Андрей Годар. Под тенью Феникса

Андрей Годар
Под тенью Феникса

Глава 1
Краснинский, 2028 г.

   Снова и снова нога уходит в мокрую рыхлую массу. Идти по глубокому подтаявшему снегу первым в цепочке всегда неприятно – как старательно не одевайся, не шнуруйся, влага моментально просачивается через швы и превращает штаны в мокрую тряпку. Идущий за мной Серёжа аккуратно ступает в глубокие следы, и, наверняка, чувствует себя более комфортно. Правда, уже начиная с середины цепочки, бойцы наступают в протоптанные лужицы и от этой мысли становится попроще, ощущается некоторое, мать его, единство.
   Вот так, отсыревая на ходу и время от времени проваливаясь в снег по самые плечи, идём по тревожному сигналу, происхождение которого с каждым шагом настораживает меня сильней. Особый сигнал, которым изредка обмениваются атаманы разных отрядов. Изредка – потому что обязательность его выполнения основывается исключительно на доверии, самом редком и экзотичном ресурсе в наше зверское время. Еда, шмотки, горючее, патроны конечно в большой цене, но всем этим можно при желании разжиться, а при большой нужде ещё и сделать это относительно быстро. А где можно за неделю, скажем, найти человека, на которого можно положиться? Или хотя бы того, кто при встрече посмотрит тебе в глаза, а не на оружие в руках или почти совсем новые ботинки?
   Прошлой осенью нас хорошенько прижали шакалы – из тех, что живут исключительно грабежами. Отребье, которое не нашло себе места в обществе, сбивающееся в стаи и опустошающее селения. Сейчас их уже значительно меньше, чем в первые годы, но теперь они лучше организованы и как будто ещё более осатаневшие. Положили тогда чуть не половину наших, пришлось отступать, стреляя из всего, что было… если бы Пеструха со своими ребятами рядом не оказался, да не ударил шакалам в тыл, минут за десять нас бы уже всех перебили.
   Поэтому, когда по рации три раза подряд прозвучало кодовое слово, а затем сообщение о том, что «шайба просит помощь», я быстро поднял на ноги отряд и выдвинулся к старому доту, чуть ли не сотню лет назад построенному в лесочке недалеко от селения. Это место все здешние хорошо знают – делать там обычно нечего, так как ДОТ торчит просто посреди полянки, а о задаче, требовавшей его нахождения там, не вспомнит никто даже из старожилов.
   Сигнал был очень слабый, и к тому же оборвался, прежде чем я успел задать хоть какие-то вопросы. К тому же голос… Голос был точно не Пеструхин. Да и расстояние в десять километров к доту через лес обычная рация не покроет никогда. Это чертовски нервировало, но вариант не среагировать на призыв о помощи, так или иначе исходивший от этого человека, даже не рассматривался. Ребята тоже сразу поняли, не пришлось тратить лишних секунд на донесение до их сознания приказа выдвигаться, а также напоминания, что приказы не обсуждаются. Это не регулярная армия, и никакой дисбат или трибунал бойцам не светит. Как поставил себя главным, так и держись, и поводов сомневаться в себе не допускай. Ни единого. Иди первым в колонне и рявкай время от времени по делу и не совсем. Похоже, хлюпать скоро будут не только штаны с ботинками, так как под курткой здорово вспотела спина, и, отвлекаясь на мысли об этом, можно слегка поводить за нос свою нервозность относительно цели нашего похода.
   Когда покрыли километров восемь, стали пробираться уже с полной осторожностью, держа автоматы наизготовку. Та же непроницаемая тишина вокруг, кроме своего дыхания и пыхтения идущего сзади, не слышно ни звука. Вдруг где-то впереди громко хрустнула ветка, слишком отчётливо для очередного ломающегося под снегом сучка.
