Страница:
— Я на выходные приеду к тебе в Андижан, — пообещал Алексей, когда утром попутный «газик» загудел возле домика. Водитель возвращался в город, и красавица уезжала с ним.
— Я сама к тебе приеду. Меня никогда не ищи, — сказала она на прощание. Алексей и не искал. Но каждый день поглядывал на дорогу. Тогда он и занялся изучением узбекского языка…
Звонок прозвенел в половине пятого. Ростоцкий вздрогнул. Так далеко от кабинета он улетел в своих мыслях.
— Нас посадили в Нижнем. Три часа маяли, и, кажется, теперь полетим. Во всяком случае, посадку объявили, — сообщил Ерожин.
Ростоцкий отзвонил домой Шуре и сказал, что привезет гостя:
— Я не знаю, каким временем располагает Петр, но если он сможет у нас заночевать, будь готова. Придумай что-нибудь на ужин, — попросил Алексей, накинул пуховик и вышел к машине.
Больше девяносто Алексей гнать не решился. На скользкой бетонке уже через пять километров он насчитал две аварии.
Каким чудом Ерожин сумел отыскать Халита, Ростоцкий не знал и гадать не хотел. Он был уверен, что Петр летит к нему именно по этому поводу и сам все расскажет. Немного удивила Алексея та таинственность, которой обставил свой прилет Ерожин. Почему он не хотел, чтобы Надя знала, куда отправился ее муж? Но Ростоцкий слово сдержал и в Москву не позвонил.
На посту, перед выездом на трассу Москва — Астрахань, машину остановили. Инспектор долго смотрел в документы и ходил вокруг микроавтобуса. Алексей боялся, что страж дороги решит проверить его на алкоголь. За обедом с немцами он выпил три рюмки водки, и запах мог сохраниться. Но обошлось. Не найдя повода для поборов, инспектор, глядя поверх головы Ростоцкого, вернул документы и козырнул на прощание.
Добравшись без приключений до аэропорта, Алексей запер свой микроавтобус и вошел в зал. Судя по табло, самолет из Москвы посадку еще не совершил. Ростоцкий расстегнул пуховик и уселся в кресло.
«Хорошо бы, если Ерожин привезет Халита с собой», — думал Ростоцкий и снова улетал в воспоминания.
Когда красавица узбечка навестила домик промысловиков еще раз, Халит дома был. Мудрый друг сразу понял, что женщина приехала к Алексею. Он покачал головой, и когда они на несколько минут остались одни, сказал Ростоцкому:
— Твоя, Алешка, взрослый. Женщин тебе надо, но не раскрывай ей свой сердца.
Но Ростоцкий не послушал старшего друга. Андижанская красавица знала секреты обольщения. Скоро она стала для Алексея как наркотик. Он часами сидел и смотрел на дорогу. Если ехала машина, вскакивал, и сердце его учащенно билось.
Ростоцкий так увлекся воспоминаниями, что не заметил надписи на табло. Только второе объявление по радио заставило его опомниться. Алексей стал соображать, как он узнает Ерожина. О внешних признаках они не успели договориться. Алексей со слов Шуры запомнил, что Ерожин так же белобрыс, как и он, и они чем-то схожи. Ростоцкий решил не рисковать и вынул мобильный телефон.
Мелодичный звонок раздался рядом. Алексей оглянулся и увидел спину мужчины в кожаной куртке Спортивная шапочка скрывала макушку пассажира, и прически объекта Алексей видеть не мог. Мужчина полез в карман и достал свой мобильный телефон. Ростоцкий подошел вплотную к обладателю кожаной куртки и спросил в трубку:
— Петр?
— Да, слушаю, — ответил мужчина.
— Оглянись, будь добр, — попросил Алексей. Петр оглянулся и увидел Ростоцкого с трубкой в руке. Они пожали друг другу руки и расхохотались.
— Ты сможешь у нас переночевать? — спросил Алексей после того, как они вдоволь повеселились.
— Тебе пилить со мной туда, потом везти меня обратно. Давай махнем в Самару. Пообедаем вместе, а потом решим, что делать будем.
Мне бы хотелось завтра с утра быть в офисе, — ответил Ерожин.
— Как скажешь. Шура будет рада тебя повидать, и обещаю, ужин у нас дома, не говоря о вкусовых достоинствах, много безопаснее ресторанного, — усмехнулся Ростоцкий.
— Если тебе не лень отмахать сто пятьдесят верст, я с удовольствием поужинаю у вас.
Шура меня уже однажды кормила, и должен признаться, хозяйка она классная, — согласился Петр Григорьевич и последовал за Алексеем к машине.
— Рассказывай, как нашел Халита? Я, грешным делом, надеялся, что ты его прихватишь. — Алексей вырулил со стоянки и, заплатив охраннику возле шлагбаума, рванул к трассе.
— Халит женился. Неловко отрывать его от дома в первые дни медового месяца, — улыбнулся Ерожин и снял с головы шапочку.
Алексей взглянул на его прическу и скинул свою кепку. Мужчины поглядели друг на друга и снова расхохотались.
— Расскажи, как он. Я не видел друга больше пятнадцати лет. Он и тогда был не молод.
Постарел? — допытывался Алексей.
— В те годы я его не знал. По-моему, твой Халит в полном порядке. Жена у него — хорошая русская баба. Ей нет л шестидесяти. И по тому, как она поглядывает на твоего друга, возрастных проблем у него не имеется, — доложил Ерожин.
— Ай да Халит-ака, — обрадовался Ростоцкий. — Знаешь, совсем недавно я видел узбека — думал, Халит. Побежал за ним, напугал человека. Оказался тоже с Ферганской долины. Торговать с сыновьями приезжал. Так мне тяжело стало, и тут твой звонок. Или их Аллах помог, или наш Господь вмешался, только все это похоже на чудо.
— Чудеса, мужик, только начинаются. Готовь нервишки, — предупредил Ерожин.
— Что-то ты загадками говоришь Давай выкладывай все сразу, — предложил Ростоцкий, сворачивая на основную трассу.
— Не стоит в дороге. Боюсь за свою персону. Услышишь — руль бросишь А у меня еще дел много, и работа, и жена беременная, так что потерпи, Алешенька, — усмехнулся Ерожин.
— Я не очень слабонервный. Руль девицы бросают, а я за собой такого не помню, — обиженно проворчал Алексей и прибавил скорость.
— Не обижайся. Кроме того, для нашего разговора ручка и бумага нужна. Считать придется, а за рулем это неудобно, — успокоил Петр Григорьевич водителя.
— Я в уме неплохо считаю. По работе цифрами приходится ворочать. Навык есть, — не унимался Алексей.
