— Вы думаете, что Анвар Чакнава имел театральное образование? — уточнил Петр, доставая блокнот.
   — Нет, роднуша вы мой, не могу утверждать. Но думаю, что образование он получил гуманитарное. По некоторым терминам, фразам, словечкам скорее всего, родненькие мои, тут что-то с музыкой связано. Не знаю почему, но мне так кажется.
   — Значит, Анвар вас убедил доверить Нателле серьезную роль? — подытожил подполковник, что-то записывая.
   — Не просто убедил, а доказал, роднуша вы мой, что она ее по праву заслуживает, — улыбнулся режиссер.
   — Не жалеете? — улыбнулся в ответ Ерожин.
   — Мы выиграли спектакль. Анвар оказался на сто процентов прав. У Нателлы не хватает интеллекта, но у нее дьявольское актерское чутье. А если попросту, родные мои, — талант Но чтобы его раскрыть, надо не один пот из режиссера выгнать.
   — Меня больше интересуют причины, побудившие грузина вложить деньги в Нателлу.
   Он ее любил? Или ожидал коммерческого успеха? По словам Проскуриной, Анвар не стремился к близости. Может, решил заработать на девчонке?
   Режиссер снова задумался:
   — Это и для меня загадка. Когда грузин говорил о Нателле, тон у него был странный. Так может говорить отец о дочери или старший брат о сестре. Хотя иногда глаза у него, родненькие мои, вспыхивали…
   Петр Григорьевич поблагодарил Тулевича и уже на прощание спросил:
   — У вас какие-нибудь мысли об этом убийстве не появились? Может, версия какая возникла? У людей искусства должно быть чутье.
   — Признаюсь, я ломал голову, но ничего, родные мои, не придумал, — ответил Марк Захарович. — Но загадка в парне, поверьте моему режиссерскому нюху, несомненно, была.
   Ерожин и Глеб пожали Тулевичу руку и покинули театр.
   — Я сидел как истукан и очень старался разобраться, о чем говорит этот мужик, но понял мало. Видно, образования не хватает, — пожаловался Михеев.
   — Поднатаскаешься, родненький ты мой, — успокоил Ерожин помощника.
   На Чистые пруды они подкатили, когда уже стемнело. Петр Григорьевич вышел из машины, подождал, опираясь на палку, пока Глеб закатил «Сааб» передними колесами на тротуар, и они вместе зашагали к офису.
   — У вас есть карточка? — спросил Глеб шефа. — Какая карточка? — не понял Ерожин.
   — Карточка, которая открывает замок вашего бюро.
   Карточки у Петра Григорьевича не было.
   Грыжин не успел вручить ее директору, потому как был занят с клиенткой. Михеев сунул карточку в щель замка, и дубовая дверь открылась. Петр Григорьевич вошел в свой офис, услышал громогласное: «Ура директору!» — и получил огромный букет.
   Такую толпу народа подполковник в офисе увидеть не ожидал.
   Петр Григорьевич отдал Наде палку, затем цветы и стал пожимать протянутые к нему руки Ерожина усадили за его директорский стол и первое, что он на нем обнаружил, была бутылка армянского коньяка «Ани». Петр отыскал глазами Грыжина и увидел, что генерал самодовольно ухмыльнулся.

10

   Шура из окна кухни наблюдала, как муж расчищает дорожку возле гаража от снега, и думала о своем письме. Уже после того, как она решилась отправить послание Петру Ерожину, женщина осознала, что поступила дурно.
   Прямых оснований подозревать Алексея в измене Шура не имела. Муж не скрывал своей симпатии к Наде Ерожиной. Всегда сообщал о контактах с ней. Даже описал меню в ресторане «Прага», где они вместе обедали в Москве.
   Но Шура продолжала ревновать и сомневаться. «Недаром говорится: седина в бороду, бес в ребро», — думала она. Часто подолгу разглядывая себя в зеркало, чего раньше никогда не делала, Шура с грустью отмечала признаки старения на своем лице. Косметикой она раньше пользовалась редко. Только когда они с Алексеем выезжали из дома в театр или в гости. Теперь она стала часто подрисовывать себе лицо без всякого повода.
