Страница:
Они не смогли выловить ее в лабиринте переулков Петроградской стороны и зеленом море скверов и парков за Черной речкой, но на Коломяжском проспекте босая девчонка в шортах и маечке с грозной надписью «Не тронь!» через всю грудь была как на ладони, и на нее коршунами кинулись сразу три наряда на патрульных машинах.
Один из этих нарядов под командованием лейтенанта Терентьева охотился за ней специально и как раз возвращался от ее Дома после очередного прочесывания маршрута, а две другие машины неслись ему навстречу на подмогу омоновцам, которые стояли в оцеплении у метро.
Василису спасла несогласованность этой тройки. В одной из машин как-то сразу усомнились, что это и есть та самая инопланетная шпионка — слишком уж невинно она выглядела. Зато в другом канареечном «газике» ребята сразу схватились за автоматы, напрочь забыв о приказе брать разыскиваемую живьем.
Наперерез этим героям кинулся Терентьев, и его чуть не подстрелили за компанию, как пособника инопланетных шпионов.
Один из ментов, невыспавшийся и злой как черт, разошелся до такой степени, что его с трудом утихомирили силами двух других нарядов, — а тем временем Василиса уже бежала со всех ног в сторону метро.
Она даже не поняла, как очутилась посреди безумной и бессмысленно орущей толпы, ибо еще минуту назад брела по пустынной улице одна-одинешенька. И пока она лихорадочно соображала, что это значит и неужели вся эта толпа гонится за ней вместе с ментами, в небе появились «летающие тарелки», и три звена по четыре аппарата спикировали с высоты и прошли на бреющем над торговым центром «Адамант».
Голубой град хлестнул по бегущим людям, и первые жертвы стали оседать на асфальт, а остальные бежали прямо по ним, в ужасе глядя, как треугольные «тарелки» разворачиваются над парком Челюскинцев, чтобы снова зайти на толпу.
На этот раз Василиса успела укрыться за бронзовыми фигурами пионеров с жеребенком, а люди вокруг падали уже целыми группами, усеивая бетон разноцветным ковром.
Уцелевшие омоновцы отступали к единственной открытой двери станции, и туда же устремились мирные граждане, еще не задетые голубым градом.
Но у ментов слишком крепко засел в голове приказ — не пускать никого в метро вплоть до особого распоряжения. Поэтому в узком проеме завязалась драка, и в этот клубок человеческих тел сверху ударили упругие голубые струи.
Они расчистили проход, и кое-кому все же удалось прорваться. В том числе и Василисе, которая на кончиках пальцев, чтобы не наступить босой ногой на маленькие лужицы голубой субстанции, добежала до входа в метро, уже не думая о том, что там внутри полно ментов.
Утренний инцидент, из-за которого, как она думала, милиция с ночи гонялась за ней по всему городу, не шел ни в какое сравнение с тем, что произошло у нее на глазах только что.
Василиса осознала свою ошибку слишком поздно. Едва она появилась в вестибюле станции, буквально все менты повернули головы к ней, и по выражению их лиц девушка поняла, что сейчас ее будут бить, а может, даже убивать.
14
15
16
17
Один из этих нарядов под командованием лейтенанта Терентьева охотился за ней специально и как раз возвращался от ее Дома после очередного прочесывания маршрута, а две другие машины неслись ему навстречу на подмогу омоновцам, которые стояли в оцеплении у метро.
Василису спасла несогласованность этой тройки. В одной из машин как-то сразу усомнились, что это и есть та самая инопланетная шпионка — слишком уж невинно она выглядела. Зато в другом канареечном «газике» ребята сразу схватились за автоматы, напрочь забыв о приказе брать разыскиваемую живьем.
Наперерез этим героям кинулся Терентьев, и его чуть не подстрелили за компанию, как пособника инопланетных шпионов.
Один из ментов, невыспавшийся и злой как черт, разошелся до такой степени, что его с трудом утихомирили силами двух других нарядов, — а тем временем Василиса уже бежала со всех ног в сторону метро.
Она даже не поняла, как очутилась посреди безумной и бессмысленно орущей толпы, ибо еще минуту назад брела по пустынной улице одна-одинешенька. И пока она лихорадочно соображала, что это значит и неужели вся эта толпа гонится за ней вместе с ментами, в небе появились «летающие тарелки», и три звена по четыре аппарата спикировали с высоты и прошли на бреющем над торговым центром «Адамант».
Голубой град хлестнул по бегущим людям, и первые жертвы стали оседать на асфальт, а остальные бежали прямо по ним, в ужасе глядя, как треугольные «тарелки» разворачиваются над парком Челюскинцев, чтобы снова зайти на толпу.
На этот раз Василиса успела укрыться за бронзовыми фигурами пионеров с жеребенком, а люди вокруг падали уже целыми группами, усеивая бетон разноцветным ковром.
Уцелевшие омоновцы отступали к единственной открытой двери станции, и туда же устремились мирные граждане, еще не задетые голубым градом.
Но у ментов слишком крепко засел в голове приказ — не пускать никого в метро вплоть до особого распоряжения. Поэтому в узком проеме завязалась драка, и в этот клубок человеческих тел сверху ударили упругие голубые струи.
Они расчистили проход, и кое-кому все же удалось прорваться. В том числе и Василисе, которая на кончиках пальцев, чтобы не наступить босой ногой на маленькие лужицы голубой субстанции, добежала до входа в метро, уже не думая о том, что там внутри полно ментов.
Утренний инцидент, из-за которого, как она думала, милиция с ночи гонялась за ней по всему городу, не шел ни в какое сравнение с тем, что произошло у нее на глазах только что.
Василиса осознала свою ошибку слишком поздно. Едва она появилась в вестибюле станции, буквально все менты повернули головы к ней, и по выражению их лиц девушка поняла, что сейчас ее будут бить, а может, даже убивать.
14
Мария Петровна Богатырева выкарабкалась из-под каких-то чемоданов и коробок уже после того, как над останками военно-транспортного самолета прошли на малой высоте черные треугольники.
Больше они не возвращались — видимо, сочли разбитый «Ил-76» слишком незначительной целью. Но даже один залп голубого града сделал свое дело.