— Ты когда с Райхон расстался? — резко спросил Ерожин.
Алексей обернулся. В его глазах застыло недоумение.
— Смотри на дорогу. Сказал ведь, что в кювете очутимся, — забеспокоился пассажир.
Алексей сбавил скорость, прижался к обочине и остановился.
— Ты о чем. Петр? Тебе про Райхон Халит наболтал? — Алексей побледнел, и голос его звучал глухо.
— Халит не болтает. Он мне карточку показал, а Райхон я знал, — ответил Ерожин.
— Ну это дела старые. Что теперь вспоминать? — вздохнул Ростоцкий.
— Давай, Алешка, я за руль сяду. Ты по дороге меня выслушаешь и угробить не сможешь. Знаешь, как в армии говорят — солдат спит, служба идет. Вот и мы поговорим, а машина поедет.
Ростоцкий нехотя уступил водительское место. Петр Григорьевич проверил передачи, тронул сцепление, завел автобус и вырулил на трассу. Минут пять ехали молча. Каждый думал о своем.
— Тебе Шура андижанскую историю рассказала? — спросил Ерожин. Он уже освоился с особенностями незнакомой машины и покатил легко и свободно.
— В общих чертах, — ответил Ростоцкий.
— Знаешь, кому она дитя подменила? — продолжал допрос подполковник.
— Второй жене своего бывшего мужа, — Алексею не хотелось об этом говорить, но он понял, что Ерожин спрашивает не из праздного любопытства.
— А как звали вторую жену, она сказала? — Подполковник старался не отвлекаться от дороги, но боковым зрением следил за реакцией Алексея.
— Зачем мне это? — удивился Ростоцкий.
— Его вторую жену звали Райхон, — сообщал подполковник, продолжая наблюдать за собеседником.
Ростоцкий побледнел и впился рукой в обшивку сиденья. Он ожидал чего угодно, но только не этого.
— Откуда ты знаешь?
— Долгая песня. И слова плохие, — ответил Ерожин. — Дело в другом. Девочку, которую подменила Шура, теперь зовут Надя, и она моя жена. А ты, Алешенька, скорее всего, и есть ее настоящий отец. А это значит, что ты мой тесть. Вот сиди, дорогой тесть, и считай, раз у тебя с арифметикой все в порядке.
Ерожин продолжал спокойно вести машину. Ростоцкий еще больше побледнел и, стиснув зубы, молчал. Прошло не меньше десяти минут. Ерожин гнал около сотни. Задние колеса автобуса немного водило, но Петр чувствовал, что на ровной дороге не занесет. Неожиданно с криком: «Я отец Надьки!» — Ростоцкий бросился на Ерожина и сжал его в объятиях. Петр Григорьевич резко дернул руль. Машину закрутило, они вылетели на обочину и оказались в поле. Автобус несколько раз развернуло, затем он оторвал от поля колеса, поднял задок, на мгновение замер, медленно опустился и перевернулся. Лобовое стекло в миг покрылось паутиной трещин.
— Кажется, приехали, — констатировал Петр Григорьевич, освобождаясь из объятий вновь обретенного родственника.
— Ты в порядке? — спросил Ростоцкий, приходя в себя от потрясения, связанного с его отцовством. Ерожину показалась, что на аварию тот вообще не обратил внимания.
— Вроде цел, — ответил подполковник, ощупывая свои конечности. :
— У тебя лоб в крови, — сказал Ростоцкий и полез в карман за платком. Петр Григорьевич потрогал свой лоб. Рука действительно испачкалась кровью.
— Зеркальцем зацепило, — понял подполковник. — Ерунда, мы отделались легким испугом. Надо вылезать.
В это время в его кармане зазвонил мобильный телефон. Достать трубку в позе, в которой оказался подполковник, оказалось не просто. Наконец он добрался до телефона:
— Ерожин слушает.
— С вами говорит очень несчастный человек, — услышал сыщик голос; с небольшим кавказским акцентом.
— Нельзя ли без эмоций? Я с вами беседую из перевернутой машины и сижу вниз головой. Поэтому прошу говорить короче и по делу.
— Извините. Меня зовут Гоги Абашидзе.
Смерть Нодара Местия и моих рук дело. Завтра вечером я даю концерт в Москве. Не могли бы мы встретиться?,;:.
Ерожин на минуту задумался:
— Да, я бы тоже хотел вас видеть. Где и когда? — спросил подполковник, забыв, что сидит вниз головой.
— Завтра в шесть на Тверской в концертном зале. До выхода на сцену у меня будет целый час, и мы успеем поговорить. Я предупрежу службы, вас ко мне проведут.
Закончив разговор, Петр наконец принял нормальное положение. Потолок автобуса превратился в его пол. Алексей с Ерожиным доползли до задней дверцы, и та на удивление легко открылась. Ерожин протер лоб снегом, приложил к нему платок и спросил Алексея:
— Что будем делать с машиной?
— Черт с ней, с машиной! — закричал Ростоцкий. — Пошли на трассу. Проголосуем, и через полчаса будем дома. Машину заберут!
Представляешь, я отец Надьки, а ты говоришь — машина?!
— Я представляю, — вздохнул Петр Григорьевич. — На чем ты меня теперь в аэропорт повезешь, — вот я чего не представляю.
Алексей посмотрел на Ерожина.
— Да я тебя, сынок, на руках до Москвы донесу, — и, словно в подтверждение своих слов, схватил Ерожина и поволок к трассе.
— Да отпусти, черт, грыжу заработаешь.
Тоже мне, папаня нашелся! Твой сынок пудов пять весит, — запротестовал подполковник.
Две машины пронеслись мимо. В третьей оказался знакомый Алексея. Они забрались в черный джип. Ростоцкий по телефону связался с приятелем в местном автосервисе и попросил забрать микроавтобус. Через двадцать минут оба, обнявшись, входили в калитку дома Ростоцких.
32
33
— Я сама к тебе приеду. Меня никогда не ищи, — сказала она на прощание. Алексей и не искал. Но каждый день поглядывал на дорогу. Тогда он и занялся изучением узбекского языка…
Звонок прозвенел в половине пятого. Ростоцкий вздрогнул. Так далеко от кабинета он улетел в своих мыслях.
— Нас посадили в Нижнем. Три часа маяли, и, кажется, теперь полетим. Во всяком случае, посадку объявили, — сообщил Ерожин.
Ростоцкий отзвонил домой Шуре и сказал, что привезет гостя:
— Я не знаю, каким временем располагает Петр, но если он сможет у нас заночевать, будь готова. Придумай что-нибудь на ужин, — попросил Алексей, накинул пуховик и вышел к машине.
