– Мудрость твоя велика, великий хан.
– Мудрость? Нет. Это всего лишь опыт. Политика это всего лишь большая игра в шахматы. Мудрый правитель может предсказать все на три хода вперед. Опытный же только на один ход…
Обоз: Василий Ржев и Федор Мятелев Небольшой обоз выехал на рассвете. Ржев с Мятелевым были в голове его и гарцевали на отличных лошадях и в дорогой одежде. Стремянной стрелец и служилый дворянин выглядели настоящими поляками в польских кунтушах и шапках отороченных мехом.
Федор присматривался к Ржеву и не мог понять, что это за птица. Дорогая польская одежда сидела на нем ладно, лицом красив, черные усы были лихо закручены к верху, подбородок гладко выбрит. Во взгляде его постоянно были насмешливые огоньки, что выводило сына боярского из себя, но ссориться он не хотел.
– Не часто баловала тебя судьба, сын боярский, – проговорил Ржев, поймав взгляд Мятелева.
– Не столь часто, дворянин. А видать баловень судьбы?
– Не то чтобы баловень. Но не обходила она мой дом стороной. Но ты сейчас с дорогой одежде, сын боярский. С посланием самого воеводы едешь. Есть отчего закружиться голове.
– Дело не в дорогой одежде, дворянин. Здесь приволье! Природа! Ширь и простор! – проговорил Федор окинув рукой бескрайние степи.
– Верно, – ответил Ржев. – Есть где разгуляться. Но жить здесь опасно. Как приехать в такое место с семьей? Жить в тревоге за своих жену и детей весьма плохо.
– Оно так. Хотя я не женат. Вот говорят у татар и турок с бабами все проще чем у нас.
– Это как сказать, – возразил Ржев.
– Да как ни говори. Поймал себе полонянку вот те и новая жена. А дома еще две-три бабы его ждут. И слова ему не скажут.
– Мусульманин это тебе, стрелец, не русский мужик. Он о своих женах заботу имеет.
Он не напивается как свинья и не лупит жен. Мусульманин имеет столько жен, сколько может содержать. Вот так то.
– Много ты знаешь про них, дворянин. От чего так?
– С юных лет моя душа тянулась к свету. Знаешь, что есть свет духа человеческого?
– Не думал про это. И что же сие за диковина такая? – с усмешкой спросил Федор.
– Свет духа истина, яко свет плоти есть солнце, – серьезно ответил Ржев.
– Может и так оно, но я с детства к оружию приучался. Отец мой стремянного полка стрелец и я готовился службу править. Саблей то много чего можно добыть в жизни.
Тако отец сказывал.
– Саблей? – задумчиво произнес Ржев. – Не думаю, что много можно добыть саблей.
Разве что смерть. Вот ты сейчас исполняешь работу тайного посла, стрелец.
– И что?
– А то, что ты поставил свою жизнь на кон. Как при игре в зернь. Один шаг неверный и голова с плеч.
– Может и так. И послу без сабли нельзя, дворянин.
– Послу без ума нельзя, стрелец, как и купцу. Они умом живут не силой. И оттого живут хорошо. А воины много не зарабатывают. Вот мой батюшка что заработал?
Имение его в разор пошло. Я едва снарядил себя в поход, когда ополчение стали по приказу великого государя созывать. Вам стрельцам хорошо, все у вас государево.
А нам с именишка пожалованного царем надобно трех ратников в поле снарядить при конях и при оружии. А где чего взять, коли мужиков у меня всего десяток остался?
– Оно так, тяжко на Руси стало после смуты. После самозванцев да поляков.
– Тяжко. Но одному все же легче чем иным разным. Торговля дело выгодное, хотя и опасное.
– Опять же кому как повезет. Вот у нас на Москве купец Архипка Хряпов при большом караване пошел в Хвалын море* (*Хвалынское море – Каспийское море) да без порток вернулся обратно. Пограбили его корабли и товары. В полный разор пошел.
– Для той цели купцы охрану берут. А вот у нас она совсем небольшая. Пока наш караван лакомый кусочек для степных разбойников.
– Я сам по себе отличная охрана и считаю, что не в количество дело, но в умении воинском сражаться. Батька мой стрелец и дед был в стремянном полку. На саблях были оба мастера биться и меня тому обучили. Вот и вся наука.
– Иногда этот так, но иногда нет. Если получишь стрелу в спину, то никакое умение тебе не поможет. Здесь, брат, степь. А её законы ой как непросты.
Далее они около часа ехали рядом и молчали, думая каждый о своем. Федор смотрел на степь и размышлял, сколь много здесь земли, а людей почти нет. Они проехали уже мимо трех пустующих сел, в которых не было ни души.
В третьем селе расположенном среди густых садов Федора особенно поразила тишина.
Какая-то неестественная и гнетущая. Даже птицы не пели здесь напуганные тенями мертвых, что умерли страшной насильственной смертью. Остовы хат и устремленные к небу почерневшие столбы печных труб среди яркой зелени выглядели страшным напоминанием о том в каком краю они находятся.
Мятелев посмотрел на Ржева.
– Зришь? Чего натворили татары и турки? Токмо одна Русь для сего края и есть защита. Русь православная в обиду своих не дает.
– Оно так, стрелец. Но все то разумеют на Украине. Грызутся полковники украинские между собой и продают свою страну, кто полякам, а кто и туркам с татарами.
– А все оттого, что головы у них нет. Того, кто над ними стоит. Вот у нас царь есть, и он свою державу блюдет. А у них сколь полковников, и каждый в гетманы метит. Их беда в том, что нет у них своего природного государя.
– И у нас на Руси тако было, дворянин. Но потом великие государи Московские собрали все земли Руси в свои руки и наступил в наших землях порядок…
Недалеко от Конотопа: стан воеводы Пожарского: 22 июня 1659 года Князь Пожарский решил дать бой татарам и Выговскому с поляками, не дожидаясь подкреплений и не соединяясь с основными силами русской армии князя Трубецкого, что осаждала Конотоп. Его войска так и не подошли к основным силам.
Пожарский понимал, что в том случае ему придется стать под начало князя Трубецкого. И все лавры за победу достанутся ему. А делиться Пожарский не собирался. Здесь под Конотопом будет поле его личной славы. Его, а не Трубецкого.
Князь Семен Пожарский оглянулся назад и посмотрел на воевод, что следовали за ним. Это были отличные солдаты и командиры: князь Львов, братья Бутурлины, полковники Стрешнев, Улебин, фон Нейрат, Ляпунов, наказной гетман Иван Беспалый.