Когда самолет пахал землю за взлетно-посадочной полосой, Мария Петровна каким-то бессознательным движением попыталась не то чтобы прикрыть младшую дочь своим телом, а скорее наоборот, опрокинуть ее на себя, чтобы девочке мягче было падать.
Теперь у Марии Петровны болел ушибленный затылок, трудно было дышать из-за сломанных ребер, но она была жива и могла двигаться. А Алена лежала неподвижно, как сломанная кукла.
С жутким вскриком мать бросилась к ней, но рефлексы опытного врача сыграли свою роль. Первым делом она пощупала пульс и посмотрела зрачки.
Зрачки были неестественно узкие, а пульс нитевидный, но это означало, что девочка не умерла. И еще — что дело тут не в телесных повреждениях. Никакие травмы не могут вызвать такое сужение зрачков.
В голову сразу пришла мысль о наркотиках, но она показалась Марии Петровне нелепой. Разве что в одной из коробок был кокаин, и Алена в момент катастрофы вдохнула слишком большую дозу.
Но если так, то надо немедленно нейтрализовать передозировку, а у Марии Петровны не было при себе даже аптечки.
Лихорадочно прикидывая, как вытащить девочку из самолета, Богатырева услышала, как кто-то пробирается к ней со стороны кабины.
— Эй, кто там! Помогите! — крикнула она, и увидела окровавленного человека в летной форме, который, приволакивая ногу, пробирался к ней через завалы.
— Черт, что это было? — пробормотал он. — Это что, все мертвые?
— Она жива! — сорвалась в крик Мария Петровна. — Моя дочь жива. Ее надо срочно в больницу!
— А другие?
За своей бедой Мария Петровна совсем забыла о других. А между тем в двух шагах от ее дочери лежала еще одна девочка, совсем маленькая. Аудругого борта безвольно раскинул руки профессор филологии, и на его белой рубашке у галстука расплывалось маленькое голубое пятно.
Четыре «тарелки» в один проход обработали развороченный грузовой отсек «ила» голубым градом не хуже, чем самолеты сельскохозяйственной авиации обрабатывают поле химикатами от саранчи — чтобы ни одна тварь не ушла.
От верхней части фюзеляжа не осталось почти ничего. Стремительная коррозия распространялась от пролома на месте отвалившихся крыльев сетью ветвящихся трещин, и от сотрясения остатки металла посыпались вниз, дробясь на лету.
Некоторых пассажиров сильно побило этими обломками и даже посекло до крови.
У мальчишки-подростка, который лежал, запрокинув голову, посреди отсека, вся рубашка была в цветных пятнах — белых и голубых. Но кровь из разодранной щеки уже не текла, хотя с момента катастрофы прошли считанные минуты.
Все это Мария Петровна фиксировала периферийным зрением, а мозг продолжал работать только над одной задачей — как вытащить отсюда Алену и поскорее доставить ее до ближайшего медпункта, где есть хоть какие-то лекарства.
Где-то у пилотов наверняка была аптечка, но на вопросы о ней человек в летной форме отвечал нечленораздельно. Да и вряд; ли она поможет.
Мария Петровна начала уже догадываться, что кокаин тут ни при чем.
Она вляпалась рукой в голубую субстанцию, разбрызганную по всему салону и особенно заметную на светлой одежде и белой бумаге — и рука сразу стала неметь.
Тотчас же навалилась сонливость и неодолимая слабость, и с минуту Мария Петровна была на грани потери сознания. Но потом туман в мозгу отчасти рассеялся и осталось лишь какое-то блаженное ощущение лени и заторможенности.
Двигаться не хотелось, и на собственную дочь, неподвижно лежащую в нелепой позе, Мария Петровна смотрела теперь почти равнодушно.
Голос летчика отдавался в ее голове бессмысленным гудением, и он зря тратил силы, пытаясь убедить ее, что помощь скоро придет.
— Там видели, как мы разбились, — твердил он и махал рукой в сторону аэровокзала. — И Сашка за помощью пошел. Он сейчас приведет людей.
Мария Петровна попыталась сконцентрировать взгляд на его лице и произнесла непослушными губами:
— Голубые пятна… Не трогайте… Яд… Нар… Наркотик.
Летчик сразу отдернул руку от скамьи, на которую опирался ладонью. И сказал, оглянувшись в сторону кабины:
— Надо выбираться. Эта халабуда того и гляди вообще развалится.
Мария Петровна попробовала встать на ноги. Это было почти так же трудно, как космонавту после года на орбите, но вид дочери, которая Лежала как мертвая, но все-таки была жива, подстегивал ее.
— Помогите нести, — попросила она раза в три медленнее, чем в нормальном состоянии, безуспешно пытаясь оторвать дочь от пола.
У летчика это получилось лучше, и он фактически вынес на себе обеих. Как он ухитрился при этом открыть аварийный люк, сказать трудно, но наружу они выбрались втроем.
Мария Петровна на выходе сразу же повалилась в траву, Алену летчик аккуратно положил рядом и нырнул обратно в люк.
Из бессвязных фраз Богатыревой он понял, что другие тоже могут быть живы. А командир, который сам был еле жив и истекал кровью в кабине, не пострадавшей от голубого града, приказал ему позаботиться о пассажирах.
Впрочем, с командиром был еще один член экипажа. Они там как-нибудь вдвоем разберутся.
А Мария Петровна пыталась сфокусировать взгляд, чтобы увидеть, не идет ли помощь, но не видела ровным счетом ничего, потому что у обреза взлетно-посадочной полосы дымно догорали громадные крылья.
Их никто не тушил, и одно это уже наводило на нехорошие мысли.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Мария Петровна пришла в себя настолько, что смогла самостоятельно пройти по борозде, проделанной фюзеляжем «Ил-76», до обреза полосы.
Керосин на полосе уже весь выгорел, и отсюда было видно, как люди перебегают от стоящих на поле самолетов к зданию аэровокзала.
Некоторые, впрочем, не бежали, а шли, ковыляли и передвигались чуть ли не ползком. А еще много людей просто лежали на бетоне в полной неподвижности.
На большой высоте, как стервятники в поисках добычи, кружили четыре инопланетных аппарата.
Бегущие люди сильно рисковали — «тарелкам» недолго было пикировать даже с этой высоты. Но аэровокзал казался более надежным убежищем, нежели поврежденные самолеты, попавшие под разрушительный белый град и убийственный голубой.
Но бежать через всю километровую полосу, да еще с девочкой на руках было чистым безумием. Укрыться на краю летного поля негде.
Мария Петровна собралась с силами, встряхнулась и пошла назад, к останкам самолета, где теперь уже два летчика укладывали в ряд неподвижные тела.
Они лежали в траве как мертвые, и только врачу было под силу обнаружить у этих людей признаки жизни. Но даже врачу казалось, что эта жизнь угасает на глазах.
Больше они не возвращались — видимо, сочли разбитый «Ил-76» слишком незначительной целью. Но даже один залп голубого града сделал свое дело.
Когда самолет пахал землю за взлетно-посадочной полосой, Мария Петровна каким-то бессознательным движением попыталась не то чтобы прикрыть младшую дочь своим телом, а скорее наоборот, опрокинуть ее на себя, чтобы девочке мягче было падать.
Теперь у Марии Петровны болел ушибленный затылок, трудно было дышать из-за сломанных ребер, но она была жива и могла двигаться. А Алена лежала неподвижно, как сломанная кукла.
С жутким вскриком мать бросилась к ней, но рефлексы опытного врача сыграли свою роль. Первым делом она пощупала пульс и посмотрела зрачки.
Зрачки были неестественно узкие, а пульс нитевидный, но это означало, что девочка не умерла. И еще — что дело тут не в телесных повреждениях. Никакие травмы не могут вызвать такое сужение зрачков.
В голову сразу пришла мысль о наркотиках, но она показалась Марии Петровне нелепой. Разве что в одной из коробок был кокаин, и Алена в момент катастрофы вдохнула слишком большую дозу.
Но если так, то надо немедленно нейтрализовать передозировку, а у Марии Петровны не было при себе даже аптечки.
Лихорадочно прикидывая, как вытащить девочку из самолета, Богатырева услышала, как кто-то пробирается к ней со стороны кабины.
— Эй, кто там! Помогите! — крикнула она, и увидела окровавленного человека в летной форме, который, приволакивая ногу, пробирался к ней через завалы.
— Черт, что это было? — пробормотал он. — Это что, все мертвые?
— Она жива! — сорвалась в крик Мария Петровна. — Моя дочь жива. Ее надо срочно в больницу!
— А другие?
За своей бедой Мария Петровна совсем забыла о других. А между тем в двух шагах от ее дочери лежала еще одна девочка, совсем маленькая. Аудругого борта безвольно раскинул руки профессор филологии, и на его белой рубашке у галстука расплывалось маленькое голубое пятно.
Четыре «тарелки» в один проход обработали развороченный грузовой отсек «ила» голубым градом не хуже, чем самолеты сельскохозяйственной авиации обрабатывают поле химикатами от саранчи — чтобы ни одна тварь не ушла.
От верхней части фюзеляжа не осталось почти ничего. Стремительная коррозия распространялась от пролома на месте отвалившихся крыльев сетью ветвящихся трещин, и от сотрясения остатки металла посыпались вниз, дробясь на лету.
Некоторых пассажиров сильно побило этими обломками и даже посекло до крови.
У мальчишки-подростка, который лежал, запрокинув голову, посреди отсека, вся рубашка была в цветных пятнах — белых и голубых. Но кровь из разодранной щеки уже не текла, хотя с момента катастрофы прошли считанные минуты.
Все это Мария Петровна фиксировала периферийным зрением, а мозг продолжал работать только над одной задачей — как вытащить отсюда Алену и поскорее доставить ее до ближайшего медпункта, где есть хоть какие-то лекарства.
Где-то у пилотов наверняка была аптечка, но на вопросы о ней человек в летной форме отвечал нечленораздельно. Да и вряд; ли она поможет.
Мария Петровна начала уже догадываться, что кокаин тут ни при чем.
Она вляпалась рукой в голубую субстанцию, разбрызганную по всему салону и особенно заметную на светлой одежде и белой бумаге — и рука сразу стала неметь.
Тотчас же навалилась сонливость и неодолимая слабость, и с минуту Мария Петровна была на грани потери сознания. Но потом туман в мозгу отчасти рассеялся и осталось лишь какое-то блаженное ощущение лени и заторможенности.
Двигаться не хотелось, и на собственную дочь, неподвижно лежащую в нелепой позе, Мария Петровна смотрела теперь почти равнодушно.
Голос летчика отдавался в ее голове бессмысленным гудением, и он зря тратил силы, пытаясь убедить ее, что помощь скоро придет.
— Там видели, как мы разбились, — твердил он и махал рукой в сторону аэровокзала. — И Сашка за помощью пошел. Он сейчас приведет людей.
Мария Петровна попыталась сконцентрировать взгляд на его лице и произнесла непослушными губами:
— Голубые пятна… Не трогайте… Яд… Нар… Наркотик.
Летчик сразу отдернул руку от скамьи, на которую опирался ладонью. И сказал, оглянувшись в сторону кабины:
— Надо выбираться. Эта халабуда того и гляди вообще развалится.
Мария Петровна попробовала встать на ноги. Это было почти так же трудно, как космонавту после года на орбите, но вид дочери, которая Лежала как мертвая, но все-таки была жива, подстегивал ее.
— Помогите нести, — попросила она раза в три медленнее, чем в нормальном состоянии, безуспешно пытаясь оторвать дочь от пола.
У летчика это получилось лучше, и он фактически вынес на себе обеих. Как он ухитрился при этом открыть аварийный люк, сказать трудно, но наружу они выбрались втроем.
Мария Петровна на выходе сразу же повалилась в траву, Алену летчик аккуратно положил рядом и нырнул обратно в люк.
Из бессвязных фраз Богатыревой он понял, что другие тоже могут быть живы. А командир, который сам был еле жив и истекал кровью в кабине, не пострадавшей от голубого града, приказал ему позаботиться о пассажирах.
Впрочем, с командиром был еще один член экипажа. Они там как-нибудь вдвоем разберутся.