Больше девяносто Алексей гнать не решился. На скользкой бетонке уже через пять километров он насчитал две аварии.
Каким чудом Ерожин сумел отыскать Халита, Ростоцкий не знал и гадать не хотел. Он был уверен, что Петр летит к нему именно по этому поводу и сам все расскажет. Немного удивила Алексея та таинственность, которой обставил свой прилет Ерожин. Почему он не хотел, чтобы Надя знала, куда отправился ее муж? Но Ростоцкий слово сдержал и в Москву не позвонил.
На посту, перед выездом на трассу Москва — Астрахань, машину остановили. Инспектор долго смотрел в документы и ходил вокруг микроавтобуса. Алексей боялся, что страж дороги решит проверить его на алкоголь. За обедом с немцами он выпил три рюмки водки, и запах мог сохраниться. Но обошлось. Не найдя повода для поборов, инспектор, глядя поверх головы Ростоцкого, вернул документы и козырнул на прощание.
Добравшись без приключений до аэропорта, Алексей запер свой микроавтобус и вошел в зал. Судя по табло, самолет из Москвы посадку еще не совершил. Ростоцкий расстегнул пуховик и уселся в кресло.
«Хорошо бы, если Ерожин привезет Халита с собой», — думал Ростоцкий и снова улетал в воспоминания.
Когда красавица узбечка навестила домик промысловиков еще раз, Халит дома был. Мудрый друг сразу понял, что женщина приехала к Алексею. Он покачал головой, и когда они на несколько минут остались одни, сказал Ростоцкому:
— Твоя, Алешка, взрослый. Женщин тебе надо, но не раскрывай ей свой сердца.
Но Ростоцкий не послушал старшего друга. Андижанская красавица знала секреты обольщения. Скоро она стала для Алексея как наркотик. Он часами сидел и смотрел на дорогу. Если ехала машина, вскакивал, и сердце его учащенно билось.
Ростоцкий так увлекся воспоминаниями, что не заметил надписи на табло. Только второе объявление по радио заставило его опомниться. Алексей стал соображать, как он узнает Ерожина. О внешних признаках они не успели договориться. Алексей со слов Шуры запомнил, что Ерожин так же белобрыс, как и он, и они чем-то схожи. Ростоцкий решил не рисковать и вынул мобильный телефон.
Мелодичный звонок раздался рядом. Алексей оглянулся и увидел спину мужчины в кожаной куртке Спортивная шапочка скрывала макушку пассажира, и прически объекта Алексей видеть не мог. Мужчина полез в карман и достал свой мобильный телефон. Ростоцкий подошел вплотную к обладателю кожаной куртки и спросил в трубку:
— Петр?
— Да, слушаю, — ответил мужчина.
— Оглянись, будь добр, — попросил Алексей. Петр оглянулся и увидел Ростоцкого с трубкой в руке. Они пожали друг другу руки и расхохотались.
— Ты сможешь у нас переночевать? — спросил Алексей после того, как они вдоволь повеселились.
— Тебе пилить со мной туда, потом везти меня обратно. Давай махнем в Самару. Пообедаем вместе, а потом решим, что делать будем.
Мне бы хотелось завтра с утра быть в офисе, — ответил Ерожин.
— Как скажешь. Шура будет рада тебя повидать, и обещаю, ужин у нас дома, не говоря о вкусовых достоинствах, много безопаснее ресторанного, — усмехнулся Ростоцкий.
— Если тебе не лень отмахать сто пятьдесят верст, я с удовольствием поужинаю у вас.
Шура меня уже однажды кормила, и должен признаться, хозяйка она классная, — согласился Петр Григорьевич и последовал за Алексеем к машине.
— Рассказывай, как нашел Халита? Я, грешным делом, надеялся, что ты его прихватишь. — Алексей вырулил со стоянки и, заплатив охраннику возле шлагбаума, рванул к трассе.
— Халит женился. Неловко отрывать его от дома в первые дни медового месяца, — улыбнулся Ерожин и снял с головы шапочку.
Алексей взглянул на его прическу и скинул свою кепку. Мужчины поглядели друг на друга и снова расхохотались.
— Расскажи, как он. Я не видел друга больше пятнадцати лет. Он и тогда был не молод.
Постарел? — допытывался Алексей.
— В те годы я его не знал. По-моему, твой Халит в полном порядке. Жена у него — хорошая русская баба. Ей нет л шестидесяти. И по тому, как она поглядывает на твоего друга, возрастных проблем у него не имеется, — доложил Ерожин.
— Ай да Халит-ака, — обрадовался Ростоцкий. — Знаешь, совсем недавно я видел узбека — думал, Халит. Побежал за ним, напугал человека. Оказался тоже с Ферганской долины. Торговать с сыновьями приезжал. Так мне тяжело стало, и тут твой звонок. Или их Аллах помог, или наш Господь вмешался, только все это похоже на чудо.
— Чудеса, мужик, только начинаются. Готовь нервишки, — предупредил Ерожин.
— Что-то ты загадками говоришь Давай выкладывай все сразу, — предложил Ростоцкий, сворачивая на основную трассу.
— Не стоит в дороге. Боюсь за свою персону. Услышишь — руль бросишь А у меня еще дел много, и работа, и жена беременная, так что потерпи, Алешенька, — усмехнулся Ерожин.
— Я не очень слабонервный. Руль девицы бросают, а я за собой такого не помню, — обиженно проворчал Алексей и прибавил скорость.
— Не обижайся. Кроме того, для нашего разговора ручка и бумага нужна. Считать придется, а за рулем это неудобно, — успокоил Петр Григорьевич водителя.
— Я в уме неплохо считаю. По работе цифрами приходится ворочать. Навык есть, — не унимался Алексей.
— Ты когда с Райхон расстался? — резко спросил Ерожин.
Алексей обернулся. В его глазах застыло недоумение.
— Смотри на дорогу. Сказал ведь, что в кювете очутимся, — забеспокоился пассажир.
Алексей сбавил скорость, прижался к обочине и остановился.
— Ты о чем. Петр? Тебе про Райхон Халит наболтал? — Алексей побледнел, и голос его звучал глухо.
— Халит не болтает. Он мне карточку показал, а Райхон я знал, — ответил Ерожин.
— Ну это дела старые. Что теперь вспоминать? — вздохнул Ростоцкий.
— Давай, Алешка, я за руль сяду. Ты по дороге меня выслушаешь и угробить не сможешь. Знаешь, как в армии говорят — солдат спит, служба идет. Вот и мы поговорим, а машина поедет.