Этот последний рвался в бой также как и он сам. Для него победа над Выговским и татарами много значила. Этот казак мечтал о гетманской булаве, и для этого ему было нужно расположение царя Алексея.
Князь Семен остановил своего коня на пригорке и произнес слова, обращаясь к воеводам:
– Здесь нам будет, где разгуляться! Всем храбрым будет, где себя показать! Мы отгоним от стен Конотопа врагов великого государя, а затем поможем взять этот город и наказать изменника Гуляницкого.
Воеводы и полковники молчали.
– Князь Трубецкой сидит под Конотопом с апреля. А ныне уже июнь, господа, – продолжил Пожарский. – Если так продолжать, то осаждать этот город можно и три года. И сейчас я покажу, как нужно бить врага.
Улебин ничего не сказал на эти слова, но он сильно сомневался в полководческих способностях Пожарского. И его мнение разделяли многие воеводы.
Пожарский еще раз подчеркнул, что битва пойдет по его плану:
– Они нас не ждут! Я клянусь вам, что они никак не рассчитывают на то, что мы будем действовать быстро и решительно.
– Позвольте сказать, господин воевода.
– Полковник Стрешнев? Говори!
– Не думаю, что татары нас не ждут. Их разъезды здесь повсюду.
– Но удара они не ждут. В том могу поручиться. Хан ждет, что мы соединимся с Трубецким. И потому они торопиться не станут! – проговорил Пожарский. – Что скажешь гетман?
– Да, господин воевода, – поддержал Пожарского Беспалый. – Не ждут вороги нашей атаки.
– Вот речи воина. Полковник Стрешнев!
– Да, господин воевода, – полковник понял, что для него у воеводы есть дело.
– Бери свой полк и прямо отсюда иди к Шаповаловке в дозор. Следи за войсками Выговского.
– Сделаю, господин воевода!
– А ты, Ляпунов, займи Сосновскую переправу и удержи её!
– С одним моим полком? – спросил Ляпунов.
– Для того даю тебе еще тысячу донцов есаула Семенова. Я со всеми силами последую за вами. Ежели что подрежу тебя.
Полковники развернули коней и отправились к своим подразделениям выполнять приказ воеводы.
– Враг идет разрозненно. Нужно бить их поодиночке.
– Но мы знать о предвитениях противника не фесь! – вставил свое слово фон Нейрат.
– Скоро будем все знать. Дозоры уже посланы. И переправы будут скоро в наших руках. Не переживай за это, полковник. Через несколько дней все решиться.
Пожарский откинул богатый плащ назад. Было довольно таки жарко в доспехах, и он подумал, что хорошо бы сейчас в речке искупаться. Но было не до этого…
Стан украинского гетмана Ивана Выговского: 22 июня 1659 года В большом походном шатре у гетмана Украины Ивана Выговского собрались все представители украинской старшины, что сопровождали гетмана в походе.
Рядом с Выговским стоял одетый в яркий малиновый кафтан генеральный судья Самоил Зарудный, представитель старого казацкого рода, соратник Богдана Хмельницкого.
Этот пожилой казак издавна был богат, и много чего ему досталось от отца и деда.
Он с недоверием смотрел на некоторых вчерашних голодранцев, что сейчас ломали из себя больших господ.
Здесь же был и генеральный есаул Матвей Громыка, также соратник гетмана Богдана.
Громыка был в синем польском кунтуше. За яркий красный пояс его был засунут есаульский пернач. На шапке отороченной лисьим мехом блестел большой агат.
Генеральный обозный Тимофей Носач расположился за есаулом и теребил в руках свою шапку. На толстых пальцах Носача, красовались многочисленные драгоценные перстни.
Был он мужик мужиком, и еще лет десять назад в латаном кожухе хаживал, но сейчас рядился в шляхтичи. Он искоса поглядывал на широкую спину Зарудного. "Впереди торчит, словно главнее его и нет здесь никого" – думал обозный.
Здесь же были полковники Лисицкий, Сом, Гладкий, Подбайло, Екимович, Цецюра и другие.
Гетман Иван Выговский внимательно выслушал полковника Данила Сома и оглянулся на присутствующих. Они угрюмо смотрели на него и ждали его слова.
Гетман знал, что среди них мало тех, кто искренне разделял его взгляды.
Большинство шли за ним, потому что пока верили в его силу. Что им Украина? Они желали обогатиться и увеличить свои владения и закрепить привилегии. А кто им это даст – нет разницы. Пока дает он – они с ним. Но что будет завтра?
Эти мысли грызли его днем и ночью. Все труднее и труднее становиться удерживать полковников в руках. Ему нужна победа. Победа любой ценой. Тогда король Ян Казимир поймет, что нужен именно такой союз между Украиной и Речью Посполитой, который предложил он. И только тогда они станут сильны. Все три народа и три государства – Польша, Литва, Украина.
Он никак не мог понять, почему польские вельможи не видят своей очевидной выгоды от этого союза? Неужели не замечают, что усиливается Московия и что скоро она станет очень опасной? Или не желают замечать?
– Так что скажешь, гетман? – первым нарушил молчание киевский полковник Иван Екимович. – Вести не очень добрые? Не так ли? Хан нас за союзников не почитает.
Плохи мы для него! Слугами нас видит! Так ли было при Богдане?
– А что ты ждал, полковник? – строго посмотрел на Екимовича Выговский. – Хан себе на уме и про свою выгоду думает. Но мы от него много чего получить сможем. Пусть поможет нам раздавить войска Трубецкого и Пожарского.
– А что потом? – снова спросил Екимович. – Нас уже проклинают за то, что призвали татар на Украину. А они грабят и захватывают наших людей в полон!
– Татар и гетман Богдан призывал, полковник.
– Но Богдана они уважали! – просил Екимович.
Снова установилась тишина. Это был прямой вызов гетману. Первым заговорил полковник Григорий Лисицкий:
– Про что горишь, пан полковник? Али забыл, кто пред тобой стоит? Гетману дерзишь!
– Я про интересы отчизны пекусь! – ответил Екимович Лисицкому.
– Не похоже на то, пан полковник.
– Панове! – гетман призвал полковников к порядку. – Нет времени сейчас для споров.
Богдан звал татар, когда было нужно. И сейчас в том необходимость есть. Мы не можем не считаться с ханом крымским, ибо он все время у нас под боком. Не будет союзником – будет врагом. А что татары у нас гуляют, так разве в прошлые годы того не было? Меня попрекнул полковник Екимович этим. А при Богдане они полона не брали?
– Брали и еще поболее чем сейчас! – поддержал гетмана полковник Сом.