А Мария Петровна пыталась сфокусировать взгляд, чтобы увидеть, не идет ли помощь, но не видела ровным счетом ничего, потому что у обреза взлетно-посадочной полосы дымно догорали громадные крылья.
Их никто не тушил, и одно это уже наводило на нехорошие мысли.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Мария Петровна пришла в себя настолько, что смогла самостоятельно пройти по борозде, проделанной фюзеляжем «Ил-76», до обреза полосы.
Керосин на полосе уже весь выгорел, и отсюда было видно, как люди перебегают от стоящих на поле самолетов к зданию аэровокзала.
Некоторые, впрочем, не бежали, а шли, ковыляли и передвигались чуть ли не ползком. А еще много людей просто лежали на бетоне в полной неподвижности.
На большой высоте, как стервятники в поисках добычи, кружили четыре инопланетных аппарата.
Бегущие люди сильно рисковали — «тарелкам» недолго было пикировать даже с этой высоты. Но аэровокзал казался более надежным убежищем, нежели поврежденные самолеты, попавшие под разрушительный белый град и убийственный голубой.
Но бежать через всю километровую полосу, да еще с девочкой на руках было чистым безумием. Укрыться на краю летного поля негде.
Мария Петровна собралась с силами, встряхнулась и пошла назад, к останкам самолета, где теперь уже два летчика укладывали в ряд неподвижные тела.
Они лежали в траве как мертвые, и только врачу было под силу обнаружить у этих людей признаки жизни. Но даже врачу казалось, что эта жизнь угасает на глазах.
15
Совет Безопасности собрался в Кремле в те минуты, когда сообщения из Питера о результатах первой атаки пришельцев еще продолжали поступать. Но в общих чертах все было ясно.
Аппараты противника атаковали все основные транспортные узлы города: аэропорты, железнодорожные вокзалы, морской порт, а также станции метро и автомобили в местах их наибольшего скопления.
После первого ошеломляющего налета на Питер пришельцы перенесли основное внимание на городские окраины. Им явно не нравился поток машин, вытекающий из города во всех направлениях, кроме северного.
И они оседлали шоссе.
Четверка «тарелок» опускалась чуть ли не к самой земле, и один аппарат зависал прямо над полотном. Еще один вылетал навстречу потоку машин, а другой устремлялся вдогонку тем, которые успели проскочить.
Последний аппарат барражировал повыше, следя за обстановкой и координируя действия трех других.
Это был непроходимый барьер. Два мобильных аппарата с лета обстреливали машины белым градом, и автомобили начинали разрушаться через несколько секунд.
Как только крыша, расползаясь, начинала капать ему за шиворот, любой водитель понимал, что пора тормозить. А если кто не понимал, тот нарывался на более серьезные неприятности.
Когда начинал плавиться мотор, у шофера и пассажиров оставалось совсем немного времени, чтобы выскочить из машины прежде, чем из-под капота выплеснутся языки пламени.
Это только в голливудских фильмах автомобили взрываются от малейшего неосторожного движения. Реальные машины разгораются медленно, но если уж какая рванет, то мало не покажется никому.
Чем больше подбитых машин застряло на шоссе, тем труднее их обойти. А если некоторые еще и горят, то никуда не денешься — приходится выезжать на встречную полосу.
Но как раз в это время самые благоразумные водители, видя, что творится впереди, разворачивают свои машины назад, дабы поскорее убраться из этого проклятого места. То есть встречная полоса занята.
А сверху над дорогой неутомимо ходит «летающая тарелка», поливая градом все машины без разбора.
Затор из ломаных машин растет, и очень скоро наступает момент, когда пробиться сквозь него становится в принципе нереально.
Последние машины, которым удалось вырваться из этой ловушки, попадают под кинжальный удар того аппарата, что висит над дорогой, и на этом все заканчивается. Только хвост из автомобилей позади затора непрерывно растет, им уже не разъехаться и не развернуться, и «тарелки» даже не тратят боеприпасы зря.
Чтобы заблокировать дорогу окончательно, остается только наворотить еще одну кучу ломаных машин в самом конце этого хвоста — и тогда не будет уже никаких шансов очистить дорогу в ближайшие несколько суток, даже если «тарелки» оставят свой пост.
Но они дежурят, пресекая любые попытки проехать в объезд или уйти пешком через лес.
Люди выскакивают из машин, их гонит жара и страх — когда на них начинает капать расплавленная обшивка, мало кто усидит на месте, даже несмотря на то, что она холодна, как лед.
Всем кажется, что этот чудовищный растворитель разрушает все, и люди боятся, что следом за металлом начнет расползаться их собственная кожа и плоть. И они убегают прочь от своих машин, а им вдогонку летят струи голубого града.
— Судя по всему, у них два или три основных типа оружия, — доложил на Совете Безопасности начальник ГРУ, к которому стекалась вся информация о нападении инопланетян. — Лучевое оружие позволяет мгновенно уничтожать движущиеся объекты на малом расстоянии. Большой корабль пользуется лучами весьма активно, но у нас пока нет сведений о том, применяют ли это оружие малые аппараты.
— Что значит — нет сведений? — проворчал кто-то из сидящих за столом.
— Это значит, что либо лучевое оружие на малых аппаратах не установлено, либо у них пока не было повода его применить. Если большой корабль сбивает лучами наши ракеты, то малые аппараты настолько маневренны, что просто уклоняются от ракет. Есть информация о поражении аппаратов зенитными снарядами с кораблей Балтийского флота, но насколько серьезны повреждения, сказать трудно. Во всяком случае, ни один аппарат противника уничтожить пока не удалось.
При этих словах главком военно-морского флота скривился так, словно съел без сахара целый лимон. И было отчего, поскольку адмирал получал сведения из первых рук и представлял себе ситуацию гораздо лучше, чем сугубо сухопутный начальник ГРУ.
То, что случилось этим утром на Балтике, было страшнее, чем Перл-Харбор. С того момента, когда густой рой «летающих тарелок» спикировал на Кронштадт, безумный кошмар не прекращался ни на минуту.