Ростоцкий нехотя уступил водительское место. Петр Григорьевич проверил передачи, тронул сцепление, завел автобус и вырулил на трассу. Минут пять ехали молча. Каждый думал о своем.
— Тебе Шура андижанскую историю рассказала? — спросил Ерожин. Он уже освоился с особенностями незнакомой машины и покатил легко и свободно.
— В общих чертах, — ответил Ростоцкий.
— Знаешь, кому она дитя подменила? — продолжал допрос подполковник.
— Второй жене своего бывшего мужа, — Алексею не хотелось об этом говорить, но он понял, что Ерожин спрашивает не из праздного любопытства.
— А как звали вторую жену, она сказала? — Подполковник старался не отвлекаться от дороги, но боковым зрением следил за реакцией Алексея.
— Зачем мне это? — удивился Ростоцкий.
— Его вторую жену звали Райхон, — сообщал подполковник, продолжая наблюдать за собеседником.
Ростоцкий побледнел и впился рукой в обшивку сиденья. Он ожидал чего угодно, но только не этого.
— Откуда ты знаешь?
— Долгая песня. И слова плохие, — ответил Ерожин. — Дело в другом. Девочку, которую подменила Шура, теперь зовут Надя, и она моя жена. А ты, Алешенька, скорее всего, и есть ее настоящий отец. А это значит, что ты мой тесть. Вот сиди, дорогой тесть, и считай, раз у тебя с арифметикой все в порядке.
Ерожин продолжал спокойно вести машину. Ростоцкий еще больше побледнел и, стиснув зубы, молчал. Прошло не меньше десяти минут. Ерожин гнал около сотни. Задние колеса автобуса немного водило, но Петр чувствовал, что на ровной дороге не занесет. Неожиданно с криком: «Я отец Надьки!» — Ростоцкий бросился на Ерожина и сжал его в объятиях. Петр Григорьевич резко дернул руль. Машину закрутило, они вылетели на обочину и оказались в поле. Автобус несколько раз развернуло, затем он оторвал от поля колеса, поднял задок, на мгновение замер, медленно опустился и перевернулся. Лобовое стекло в миг покрылось паутиной трещин.
— Кажется, приехали, — констатировал Петр Григорьевич, освобождаясь из объятий вновь обретенного родственника.
— Ты в порядке? — спросил Ростоцкий, приходя в себя от потрясения, связанного с его отцовством. Ерожину показалась, что на аварию тот вообще не обратил внимания.
— Вроде цел, — ответил подполковник, ощупывая свои конечности. :
— У тебя лоб в крови, — сказал Ростоцкий и полез в карман за платком. Петр Григорьевич потрогал свой лоб. Рука действительно испачкалась кровью.
— Зеркальцем зацепило, — понял подполковник. — Ерунда, мы отделались легким испугом. Надо вылезать.
В это время в его кармане зазвонил мобильный телефон. Достать трубку в позе, в которой оказался подполковник, оказалось не просто. Наконец он добрался до телефона:
— Ерожин слушает.
— С вами говорит очень несчастный человек, — услышал сыщик голос; с небольшим кавказским акцентом.
— Нельзя ли без эмоций? Я с вами беседую из перевернутой машины и сижу вниз головой. Поэтому прошу говорить короче и по делу.
— Извините. Меня зовут Гоги Абашидзе.
Смерть Нодара Местия и моих рук дело. Завтра вечером я даю концерт в Москве. Не могли бы мы встретиться?,;:.
Ерожин на минуту задумался:
— Да, я бы тоже хотел вас видеть. Где и когда? — спросил подполковник, забыв, что сидит вниз головой.
— Завтра в шесть на Тверской в концертном зале. До выхода на сцену у меня будет целый час, и мы успеем поговорить. Я предупрежу службы, вас ко мне проведут.
Закончив разговор, Петр наконец принял нормальное положение. Потолок автобуса превратился в его пол. Алексей с Ерожиным доползли до задней дверцы, и та на удивление легко открылась. Ерожин протер лоб снегом, приложил к нему платок и спросил Алексея:
— Что будем делать с машиной?
— Черт с ней, с машиной! — закричал Ростоцкий. — Пошли на трассу. Проголосуем, и через полчаса будем дома. Машину заберут!
Представляешь, я отец Надьки, а ты говоришь — машина?!
— Я представляю, — вздохнул Петр Григорьевич. — На чем ты меня теперь в аэропорт повезешь, — вот я чего не представляю.
Алексей посмотрел на Ерожина.
— Да я тебя, сынок, на руках до Москвы донесу, — и, словно в подтверждение своих слов, схватил Ерожина и поволок к трассе.
— Да отпусти, черт, грыжу заработаешь.
Тоже мне, папаня нашелся! Твой сынок пудов пять весит, — запротестовал подполковник.
Две машины пронеслись мимо. В третьей оказался знакомый Алексея. Они забрались в черный джип. Ростоцкий по телефону связался с приятелем в местном автосервисе и попросил забрать микроавтобус. Через двадцать минут оба, обнявшись, входили в калитку дома Ростоцких.
32
— Танюша, поживи несколько дней за хозяйку. Серафима Аркадьевна Блюм совсем расклеилась. Надо ее поддержать, — сказала Анна Степановна племяннице, когда та вышла к завтраку. Таня кивнула. Последние несколько дней Назарова была рассеянна и часто отвечала невпопад. Поэтому тетушка сочла своим долгом сообщение повторить.
— Я поняла, Анна Степановна. Свет выключать, газ проверять, воду перекрывать и запирать дверь на два замка.
— Вот и умница. А я сомневалась, услышала ты меня или нет, — улыбнулась пожилая женщина. — Как ты думаешь, скоро твой Петр Григорьевич найдет убийцу грузинца?
— С чего вы взяли, что он мой? — покраснела Назарова.
— Ясно почему. Мне кажется, что ваш роман с его сыном в зените. Мне нравится, что мальчик из хорошей семьи. А это в наше время немало значит. Конечно, он еще молод для брака, но это уже зависит, голубушка, от тебя.
У меня есть кузина, Виолетта Андреевна. Я тебе уже про нее рассказывала. Так вот, муженек младше ее на двенадцать лет и всю жизнь души в супруге не чает.
— Я о браке пока не думала, — соврала Таня. Она давно запуталась в многочисленных родственных связях тетушки и боялась, что та начнет свой подробный рассказ заново. Но тетушка от темы не отвлеклась:
— А ты подумай. Кстати, я не буду иметь ничего против, если мальчик будет у нас бывать, — сказала мадам Полищук и, немного подумав, добавила:
— Даже в мое отсутствие.
Таня покраснела еще гуще, но ничего не ответила. Повторять Анна Степановна не стала.
