- Мне не докладывали. Я их послала к знакомой, к бабке Матрене. Не знаю, сдала она им квартиру, нет ли. Бабка Матрена тоже не любит пускать семейных.
- Есть телефон этой вашей знакомой?
- У ней нет телефона. Могу продиктовать адрес.
Записав адрес, Карасев тут же поехал к бабке Матрене. Через двадцать минут он уже звонил в ее квартиру. Открыла маленькая щупленькая старушонка со слезящимися глазами.
- Катя дома? - спросил Карасев.
- Нет! Кати нет! - улыбнулась старушонка. - Вчера она съехала. Муж-то у нее еще неделю назад съехал, а она вчера пришла с работы, собрала чемодан и подалась.
- Куда?
- Откуда я знаю куда! А вы кто?
Тарас вытащил из кармана удостоверение и сунул бабке в нос.
- Вы сказали, с мужем?
- Да не муж он ей вовсе, - махнула рукой бабка, затем посмотрела по сторонам и поманила пальцем. - Какой же это муж? То исчезает куда-то недели на три, то появляется на один день. Правда, за квартиру они платили всегда исправно, за двоих, как полагается. Но в основном она жила одна. Муж только иногда наведывался. А когда наведывался, - бабка снова посмотрела по сторонам и снизила голос до шепота, - тогда она ему стелила на полу, хотя диван в ихней комнате двуспальный. Дай-ка, думаю я, посмотрю в ее паспорте, что это у нее за муж. Открываю я паспорт - а он чист. Она вообще не замужем. А когда приехал он, я заглянула и в его паспорт. Он, оказывается, женат. Но на другой. У них фамилии-то разные. Она, значит, Екатерина Александрова, а он Агафон Мемнонов. Так вот, у него по паспорту жену Клавдией зовут. Детей нет. Прописка у обоих тверская.
- А какой он из себя, этот Агафон? - спросил Тарас.
- Здоровый, - ответила бабка.
30
Примчавшись в отдел, Карасев первым делом позвонил в Тверь, Катиной маме.
- Она уже четыре года работает в Эрмитаже, в Санкт-Петербурге, удивленно ответила мама. - А здесь появляется только в отпуск, и то бывает не больше недели.
- Если появится, сообщите! - попросил Карасев и позвонил в Эрмитаж.
- Да, - подтвердили там. - Екатерина Александровна у нас действительно работает на должности научного сотрудника. Но в данный момент находится в творческом отпуске. Скоро должна выйти. У нее отпуск до пятнадцатого октября. Она пишет книгу о деятельности Гончарова в Петербурге.
- Все бы так писали, - проворчал Тарас и запросил в тверской "справке" адрес Агафона Мемнонова, если такой окажется. Такой в "справке" оказался. Карасеву продиктовали не только адрес, но и телефон.
Следователь позвонил. Ответила женщина с тяжелым медленным говором, которая представилась женой Агафона Мемнонова.
- В данный момент муж в зарубежной командировке, - ответила она.
Это единственное, что внятно произнесла женщина. Что за командировка, от какой фирмы, когда отбыл муж и, главное, когда вернется обратно, - от женщины добиться не удалось.
- Его дел я не знаю и в них не вмешиваюсь, - отрезала она и положила трубку.
Карасев запросил Тверское УВД и попросил навести справке о Мемнонове. Через час служба УВД ответила, что такая фамилия у них фигурировала в одном деле, связанном с убийством. Только замешан в нем был не Агафон, а его младший брат Михаил, который из ревности к своей гражданской жене спровоцировал уличную драку с братьями Леоновыми, Борисом и Геннадием. В драку со стороны Мемнонова был втянут некий Алексей Колесов. Он-то и нанес ножом Геннадию Леонову смертельное ранение в живот.
Карасев попросил дать адреса всех тверских предприятий, имеющих выход на зарубеж. Их оказалось восемнадцать. Но ни в одном из них не знали Агафона Мемнонова.
- Скорее всего, это челнок, - сообщили в пресс-службе.
После чего раздался звонок из музея. Звонила Михайлова.
- Тарас Александрович, - сказала она. - Я завершила опись фондов музея. В принципе все на месте, за исключением одного мелкого экспонатика. Это совсем незначительная вещица. Честно говоря, мы сами не знаем, что это такое. Она в музейном фонде числилась у нас как подарок некой Екатерины Лыжиной писателю Гончарову. В данный момент я не уверена, что экспонат исчез. Возможно, что мы его еще отыщем. Тут у нас переезды были, скорее всего, он куда-то закатился. Но если даже не отыщем, потеря не велика.
- Извините, - вклинился Карасев. - Как пропажа хотя бы выглядит?
- На вид мутный осколок стекла, небольшой, с пол-ладони, треугольной формы, похож на плексиглас. Право, даже не знаю, что он собой представляет, в чем его ценность и откуда он. Может, кусок от какого-то витража, может, застывшая смола. Мы никогда его не выставляли, потому что не знали, что это такое. Он всегда лежал у нас в хранилище. Вот, собственно, и все.
- Спасибо, - сказал устало Карасев. - А кто это, Екатерина Лыжина?
- Вероятно, какая-то петербургская подруга Гончарова. Чем она знаменита, нам не известно. Известен только год передачи этого осколка Гончарову. Это произошло в октябре 1872 года.
Карасев позвонил в литературный архив и попросил выяснить, кто это Екатерина Лыжина - петербургская подруга Гончарова. Из архива обещали позвонить сразу, как выяснят.
- Позвоните мне на сотовый, - попросил Тарас и отправился на улицу проветриться.
"Будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю", - подумал он.
31
Катя сидела в кресле перед горящим камином, держа на коленях деревянную икону и с ненавистью терпела, как Агафон гладил ее коленку. Чем выше поднималась его рука по ноге, задирая полы халата, тем невыносимей ей становилось. Наконец она не выдержала и сбросила его руку.
- М-Мемнонов, п-прекрати, м-меня тошнит!
- От меня? - обиженно пробурчал Мемнонов, заглядывая ей в глаза.
- Д-да не от тебя. А от всего этого... Не могу я, понимаешь? всхлипнула Катя. - Я и раньше не могла. Всегда сзади стоял тот мужик в кирзовых ботинках. А теперь, как мне п-показали его б-ботинки, тем более не могу. - Катю передернуло. - Д-думала, опять заикаться начну.
- Хорошо, не буду, - произнес Мемнонов, вставая. - Я буду воздерживаться, как Челентано, только не заикайся.
Он ушел на кухню, а Катя сняла телефонную трубку. Она набрала Аленкин номер и, услышав ее голос, заплакала:
- Катька ты, что ли? Боже мой! Ты где?
- Я здесь, в Твери! Отсиживаюсь на Мишкиной даче. С Агафоном. Меня, кажется, раскрыли. Я еле сбежала!
- Ничего! Немного отсидитесь. Потом смоетесь в Германию, как задумали. Главное, что дело сделано.