По инопланетным аппаратам стреляли из всех видов оружия вплоть до главного калибра — но это выглядело проявлением какого-то запредельного отчаяния. Из главного калибра в авианосец попасть — и то проблема, надо полчаса пристреливаться, замерять недолеты и перелеты. А тут сверхзвуковой летательный аппарат.
Если очевидцы не врут, «тарелки» на противоракетных маневрах выдавали чуть ли не первую космическую скорость и буквально исчезали из глаз, как в киношных спецэффектах — какой тут, к черту, главный калибр.
Их и зенитки-то задели пару раз чисто случайно, когда «тарелки» пикировали прямым курсом на корабли, чтобы с максимальной точностью положить белый град под обрез ватерлинии.
У них не было ни ракет, ни торпед, и когда в борт крейсера иди эсминца летели белые шары размером с хороший грейпфрут и с противным шлепком расплющивались о броню и сползали к воде потеками мерзкой слизи, это казалось идиотской шуткой.
Но белая слизь проедала броню с такой же легкостью, как кислота проедает бумагу. Металл растекался холодной серебристой жидкостью, и от центральной круглой пробоины змеились во все стороны тонкие ветвистые трещины.
Воду, которая затекала через эти щели в отсеки, пытались откачивать, но железо крошилось, как яичная скорлупа. Пробоины росли буквально на глазах, и очень скоро наступал момент, когда уже не спасали водонепроницаемые переборки. И тогда капитану оставалось только одно — отдать приказ покинуть корабль.
Боевые корабли тонули на рейде один за другим, а «летающие тарелки» без помех расстреливали торговые суда в коммерческом порту.
Когда глава МЧС сообщил президенту, что силам гражданской обороны отдан приказ начать эвакуацию жителей Санкт-Петербурга, выбраться из города было уже невозможно ни по суше, ни по воздуху, ни по морю.
— Метательное оружие противника очень эффективно, — продолжал свой доклад начальник ГРУ. — Оно легко выводит из строя любой механизм, но не мгновенно, как лучевое, а постепенно. Времени вполне достаточно, чтобы покинуть машину раньше, чем она развалится окончательно. И противник очень умело загромождает разбитыми машинами все пути сообщения. Создается впечатление, что главная цель агрессора на данный момент — перекрыть все выходы из города.
— Именно выходы? — переспросил президент. — Вам не кажется, что это больше похоже на блокаду?
— Похоже. Но есть одна неувязка. По сообщениям очевидцев, они не слишком активно преследуют людей, которые пытаются пешком вернуться в город, оставив свои машины в пробке. Зато очень активно пресекают попытки прорваться в противоположную сторону или скрыться в лесополосе.
— И что из этого следует?
— Против живой силы противник применяет третий вид оружия. Или, по другой версии, то же самое метательное оружие, но с другими боеприпасами. Эти боеприпасы выводят людей из строя, но не убивают их. Каждую минуту поступают подтверждения, что люди, пораженные этим оружием, остаются в живых, хотя и находятся в состоянии комы.
— Более того, — включился в разговор глава МЧС, — по данным регионального центра медицины катастроф, есть случаи, когда люди, пораженные голубым градом сразу после аварий и взрывов, выжили с травмами, которые в обычных условиях несовместимы с жизнью. В поезде, который сошел с рельсов в районе Колпино на московском направлении, таких много — так что сведения достоверны.
Президент терпеливо ждал ответа на вопрос, что из этого следует, — хотя уже примерно представлял, каким будет ответ.
— Милиция и армейские части в Санкт-Петербурге срочно нуждаются в подкреплениях, — подал голос министр внутренних дел. — Иначе в городе начнется такой хаос, от которого погибнет больше людей, чем от действий противника.
— Мы можем попытаться ввести войска пешим ходом через лесопарковые зоны и организовать эвакуацию гражданского населения тем же путем, — сказал министр обороны. — Если предположения разведки верны и противник действительно действует по принципу: «Всех впускать, никого не выпускать», то этим можно воспользоваться. Мы не имеем права сдать город без боя.
Все прекрасно понимали, о каком городе идет речь, и со школьных лет помнили, что враг никогда не входил на его улицы. Но мало того — это был родной город для большинства участников заседания, и для президента в том числе.
А один из тех немногих, кто происходил совсем с другого конца страны, глава МЧС, поднял глаза на президента и сказал своим обычным негромким и сосредоточенным голосом:
— Это не только предположения разведки. Наша экспертная группа по проблеме контакта почти уверена, что пришельцам для чего-то нужны живые люди в большом количестве, и они будут только рады притоку людей в город.
Аппараты противника атаковали все основные транспортные узлы города: аэропорты, железнодорожные вокзалы, морской порт, а также станции метро и автомобили в местах их наибольшего скопления.
После первого ошеломляющего налета на Питер пришельцы перенесли основное внимание на городские окраины. Им явно не нравился поток машин, вытекающий из города во всех направлениях, кроме северного.
И они оседлали шоссе.
Четверка «тарелок» опускалась чуть ли не к самой земле, и один аппарат зависал прямо над полотном. Еще один вылетал навстречу потоку машин, а другой устремлялся вдогонку тем, которые успели проскочить.
Последний аппарат барражировал повыше, следя за обстановкой и координируя действия трех других.
Это был непроходимый барьер. Два мобильных аппарата с лета обстреливали машины белым градом, и автомобили начинали разрушаться через несколько секунд.
Как только крыша, расползаясь, начинала капать ему за шиворот, любой водитель понимал, что пора тормозить. А если кто не понимал, тот нарывался на более серьезные неприятности.
Когда начинал плавиться мотор, у шофера и пассажиров оставалось совсем немного времени, чтобы выскочить из машины прежде, чем из-под капота выплеснутся языки пламени.
Это только в голливудских фильмах автомобили взрываются от малейшего неосторожного движения. Реальные машины разгораются медленно, но если уж какая рванет, то мало не покажется никому.
Чем больше подбитых машин застряло на шоссе, тем труднее их обойти. А если некоторые еще и горят, то никуда не денешься — приходится выезжать на встречную полосу.
Но как раз в это время самые благоразумные водители, видя, что творится впереди, разворачивают свои машины назад, дабы поскорее убраться из этого проклятого места. То есть встречная полоса занята.
А сверху над дорогой неутомимо ходит «летающая тарелка», поливая градом все машины без разбора.