По пунцовому лицу племянницы она поняла, что смысл ее слов до девушки дошел.
Оказавшись в одиночестве, Таня умылась, но осталась в халатике. Сегодня Виктор Иннокентьевич разрешил ей на работу не выходить. Всю неделю лаборатория трудилась на два-три часа дольше положенного, и Назарова заслуженно получила отгул. Но младший лейтенант с некоторых пор стала замечать, что патрон относится к ней слишком предупредительно. Видно, Гриша поделился своими личными планами с родителем, и тот воспринимал свою сотрудницу как будущего члена семьи.
Рассеянность Тани и была вызвана тем, что ей предстояло нелегкое решение. Неделю назад Григорий Ерожин сделал ей предложение.
Таня пыталась проанализировать свою личную ситуацию, но ничего путного из этих размышлений не получалось. Назарова поняла, что любит она, к несчастью, не сына, а отца.
Отказав сыну, она не сможет найти вразумительного предлога для встреч с Петром Григорьевичем. После их последнего свидания, когда Таня внаглую прыгнула подполковнику в койку, видеться без повода с Ерожиным ей было неловко. Но и оставить сыщика в покое Таня не могла. Постепенно решение созрело.
Гриша позвонил после обеда. У него сегодня было только две пары. Молодой человек рано освободился от занятий и зашел в управление. Узнав, что его возлюбленная сегодня свободна, он сразу и позвонил.
— Можешь меня навестить. Только без глупостей, — предупредила Таня и повесила трубку.
Назарова своим бабьим чутьем прекрасно понимала, что привязала к себе избалованного девичьим вниманием парня тем, что держала с ним дистанцию и не раскисала. Свое общество она для Гриши специально дозировала. Парень вынужден был выпрашивать у нее возможность побыть вместе. Таня не была опытной кокоткой, но она любила не Гришу, а потому голову не теряла.
Ерожин-младший не заставил себя долго ждать. Он явился с букетом тюльпанов и тортиком.
— Опять у папы Вити деньги клянчил? — не без иронии поинтересовалась молодая хозяйка, принимая дары.
— Нет, у мамы, — ответил Гриша и покраснел.
— Еще лучше. Сколько раз я тебе говорила: или зарабатывай сам, или перестань изображать Рокфеллера, — отчитала Таня ухажера, поставив тюльпаны в вазу.
Гриша снял ботинки и, пользуясь тем, что возлюбленная держала вазу и ее руки были заняты, обнял Таню сзади.
— Не приставай. Я хочу с тобой поговорить, — огрызнулась она и присела в кресло.
Гриша пристроился рядом на пол и стал гладить девушке ноги.
— Подожди ты со своими нежностями.
Сказала, хочу поговорить. — Голос Тани звучал строго, но Гриша внимания на это не обращал. В нем, кроме одного молодого желания, ни чувств, ни мыслей не осталось. Назарова поняла, что говорить с ним сейчас бесполезно, встала и пошла в свою комнату. Гриша разделся мгновенно. Она еще не успела снять халат, а он уже был без брюк, рубашки и трусов. Таня оглядела молодого человека, отметила его боевую готовность и, вздохнув, улеглась на свою узкую лежанку.
Гриша в отличие от отца был с ней нежен.
Он любовался ее телом, целовал коленки и грудь, и брал ее так, словно она была не из плоти, а из хрусталя и могла рассыпаться. Все это ей было приятно. Отвращения к молодому и красивому самцу она не испытывала, но не испытывала и сильной страсти.
— Какой же ты теленок, ласковый и глупый, — шептала Таня и прикрывала глаза.
— Я тебя люблю, — повторял Гриша, уплывая с ней в розовый чудесный мир, и ему казалось, что и возлюбленная разделяет все его чувства.
— Я выйду за тебя замуж при одном условии, — сказала Таня и ушла в ванную.
Гриша уселся на тахту, глазами преданной собачки проводил ее до двери и крикнул:
— Ура!
— Чего ты радуешься, дурачок. Ты же не слышал моего условия, — донеслось до него из ванной комнаты.
— Мне плевать на все твои условия. Все сделаю. Я люблю тебя! — крикнул Гриша, скатился на пол и встал на руки. На руках он дошел до двери, остановился, убрал левую руку и остался стоять на правой.
Таня вышла из ванной и направилась в кухню. Тетка оставила ей обед, и Назарова решила парня накормить. Гриша явился к столу в чем мать родила.
— Ты хоть брюки надень, не в бане, — сказала Таня.
— Давай свое условие, — потребовал Ерожин, не обращая внимания на слова девушки.
— Пока брюки не наденешь, говорить с тобой не стану.
Гриша нехотя поднялся, нашел свои штаны в коридоре и вернулся в них.
— Теперь другое дело, — сказала Таня, строго оглядев молодого человека. — Я выйду за тебя замуж, если ты упросишь своего родного отца взять меня к нему на работу.
— Ты и так с ним работаешь" — не понял Ерожин.
— Я работаю с твоим отчимом. А хочу работать в фирме твоего отца. Понял?
Гриша наконец понял:
— Так он в Москве.
— Вот и прекрасно. С чего ты решил, что я хочу всю жизнь торчать в этой дыре? — сказала Таня и поставила на стол тарелку с супом. — Ешь, сто раз греть не буду.
— Мне же надо доучиться, — недоумевал Гриша, принимаясь за суп.
— Весной получишь диплом. Работу найдешь в Москве. Петр и тебе поможет, — уверенно заявила Назарова.
— А если отец не согласится? Я же его почти не знаю.
— Зато я его знаю очень хорошо, — перебила Назарова. — Я вижу, ты просто тряпка.
Как доходит до дела, так в кусты.
— Зачем ты так, Таня? Поедем в Москву и встретимся с отцом. Но где мы будем жить?
— Это уже разговор мужчины, — успокоилась Назарова. — С жильем устроимся.
Мои родители помогут. У тебя два папаши. Они не оставят бедных молодоженов на улице.
— Я согласен, — без особого оптимизма сообщил Гриша.
— Тогда и я согласна, — улыбнулась Таня.
— Когда в загс? — загорелся молодой Ерожин.
— Паспорт при тебе? — ; поинтересовалась Назарова.
— Дома, — ответил молодой человек.
— Давай беги за паспортом, и через час встречаемся у загса.
— Танька, ты просто чудо! Бегу. — Гриша быстро нашел все свои вещи и через минуту скатился с лестницы.
Таня сбросила халатик, подошла к зеркалу, осмотрела себя со всех сторон, затем открыла шкаф, достала серый выходной костюмчик и ушла с ним в ванную. Через десять минут, подкрашенная и нарядная, она подошла к телефону, набрала питерский номер и сообщила родителям, что выходит замуж и намерена перебираться в Москву.