   Через несколько мгновений из-за холмика метрах в ста пятидесяти впереди появилась фигура человека в белом. Рация на лямке ожила, и оттуда еле слышным бульканьем прозвучало кодовое слово – я в ответ сообщил, что Феликс прибыл. Фигура махнула рукой, и, широко шагая, побежала нам навстречу. Спиной чувствовалось, что ребята стволы опустили, но пальцы со спуска убирать не спешили. Поймал себя на том же.
   – Симон, отряд атамана Томми, – необычно формально представился подбежавший человек, на вид лет тридцати с небольшим, одетый в зимний маскхалат. Автомат был едва ли не до оскорбительного доверчиво заброшен за спину, но более всего бросалось в глаза его гладковыбритое лицо. Рядом с нашими бородочами он был похож на какую-то декоративную куколку.
   – Феликс. Мы получили сигнал.
   – Так точно, его передал я. Точнее, ретранслировал по просьбе вашего друга Пеструхи…
   – А что сам Пеструха?
   – Его отряд погиб в стычке с серомордыми. Мы не успели помочь, но зажали гадов в доте. Прошу, идёмте со мной, я расскажу остальное по дороге.
   Вот это новость! Серомордые, или просто серы (с издевательски выделявшимся в произношении звуком «е»), были частыми гостями в городах, это понятно. Но в наших местах их никогда не встречали, несмотря на неохраняемый телепорт в соседней дубраве. Чёрт, да никто из местных мужиков этих тварей даже в глаза никогда раньше не видел! Ну, пошла жара. Ещё и эта необходимость доверяться какой-то розовощёкой Снегурочке…
   – Пойдём, пойдём. Только ты будешь идти рядом со мной. Вот, слева, в двух метрах. Понял?
   Симон кивнул и занял позицию слева. Его исполнительность и спокойствие почему-то здорово действовали на нервы. По пути он негромкой скороговоркой рассказал о том, как их отряд, патрулируя лес, услышал стрельбу и взрывы и, подходя к месту боя, засёк отчаянный сигнал – очевидно, о помощи. Выйдя на поляну, они столкнулись с серомордыми, тут же вступили в бой и заставили чертей отступить в дот, буквально вдавили их туда. Из отряда Пеструхи не уцелел никто, серы по своему обыкновению, даже отступая, аккуратно прострелили головы всем валявшимся на снегу землянам.
   Я украдкой оглядывался на своих бойцов, которые из всех сил старались держаться поближе и ловили каждое слово, произнесённое о небывалом противнике, из-за чего колонна быстро превратилась в нестройную шеренгу. Когда лес начал редеть, мы сильно отклонились вправо, обходя ещё не появившуюся в поле зрения поляну. Где-то спереди изредка раздавались одиночные выстрелы, им вторили ещё более редкие выстрелы значительно меньшей громкости. Кажется, засевшие на своих позициях бойцы стреляли не столько на поражение, сколько просто «чтобы не высовывались», и такая ситуация может тянуться часами, если у каждой стороны есть достаточно патронов и свободного времени. Или если просто нет иного выбора.
   Вот среди деревьев показалась струйка дыма, а вскоре и его источник – небольшой костёр, вокруг которого сидели на корточках трое человек в таких же маскхалатах, как у Симона. Костёр потрескивал сыроватыми брёвнами в центре небольшой низинки – этот участок леса был сплошь холмистым и прямо-таки изобиловал возвышенностями и углублениями различных размеров. Даже на расстоянии был заметен румянец на выбритых лицах сидящих. Один из них тут же поднялся и направился в нашу сторону.
   Человек огромного роста, никак не меньше двух метров, приближаясь, становился будто ещё больше. Его никак нельзя было назвать богатырём – достаточно узкие и покатые для такого роста плечи переходили в длинную шею, которая увенчивалась большой головой. На вид ему было не больше двадцати пяти лет. Каждое движение, от широких и слегка угловатых шагов до манеры ведения поджатых плеч навевали ассоциации с кроватью-раскладушкой, которая внезапно ожила и решила притвориться человеком. Однако эта раскладушка явно пожаловала из офицерской палатки.