Затор из ломаных машин растет, и очень скоро наступает момент, когда пробиться сквозь него становится в принципе нереально.
Последние машины, которым удалось вырваться из этой ловушки, попадают под кинжальный удар того аппарата, что висит над дорогой, и на этом все заканчивается. Только хвост из автомобилей позади затора непрерывно растет, им уже не разъехаться и не развернуться, и «тарелки» даже не тратят боеприпасы зря.
Чтобы заблокировать дорогу окончательно, остается только наворотить еще одну кучу ломаных машин в самом конце этого хвоста — и тогда не будет уже никаких шансов очистить дорогу в ближайшие несколько суток, даже если «тарелки» оставят свой пост.
Но они дежурят, пресекая любые попытки проехать в объезд или уйти пешком через лес.
Люди выскакивают из машин, их гонит жара и страх — когда на них начинает капать расплавленная обшивка, мало кто усидит на месте, даже несмотря на то, что она холодна, как лед.
Всем кажется, что этот чудовищный растворитель разрушает все, и люди боятся, что следом за металлом начнет расползаться их собственная кожа и плоть. И они убегают прочь от своих машин, а им вдогонку летят струи голубого града.
— Судя по всему, у них два или три основных типа оружия, — доложил на Совете Безопасности начальник ГРУ, к которому стекалась вся информация о нападении инопланетян. — Лучевое оружие позволяет мгновенно уничтожать движущиеся объекты на малом расстоянии. Большой корабль пользуется лучами весьма активно, но у нас пока нет сведений о том, применяют ли это оружие малые аппараты.
— Что значит — нет сведений? — проворчал кто-то из сидящих за столом.
— Это значит, что либо лучевое оружие на малых аппаратах не установлено, либо у них пока не было повода его применить. Если большой корабль сбивает лучами наши ракеты, то малые аппараты настолько маневренны, что просто уклоняются от ракет. Есть информация о поражении аппаратов зенитными снарядами с кораблей Балтийского флота, но насколько серьезны повреждения, сказать трудно. Во всяком случае, ни один аппарат противника уничтожить пока не удалось.
При этих словах главком военно-морского флота скривился так, словно съел без сахара целый лимон. И было отчего, поскольку адмирал получал сведения из первых рук и представлял себе ситуацию гораздо лучше, чем сугубо сухопутный начальник ГРУ.
То, что случилось этим утром на Балтике, было страшнее, чем Перл-Харбор. С того момента, когда густой рой «летающих тарелок» спикировал на Кронштадт, безумный кошмар не прекращался ни на минуту.
По инопланетным аппаратам стреляли из всех видов оружия вплоть до главного калибра — но это выглядело проявлением какого-то запредельного отчаяния. Из главного калибра в авианосец попасть — и то проблема, надо полчаса пристреливаться, замерять недолеты и перелеты. А тут сверхзвуковой летательный аппарат.
Если очевидцы не врут, «тарелки» на противоракетных маневрах выдавали чуть ли не первую космическую скорость и буквально исчезали из глаз, как в киношных спецэффектах — какой тут, к черту, главный калибр.
Их и зенитки-то задели пару раз чисто случайно, когда «тарелки» пикировали прямым курсом на корабли, чтобы с максимальной точностью положить белый град под обрез ватерлинии.
У них не было ни ракет, ни торпед, и когда в борт крейсера иди эсминца летели белые шары размером с хороший грейпфрут и с противным шлепком расплющивались о броню и сползали к воде потеками мерзкой слизи, это казалось идиотской шуткой.
Но белая слизь проедала броню с такой же легкостью, как кислота проедает бумагу. Металл растекался холодной серебристой жидкостью, и от центральной круглой пробоины змеились во все стороны тонкие ветвистые трещины.
Воду, которая затекала через эти щели в отсеки, пытались откачивать, но железо крошилось, как яичная скорлупа. Пробоины росли буквально на глазах, и очень скоро наступал момент, когда уже не спасали водонепроницаемые переборки. И тогда капитану оставалось только одно — отдать приказ покинуть корабль.
Боевые корабли тонули на рейде один за другим, а «летающие тарелки» без помех расстреливали торговые суда в коммерческом порту.
Когда глава МЧС сообщил президенту, что силам гражданской обороны отдан приказ начать эвакуацию жителей Санкт-Петербурга, выбраться из города было уже невозможно ни по суше, ни по воздуху, ни по морю.
— Метательное оружие противника очень эффективно, — продолжал свой доклад начальник ГРУ. — Оно легко выводит из строя любой механизм, но не мгновенно, как лучевое, а постепенно. Времени вполне достаточно, чтобы покинуть машину раньше, чем она развалится окончательно. И противник очень умело загромождает разбитыми машинами все пути сообщения. Создается впечатление, что главная цель агрессора на данный момент — перекрыть все выходы из города.
— Именно выходы? — переспросил президент. — Вам не кажется, что это больше похоже на блокаду?
— Похоже. Но есть одна неувязка. По сообщениям очевидцев, они не слишком активно преследуют людей, которые пытаются пешком вернуться в город, оставив свои машины в пробке. Зато очень активно пресекают попытки прорваться в противоположную сторону или скрыться в лесополосе.
— И что из этого следует?
— Против живой силы противник применяет третий вид оружия. Или, по другой версии, то же самое метательное оружие, но с другими боеприпасами. Эти боеприпасы выводят людей из строя, но не убивают их. Каждую минуту поступают подтверждения, что люди, пораженные этим оружием, остаются в живых, хотя и находятся в состоянии комы.
— Более того, — включился в разговор глава МЧС, — по данным регионального центра медицины катастроф, есть случаи, когда люди, пораженные голубым градом сразу после аварий и взрывов, выжили с травмами, которые в обычных условиях несовместимы с жизнью. В поезде, который сошел с рельсов в районе Колпино на московском направлении, таких много — так что сведения достоверны.
Президент терпеливо ждал ответа на вопрос, что из этого следует, — хотя уже примерно представлял, каким будет ответ.
— Милиция и армейские части в Санкт-Петербурге срочно нуждаются в подкреплениях, — подал голос министр внутренних дел. — Иначе в городе начнется такой хаос, от которого погибнет больше людей, чем от действий противника.
