ятаган рассек гортань третьему волку. В глотку четвертой твари, бросившейся на спину орка-мечника, Рогволд навскидку всадил вторую стрелу.
Несколько томительных ударов сердца — и тяжелый наконечник третьей стрелы нашел дорожку к груди еще одного исполинского вол-копса. Шагнув в сторону, Урук отбил ятаганом метательный нож, прилетевший из темноты, и, хищно оскалившись, рассек пополам мечом последнюю из тварей. И как бы в ответ на гибель последнего из странных зверей хищной рыбкой блеснул в лунном свете второй нож. Орк не стая его отбивать, просто шагнул в сторону.
Заметив низкорослую тень, метнувшуюся прочь, Урук отшвырнул зажатый в левой лапе ятаган, сорвал с пояса грузик на коротком шнурке и, коротко крутанув его над головой, почти без замаха метнул. Короткий всхлип и шорох опадающего тела стал ему ответом. Тремя длинными прыжками Рогволд настиг опавшее тело и навалился на него, заключив в свои медвежьи объятия. Подоспевший Урук кинулся вязать руки метнувшему ножи. Отпустив связанное тело, Рогволд быстро собрал хворост, достал огниво и начал высекать искры.
Прошло несколько минут, и при ярком свете костра они внимательно разглядели пленника. Человек, но ростом с Урука. Грязные, свалявшиеся в колтун волосы неопределенного оттенка достигали шеи. На впалой груди красовалось ожерелье из крысиных черепов. Предплечья покрывали геометрические узоры татуировки. Одежда состояла из коротких рваных штанов и мягких полусапожек бурой замши. Поверх штанов красовался наборный пояс, украшенный волчьими клыками, и ремни с ножнами метательных ножей.
Рогволд задумчиво посмотрел на пояс.
— Урук, это же клыки белого волка! Они живут на дальнем севере земель русов. Но такого народца никогда не было на наших землях. Может, как и ты, он из-за Перевала?
Орк засунул в костер длинный железный прут, подкинул веток в огонь и, подняв взгляд на Рогволда, медленно помотал головой.
Пока огонь разгорался, Урук подошел к своему мешку и достал маленькие, размером в две ладони, меха. Рогволд видел, как орк прихватил их из оружейной разбойников, но тогда, увлеченный выбором оружия, не спросил Урука — для чего ему такие меха. Тем временем, подойдя с ними к костру, орк принялся ловко орудовать мехами. Конец прута раскалился до ярко-красного цвета. Отложив меха в сторону и обмотав тряпками руки, Урук ухватился за прут. Прежде чем рус понял, к чему все это, и успел вмешаться, орк шагнул к неподвижно лежащему пленнику и ткнул раскаленным железом в бедро. Дикий крик боли был ему ответом. Виляя всем туго связанным телом, человек с ожерельем из крысиных черепов попробовал отползти. В его глазах застыл невыносимый ужас.
После этого Урук положил железо в огонь и обратился к пленнику: — Ты думал, что я не вижу, что ты давно пришел в себя? Сейчас ты будешь отвечать. Время у нас есть. Рогволд, прислони его к дереву.
Шагнув к пленнику, рус ухватил его за шиворот левой рукой и поднял в воздух. Нестерпимое острое зловоние никогда не мытого тела ударило в нос Рогволду.
В голове у Рогволда не укладывалось, что человек способен опуститься до такого. Запах паленого мяса практически не чувствовался, все забивало невыносимое зловоние. К горлу подкатился комок, и рус отшвырнул пленника к ближайшей сосне. Для себя Рогволд решил, что разберется с орком потом. Не по-воински это было — пытать безоружного. Пусть он и пытался тебя убить.
Ударившись о ствол, пленник как будто снова сомлел, но малейшего движения руки Урука к железному пруту хватило, чтобы он пришел в себя. Пленник часто закивал головой и замычал. Мол, все сказал бы, да немой я, люди добрые. Или не люди.
Орк улыбнулся немому всеми зубками и ласковым, нежным голосом проворковал: — Значит, будем тебя учить разговору. Начнем со слова «мама». Возьмем пруток да в зад тебе вставим. Хотя нет. Рогволд, ты не голоден, а?
Сын старосты помотал головой, поняв, что пытать Урук пленника не будет. Ну, разве что запугает до смерти. Между тем орк не отставал: — А вот я давненько свежатинки не ел. Правда, мяско вонючее попалось.
— Ха, — ухмыльнулся Рогволд, — а в бражке замочить? Запашок-то и отобьем.
Похоже, что идея руса привела Урука в восторг. Он хлопнул Рогволда по плечу и радостно заорал на весь лес: — Ух ты! Точно! Сначала потешимся, потом и перекусим! Как раз к утру и закончим. И мяско за ночь не протухнет. Иди-ка сюда, детка, и скажи дядям: «Приятного аппетита» громко и внятно.
Это стало последней каплей. Человек, вернее Гарр, как его называли соплеменники из племени Крысы, заговорил. Он был готов на все. Поначалу Рогволд подумал, что это страх сделал Гарра трусливой тварью. Потом, когда Гарр рассказал о своем племени и обычаях Крыс, Рогволд понял, что это не так. К концу его рассказа Рогволду было стыдно перед орком. Стыдно, что он тоже человек.
Гарр вызывал дикое омерзение и ненависть. Гарр хотел только одного — жить! Любой ценой. Все племя Крыс состояло из гарров. Они были готовы убивать собственных детей! Мало того, в голодные годы они это и делали! Жизнь женщины или старика, не говоря уже о детях, не стоила ничего.
Любой из Крыс в любой момент мог убить более слабого — просто так, для развлечения. Гордость, верность слову, мужество — все эти слова вызывали у Гарра лишь мерзкое хихиканье. Мало того, когда Урук. продолжая разыгрывать из себя каннибала-лакомку, поинтересовался, где, мол, живет свежее мяско, Гарр не только рассказал во всех подробностях, но и вызвался проводить. Пленник явно поверил, что попал в лапы себе подобных.