   – Томми, – чуть улыбнувшись, произнёс он.
   – Феликс, – ответил я, коротко встряхивая протянутую руку.
   Томми сжал свои длиннющие пальцы совсем несильно, очевидно, чтобы случайно не передавить кисть неизвестного человека. Кажется, в его глазах мелькнула и тут же угасла какая-то невысказанная мысль касательно моего позывного.
   – Прошу к костру, – сказал он, разворачиваясь и делая приглашающий жест рукой, – сейчас, кому нужно, сообразим перекусон. Вы, главное, ведите себя потише и к поляне не выходите, чтобы не засветиться.
   Дистанция в общении сразу сократилась на добрый километр. За несколько секунд стало понятно, что этот длинный хлопец и есть ни кто иной, как тот самый человек, который принял решение, перехватив чужой сигнал, вызвать на помощь неизвестный отряд. Как на это реагировать, пока было не ясно. Мои ребята с готовностью начали сбрасывать на снег снаряжение и, потирая руки, подходить к костру. Лишь двое удосужились бросить на меня вопросительный взгляд и получить разрешающий кивок… Недалеко за деревьями так же слышались выстрелы, но никто даже не смотрел в ту сторону, все взгляды были обращены на парня, который извлёк из рюкзака эдакий колобок грязно-коричневого оттенка и начал откалывать от него ножом куски, которые выкладывал на расстеленный тут же лоскут пёстрого полиэтилена. Куски мелко крошились и в целом выглядели крайне неаппетитно.
   – Пеммикан, – прозвучал слева от меня голос Томми, – питательная смесь из хлебных сухарей, сала, соли и сушёных овощей. Может очень долго храниться, мы всегда с собой парочку таких колобков таскаем.
   Я медленно кивнул – чтобы это было похоже как на благодарность за комментарий, так и на жест: «Спасибо, сам знаю». У нас исчерпание запасов раздобытой по случаю тушёнки, как правило, означало сворачивание всех планировавшихся марш-бросков – если только они не подразумевали верной наживы, разумеется.
   – Нет охоты попробовать?
   – Нет, спасибо, ещё не голоден. Откуда вы, Томми?
   – Ага, вот так сразу? Ну это и правильно. Мы из Верхнеуральска.
   – Да ну? Он же под налётчиками полностью.
   – Был. Той весной выбили всех.
   С возросшим вниманием я начал всматриваться в лицо этого странного молодого атамана. Широкие, правильно очерченные скулы и прямой, рубленый подбородок человека, который любит говорить и действовать решительно быстро. Прямой взгляд живых серо-карих глаз, которые в наших местах почему-то назывались бл. дскими, и выбивающийся из-под капюшона маскхалата, совершенно мальчишеский, вихор пепельных волос. И, наконец, низкий ровный голос, похожий на мерный рокот работающего на холостых оборотах мощного двигателя. С такими людьми иметь дело легко и приятно, даже если они тебя обманывают. Особенно, если обманывают…
   – Во дела! И как вам это удалось, расскажешь?
   – С удовольствием, но попозже. Вы когда-нибудь раньше сталкивались с пришельцами?
   – Давно, несколько раз… не воевали, так, издалека видел.
   – Понял, – Томми сел на бревно и, в задумчивости, два раза провёл ладонями по коленям, – ну что я могу сказать, это самый сложный и опасный противник из всех, с кем только можно повстречаться. Очень умные, отлично подготовленные профессиональные воины. К тому же хорошо бронированы. У вас там в рожках что набито?
   – Обычные. Но бронебойные, кажется, у кого-то были, я распоряжусь.
   – Кажется? – в голосе Томми лязгнуло презрение, подавить которое он, скорее всего, просто не успел.