   Алексей покончил с дорожкой, раскрыл ворота гаража и выгнал из него микроавтобус.
   Шура знала, что сейчас он оставит машину с работающим двигателем, чтобы, пока прогреется мотор, успеть ополоснуться и переодеться.
   Ростоцкий дома завтракал редко. Обычно он выпивал стакан кефира или чашку кофе. Серьезнее Алексей трапезничал часа через два на фирме. Обедать, когда позволяло время, он приезжал домой.
   Новый приступ ревности накатил на Шуру после отъезда Гриши Ерожина. К парню Шура привязалась, Ерожин-младший ей нравился.
   Нравился тем, что был по-взрослому прост и по-детски непосредственен.
   «Теперь и телефон звонит редко», — думала Шура, вспоминая, как обрывали телефон девчонки, пока Гриша гостил у них. Сын Ерожина легко и органично вписался в их семью.
   Незнакомые принимали его за сына Алексея, поскольку Гриша был таким же белобрысым и улыбчивым. Парень сразу подружился с Антоном, Ниночкой и их приятелями и с увлечением работал на фирме мужа. Через неделю казалось, что Гриша жил с ними всегда.
   Когда он уехал, в доме стало пусто.
   — Опять голодный поедешь? — сказала Шура Алексею, наблюдая, как он на ходу выпил стакан ряженки.
   — Ты же знаешь, Шурка, не лезет с утра ничего в глотку, — ответил Алексей, надевая свой пуховик.
   — Обедать ждать? — поинтересовалась супруга.
   — Не жди. Сегодня понаедет тьма заказчиков, и я с ними буду крутиться до ночи. Придется кормить обедом, ну и сам перекушу заодно, — ответил Алексей, чмокнул Шуру в губы и вышел из дома. Шура проследила, как он закрыл за собой ворота, сел в машину и газанул в сторону шоссе.
   «Опять буду целый день одна, — вздохнула женщина и пошла в комнату. Минула всего неделя с того дня, как она отослала злополучное письмо. Ответа ждать рано. — Петр, наверное, только его получил, а может, и нет?» — прикинула Шура и уселась к телевизору. Она смотрела на экран и не слышала диктора. Передавали новости. Шуру интересовала только погода. Последние дни снег шел не переставая, и хозяйке хотелось знать, когда все это закончится.
   «Вдруг Ерожин поделится с Алексеем? Или бросит Надю? Как мне тогда жить? Опять я влезла в историю. Кажется, все нормально, деньги есть, муж жив-здоров. Так нет, ревность замучила», — злилась Шура, но поделать с собой ничего не могла. За своими мыслями она прозевала погоду, выключила телевизор и поднялась с кресла. Готовить обед надобность отпала. Шура медленно прошлась по дому. Чистота везде сохранялась идеальная, и жилье уборки не требовало. Шура подошла к двери маленького кабинета мужа.
   У себя Алексей наводил порядок без постороннего участия. Жена боялась перепутать деловые бумаги и по негласному договору в кабинете не убиралась. Но сейчас открыла дверь и, постояв минуту на пороге, вошла.
   На письменном столе навалом лежали рекламные проспекты и журналы. Все они касались строительства и женщину интересовали мало. Шура шагнула к столу, огляделась и, покраснев от смущения, выдвинула ящик. Содержимое заставило Шуру улыбнуться. Там хранились катушки для спиннинга, поплавки, крючки и лески. Этот ящик принадлежал Антону Нижний ящик заполнили папки с документами. Шура не стала в них рыться. Она знала, что в папках лежат старые отчеты, договора и прочая бумажная канитель, связанная с фирмой Алексея. Она открыла последний нижний ящик и замерла. Взгляд упал на стопку писем. Почерк на конвертах Шура узнала. Это был почерк Нади Ерожиной. Шура на миг задумалась, еще раз огляделась, быстро взяла письма и, задвинув ящик, вышла из кабинета.