— Не волнуйтесь, я все продумала. Перед свадьбой приедете знакомиться с его родителями и обсудите, как нам помочь с жильем в столице.
— Ты его хоть любишь? — поинтересовалась мама.
— Он меня любит. Для брака это гораздо важнее, — ответила Назарова и, положив трубку, надела шубу.
Таня с замужеством торопилась не случайно. Она чувствовала, что последнее свидание с Петром Григорьевичем не прошло для ее женского организма бесследно.
— Я поняла, Анна Степановна. Свет выключать, газ проверять, воду перекрывать и запирать дверь на два замка.
— Вот и умница. А я сомневалась, услышала ты меня или нет, — улыбнулась пожилая женщина. — Как ты думаешь, скоро твой Петр Григорьевич найдет убийцу грузинца?
— С чего вы взяли, что он мой? — покраснела Назарова.
— Ясно почему. Мне кажется, что ваш роман с его сыном в зените. Мне нравится, что мальчик из хорошей семьи. А это в наше время немало значит. Конечно, он еще молод для брака, но это уже зависит, голубушка, от тебя.
У меня есть кузина, Виолетта Андреевна. Я тебе уже про нее рассказывала. Так вот, муженек младше ее на двенадцать лет и всю жизнь души в супруге не чает.
— Я о браке пока не думала, — соврала Таня. Она давно запуталась в многочисленных родственных связях тетушки и боялась, что та начнет свой подробный рассказ заново. Но тетушка от темы не отвлеклась:
— А ты подумай. Кстати, я не буду иметь ничего против, если мальчик будет у нас бывать, — сказала мадам Полищук и, немного подумав, добавила:
— Даже в мое отсутствие.
Таня покраснела еще гуще, но ничего не ответила. Повторять Анна Степановна не стала.
По пунцовому лицу племянницы она поняла, что смысл ее слов до девушки дошел.
Оказавшись в одиночестве, Таня умылась, но осталась в халатике. Сегодня Виктор Иннокентьевич разрешил ей на работу не выходить. Всю неделю лаборатория трудилась на два-три часа дольше положенного, и Назарова заслуженно получила отгул. Но младший лейтенант с некоторых пор стала замечать, что патрон относится к ней слишком предупредительно. Видно, Гриша поделился своими личными планами с родителем, и тот воспринимал свою сотрудницу как будущего члена семьи.
Рассеянность Тани и была вызвана тем, что ей предстояло нелегкое решение. Неделю назад Григорий Ерожин сделал ей предложение.
Таня пыталась проанализировать свою личную ситуацию, но ничего путного из этих размышлений не получалось. Назарова поняла, что любит она, к несчастью, не сына, а отца.
Отказав сыну, она не сможет найти вразумительного предлога для встреч с Петром Григорьевичем. После их последнего свидания, когда Таня внаглую прыгнула подполковнику в койку, видеться без повода с Ерожиным ей было неловко. Но и оставить сыщика в покое Таня не могла. Постепенно решение созрело.
Гриша позвонил после обеда. У него сегодня было только две пары. Молодой человек рано освободился от занятий и зашел в управление. Узнав, что его возлюбленная сегодня свободна, он сразу и позвонил.
— Можешь меня навестить. Только без глупостей, — предупредила Таня и повесила трубку.
Назарова своим бабьим чутьем прекрасно понимала, что привязала к себе избалованного девичьим вниманием парня тем, что держала с ним дистанцию и не раскисала. Свое общество она для Гриши специально дозировала. Парень вынужден был выпрашивать у нее возможность побыть вместе. Таня не была опытной кокоткой, но она любила не Гришу, а потому голову не теряла.
Ерожин-младший не заставил себя долго ждать. Он явился с букетом тюльпанов и тортиком.
— Опять у папы Вити деньги клянчил? — не без иронии поинтересовалась молодая хозяйка, принимая дары.
— Нет, у мамы, — ответил Гриша и покраснел.
— Еще лучше. Сколько раз я тебе говорила: или зарабатывай сам, или перестань изображать Рокфеллера, — отчитала Таня ухажера, поставив тюльпаны в вазу.
Гриша снял ботинки и, пользуясь тем, что возлюбленная держала вазу и ее руки были заняты, обнял Таню сзади.
— Не приставай. Я хочу с тобой поговорить, — огрызнулась она и присела в кресло.
Гриша пристроился рядом на пол и стал гладить девушке ноги.
— Подожди ты со своими нежностями.
Сказала, хочу поговорить. — Голос Тани звучал строго, но Гриша внимания на это не обращал. В нем, кроме одного молодого желания, ни чувств, ни мыслей не осталось. Назарова поняла, что говорить с ним сейчас бесполезно, встала и пошла в свою комнату. Гриша разделся мгновенно. Она еще не успела снять халат, а он уже был без брюк, рубашки и трусов. Таня оглядела молодого человека, отметила его боевую готовность и, вздохнув, улеглась на свою узкую лежанку.
Гриша в отличие от отца был с ней нежен.
Он любовался ее телом, целовал коленки и грудь, и брал ее так, словно она была не из плоти, а из хрусталя и могла рассыпаться. Все это ей было приятно. Отвращения к молодому и красивому самцу она не испытывала, но не испытывала и сильной страсти.
— Какой же ты теленок, ласковый и глупый, — шептала Таня и прикрывала глаза.
— Я тебя люблю, — повторял Гриша, уплывая с ней в розовый чудесный мир, и ему казалось, что и возлюбленная разделяет все его чувства.
— Я выйду за тебя замуж при одном условии, — сказала Таня и ушла в ванную.
Гриша уселся на тахту, глазами преданной собачки проводил ее до двери и крикнул:
— Ура!
— Чего ты радуешься, дурачок. Ты же не слышал моего условия, — донеслось до него из ванной комнаты.
— Мне плевать на все твои условия. Все сделаю. Я люблю тебя! — крикнул Гриша, скатился на пол и встал на руки. На руках он дошел до двери, остановился, убрал левую руку и остался стоять на правой.
Таня вышла из ванной и направилась в кухню. Тетка оставила ей обед, и Назарова решила парня накормить. Гриша явился к столу в чем мать родила.
— Ты хоть брюки надень, не в бане, — сказала Таня.
— Давай свое условие, — потребовал Ерожин, не обращая внимания на слова девушки.
— Пока брюки не наденешь, говорить с тобой не стану.
Гриша нехотя поднялся, нашел свои штаны в коридоре и вернулся в них.