   С неприятным удивлением я отметил в своей речи готовые выскочить на поверхность извиняющиеся интонации. Каким-то образом этот бритолицый щенок, уступавший мне в возрасте не менее десятилетия, прямо здесь и сейчас становился главным.
   – Да, точно были. Сколько их там, в доте засело?
   – Девять. Из них двое или трое ранены. Вооружены так, средне – автоматы, гранаты, один пулемёт.
   – Ясно. А взглянуть на ситуацию можно?
   – Даже нужно. Вот, надень халат, рано ещё вам перед ними светиться.
   Мы молча проследовали мимо расположившихся у костра группы бойцов. Семеро моих парней уже успели разговориться с сидевшими у костра халатниками и вовсю обсуждали походный быт. Как раз, когда мы проходили мимо, поднялась тема лыж. Видимо, Томми похлопотал, чтобы обеспечить свой отряд в полной мере этим средством передвижения, мои же ребята лишь завистливо бормотали, что нам такого славного трофея ранее не попадалось, а озаботиться следовало бы.
   Взобравшись по склону, мы направились к видневшемуся впереди просвету между деревьями, откуда не так давно звучали выстрелы. Деревья не редели, просто в одном месте лес обрывался, уступая обширной поляне с такими неплодородными песчаными почвами, что там не могла прорасти даже самая чахлая ёлочка. К кромке леса мы подползали уже по-пластунски. Если бы не чернеющие подошвы обуви, то я в два счёта мог бы наткнуться на одного из залегших здесь автоматчиков, которых, оказалось, общим числом семь человек. В целом они выглядели достаточно расслабленными, если не сказать праздными, но стволы и лица каждого из них были обращены к центру поляны.
   – Ну что тут у вас? Шевелятся, родимые? – спросил Томми ближайшего автоматчика, доставая из-под халата бинокль.
   – Да, ничего такого. Минут двадцать назад опять начали высовываться непонятно зачем, загнали их назад. В обратку почти не стреляли.
   – Ах, неужели! Поди патроны заканчиваются. Ну-ну, господа серомордые, и что вы думаете предпринимать дальше? – прильнув к биноклю, в порыве мальчишеского веселья Томми широко улыбнулся и прищёлкнул языком, затем протянул прибор мне. – Полюбуйся.
   Я прильнул к окулярам. Эта поляна была хорошо известна всем живущим в окрестности, и являлась одним из основных ориентиров. Она имела вытянутую каплевидную форму, слегка сужаясь с одной из сторон, имея примерно три с половиной – четыре сотни метров протяжённости и около ста пятидесяти метров в поперечнике в самой широкой части. Росший по краям лес местами даже нависал над поляной склоненными соснами, не смея преступить незримую грань. В этой самой широкой части поляны, аккурат по центру, был достаточно высокий пригорок с бетонным дотом на вершине – местные называли его бункером, совершенно не беспокоясь о номенклатурных нюансах. Ну да им простительно, военных училищ не оканчивали. Я, правда, тоже его так и не окончил, но тому виной 23 декабря.
   Сам дот представлял собой совершенно типовое оборонительное сооружение времён Второй Мировой – колпак с покатой крышей и тремя широкими двухместными амбразурами. Заслонки амбразур и укреплённые двери покинули это строение много десятилетий назад, но крепкие бетонные стены всё ещё могли справиться с хорошей артиллерийской взбучкой. От самого дота когда-то вела укреплённая траншея, через которую бойцы могли покидать огневую точку, пребывая в относительной безопасности, но за ней давным-давно не ухаживали, и сейчас от траншеи осталась лишь совсем незаметная под снегом канавка. Хорошо знакомую картинку искажало лишь то, что значительная часть поляны перед дотом была истоптана до грязного месива, в котором были хорошо видны человеческие тела. Я насчитал шестерых – остальные пеструхины бойцы, вместе, быть может, со своим атаманом, стыли где-то неподалеку среди деревьев. Временами через амбразуры можно было разглядеть какое-то движение в доте, слишком скоротечное, чтобы мог сработать снайпер, как с нашей стороны, так и с противоположной.