Гетману было обидно тратить время на такие пустые разговоры. На объяснение очевидного! Только Богдан, его покровитель и учитель, мог держать их в руках и пользовался среди них авторитетом. Как он хорошо знал их! Как умел держать в узде!
В шатре зашумели. Все начали наперебой обсуждать положение дел. Не военный совет, а базар.
– Панове полковники, панове старшина генеральная! – гетман поднял руку. – Опомнитесь! Что творите? Неужто, не видите, что происходит на Украине? Неужто, вы холопы ничего не понимающие и далее своего живота не глядящие? Оглянитесь вокруг! Гетман Богдан, батько наш, что завещал? Вспомните! Не рвите Украину на части, а едины будьте.
– Но Богдан завещал нам союз с белым царем на Москве! – послышался голос из задних рядов.
– А сейчас мы против царя идем!
– В союзе с погаными католиками!
– И с татарами!
– Оно так! Мы с крулем польским замирились! А ляхи снова ярмо для нас готовят!
– А белый царь что же? – громко возразил гетман. – Он что вам готовит?
Московскими холопами стать захотели?
– Но не латинскими! – снова возразили в задних рядах.
– И не татарскими!
– Надобен союз с единоверцами!
– Тихо, панове! Тихо. Холопами польского круля мы не будем! Кто про то говорит?
Разве я сказал вам так? – вскричал Выговский. – И веры православной мы не сменим!
Кто про это говорит, тот изменник! Батько Богдан пред смертью своей был возмущен тем, что белый царь на Москве нарушает договор, что меж ними заключен был! Али забыли, как сами когда-то орали "Зрада, зрада"*(*Зрада – по-украински – Предательство)!
– Хватит, панове, голосить! – поддержал гетмана полковник Сом. – Не болтать и спорить надобно, а дело делать! Мы идем в бой или спорим? Сколь можно все это обсуждать? Враг рядом с нами. Али предлагаетет сразу сложить оружие?
Полковники заголосили, что готовы сражаться, но не уверены в татарах как в союзниках.
– Предаст нас хан, как под Зборовом и Берестечком Богдана предал! – снова подал голос полковник Екимович.
– Верно, полковник. Верно. Хану веры нет!
– Нет! – возразил Сом. – Хан готов сражаться. В том я уверен. Не предаст он нас.
По меньшей мере, не в этой битве. Ему также нужна победа над Трубецким и Пожарским. Они сильно за последнее время укрепились. Хану это не нужно. Татары про свою выгоду думают.
– Верно! Полковник Сом прав. Сейчас хан станет драться за нас. А потом посмотрим.
Мы идем в бой, панове! – Выговский повысил голос. – И сейчас нам стоит быть едиными! Я не потерплю нарушения моих приказов в походе! Войска хана уже скоро вступят в бой! И мы пойдем в бой вместе с ними! Или вы забыли, что такое гетманская власть в походе?
Это была уже прямая угроза. После этого полковники и старшина генеральная покинули шатер гетмана и там остались только сам гетман и полковник Сом.
– Видишь что происходит, Данило? – гетман сорвал с себя дорогую шапку и бросил её на стол. – Вот оно единство наших полковников! Можно с такими делать дело?
– Все измениться к лучшему, Иван. Нам стоит только выиграть битву!
– Эх, брат Данило! Если бы только одну битву! Гетман Богдан вон сколько их выиграл. Мне бы его умение держать всю эту свору в повиновении. Прав он был, Данило. Сто раз прав, когда хотел сделать гетманскую булаву наследственной в роде Хмельницких!
– Наследный гетман это почти король, Иван.
– Вот именно – король. Он нам и нужен! Король Украины сильный и властный! Не такой как в Речи Посполитой! Самодержец как в Москве! Только такой сейчас может спасти нашу страну от катастрофы. И все равно, что у него будет за титул – гетман, король, князь.
– Но мы пробовали сделать Юрия Хмельницкого гетманом, Иван. И что с того вышло?
Вспомни! Может ли он своими слабыми руками держать булаву гетмана?
– Да, ты прав, Данило, сын не в отца! Вот старший сын Богдана Тимош был бы отличным гетманом. Я бы с радостью служил такому господину.
– Да, Тимош был бы большим человеком. Но он погиб в Молдавии. И погиб не вовремя.
– Я бы стал служить Тимошу как гетману, – произнес Выговский. – А они считают меня узурпатором. Все эти полковники. Все эти новоявленные аристократы, вчерашние голодранцы. Будто об себе пекусь! Да много ли надобно мне лично? Я готов отдать булаву гетмана хоть сейчас. Было бы кому. Кто из них, этих воронов достоин власти гетмана?
– Никто кроме тебя, Иван. Тебе Богдан доверял и с тобой советовался по всем делам.
Кто кроме тебя видит, что делать нужно? Да никто из них! Ты гетман Иван. Ты и только ты.
– Если бы все это понимали, Данило! Если бы все мои полковники были такими как ты, или такими как Григорий Гуляницкий и точно исполняли приказы. Если бы все они думали прежде о стране, а потом о себе.
– Но других полковников нам бог не дал, пан гетман. Придется делать дела с этими.
И мы сумеем с ними совладать. А тех кого сломать не сможем, устраним и заменим другими.
– Если бы это было так просто, Данило. Вот тебя бы я хотел видеть киевским полковником вместо этого дурака Екимовича. Но не могу я тебе по своей воле отдать булаву полковника. Не могу! Сразу эта свора вой поднимет! Начнут казаков мутить. Одной Полтавы мне хватит. Меня из-за того кровавым гетманом зовут.
Кровавым! Как будто тогда можно было поступить иначе!
Выговский сел на походный стул и обхватил голову руками. Сом подошел к другу и похлопал его рукой по плечу.
– Не стоит так казнить себя, Иван. Люди знают, что твоей вины в том нет.
– Если бы все люди то знали, Данило! Если бы! Но им нужен виноватый и они во всем винят меня.
– Стоит ли прислушиваться к пустой болтовне холопов, гетман?
– Иногда стоит. Ладно, Данило. Будем о битве подумать. Бери передовые сотни и выдвигайся к Шаповаловке. Скоро я подойду туда со всем войском. Только, тебе это могу доверить. Пожарский туда своих направит.
– Самое время скрестить сабли…
Стан крымского хана Мехмеда IV Гирея: 22 июня 1659 года Крымский хан Мехмед IV Гирей в полном боевом облачении в сопровождении своей гвардии и приближенных ехал осматривать местность. Он лично видел гетманские полки, что шли вперед и удовлетворенно поцокал языком.
– Гетман идет вперед, – произнес хан. – Пусть его войска первыми скрестят сабли с урусами! Хватит прятаться за спинами моих воинов! Пусть покажут свои умения.
