Страница:
На следующий день после хиротонии отец Алексий получил свой первый приход в Таллинской епархии и в течение более чем трех лет сочетал с приходским священническим служением заочное обучение в Духовной академии, которую он закончил в 1953 году с высшим баллом, защитив диссертацию «Митрополит Филарет (Дроздов) как догматист».
Об этом первом приходе Патриарх хранил глубокие воспоминания: «На своем первом приходе, в Богоявленском храме города Йыхви, куда я был назначен 17 апреля 1950 года, я прослужил семь с половиной лет. Паства там была непростая. А как иначе? Они приезжали в шахтерский город после войны из самых разных регионов по специальным направлениям. Работы в шахтах были тяжелыми, аварийность высокой. Как пастырю мне пришлось иметь дело со сложными судьбами, с семейными драмами, с различными социальными пороками, и прежде всего с пьянством и порождаемой им жестокостью. На своем втором приходе в Тарту, где я 15 июля 1957 года был назначен настоятелем Успенского Собора, вплоть до самой своей архиерейской хиротонии, я, наоборот, застал и в приходе, и в приходском совете старую университетскую интеллигенцию. Тарту – университетский город, летом спокойный, а зимой очень веселый, когда приезжало много студентов. Успенский собор Тарту был в плохом состоянии. Требовались важные реставрационные работы: деревянная часть была изъедена жучком, а в Никольском приделе пол начал проваливаться прямо во время Божественной литургии…» Священник Алексий Ридигер принимает решение отправиться в Москву, чтобы просить финансовой помощи в Патриархии. Он был представлен секретарем Патриарха Д.А. Остаповым Алексию I, который распорядился, чтобы молодому инициативному священнику была оказана финансовая помощь.
17 августа 1958 года священник Алексий был возведен в сан протоиерея и 30 марта 1959 года был назначен благочинным Тартуско-Виляндинского округа, в который входили 32 прихода. В некоторых из них он служил на церковно-славянском языке, как, например, в своем приходе в Тарту.
В эстонских же приходах он служил на эстонском языке, прекрасно им владея. «Между тем, – вспоминал Патриарх, – не было никакого напряжения между русскими и эстонскими приходами, тем более между священнослужителями. В Эстонии священнослужители были очень бедными, их доходы были значительно меньше, нежели в России или на Украине. Многие из них были вынуждены помимо служения на приходе работать на светских предприятиях, часто на тяжелых работах, например кочегарами, совхозными рабочими, почтальонами. И хотя священников не хватало, крайне трудно было обеспечить клирикам хотя бы минимум материального благополучия».
В день Преображения Господня 19 августа 1959 года скончалась мать будущего Первосвятителя, с которой он был связан тесными узами духовной дружбы. «В ее жизни, – вспоминал Патриарх, – выпал трудный крест: быть женой и матерью священника в атеистическом государстве. Надежным прибежищем и ее утешением была молитва». Отпевание Елены Иосифовны прошло в Тарту, а похоронена она была в Таллине на Александро-Невском кладбище, где покоились ее предки.
Еще при жизни матери будущий Патриарх думал о принятии монашеского пострига, но после ее смерти эта мысль переросла в твердое решение. 3 марта 1961 года в Троицком соборе Свято-Троице-Сергиевой Лавры протоиерей Алексий Ридигер принял монашеский постриг с именем Алексий, в честь Святителя Алексия, Митрополита Московского.
И теперь уже иеромонах Алексий (Ридигер) продолжил свое священническое служение в Тарту, не делая явным свое монашество: «Я продолжал служить в камилавке», – вспоминал Патриарх. 21 августа 1961 года его возвели в архимандриты.
3 сентября 1961 года постановлением Священного Синода архимандриту Алексию (Ридигеру) было определено стать епископом Таллинским и Эстонским с поручением временного управления Рижской епархией. Будущий Патриарх просил, чтобы его епископская хиротония совершилась не в Москве, а в том городе, где будет проходить его архиерейское служение.
В слове при наречении архимандрит Алексий со смирением подчеркивал: «Сознаю свою немощь, неопытность, молодость, и в эти великие, святые минуты своей жизни всецело возлагаю все свое упование на Господа, от Которого исправляются стопы человеку (Пс. 36, 23). Верю, что по воле Божией совершается и ныне наречение моего недостоинства, ибо Сам Господь, по слову Апостола, дает Церкви Своей пастырей и учителей (Еф. 4,11) и Духом Святым поставляет их «пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян. 20, 28). С юных лет в моем сердце была любовь к храму Божиему, и в глубине своей души я слышал голос, зовущий: «Иди по Мне» (Лк. 5, 27). В юные годы я любил прислуживать при богослужениях, а затем, по получении богословского образования и принятии благодати священства, в течение одиннадцати лет проходил пастырское служение, черпая силы для него в молитве и укрепляющей силе Божественной благодати, которая «немощная врачует и оскудевающая восполняет». Теперь мне предстоит еще более трудный подвиг в сане епископа. Перед моим духовным взором в качестве идеала истинного пастыря рисуется образ Божественного Пастыреначальника Господа Иисуса Христа. Вспоминаются Его заветы святым апостолам и другим последующим пастырям Святой Церкви Христовой, которым заповедано быть добрыми пастырями, полагающими «душу свою за овцы своя» (Ин. 10, 11), являться для верных образцом в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте (1 Тим. 4, 12), преуспевать «в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости, подвизаться добрым подвигом веры» (1 Тим. 6, 11–12)».
Ill
В разгар ужасных хрущевских гонений, когда будущий Патриарх был рукоположен во епископа, в Русской Православной Церкви служили подлинные пастыри, мудрые и способные вести Церковь через море сложнейших политических проблем. Чтобы увидеть всю сложность этого служения, попытаться лучше понять, в какое время приходилось жить, трудиться и духовно возрастать Святейшему Патриарху Алексию II, обрисуем вкратце историю Русской Православной Церкви и гонений против нее в Советской России XX века.