— Теперь другое дело, — сказала Таня, строго оглядев молодого человека. — Я выйду за тебя замуж, если ты упросишь своего родного отца взять меня к нему на работу.
— Ты и так с ним работаешь" — не понял Ерожин.
— Я работаю с твоим отчимом. А хочу работать в фирме твоего отца. Понял?
Гриша наконец понял:
— Так он в Москве.
— Вот и прекрасно. С чего ты решил, что я хочу всю жизнь торчать в этой дыре? — сказала Таня и поставила на стол тарелку с супом. — Ешь, сто раз греть не буду.
— Мне же надо доучиться, — недоумевал Гриша, принимаясь за суп.
— Весной получишь диплом. Работу найдешь в Москве. Петр и тебе поможет, — уверенно заявила Назарова.
— А если отец не согласится? Я же его почти не знаю.
— Зато я его знаю очень хорошо, — перебила Назарова. — Я вижу, ты просто тряпка.
Как доходит до дела, так в кусты.
— Зачем ты так, Таня? Поедем в Москву и встретимся с отцом. Но где мы будем жить?
— Это уже разговор мужчины, — успокоилась Назарова. — С жильем устроимся.
Мои родители помогут. У тебя два папаши. Они не оставят бедных молодоженов на улице.
— Я согласен, — без особого оптимизма сообщил Гриша.
— Тогда и я согласна, — улыбнулась Таня.
— Когда в загс? — загорелся молодой Ерожин.
— Паспорт при тебе? — ; поинтересовалась Назарова.
— Дома, — ответил молодой человек.
— Давай беги за паспортом, и через час встречаемся у загса.
— Танька, ты просто чудо! Бегу. — Гриша быстро нашел все свои вещи и через минуту скатился с лестницы.
Таня сбросила халатик, подошла к зеркалу, осмотрела себя со всех сторон, затем открыла шкаф, достала серый выходной костюмчик и ушла с ним в ванную. Через десять минут, подкрашенная и нарядная, она подошла к телефону, набрала питерский номер и сообщила родителям, что выходит замуж и намерена перебираться в Москву.
— Не волнуйтесь, я все продумала. Перед свадьбой приедете знакомиться с его родителями и обсудите, как нам помочь с жильем в столице.
— Ты его хоть любишь? — поинтересовалась мама.
— Он меня любит. Для брака это гораздо важнее, — ответила Назарова и, положив трубку, надела шубу.
Таня с замужеством торопилась не случайно. Она чувствовала, что последнее свидание с Петром Григорьевичем не прошло для ее женского организма бесследно.
33
Самолет из Самары по расписанию Должен был приземлиться в шестнадцать пятьдесят.
Глеб подрулил к стоянке возле аэровокзала ровно в шестнадцать. Молодой человек боялся опоздать, потому что шеф договорился о важной встрече и несколько раз повторил Михееву, чтобы тот приезжал заранее. До половины пятого Михеев сидел в машине и слушал радио. В багажнике «Сааба» лежал небольшой чемоданчик с его вещами на случай, если сегодня же придется отправляться в Пятигорск. Глеб сделал музыку тише и стал думать о Любе. Молодая жена рассказала ему, что, возможно, Петр Григорьевич с Надей переедут в новую квартиру. Тогда у помощника появится шанс выкупить в рассрочку жилье шефа в Чертаново. Михееву эта идея очень понравилась, но молодой человек пока не понимал, сколько может заработать. О деньгах он с Ерожиным ни разу не говорил Да и о чем говорить, когда он еще совсем ничему не научился. Работа сыщика Михееву очень нравилась, но, видя возможности шефа, Глеб догадывался, что пройдет много лет, прежде чем он достаточно поднатореет в сыскной деятельности.
Михеев спросил Любу, не стоит ли поискать другую работу, чтобы им стало легче материально, но жена об этом даже слышать не хотела.
Ноги у Глеба затекли, и сидеть в машине надоело Когда стрелки часов на панели показали шестнадцать тридцать, он направился в зал.
В шестнадцать пятьдесят самолет из Самары не прилетел. Не прилетел он и в семнадцать, но лишь в семнадцать десять на табло появилась информация о задержке рейса. Глеб пошел в буфет, взял себе булку с сосиской и чашку черного кофе. Он не успел пообедать, и живот сводило от голода.
Глеб проглотил бутерброд и заказал второй.
Часы показали половину шестого, а объявления о посадке самарского рейса по-прежнему не прозвучало. Разделавшись с булками и кофе, Глеб не почувствовал, что закусил, но оставаться в буфете не рискнул. Решил обратиться к администратору. Но возле окна с надписью «Информация» собралась толпа, и Михеев вернулся к табло. Ничего нового он там не увидел. Оставалось только ждать.
Петр Григорьевич с пластырем на лбу появился без трех минут шесть. Не говоря ни слова, он кивнул помощнику и побежал к машине. Михеев хотел сесть за руль, но Ерожин указал ему на место пассажира и за руль уселся сам. До Москвы они домчались за двенадцать минут. Трасса от Домодедова имела несколько рядов и позволяла выжимать двести.
— Но в самом городе пришлось тянуться от светофора к светофору. Ерожин злился и гнал машину в любую щель, которая возникала на дороге. В Москве царил час пик, и пробиться к центру без задержек не смог даже подполковник. На Тверскую они въехали без пяти семь вечера. Бросив машину под ответственность Глеба, Петр Григорьевич кинулся к служебному входу концертного зала, но охрана его остановила.
— Да, Гоги Абашидзе распорядился провести Ерожина в его комнату. Но сейчас маэстро должен выходить на сцену, и Петру Григорьевичу придется ждать перерыва, — все это подполковнику сообщил молодой администратор, дежуривший вместе с охраной при входе.
Закончив свой монолог, администратор вручил Ерожину листок с номером кресла, который давал владельцу право присутствовать на концерте. Из служебных помещений Ерожина провели прямо в зал. Его место находилось в самой середине партера, в третьем ряду.
Подполковник сел и огляделся. Рядом с ним замер мужчина с большим лысоватым черепом. Лицо мужчины сыщику показалось знакомым. Потом он понял, что не раз видел этого деятеля на телевизионном экране. Но припомнить, кто его сосед и чем занимается, Ерожин не смог. Таких знакомых общественных лиц сыщик в зале увидел немало. Дамы красовались в вечерних платьях и источали ароматы парижских парфюмерных концернов. На коленях многие держали букеты или одиночные цветы. В основном это были розы. Ерожин отметил не один десяток настоящих красавиц.
Покончив с изучением публики, сыщик посмотрел на сцену. Зал был переполнен, а сцена пустовала. Подполковник взглянул на часы.