   Перед тем как приступить к запретному чтению, Шура поглядела в окно и на всякий случай заперла входную дверь на задвижку.
   После этого унесла письма в спальню и, разложив их на трюмо, внимательно проглядела штампы. Первые относились к прошлому лету.
   Надя писала Алексею, каким застала Петра, вернувшись от них. Сообщала, как они с Ерожиным расписались и не стали никому об этом говорить. Делилась своими впечатлениями от походов в театры.
   Все это Шура знала из разговоров с мужем.
   Алексей рассказывал о Наде не столь подробно, но основные факты ее биографии сообщал.
   — Ты из города возле поста повернул не туда. Поезжай обратно. Меня не захватишь?
   Заплачу.
   — Залезай. Тут в ваших снегах заблудиться, что два пальца… — пожаловался автомобилист, открывая дверцу. Шура отряхнула сапожки, постучав один об другой, и с удовольствием уселась в машину.
   — Теща упросила свою мать — старую каргу — к врачу отвезти. А я в этом Волжанкове отродясь не бывал, — ворчал хозяин иномарки.
   — Стариков надо уважать, — ответила Шура.
   — Да ей под девяносто. Чего там уважать?
   Не слышит, не видит. Чем в девяносто лет врач поможет? Тут нужно только с ангелами советоваться, — усмехнулся водитель.
   Через пять минут они были у развилки.
   Шура поблагодарила и полезла в сумку.
   — Да черт с тобой. Обойдусь. Без тебя бы еще час плутал, — отказался от денег ворчливый зять долгожительницы, и Шура, попрощавшись, вышла на дорогу.
   От поста дорожной инспекции до центра она дошагала за десять минут. Весь городок можно было обойти вокруг, потратив меньше часа.
   На почте, ожидая, пока телефонистка соединит их с Самарой, сидели три бабки. Шура подошла к окошку, взяла телеграфный бланк и задумалась. Она не знала, что написать Петру, чтобы тот понял. Полчаса Шура маялась за столом, покусывая ручку. Два раза принималась писать, потом рвала бланк и снова думала. Наконец решилась и твердым почерком вывела: «Я старая дура». Еще минуту посомневалась, потом махнула рукой и быстро дописала. Перечитала и подала листок в окошко.
   Телеграфистка, пробежав глазами бланк, с удивлением взглянула на клиентку. Таких текстов ей еще принимать не доводилось.
   Шура сделала вид, что не понимает удивления работника почты, дождалась, когда та подсчитает слова и, расплатившись, быстро вышла на улицу.
   «Хорошо, если бы телеграмма пришла раньше письма», — подумала женщина и зашагала к памятнику Ленина. Она было собралась зайти на фирму к мужу, но, вспомнив, что у того сегодня обед с заказчиками, передумала. Возле памятника бывшему вождю без всякой надежды дождаться пассажира дремал в своих «Жигулях» единственный таксист города Толя Курочкин. Шура села в его заснеженную «шестерку» и назвала адрес. Курочкину повезло. Шура стала единственной пассажиркой за весь день работы частного таксомотора.

11

   Петр Григорьевич проснулся рано. В голове туманило, во рту пересохло. «И как только алкаши каждый день так начинают?» — подумал он, тихо вылез из-под одеяла и босиком протопал на кухню.
   — Ты куда, Петя? — не просыпаясь, спросила Надя.
   — Спи, милая, я тут; — ответил Ерожин, обследуя заварной чайник.
   Заварка кончилась. В холодильнике от последнего домашнего застолья остался сок.
   Выпив холодную жидкость прямо из пакета, Петр заглянул в ванную. Прополоскав рот, он оглядел себя в зеркало и, к удивлению, следов вчерашнего пьянства на лице не обнаружил.
   «Все равно надо с этим завязывать», — промелькнула в голове совестливая мысль.
