Страница:
12 сентября 1943 года возобновилось издание «Журнала Московской Патриархии». В том же году была переиздана Библия в своей полной версии, поскольку было решено, что Священная книга не оскорбляет советского режима. 12 октября 1943 года И.В. Сталиным было принято решение о ликвидации обновленческих церковных структур. Преемником Патриарха Сергия, скончавшегося в 1944 году, с согласия Сталина, стал в 1945 году Алексий I (Симанский, 1877–1970).
Открытые германскими властями храмы, как правило, не закрывались. Было открыто некоторое количество прежде закрытых храмов, в том числе и Троице-Сергиева Лавра, а также духовные учебные заведения. При Священном Синоде были организованы Издательский отдел (1945), Учебный комитет и Отдел внешних церковных сношений (1946).
В 1948 году Совет по делам Русской Церкви представил в Политбюро статистику, согласно которой на 1 января отчетного года в СССР было более 14 тысяч действующих церквей и молитвенных домов. Увеличение числа действующих церквей произошло по следующим причинам: а) в период войны на территории, подвергавшейся немецкой оккупации, было открыто более 7 тысяч церквей; б) в 1946 году перешел в православие 2491 приход униатской (Греко-католической) Церкви в западных областях УССР; в) за 1944–1947 годы вновь открыто с разрешения Совета более 1 тысячи церквей, главным образом в РСФСР, откуда были многочисленные и настойчивые просьбы верующих. Снова стали действовать 67 монастырей, 8 семинарий и две духовные академии для образования клира. «Советское правительство предложило средства для ремонта и строительства новых церквей и для организации семинарий. Патриархат отказался. Они предпочитают, как мне сказали, в деле восстановления двигаться медленно, но делать это собственными средствами, которые в конце концов являются пожертвованиями верующих», – писал посол Италии в Москве Пьетро Куарони.
Сталинское государство способствовало международным отношениям Церкви и ее деятельности за пределами СССР и вовлекло Церковь в борьбу за мир. В 1948 году в Москве состоялось Совещание Глав и Представителей Поместных Православных Церквей.
Однако, несмотря на «потепление» в отношениях Церкви и государства, Церковь непрестанно пребывала под государственным контролем, и любые попытки расширения ее деятельности вне стен храмов встречали отпор, вплоть до административных санкций. С 1945 по 1958 год последовал краткий период отношений между государством и Церковью, которые можно было бы определить как нормальные. Однако уже с конца 1950-х годов наметилась новая волна давления на Церковь. Обоснованием теперь уже были не политические обвинения, а борьба против «религиозных пережитков» в сознании людей. С 1958 года началось противостояние официальной Церкви с помощью жесточайших репрессивных мер и резко антирелигиозной политики, характеризовавшей всю эпоху Н.С. Хрущева. Была начата программа антирелигиозной борьбы по новым критериям, бюрократическим и «научным». Вновь стали закрывать храмы. Начала осуществляться целенаправленная кадровая политика по качественному изменению состава духовенства. Власти опасались всесторонне подготовленных священнослужителей, которых лишали государственной регистрации и, соответственно, возможности зарабатывать на жизнь. Верующих увольняли с работы.
Численность зарегистрированного духовенства не только была резко сокращена, но его устранили от непосредственного контроля над финансово-хозяйственной деятельностью приходов. Было закрыто 40 монастырей (в частности, в Молдавии из 15 уцелел 1), 5 духовных семинарий из 8, причем прием в каждую из оставшихся был ограничен. Контроль преследователей за верующими стал столь интенсивным, что сократил посещаемость церквей, ограничив ее только пожилыми женщинами. Между 1961 и 1965 годами в СССР по религиозным мотивам были осуждены более тысячи человек.