– Они умеют сражаться, великий хан, – ответил Мустафа-паша, представитель султана при его ставке.
– Умеют, но делают это не часто после смерти своего гетмана Богдана. Друг другу чубы только рвут, – засмеялся мурза Сулеш.
– Этого они у поляков понабрались. Те также сильны своими раздорами на радость нам, – усмехнулся ханский любимец Селим-бей. – Аллах вселил в их сердца злость и завить. И пусть себе лупят друг друга.
– Но они выполнили мой приказ! – произнес хан. – И, стало быть, они служат мне.
Гетман Выговский идет в бой и все будет так, как я сказал. Они примут на себя основной удар, а мы будем только собирать пленных. Наши потери будут незначительными.
– Слава Аллаху!
– Слава великому хану, Мехмеду Гирею!
И всадники понеслись вперед, давая коням немного разогреться.
Мехмед Гирей никому из своих мурз и салтанов* (*салтан – титул знатного человека в Крыму. Не путать с титулом султан) не сказал о своем плане битвы. Он поделился им тайно только с гетманом Выговским. И сейчас про то, что должно случиться, знают слишком мало людей. И это было хорошо.
Крымские военачальники были облачены в легкие и прочные, не сковывающие движений, кольчуги с насечками. Татары не любили тяжелых доспехов, ибо сила их была в быстрое и маневренности.
На всех были островерхие металлические шлемы с конскими хвостами. Только ханский шлем был наиболее богато украшен золотом и драгоценными камнями.
Мехмед Гирей подобрал себе свиту себе под стать. Это были совсем не те люди, что окружали хана Ислам Гирея. Все они были настоящими воинами и были готовы ринуться на врага, а не только покрасоваться перед строем конных татар и указывать парадной саблей вперед.
Мурза Сулеш всегда с охотой рубился с урусами и ляхами и его дамасский клинок не раз обагрялся кровью. Удержать этого мурзу вдали от боя было трудно. Любил он сражаться, и даже сама добыча его волновала меньше чем хороший бой.
Селим-бей также слыл мастером фехтовального искусства и в его доме бала замечательная коллекция холодного оружия. Хорошую саблю он ценил гораздо выше красивой полонянки.
Только толстый Мустафа-паша не был воином. Но он был глазами и ушами султана Блистательной Порты и гениш-ачераса* (*гениш-ачерас – начальник янычарского отряда в Крыму), и не хан выбирал его, а сам падишах. Паша был в шелковых одеждах и тяжелых пластинчатых доспехах, что носили турецкие воины тяжелой конницы – спахии. Хан знал, что Мустафа саблю доставал неохотно и боевых успехов у него не было. За воинской славой он не гонялся в отличие от самого хана, что охотно возглавлял атаки своих газиев. Паша любил комфорт и красивых женщин. Но сейчас ему пришлось сесть на коня и сопровождать Мехмед Гирея. Султан желал знать подробности битвы.
– Селим-бей! – хан повернулся к своему любимцу.
– Да, повелитель!
– Бери двадцать всадников моей гвардии и отправляйся в ставку гетмана. Ты станешь наблюдать за тем, как воюют гяуры* (*Гяур – неверный, немусульманин).
– Но в битве я всегда рядом с повелителем. Почему хан лишает меня возможности обнажить саблю рядом с ним?
– Так нужно, Селим. Я желаю иметь своего человека рядом с гетманом.
– Но для это цели сгодиться и другой мурза. Не отсылай меня, хан.
– Но кого тогда послать к гетману?
– Да, хоть Сулеша! Пусть берт свой отряд и отправляется.
– Сулеша? Хорошо! Пусть это будет Сулеш. Предай ему мой приказ сам, Селим.
– Как прикажет повелитель! – Селим-бей поклонился и повернул своего коня…
Взгляд из будущего (примечание автора):
Татарские воины были отличными конными стрелками и саблей владели как никто иной.
Они были смелыми, и трусость для них являлась наибольшим грехом. Они рождались и умирали воинами. И потому были опасны.
Турки, для примера, давно растеряли воинские способности некогда великого народа осман. Теперь за них проливали кровь другие. Янычарский корпус состоял сплошь из обращенных в ислам иностранных мальчиков, которых воспитывали в духе преданности султану и новой вере. А сами османы уходили от военных дел. Многие становились купцами и чиновниками. Знаменитые спахии получавшие свои поместья при условии службы, все чаше отправляли вместо себя в войско своих слуг и рабов. В этом они подражали правителям Египта, что давно формировали свою гвардию из рабов-воинов.
Татары не растеряли за века своего воинственного пыла и сами воспитывали своих сыновей настоящими воинами. Для каждого татарского юноши война была смыслом жизни. С молодых лет они приучались к седлу и в пять-шесть лет брали в руки детский лук. К 18 годам каждый из них был отличным конным стрелком. И все татарские юноши мечтали только о славе отважного газия ислама, воина, борца с неверными.
Так что неверно думать, что татары были слабым противником, которых лихие казаки всегда гоняли по степи. Воевать они умели не только с безоружными, как кое-кто считает. И одолеть войска хана было не просто…
Обоз: Василий Ржев и Федор Мятелев Федор Мятелев, сын боярский и стрелец государева стремянного полка выхватил свою саблю. Сталь со свистом рассекла воздух. Дворянин Василий Ржев и полка дворянской конницы вздрогнул от этого звука.
– Ты что, Федор? – спросил он.
– А вот посмотри туда. Вишь, что за птица показалась.
Ржев посмотрел и увидел незнакомца на лошади. Всадник в лисьем малахае и косматом полушубке выпрыгнул прямо из ниоткуда.
– Татарин! – вскричал дворянин и также схватился за оружие.
– Спрячьте сабли, – на хорошем русском языке произнес татарин. – И не стоит так сидеть в седлах с разинутыми ртами. Вы так громко говорили друг с другом, что обо всем на свете позабыли и об осторожности в том числе. Поглядите, как вы от своего обоза оторвались. И вы могли бы нарваться на засаду.
Федор внимательно присмотрелся к незнакомцу. Ему показалось, что уже его видел.
На вид он был плотным и коренастым, немногим более 40 лет от роду. В руках чувствовалась сила прирожденного воина. В его раскосых глазах светились насмешливые огоньки, и совсем не было напряжения, словно он встретил не врагов, а давних знакомых.
– Ты кто такой? – спросил Мятелев.
– Татарин Али.
– Али? Мы встречались? Разве нет?
– Да. Но про ту встречу не стоит больше вспоминать. Будто её не было. Ты тогда чуть не стал моим рабом, стрелец. Но судьба и Аллах хранят тебя и твоего друга.