   Задержавшись в прихожей, Петр поднял с пола свою куртку и зимнее пальто жены, аккуратно повесил одежду на плечики и, покосившись на тумбочку, где лежало платье и белье Нади, вернулся и снова лег.
   "Вчера в офисе собралась тьма народу. — Ерожин пытался припомнить гостей, явившихся на открытие его бюро. Аксеновы при были всем семейством. Сева Кроткий еще привел с собой трех бизнесменов. Те пожелали стать постоянными клиентами и сегодня в два часа нагрянут подписывать бумагу. Полковник Бобров с Петровки заявился со своей Кирой.
   Три корреспондента из газеты и радио быстро набрались, но записать интервью с подполковником успели трезвыми. Грыжин пригласил замминистра МЧС. Это по его команде Ерожина вывезли вертолетом. Тот задержался недолго. Особенно приятно подполковнику было увидеть у себя профессора Ермакова с супругой. — Сколько же я всего выпил? Ужас.
   В офисе вроде вел себя нормально. А дома?" — Ерожин покосился на спящую жену.
   Надя спала тихо. Судя по розовым щекам и ровному дыханию, последствия вчерашнего безобразия ее не беспокоят. А такого со своей молодой женой Петр Григорьевич никогда раньше не творил. Надю он раздел прямо в прихожей. Даже вещи не дал повесить. Сначала он приволок ее на новый кожаный диван.
   Что нашло на Петра, он не знал и сам. То ли зверь в нем проснулся по пьянке, то ли вчерашний приступ ревности сказался. Ерожин вспомнил, как он схватил своими лапищами нежные, почти детские плечи жены, как билась головка Нади о мягкую спинку кожаного дивана, как он вертел ее, рычал и не мог насытиться. Потом перенес жену на кровать и опять набросился. Последнее, что запомнил Ерожин, это ее темные глаза. Он лежал на спине. Надя приподнялась и, обхватив руками коленки, с удивленным любопытством разглядывала мужа, словно видела его впервые.
   — Ну и зверюга, — сказала она тихо и потушила свет.
   В окне посветлело. Спать больше Петру не хотелось. Он осторожно встал и начал собирать по квартире свои трусы, носки, брюки и рубашку. Убрав все это в ванную, залез под душ и несколько раз поменяв воду с горячей на холодную, растерся полотенцем. Голова посвежела.
   «К трем надо ехать в театр, встречаться с Боком. — Ерожин припомнил, что директор театра выразил желание составить с Петром какой-то контракт. — В артисты к нему я точно не пойду», — усмехнулся Петр Григорьевич и, побрившись, начал одеваться. Чтобы не будить Надю, он напялил на себя все вчерашнее, хотя рубашка была изрядно помята и далеко не первой свежести. Облачившись в пиджак, Ерожин обнаружил в кармане незнакомую пластиковую карточку. Повертев в руках, сообразил, что это ключ от его офиса. Уже в куртке Петр Григорьевич написал на кухне Наде короткую записочку и, тихонечко прикрыв за собой дверь, вышел на лестничную площадку.
   Усевшись в «Сааб», он не успел вставить ключ в зажигание, как зазвонил мобильник.
   — Я хочу срочно вас видеть, — сообщил мужской голос с заметным кавказским акцентом. Голос этот Ерожин однажды уже слышал, но вспомнить не успел. Мужчина его опередил. — Это Анчик из Новгорода. Я в Москве.
   Петр назвал банкиру адрес своего бюро, завел машину и покатил в центр. Начинался второй рабочий день частного сыщика, подполковника в отставке Петра Григорьевича Ерожина.

12

   Надя с трудом открыла глаза. Петр перед уходом задвинул занавески, и она не могла понять, сколько сейчас времени.
   Сладко потянувшись, она зажгла лампу и встала с постели. Подойдя к зеркалу, Надя внимательно себя оглядела и, удовлетворившись тем, что синяков на теле нет, отправилась в ванную. Грудь ныла нестерпимо, и Надя не могла до нее дотронуться.