Преследования с 1958 по 1964 год считаются одними из самых жестоких, которые Русская Церковь должна была испытать. Чтобы осуществлять максимальный контроль за верующими, в 1958 году была установлена обязанность регистрации любого культового акта, как крещение, венчание, отпевание и т. п. Против тех, кто заказывал эти требы, принимались обычно самые строгие репрессивные меры. Этот новый тип гонений на веру хрущевской антирелигиозной политикой не был кровавым. Православные уничтожались не физически, как раньше, а административно. Все средства информации – пресса, радио и телевидение – извергали как можно больше всевозможной клеветы на христианскую веру, а политическая власть преследовала верующих. Смертных казней не было, но методы были режима террора. Два примера: для закрытия Почаевской Лавры монахов вызывали в КГБ, отнимали документы, угрожали судить за несовершенные преступления, многих признавали душевнобольными и заключали в сумасшедшие дома, где низводили до «растительной жизни». Для закрытия Глинской пустыни 16 июня 1961 года были задействованы двести пятьдесят милиционеров, агентов КГБ, партийных активистов и двадцать три автотранспортных средства. Военными блокпостами пустынь была изолирована и сделана недоступной для верующих.
В 1960-е годы, столь трудные для Русской Православной Церкви, уже ушло старшее поколение епископов, рукоположенных в священный сан в дореволюционной России. Новые епископы, к которым относился и будущий Патриарх Алексий II, начинали свое служение в стране, задавленной игом Советской власти, где систематически уничтожали любое богопочитание и последовательно утверждали атеизм в общественной жизни, изобретая ежедневно все новые и новые репрессивные, угрожающие и полицейские системы против верующих. Церкви же в ответ нечего было противопоставить, кроме верности уже немногих православных.
На Рождество 1962 года при открытии новой атеистической кампании Н.С. Хрущев заявил: «Религия в течение 15–20 лет будет ликвидирована». И даже если этого не произошло, его антирелигиозной политике действительно удалось практически полностью изолировать Русскую Православную Церковь от общественной и национальной жизни страны. Атеистическая пропаганда в это время становилась все более распространенной. В 1963 году тиражи атеистической литературы превышали 5 миллионов экземпляров, а ежегодный календарь Русской Церкви печатался 50-тысячным тиражом.
На завершающем этапе хрущевских гонений в 1965 году у Русской Церкви оставались чуть более 7 тысяч храмов, столько же священнослужителей, около 70 епископов, 3 духовные семинарии, 2 духовные академии и 16 монастырей.
В XX веке благодаря коммунистическому режиму Православная Церковь испытала самое большое гонение, когда-либо происходившее во всей ее истории. Только недавнее открытие государственных архивов СССР, включая принадлежавшие КГБ, позволило родственникам части жертв узнать число и обстоятельства смерти их близких, место захоронения которых в большинстве остается неизвестным. Останки этих христианских мучеников, осужденных умирать в ГУЛАГе от голода, болезней, плохого обращения, пыток и нечеловеческих условий жизни, не имея даже «права переписки» с их семьями, покоятся сейчас сваленные в огромных братских могилах, которыми коммунистический режим хотел стереть из памяти их существование и их мученичество. Из останков этих мучеников только некоторые были обнаружены. Тысячи простых сельских священников, над которыми кто только не иронизировал в России, оказались великими героями. С какой верой и верностью, с каким самопожертвованием прошли они свой жизненный путь! Количество действительно святых мучеников и исповедников, которых дала Русская Церковь в XX веке, исчисляется десятками тысяч человек.
IV
Открытые германскими властями храмы, как правило, не закрывались. Было открыто некоторое количество прежде закрытых храмов, в том числе и Троице-Сергиева Лавра, а также духовные учебные заведения. При Священном Синоде были организованы Издательский отдел (1945), Учебный комитет и Отдел внешних церковных сношений (1946).
В 1948 году Совет по делам Русской Церкви представил в Политбюро статистику, согласно которой на 1 января отчетного года в СССР было более 14 тысяч действующих церквей и молитвенных домов. Увеличение числа действующих церквей произошло по следующим причинам: а) в период войны на территории, подвергавшейся немецкой оккупации, было открыто более 7 тысяч церквей; б) в 1946 году перешел в православие 2491 приход униатской (Греко-католической) Церкви в западных областях УССР; в) за 1944–1947 годы вновь открыто с разрешения Совета более 1 тысячи церквей, главным образом в РСФСР, откуда были многочисленные и настойчивые просьбы верующих. Снова стали действовать 67 монастырей, 8 семинарий и две духовные академии для образования клира. «Советское правительство предложило средства для ремонта и строительства новых церквей и для организации семинарий. Патриархат отказался. Они предпочитают, как мне сказали, в деле восстановления двигаться медленно, но делать это собственными средствами, которые в конце концов являются пожертвованиями верующих», – писал посол Италии в Москве Пьетро Куарони.
Сталинское государство способствовало международным отношениям Церкви и ее деятельности за пределами СССР и вовлекло Церковь в борьбу за мир. В 1948 году в Москве состоялось Совещание Глав и Представителей Поместных Православных Церквей.
Однако, несмотря на «потепление» в отношениях Церкви и государства, Церковь непрестанно пребывала под государственным контролем, и любые попытки расширения ее деятельности вне стен храмов встречали отпор, вплоть до административных санкций. С 1945 по 1958 год последовал краткий период отношений между государством и Церковью, которые можно было бы определить как нормальные. Однако уже с конца 1950-х годов наметилась новая волна давления на Церковь. Обоснованием теперь уже были не политические обвинения, а борьба против «религиозных пережитков» в сознании людей. С 1958 года началось противостояние официальной Церкви с помощью жесточайших репрессивных мер и резко антирелигиозной политики, характеризовавшей всю эпоху Н.С. Хрущева. Была начата программа антирелигиозной борьбы по новым критериям, бюрократическим и «научным». Вновь стали закрывать храмы. Начала осуществляться целенаправленная кадровая политика по качественному изменению состава духовенства. Власти опасались всесторонне подготовленных священнослужителей, которых лишали государственной регистрации и, соответственно, возможности зарабатывать на жизнь. Верующих увольняли с работы.
Численность зарегистрированного духовенства не только была резко сокращена, но его устранили от непосредственного контроля над финансово-хозяйственной деятельностью приходов. Было закрыто 40 монастырей (в частности, в Молдавии из 15 уцелел 1), 5 духовных семинарий из 8, причем прием в каждую из оставшихся был ограничен. Контроль преследователей за верующими стал столь интенсивным, что сократил посещаемость церквей, ограничив ее только пожилыми женщинами. Между 1961 и 1965 годами в СССР по религиозным мотивам были осуждены более тысячи человек.
Преследования с 1958 по 1964 год считаются одними из самых жестоких, которые Русская Церковь должна была испытать. Чтобы осуществлять максимальный контроль за верующими, в 1958 году была установлена обязанность регистрации любого культового акта, как крещение, венчание, отпевание и т. п. Против тех, кто заказывал эти требы, принимались обычно самые строгие репрессивные меры. Этот новый тип гонений на веру хрущевской антирелигиозной политикой не был кровавым. Православные уничтожались не физически, как раньше, а административно. Все средства информации – пресса, радио и телевидение – извергали как можно больше всевозможной клеветы на христианскую веру, а политическая власть преследовала верующих. Смертных казней не было, но методы были режима террора. Два примера: для закрытия Почаевской Лавры монахов вызывали в КГБ, отнимали документы, угрожали судить за несовершенные преступления, многих признавали душевнобольными и заключали в сумасшедшие дома, где низводили до «растительной жизни». Для закрытия Глинской пустыни 16 июня 1961 года были задействованы двести пятьдесят милиционеров, агентов КГБ, партийных активистов и двадцать три автотранспортных средства. Военными блокпостами пустынь была изолирована и сделана недоступной для верующих.
В 1960-е годы, столь трудные для Русской Православной Церкви, уже ушло старшее поколение епископов, рукоположенных в священный сан в дореволюционной России. Новые епископы, к которым относился и будущий Патриарх Алексий II, начинали свое служение в стране, задавленной игом Советской власти, где систематически уничтожали любое богопочитание и последовательно утверждали атеизм в общественной жизни, изобретая ежедневно все новые и новые репрессивные, угрожающие и полицейские системы против верующих. Церкви же в ответ нечего было противопоставить, кроме верности уже немногих православных.
На Рождество 1962 года при открытии новой атеистической кампании Н.С. Хрущев заявил: «Религия в течение 15–20 лет будет ликвидирована». И даже если этого не произошло, его антирелигиозной политике действительно удалось практически полностью изолировать Русскую Православную Церковь от общественной и национальной жизни страны. Атеистическая пропаганда в это время становилась все более распространенной. В 1963 году тиражи атеистической литературы превышали 5 миллионов экземпляров, а ежегодный календарь Русской Церкви печатался 50-тысячным тиражом.
На завершающем этапе хрущевских гонений в 1965 году у Русской Церкви оставались чуть более 7 тысяч храмов, столько же священнослужителей, около 70 епископов, 3 духовные семинарии, 2 духовные академии и 16 монастырей.
В XX веке благодаря коммунистическому режиму Православная Церковь испытала самое большое гонение, когда-либо происходившее во всей ее истории. Только недавнее открытие государственных архивов СССР, включая принадлежавшие КГБ, позволило родственникам части жертв узнать число и обстоятельства смерти их близких, место захоронения которых в большинстве остается неизвестным. Останки этих христианских мучеников, осужденных умирать в ГУЛАГе от голода, болезней, плохого обращения, пыток и нечеловеческих условий жизни, не имея даже «права переписки» с их семьями, покоятся сейчас сваленные в огромных братских могилах, которыми коммунистический режим хотел стереть из памяти их существование и их мученичество. Из останков этих мучеников только некоторые были обнаружены. Тысячи простых сельских священников, над которыми кто только не иронизировал в России, оказались великими героями. С какой верой и верностью, с каким самопожертвованием прошли они свой жизненный путь! Количество действительно святых мучеников и исповедников, которых дала Русская Церковь в XX веке, исчисляется десятками тысяч человек.
IV
Епископское служение (1961–1990)
Патриарх вспоминал: «Я верил, что «врата адовы Церковь не одолеют» (Мф. 16,18), но время действительно было трудное. Например, помню, когда власти приняли решение о закрытии Пюхтицкого монастыря и тридцати шести эстонских приходов как «нерентабельных». «Нерентабельность» храмов была распространенным предлогом для их закрытия в годы хрущевского наступления на Церковь. В монастыре по решению властей должен был быть размещен Дом отдыха шахтеров. Оставалось уже мало времени до назначенной даты закрытия – 1 октября 1961 года.
Слава Богу, им не удалось провести в жизнь эти решения. Уговорами мне удалось затянуть время. Я попытался им объяснить, что молодой епископ не может начать служение с закрытия монастыря: это дискредитация всей его будущей деятельности. Так наступил апрель 1962 года. В то время я уже почти полгода был заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений. Пользуясь служебным положением, я направил в Пюхтицы первую иностранную делегацию – лютеран из ГДР.
В те дни мой отец лежал с инфарктом, которого так и не перенес. А я должен был его покинуть, чтобы сопровождать иностранных гостей. Помню, как мне было трудно расстаться с ним, но речь шла о спасении обители единственно возможным тогда способом. Впервые я сопровождал иностранную делегацию. У меня не было никакого опыта, лишь сильное желание спасти монастырь. И мой отец понял меня, как никто другой. Когда мы прощались, он пожелал мне успеха. Несмотря на болезнь, он продолжал молиться, чтобы Бог мне помог. И был рад узнать о хорошем результате этого дела. Даже его самочувствие значительно улучшилось от этой радости.
Вскоре газета «Нойес цайт» опубликовала восторженные отзывы лютеран от этой поездки и их фотографии. Вслед за первой делегацией приехали вторая, третья… и вопрос о закрытии монастыря и храмов, слава Богу, больше не поднимался».