   – Да уж, картинка маслом, – произнес я, возвращая бинокль, – и что, никого из серомордых ещё не подстрелили?
   – Зацепили как минимум двоих, – ответил мне приятный женский голос.
   С удивлением оглянувшись, я заметил, что один из лежащих рядом на своих ковриках бойцов имеет чертовски соблазнительные формы, различимые даже под мешковато-сидящем и перехваченным на поясе ремнём, маскхалатом. Красивая девушка смотрела на поляну, подпирая щеку сложенными на лежащем автомате ладонями. Её лицо было расслабленным, едва ли не сонным, но прищуренные глаза неотрывно следили за бункером, что придавало ей сходство с кошкой, дремлющей возле мышиной норы.
   – Это Мира, наш самый перспективный боец, – заметил Томми, пряча в уголках рта призрачную улыбку.
   – Привет! – ничуть не изменившись в лице, Мира помахала в воздухе пальцами.
   – Феликс, – представился я, и на это не отреагировал.
   Томми приглашающе мотнул головой и начал медленно отползать назад, я последовал его примеру. Преодолев, таким образом, около десяти метров, мы поднялись на ноги и, пригнувшись, проследовали обратно к костру. Здесь уже шла вполне тёплая беседа. Сидящий на чурбане Симон о чём-то увлеченно рассказывал, а обступившие его хлопцы, время от времени поддакивая или негромко переспрашивая, лишь согласно кивали. Его товарищ чуть поодаль ковырялся в рюкзаке, желая продемонстрировать что-то из своего снаряжения стоявшим рядом и заглядывавшим ему через плечо Филину и Серёже. Это было удивительно, так как Серёжа – молчаливый широкоплечий амбал – в нашем отряде слыл самым нелюдимым и старался без особой надобности ни с кем лишним словом не обмениваться.
   Подойдя, Томми распорядился поставить палатку на холмике, и два его бойца засуетились, возводя ярко-оранжевый купол. Про себя я отметил, что оттуда палатку наверняка будет видно в доте, хотя, надёжно поразить её, шансов нет – любой, задержавшийся в амбразуре более чем на две секунды, тут же будет досыта накормлен свинцом… Мира постарается. В уже поставленную палатку втащили рюкзаки, пару брёвен для сидения и ручное зарядное устройство для раций, смонтированное из динамки на частично выдолбленном чурбане. Томми всё это время разгуливал вокруг, заложив руки за спину и выбрасывая вперёд негнущиеся ноги, явно о чём-то размышляя. Когда бойцы закончили свою работу, мы вдвоём вошли внутрь.
   – Чаю хочешь? – Спросил Томми, доставая из вещмешка щедро пахнущий травами свёрток.
   – Хорошо бы, – согласился я, – спиртным на марше не балуетесь?
   – Не только на марше, но и в остальной жизни сводим к минимуму. Столько сил уходит на то, чтобы не давать людям скатываться до состояния зверей…, а водка в один момент может всё повернуть вспять.
 

 
   – Ну, водка штука по-своему полезная в общении. Делает сложные вопросы простыми.
   – Делать-то она делает, да не всегда в нужную сторону. Считай, каждый раз, открывая бутылку, рискуешь выпустить оттуда джинна. А тебе ведь не хочется, чтобы джин разгулялся в компании вооруженных людей?
   Говоря это, Томми достал небольшой солдатский котелок, протёр его снегом и, не дожидаясь ответа, вышел из палатки. Его бесцеремонность и уверенность в общении со старшим человеком могли взбесить, но вместо этого заставляли задуматься. С одной стороны – распитие фляжечки-другой-третьей было давней традицией, хранившей в себе множество добрых воспоминаний, с другой – действительно периодически случались жуткие вещи, в которых закономерно винили не водку, а неумеющих пить её людей. И ведь действительно, стоит ли играть в кости с Дьяволом, каждый раз давая шанс человеческой глупости? Вот так склоняться перед чужой точкой зрения, конечно, негоже, но как-нибудь на досуге поразмыслить, конечно, стоит.