   «Хорошенький щадящий режим выдерживает мой муженек», — вспомнила Надя предписание профессора Ермакова, грустно улыбнулась и подумала, что больной супруг быстро пошел на поправку.
   С вечера она собиралась пораньше встать и поехать в офис. Там после банкета посуда осталась немытая, и Наде стало стыдно, что она проспала. «Надо позвонить дяде Ване и попросить прощения», — решила Надя, но очень быстро забыла о своем раскаянии.
   Она стояла под душем и, краснея, вспоминала, что вчера вытворял с ней Ерожин. Никакой обиды от «зверств» благоверного она не ощущала. Наоборот, боясь себе в этом признаться, Надя желала повторения. Нет, не сегодня, не сразу. Но таким ей Петр нравился.
   Она с любовью и нежностью размышляла, какой Ерожин бывает разный. То ласковый и заботливый, то — как вчера, зверь зверем. Из-под душа Надю выгнал звонок в прихожей. Она набросила халат и вышла в переднюю. После бандитского погрома в квартире, который учинил мерзкий Кадков, Надя дверь сразу открывать поостереглась.
   — Кто? — спросила она, вытирая полотенцем голову.
   — Телеграмма, — ответили с лестничной площадки.
   Надя заглянула в глазок и увидела раскосую девушку в куртке с большой сумкой через плечо.
   — Здесь проживает Петр Григорьевич Ерожин? — спросила молодая почтальонша и, получив утвердительный ответ, вручила Наде бланк с телеграммой. Ерожина закрыла дверь, бросила телеграмму на тумбочку для обуви и вернулась под душ.
   Закончив полоскаться, Надя вытерлась и пошла на кухню. На кухонном столе она обнаружила записку. Надя взяла клочок бумаги и прочла: «НЕ ОБИЖАЙСЯ, ЛЮБЛЮ!!!»
   «Дурачок, разве на это женщина может обидеться, — улыбнулась Ерожина и, поставив на плиту кофейник, решила взглянуть на телеграмму. — Если что-то срочное, позвоню ему на мобильный», — подумала она.
   Вернувшись с бланком на кухню, Надя одним глазом стала отслеживать кофе, а другим попыталась прочесть текст. Сначала молодая женщина ничего не могла разобрать.
   «Какому слову и почему Петр не должен верить? Какая старая дура»? — прочитав подпись и обратный адрес, Надя тут же забыла о кофейнике.
   Текст был странный. «Я старая дура. Не верь ни одному моему слову. У меня прекрасный муж, а у тебя замечательная девочка-жена. Береги ее. Шура.»
   На плите зашипело, и запах горелого кофе заполнил кухню. Надя машинальным движением схватила кофейник, бросила его в раковину и, выключив плиту, продолжала смотреть на телеграфный бланк.
   «Чему не должен верить Петр? — гадала Надя. Внезапно она вспомнила странное поведение Петра, его ревнивый допрос и понемногу начала догадываться. — Вот почему он спрашивал, люблю ли я Алексея?! Шура уверена, что у меня с ее мужем роман. Бедный Алеша! Что там у них?» — Надя прибежала в комнату, раздвинула портьеры и схватила телефон.
   Номер Алексея она помнила наизусть. Ростоцкий ответил сразу. Услышав голос Нади, Алексей очень обрадовался.
   — У тебя, Алеша, дома все в порядке? — волнуясь, спросила Ерожина.
   — Все в норме, — ответил Алексей.
   — А как Шура? — продолжала допрос Надя.
   — Как всегда. Немного скучает без внука.
   Я сутками на работе торчу. А так тоже в норме. Что у вас?
   — У нас все замечательно, — повеселела Надя. — В Москву не думаешь приехать?
   Ростоцкий пока в Москву не собирался. Они еще немного поговорили, и Надя положила трубку. Несколько минут посидев в кресле, она решила повторить попытку с кофейником, но зазвонил телефон.
   — Это Надя Ерожина? — спросил незнакомый женский голос.
   — Я вас слушаю, — ответила Надя.
   — Я Нателла Проскурина.