— Мы можем попытаться ввести войска пешим ходом через лесопарковые зоны и организовать эвакуацию гражданского населения тем же путем, — сказал министр обороны. — Если предположения разведки верны и противник действительно действует по принципу: «Всех впускать, никого не выпускать», то этим можно воспользоваться. Мы не имеем права сдать город без боя.
Все прекрасно понимали, о каком городе идет речь, и со школьных лет помнили, что враг никогда не входил на его улицы. Но мало того — это был родной город для большинства участников заседания, и для президента в том числе.
А один из тех немногих, кто происходил совсем с другого конца страны, глава МЧС, поднял глаза на президента и сказал своим обычным негромким и сосредоточенным голосом:
— Это не только предположения разведки. Наша экспертная группа по проблеме контакта почти уверена, что пришельцам для чего-то нужны живые люди в большом количестве, и они будут только рады притоку людей в город.
16
Член экспертной группы МЧС по проблеме контакта Мария Петровна Богатырева созвонилась со своим начальством по мобильнику, который уцелел в кармане одного из сопровождающих лиц.
Сопровождающее лицо вынесли из самолета с разбитой головой и свернутой набок шеей. С такими травмами вообще-то не живут, но у этого типа сердце билось с частотой ударов двадцать в минуту, неопровержимо свидетельствуя, что он жив.
Сообщению об этом в региональном центре медицины катастроф не удивились. Колпинское крушение подарило медикам массу примеров подобного рода.
Пришельцы тормознули на московской ветке товарный поезд, а следом мчался на всех парах пассажирский. «Летающие тарелки» осыпали его сверху белым градом и оставили вагоны без крыши, но что-то где-то в механизмах расплавилось не так, и вместо того чтобы затормозить, состав остался вообще без тормозов.
Он воткнулся в хвост товарняка на полном ходу как раз в тот момент, когда восемь «тарелок» в пожарном темпе заливали вагоны голубым градом.
Когда вагоны полетели с рельсов под откос, пассажиры в большинстве своем уже потеряли сознание. И трупов на месте крушения оказалось гораздо меньше, чем можно было ожидать.
Колпинские медики и пожарные примчались на место происшествия через несколько минут, и «тарелки» не мешали им сортировать живых и мертвых. Пришельцы вообще потеряли интерес к этому участку дороги, наглухо блокированному несколькими застрявшими поездами и одним разбитым.
Попытка растащить поезда только усугубила затор. К составам, загромождающим путь, добавились маневровые тепловозы.
Зато санитарные машины, которые везли пострадавших в больницу, могли передвигаться свободно. «Тарелки» следили только за выездами из города.
Колпино считается пригородом Питера, но для стороннего наблюдателя оно кажется частью города, его южной окраиной. И пришельцы вполне разумно установили свой барьер дальше к югу — там, где кончался город и начинался лес.
Медики могли об этом только догадываться, зато они точно знали, что по Московскому шоссе еще можно проехать. Забита машинами только одна полоса, а по встречной колонна МЧС из города подошла без помех.
Только выслушав этот рассказ, доктор Богатырева в полной мере осознала, что сейчас творится в городе, и поняла, насколько малозначительна авария одного вое н но-транспортного самолета в сравнении с глобальной катастрофой.
Никто не поедет под сиреной спасать персонально ее дочь, потому что в таком же состоянии находятся не десятки человек, как в этом разбитом самолете, и не сотни, как в том разбитом поезде, а многие тысячи. Десятки тысяч, если уже не сотни.
И все-таки этот звонок оказался не совсем бесполезным. В региональном центре даже обрадовались, что Мария Петровна находится в Пулкове. И ее собеседник с некоторым возбуждением произнес:
— Оставайтесь там! В аэропорт направлены медицинские формирования ГО. Какие-то местные сандружины. Ну, вы сами понимаете, на что они годятся… Руководить ими некому, медиков не хватает, так что принимайте руководство на себя.
И через несколько минут к останкам самолета через летное поле подъехала милицейская машина и еще почему-то самоходный трап.
Из канареечного цвета «жигулей» выскочил лысый капитан, который выглядел так, словно ему только что стукнули по лысине чем-то тяжелым.
— Кто тут Богатырева? — выкрикнул он.
— Я, — ответила Мария Петровна. Капитан был в таком состоянии, что отдал честь без головного убора и неразборчиво представился:
— Капитан Дворовенко. Попрошу документики для порядка.
По счастью, Мария Петровна не потеряла свою сумочку, где были все документы вплоть до удостоверения члена экспертной группы по проблеме поиска внеземной жизни. Его-то она и предъявила, бессознательно выбрав среди других документов как наиболее подходящее к текущей ситуации.
Капитан дважды перечитал короткий текст и глубокомысленно произнес:
— А! Тогда понятно…
— Что понятно?
— Почему мне приказано вас сопровождать.
— Не знаю, что приказано вам, а я получила распоряжение возглавить медслужбу аэропорта. Помогите погрузить пострадавших
Трап оказался не самой удобной машиной для перевозки раненых, но капитан твердил, что других нет, а эта машина самая безопасная, потому что под трапом можно спрятаться от атак с воздуха.
В воздухе над аэропортом, между тем, не было уже ни одной «летающей тарелки», и две машины покатили через летное поле на малой скорости, чтобы не стряхнуть со ступенек трапа кое-как уложенных там пострадавших.
Свою дочь Алену Мария Петровна с помощью капитана затащила на заднее сиденье «жигулей», проверив еще раз зрачки и пульс. Все оставалось без изменений.
О старшей дочери Богатырева до сих пор старалась не думать, но заметив, с каким уважением, переходящим в почтение и чуть ли не подобострастие, стал относиться к ней Дворовенко, Мария Петровна рискнула спросить:
— Сегодня рано утром по моей просьбе объявили в общегородской розыск мою дочь Василису. Вы не могли бы выяснить, нашли ее или нет?
Сопровождающее лицо вынесли из самолета с разбитой головой и свернутой набок шеей. С такими травмами вообще-то не живут, но у этого типа сердце билось с частотой ударов двадцать в минуту, неопровержимо свидетельствуя, что он жив.