- Зря я ввязалась в эту авантюру, - всхлипнула Катя. - А главное, я поняла, что он мне отвратителен. Этот Мемнонов.
- Как это? Раньше не был отвратителен, а сейчас отвратителен? Хотя мне тоже. Весь их род мне отвратителен. Черт с ними! Как переедете границу, поделите деньги - тут же сделаешь ему ручкой. С деньгами ты независимая. А там найдешь своего Астерина...
- Слушай, Аленка! Вчера, когда сматывалась из Ульяновска, пробегаю я с чемоданом мимо какой-то помойки и вдруг вижу: из мусорного контейнера на меня смотрят родные глаза. Подхожу - мама родная! - в мусоре лежит иконка с лицом того самого человека, который приходил к нам помочь вылечить Стрелку. Помнишь? Который сказал, что с ним мы еще встретимся.
- Да ты что? Это какой-то знак! Только как его понимать?
- Сама не знаю. Иконку я подобрала и теперь с ней не расстаюсь.
В это мгновение огромная лапа Агафона легла на телефон. Катя вздрогнула.
- Ты что, с ума сошла - отсюда звонить? Никто не должен знать, что мы здесь. Даже Аленка. Она расскажет Мишке, Мишка моей Клавке, и тогда все пропало.
- Ты же сам звонил Клавдии...
Он снова облапил ее сзади.
- Пожалуйста, отстань! - простонала она и закрыла руками лицо.
И вдруг увидела вечернее кровавое солнце, заходящее за море. Это было дурным знамением. Троянцы были красными от лучей заката, будто их вымазали в крови. На площади у дворца Приама возвышался деревянный конь.
Горожане, глядя на него, ликовали, пили вино и жарили на вертелах мясо. Они праздновали победу, веселились, и только одна Кассандра была мрачной и угрюмой.
- Выпей вина, дочь моя! - улыбалась Гекуба. - Не пристало царской дочери в такой счастливый день быть невеселой.
- Это не счастливый день, это последний день священного Илиона, уныло отвечала Кассандра, не выпуская из рук осколок горного хрусталя, в который не решалась заглянуть.
- Елена нас может спасти, - прошептала она. - Из-за нее началась война, она же ее может и завершить.
Вот наконец на площади появилась и она, прекрасная Елена, сияющая как звезда и румяная от выпитого вина. Все восхищенные взоры мужчин и женщин устремились на нее. По толпе прокатился одобрительный гул, означающий, что самое прекрасное сокровище на земле осталось в Трое.
Кассандра подошла к ней и сказала:
- Настало время, Елена, исполнить свой долг перед Троей и отплатить за любовь горожан, так преданно защищавших тебя.
- Чем же мне отплатить за любовь? - засмеялась Елена.
- Говорят, ты очень искусно подражаешь женам греческих царей и героев. Представь себе, что в брюхе этой лошади сидит Одиссей, а ты Пенелопа, которая тосковала о нем десять лет.
Лицо Елены сделалось нежным, глаза затуманились.
- Как долго я ждала тебя, мой милый Одиссей! Как много тосковала о тебе, звала и молила богов, чтобы они поскорее приблизили этот день! воскликнула Елена голосом Пенелопы. - Но женское сердце не столь терпеливо, как мужское. Я снарядила корабль и пустилась в путь. И вот я здесь, рядом с тобой, в священной Трое, жду, когда ты спустишься и обнимешь меня своими сильными могучими руками! И я здесь, - воскликнула Елена уже голосом жены Энея, - приплыла вместе с Пенелопой, чтобы обнять тебя, мой дорогой муж!..
Елена вошла в раж. Ее глаза то весело сияли, то потухали. В них то появлялись слезы, то вспыхивали искры восторга. Она на разные голоса выкликивала имена греческих воинов, но в брюхе деревянного коня было по-прежнему тихо. Тихо было и в толпе. Все завороженно слушали Елену. Глаза мужчин были мутны, у женщин блестели слезы.
- Я бы не удержался, если бы меня так нежно позвала моя Гекуба, улыбнулся Приам и поглядел на жену.
Толпа вокруг ожила. Снова послышался смех. Со всех сторон обрушились похвалы актерскому дарованию прекрасной Елены. Толпа вновь принялась ликовать, танцевать, пить вино, крутить на вертелах мясо. И никто не услышал, как из брюха коня донесся железный лязг. Его услышала только Кассандра.
Она выхватила из рук раба горящий факел и поднесла его к хвосту коня. Подошла мать отобрала факел и велела покинуть площадь, чтобы не отравлять горожанам праздник своим безумством. Кассандра ушла в храм и кинулась на алтарь Зевса.
Она пролежала, недвижимая, до глубокой ночи. А в полночь вышла из храма и пошла по ночному городу. Троя спала глубоким сном. Улицы города пахли щедро политым вином. Везде были следы дневного пиршества: под ногами валялись раздавленные кувшины и кубки, вертела и ножи. Многие троянцы, утомленные дневной жарой и сладким вином, спали на улице, кто лежа, на собственной ладони, кто полуоблокотившись о стены домов и храмов.
И вдруг Кассандра увидела в проеме стены, через который втащили в город коня, горящий костер. Он разгорался все сильнее и жарче, и какой-то грек сновал вокруг него и подкидывал в огонь дрова. Кассандра узнала его. Это был пленник Синон. Она забралась на стену, чтобы лучше видеть, что происходит, для чего этот греческий плут развел такой огромный костер, и вдруг ужас охватил ее: к этому проему в стене ползли вооруженные орды греков.
- Проснитесь, троянцы! - что есть силы закричала она.
Но кто-то сзади зажал ей рот. Она вырвалась из этих страшных железных лап и увидела, что перед ней Аякс, снискавший славу самого жестокого и беспощадного воина.
Кассандра что есть духу бросилась наутек. Она понеслась в сторону дворца Приама, как вдруг, не добежав до площади, увидела, что с нее пауками расползаются по улицам вооруженные до зубов греки. Это были те самые, что сидели в брюхе коня.
Греки быстро и бесшумно разили мечами и копьями спящих на земле троянцев. Многие умирали без стонов, так и не проснувшись, некоторые, отлепляя головы от стен и собственных ладоней, приходили в себя, но тут же получали смертельный удар в живот.
Кассандра бежала по городу и чувствовала, что Аякс не отстает ни на шаг. Она трижды спотыкалась о кубки и кувшины, трижды падала на землю, но опять вскакивала и снова мчалась куда несли ноги. А по сторонам начиналась великая бойня.
Уже слышался визг детей и женщин. Троянцы защищались кто чем мог. Они бросали в греков горящие головни, утварь, столы, за которыми только что пировали; они бились вертелами, на которых недавно жарили мясо. А греки кромсали всех подряд, не щадя даже младенцев. Кассандра услышала, как дворец ее отца наполнился детскими и женскими воплями, а потом краем глаза увидела, как он все ярче занимается огнем.
У храма Зевса была резня, и дева, нырнув в темный проулок, помчалась к храму богини Афины. За ней последовал и Аякс.