   — Очень приятно, Нателла. Я вас не узнала. Разбогатеете… — приветливо ответила Надя. — Но Петра дома нет. Он весь в делах.
   — Я не Петру, а вам звоню. Хочу попросить о встрече, — сказала Нателла.
   — Буду рада.
   После звонка в Самару у Нади настроение поднялось, и она отвечала актрисе искренне.
   Проскурина с удовольствием откликнулась на приглашение и выспросила, как найти их башню в Чертаново Почтовый адрес Нателла имела от Анчика, но как добраться — не знала.
   Надя надела домашнее платьице, убрала из прихожей свое белье и одежду и только сейчас заметила палку Ерожина. «Забыл, значит, поправляется». — Улыбнувшись находке, молодая хозяйка пошла на кухню и быстро уничтожила следы кофейной аварии. Когда Нателла позвонила в дверь, стол там был сервирован для завтрака на двоих и горячий кофе в полной сохранности дожидался на плите.
   — Давайте закусим. Я вас ждала, есть уже хочется до чертиков, — призналась Надя, впуская актрису в квартиру.
   Нателла повесила свою синтетическую чернобурку на вешалку и нерешительно пошла за хозяйкой.
   — Я вообще-то есть не хочу, — пыталась слабо сопротивляться Проскурина, но за стол уселась и, с интересом оглядев кухню Ерожиных, серьезно принялась за кофе с бутербродами.
   — Как идет ваш спектакль? — спросила Надя, когда гостья насытилась и закурила.
   — Второй аншлаг. Билеты — в драку.
   Спрашивают лишний от метро, — не без гордости ответила актриса.
   — Петр закончит расследование, и мы обязательно придем, — пообещала Надя. — С билетиком поможете?
   — Конечно, помогу. Давай на «ты», если не возражаешь? — предложила Проскурина.
   — Не возражаю.
   Надя с удовольствием отметила, что ее гостья выглядит совсем не так, как накануне в офисе.
   — Слушай, я вот за чем приехала. Ты с Петром Григорьевичем поговори откровенно.
   Мне кажется, что никто не верит, будто я с Анваром не спала. Думают, что я разыгрываю из себя недотрогу. Кривляюсь или строю кого.
   — Мне кажется, что Петр вам, ой, тебе верит. — Надя забыла, что они договорились на «ты», но сразу исправилась.
   — Мне тоже так кажется. Но он сыщик.
   Ему нужны факты, факты и их мотивация.
   У нас в театре Марк Захарович тоже требует от артистов мотивации. А я сама ничего не понимаю, — призналась Нателла.
   — Хороший был человек Анвар. Бывают же на свете хорошие люди, — покачала головой Надя.
   — Хорошие — бывают. А таких, как Анвар, больше нет, — упрямо сказала Проскурина. — Я вовсе не шлюха, хоть и не святоша. Нормальная баба. Сотнями своих поклонников не считаю, но за десяток ручаюсь. У тебя-то мужиков до мужа много было?
   — Один, — ответила Надя и покраснела.
   — Ты чего стесняешься? Вроде замужем, — удивилась актриса. — Ну и что? Тот один хороший был?
   — Очень хороший, — серьезно сказала Надя. — Просто я никогда ни с кем об этом не говорю.
   — Чего же ты нормального мужика бросила и за другого пошла? — затушив окурок в блюдце, поинтересовалась Нателла.
   — Он был очень молодой, как я, и застенчивый. Я с ним только один раз была… В походе. — Надя задумалась. Она раньше ни с кем, даже с сестрами свою личную жизнь не обсуждала. А с артисткой ей говорилось об этом легко.
   — Ну и что, что молодой? Тебе же Ерожин не из-за денег нужен? — не поняла Нателла.
   — Ой, Петр — это совсем другое. — Надя улыбнулась и, вспомнив вчерашнюю ночь, снова залилась румянцем.
   — Представляю, — понимающе произнесла Нателла. — Когда там, в лесу, стрелять начали, твой Петр на меня навалился. Хоть ты ему и жена, а скажу по совести, мне очень подниматься из-под него не хотелось. А я совсем не озабоченная. Есть что-то в твоем мужике.