– Мудрость? Нет. Это всего лишь опыт. Политика это всего лишь большая игра в шахматы. Мудрый правитель может предсказать все на три хода вперед. Опытный же только на один ход…
Обоз: Василий Ржев и Федор Мятелев Небольшой обоз выехал на рассвете. Ржев с Мятелевым были в голове его и гарцевали на отличных лошадях и в дорогой одежде. Стремянной стрелец и служилый дворянин выглядели настоящими поляками в польских кунтушах и шапках отороченных мехом.
Федор присматривался к Ржеву и не мог понять, что это за птица. Дорогая польская одежда сидела на нем ладно, лицом красив, черные усы были лихо закручены к верху, подбородок гладко выбрит. Во взгляде его постоянно были насмешливые огоньки, что выводило сына боярского из себя, но ссориться он не хотел.
– Не часто баловала тебя судьба, сын боярский, – проговорил Ржев, поймав взгляд Мятелева.
– Не столь часто, дворянин. А видать баловень судьбы?
– Не то чтобы баловень. Но не обходила она мой дом стороной. Но ты сейчас с дорогой одежде, сын боярский. С посланием самого воеводы едешь. Есть отчего закружиться голове.
– Дело не в дорогой одежде, дворянин. Здесь приволье! Природа! Ширь и простор! – проговорил Федор окинув рукой бескрайние степи.
– Верно, – ответил Ржев. – Есть где разгуляться. Но жить здесь опасно. Как приехать в такое место с семьей? Жить в тревоге за своих жену и детей весьма плохо.
– Оно так. Хотя я не женат. Вот говорят у татар и турок с бабами все проще чем у нас.
– Это как сказать, – возразил Ржев.
– Да как ни говори. Поймал себе полонянку вот те и новая жена. А дома еще две-три бабы его ждут. И слова ему не скажут.
– Мусульманин это тебе, стрелец, не русский мужик. Он о своих женах заботу имеет.
Он не напивается как свинья и не лупит жен. Мусульманин имеет столько жен, сколько может содержать. Вот так то.
– Много ты знаешь про них, дворянин. От чего так?
– С юных лет моя душа тянулась к свету. Знаешь, что есть свет духа человеческого?
– Не думал про это. И что же сие за диковина такая? – с усмешкой спросил Федор.
– Свет духа истина, яко свет плоти есть солнце, – серьезно ответил Ржев.
– Может и так оно, но я с детства к оружию приучался. Отец мой стремянного полка стрелец и я готовился службу править. Саблей то много чего можно добыть в жизни.
Тако отец сказывал.
– Саблей? – задумчиво произнес Ржев. – Не думаю, что много можно добыть саблей.
Разве что смерть. Вот ты сейчас исполняешь работу тайного посла, стрелец.
– И что?
– А то, что ты поставил свою жизнь на кон. Как при игре в зернь. Один шаг неверный и голова с плеч.
– Может и так. И послу без сабли нельзя, дворянин.
– Послу без ума нельзя, стрелец, как и купцу. Они умом живут не силой. И оттого живут хорошо. А воины много не зарабатывают. Вот мой батюшка что заработал?
Имение его в разор пошло. Я едва снарядил себя в поход, когда ополчение стали по приказу великого государя созывать. Вам стрельцам хорошо, все у вас государево.
А нам с именишка пожалованного царем надобно трех ратников в поле снарядить при конях и при оружии. А где чего взять, коли мужиков у меня всего десяток остался?
– Оно так, тяжко на Руси стало после смуты. После самозванцев да поляков.
– Тяжко. Но одному все же легче чем иным разным. Торговля дело выгодное, хотя и опасное.
– Опять же кому как повезет. Вот у нас на Москве купец Архипка Хряпов при большом караване пошел в Хвалын море* (*Хвалынское море – Каспийское море) да без порток вернулся обратно. Пограбили его корабли и товары. В полный разор пошел.
– Для той цели купцы охрану берут. А вот у нас она совсем небольшая. Пока наш караван лакомый кусочек для степных разбойников.
– Я сам по себе отличная охрана и считаю, что не в количество дело, но в умении воинском сражаться. Батька мой стрелец и дед был в стремянном полку. На саблях были оба мастера биться и меня тому обучили. Вот и вся наука.
– Иногда этот так, но иногда нет. Если получишь стрелу в спину, то никакое умение тебе не поможет. Здесь, брат, степь. А её законы ой как непросты.
Далее они около часа ехали рядом и молчали, думая каждый о своем. Федор смотрел на степь и размышлял, сколь много здесь земли, а людей почти нет. Они проехали уже мимо трех пустующих сел, в которых не было ни души.
В третьем селе расположенном среди густых садов Федора особенно поразила тишина.
Какая-то неестественная и гнетущая. Даже птицы не пели здесь напуганные тенями мертвых, что умерли страшной насильственной смертью. Остовы хат и устремленные к небу почерневшие столбы печных труб среди яркой зелени выглядели страшным напоминанием о том в каком краю они находятся.
Мятелев посмотрел на Ржева.
– Зришь? Чего натворили татары и турки? Токмо одна Русь для сего края и есть защита. Русь православная в обиду своих не дает.
– Оно так, стрелец. Но все то разумеют на Украине. Грызутся полковники украинские между собой и продают свою страну, кто полякам, а кто и туркам с татарами.
– А все оттого, что головы у них нет. Того, кто над ними стоит. Вот у нас царь есть, и он свою державу блюдет. А у них сколь полковников, и каждый в гетманы метит. Их беда в том, что нет у них своего природного государя.
– И у нас на Руси тако было, дворянин. Но потом великие государи Московские собрали все земли Руси в свои руки и наступил в наших землях порядок…
Недалеко от Конотопа: стан воеводы Пожарского: 22 июня 1659 года Князь Пожарский решил дать бой татарам и Выговскому с поляками, не дожидаясь подкреплений и не соединяясь с основными силами русской армии князя Трубецкого, что осаждала Конотоп. Его войска так и не подошли к основным силам.
Пожарский понимал, что в том случае ему придется стать под начало князя Трубецкого. И все лавры за победу достанутся ему. А делиться Пожарский не собирался. Здесь под Конотопом будет поле его личной славы. Его, а не Трубецкого.
Князь Семен Пожарский оглянулся назад и посмотрел на воевод, что следовали за ним. Это были отличные солдаты и командиры: князь Львов, братья Бутурлины, полковники Стрешнев, Улебин, фон Нейрат, Ляпунов, наказной гетман Иван Беспалый.
Этот последний рвался в бой также как и он сам. Для него победа над Выговским и татарами много значила. Этот казак мечтал о гетманской булаве, и для этого ему было нужно расположение царя Алексея.