Кассандра вбежала в святилище Афины Паллады, припала к ее статуе, крепко обвив ее рукой, в которой был зажат осколок горного хрусталя, а другую руку воздела к небу.
- Спаси меня, великая богиня Афина! - воскликнула она и в ту же минуту услышала сзади тяжелые шаги Аякса.
- Не смей дотрагиваться до жрицы Зевса и дочери царя! - вскричала она, холодея от ужаса.
Аякс расхохотался и бросил меч на пол. Он медленно подошел к Кассандре, взял ее за руку и посмотрел в глаза. Взгляд его был холодным и мутным.
- Не смей в святилище! - прошептала она, вжимаясь в статую Афины.
Аякс с такой силой рванул ее руку, что статуя Афины качнулась и полетела вслед за ней. Богиня тяжело упала на пол, не задев Кассандры, и разбилась на мелкие куски. В ту же секунду вещая дева почувствовала, что выпустила из рук осколок горного хрусталя.
Аякс сильно прижал ее к себя, затем, оттолкнув, ладонью пригнул голову и задрал тунику. Последнее, что она увидела, его измочаленные сандалии и каменный пол с разбитыми кусками Афины Паллады...
Катя очнулась от того, что почувствовала, как Мемнонов опять гладит ее ногу. Его рука уже касалась трусиков, а глаза уже ничего не видели.
- Да, отстань ты, я сказала! - воскликнула Катя, вскакивая с кресла. Совсем окосел, что ли?
Но Мемнонов не отстал. Он прижал ее к стенке и, как пьяный, навалился всей своей плотью.
- Катька, - прошептал он. - Ты мне всю душу вымотала.
Агафон расстегнул ей халат. И вцепился в трусики.
- Черт с тобой, - прохрипела она сквозь зубы. - Раздевайся и ложись в постель.
- Правда? - дурашливо воскликнул он. - Ты не шутишь, Катька?
Девушка оттолкнула его и молча сбросила с плеч уже расстегнутый до последней пуговицы халат. Она осталась только в лифчике и тоненьких трусиках.
Он восхищенно уставился на нее.
- Ну у тебя и фигура. Как у богини!
Мемнонов скинул с себя рубашку и опять с разомлевшим видом полез к Кате, но она цыкнула:
- Тише! По-моему, дверь отпирают.
Мемнонов замер.
- Точно отпирают, - тяжело дыша, прохрипел он. - Не вздумай одеться! Я сейчас разберусь.
Он направился в прихожую, а она взяла с кресла икону с лицом Астерина и прижала к груди.
32
В кафе Карасев встретил Берестова с Галкой и очень им обрадовался. Галка пила шампанское, а Берестов по обыкновению ей что-то заливал. Их веселый и беспечный вид несколько поднял настроение следователя.
- Ведем праздную жизнь в рабочее время! - сказал Карасев, подойдя к их столику.
- Тарас, привет! - засмеялся Берестов. - Давай, садись! Сегодня пьем и веселимся!
Он тут же слетал еще за одним бокалом и с краями налил шампанского. Затем подмигнул Карасеву:
- Берию уже арестовали?
Галка покатилась со смеху, а Карасев нахмурился.
- Тут дела почище...
Берестов сразу сделался серьезным. Он придвинул Карасеву стул и спросил полушепотом:
- Взял след убийцы? Мне сказать можешь. Я - могила.
- Я тоже одной ногой в могиле, - выкатила глаза Галка.
Карасев не спеша выпил шампанское, отломил дольку шоколадки и только после этого удостоил друзей великодушным взглядом. Их глаза готовы были лопнуть от любопытства.
- Знаете, кто был этот сторож, которого прибили? "Маньяк-антихрист!"
Галка ахнула и закрыла ладонью рот. Берестов недоуменно поднял брови.
- Потом я тебе расскажу, - цыкнула она на Леню. - Дальше, дальше, Тарас! Кто грохнул сторожа?
- Подозреваю, что его первая жертва - Катя Александрова...
И Тарас, взяв с них клятву молчания, рассказал все, начиная с того, как этот маньяк надругался над приехавшей из Твери семнадцатилетней студенткой прямо на крыльце церкви, в которой она искала спасения, и как потом насильника не могли поймать, потому что он был хитер, осторожен и бегал, как собака; Тарас не утаил, что десять лет спустя Катя Александрова снова появилась в этом городе, поступила в университет, в котором ей не довелось учиться из-за насильника, и устроилась на работу в тот самый музей, где работал сторожем "Маньяк-антихрист". Одновременно в музее проходила выставка восковых фигур, и на пальцах Берии оказалась кровь убитого сторожа...
- Какой ужас! - затряслась Галка. - Просто мистика какая-то...
Берестов был задумчив и молчалив. Он смотрел в пространство и что-то вспоминал.
- Восковые фигуры здесь вообще ни при чем, - пробормотал он еле слышно. - Это случайность.
Неожиданно глаза его вспыхнули. Он ошеломленно уставился на Тараса и поднял палец кверху.
- Помнишь, я тебе говорил, что, когда я отрубился в музее, Берия мне не снился. Мне снилось что-то античное. Море, закат. На фоне заката вытащенные на берег корабли и около них ахейцы в шлемах и красных плащах.
- Боже мой! - перекрестилась Галка и судорожно отпила из своего бокала.
- Дальше-то что? - усмехнулся Тарас.
- А дальше... - Взгляд Берестова снова погрузился в пространство. Дальше? Хм... Мне кажется, нечто такое уже происходило в истории. Кто-то уже искал защиту от насильника в храме... Но это не помогло... - И вдруг глаза Берестова просветлели. - Вспомнил! Это вещая Кассандра искала спасения в святилище богини Афины, когда греки ворвались в Трою. А над ней надругался Аякс прямо перед алтарем. Греки были в ужасе. Боги тоже были в ужасе. Греки хотели за это Аякса казнить, но по какой-то причине не казнили. А боги наказали. Когда греки возвращались на родину, боги послали им бурю. Корабль Аякса разбило о скалы, все погибли, а он уцепился за скалу. Он было обрадовался, что обвел вокруг пальца и смертных, и бессмертных, но Зевс метнул в скалу молнию, она оторвалась и погребла Аякса в море.
Карасев побледнел.
- Что с тобой? - удивился Берестов.
- Да... ведь его жена рассказывала, что ему накануне приснился точно такой же сон, который ты сейчас рассказал, - пробормотал растерянно Тарас.
- Кому? - удивился Берестов.
- Локридскому...
Пришла очередь бледнеть Берестову.
- Локридскому? - повторил он. - Фамилия сторожа Локридский? Вот это ничего себе! Ты знаешь, кто был Аякс? - блеснул глазами Берестов. Предводитель ополчения локридов!
Оба онемели и с открытыми ртами уставились друг на друга. Не онемела только Галка. Она их обоих взяла за грудки и стала трясти.
- Дальше, мужики! Дальше!
- Дальше? - очнулся Берестов и перевел взор на Галку. - В истории все повторяется.
- Это я уже слышала! - нетерпеливо перебила Галка. - Так это Катя Александрова замочила Локридского?
- Катя Александрова, - пробормотал задумчиво Берестов и вытаращил глаза. - А знаете ли вы, господа, что время у имен съедает окончание, а у фамилий начало. Произнесите "Катя Александрова" одним словом.
- Ка...сандра... - пробормотала Галка и вдруг хлопнула себя по губам. - Мистика какая-то... Так, значит, она отомстила?
- Да не отомстила она! - стукнул по столу Тарас. - Дело в том, что она сама не знала, что Локридский и есть тот самый насильник.
- Тогда за что она его убила? - выкатила глазища Галка.
- Убила не она, - поморщился Тарас. - А, скорее всего, ее сообщник. А вот за что - ума не приложу!
Все трое замолчали и угрюмо уставились в стол. После трехминутной тишины Берестов нарушил молчание.
- Галка, у тебя Гомер есть? Умри, не помню, что было дальше, после разгрома Трои.
- Нет у меня Гомера.
- А Вергилий есть?
- И Вергилия нет.
- Как ты живешь, Галка, без Вергилия в этой дыре?
Берестов лихо выпил бокал шампанского и уткнулся лбом в ладони.
- Действительно, если никто не знал, что Локридский маньяк, за что его убили?
Компания в раздумье провела еще с полчаса, при этом была выпита еще одна бутылка шампанского, затем бутылка хереса, и Берестов уже собрался было добавить ко всему этому бутылку коньяку, но у Карасева неожиданно зазвонил мобильный. Звонили из литературного архива.
- Вы Тарас Карасев? Мы выяснили, кто такая Екатерина Лыжина. Это дочь почетного гражданина Санкт-Петербурга Петра Александровича Лыжина. Ее полное имя Екатерина Петровна Лыжина. В 1852 году в двадцатишестилетнем возрасте она вышла замуж за купца из Амстердама, имевшего российское гражданство, Генриха Шлимана, о чем свидетельствует запись Исаакиевского собора. В 1855 году у них родился сын Сергей, в 1859 году - дочь Наталья. В 1868 году Екатерина Петровна разводится со своим мужем и замуж больше не выходит. Вот, собственно, и все, что мы нашли по Екатерине Лыжиной. Всего доброго.
Карасев сунул телефон в карман и улыбнулся Берестову и Галке, они не сводили с него хоть уже и несколько помутневших, но все еще любопытных взоров.
И вдруг на Карасева снизошло прозрение.
- Господа, - произнес он полушепотом. - Теперь я, кажется, понял, за что грохнули Локридского.
- За что? - воскликнула окосевшая парочка.
- Потом!
Карасев вскочил и поспешил на выход.
- Ты куда? - крикнул вслед Берестов.
- Объявлять всероссийский розыск...
Карасев летел по улицам, и все фрагменты этой путаной истории выстраивались в одну логическую линию. Эрмитаж. Екатерина. Гончаров. Появление Кати. Исчезновение связки ключей. Убийство Локридского. Наконец, исчезновение подарка Екатерины - этого желтого невзрачного осколка.
Возвратившись в отдел, Карасев, прежде чем пойти к начальству с требованием об объявлении всероссийского розыска Екатерины Александровой и Агафона Мемнонова, зашел к компьютерный отдел.
- Мне срочно нужны данные о сокровищах Генриха Шлимана, найденных при раскопках Трои, - сказал Карасев.
- Сейчас найдем! - ответила интернетчица Марина.
Через пятнадцать минут на экране компьютера появились цветные репродукции археологических раскопок Трои: золотые кубки, чаши, цепочки, украшения, золотые маски, сохранившие лица умерших, набалдашники от мечей из горного хрусталя.
- Что там еще из горного хрусталя? - спросил Карасев, вглядываясь в экран.
- Вот еще есть чаши, бусы, серьги. Осколки от витражей... - произнесла Марина.
- Спасибо, - произнес Тарас. - Теперь мне все ясно.
33
Все встало на свои места. В фондах ульяновского музея хранился уникальный экспонат, найденный Шлиманом при раскопках Трои, экспонату было около трех с половиной тысяч лет. Его подарил своей жене Екатерине сам Генрих Шлиман в 1871 году уже после развода, поскольку продолжал материально поддерживать семью. Но русская жена Шлимана не оценила подарок и подарила осколок писателю Гончарову. Вот как этот осколок оказался в ульяновском музее, в отделе Гончарова.
Александрова, естественно, узнала об этом подарке Екатерины писателю из архивов. Девушка сообразила, что похитить этот экспонат, стоимостью более миллиона долларов, из провинциального музея не представляет большого труда, тем более что персонал музея не понимал, что за предмет лежит у них в запасниках музея.
Она устраивается в Гончаровский отдел на полставки младшей научной сотрудницы. Ее берут с удовольствием. Кто же еще согласится работать в провинциальном музее почти на голом энтузиазме? Параллельно поступает в университет. Это как бы главная причина приезда сюда. Чтобы не было подозрений. Копается в архивах Гончарова и узнает, где и под каким номером хранится в подвале экспонат. Она крадет у Михайловой связку ключей, заказывает копию ключа от подвала, тщательно промывает ключи растворителем и возвращает. Здесь уже без сообщника не обошлось. Наверняка это он заказывал копию в мастерской и промывал ключи растворителем. Наверняка он и разрабатывал детали этой операции и, как пить дать, уже нашел покупателя на этот осколок. Скорее всего, за границей.
Итак, третьего октября Александрова запирается у себя в кабинете. Ближе к одиннадцати, прокравшись мимо дверей сторожа в вестибюль, она блокирует магнитом дверь и впускает сообщника...
Тут Карасев стукнул себя по лбу. Почему эта операция была назначена на третье? Да потому что третьего по НТВ транслировался футбол между "Спартаком" и "Динамо". Локридский - любитель футбола. Трансляция матча начиналась в половине одиннадцатого, а в одиннадцать его убили. Это гениально - впустить сообщника именно во время футбола. Кстати, наконец объяснилось и то, почему Локридского грохнули ключом в коридорчике, а не в каптерке.
Карасев напряг все свои извилины и вдруг понял, что Локридский случайная жертва. Его вообще не планировали убивать! Поэтому-то сторожа и пристукнули случайным орудием. Хотя в общем-то... в мире нет ничего случайного...
Карасев набрал номер Михайловой.
- Зоя Павловна! - попросил он. - Сосредоточьтесь и вспомните: когда в ночь перед убийством вы сдавали сигнализацию на пульт, включали вы дополнительный прибор, который выведен на подвал?
- Что вы! Мы местную сигнализацию подвала уже сто лет не включаем, ответила она. - Какой от нее смысл, когда она срабатывает только у сторожа в каптерке. Пульта она не касается. Хотя нет! Стойте! Тарас Александрович! А ведь точно, я ее включила. Точно-точно! Когда я выпроводила этих архаровцев из подвала, у меня было такое чувство, что у них там осталась третья бутылка и они полны решимости за ней вернуться. Вот я и включила.
- Есть телефон этой вашей знакомой?
- У ней нет телефона. Могу продиктовать адрес.
Записав адрес, Карасев тут же поехал к бабке Матрене. Через двадцать минут он уже звонил в ее квартиру. Открыла маленькая щупленькая старушонка со слезящимися глазами.
- Катя дома? - спросил Карасев.
- Нет! Кати нет! - улыбнулась старушонка. - Вчера она съехала. Муж-то у нее еще неделю назад съехал, а она вчера пришла с работы, собрала чемодан и подалась.
- Куда?
- Откуда я знаю куда! А вы кто?
Тарас вытащил из кармана удостоверение и сунул бабке в нос.
- Вы сказали, с мужем?
- Да не муж он ей вовсе, - махнула рукой бабка, затем посмотрела по сторонам и поманила пальцем. - Какой же это муж? То исчезает куда-то недели на три, то появляется на один день. Правда, за квартиру они платили всегда исправно, за двоих, как полагается. Но в основном она жила одна. Муж только иногда наведывался. А когда наведывался, - бабка снова посмотрела по сторонам и снизила голос до шепота, - тогда она ему стелила на полу, хотя диван в ихней комнате двуспальный. Дай-ка, думаю я, посмотрю в ее паспорте, что это у нее за муж. Открываю я паспорт - а он чист. Она вообще не замужем. А когда приехал он, я заглянула и в его паспорт. Он, оказывается, женат. Но на другой. У них фамилии-то разные. Она, значит, Екатерина Александрова, а он Агафон Мемнонов. Так вот, у него по паспорту жену Клавдией зовут. Детей нет. Прописка у обоих тверская.
- А какой он из себя, этот Агафон? - спросил Тарас.
- Здоровый, - ответила бабка.
30
Примчавшись в отдел, Карасев первым делом позвонил в Тверь, Катиной маме.
- Она уже четыре года работает в Эрмитаже, в Санкт-Петербурге, удивленно ответила мама. - А здесь появляется только в отпуск, и то бывает не больше недели.
- Если появится, сообщите! - попросил Карасев и позвонил в Эрмитаж.
- Да, - подтвердили там. - Екатерина Александровна у нас действительно работает на должности научного сотрудника. Но в данный момент находится в творческом отпуске. Скоро должна выйти. У нее отпуск до пятнадцатого октября. Она пишет книгу о деятельности Гончарова в Петербурге.
- Все бы так писали, - проворчал Тарас и запросил в тверской "справке" адрес Агафона Мемнонова, если такой окажется. Такой в "справке" оказался. Карасеву продиктовали не только адрес, но и телефон.
Следователь позвонил. Ответила женщина с тяжелым медленным говором, которая представилась женой Агафона Мемнонова.
- В данный момент муж в зарубежной командировке, - ответила она.
Это единственное, что внятно произнесла женщина. Что за командировка, от какой фирмы, когда отбыл муж и, главное, когда вернется обратно, - от женщины добиться не удалось.
- Его дел я не знаю и в них не вмешиваюсь, - отрезала она и положила трубку.
Карасев запросил Тверское УВД и попросил навести справке о Мемнонове. Через час служба УВД ответила, что такая фамилия у них фигурировала в одном деле, связанном с убийством. Только замешан в нем был не Агафон, а его младший брат Михаил, который из ревности к своей гражданской жене спровоцировал уличную драку с братьями Леоновыми, Борисом и Геннадием. В драку со стороны Мемнонова был втянут некий Алексей Колесов. Он-то и нанес ножом Геннадию Леонову смертельное ранение в живот.
Карасев попросил дать адреса всех тверских предприятий, имеющих выход на зарубеж. Их оказалось восемнадцать. Но ни в одном из них не знали Агафона Мемнонова.
- Скорее всего, это челнок, - сообщили в пресс-службе.
После чего раздался звонок из музея. Звонила Михайлова.
- Тарас Александрович, - сказала она. - Я завершила опись фондов музея. В принципе все на месте, за исключением одного мелкого экспонатика. Это совсем незначительная вещица. Честно говоря, мы сами не знаем, что это такое. Она в музейном фонде числилась у нас как подарок некой Екатерины Лыжиной писателю Гончарову. В данный момент я не уверена, что экспонат исчез. Возможно, что мы его еще отыщем. Тут у нас переезды были, скорее всего, он куда-то закатился. Но если даже не отыщем, потеря не велика.
- Извините, - вклинился Карасев. - Как пропажа хотя бы выглядит?
- На вид мутный осколок стекла, небольшой, с пол-ладони, треугольной формы, похож на плексиглас. Право, даже не знаю, что он собой представляет, в чем его ценность и откуда он. Может, кусок от какого-то витража, может, застывшая смола. Мы никогда его не выставляли, потому что не знали, что это такое. Он всегда лежал у нас в хранилище. Вот, собственно, и все.
- Спасибо, - сказал устало Карасев. - А кто это, Екатерина Лыжина?
- Вероятно, какая-то петербургская подруга Гончарова. Чем она знаменита, нам не известно. Известен только год передачи этого осколка Гончарову. Это произошло в октябре 1872 года.
Карасев позвонил в литературный архив и попросил выяснить, кто это Екатерина Лыжина - петербургская подруга Гончарова. Из архива обещали позвонить сразу, как выяснят.
- Позвоните мне на сотовый, - попросил Тарас и отправился на улицу проветриться.
"Будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю", - подумал он.
31
Катя сидела в кресле перед горящим камином, держа на коленях деревянную икону и с ненавистью терпела, как Агафон гладил ее коленку. Чем выше поднималась его рука по ноге, задирая полы халата, тем невыносимей ей становилось. Наконец она не выдержала и сбросила его руку.
- М-Мемнонов, п-прекрати, м-меня тошнит!
- От меня? - обиженно пробурчал Мемнонов, заглядывая ей в глаза.
- Д-да не от тебя. А от всего этого... Не могу я, понимаешь? всхлипнула Катя. - Я и раньше не могла. Всегда сзади стоял тот мужик в кирзовых ботинках. А теперь, как мне п-показали его б-ботинки, тем более не могу. - Катю передернуло. - Д-думала, опять заикаться начну.
- Хорошо, не буду, - произнес Мемнонов, вставая. - Я буду воздерживаться, как Челентано, только не заикайся.
Он ушел на кухню, а Катя сняла телефонную трубку. Она набрала Аленкин номер и, услышав ее голос, заплакала:
- Катька ты, что ли? Боже мой! Ты где?
- Я здесь, в Твери! Отсиживаюсь на Мишкиной даче. С Агафоном. Меня, кажется, раскрыли. Я еле сбежала!
- Ничего! Немного отсидитесь. Потом смоетесь в Германию, как задумали. Главное, что дело сделано.
- Зря я ввязалась в эту авантюру, - всхлипнула Катя. - А главное, я поняла, что он мне отвратителен. Этот Мемнонов.
- Как это? Раньше не был отвратителен, а сейчас отвратителен? Хотя мне тоже. Весь их род мне отвратителен. Черт с ними! Как переедете границу, поделите деньги - тут же сделаешь ему ручкой. С деньгами ты независимая. А там найдешь своего Астерина...
- Слушай, Аленка! Вчера, когда сматывалась из Ульяновска, пробегаю я с чемоданом мимо какой-то помойки и вдруг вижу: из мусорного контейнера на меня смотрят родные глаза. Подхожу - мама родная! - в мусоре лежит иконка с лицом того самого человека, который приходил к нам помочь вылечить Стрелку. Помнишь? Который сказал, что с ним мы еще встретимся.
- Да ты что? Это какой-то знак! Только как его понимать?
- Сама не знаю. Иконку я подобрала и теперь с ней не расстаюсь.
В это мгновение огромная лапа Агафона легла на телефон. Катя вздрогнула.
- Ты что, с ума сошла - отсюда звонить? Никто не должен знать, что мы здесь. Даже Аленка. Она расскажет Мишке, Мишка моей Клавке, и тогда все пропало.
- Ты же сам звонил Клавдии...
Он снова облапил ее сзади.
- Пожалуйста, отстань! - простонала она и закрыла руками лицо.
И вдруг увидела вечернее кровавое солнце, заходящее за море. Это было дурным знамением. Троянцы были красными от лучей заката, будто их вымазали в крови. На площади у дворца Приама возвышался деревянный конь.
Горожане, глядя на него, ликовали, пили вино и жарили на вертелах мясо. Они праздновали победу, веселились, и только одна Кассандра была мрачной и угрюмой.
- Выпей вина, дочь моя! - улыбалась Гекуба. - Не пристало царской дочери в такой счастливый день быть невеселой.
- Это не счастливый день, это последний день священного Илиона, уныло отвечала Кассандра, не выпуская из рук осколок горного хрусталя, в который не решалась заглянуть.
- Елена нас может спасти, - прошептала она. - Из-за нее началась война, она же ее может и завершить.
Вот наконец на площади появилась и она, прекрасная Елена, сияющая как звезда и румяная от выпитого вина. Все восхищенные взоры мужчин и женщин устремились на нее. По толпе прокатился одобрительный гул, означающий, что самое прекрасное сокровище на земле осталось в Трое.
Кассандра подошла к ней и сказала:
- Настало время, Елена, исполнить свой долг перед Троей и отплатить за любовь горожан, так преданно защищавших тебя.
- Чем же мне отплатить за любовь? - засмеялась Елена.
- Говорят, ты очень искусно подражаешь женам греческих царей и героев. Представь себе, что в брюхе этой лошади сидит Одиссей, а ты Пенелопа, которая тосковала о нем десять лет.
Лицо Елены сделалось нежным, глаза затуманились.
- Как долго я ждала тебя, мой милый Одиссей! Как много тосковала о тебе, звала и молила богов, чтобы они поскорее приблизили этот день! воскликнула Елена голосом Пенелопы. - Но женское сердце не столь терпеливо, как мужское. Я снарядила корабль и пустилась в путь. И вот я здесь, рядом с тобой, в священной Трое, жду, когда ты спустишься и обнимешь меня своими сильными могучими руками! И я здесь, - воскликнула Елена уже голосом жены Энея, - приплыла вместе с Пенелопой, чтобы обнять тебя, мой дорогой муж!..
Елена вошла в раж. Ее глаза то весело сияли, то потухали. В них то появлялись слезы, то вспыхивали искры восторга. Она на разные голоса выкликивала имена греческих воинов, но в брюхе деревянного коня было по-прежнему тихо. Тихо было и в толпе. Все завороженно слушали Елену. Глаза мужчин были мутны, у женщин блестели слезы.
- Я бы не удержался, если бы меня так нежно позвала моя Гекуба, улыбнулся Приам и поглядел на жену.
Толпа вокруг ожила. Снова послышался смех. Со всех сторон обрушились похвалы актерскому дарованию прекрасной Елены. Толпа вновь принялась ликовать, танцевать, пить вино, крутить на вертелах мясо. И никто не услышал, как из брюха коня донесся железный лязг. Его услышала только Кассандра.
Она выхватила из рук раба горящий факел и поднесла его к хвосту коня. Подошла мать отобрала факел и велела покинуть площадь, чтобы не отравлять горожанам праздник своим безумством. Кассандра ушла в храм и кинулась на алтарь Зевса.
Она пролежала, недвижимая, до глубокой ночи. А в полночь вышла из храма и пошла по ночному городу. Троя спала глубоким сном. Улицы города пахли щедро политым вином. Везде были следы дневного пиршества: под ногами валялись раздавленные кувшины и кубки, вертела и ножи. Многие троянцы, утомленные дневной жарой и сладким вином, спали на улице, кто лежа, на собственной ладони, кто полуоблокотившись о стены домов и храмов.
И вдруг Кассандра увидела в проеме стены, через который втащили в город коня, горящий костер. Он разгорался все сильнее и жарче, и какой-то грек сновал вокруг него и подкидывал в огонь дрова. Кассандра узнала его. Это был пленник Синон. Она забралась на стену, чтобы лучше видеть, что происходит, для чего этот греческий плут развел такой огромный костер, и вдруг ужас охватил ее: к этому проему в стене ползли вооруженные орды греков.
- Проснитесь, троянцы! - что есть силы закричала она.
Но кто-то сзади зажал ей рот. Она вырвалась из этих страшных железных лап и увидела, что перед ней Аякс, снискавший славу самого жестокого и беспощадного воина.
Кассандра что есть духу бросилась наутек. Она понеслась в сторону дворца Приама, как вдруг, не добежав до площади, увидела, что с нее пауками расползаются по улицам вооруженные до зубов греки. Это были те самые, что сидели в брюхе коня.
Греки быстро и бесшумно разили мечами и копьями спящих на земле троянцев. Многие умирали без стонов, так и не проснувшись, некоторые, отлепляя головы от стен и собственных ладоней, приходили в себя, но тут же получали смертельный удар в живот.
Кассандра бежала по городу и чувствовала, что Аякс не отстает ни на шаг. Она трижды спотыкалась о кубки и кувшины, трижды падала на землю, но опять вскакивала и снова мчалась куда несли ноги. А по сторонам начиналась великая бойня.
Уже слышался визг детей и женщин. Троянцы защищались кто чем мог. Они бросали в греков горящие головни, утварь, столы, за которыми только что пировали; они бились вертелами, на которых недавно жарили мясо. А греки кромсали всех подряд, не щадя даже младенцев. Кассандра услышала, как дворец ее отца наполнился детскими и женскими воплями, а потом краем глаза увидела, как он все ярче занимается огнем.
У храма Зевса была резня, и дева, нырнув в темный проулок, помчалась к храму богини Афины. За ней последовал и Аякс.
Кассандра вбежала в святилище Афины Паллады, припала к ее статуе, крепко обвив ее рукой, в которой был зажат осколок горного хрусталя, а другую руку воздела к небу.
- Спаси меня, великая богиня Афина! - воскликнула она и в ту же минуту услышала сзади тяжелые шаги Аякса.
- Не смей дотрагиваться до жрицы Зевса и дочери царя! - вскричала она, холодея от ужаса.
Аякс расхохотался и бросил меч на пол. Он медленно подошел к Кассандре, взял ее за руку и посмотрел в глаза. Взгляд его был холодным и мутным.
- Не смей в святилище! - прошептала она, вжимаясь в статую Афины.
Аякс с такой силой рванул ее руку, что статуя Афины качнулась и полетела вслед за ней. Богиня тяжело упала на пол, не задев Кассандры, и разбилась на мелкие куски. В ту же секунду вещая дева почувствовала, что выпустила из рук осколок горного хрусталя.
Аякс сильно прижал ее к себя, затем, оттолкнув, ладонью пригнул голову и задрал тунику. Последнее, что она увидела, его измочаленные сандалии и каменный пол с разбитыми кусками Афины Паллады...
Катя очнулась от того, что почувствовала, как Мемнонов опять гладит ее ногу. Его рука уже касалась трусиков, а глаза уже ничего не видели.
- Да, отстань ты, я сказала! - воскликнула Катя, вскакивая с кресла. Совсем окосел, что ли?
Но Мемнонов не отстал. Он прижал ее к стенке и, как пьяный, навалился всей своей плотью.
- Катька, - прошептал он. - Ты мне всю душу вымотала.
Агафон расстегнул ей халат. И вцепился в трусики.
- Черт с тобой, - прохрипела она сквозь зубы. - Раздевайся и ложись в постель.
- Правда? - дурашливо воскликнул он. - Ты не шутишь, Катька?
Девушка оттолкнула его и молча сбросила с плеч уже расстегнутый до последней пуговицы халат. Она осталась только в лифчике и тоненьких трусиках.
Он восхищенно уставился на нее.
- Ну у тебя и фигура. Как у богини!
Мемнонов скинул с себя рубашку и опять с разомлевшим видом полез к Кате, но она цыкнула:
- Тише! По-моему, дверь отпирают.
Мемнонов замер.
- Точно отпирают, - тяжело дыша, прохрипел он. - Не вздумай одеться! Я сейчас разберусь.
Он направился в прихожую, а она взяла с кресла икону с лицом Астерина и прижала к груди.
32
В кафе Карасев встретил Берестова с Галкой и очень им обрадовался. Галка пила шампанское, а Берестов по обыкновению ей что-то заливал. Их веселый и беспечный вид несколько поднял настроение следователя.
- Ведем праздную жизнь в рабочее время! - сказал Карасев, подойдя к их столику.
- Тарас, привет! - засмеялся Берестов. - Давай, садись! Сегодня пьем и веселимся!
Он тут же слетал еще за одним бокалом и с краями налил шампанского. Затем подмигнул Карасеву:
- Берию уже арестовали?
Галка покатилась со смеху, а Карасев нахмурился.
- Тут дела почище...
Берестов сразу сделался серьезным. Он придвинул Карасеву стул и спросил полушепотом:
- Взял след убийцы? Мне сказать можешь. Я - могила.
- Я тоже одной ногой в могиле, - выкатила глаза Галка.
Карасев не спеша выпил шампанское, отломил дольку шоколадки и только после этого удостоил друзей великодушным взглядом. Их глаза готовы были лопнуть от любопытства.
- Знаете, кто был этот сторож, которого прибили? "Маньяк-антихрист!"
Галка ахнула и закрыла ладонью рот. Берестов недоуменно поднял брови.
- Потом я тебе расскажу, - цыкнула она на Леню. - Дальше, дальше, Тарас! Кто грохнул сторожа?
- Подозреваю, что его первая жертва - Катя Александрова...
И Тарас, взяв с них клятву молчания, рассказал все, начиная с того, как этот маньяк надругался над приехавшей из Твери семнадцатилетней студенткой прямо на крыльце церкви, в которой она искала спасения, и как потом насильника не могли поймать, потому что он был хитер, осторожен и бегал, как собака; Тарас не утаил, что десять лет спустя Катя Александрова снова появилась в этом городе, поступила в университет, в котором ей не довелось учиться из-за насильника, и устроилась на работу в тот самый музей, где работал сторожем "Маньяк-антихрист". Одновременно в музее проходила выставка восковых фигур, и на пальцах Берии оказалась кровь убитого сторожа...
- Какой ужас! - затряслась Галка. - Просто мистика какая-то...
Берестов был задумчив и молчалив. Он смотрел в пространство и что-то вспоминал.
- Восковые фигуры здесь вообще ни при чем, - пробормотал он еле слышно. - Это случайность.
Неожиданно глаза его вспыхнули. Он ошеломленно уставился на Тараса и поднял палец кверху.
- Помнишь, я тебе говорил, что, когда я отрубился в музее, Берия мне не снился. Мне снилось что-то античное. Море, закат. На фоне заката вытащенные на берег корабли и около них ахейцы в шлемах и красных плащах.
- Боже мой! - перекрестилась Галка и судорожно отпила из своего бокала.
- Дальше-то что? - усмехнулся Тарас.
- А дальше... - Взгляд Берестова снова погрузился в пространство. Дальше? Хм... Мне кажется, нечто такое уже происходило в истории. Кто-то уже искал защиту от насильника в храме... Но это не помогло... - И вдруг глаза Берестова просветлели. - Вспомнил! Это вещая Кассандра искала спасения в святилище богини Афины, когда греки ворвались в Трою. А над ней надругался Аякс прямо перед алтарем. Греки были в ужасе. Боги тоже были в ужасе. Греки хотели за это Аякса казнить, но по какой-то причине не казнили. А боги наказали. Когда греки возвращались на родину, боги послали им бурю. Корабль Аякса разбило о скалы, все погибли, а он уцепился за скалу. Он было обрадовался, что обвел вокруг пальца и смертных, и бессмертных, но Зевс метнул в скалу молнию, она оторвалась и погребла Аякса в море.
Карасев побледнел.
- Что с тобой? - удивился Берестов.
- Да... ведь его жена рассказывала, что ему накануне приснился точно такой же сон, который ты сейчас рассказал, - пробормотал растерянно Тарас.
- Кому? - удивился Берестов.
- Локридскому...
Пришла очередь бледнеть Берестову.
- Локридскому? - повторил он. - Фамилия сторожа Локридский? Вот это ничего себе! Ты знаешь, кто был Аякс? - блеснул глазами Берестов. Предводитель ополчения локридов!
Оба онемели и с открытыми ртами уставились друг на друга. Не онемела только Галка. Она их обоих взяла за грудки и стала трясти.
- Дальше, мужики! Дальше!
- Дальше? - очнулся Берестов и перевел взор на Галку. - В истории все повторяется.
- Это я уже слышала! - нетерпеливо перебила Галка. - Так это Катя Александрова замочила Локридского?
- Катя Александрова, - пробормотал задумчиво Берестов и вытаращил глаза. - А знаете ли вы, господа, что время у имен съедает окончание, а у фамилий начало. Произнесите "Катя Александрова" одним словом.
- Ка...сандра... - пробормотала Галка и вдруг хлопнула себя по губам. - Мистика какая-то... Так, значит, она отомстила?
- Да не отомстила она! - стукнул по столу Тарас. - Дело в том, что она сама не знала, что Локридский и есть тот самый насильник.
- Тогда за что она его убила? - выкатила глазища Галка.
- Убила не она, - поморщился Тарас. - А, скорее всего, ее сообщник. А вот за что - ума не приложу!
Все трое замолчали и угрюмо уставились в стол. После трехминутной тишины Берестов нарушил молчание.
- Галка, у тебя Гомер есть? Умри, не помню, что было дальше, после разгрома Трои.
- Нет у меня Гомера.
- А Вергилий есть?
- И Вергилия нет.
- Как ты живешь, Галка, без Вергилия в этой дыре?
Берестов лихо выпил бокал шампанского и уткнулся лбом в ладони.
- Действительно, если никто не знал, что Локридский маньяк, за что его убили?
Компания в раздумье провела еще с полчаса, при этом была выпита еще одна бутылка шампанского, затем бутылка хереса, и Берестов уже собрался было добавить ко всему этому бутылку коньяку, но у Карасева неожиданно зазвонил мобильный. Звонили из литературного архива.
- Вы Тарас Карасев? Мы выяснили, кто такая Екатерина Лыжина. Это дочь почетного гражданина Санкт-Петербурга Петра Александровича Лыжина. Ее полное имя Екатерина Петровна Лыжина. В 1852 году в двадцатишестилетнем возрасте она вышла замуж за купца из Амстердама, имевшего российское гражданство, Генриха Шлимана, о чем свидетельствует запись Исаакиевского собора. В 1855 году у них родился сын Сергей, в 1859 году - дочь Наталья. В 1868 году Екатерина Петровна разводится со своим мужем и замуж больше не выходит. Вот, собственно, и все, что мы нашли по Екатерине Лыжиной. Всего доброго.
Карасев сунул телефон в карман и улыбнулся Берестову и Галке, они не сводили с него хоть уже и несколько помутневших, но все еще любопытных взоров.
И вдруг на Карасева снизошло прозрение.
- Господа, - произнес он полушепотом. - Теперь я, кажется, понял, за что грохнули Локридского.
- За что? - воскликнула окосевшая парочка.
- Потом!
Карасев вскочил и поспешил на выход.
- Ты куда? - крикнул вслед Берестов.
- Объявлять всероссийский розыск...
Карасев летел по улицам, и все фрагменты этой путаной истории выстраивались в одну логическую линию. Эрмитаж. Екатерина. Гончаров. Появление Кати. Исчезновение связки ключей. Убийство Локридского. Наконец, исчезновение подарка Екатерины - этого желтого невзрачного осколка.
Возвратившись в отдел, Карасев, прежде чем пойти к начальству с требованием об объявлении всероссийского розыска Екатерины Александровой и Агафона Мемнонова, зашел к компьютерный отдел.
- Мне срочно нужны данные о сокровищах Генриха Шлимана, найденных при раскопках Трои, - сказал Карасев.
- Сейчас найдем! - ответила интернетчица Марина.
Через пятнадцать минут на экране компьютера появились цветные репродукции археологических раскопок Трои: золотые кубки, чаши, цепочки, украшения, золотые маски, сохранившие лица умерших, набалдашники от мечей из горного хрусталя.
- Что там еще из горного хрусталя? - спросил Карасев, вглядываясь в экран.
- Вот еще есть чаши, бусы, серьги. Осколки от витражей... - произнесла Марина.
- Спасибо, - произнес Тарас. - Теперь мне все ясно.
33
Все встало на свои места. В фондах ульяновского музея хранился уникальный экспонат, найденный Шлиманом при раскопках Трои, экспонату было около трех с половиной тысяч лет. Его подарил своей жене Екатерине сам Генрих Шлиман в 1871 году уже после развода, поскольку продолжал материально поддерживать семью. Но русская жена Шлимана не оценила подарок и подарила осколок писателю Гончарову. Вот как этот осколок оказался в ульяновском музее, в отделе Гончарова.
Александрова, естественно, узнала об этом подарке Екатерины писателю из архивов. Девушка сообразила, что похитить этот экспонат, стоимостью более миллиона долларов, из провинциального музея не представляет большого труда, тем более что персонал музея не понимал, что за предмет лежит у них в запасниках музея.
Она устраивается в Гончаровский отдел на полставки младшей научной сотрудницы. Ее берут с удовольствием. Кто же еще согласится работать в провинциальном музее почти на голом энтузиазме? Параллельно поступает в университет. Это как бы главная причина приезда сюда. Чтобы не было подозрений. Копается в архивах Гончарова и узнает, где и под каким номером хранится в подвале экспонат. Она крадет у Михайловой связку ключей, заказывает копию ключа от подвала, тщательно промывает ключи растворителем и возвращает. Здесь уже без сообщника не обошлось. Наверняка это он заказывал копию в мастерской и промывал ключи растворителем. Наверняка он и разрабатывал детали этой операции и, как пить дать, уже нашел покупателя на этот осколок. Скорее всего, за границей.
Итак, третьего октября Александрова запирается у себя в кабинете. Ближе к одиннадцати, прокравшись мимо дверей сторожа в вестибюль, она блокирует магнитом дверь и впускает сообщника...
Тут Карасев стукнул себя по лбу. Почему эта операция была назначена на третье? Да потому что третьего по НТВ транслировался футбол между "Спартаком" и "Динамо". Локридский - любитель футбола. Трансляция матча начиналась в половине одиннадцатого, а в одиннадцать его убили. Это гениально - впустить сообщника именно во время футбола. Кстати, наконец объяснилось и то, почему Локридского грохнули ключом в коридорчике, а не в каптерке.
Карасев напряг все свои извилины и вдруг понял, что Локридский случайная жертва. Его вообще не планировали убивать! Поэтому-то сторожа и пристукнули случайным орудием. Хотя в общем-то... в мире нет ничего случайного...
Карасев набрал номер Михайловой.
- Зоя Павловна! - попросил он. - Сосредоточьтесь и вспомните: когда в ночь перед убийством вы сдавали сигнализацию на пульт, включали вы дополнительный прибор, который выведен на подвал?
- Что вы! Мы местную сигнализацию подвала уже сто лет не включаем, ответила она. - Какой от нее смысл, когда она срабатывает только у сторожа в каптерке. Пульта она не касается. Хотя нет! Стойте! Тарас Александрович! А ведь точно, я ее включила. Точно-точно! Когда я выпроводила этих архаровцев из подвала, у меня было такое чувство, что у них там осталась третья бутылка и они полны решимости за ней вернуться. Вот я и включила.