   – Палатку-то, небось, из дота видно? – спросил я праздным тоном, лишь только Томми откинул полог и сделал шаг внутрь.
   – Конечно видно, для этого мы её тут и поставили. Пускай видят, что мы никуда не торопимся, и готовы с комфортом ждать, пока они там промерзают и гадят под себя.
   – А мы готовы? – спросил я, заранее зная ответ.
   – Разумеется. Но не будем, – ответил Томми, верно поняв мой посыл и задорно сверкнув глазами. – Читал Сунь Цзы?
   – Когда в суворовке учился. Всего одну книжку, правда, – ответил я, подавив смешок.
   Томми любезно хохотнул в ответ и продолжил:
   – Так вот… В разных переводах может быть по разному, но суть такая – если ты что-то имеешь, нужно показывать противнику, будто не имеешь. И наоборот, время водить его за нос, даже в случаях, когда сам чёткого плана ещё не имеешь. В любом случае, исходя из неверной информации, противник обречён ошибаться.
   – Очевидно. И какой ошибки ты ждёшь в данный момент? Думаешь, попробуют прорваться?
   – Надеюсь, что захотят сдаться. Ни разу не слышал о том, чтобы их кто-то живьём брал, но почему бы не попытаться. Если не надумают сдаваться, будем атаковать. Хрен их знает, что они тут делали, и не ожидают ли часом подкрепления.
   Снаружи в ветвях засвистел ветер.
   – Понимаю. Значит, как раз для этой рискованной операции я тебе и нужен, так?
   – Так, – без обиняков ответил Томми. Затем посмотрел на меня долгим взглядом и спокойно добавил: – Феликс, я понимаю, что это самая дурацкая затея на свете… Но что-то привело их сюда. И это должно быть чем-то очень важным.
   – Ты хочешь, чтобы я бросил своих парней на амбразуры?
   – Не совсем. Я планирую, как стемнеет, завязать плотный бой у входа, с тем, чтобы вы могли незамеченными подтянуться с флангов и подойти к амбразурам вплотную. Конечно, риск огромный, но серы, скорее всего, не знают о вашем появлении и ничего подобного не ожидают.
   Ну что ж, по крайней мере, это было честно. Когда собеседник тебе прямо сообщает, что собираются использовать твой отряд в качестве затычки для медвежьей задницы, это располагает к доверию. Какую уж тут ещё подлянку можно устроить… Тем более, что сам он собирается лезть к тому же медведю прямо в пасть. К тому же, мне самому уже до чёртиков захотелось развинтить парочку серомордых и посмотреть, как они там тикают, не говоря уже об инопланетных трофеях. Но изрядная авантюрность затеи провоцировала и изрядный мандраж.
   Давая мне время на обдумывание услышанного, Томми вышел за котелком и отсутствовал добрых пять минут. Когда он вернулся, палатка враз наполнилась густым запахом чая, в котором особенно выдавались ароматы каких-то полевых трав, из которых я твёрдо узнал только мяту. Разлив чай по жестяным кружкам, края которых были заботливо подклеены изолентой, мы начали прихлёбывать душистый отвар.
   – У них есть приборы ночного видения, или что-то такое? – нарушил я молчание.
   – Неизвестно. У них есть эти наворочанные шлемы. Понятия не имею, какая аппаратура там встроена. Будем слепить фонарями, – с готовностью продолжил беседу Томми.
   – Фонарями, говоришь? Это какими?
   – Да вот такими.
   Он запустил руку в карман рюкзака и передал мне небольшой фонарик в металлическом корпусе с пазами для крепления на оружие. Приятная тяжесть и аккуратная мелкая насечка сразу производили впечатление надёжности. Щелчок – и на снегу под ногами образовалось ярчайшее белое пятно, осветив и без того отнюдь не тёмное пространство палатки. Выключив и пару раз подбросив фонарик на ладони, я вернул его хозяину:
   – Хорошая вещица. Американский?