Князь Семен остановил своего коня на пригорке и произнес слова, обращаясь к воеводам:
– Здесь нам будет, где разгуляться! Всем храбрым будет, где себя показать! Мы отгоним от стен Конотопа врагов великого государя, а затем поможем взять этот город и наказать изменника Гуляницкого.
Воеводы и полковники молчали.
– Князь Трубецкой сидит под Конотопом с апреля. А ныне уже июнь, господа, – продолжил Пожарский. – Если так продолжать, то осаждать этот город можно и три года. И сейчас я покажу, как нужно бить врага.
Улебин ничего не сказал на эти слова, но он сильно сомневался в полководческих способностях Пожарского. И его мнение разделяли многие воеводы.
Пожарский еще раз подчеркнул, что битва пойдет по его плану:
– Они нас не ждут! Я клянусь вам, что они никак не рассчитывают на то, что мы будем действовать быстро и решительно.
– Позвольте сказать, господин воевода.
– Полковник Стрешнев? Говори!
– Не думаю, что татары нас не ждут. Их разъезды здесь повсюду.
– Но удара они не ждут. В том могу поручиться. Хан ждет, что мы соединимся с Трубецким. И потому они торопиться не станут! – проговорил Пожарский. – Что скажешь гетман?
– Да, господин воевода, – поддержал Пожарского Беспалый. – Не ждут вороги нашей атаки.
– Вот речи воина. Полковник Стрешнев!
– Да, господин воевода, – полковник понял, что для него у воеводы есть дело.
– Бери свой полк и прямо отсюда иди к Шаповаловке в дозор. Следи за войсками Выговского.
– Сделаю, господин воевода!
– А ты, Ляпунов, займи Сосновскую переправу и удержи её!
– С одним моим полком? – спросил Ляпунов.
– Для того даю тебе еще тысячу донцов есаула Семенова. Я со всеми силами последую за вами. Ежели что подрежу тебя.
Полковники развернули коней и отправились к своим подразделениям выполнять приказ воеводы.
– Враг идет разрозненно. Нужно бить их поодиночке.
– Но мы знать о предвитениях противника не фесь! – вставил свое слово фон Нейрат.
– Скоро будем все знать. Дозоры уже посланы. И переправы будут скоро в наших руках. Не переживай за это, полковник. Через несколько дней все решиться.
Пожарский откинул богатый плащ назад. Было довольно таки жарко в доспехах, и он подумал, что хорошо бы сейчас в речке искупаться. Но было не до этого…
Стан украинского гетмана Ивана Выговского: 22 июня 1659 года В большом походном шатре у гетмана Украины Ивана Выговского собрались все представители украинской старшины, что сопровождали гетмана в походе.
Рядом с Выговским стоял одетый в яркий малиновый кафтан генеральный судья Самоил Зарудный, представитель старого казацкого рода, соратник Богдана Хмельницкого.
Этот пожилой казак издавна был богат, и много чего ему досталось от отца и деда.
Он с недоверием смотрел на некоторых вчерашних голодранцев, что сейчас ломали из себя больших господ.
Здесь же был и генеральный есаул Матвей Громыка, также соратник гетмана Богдана.
Громыка был в синем польском кунтуше. За яркий красный пояс его был засунут есаульский пернач. На шапке отороченной лисьим мехом блестел большой агат.
Генеральный обозный Тимофей Носач расположился за есаулом и теребил в руках свою шапку. На толстых пальцах Носача, красовались многочисленные драгоценные перстни.
Был он мужик мужиком, и еще лет десять назад в латаном кожухе хаживал, но сейчас рядился в шляхтичи. Он искоса поглядывал на широкую спину Зарудного. "Впереди торчит, словно главнее его и нет здесь никого" – думал обозный.
Здесь же были полковники Лисицкий, Сом, Гладкий, Подбайло, Екимович, Цецюра и другие.
Гетман Иван Выговский внимательно выслушал полковника Данила Сома и оглянулся на присутствующих. Они угрюмо смотрели на него и ждали его слова.
Гетман знал, что среди них мало тех, кто искренне разделял его взгляды.
Большинство шли за ним, потому что пока верили в его силу. Что им Украина? Они желали обогатиться и увеличить свои владения и закрепить привилегии. А кто им это даст – нет разницы. Пока дает он – они с ним. Но что будет завтра?
Эти мысли грызли его днем и ночью. Все труднее и труднее становиться удерживать полковников в руках. Ему нужна победа. Победа любой ценой. Тогда король Ян Казимир поймет, что нужен именно такой союз между Украиной и Речью Посполитой, который предложил он. И только тогда они станут сильны. Все три народа и три государства – Польша, Литва, Украина.
Он никак не мог понять, почему польские вельможи не видят своей очевидной выгоды от этого союза? Неужели не замечают, что усиливается Московия и что скоро она станет очень опасной? Или не желают замечать?
– Так что скажешь, гетман? – первым нарушил молчание киевский полковник Иван Екимович. – Вести не очень добрые? Не так ли? Хан нас за союзников не почитает.
Плохи мы для него! Слугами нас видит! Так ли было при Богдане?
– А что ты ждал, полковник? – строго посмотрел на Екимовича Выговский. – Хан себе на уме и про свою выгоду думает. Но мы от него много чего получить сможем. Пусть поможет нам раздавить войска Трубецкого и Пожарского.
– А что потом? – снова спросил Екимович. – Нас уже проклинают за то, что призвали татар на Украину. А они грабят и захватывают наших людей в полон!
– Татар и гетман Богдан призывал, полковник.
– Но Богдана они уважали! – просил Екимович.
Снова установилась тишина. Это был прямой вызов гетману. Первым заговорил полковник Григорий Лисицкий:
– Про что горишь, пан полковник? Али забыл, кто пред тобой стоит? Гетману дерзишь!
– Я про интересы отчизны пекусь! – ответил Екимович Лисицкому.
– Не похоже на то, пан полковник.
– Панове! – гетман призвал полковников к порядку. – Нет времени сейчас для споров.
Богдан звал татар, когда было нужно. И сейчас в том необходимость есть. Мы не можем не считаться с ханом крымским, ибо он все время у нас под боком. Не будет союзником – будет врагом. А что татары у нас гуляют, так разве в прошлые годы того не было? Меня попрекнул полковник Екимович этим. А при Богдане они полона не брали?
– Брали и еще поболее чем сейчас! – поддержал гетмана полковник Сом.
Гетману было обидно тратить время на такие пустые разговоры. На объяснение очевидного! Только Богдан, его покровитель и учитель, мог держать их в руках и пользовался среди них авторитетом. Как он хорошо знал их! Как умел держать в узде!