   Вообще вы пара красивая. Как с обложки «Плейбоя» пара.
   — А ты спрашиваешь, почему я своего мальчика бросила? Влюбилась в Ерожина и бросила. Не сразу, правда. Я в Петра влюбилась, а он и не знал. Он меня на свадьбе у сестры танцевать пригласил, и я пропала. Со своим парнем гуляю, а думаю о Петре. Я этому мальчику честно сказала. А потом узнала, что Петр в больнице раненый лежит, и сама к нему помчалась. Он открыл глаза в палате, меня увидел, и так у него глаза засветились счастьем, что я поняла — мой, — улыбнулась Надя.
   — Ну и правильно сделала, — согласилась Нателла.
   — И знаешь, мой Петр долго меня в койку не тащил. Я сама хотела, а он выжидал. У меня даже разные мысли появились. Думаю, может в его возрасте этого вообще не надо. У меня взрослых мужиков раньше не было. Откуда мне знать? У нас в семье на такие темы не говорят. Да, Петр мне поначалу странным казался. Что, если и Анвар такой был? — предположила Надя.
   — Может, и был, — согласилась Проскурина. — Поэтому я и говорю тебе. Петру Григорьевичу мне такое рассказывать неудобно.
   Подумает, что я дура. А мне кажется, его женщина убила.
   — С чего ты взяла? — удивилась Надя.
   — Вот, сама смотри. Анвар мужик молодой, с бабками, с тачкой. Внешность ты сама видела. Красавец, — начала развивать свою мысль актриса.
   — Да. Все так, — согласилась Надя, не очень понимая, куда клонит гостья.
   — В городе он два года. Я выясняла. За это время ни с одной девушкой на улице его не видели. Вдруг у него роман с замужней?
   Встречались они тайно. Кто знает, что у замужней бабы на уме? Бывает, что муж в койке не нравится, а бывает, баба сменить из-за денег мужика решила. Город у нас невелик.
   Сплетни расходятся быстро. Та когда поняла, что он возле меня вьется, или узнала, что он деньги в меня вложил, его и прирезала. Может, не сама, а наняла кого.
   Нателла снова достала сигарету.
   — Ты его любила? — спросила Надя.
   — Не знаю. Думала о нем. Цветы, баксы.
   Мужик красивый, необычный. А когда его не стало, у меня на душе потемнело. До него у меня Русланчик был. Того я любила. Хороший мужик, добрый. Гуляка, как все южные, но меня любил. Пока я с ним крутилась, не думала о любви. Он удобный, щедрый, я его при себе как собачку держала. Чуть что — к ноге. И он рядом. А когда погиб, я места себе не находила. Думаю, черт с ним, пришел бы голый, без «мерседесов» своих, приняла бы и такого. Я даже ночами его звала. А когда жив был, отвернусь и сплю. После театра возвращаешься поздно, лишь бы до подушки дотянуться, а ему давай и давай. Чеченец, южная кровь. И днем и ночью готов. А не стало его, я себе простить не могу, что как сонная рыба тогда с ним в койке валялась. Пожалуй, он у меня первый такой был. С остальными путалась больше от скуки. Без Анвара я гибель Русланчика еще сильнее бы переживала, а он мне помог. Ничего не пожалею, а эту гадину или гада найду.
   Я в твоего Петра верю. Он убийцу Русланчика нашел и убийцу Анвара отыщет. Ты ему мысль насчет бабы подбрось, — напомнила Нателла, вставая.
   — Подброшу. Только Петр — человек непростой. У него голова, как компьютер. Уверена, что он и этот вариант просчитал, — предположила Надя, провожая гостью.
   — Спасибо тебе, Надюха. Давай дружить.
   У меня в Москве подруг нет. С кем училась, те разъехались, а ты мне нравишься.
   — Ты мне тоже.
   Уже на пороге Нателла протянула Наде программку спектакля: