49
Макс Игрунов долго не мог решиться на убийство. Одно дело — по пьянке забить человека насмерть, да не в одиночку, а в компании друзей, когда никто не может точно сказать, кем был нанесен роковой удар. И совсем другое — убить кого-то умышленно, на трезвую голову, заранее все спланировав и подготовив. Макс колебался до тех пор, пока лейтенант Цыганенко не явился к Ларисе Бабушкиной домой. И даже после этого продолжал колебаться, но Пашка Качуркин непрерывно капал ему на мозги. Пашка все отчетливее понимал, что если Цыганенко раздобудет доказательства и передаст их генералу Игрунову, а тот с уликами в руках спросит сына, что бы это значило — Макс сразу сдаст всех друзей-соучастников, даже если Цыганенко не узнает их имена и не определит степень их вины раньше. Макса следовало нейтрализовать, и как можно скорее — и Пашка не мог придумать способа лучше убийства. Разумеется, сам он вовсе не собирался убивать Макса.
Наоборот, это Макс должен был убить лейтенанта Цыганенко — после чего длинный язык станет для генеральского сына опасен, как никогда. Ведь в этом случае Макс уже не сможет свалить вину на друзей, и генерал не сможет замять дело, найдя другого козла отпущения. Поначалу Макс сам рвался убивать — причем не только лейтенанта Цыганенко, но и Ларису, и ее нового мужика заодно. Но как только настала пора от слов и планов перейти к делу, он откровенно струсил. Однако он был туп, а Пашка Качуркин — умен и хитер. И капанье на мозги постепенно стало приносить плоды. Максу все явственнее казалось, что главную опасность для него представляет именно лейтенант Цыганенко. Пока адъютант генерала Игрунова жив, велика вероятность того, что он, Макс Игрунов, может оказаться не только там, куда зашлет его в наказание отец, но и в тюрьме, под следствием и судом, а потом — на зоне. Лет на десять, а то и больше. А если Цыганенко умрет, то все, что он накопал, уйдет в могилу вместе с ним. Так говорил Пашка, и Макс ему верил.
— Не бойся, на тебя никто не подумает, — твердил Павел, излагая план убийства. — Надо изобразить обыкновенный грабеж. Он ведь ходит через парк, возвращается домой поздно, почти всегда один. Запросто можно подловить его там, выскочить из-за дерева и шарахнуть по голове чем-нибудь тяжелым. Потом ошмонаешь карманы, заберешь все ценное, документы, кошелек, оружие, если есть. И все. Мало ли таких случаев сейчас. Никто особо и расследовать не будет.
— Ага! Сам попробовал бы… — реагировал на эти инструкции Макс.
— А зачем мне? Это не моя проблема. У меня вообще алиби. Если даже вы все скажете, что я был с вами, другие десять человек скажут, что я в это время был с ними за городом, пил водку и трахал баб.
— А может мне тоже устроить это… Алиби.
— Тебе это не поможет. Это для суда алиби годится, а тут ведь дело не в суде, а в бате твоем… Паша противоречил сам себе, пугая Макса то тюрьмой, то отцовским гневом — но Макс не замечал этих противоречий, зато нервничал все больше и постепенно созревал для убийства. И наконец созрел.
Наоборот, это Макс должен был убить лейтенанта Цыганенко — после чего длинный язык станет для генеральского сына опасен, как никогда. Ведь в этом случае Макс уже не сможет свалить вину на друзей, и генерал не сможет замять дело, найдя другого козла отпущения. Поначалу Макс сам рвался убивать — причем не только лейтенанта Цыганенко, но и Ларису, и ее нового мужика заодно. Но как только настала пора от слов и планов перейти к делу, он откровенно струсил. Однако он был туп, а Пашка Качуркин — умен и хитер. И капанье на мозги постепенно стало приносить плоды. Максу все явственнее казалось, что главную опасность для него представляет именно лейтенант Цыганенко. Пока адъютант генерала Игрунова жив, велика вероятность того, что он, Макс Игрунов, может оказаться не только там, куда зашлет его в наказание отец, но и в тюрьме, под следствием и судом, а потом — на зоне. Лет на десять, а то и больше. А если Цыганенко умрет, то все, что он накопал, уйдет в могилу вместе с ним. Так говорил Пашка, и Макс ему верил.
— Не бойся, на тебя никто не подумает, — твердил Павел, излагая план убийства. — Надо изобразить обыкновенный грабеж. Он ведь ходит через парк, возвращается домой поздно, почти всегда один. Запросто можно подловить его там, выскочить из-за дерева и шарахнуть по голове чем-нибудь тяжелым. Потом ошмонаешь карманы, заберешь все ценное, документы, кошелек, оружие, если есть. И все. Мало ли таких случаев сейчас. Никто особо и расследовать не будет.
— Ага! Сам попробовал бы… — реагировал на эти инструкции Макс.
— А зачем мне? Это не моя проблема. У меня вообще алиби. Если даже вы все скажете, что я был с вами, другие десять человек скажут, что я в это время был с ними за городом, пил водку и трахал баб.
— А может мне тоже устроить это… Алиби.
— Тебе это не поможет. Это для суда алиби годится, а тут ведь дело не в суде, а в бате твоем… Паша противоречил сам себе, пугая Макса то тюрьмой, то отцовским гневом — но Макс не замечал этих противоречий, зато нервничал все больше и постепенно созревал для убийства. И наконец созрел.
50
Газета называлась «Оранжевый шар». Почему именно шар и притом оранжевый — никто объяснить не мог. Правда, на первой странице первого номера красовалось изображение обнаженной Ларисы Бабушкиной с оранжевым шаром вместо головы, но это не могло служить объяснением. Фотография Ларисы была обработана на компьютере таким образом, что напоминала скорее не фото, а картину, написанную кем-то из фантастических фотореалистов вроде Вальехо или Нараямы. Люди, проходящие мимо лотков и киосков, где продавался «Оранжевый шар», невольно останавливались, чтобы, во-первых, полюбоваться этим изображением, а во-вторых, узнать, почему это у девушки вдруг взорвалась голова. Пояснений на первой странице не было, и особо любопытным прохожим приходилось покупать всю газету. И хотя внутри пояснения тоже отсутствовали, никто не уходил обиженный. На страницах восьмиполосного номера читатель мог найти много нового и интересного. В числе прочего «Оранжевый шар» сообщал читателям о создании технологии, которая позволяет переносить информационное содержимое человеческого мозга в компьютер и поддерживать функционирование сознания в электронной форме, обеспечивая тем самым бессмертие личности. На самом деле компьютерщики и футурологи предсказывали появление такой технологии лет через пятьдесят, но Арик Чудновский и компания решили немного предвосхитить события.
А на соседней странице рассказывалось о сверхсекретной лаборатории КГБ, которая предназначалась для создания расы сверхлюдей — гермафродитов с женским телом и неженской силой, сверхмощными гипнотическими и телепатическими способностями, а также физиологическими особенностями, позволяющими зачинать потомство без партнера или от нескольких партнеров любого пола. А чтобы окончательно добить доверчивого читателя, статья утверждала, что сверхженщины не рожают детей, а откладывают яйца, для чего в их хромосомы добавлена часть генетического кода динозавров. Что поделаешь — Арик Чудновский очень любил Крайтона и Спилберга, создавших соответственно роман и фильм «Парк Юрского периода». Если первая статья в общем-то напоминала ту белиберду, которой заполнены всевозможные издания мистического и уфологического толка, и к тому же стыковалась с сообщениями «белой» прессы о том, что технологии перевода человеческого сознания в компьютер действительно разрабатываются, хотя и далеки от завершения, то вторая была придумана от начала до конца и любой здравомыслящий человек сказал бы, что у ее автора чересчур воспаленное воображение. Написал эту статью, как уже сказано, сам Арик Чудновский, и в случае чего он мог бы представить ее в ходе психиатрической экспертизы в качестве вещественного доказательства своего душевного нездоровья. Прочитав это творение, психиатры наверняка немедленно признали бы автора неизлечимо безумным, пожизненно невменяемым и не годным к службе в каких бы то ни было войсках. А для полноты картины — на случай, если кто-то не поверит — в номере присутствовал еще и рецепт приворотного зелья, где в качестве ингредиентов фигурировали «кровь блудницы на шипе розы (1 капля)» и «молоко нерожавшей женщины (1/2 стакана). Разогреть до кипения, слегка помешивая, но ни в коем случае не кипятить. Что будет, если все-таки вскипятить, и как добыть молоко нерожавшей женщины, рецепт не сообщал. Зато и он, и все остальное сопровождалось яркими иллюстрациями с преобладанием частично и полностью обнаженных девушек в виде достаточно приличном, чтобы газета могла избежать статуса эротического издания и не платить дополнительных налогов. Агентства по продаже недвижимости, автомастерские и стоянки, а также фирмы оптовой торговли, находящиеся под контролем Корня, дали в „Оранжевый шар“ свою рекламу. Содержание газеты владельцев этих фирм не интересовало. Их волновал тираж, и тут люди Корня дали понять, что босс лично заинтересован в процветании этой газеты, а следовательно, тираж будет расти. На самом деле в процветании газеты был заинтересован прежде всего Илья Шерстобитов, „патриарх всея Земли“ и „Верховный Понтифик Востока и Запада“, а Корень лишь помогал ему по мере сил в надежде на будущие дивиденды. От первого номера Шерстобитов пришел в ужас и решил, что сдуру связался с полными идиотами — и теперь надо развязываться, пока не поздно. Но видя, как прохожие буквально сметают газету с лотков, Шерстобитов быстро изменил свое мнение и лишь объявил Чудновскому по телефону мягкий выговор без предупреждения.
Вернее, сделал внушение: дескать, популярность — вещь хорошая, но надо и меру знать.
— А как я иначе завоюю популярность? — огрызнулся Арик. — Серьезными газетами все давно сыты по горло. В это время он уже готовил второй номер. В нем (в отличие от первого, где от «Храма Сверхнового завета были только объявления с именами девушек и телефонами диспетчеров) присутствовала большая статья о „Сверхновом завете“, выдержанная в духе отстраненного исследования с далеко идущими выводами. В статье говорилось, что Моисей заключил первый договор с Богом в 2000 году до нашей эры, Иисус Христос через 2000 лет обновил этот договор, а теперь прошло еще 2000 лет, и следует ожидать нового обновления. Секта Шерстобитова упоминалась вскользь, но уважительно. Рядом с этой статьей был пристроен редакционный материал, утверждавший, что в сектантстве нет ничего плохого, что все ныне существующие церкви были когда-то сектами, что покорность сектантов лидерам возникает не под влиянием психотропных препаратов, изнуряющих диет и отупляющих медитаций, а лишь благодаря особой харизматической силе этих лидеров — ведь сумел же монах Савонарола без всяких препаратов, диет и гипноза убедить гениального Рафаэля бросить свои лучшие картины в костер, — и что каждый человек вправе сам выбирать для себя религию, а не обязан следовать выбору предков. Оба материала были написаны в совершенно серьезном духе. Но основной акцент во втором номере делался не на них. На второй полосе красовалось письмо читателя по поводу сверхженщин. Письмо было настоящее, оно пришло по электронной почте. И надо заметить, человек, приславший его, явно въехал в политику „Оранжевого шара“ с полуслова. Он писал, что секретная лаборатория по производству сверхлюдей существует до сих пор, только теперь она находится под контролем мафии. и он, автор письма, как бывший ведущий специалист этой лаборатории, со всей ответственностью утверждает, что гены динозавров сверхженщинам не пересаживали, поскольку не смогли достать их из-за дефицита, свирепствовавшего в советские времена. И тогда вместо динозавров решили использовать рыбу минтай, которая выметывает десять миллионов икринок за раз. Поэтому сверхженщины не откладывают яйца, а мечут икру и могут за один нерест произвести на свет десять миллионов потомков. Скоро они заполонят всю планету и прежде всего океаны, моря и пресные водоемы, так как физиологически они являются русалками и сбрасывают хвост только при выходе на сушу, а по возвращении в воду опять отращивают его.
— Господи, боже мой, какой бред! — воскликнул, читая это письмо, номинальный редактор «Оранжевого шара» и по совместительству зиц-председатель фирмы Ваня Пахомов, демонстрируя тем самым высокую степень душевного здоровья.
— Шизофрения — это не болезнь, а просто состояние души, — сказал в ответ Чудновский, цитируя поэта Антонио Эспаду, известного тем, что он воображал себя наследным принцем атолла Муруроа и требовал, чтобы Франция прекратила ядерные испытания на этом атолле и вернула его законным правителям. Процитировав эту строчку, Чудновский еще раз перечитал шизофреническое письмо и распорядился немедленно поставить его в набор.
А на соседней странице рассказывалось о сверхсекретной лаборатории КГБ, которая предназначалась для создания расы сверхлюдей — гермафродитов с женским телом и неженской силой, сверхмощными гипнотическими и телепатическими способностями, а также физиологическими особенностями, позволяющими зачинать потомство без партнера или от нескольких партнеров любого пола. А чтобы окончательно добить доверчивого читателя, статья утверждала, что сверхженщины не рожают детей, а откладывают яйца, для чего в их хромосомы добавлена часть генетического кода динозавров. Что поделаешь — Арик Чудновский очень любил Крайтона и Спилберга, создавших соответственно роман и фильм «Парк Юрского периода». Если первая статья в общем-то напоминала ту белиберду, которой заполнены всевозможные издания мистического и уфологического толка, и к тому же стыковалась с сообщениями «белой» прессы о том, что технологии перевода человеческого сознания в компьютер действительно разрабатываются, хотя и далеки от завершения, то вторая была придумана от начала до конца и любой здравомыслящий человек сказал бы, что у ее автора чересчур воспаленное воображение. Написал эту статью, как уже сказано, сам Арик Чудновский, и в случае чего он мог бы представить ее в ходе психиатрической экспертизы в качестве вещественного доказательства своего душевного нездоровья. Прочитав это творение, психиатры наверняка немедленно признали бы автора неизлечимо безумным, пожизненно невменяемым и не годным к службе в каких бы то ни было войсках. А для полноты картины — на случай, если кто-то не поверит — в номере присутствовал еще и рецепт приворотного зелья, где в качестве ингредиентов фигурировали «кровь блудницы на шипе розы (1 капля)» и «молоко нерожавшей женщины (1/2 стакана). Разогреть до кипения, слегка помешивая, но ни в коем случае не кипятить. Что будет, если все-таки вскипятить, и как добыть молоко нерожавшей женщины, рецепт не сообщал. Зато и он, и все остальное сопровождалось яркими иллюстрациями с преобладанием частично и полностью обнаженных девушек в виде достаточно приличном, чтобы газета могла избежать статуса эротического издания и не платить дополнительных налогов. Агентства по продаже недвижимости, автомастерские и стоянки, а также фирмы оптовой торговли, находящиеся под контролем Корня, дали в „Оранжевый шар“ свою рекламу. Содержание газеты владельцев этих фирм не интересовало. Их волновал тираж, и тут люди Корня дали понять, что босс лично заинтересован в процветании этой газеты, а следовательно, тираж будет расти. На самом деле в процветании газеты был заинтересован прежде всего Илья Шерстобитов, „патриарх всея Земли“ и „Верховный Понтифик Востока и Запада“, а Корень лишь помогал ему по мере сил в надежде на будущие дивиденды. От первого номера Шерстобитов пришел в ужас и решил, что сдуру связался с полными идиотами — и теперь надо развязываться, пока не поздно. Но видя, как прохожие буквально сметают газету с лотков, Шерстобитов быстро изменил свое мнение и лишь объявил Чудновскому по телефону мягкий выговор без предупреждения.
Вернее, сделал внушение: дескать, популярность — вещь хорошая, но надо и меру знать.
— А как я иначе завоюю популярность? — огрызнулся Арик. — Серьезными газетами все давно сыты по горло. В это время он уже готовил второй номер. В нем (в отличие от первого, где от «Храма Сверхнового завета были только объявления с именами девушек и телефонами диспетчеров) присутствовала большая статья о „Сверхновом завете“, выдержанная в духе отстраненного исследования с далеко идущими выводами. В статье говорилось, что Моисей заключил первый договор с Богом в 2000 году до нашей эры, Иисус Христос через 2000 лет обновил этот договор, а теперь прошло еще 2000 лет, и следует ожидать нового обновления. Секта Шерстобитова упоминалась вскользь, но уважительно. Рядом с этой статьей был пристроен редакционный материал, утверждавший, что в сектантстве нет ничего плохого, что все ныне существующие церкви были когда-то сектами, что покорность сектантов лидерам возникает не под влиянием психотропных препаратов, изнуряющих диет и отупляющих медитаций, а лишь благодаря особой харизматической силе этих лидеров — ведь сумел же монах Савонарола без всяких препаратов, диет и гипноза убедить гениального Рафаэля бросить свои лучшие картины в костер, — и что каждый человек вправе сам выбирать для себя религию, а не обязан следовать выбору предков. Оба материала были написаны в совершенно серьезном духе. Но основной акцент во втором номере делался не на них. На второй полосе красовалось письмо читателя по поводу сверхженщин. Письмо было настоящее, оно пришло по электронной почте. И надо заметить, человек, приславший его, явно въехал в политику „Оранжевого шара“ с полуслова. Он писал, что секретная лаборатория по производству сверхлюдей существует до сих пор, только теперь она находится под контролем мафии. и он, автор письма, как бывший ведущий специалист этой лаборатории, со всей ответственностью утверждает, что гены динозавров сверхженщинам не пересаживали, поскольку не смогли достать их из-за дефицита, свирепствовавшего в советские времена. И тогда вместо динозавров решили использовать рыбу минтай, которая выметывает десять миллионов икринок за раз. Поэтому сверхженщины не откладывают яйца, а мечут икру и могут за один нерест произвести на свет десять миллионов потомков. Скоро они заполонят всю планету и прежде всего океаны, моря и пресные водоемы, так как физиологически они являются русалками и сбрасывают хвост только при выходе на сушу, а по возвращении в воду опять отращивают его.
— Господи, боже мой, какой бред! — воскликнул, читая это письмо, номинальный редактор «Оранжевого шара» и по совместительству зиц-председатель фирмы Ваня Пахомов, демонстрируя тем самым высокую степень душевного здоровья.
— Шизофрения — это не болезнь, а просто состояние души, — сказал в ответ Чудновский, цитируя поэта Антонио Эспаду, известного тем, что он воображал себя наследным принцем атолла Муруроа и требовал, чтобы Франция прекратила ядерные испытания на этом атолле и вернула его законным правителям. Процитировав эту строчку, Чудновский еще раз перечитал шизофреническое письмо и распорядился немедленно поставить его в набор.
51
Когда лейтенант Цыганенко шел по своему обыкновению домой через парк, некто, выскочивший из-за дерева, шарахнул его по голове каменюкой. Предполагалось, что это будет выглядеть, как обычное уличное ограбление. Но «грабитель» неудачно выбрал место. В этой части парка даже по ночам было чересчур оживленное движение. Не прошло и минуты с того момента, как Цыганенко упал — а в дальнем конце аллеи уже послышался стук каблучков. Оттуда к месту происшествия шла девушка. Будь «грабитель» матерым убийцей, он, наверное, убрал бы заодно и эту случайную свидетельницу, а потом довел дело до конца. Но Макс Игрунов матерым убийцей не был. Ему вообще не приходилось по настоящему убивать. Ведь Алексей Черкизов умер лишь через шесть часов после того, как ударился головой во время драки. По этой причине трудно с уверенностью сказать, смог бы Макс хладнокровно и методично обшарить труп лейтенанта, не появись на горизонте случайная прохожая. Но это и неважно. Она ведь все-таки появилась, и Макс впал в жуткую панику. Он помчался через парк напролом, ему чудилось, будто за ним гонятся, а визг девушки, наткнувшейся на тело лейтенанта, казался Максу то ли трелью свистка, то ли милицейской сиреной, то ли гласом небесным, за которым неизбежно должна последовать кара. Девушка в это время тоже бежала, только не между деревьями, а вдоль по аллее. В голове ее крутилась фраза из песни известной, но, к сожалению, распавшейся рок-группы: «Прогулка в парке без дога может встать тебе слишком дорого».Попутно она клялась себе, что никогда больше не пойдет поздно вечером одна через парк. Милицию она вызвала только прибежав домой — минут через двадцать. За это время о лежащего лейтенанта споткнулось еще несколько человек, и кто-то из них догадался позвонить в «скорую». Подъезжающая милиция столкнулась отъезжающей «скорой». Тела на дороге уже не было. Макс Игрунов схалтурил. то ли булыжник был недостаточно тяжел, то ли удар недостаточно силен — только Цыганенко остался жив. Правда, сотрудникам райотдела милиции сразу сообщили, что состояние пострадавшего тяжелое, он без сознания, и придет ли в сознание в дальнейшем — неизвестно. Надо заметить, что милиция по первости склонялась именно к той версии, которую запланировал Паша Качуркин. Лейтенанта шарахнули в темной аллее парка булыжником по голове, других следов борьбы нет — естественно возникает мысль об ограблении. Правда, в кармане брюк лежат деньги. Сорок восемь рублей новыми. И документы тоже целы. А в документах написано, что их обладатель — не просто лейтенант Российской Армии, а целый адъютант командира мотострелковой дивизии. И дело сразу начинает пахнуть вещами, которыми обычно занимается ФСБ. Ведь адъютант генерала Игрунова мог иметь при себе секретные документы, и тогда получается, что по черепу его стукнул не наркоман, сшибающий денег на дозу, а шпион, который эти документы и унес. Правда, порядочный шпион в такой ситуации наверняка забрал бы заодно и деньги вместе с личными документами. просто для маскировки. Но может быть, его спугнула девушка, некстати застучавшая каблучками по асфальту. А может, все проще. Например, лейтенант Цыганенко имел при себе оружие, и грабитель охотился именно за ним. За оружием. За табельным пистолетом системы Макарова. Естественно, опера из райотдела немедленно принялись звонить в дивизию и спрашивать, не имел ли лейтенант Цыганенко привычки таскать с собой секретные бумаги и не носил ли он при себе круглосуточно табельное оружие. Оказалось, однако, что нет. Не имел и не носил. Пистолет преспокойно лежал в сейфе, и никаких секретных документов у лейтенанта Цыганенко с собой не было. К большому сожалению для районных оперов. Если бы грабитель украл пистолет, то дело можно было бы, хоть и не без труда, спихнуть городскому управлению внутренних дел или даже в РУОП. Если бы речь шла о документах, содержащих государственную тайну, то дело уже без всяких усилий со стороны милиции забрала бы ФСБ. Теперь же это дело повисало мертвым грузом на Южном райотделе милиции, и выглядело оно абсолютно глухим. О причине этого происшествия догадывался только генерал Игрунов. И ему все яснее становилось, что с сыном надо что-то делать. потому что убийца, вошедший во вкус, особо опасен. Если первое убийство, судя по тому, что удалось раскопать лейтенанту Цыганенко, было случайным, то второе — явно преднамеренное. Генерал понимал, что прежде всего с сыном надо поговорить, припереть его к стенке фактами, вынудить к признанию и выслушать оправдания, чтобы решить: можно ли удержать Максима от дальнейшего сползания в пропасть без принятия экстренных мер, или же надо срочно искать эти меры — такие, которые не испортят генералу репутацию и карьеру и, что немаловажно, не поссорят его с женой. Но генерал все время откладывал этот разговор. Он просто не знал, что сказать.
52
Неопознанные трупы «трибунальщиков» со старой турбазы нельзя было показать по телевизору, чтобы кто-то мог их опознать. Поливая их свинцом, Арик Чудновский превратил головы и лица обоих покойников в невообразимое месиво. Еще бы — ведь он лупил по головам уже умерших трибунальщиков практически в упор. Татуировок у убитых не оказалось, да и вообще с особыми приметами было туго. Так что они оставались неопознанными и невостребованными еще много дней.
— А потом в милицию пришел мужчина лет пятидесяти, который представился Иваном Трифоновым и сказал.
— Сын у меня пропал. То есть не совсем пропал — он письмо прислал, но с тех пор ни слуху ни духу, а письмо какое-то странное. Когда сотрудники отдела по розыску пропавших выяснили, что сыну этому двадцать четыре года, а в письме довольно убедительно объясняются причины его отъезда — любовь к иногородней девушке и стремление вырваться из-под родительской опеки — над взволнованным отцом про себя посмеялись, а ему сказали, что такими делами они не занимаются.
— Вот если бы он без вести пропал… А раз письмо прислал, значит, все в порядке. Иван Трифонов ушел несолоно хлебавши, а ребята из отдела по розыску пропавших через пару дней упомянули об этом курьезном случае в разговоре с Александром Ростовцевым из угрозыска. И тот внезапно заинтересовался. То ли сработала интуиция, то ли Ростовцев нашел рациональное зерно в ироническом пересказе слов Ивана Трифонова о том, что его сын по характеру своему не способен на такие поступки, как побег из дома ради какой-то девицы — но только Ростовцев решил с этим товарищем поговорить. И поговорил. И убедился, что Иван Сергеевич Трифонов — человек солидный, к глупым фантазиям и паникерству не склонный и слов на ветер не бросающий.
— Он бы первым делом привел свою девушку ко мне. Или хотя бы позвонил, а не подбросил письмо без обратного адреса, — сказал он. — Письмо ведь не по почте пришло, его в ящик подбросили. Да и почерк мне не нравится. И тогда Ростовцев спросил об особых приметах. Рост, телосложение и цвет волос — все это очень напоминало один из трупов, найденных на старой турбазе. А родинки, расположенные треугольником на пояснице, снимали всякие сомнения.
Убитый «трибунальщик» с документами на имя С.П. Иванова был на самом деле Владимиром Трифоновым. Процедура опознания требовала личного освидетельствования останков, но нам незачем описывать эту душераздирающую сцену. Хороший парень и любящий сын Володя Трифонов оказался ликвидатором из «гвардии Трибунала», погибшим во время кровавой боевой операции. На всякий случай его отцу показали компьютерный портрет, сделанный по фотографии на имя Кузнецова, но Иван Сергеевич его не узнал. Но это и немудрено — ведь фотография принадлежала вовсе не убитому. Совпадал только грим. Зато теперь у милиции появились новые факты. И тем же вечером Ростовцев поговорил с начальником угрозыска, а затем они вышли на генерала Шубина, и тот договорился с телевидением о передаче специального сообщения.
— Городское управление внутренних дел с целью установления личности двух убитых разыскивает родственников и знакомых тех лиц, которые исчезли из дома без объяснения причин или с неубедительными объяснениями. Выяснено, что родственники могли получить письмо, якобы от убитых, либо услышать объяснения по телефону при условиях, когда точное определение личности по голосу затруднено. А на следующее утро, еще до первого звонка по поводу телевизионного объявления, в ГУВД пришло письмо от Пятого Правого. Оно не было подписано, но содержало имена, телефоны и даже адреса Пятого Главного и Пятого Левого, а также телефоны координатора и диспетчера экстренной связи. В письме также сообщалось, что «Трибунал» убивает тех своих членов, кто отклонился от генеральной линии группировки, и вот недавно таким образом был убит Пятый Правый. Но он успел обо всем рассказать автору письма, и тот решил сообщить обо всем в милицию.
— Черт возьми! — воскликнул, прочитав письмо, Ростовцев. — Нам их сдали.
— А потом в милицию пришел мужчина лет пятидесяти, который представился Иваном Трифоновым и сказал.
— Сын у меня пропал. То есть не совсем пропал — он письмо прислал, но с тех пор ни слуху ни духу, а письмо какое-то странное. Когда сотрудники отдела по розыску пропавших выяснили, что сыну этому двадцать четыре года, а в письме довольно убедительно объясняются причины его отъезда — любовь к иногородней девушке и стремление вырваться из-под родительской опеки — над взволнованным отцом про себя посмеялись, а ему сказали, что такими делами они не занимаются.
— Вот если бы он без вести пропал… А раз письмо прислал, значит, все в порядке. Иван Трифонов ушел несолоно хлебавши, а ребята из отдела по розыску пропавших через пару дней упомянули об этом курьезном случае в разговоре с Александром Ростовцевым из угрозыска. И тот внезапно заинтересовался. То ли сработала интуиция, то ли Ростовцев нашел рациональное зерно в ироническом пересказе слов Ивана Трифонова о том, что его сын по характеру своему не способен на такие поступки, как побег из дома ради какой-то девицы — но только Ростовцев решил с этим товарищем поговорить. И поговорил. И убедился, что Иван Сергеевич Трифонов — человек солидный, к глупым фантазиям и паникерству не склонный и слов на ветер не бросающий.
— Он бы первым делом привел свою девушку ко мне. Или хотя бы позвонил, а не подбросил письмо без обратного адреса, — сказал он. — Письмо ведь не по почте пришло, его в ящик подбросили. Да и почерк мне не нравится. И тогда Ростовцев спросил об особых приметах. Рост, телосложение и цвет волос — все это очень напоминало один из трупов, найденных на старой турбазе. А родинки, расположенные треугольником на пояснице, снимали всякие сомнения.
Убитый «трибунальщик» с документами на имя С.П. Иванова был на самом деле Владимиром Трифоновым. Процедура опознания требовала личного освидетельствования останков, но нам незачем описывать эту душераздирающую сцену. Хороший парень и любящий сын Володя Трифонов оказался ликвидатором из «гвардии Трибунала», погибшим во время кровавой боевой операции. На всякий случай его отцу показали компьютерный портрет, сделанный по фотографии на имя Кузнецова, но Иван Сергеевич его не узнал. Но это и немудрено — ведь фотография принадлежала вовсе не убитому. Совпадал только грим. Зато теперь у милиции появились новые факты. И тем же вечером Ростовцев поговорил с начальником угрозыска, а затем они вышли на генерала Шубина, и тот договорился с телевидением о передаче специального сообщения.
— Городское управление внутренних дел с целью установления личности двух убитых разыскивает родственников и знакомых тех лиц, которые исчезли из дома без объяснения причин или с неубедительными объяснениями. Выяснено, что родственники могли получить письмо, якобы от убитых, либо услышать объяснения по телефону при условиях, когда точное определение личности по голосу затруднено. А на следующее утро, еще до первого звонка по поводу телевизионного объявления, в ГУВД пришло письмо от Пятого Правого. Оно не было подписано, но содержало имена, телефоны и даже адреса Пятого Главного и Пятого Левого, а также телефоны координатора и диспетчера экстренной связи. В письме также сообщалось, что «Трибунал» убивает тех своих членов, кто отклонился от генеральной линии группировки, и вот недавно таким образом был убит Пятый Правый. Но он успел обо всем рассказать автору письма, и тот решил сообщить обо всем в милицию.
— Черт возьми! — воскликнул, прочитав письмо, Ростовцев. — Нам их сдали.
53
Ларису Бабушкину настолько увлекла работа в редакции «Оранжевого шара», где она теперь не только снималась обнаженной и одетой, но и участвовала в обсуждении материалов и компоновки номера, а особенно охотно — читала письма, постепенно дрейфуя от должности фотомодели к должности руководителя отдела писем. Свое же письмо, ради которого она пришла в «Оранжевый шар», Лариса все время откладывала и с каждым днем все больше сомневалась, стоит ли вообще его писать. А в это время Макс Игрунов и Паша Качуркин обсуждали, как им обезопасить себя. Макс, который трясся при одном воспоминании о нападении на лейтенанта Цыганенко, не хотел больше никого убивать. Паша, может, и не прочь был бы уничтожить все источники опасности, не исключая и самого Макса. Но он, как человек неглупый, понимал, что если убить Ларису, то правоохранители очень легко могут выйти на Макса — ведь не зря же она жаловалась на него в милицию. Если же устранить самого Макса, то тут уж его отец церемониться не станет, поставит на уши всю милицию и свою дивизию впридачу, и никуда Паша Качуркин после этого не денется. К тому же Паша никогда не стал бы убивать кого-то своими руками. Нет. По мнению Паши Качуркина Ларису Бабушкину следовало не устранить, а просто запугать. Что касается Макса, то он и так запуган достаточно. Он запуган до такой степени, что ему нельзя даже поручить запугивание. И хотя Паша очень не хотел лично участвовать во всех этих делах, ему пришлось лично спуститься к телефону-автомату и произнести голосом вампира из плохого фильма ужасов такие примерно фразы.
— Ты даже не понимаешь, дурочка, во что ты вляпалась. Твоего парня убила мафия, и она убьет всех, кто интересуется этим делом. А тебя прикончат первую. Ты будешь умирать долго и мучительно. У тебя только одно спасение: молчи, кто бы тебя ни спрашивал об этом деле. И так далее и тому подобное. И все это было бы вполне эффективно, если бы касалось девушки, загнанной в тупик нежеланием официальных властей возвращаться к делу об убийстве Алексея Черкизова. Но у Ларисы теперь был адрес «Трибунала», и телефонные угрозы произвели эффект, обратный ожидаемому. До такой степени, что Лариса даже не стала ждать удобного момента. Она тем же вечером помчалась в «Оранжевый шар», оставив Юру Гарина дома одного. Юра недавно нашел надомную работу и теперь клеил какие-то коробки, в которые потом некие бизнесмены закладывали фальшивую продукцию с фальшивыми этикетками. Лариса надеялась, что в редакции будет только охранник, но оказалось, что Арик именно в этот вечер решил заняться съемками и любовью. С ним были две сектантки, и Лариса буквально остолбенела, взглянув на одну из них. Юра Гарин как-то показал ей фотографию своей уже исчезнувшей семьи. На снимке были изображены сам Юра, его покойная ныне жена и дочь, ушедшая после смерти матери в секту. Эту фотографию Юрик всегда носил в засаленном паспорте, а паспорт держал во внутреннем кармане того пиджака, который был одет на нем, когда его били в лесопарке. Когда голенькая сектантка выбежала из студии и, ничуть не стесняясь охранника, направилась по коридору к туалету, Лариса поразилась, до чего она похожа на Юрину дочь. А потом, сопоставив это сходство с тем фактом, что Арик очень дружит с «Храмом Сверхнового завета», поняла, что это она и есть. Наташа Гарина, дочь Юрика, свихнувшаяся на религиозной почве из-за смерти матери и отцовского алкоголизма. Впрочем, сейчас она вовсе не напоминала сумасшедшую. Когда она возвращалась в студию, Лариса окликнула ее.
— Привет, тебя как зовут?
— Наташа, — ответила девушка и лучезарно улыбнулась.
— А я Лариса, — представилась Лариса и, изображая полную неосведомленность, поинтересовалась: — Ты фотомодель?
— Нет, это мой обет перед Господом, — ответила Наташа. «Странные, однако, бывают обеты», — подумала Лариса и, заглянув в студию, спросила у Арика.
— Можно я на компьютере поработаю?
— Конечно, ответил Арик, одетый несколько необычно. На голове у него была маска палача, на плечах — черный плащ, а в руках — бутафорский меч. У его ног на коленях стола нагая девушка со связанными за спиной руками. Наташа выполняла роль фотографа, прильнув к видоискателю аппарата.
— Закончишь — присоединяйся к нам, — предложил Арик. — Мы тут побалуемся, а ты поснимаешь. Или наоборот. За дополнительную плату. Лариса кивнула, но не очень уверенно. Арик в одеянии палача выглядел пугающе. Вместе с тем, эта сцена укрепила решимость Ларисы написать-таки письмо в «Трибунал». Она представила, как вот такой же палач влечет на место казни убийцу ее Алексея, проклятого Максима Игрунова, который не желает не только раскаяться, но и просто угомониться. Черт возьми, если бы он оставил Ларису в покое, она бы наверняка ответила ему тем же. Лариса уже умела запускать программу электронной почты и отправлять сообщения.
Труднее всего было напечатать текст. Освоение компьютерной клавиатуры требует длительной тренировки, а у Ларисы было не так уж много времени на это. Поэтому она постаралась сделать письмо покороче и отказалась от мысли пустить «Трибунал» сразу по двум следам — Макса Игрунова и квартирной мафии, преследующей Юру Гарина. Лариса написала только: «Моего жениха Алексея Черкизова убил Максим Игрунов. В милиции говорят, что это не он, потому что у него отец генерал. А он всем хвастается, что убил, и говорит, что он мафия и ему за это ничего не будет». Лариса не стала подписывать письмо — даже не подумав при этом, как же «трибунальщики» будут разбираться, кто такой Черкизов, кто такой Игрунов и кто такая она сама. Она просто отправила сообщение, отерла пот со лба и выключила компьютер. Лариса не знала одного — что все отправленные сообщения сохраняются на диске редакционного компьютера, и тот, кто знает пароль, легко может их просмотреть. Пароль, действительный для просмотра электронной почты всех сотрудников «Оранжевого шара» знал только Арик. Он хотел иметь полное представление, с кем и о чем переписываются его сотрудники. И хотя перлюстрация писем считается аморальной, в данном случае человеку, который скрывается от преследования, такой грех был простителен. Но как уже сказано, Лариса понятия об этом н имела, а потому просто закрыла программу, выключила компьютер и задумалась, что делать теперь — идти домой или принять участие в театрализованном действе, которое устроил в студийной комнате Арик. Лариса подумала и решила принять участие. За дополнительную плату.