В шатре зашумели. Все начали наперебой обсуждать положение дел. Не военный совет, а базар.
– Панове полковники, панове старшина генеральная! – гетман поднял руку. – Опомнитесь! Что творите? Неужто, не видите, что происходит на Украине? Неужто, вы холопы ничего не понимающие и далее своего живота не глядящие? Оглянитесь вокруг! Гетман Богдан, батько наш, что завещал? Вспомните! Не рвите Украину на части, а едины будьте.
– Но Богдан завещал нам союз с белым царем на Москве! – послышался голос из задних рядов.
– А сейчас мы против царя идем!
– В союзе с погаными католиками!
– И с татарами!
– Оно так! Мы с крулем польским замирились! А ляхи снова ярмо для нас готовят!
– А белый царь что же? – громко возразил гетман. – Он что вам готовит?
Московскими холопами стать захотели?
– Но не латинскими! – снова возразили в задних рядах.
– И не татарскими!
– Надобен союз с единоверцами!
– Тихо, панове! Тихо. Холопами польского круля мы не будем! Кто про то говорит?
Разве я сказал вам так? – вскричал Выговский. – И веры православной мы не сменим!
Кто про это говорит, тот изменник! Батько Богдан пред смертью своей был возмущен тем, что белый царь на Москве нарушает договор, что меж ними заключен был! Али забыли, как сами когда-то орали "Зрада, зрада"*(*Зрада – по-украински – Предательство)!
– Хватит, панове, голосить! – поддержал гетмана полковник Сом. – Не болтать и спорить надобно, а дело делать! Мы идем в бой или спорим? Сколь можно все это обсуждать? Враг рядом с нами. Али предлагаетет сразу сложить оружие?
Полковники заголосили, что готовы сражаться, но не уверены в татарах как в союзниках.
– Предаст нас хан, как под Зборовом и Берестечком Богдана предал! – снова подал голос полковник Екимович.
– Верно, полковник. Верно. Хану веры нет!
– Нет! – возразил Сом. – Хан готов сражаться. В том я уверен. Не предаст он нас.
По меньшей мере, не в этой битве. Ему также нужна победа над Трубецким и Пожарским. Они сильно за последнее время укрепились. Хану это не нужно. Татары про свою выгоду думают.
– Верно! Полковник Сом прав. Сейчас хан станет драться за нас. А потом посмотрим.
Мы идем в бой, панове! – Выговский повысил голос. – И сейчас нам стоит быть едиными! Я не потерплю нарушения моих приказов в походе! Войска хана уже скоро вступят в бой! И мы пойдем в бой вместе с ними! Или вы забыли, что такое гетманская власть в походе?
Это была уже прямая угроза. После этого полковники и старшина генеральная покинули шатер гетмана и там остались только сам гетман и полковник Сом.
– Видишь что происходит, Данило? – гетман сорвал с себя дорогую шапку и бросил её на стол. – Вот оно единство наших полковников! Можно с такими делать дело?
– Все измениться к лучшему, Иван. Нам стоит только выиграть битву!
– Эх, брат Данило! Если бы только одну битву! Гетман Богдан вон сколько их выиграл. Мне бы его умение держать всю эту свору в повиновении. Прав он был, Данило. Сто раз прав, когда хотел сделать гетманскую булаву наследственной в роде Хмельницких!
– Наследный гетман это почти король, Иван.
– Вот именно – король. Он нам и нужен! Король Украины сильный и властный! Не такой как в Речи Посполитой! Самодержец как в Москве! Только такой сейчас может спасти нашу страну от катастрофы. И все равно, что у него будет за титул – гетман, король, князь.
– Но мы пробовали сделать Юрия Хмельницкого гетманом, Иван. И что с того вышло?
Вспомни! Может ли он своими слабыми руками держать булаву гетмана?
– Да, ты прав, Данило, сын не в отца! Вот старший сын Богдана Тимош был бы отличным гетманом. Я бы с радостью служил такому господину.
– Да, Тимош был бы большим человеком. Но он погиб в Молдавии. И погиб не вовремя.
– Я бы стал служить Тимошу как гетману, – произнес Выговский. – А они считают меня узурпатором. Все эти полковники. Все эти новоявленные аристократы, вчерашние голодранцы. Будто об себе пекусь! Да много ли надобно мне лично? Я готов отдать булаву гетмана хоть сейчас. Было бы кому. Кто из них, этих воронов достоин власти гетмана?
– Никто кроме тебя, Иван. Тебе Богдан доверял и с тобой советовался по всем делам.
Кто кроме тебя видит, что делать нужно? Да никто из них! Ты гетман Иван. Ты и только ты.
– Если бы все это понимали, Данило! Если бы все мои полковники были такими как ты, или такими как Григорий Гуляницкий и точно исполняли приказы. Если бы все они думали прежде о стране, а потом о себе.
– Но других полковников нам бог не дал, пан гетман. Придется делать дела с этими.
И мы сумеем с ними совладать. А тех кого сломать не сможем, устраним и заменим другими.
– Если бы это было так просто, Данило. Вот тебя бы я хотел видеть киевским полковником вместо этого дурака Екимовича. Но не могу я тебе по своей воле отдать булаву полковника. Не могу! Сразу эта свора вой поднимет! Начнут казаков мутить. Одной Полтавы мне хватит. Меня из-за того кровавым гетманом зовут.
Кровавым! Как будто тогда можно было поступить иначе!
Выговский сел на походный стул и обхватил голову руками. Сом подошел к другу и похлопал его рукой по плечу.
– Не стоит так казнить себя, Иван. Люди знают, что твоей вины в том нет.
– Если бы все люди то знали, Данило! Если бы! Но им нужен виноватый и они во всем винят меня.
– Стоит ли прислушиваться к пустой болтовне холопов, гетман?
– Иногда стоит. Ладно, Данило. Будем о битве подумать. Бери передовые сотни и выдвигайся к Шаповаловке. Скоро я подойду туда со всем войском. Только, тебе это могу доверить. Пожарский туда своих направит.
– Самое время скрестить сабли…
Стан крымского хана Мехмеда IV Гирея: 22 июня 1659 года Крымский хан Мехмед IV Гирей в полном боевом облачении в сопровождении своей гвардии и приближенных ехал осматривать местность. Он лично видел гетманские полки, что шли вперед и удовлетворенно поцокал языком.
– Гетман идет вперед, – произнес хан. – Пусть его войска первыми скрестят сабли с урусами! Хватит прятаться за спинами моих воинов! Пусть покажут свои умения.
– Они умеют сражаться, великий хан, – ответил Мустафа-паша, представитель султана при его ставке.
– Умеют, но делают это не часто после смерти своего гетмана Богдана. Друг другу чубы только рвут, – засмеялся мурза Сулеш.
– Этого они у поляков понабрались. Те также сильны своими раздорами на радость нам, – усмехнулся ханский любимец Селим-бей. – Аллах вселил в их сердца злость и завить. И пусть себе лупят друг друга.
– Но они выполнили мой приказ! – произнес хан. – И, стало быть, они служат мне.
Гетман Выговский идет в бой и все будет так, как я сказал. Они примут на себя основной удар, а мы будем только собирать пленных. Наши потери будут незначительными.
– Слава Аллаху!
– Слава великому хану, Мехмеду Гирею!
И всадники понеслись вперед, давая коням немного разогреться.
Мехмед Гирей никому из своих мурз и салтанов* (*салтан – титул знатного человека в Крыму. Не путать с титулом султан) не сказал о своем плане битвы. Он поделился им тайно только с гетманом Выговским. И сейчас про то, что должно случиться, знают слишком мало людей. И это было хорошо.
Крымские военачальники были облачены в легкие и прочные, не сковывающие движений, кольчуги с насечками. Татары не любили тяжелых доспехов, ибо сила их была в быстрое и маневренности.
На всех были островерхие металлические шлемы с конскими хвостами. Только ханский шлем был наиболее богато украшен золотом и драгоценными камнями.
Мехмед Гирей подобрал себе свиту себе под стать. Это были совсем не те люди, что окружали хана Ислам Гирея. Все они были настоящими воинами и были готовы ринуться на врага, а не только покрасоваться перед строем конных татар и указывать парадной саблей вперед.
Мурза Сулеш всегда с охотой рубился с урусами и ляхами и его дамасский клинок не раз обагрялся кровью. Удержать этого мурзу вдали от боя было трудно. Любил он сражаться, и даже сама добыча его волновала меньше чем хороший бой.
Селим-бей также слыл мастером фехтовального искусства и в его доме бала замечательная коллекция холодного оружия. Хорошую саблю он ценил гораздо выше красивой полонянки.
Только толстый Мустафа-паша не был воином. Но он был глазами и ушами султана Блистательной Порты и гениш-ачераса* (*гениш-ачерас – начальник янычарского отряда в Крыму), и не хан выбирал его, а сам падишах. Паша был в шелковых одеждах и тяжелых пластинчатых доспехах, что носили турецкие воины тяжелой конницы – спахии. Хан знал, что Мустафа саблю доставал неохотно и боевых успехов у него не было. За воинской славой он не гонялся в отличие от самого хана, что охотно возглавлял атаки своих газиев. Паша любил комфорт и красивых женщин. Но сейчас ему пришлось сесть на коня и сопровождать Мехмед Гирея. Султан желал знать подробности битвы.
– Селим-бей! – хан повернулся к своему любимцу.
– Да, повелитель!
– Бери двадцать всадников моей гвардии и отправляйся в ставку гетмана. Ты станешь наблюдать за тем, как воюют гяуры* (*Гяур – неверный, немусульманин).
– Но в битве я всегда рядом с повелителем. Почему хан лишает меня возможности обнажить саблю рядом с ним?
– Так нужно, Селим. Я желаю иметь своего человека рядом с гетманом.
– Но для это цели сгодиться и другой мурза. Не отсылай меня, хан.
– Но кого тогда послать к гетману?
– Да, хоть Сулеша! Пусть берт свой отряд и отправляется.
– Сулеша? Хорошо! Пусть это будет Сулеш. Предай ему мой приказ сам, Селим.
– Как прикажет повелитель! – Селим-бей поклонился и повернул своего коня…
Взгляд из будущего (примечание автора):
Татарские воины были отличными конными стрелками и саблей владели как никто иной.
Они были смелыми, и трусость для них являлась наибольшим грехом. Они рождались и умирали воинами. И потому были опасны.
Турки, для примера, давно растеряли воинские способности некогда великого народа осман. Теперь за них проливали кровь другие. Янычарский корпус состоял сплошь из обращенных в ислам иностранных мальчиков, которых воспитывали в духе преданности султану и новой вере. А сами османы уходили от военных дел. Многие становились купцами и чиновниками. Знаменитые спахии получавшие свои поместья при условии службы, все чаше отправляли вместо себя в войско своих слуг и рабов. В этом они подражали правителям Египта, что давно формировали свою гвардию из рабов-воинов.
Татары не растеряли за века своего воинственного пыла и сами воспитывали своих сыновей настоящими воинами. Для каждого татарского юноши война была смыслом жизни. С молодых лет они приучались к седлу и в пять-шесть лет брали в руки детский лук. К 18 годам каждый из них был отличным конным стрелком. И все татарские юноши мечтали только о славе отважного газия ислама, воина, борца с неверными.
Так что неверно думать, что татары были слабым противником, которых лихие казаки всегда гоняли по степи. Воевать они умели не только с безоружными, как кое-кто считает. И одолеть войска хана было не просто…
Обоз: Василий Ржев и Федор Мятелев Федор Мятелев, сын боярский и стрелец государева стремянного полка выхватил свою саблю. Сталь со свистом рассекла воздух. Дворянин Василий Ржев и полка дворянской конницы вздрогнул от этого звука.
– Ты что, Федор? – спросил он.
– А вот посмотри туда. Вишь, что за птица показалась.
Ржев посмотрел и увидел незнакомца на лошади. Всадник в лисьем малахае и косматом полушубке выпрыгнул прямо из ниоткуда.
– Татарин! – вскричал дворянин и также схватился за оружие.
– Спрячьте сабли, – на хорошем русском языке произнес татарин. – И не стоит так сидеть в седлах с разинутыми ртами. Вы так громко говорили друг с другом, что обо всем на свете позабыли и об осторожности в том числе. Поглядите, как вы от своего обоза оторвались. И вы могли бы нарваться на засаду.
Федор внимательно присмотрелся к незнакомцу. Ему показалось, что уже его видел.
На вид он был плотным и коренастым, немногим более 40 лет от роду. В руках чувствовалась сила прирожденного воина. В его раскосых глазах светились насмешливые огоньки, и совсем не было напряжения, словно он встретил не врагов, а давних знакомых.
– Ты кто такой? – спросил Мятелев.
– Татарин Али.
– Али? Мы встречались? Разве нет?
– Да. Но про ту встречу не стоит больше вспоминать. Будто её не было. Ты тогда чуть не стал моим рабом, стрелец. Но судьба и Аллах хранят тебя и твоего друга.