   – Обижаешь, Китай! У нас таких пять штук есть.
   – Хм, я слышал, американские «Шурики» это лучшее, что можно нарыть.
   – Не совсем. В конце 2011 китайцы очень хорошо подсуетились и наладили производство вот этой прелести. Такой и по глазу шарашит – дай Боже, а ПНВ засветит, сам представляешь как. А сколько от одной батарейки фурычит – знаешь?
   – Да тебе ж в 2011 было лет пять, наверное, откуда ты это можешь знать? – начал заводиться я. Уверенность и всезнание молодого атамана заставляли меня балансировать на грани между симпатией и ненавистью. Странное чувство, давненько такого не было.
   – Мне было четыре года, – простодушно ответил Томми, – я просто очень люблю читать, буквально, что подворачивается. И очень стараюсь привить эту любовь своим людям.
   – Про фонарики читать? – съехидничал я, не сдержавшись.
   – И про них тоже. Всё, что интересно, – голос Томми стал ещё спокойнее, а губы начали растягиваться в самой невинной на свете детской улыбке.
   Я взял паузу, уделив своё внимание обдуванию и прихлёбыванию чая. Как бы ни хотелось наплевать и свалить, ситуация всячески давала понять, что как раз этого делать не следует. Успокоиться. План выглядел рискованным, но ведь действительно в первую очередь подставлялись не мы. Если сможем грамотно затихариться, то должно получиться гладко, о нас ведь действительно никто в доте не знает. Весь вопрос в доверии. Так что же ты выберешь, атаман? Как я ненавижу такие варианты…
   – Не знаю, с чего ты решил, что ночью будет темно. На небе ни облачка, и позавчера была полная луна.
   – Нет, сегодня вечером будут облака. А ближе к середине ночи может и дождик сбрызнуть, – ответил Томми, состроив такую серьезную физиономию, что сразу стало ясно: метеорологическим наблюдениям он посвятил немало времени и в их результатах уверен не менее чем в том, что мы сейчас торчим посреди зимнего леса с вооруженными инопланетянами под боком.
   – Я правильно понимаю, что трофеи пополам?
   Молодой атаман даже не попытался сдержать огромную радостную улыбку, чуть вкривь разрезавшую его лицо. В радостном порыве он схватил меня за плечо и сильно встряхнул:
   – Само собой, пополам!

* * *

   За время нашего разговора невдалеке были возведены ещё две палатки, одна такого же вырвиглазного оранжевого цвета, и ещё одна серо-зелёная. Как только мы покинули свой купол, туда сразу же зашли два бойца, каждый из которых нёс в руках несколько раций. Через некоторое время изнутри раздалось мерное шуршание динамо.
   Общим счётом у нас получалось восемнадцать бойцов, десять из отряда Томми и восемь моих парней. Если считать вместе с атаманами, то выходит аккурат два десятка человек – совсем неплохо для внезапного удара по девятерым серым мордам. Оставив на огневой позиции троих человек, мы собрались возле костра и приступили к обсуждению штурма.
   Решили, что отряд Томми будет выдвигаться со своей текущей позиции у северной части поляны с тем, чтобы в разгар перестрелки добраться до амбразур и забросить внутрь гранаты. Гранат у нас, естественно, не было, но не в пример лучше экипированные союзники выдали парочку. Конечно, запасных маскхалатов на весь наш отряд также не хватило, и было решено, что четверо облачённых в белое «счастливчиков», в число коих входил и я сам, возглавят продвижение к доту, а остальные будут идти в десяти метрах сзади. Такой план все сочли справедливым и на том успокоились. Бронебойных патронов вышло по два рожка каждому, остальные кармашки на разгрузках заполнили обычными.