— Ты даже не понимаешь, дурочка, во что ты вляпалась. Твоего парня убила мафия, и она убьет всех, кто интересуется этим делом. А тебя прикончат первую. Ты будешь умирать долго и мучительно. У тебя только одно спасение: молчи, кто бы тебя ни спрашивал об этом деле. И так далее и тому подобное. И все это было бы вполне эффективно, если бы касалось девушки, загнанной в тупик нежеланием официальных властей возвращаться к делу об убийстве Алексея Черкизова. Но у Ларисы теперь был адрес «Трибунала», и телефонные угрозы произвели эффект, обратный ожидаемому. До такой степени, что Лариса даже не стала ждать удобного момента. Она тем же вечером помчалась в «Оранжевый шар», оставив Юру Гарина дома одного. Юра недавно нашел надомную работу и теперь клеил какие-то коробки, в которые потом некие бизнесмены закладывали фальшивую продукцию с фальшивыми этикетками. Лариса надеялась, что в редакции будет только охранник, но оказалось, что Арик именно в этот вечер решил заняться съемками и любовью. С ним были две сектантки, и Лариса буквально остолбенела, взглянув на одну из них. Юра Гарин как-то показал ей фотографию своей уже исчезнувшей семьи. На снимке были изображены сам Юра, его покойная ныне жена и дочь, ушедшая после смерти матери в секту. Эту фотографию Юрик всегда носил в засаленном паспорте, а паспорт держал во внутреннем кармане того пиджака, который был одет на нем, когда его били в лесопарке. Когда голенькая сектантка выбежала из студии и, ничуть не стесняясь охранника, направилась по коридору к туалету, Лариса поразилась, до чего она похожа на Юрину дочь. А потом, сопоставив это сходство с тем фактом, что Арик очень дружит с «Храмом Сверхнового завета», поняла, что это она и есть. Наташа Гарина, дочь Юрика, свихнувшаяся на религиозной почве из-за смерти матери и отцовского алкоголизма. Впрочем, сейчас она вовсе не напоминала сумасшедшую. Когда она возвращалась в студию, Лариса окликнула ее.
— Привет, тебя как зовут?
— Наташа, — ответила девушка и лучезарно улыбнулась.
— А я Лариса, — представилась Лариса и, изображая полную неосведомленность, поинтересовалась: — Ты фотомодель?
— Нет, это мой обет перед Господом, — ответила Наташа. «Странные, однако, бывают обеты», — подумала Лариса и, заглянув в студию, спросила у Арика.
— Можно я на компьютере поработаю?
— Конечно, ответил Арик, одетый несколько необычно. На голове у него была маска палача, на плечах — черный плащ, а в руках — бутафорский меч. У его ног на коленях стола нагая девушка со связанными за спиной руками. Наташа выполняла роль фотографа, прильнув к видоискателю аппарата.
— Закончишь — присоединяйся к нам, — предложил Арик. — Мы тут побалуемся, а ты поснимаешь. Или наоборот. За дополнительную плату. Лариса кивнула, но не очень уверенно. Арик в одеянии палача выглядел пугающе. Вместе с тем, эта сцена укрепила решимость Ларисы написать-таки письмо в «Трибунал». Она представила, как вот такой же палач влечет на место казни убийцу ее Алексея, проклятого Максима Игрунова, который не желает не только раскаяться, но и просто угомониться. Черт возьми, если бы он оставил Ларису в покое, она бы наверняка ответила ему тем же. Лариса уже умела запускать программу электронной почты и отправлять сообщения.
Труднее всего было напечатать текст. Освоение компьютерной клавиатуры требует длительной тренировки, а у Ларисы было не так уж много времени на это. Поэтому она постаралась сделать письмо покороче и отказалась от мысли пустить «Трибунал» сразу по двум следам — Макса Игрунова и квартирной мафии, преследующей Юру Гарина. Лариса написала только: «Моего жениха Алексея Черкизова убил Максим Игрунов. В милиции говорят, что это не он, потому что у него отец генерал. А он всем хвастается, что убил, и говорит, что он мафия и ему за это ничего не будет». Лариса не стала подписывать письмо — даже не подумав при этом, как же «трибунальщики» будут разбираться, кто такой Черкизов, кто такой Игрунов и кто такая она сама. Она просто отправила сообщение, отерла пот со лба и выключила компьютер. Лариса не знала одного — что все отправленные сообщения сохраняются на диске редакционного компьютера, и тот, кто знает пароль, легко может их просмотреть. Пароль, действительный для просмотра электронной почты всех сотрудников «Оранжевого шара» знал только Арик. Он хотел иметь полное представление, с кем и о чем переписываются его сотрудники. И хотя перлюстрация писем считается аморальной, в данном случае человеку, который скрывается от преследования, такой грех был простителен. Но как уже сказано, Лариса понятия об этом н имела, а потому просто закрыла программу, выключила компьютер и задумалась, что делать теперь — идти домой или принять участие в театрализованном действе, которое устроил в студийной комнате Арик. Лариса подумала и решила принять участие. За дополнительную плату.