Это были времена мученичества, пожалуй, самые страшные за всю историю христианства. Никогда христианство не испытывало таких масштабных и всеохватывающих, долгих и непрерывных гонений, как в России в XX веке. Даже в первые три века существования христианства гонения носили локальный характер и длились не более нескольких лет. Так, например, самое страшное гонение Диоклетиана и его преемников, начавшееся в 303 году, продолжалось всего 8 лет.
В начале XX века по Высочайшему Указу Российского императора правительство во главе с графом С.Ю. Витте в декабре 1904 года начало разработку законопроекта «Об укреплении начал веротерпимости», изданного Высочайшим Манифестом 17 апреля 1905 года. Следствием изменившегося законодательства стала ситуация, когда Православная Церковь, лишившись своих прежних государственно-правовых привилегий, фактически оказалась в роли дискриминируемого исповедания, так как продолжала пребывать под прямым государственным контролем. Попытки первенствующего члена Синода митрополита Антония (Вадковского) найти пути для исправления такого ненормального положения блокировались обер-прокурором Святейшего Синода К.П. Победоносцевым.
Именно в это время окончательно вызревает мысль о необходимости созыва Поместного Собора и реорганизации высшего церковного управления Русской Православной Церкви. Однако в условиях реакции после революции 1905 года правительство рассматривало требования о созыве Собора как продолжение революционных настроений в «ведомстве православного исповедания».
Падение монархии в России 2 марта 1917 года церковная иерахия в своем большинстве встретила либо равнодушно, либо сочувственно. Бывший тогда товарищем обер-прокурора Синода князь Н.Д. Жевахов, находясь впоследствии в эмиграции, в 1920-е годы вспоминал о «памятном» заседании Святейшего Синода 26 февраля 1917 года, когда Петроград был полностью парализован смутой: первенствующий член Синода митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) отверг предложение князя обратиться с воззванием к населению, которое, по мысли князя, должно было стать «грозным предупреждением Церкви, влекущим, в случае ослушания, церковную кару», сказав ему: «Это всегда так. Когда мы не нужны, тогда нас не замечают, а в момент опасности к нам первым обращаются за помощью».
29 апреля 1917 года реорганизованный новым обер-прокурором В.Н. Львовым Синод обратился с Посланием к архипастырям, пастырям и всем верным чадам Российской Православной Церкви, которое объявляло о введении выборного начала в церковном управлении и возвещало о созыве Поместного Собора. Летом 1917 года проходили выборы епископов по епархиям – явление беспрецедентное в синодальный период: на соответствующие кафедры были избраны Тихон (Беллавин) в Москве, Вениамин (Казанский) в Петрограде, Сергий (Страгородский) во Владимире.
В 1917 году Русская Православная Церковь имела около 78 тысяч храмов, 120 тысяч священников, диаконов и псаломщиков, 130 епископов, 1 тысячу 253 монастыря и скита, 95 тысяч монахов и послушников, 57 духовных семинарий, 4 духовные академии. В этот год Русская Православная Церковь переживала краткий период свободы: «Мы вдыхали полными легкими великую церковную свободу», – писал православный мыслитель Сергей Фудель. Но это был «торжественный вход в Иерусалим, предшествующий Страстной седмице».
Всероссийский Поместный Собор открылся 15 августа 1917 года в Успенском соборе Кремля. Главнейшим соборным решением стало восстановление Патриаршества в Российской Церкви. Однако это деяние Собора не было механической реставрацией досинодального церковного управления. Вместе с институтом патриаршества Собор учреждал еще два постоянно действующих коллегиальных органа: Священный Синод и Высший Церковный Совет. К ведению Синода были отнесены дела иерархически-пастырского, вероучительного, канонического и литургического характера, а в ведение Высшего Церковного Совета – дела церковно-общественного порядка: административные, хозяйственные, школьно-просветительные. Особо важные общецерковные вопросы, связанные с защитой прав Церкви, подготовкой к Собору, открытием новых епархий, подлежали решению совместного присутствия Синода и Высшего Церковного Совета.
Когда Московский митрополит Тихон (Беллавин) получил известие о том, что Поместный Собор избрал его Патриархом, он сказал: «Ваша весть об избрании меня в Патриархи является тем свитком, на котором написано: «плач, и стон, и горе»… Сколько мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжелую годину!»
Уже в декабре 1917 года ВЦИК (большевистское правительство) принял ряд актов, упразднявших функции Православной Церкви как государственного учреждения, пользующегося государственным покровительством. В январе 1918 года был утвержден и опубликован Декрет Совета народных комиссаров РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», которым Церковь была не только отделена от государства и школы, но и лишена прав юридического лица и собственности. Религия стала исключительно частным делом граждан. Большевики открыто провозгласили свое стремление содействовать «отмиранию религиозных предрассудков». Послания Патриарха Тихона, которые в 1918 году распространялись в форме отпечатанных листовок, были восприняты властями как призывы к саботажу.
Позже, уже после 1919 года, Патриарх Тихон пытался занять нейтральную позицию по отношению к власти. Но для большевиков такая позиция была неприемлема. Первая волна гонений в 1918–1919 годах унесла более 15 тысяч жизней. Общее же число репрессий в это время составило около 20 тысяч православных христиан. С. А. Аскольдов тогда написал: «Возможно, человечеству дано пережить короткую счастливую осень, осень, которая, наверное, покажет целостное воплощение христианского идеала… Если из бедствий, мученичества и других испытаний русской революции появится это, у нас будет самый значительный в религиозном отношении результат». Патриарх Тихон перед лицом мученичества христиан сказал: «Жертва мучеников может положить начало движению покаяния и исправления, предчувствуемое всеми нами в сердце и призываемое нами, которая единственная способна привести к покаянию наш народ, вовлеченный в скандальную и атеистическую революцию».
Острый конфликт между Церковью и большевиками разгорелся весной 1922 года, во время кампании по изъятию церковных ценностей для закупки продовольствия за границей. Насильственная конфискация приводила к кровавым эксцессам. Сам Патриарх Тихон был привлечен к уголовной ответственности. В Москве, Петрограде и других городах прошли судебные процессы по «церковникам» с вынесением суровых приговоров, включая высшую меру «социальной защиты» – расстрел.
В секретном письме от 19 марта 1922 года В.И. Ульянов (Ленин) писал: «Реквизиция ценностей должна проводиться с неумолимой решительностью, абсолютно ни перед чем не останавливаясь. Чем больше представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства нам удастся расстрелять по этому поводу, тем лучше». Слова Ленина были восприняты буквально. Только в 1922 году в рамках этой кампании были расстреляны 2691 священник, более 5 тысяч монашествующих. Вот только один пример: православный священник Павел Светозаров за отказ сразу отдать литургические сосуды был убит большевиками. Когда члены Комиссии по реквизиции вошли в его храм и увидели его заполненным верующими, они не решились открыть огонь. Но через два дня, по приказу Ленина, они вернулись туда и без предупреждения начали стрелять по людям, собравшимся в храме, убив и ранив большинство из них, в то время как все оставшиеся в живых были арестованы.
Власти стремились ослабить Церковь также посредством стимулирования противоречий и раскольничьих групп. Поддержку большевиков получило обновленческое движение, известное как «Живая Церковь», зародившееся внутри Русской Православной Церкви еще в марте 1917 года. Именно оно было официально признано органами государственной власти как Православная Российская Церковь с одной-единственной целью – разрушить официальную Церковь изнутри. На своем соборе в апреле 1923 года обновленцы приняли резолюцию в поддержку советского социалистического строя, осудили контрреволюционное духовенство, Патриарха Тихона объявили низложенным. В апреле 1923 года планировались суд и расстрел Патриарха Тихона. Однако он был освобожден 25 июня того же года, после своего заявления, где, в частности, говорилось: «Отныне я Советской власти не враг».
7 апреля 1925 года Патриарх Тихон скончался. Согласно завещательному распоряжению Патриарха Тихона после его кончины у кормила церковного управления Русской Церкви стал Патриарший Местоблюститель митрополит Крутицкий Петр (Полянский). С 10 декабря 1925 года, после ареста митрополита Петра, фактическим главой церковного управления с титулом Заместителя Патриаршего Местоблюстителя стал митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), который предпринимал попытки нормализовать положение Церкви в новом государстве. Он был арестован 10 июня 1926 года.
Тогда же, в июне 1926 года, из древнего Соловецкого монастыря, ставшего лагерем заключения для священнослужителей всех конфессий, вышло «Соловецкое послание». Это было коллективное обращение русских православных епископов, сосланных на Соловки, к Советскому правительству. В нем они заявляли об атеистическом характере большевизма, подтверждали абсолютную несовместимость коммунистической идеологии и христианской веры, в то же время признавая долг принимать Советское государство, как это делали христиане в империи Древнего Рима, а затем христиане в Оттоманской империи.
Митрополит Сергий был освобожден в марте 1927 года с условием, что он, как когда-то и Патриарх Тихон, выразит лояльность Советскому правительству. Это произошло 29 июля 1927 года. Под давлением власти митрополит Сергий выступил с посланием, известным как «Декларация», которая выдвигала тезис, что можно быть православным христианином и одновременно «сознавать Советский Союз своей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, неудачи – наши неудачи». Митрополит Сергий просил Русскую Церковь Зарубежом действовать абсолютно аполитично либо отделиться от Русской Православной Церкви. Реакция на заявление митрополита Сергия в церковных кругах была противоречивой. Зарубежный (Карловацкий) синод отверг и осудил его. Часть священнослужителей внутри страны, расценив поступок митрополита как предательство интересов Церкви, ушла в подполье, присвоив себе название – Истинно православная церковь. Часть, не будучи солидарны с рядом положений Декларации, оценили ее характер как вынужденный, сохранили доверие к Сергию как руководителю Патриаршей Церкви. Остальные полностью приняли Декларацию. Однако надежды митрополита и его сторонников в отношении власти не оправдались.
Репрессии по сравнению с 1922 годом утроились, и Л.М. Каганович написал в 1929 году: «Церковь – это единственная легальная контрреволюционная сила». Началась третья волна гонений. В 1929 году в Москве были разрушены несколько монастырей, которые веками почитались во всей России: Чудов, Вознесенский, Сретенский, Никитский, а также были разрушены кладбища Свято-Алексеевского, Андроникова, Симонова и Новоспасского монастырей. В 1930 году был закрыт последний из еще действовавших московских монастырей – Даниловский. 5 декабря 1931 года был взорван в Москве кафедральный храм Христа Спасителя. Аресты духовенства и административное закрытие храмов возобновились с новой силой. 15 мая 1932 года был принят «антирелигиозный пятилетний план», и начавшаяся пятилетка (1932–1936) была названа «безбожной». Был поставлен план уничтожить все церкви. Г.М. Маленков писал в записке И.В. Сталину: «Пора покончить с клерикальными организациями и с церковной иерархией». Начались массовые аресты духовенства. Было произведено около 60 тысяч арестов и 5 тысяч казней. В один только день – 18 февраля 1932 года – были арестованы все оставшиеся в живых монахи в Санкт-Петербурге, которых было почти 500 человек.
Сформировался «Союз воинствующих безбожников», который действовал энергично и жестоко. Была отменена семидневная неделя, потому что она основывалась на христианском календаре, в школах было введено преподавание атеизма. Синод Русской Церкви, возглавлявшийся митрополитом Сергием, юридического признания от государства не получил и в мае 1935 года вынужден был «самоликвидироваться».
В 1937 году председатель Союза воинствующих безбожников Е. Ярославский (Губельман) заявил, что «в стране с монастырями покончено». Четвертая волна гонений 1937–1939 годов примерно в 10 раз превышала по арестам гонения 1922 года, а по расстрелам – в 80 раз. Был расстрелян каждый второй. В течение 1937–1938 годов НКВД повсеместно провел массовые операции по арестам и расстрелам духовенства. Эти репрессии затронули также и обновленцев. Общее количество репрессий – около 200 тысяч, а казней – 100 тысяч. К 1939 году церковная структура по всей стране была практически уничтожена. Епархии как административные единицы фактически исчезли. Значительная часть духовенства истреблена физически или находилась в лагерях. К началу осени 1939 года в СССР было всего лишь 4 зарегистрированных архиерея (2 правящих и 2 викарных), около 300 священнослужителей и примерно столько же действовавших храмов.
Русская Православная Церковь восприняла свое мученичество с христианским смирением, воплощая на практике то, о чем писал Патриарх Тихон в 1919 году: «Чадца мои! Пусть слабостью кажется иным эта святая незлобивость Церкви, эти призывы наши к терпеливому перенесению антихристианской вражды и злобы… Но мы умоляем вас, умоляем всех наших православных чад не отходить от этой единой спасительной настроенности христианина, не сходить с пути крестного, ниспосланного нам Богом, на путь восхищения мирской силы или мщения. Не омрачайте подвига своего христианского возвращением к такому пониманию защиты благополучия Церкви, которое бы унизило ее и принизило вас до уровня действий ее хулителей».
Ситуация серьезно изменилась с сентября 1939 года, когда к СССР были присоединены республики Балтии, Западная Украина, Западная Белоруссия и Бессарабия. В результате этого на территории СССР оказалось свыше 7 миллионов православных верующих, организованных в епархии и приходы, действующие монастыри, учебные заведения, редакции церковных изданий и т. д. Точной статистики действовавших в канун Великой Отечественной войны храмов нет, но, по некоторым данным, их число составляло около 4 тысяч храмов, более 90 % которых приходилось на вновь включенные области и республики, а количество священнослужителей составляло около 6 тысяч человек.
Внутри страны ситуация начала меняться с 22 июня 1941 года. Когда нацистские войска Гитлера напали на Советский Союз, И.В. Сталин понял необходимость получения помощи Церкви. Она была необходима, чтобы с ее помощью возжечь патриотическое чувство народа, усилить народное согласие перед лицом Великой Отечественной войны. Сталин должен был принимать в расчет православие как важный элемент для единства народа и укрепления его национальных чувств. Это позволило Русской Православной Церкви воссоздать минимальные структуры для собственного выживания. 22 июня 1941 года митрополит Сергий, вернувшись в канцелярию Патриархии от воскресной литургии в Богоявленском соборе, собственноручно отпечатал Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви, в котором призывал всех стать на защиту Родины. Обращение было разослано по всем епархиям. 26 июня в Богоявленском соборе Москвы митрополит Сергий отслужил молебен о даровании победы, после чего подобные молебствия стали совершаться во всех храмах Русской Церкви. Была организована широкая кампания по сбору средств, на которые были построены и переданы действующей армии танковая колонна имени Дмитрия Донского и эскадрилья имени Александра Невского. С началом Великой Отечественной войны по инициативе властей начался процесс принятия в Патриаршую Церковь обновленческих клириков и архиереев.
В условиях вынужденного военно-политического союза с Великобританией и США И.В. Сталин встал перед необходимостью прекратить антирелигиозную и антицерковную кампании в СССР, которые имели крайне негативное воздействие на общественное мнение союзных держав. Ф.Д. Рузвельт прямо обусловил оказание помощи не только ослаблением репрессий против религии, но и улучшением ее правового и политического положения в СССР.
Другим серьезным фактором в ослаблении репрессий против религии было церковное возрождение на территориях СССР, находившихся под контролем Германии. Перешедшие в стратегическое наступление Вооруженные Силы СССР по соображениям политической целесообразности не могли сразу возобновлять на занимаемых территориях прежнюю репрессивную практику
5 июня 1943 года И.В. Сталин подписал секретное постановление Государственного комитета обороны «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР», в котором религиозные организации впервые были отнесены к объектам, «представляющим интерес для органов внешней разведки СССР». Примером такого интереса может послужить деятельность Русской Православной Церкви на Балканах и на Ближнем Востоке, где через Московский Патриархат распространялось советское влияние, к серьезной озабоченности Запада. Накануне Тегеранской конференции, состоявшейся в конце 1943 года, Сталину необходимо было сделать публичный жест и продемонстрировать свою лояльность к Церкви в стремлении увеличить помощь Запада.
4 сентября 1943 года произошла встреча И.В. Сталина с Патриаршим Местоблюстителем Сергием (Страгородским) и митрополитами Ленинградским Алексием (Симанским) и Киевским Николаем (Ярушевичем). На встрече Сталиным было заявлено, что Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку Правительства во всех вопросах, связанных с ее организационным укреплением и развитием внутри СССР. Также было принято решение о создании специального правительственного органа – Совета по делам Русской Православной Церкви. Уже 8 сентября 1943 года в резиденции бывшего германского посла в Чистом переулке состоялся Собор епископов, избравший Сергия Патриархом Московским и всея Руси. В тот же день был образован Священный Синод, в состав которого вошли 3 постоянных члена: митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), Киевский Николай (Ярушевич) и архиепископ Горьковский и Арзамасский Сергий (Гришин). Патриаршая Церковь была легализована и получила свое нынешнее официальное наименование – Русская
Православная Церковь. Патриаршество было воссоздано без предусмотренного Собором 1917–1918 годов Высшего Церковного Совета, но Священный Синод как орган был сохранен и его существование закреплено в Положении об управлении РПЦ, принятом на Соборе 1945 года. Новый Синод отличался от Временного Синода при Заместителе Местоблюстителя тем, что становился органом власти, а не являлся только совещательным органом при Первоиерархе.
Об этом первом приходе Патриарх хранил глубокие воспоминания: «На своем первом приходе, в Богоявленском храме города Йыхви, куда я был назначен 17 апреля 1950 года, я прослужил семь с половиной лет. Паства там была непростая. А как иначе? Они приезжали в шахтерский город после войны из самых разных регионов по специальным направлениям. Работы в шахтах были тяжелыми, аварийность высокой. Как пастырю мне пришлось иметь дело со сложными судьбами, с семейными драмами, с различными социальными пороками, и прежде всего с пьянством и порождаемой им жестокостью. На своем втором приходе в Тарту, где я 15 июля 1957 года был назначен настоятелем Успенского Собора, вплоть до самой своей архиерейской хиротонии, я, наоборот, застал и в приходе, и в приходском совете старую университетскую интеллигенцию. Тарту – университетский город, летом спокойный, а зимой очень веселый, когда приезжало много студентов. Успенский собор Тарту был в плохом состоянии. Требовались важные реставрационные работы: деревянная часть была изъедена жучком, а в Никольском приделе пол начал проваливаться прямо во время Божественной литургии…» Священник Алексий Ридигер принимает решение отправиться в Москву, чтобы просить финансовой помощи в Патриархии. Он был представлен секретарем Патриарха Д.А. Остаповым Алексию I, который распорядился, чтобы молодому инициативному священнику была оказана финансовая помощь.
17 августа 1958 года священник Алексий был возведен в сан протоиерея и 30 марта 1959 года был назначен благочинным Тартуско-Виляндинского округа, в который входили 32 прихода. В некоторых из них он служил на церковно-славянском языке, как, например, в своем приходе в Тарту.
В эстонских же приходах он служил на эстонском языке, прекрасно им владея. «Между тем, – вспоминал Патриарх, – не было никакого напряжения между русскими и эстонскими приходами, тем более между священнослужителями. В Эстонии священнослужители были очень бедными, их доходы были значительно меньше, нежели в России или на Украине. Многие из них были вынуждены помимо служения на приходе работать на светских предприятиях, часто на тяжелых работах, например кочегарами, совхозными рабочими, почтальонами. И хотя священников не хватало, крайне трудно было обеспечить клирикам хотя бы минимум материального благополучия».
В день Преображения Господня 19 августа 1959 года скончалась мать будущего Первосвятителя, с которой он был связан тесными узами духовной дружбы. «В ее жизни, – вспоминал Патриарх, – выпал трудный крест: быть женой и матерью священника в атеистическом государстве. Надежным прибежищем и ее утешением была молитва». Отпевание Елены Иосифовны прошло в Тарту, а похоронена она была в Таллине на Александро-Невском кладбище, где покоились ее предки.
Еще при жизни матери будущий Патриарх думал о принятии монашеского пострига, но после ее смерти эта мысль переросла в твердое решение. 3 марта 1961 года в Троицком соборе Свято-Троице-Сергиевой Лавры протоиерей Алексий Ридигер принял монашеский постриг с именем Алексий, в честь Святителя Алексия, Митрополита Московского.
И теперь уже иеромонах Алексий (Ридигер) продолжил свое священническое служение в Тарту, не делая явным свое монашество: «Я продолжал служить в камилавке», – вспоминал Патриарх. 21 августа 1961 года его возвели в архимандриты.
3 сентября 1961 года постановлением Священного Синода архимандриту Алексию (Ридигеру) было определено стать епископом Таллинским и Эстонским с поручением временного управления Рижской епархией. Будущий Патриарх просил, чтобы его епископская хиротония совершилась не в Москве, а в том городе, где будет проходить его архиерейское служение.
В слове при наречении архимандрит Алексий со смирением подчеркивал: «Сознаю свою немощь, неопытность, молодость, и в эти великие, святые минуты своей жизни всецело возлагаю все свое упование на Господа, от Которого исправляются стопы человеку (Пс. 36, 23). Верю, что по воле Божией совершается и ныне наречение моего недостоинства, ибо Сам Господь, по слову Апостола, дает Церкви Своей пастырей и учителей (Еф. 4,11) и Духом Святым поставляет их «пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян. 20, 28). С юных лет в моем сердце была любовь к храму Божиему, и в глубине своей души я слышал голос, зовущий: «Иди по Мне» (Лк. 5, 27). В юные годы я любил прислуживать при богослужениях, а затем, по получении богословского образования и принятии благодати священства, в течение одиннадцати лет проходил пастырское служение, черпая силы для него в молитве и укрепляющей силе Божественной благодати, которая «немощная врачует и оскудевающая восполняет». Теперь мне предстоит еще более трудный подвиг в сане епископа. Перед моим духовным взором в качестве идеала истинного пастыря рисуется образ Божественного Пастыреначальника Господа Иисуса Христа. Вспоминаются Его заветы святым апостолам и другим последующим пастырям Святой Церкви Христовой, которым заповедано быть добрыми пастырями, полагающими «душу свою за овцы своя» (Ин. 10, 11), являться для верных образцом в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте (1 Тим. 4, 12), преуспевать «в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости, подвизаться добрым подвигом веры» (1 Тим. 6, 11–12)».
Ill
Русская Православная Церковь в Советском государстве: Холокост христиан в XX веке
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, —
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Анна А. Ахматова
В разгар ужасных хрущевских гонений, когда будущий Патриарх был рукоположен во епископа, в Русской Православной Церкви служили подлинные пастыри, мудрые и способные вести Церковь через море сложнейших политических проблем. Чтобы увидеть всю сложность этого служения, попытаться лучше понять, в какое время приходилось жить, трудиться и духовно возрастать Святейшему Патриарху Алексию II, обрисуем вкратце историю Русской Православной Церкви и гонений против нее в Советской России XX века.
Это были времена мученичества, пожалуй, самые страшные за всю историю христианства. Никогда христианство не испытывало таких масштабных и всеохватывающих, долгих и непрерывных гонений, как в России в XX веке. Даже в первые три века существования христианства гонения носили локальный характер и длились не более нескольких лет. Так, например, самое страшное гонение Диоклетиана и его преемников, начавшееся в 303 году, продолжалось всего 8 лет.
В начале XX века по Высочайшему Указу Российского императора правительство во главе с графом С.Ю. Витте в декабре 1904 года начало разработку законопроекта «Об укреплении начал веротерпимости», изданного Высочайшим Манифестом 17 апреля 1905 года. Следствием изменившегося законодательства стала ситуация, когда Православная Церковь, лишившись своих прежних государственно-правовых привилегий, фактически оказалась в роли дискриминируемого исповедания, так как продолжала пребывать под прямым государственным контролем. Попытки первенствующего члена Синода митрополита Антония (Вадковского) найти пути для исправления такого ненормального положения блокировались обер-прокурором Святейшего Синода К.П. Победоносцевым.
Именно в это время окончательно вызревает мысль о необходимости созыва Поместного Собора и реорганизации высшего церковного управления Русской Православной Церкви. Однако в условиях реакции после революции 1905 года правительство рассматривало требования о созыве Собора как продолжение революционных настроений в «ведомстве православного исповедания».
Падение монархии в России 2 марта 1917 года церковная иерахия в своем большинстве встретила либо равнодушно, либо сочувственно. Бывший тогда товарищем обер-прокурора Синода князь Н.Д. Жевахов, находясь впоследствии в эмиграции, в 1920-е годы вспоминал о «памятном» заседании Святейшего Синода 26 февраля 1917 года, когда Петроград был полностью парализован смутой: первенствующий член Синода митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) отверг предложение князя обратиться с воззванием к населению, которое, по мысли князя, должно было стать «грозным предупреждением Церкви, влекущим, в случае ослушания, церковную кару», сказав ему: «Это всегда так. Когда мы не нужны, тогда нас не замечают, а в момент опасности к нам первым обращаются за помощью».
29 апреля 1917 года реорганизованный новым обер-прокурором В.Н. Львовым Синод обратился с Посланием к архипастырям, пастырям и всем верным чадам Российской Православной Церкви, которое объявляло о введении выборного начала в церковном управлении и возвещало о созыве Поместного Собора. Летом 1917 года проходили выборы епископов по епархиям – явление беспрецедентное в синодальный период: на соответствующие кафедры были избраны Тихон (Беллавин) в Москве, Вениамин (Казанский) в Петрограде, Сергий (Страгородский) во Владимире.
В 1917 году Русская Православная Церковь имела около 78 тысяч храмов, 120 тысяч священников, диаконов и псаломщиков, 130 епископов, 1 тысячу 253 монастыря и скита, 95 тысяч монахов и послушников, 57 духовных семинарий, 4 духовные академии. В этот год Русская Православная Церковь переживала краткий период свободы: «Мы вдыхали полными легкими великую церковную свободу», – писал православный мыслитель Сергей Фудель. Но это был «торжественный вход в Иерусалим, предшествующий Страстной седмице».
Всероссийский Поместный Собор открылся 15 августа 1917 года в Успенском соборе Кремля. Главнейшим соборным решением стало восстановление Патриаршества в Российской Церкви. Однако это деяние Собора не было механической реставрацией досинодального церковного управления. Вместе с институтом патриаршества Собор учреждал еще два постоянно действующих коллегиальных органа: Священный Синод и Высший Церковный Совет. К ведению Синода были отнесены дела иерархически-пастырского, вероучительного, канонического и литургического характера, а в ведение Высшего Церковного Совета – дела церковно-общественного порядка: административные, хозяйственные, школьно-просветительные. Особо важные общецерковные вопросы, связанные с защитой прав Церкви, подготовкой к Собору, открытием новых епархий, подлежали решению совместного присутствия Синода и Высшего Церковного Совета.
Когда Московский митрополит Тихон (Беллавин) получил известие о том, что Поместный Собор избрал его Патриархом, он сказал: «Ваша весть об избрании меня в Патриархи является тем свитком, на котором написано: «плач, и стон, и горе»… Сколько мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжелую годину!»
Уже в декабре 1917 года ВЦИК (большевистское правительство) принял ряд актов, упразднявших функции Православной Церкви как государственного учреждения, пользующегося государственным покровительством. В январе 1918 года был утвержден и опубликован Декрет Совета народных комиссаров РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», которым Церковь была не только отделена от государства и школы, но и лишена прав юридического лица и собственности. Религия стала исключительно частным делом граждан. Большевики открыто провозгласили свое стремление содействовать «отмиранию религиозных предрассудков». Послания Патриарха Тихона, которые в 1918 году распространялись в форме отпечатанных листовок, были восприняты властями как призывы к саботажу.
Позже, уже после 1919 года, Патриарх Тихон пытался занять нейтральную позицию по отношению к власти. Но для большевиков такая позиция была неприемлема. Первая волна гонений в 1918–1919 годах унесла более 15 тысяч жизней. Общее же число репрессий в это время составило около 20 тысяч православных христиан. С. А. Аскольдов тогда написал: «Возможно, человечеству дано пережить короткую счастливую осень, осень, которая, наверное, покажет целостное воплощение христианского идеала… Если из бедствий, мученичества и других испытаний русской революции появится это, у нас будет самый значительный в религиозном отношении результат». Патриарх Тихон перед лицом мученичества христиан сказал: «Жертва мучеников может положить начало движению покаяния и исправления, предчувствуемое всеми нами в сердце и призываемое нами, которая единственная способна привести к покаянию наш народ, вовлеченный в скандальную и атеистическую революцию».
Острый конфликт между Церковью и большевиками разгорелся весной 1922 года, во время кампании по изъятию церковных ценностей для закупки продовольствия за границей. Насильственная конфискация приводила к кровавым эксцессам. Сам Патриарх Тихон был привлечен к уголовной ответственности. В Москве, Петрограде и других городах прошли судебные процессы по «церковникам» с вынесением суровых приговоров, включая высшую меру «социальной защиты» – расстрел.
В секретном письме от 19 марта 1922 года В.И. Ульянов (Ленин) писал: «Реквизиция ценностей должна проводиться с неумолимой решительностью, абсолютно ни перед чем не останавливаясь. Чем больше представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства нам удастся расстрелять по этому поводу, тем лучше». Слова Ленина были восприняты буквально. Только в 1922 году в рамках этой кампании были расстреляны 2691 священник, более 5 тысяч монашествующих. Вот только один пример: православный священник Павел Светозаров за отказ сразу отдать литургические сосуды был убит большевиками. Когда члены Комиссии по реквизиции вошли в его храм и увидели его заполненным верующими, они не решились открыть огонь. Но через два дня, по приказу Ленина, они вернулись туда и без предупреждения начали стрелять по людям, собравшимся в храме, убив и ранив большинство из них, в то время как все оставшиеся в живых были арестованы.
Власти стремились ослабить Церковь также посредством стимулирования противоречий и раскольничьих групп. Поддержку большевиков получило обновленческое движение, известное как «Живая Церковь», зародившееся внутри Русской Православной Церкви еще в марте 1917 года. Именно оно было официально признано органами государственной власти как Православная Российская Церковь с одной-единственной целью – разрушить официальную Церковь изнутри. На своем соборе в апреле 1923 года обновленцы приняли резолюцию в поддержку советского социалистического строя, осудили контрреволюционное духовенство, Патриарха Тихона объявили низложенным. В апреле 1923 года планировались суд и расстрел Патриарха Тихона. Однако он был освобожден 25 июня того же года, после своего заявления, где, в частности, говорилось: «Отныне я Советской власти не враг».
7 апреля 1925 года Патриарх Тихон скончался. Согласно завещательному распоряжению Патриарха Тихона после его кончины у кормила церковного управления Русской Церкви стал Патриарший Местоблюститель митрополит Крутицкий Петр (Полянский). С 10 декабря 1925 года, после ареста митрополита Петра, фактическим главой церковного управления с титулом Заместителя Патриаршего Местоблюстителя стал митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), который предпринимал попытки нормализовать положение Церкви в новом государстве. Он был арестован 10 июня 1926 года.
Тогда же, в июне 1926 года, из древнего Соловецкого монастыря, ставшего лагерем заключения для священнослужителей всех конфессий, вышло «Соловецкое послание». Это было коллективное обращение русских православных епископов, сосланных на Соловки, к Советскому правительству. В нем они заявляли об атеистическом характере большевизма, подтверждали абсолютную несовместимость коммунистической идеологии и христианской веры, в то же время признавая долг принимать Советское государство, как это делали христиане в империи Древнего Рима, а затем христиане в Оттоманской империи.
Митрополит Сергий был освобожден в марте 1927 года с условием, что он, как когда-то и Патриарх Тихон, выразит лояльность Советскому правительству. Это произошло 29 июля 1927 года. Под давлением власти митрополит Сергий выступил с посланием, известным как «Декларация», которая выдвигала тезис, что можно быть православным христианином и одновременно «сознавать Советский Союз своей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, неудачи – наши неудачи». Митрополит Сергий просил Русскую Церковь Зарубежом действовать абсолютно аполитично либо отделиться от Русской Православной Церкви. Реакция на заявление митрополита Сергия в церковных кругах была противоречивой. Зарубежный (Карловацкий) синод отверг и осудил его. Часть священнослужителей внутри страны, расценив поступок митрополита как предательство интересов Церкви, ушла в подполье, присвоив себе название – Истинно православная церковь. Часть, не будучи солидарны с рядом положений Декларации, оценили ее характер как вынужденный, сохранили доверие к Сергию как руководителю Патриаршей Церкви. Остальные полностью приняли Декларацию. Однако надежды митрополита и его сторонников в отношении власти не оправдались.
Репрессии по сравнению с 1922 годом утроились, и Л.М. Каганович написал в 1929 году: «Церковь – это единственная легальная контрреволюционная сила». Началась третья волна гонений. В 1929 году в Москве были разрушены несколько монастырей, которые веками почитались во всей России: Чудов, Вознесенский, Сретенский, Никитский, а также были разрушены кладбища Свято-Алексеевского, Андроникова, Симонова и Новоспасского монастырей. В 1930 году был закрыт последний из еще действовавших московских монастырей – Даниловский. 5 декабря 1931 года был взорван в Москве кафедральный храм Христа Спасителя. Аресты духовенства и административное закрытие храмов возобновились с новой силой. 15 мая 1932 года был принят «антирелигиозный пятилетний план», и начавшаяся пятилетка (1932–1936) была названа «безбожной». Был поставлен план уничтожить все церкви. Г.М. Маленков писал в записке И.В. Сталину: «Пора покончить с клерикальными организациями и с церковной иерархией». Начались массовые аресты духовенства. Было произведено около 60 тысяч арестов и 5 тысяч казней. В один только день – 18 февраля 1932 года – были арестованы все оставшиеся в живых монахи в Санкт-Петербурге, которых было почти 500 человек.
Сформировался «Союз воинствующих безбожников», который действовал энергично и жестоко. Была отменена семидневная неделя, потому что она основывалась на христианском календаре, в школах было введено преподавание атеизма. Синод Русской Церкви, возглавлявшийся митрополитом Сергием, юридического признания от государства не получил и в мае 1935 года вынужден был «самоликвидироваться».
В 1937 году председатель Союза воинствующих безбожников Е. Ярославский (Губельман) заявил, что «в стране с монастырями покончено». Четвертая волна гонений 1937–1939 годов примерно в 10 раз превышала по арестам гонения 1922 года, а по расстрелам – в 80 раз. Был расстрелян каждый второй. В течение 1937–1938 годов НКВД повсеместно провел массовые операции по арестам и расстрелам духовенства. Эти репрессии затронули также и обновленцев. Общее количество репрессий – около 200 тысяч, а казней – 100 тысяч. К 1939 году церковная структура по всей стране была практически уничтожена. Епархии как административные единицы фактически исчезли. Значительная часть духовенства истреблена физически или находилась в лагерях. К началу осени 1939 года в СССР было всего лишь 4 зарегистрированных архиерея (2 правящих и 2 викарных), около 300 священнослужителей и примерно столько же действовавших храмов.
Русская Православная Церковь восприняла свое мученичество с христианским смирением, воплощая на практике то, о чем писал Патриарх Тихон в 1919 году: «Чадца мои! Пусть слабостью кажется иным эта святая незлобивость Церкви, эти призывы наши к терпеливому перенесению антихристианской вражды и злобы… Но мы умоляем вас, умоляем всех наших православных чад не отходить от этой единой спасительной настроенности христианина, не сходить с пути крестного, ниспосланного нам Богом, на путь восхищения мирской силы или мщения. Не омрачайте подвига своего христианского возвращением к такому пониманию защиты благополучия Церкви, которое бы унизило ее и принизило вас до уровня действий ее хулителей».
Ситуация серьезно изменилась с сентября 1939 года, когда к СССР были присоединены республики Балтии, Западная Украина, Западная Белоруссия и Бессарабия. В результате этого на территории СССР оказалось свыше 7 миллионов православных верующих, организованных в епархии и приходы, действующие монастыри, учебные заведения, редакции церковных изданий и т. д. Точной статистики действовавших в канун Великой Отечественной войны храмов нет, но, по некоторым данным, их число составляло около 4 тысяч храмов, более 90 % которых приходилось на вновь включенные области и республики, а количество священнослужителей составляло около 6 тысяч человек.
Внутри страны ситуация начала меняться с 22 июня 1941 года. Когда нацистские войска Гитлера напали на Советский Союз, И.В. Сталин понял необходимость получения помощи Церкви. Она была необходима, чтобы с ее помощью возжечь патриотическое чувство народа, усилить народное согласие перед лицом Великой Отечественной войны. Сталин должен был принимать в расчет православие как важный элемент для единства народа и укрепления его национальных чувств. Это позволило Русской Православной Церкви воссоздать минимальные структуры для собственного выживания. 22 июня 1941 года митрополит Сергий, вернувшись в канцелярию Патриархии от воскресной литургии в Богоявленском соборе, собственноручно отпечатал Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви, в котором призывал всех стать на защиту Родины. Обращение было разослано по всем епархиям. 26 июня в Богоявленском соборе Москвы митрополит Сергий отслужил молебен о даровании победы, после чего подобные молебствия стали совершаться во всех храмах Русской Церкви. Была организована широкая кампания по сбору средств, на которые были построены и переданы действующей армии танковая колонна имени Дмитрия Донского и эскадрилья имени Александра Невского. С началом Великой Отечественной войны по инициативе властей начался процесс принятия в Патриаршую Церковь обновленческих клириков и архиереев.
В условиях вынужденного военно-политического союза с Великобританией и США И.В. Сталин встал перед необходимостью прекратить антирелигиозную и антицерковную кампании в СССР, которые имели крайне негативное воздействие на общественное мнение союзных держав. Ф.Д. Рузвельт прямо обусловил оказание помощи не только ослаблением репрессий против религии, но и улучшением ее правового и политического положения в СССР.
Другим серьезным фактором в ослаблении репрессий против религии было церковное возрождение на территориях СССР, находившихся под контролем Германии. Перешедшие в стратегическое наступление Вооруженные Силы СССР по соображениям политической целесообразности не могли сразу возобновлять на занимаемых территориях прежнюю репрессивную практику
5 июня 1943 года И.В. Сталин подписал секретное постановление Государственного комитета обороны «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР», в котором религиозные организации впервые были отнесены к объектам, «представляющим интерес для органов внешней разведки СССР». Примером такого интереса может послужить деятельность Русской Православной Церкви на Балканах и на Ближнем Востоке, где через Московский Патриархат распространялось советское влияние, к серьезной озабоченности Запада. Накануне Тегеранской конференции, состоявшейся в конце 1943 года, Сталину необходимо было сделать публичный жест и продемонстрировать свою лояльность к Церкви в стремлении увеличить помощь Запада.
4 сентября 1943 года произошла встреча И.В. Сталина с Патриаршим Местоблюстителем Сергием (Страгородским) и митрополитами Ленинградским Алексием (Симанским) и Киевским Николаем (Ярушевичем). На встрече Сталиным было заявлено, что Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку Правительства во всех вопросах, связанных с ее организационным укреплением и развитием внутри СССР. Также было принято решение о создании специального правительственного органа – Совета по делам Русской Православной Церкви. Уже 8 сентября 1943 года в резиденции бывшего германского посла в Чистом переулке состоялся Собор епископов, избравший Сергия Патриархом Московским и всея Руси. В тот же день был образован Священный Синод, в состав которого вошли 3 постоянных члена: митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), Киевский Николай (Ярушевич) и архиепископ Горьковский и Арзамасский Сергий (Гришин). Патриаршая Церковь была легализована и получила свое нынешнее официальное наименование – Русская
Православная Церковь. Патриаршество было воссоздано без предусмотренного Собором 1917–1918 годов Высшего Церковного Совета, но Священный Синод как орган был сохранен и его существование закреплено в Положении об управлении РПЦ, принятом на Соборе 1945 года. Новый Синод отличался от Временного Синода при Заместителе Местоблюстителя тем, что становился органом власти, а не являлся только совещательным органом при Первоиерархе.