Сообщению об этом в региональном центре медицины катастроф не удивились. Колпинское крушение подарило медикам массу примеров подобного рода.
Пришельцы тормознули на московской ветке товарный поезд, а следом мчался на всех парах пассажирский. «Летающие тарелки» осыпали его сверху белым градом и оставили вагоны без крыши, но что-то где-то в механизмах расплавилось не так, и вместо того чтобы затормозить, состав остался вообще без тормозов.
Он воткнулся в хвост товарняка на полном ходу как раз в тот момент, когда восемь «тарелок» в пожарном темпе заливали вагоны голубым градом.
Когда вагоны полетели с рельсов под откос, пассажиры в большинстве своем уже потеряли сознание. И трупов на месте крушения оказалось гораздо меньше, чем можно было ожидать.
Колпинские медики и пожарные примчались на место происшествия через несколько минут, и «тарелки» не мешали им сортировать живых и мертвых. Пришельцы вообще потеряли интерес к этому участку дороги, наглухо блокированному несколькими застрявшими поездами и одним разбитым.
Попытка растащить поезда только усугубила затор. К составам, загромождающим путь, добавились маневровые тепловозы.
Зато санитарные машины, которые везли пострадавших в больницу, могли передвигаться свободно. «Тарелки» следили только за выездами из города.
Колпино считается пригородом Питера, но для стороннего наблюдателя оно кажется частью города, его южной окраиной. И пришельцы вполне разумно установили свой барьер дальше к югу — там, где кончался город и начинался лес.
Медики могли об этом только догадываться, зато они точно знали, что по Московскому шоссе еще можно проехать. Забита машинами только одна полоса, а по встречной колонна МЧС из города подошла без помех.
Только выслушав этот рассказ, доктор Богатырева в полной мере осознала, что сейчас творится в городе, и поняла, насколько малозначительна авария одного вое н но-транспортного самолета в сравнении с глобальной катастрофой.
Никто не поедет под сиреной спасать персонально ее дочь, потому что в таком же состоянии находятся не десятки человек, как в этом разбитом самолете, и не сотни, как в том разбитом поезде, а многие тысячи. Десятки тысяч, если уже не сотни.
И все-таки этот звонок оказался не совсем бесполезным. В региональном центре даже обрадовались, что Мария Петровна находится в Пулкове. И ее собеседник с некоторым возбуждением произнес:
— Оставайтесь там! В аэропорт направлены медицинские формирования ГО. Какие-то местные сандружины. Ну, вы сами понимаете, на что они годятся… Руководить ими некому, медиков не хватает, так что принимайте руководство на себя.
И через несколько минут к останкам самолета через летное поле подъехала милицейская машина и еще почему-то самоходный трап.
Из канареечного цвета «жигулей» выскочил лысый капитан, который выглядел так, словно ему только что стукнули по лысине чем-то тяжелым.
— Кто тут Богатырева? — выкрикнул он.
— Я, — ответила Мария Петровна. Капитан был в таком состоянии, что отдал честь без головного убора и неразборчиво представился:
— Капитан Дворовенко. Попрошу документики для порядка.
По счастью, Мария Петровна не потеряла свою сумочку, где были все документы вплоть до удостоверения члена экспертной группы по проблеме поиска внеземной жизни. Его-то она и предъявила, бессознательно выбрав среди других документов как наиболее подходящее к текущей ситуации.
Капитан дважды перечитал короткий текст и глубокомысленно произнес:
— А! Тогда понятно…
— Что понятно?
— Почему мне приказано вас сопровождать.
— Не знаю, что приказано вам, а я получила распоряжение возглавить медслужбу аэропорта. Помогите погрузить пострадавших
Трап оказался не самой удобной машиной для перевозки раненых, но капитан твердил, что других нет, а эта машина самая безопасная, потому что под трапом можно спрятаться от атак с воздуха.
В воздухе над аэропортом, между тем, не было уже ни одной «летающей тарелки», и две машины покатили через летное поле на малой скорости, чтобы не стряхнуть со ступенек трапа кое-как уложенных там пострадавших.
Свою дочь Алену Мария Петровна с помощью капитана затащила на заднее сиденье «жигулей», проверив еще раз зрачки и пульс. Все оставалось без изменений.
О старшей дочери Богатырева до сих пор старалась не думать, но заметив, с каким уважением, переходящим в почтение и чуть ли не подобострастие, стал относиться к ней Дворовенко, Мария Петровна рискнула спросить:
— Сегодня рано утром по моей просьбе объявили в общегородской розыск мою дочь Василису. Вы не могли бы выяснить, нашли ее или нет?
17
Когда лейтенант Терентьев ворвался в вестибюль станции метро, Василису Богатыреву уже били, выкрикивая через три матюга на каждое слово бессвязные фразы, которые складывались в нечто осмысленное, только если напрячь воображение.
Смысл этих фраз сводился к одному общему тезису:
— Это ты, сука, навела тех гадов на нашу «Пионерку»!
Одни произносили нечто подобное с вопросительной интонацией, другие — с утвердительной, но стукнуть девчонку норовили все: и менты, и штатские.
Один омоновец татуированными руками рвал на себе тельняшку и орал нечеловеческим голосом:
— Мне Витюха лучший кореш был, а эта сучара его замочила!
Пихаясь локтями, он полез в кучу-малу, чтобы отомстить за Витюху лично, и, бросив взгляд на его пудовые кулаки, Терентьев понял, что этот омоновец один в два счета забьет девчонку насмерть.
Смысл этих фраз сводился к одному общему тезису:
— Это ты, сука, навела тех гадов на нашу «Пионерку»!
Одни произносили нечто подобное с вопросительной интонацией, другие — с утвердительной, но стукнуть девчонку норовили все: и менты, и штатские.
Один омоновец татуированными руками рвал на себе тельняшку и орал нечеловеческим голосом:
— Мне Витюха лучший кореш был, а эта сучара его замочила!
Пихаясь локтями, он полез в кучу-малу, чтобы отомстить за Витюху лично, и, бросив взгляд на его пудовые кулаки, Терентьев понял, что этот омоновец один в два счета забьет девчонку насмерть.