Стрелки перевалили за семь вечера. По афишам, которые он успел разглядеть в коридоре, концерт должен уже начаться. Да и сам пианист по телефону назвал это же время.
Неожиданно публика оживилась. На сцене появились девочки в балетных пачках с огромными бантами в косичках. Они выбежали парами и вынесли три корзины великолепных роз. Юные создания установили розы на самом краю сцены, напряженно улыбнулись и замерли в поклоне. Ерожин успел рассмотреть лица малышек. Щеки их были напудрены, а глазки подведены тушью. Под одобрительные возгласы публики крошки скрылись за кулисами, Минут пять над креслами стоял тихий гул. В партере переговаривались, предвкушая удовольствие. Казалось, весь зал был пропитан торжественным ожиданием. Петр Григорьевич впервые попал на концерт симфонической музыки. Он иногда с удовольствием слушал ее по радио, особенно в машине во время долгих поездок. Но в концерт ни разу не ходил. Ему даже трудно было представить себя, покупающего билет в консерваторию.
«Надо бы о Надей, сходить», — подумал Петр Григорьевич. Публика и обстановка в зале ему нравились.
Прошло еще минут пять. В партере раздались редкие хлопки. Затем их стало больше, и они стали громче. Через несколько минут зал уже гремел овацией. Потом к аплодисментам добавились голоса.
Глеб подрулил к стоянке возле аэровокзала ровно в шестнадцать. Молодой человек боялся опоздать, потому что шеф договорился о важной встрече и несколько раз повторил Михееву, чтобы тот приезжал заранее. До половины пятого Михеев сидел в машине и слушал радио. В багажнике «Сааба» лежал небольшой чемоданчик с его вещами на случай, если сегодня же придется отправляться в Пятигорск. Глеб сделал музыку тише и стал думать о Любе. Молодая жена рассказала ему, что, возможно, Петр Григорьевич с Надей переедут в новую квартиру. Тогда у помощника появится шанс выкупить в рассрочку жилье шефа в Чертаново. Михееву эта идея очень понравилась, но молодой человек пока не понимал, сколько может заработать. О деньгах он с Ерожиным ни разу не говорил Да и о чем говорить, когда он еще совсем ничему не научился. Работа сыщика Михееву очень нравилась, но, видя возможности шефа, Глеб догадывался, что пройдет много лет, прежде чем он достаточно поднатореет в сыскной деятельности.
Михеев спросил Любу, не стоит ли поискать другую работу, чтобы им стало легче материально, но жена об этом даже слышать не хотела.
Ноги у Глеба затекли, и сидеть в машине надоело Когда стрелки часов на панели показали шестнадцать тридцать, он направился в зал.
В шестнадцать пятьдесят самолет из Самары не прилетел. Не прилетел он и в семнадцать, но лишь в семнадцать десять на табло появилась информация о задержке рейса. Глеб пошел в буфет, взял себе булку с сосиской и чашку черного кофе. Он не успел пообедать, и живот сводило от голода.
Глеб проглотил бутерброд и заказал второй.
Часы показали половину шестого, а объявления о посадке самарского рейса по-прежнему не прозвучало. Разделавшись с булками и кофе, Глеб не почувствовал, что закусил, но оставаться в буфете не рискнул. Решил обратиться к администратору. Но возле окна с надписью «Информация» собралась толпа, и Михеев вернулся к табло. Ничего нового он там не увидел. Оставалось только ждать.
Петр Григорьевич с пластырем на лбу появился без трех минут шесть. Не говоря ни слова, он кивнул помощнику и побежал к машине. Михеев хотел сесть за руль, но Ерожин указал ему на место пассажира и за руль уселся сам. До Москвы они домчались за двенадцать минут. Трасса от Домодедова имела несколько рядов и позволяла выжимать двести.
— Но в самом городе пришлось тянуться от светофора к светофору. Ерожин злился и гнал машину в любую щель, которая возникала на дороге. В Москве царил час пик, и пробиться к центру без задержек не смог даже подполковник. На Тверскую они въехали без пяти семь вечера. Бросив машину под ответственность Глеба, Петр Григорьевич кинулся к служебному входу концертного зала, но охрана его остановила.
— Да, Гоги Абашидзе распорядился провести Ерожина в его комнату. Но сейчас маэстро должен выходить на сцену, и Петру Григорьевичу придется ждать перерыва, — все это подполковнику сообщил молодой администратор, дежуривший вместе с охраной при входе.
Закончив свой монолог, администратор вручил Ерожину листок с номером кресла, который давал владельцу право присутствовать на концерте. Из служебных помещений Ерожина провели прямо в зал. Его место находилось в самой середине партера, в третьем ряду.
Подполковник сел и огляделся. Рядом с ним замер мужчина с большим лысоватым черепом. Лицо мужчины сыщику показалось знакомым. Потом он понял, что не раз видел этого деятеля на телевизионном экране. Но припомнить, кто его сосед и чем занимается, Ерожин не смог. Таких знакомых общественных лиц сыщик в зале увидел немало. Дамы красовались в вечерних платьях и источали ароматы парижских парфюмерных концернов. На коленях многие держали букеты или одиночные цветы. В основном это были розы. Ерожин отметил не один десяток настоящих красавиц.
Покончив с изучением публики, сыщик посмотрел на сцену. Зал был переполнен, а сцена пустовала. Подполковник взглянул на часы.
Стрелки перевалили за семь вечера. По афишам, которые он успел разглядеть в коридоре, концерт должен уже начаться. Да и сам пианист по телефону назвал это же время.
Неожиданно публика оживилась. На сцене появились девочки в балетных пачках с огромными бантами в косичках. Они выбежали парами и вынесли три корзины великолепных роз. Юные создания установили розы на самом краю сцены, напряженно улыбнулись и замерли в поклоне. Ерожин успел рассмотреть лица малышек. Щеки их были напудрены, а глазки подведены тушью. Под одобрительные возгласы публики крошки скрылись за кулисами, Минут пять над креслами стоял тихий гул. В партере переговаривались, предвкушая удовольствие. Казалось, весь зал был пропитан торжественным ожиданием. Петр Григорьевич впервые попал на концерт симфонической музыки. Он иногда с удовольствием слушал ее по радио, особенно в машине во время долгих поездок. Но в концерт ни разу не ходил. Ему даже трудно было представить себя, покупающего билет в консерваторию.
«Надо бы о Надей, сходить», — подумал Петр Григорьевич. Публика и обстановка в зале ему нравились.
Прошло еще минут пять. В партере раздались редкие хлопки. Затем их стало больше, и они стали громче. Через несколько минут зал уже гремел овацией. Потом к аплодисментам добавились голоса.