Впоследствии епископ Алексий (Ридигер) потратил много сил на восстановление и укрепление Пюхтицкого монастыря, который неизменно сохранял значение центра духовной жизни женского монашества не только Эстонской епархии, а всей Русской Церкви, а также продолжал играть роль связующего звена между эстонцами и русскими.
Именно здесь будущий Патриарх проводил семинары, на которые он, в качестве председателя Конференции Европейских Церквей, приглашал представителей всех конфессий СССР, являвшихся членами этой Конференции: Армянской Апостольской Церкви, Грузинской Православной Церкви, Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов, евангелическо-лютеранских Церквей Латвии, Литвы и Эстонии и Закарпатской реформатской Церкви. Епископ Алексий часто служил литургию в этом монастыре, собирая по этому случаю русский и эстонский клир республики. «Единение эстонских и русских клириков, – вспоминал Патриарх, – в общем богослужении, а затем и в простом человеческом общении давало многим священнослужителям, особенно тем, кто нес свое послушание в труднейших материальных и моральных условиях вымирающих приходов, чувство взаимной поддержки».
Много сил положил будущий Патриарх и для спасения собора Святого Александра Невского. Патриарх вспоминал: «9 мая 1962 года мой отец ушел из жизни, я похоронил его на кладбище Александра Невского, рядом с моей милой матушкой. Помню, что сразу после похорон уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви предложил мне подумать о том, какой из таллинских храмов должен стать новым кафедральным собором в связи с решением городской молодежи переоборудовать собор Святого Александра Невского в планетарий. Нужно было начинать бороться, не теряя ни минуты. Я попросил его немного подождать с решением, до праздника Святой Троицы, а сам начал готовить материалы в защиту собора. Пришлось обратиться к изучению прошлого и подготовить для власти исчерпывающую справку по истории собора. В частности, я рассказал о том, как немецкие силы в Эстонии пытались закрыть храм, свидетельствующий о нерушимой духовной связи Эстонии и России. Самым серьезным политическим аргументом оказался тот факт, что сразу после оккупации Таллина немецкими войсками в 1941 году собор был закрыт и бездействовал все время оккупации. «Вот обрадуются реваншисты в Германии, – написал я в записке, – и то, что они не сумели сделать, свершила Советская власть!» Видимо, из Москвы последовала определенная директива, и уполномоченный мне сурово заметил: «Мало чего молодежь хочет…»
Такой же мотивировкой (обращением к историческим фактам и национальному самосознанию) епископ Алексий сумел сохранить самое древнее деревянное здание в городе – храм Казанской иконы Божией Матери 1721 года постройки. По плану развития эстонской столицы новая городская артерия должна была пройти по территории храма, но после аргументов владыки Алексия светские власти изменили городской план и произвели более дорогие работы, чтобы дорога прошла вокруг храма.
Такой же инцидент произошел в 1964 году, когда районный исполнительный комитет Йыхви решил экспроприировать у Пюхтицкого монастыря храм преподобного Сергия Радонежского и бывшую летнюю резиденцию князя С. В. Шаховского, основателя этого монастыря, представив епископу в качестве обоснования наличие других храмов для «удовлетворения Ваших религиозных нужд». Епископу удалось продемонстрировать, что разрушение или иное использование храма, в котором находилась усыпальница князя Шаховского, губернатора Эстляндии, потратившего столько сил на укрепление союза между Эстонией и Россией, не было бы необходимо ни с исторической, ни с политической точек зрения.
В 1960-е годы в Эстонии некоторые церкви были закрыты не только из-за давления политической власти, но также из-за резкого уменьшения числа верующих среди эстонского сельского населения, поскольку новое поколение было воспитано в атеизме и в пренебрежении к Церкви.
Епископ Алексий выплачивал суммы налогов для выживания этих храмов из доходов епархии или из собственных средств, если в деревнях оставалось хотя бы небольшое количество верующих. По данным 1965 года, Таллинско-Эстонская епархия имела 90 приходов (57 эстонских, 20 русских и 13 смешанных), которые содержали 50 священников. Во всей епархии было 6 диаконов и 42 клирика, находившихся на покое. Приходы были разделены на 9 благочиний и 2 монашеские общины. С 1965 года епархия начала ежегодно публиковать на эстонском языке «Православный календарь» тиражом 3 тысячи экземпляров, поздравительные послания епископа на эстонском и русском языках, распечатки песнопений богослужений.
С 1969 по 1986 год, когда епископ Алексий был переведен на Ленинградскую кафедру, став митрополитом Ленинградским и Новгородским и временно сохранив управление Эстонской епархией, он совершал около 120 богослужений в год, более двух третей из которых – в Эстонии. Только в 1973 году был нарушен этот порядок, когда владыка Алексий, получив инфаркт миокарда, не мог служить в течение нескольких месяцев. С 1983 по 1986 год владыка Алексий совершал до 150 богослужений в год. В своих богослужебных заметках будущий Предстоятель Русской Православной Церкви указывал, например, что в Эстонии во время литургии в соборе Святого Александра Невского на праздник Входа Господня в Иерусалим 11 апреля 1971 года он причастил 500 верующих из 600 присутствовавших.
В тех же записках владыка вспоминал, что за год до своей епископской хиротонии были прекращены крестный ход и ночное богослужение на Пасху из-за хулиганских выходок в Таллинском соборе. На второй год своего епископского служения владыка Алексий решил возобновить пасхальные ночные богослужения, на которые собирались многие верующие. С тех пор они совершались регулярно, и более не происходило ни одного случая хулиганства. Эти и другие факты, зафиксированные в заметках епископа, свидетельствуют об активном участии верующих во всех приходах, и, конечно, достижению этого результата способствовало прекрасное знание эстонского языка, на котором проповедовал митрополит Алексий.
Первые годы епископского служения будущего Патриарха совпали с периодом хрущевских гонений, которые достигли своего пика. Молодой епископ потратил много сил на сопротивление агрессии коммунистического государства для сохранения святынь православия. «Одному Богу известно, сколько каждому из оставшихся в Советском Союзе, а не уехавших за рубеж священнослужителей пришлось пережить, – вспоминал Патриарх. – В настоящее время, конечно, ситуация другая. Но и сегодня наша Церковь имеет врагов, как это ни странно. Тогда враг Церкви – только один, и он известен, а теперь в нашем современном мире, со всеми его социальными, политическими, национальными проблемами Русская Православная Церковь имеет многочисленных врагов».
Патриархи Пимен, Алексий II вместе с другими епископами относятся частью историков к категории клириков Русской Православной Церкви, которые словом и делом утверждали не только лояльность, но и патриотизм по отношению к коммунистическому обществу. Однако в свете изучения исторической, политической и социальной ткани эпохи, в которой действовали представители Русской Православной Церкви, становится ясно, насколько в то время было абсолютно необходимо демонстрировать дисциплину и соответствие программной линии Советской власти. Только это представляло единственную возможность для епископа Русской Православной Церкви выделить себе среди жестких механизмов контроля Советской власти пространство, пусть и крохотное, но столь необходимое для деятельности и выживания Церкви. В Советском Союзе жестокость системы не могла признаваться никаким образом, ни публичным, ни частным. Это показывает тот факт, что в период с 1917 по 1941 год почти все православное духовенство было уничтожено, а его немногие выжившие представители были подвергнуты арестам и заключению в концентрационных лагерях.
Итальянский дипломат Пьетро Куарони, специалист по российским вопросам, еще в 50-е годы XX столетия справедливо заметил: «…Политика Патриархов Сергия и Алексия I была уникальной для Советского государства, так как поддерживала идеологию, отличную от официальной… Православная Церковь в России представляет собой не безучастную потенциальную силу. Революционная буря перевернула Церковь и духовенство, но также и очистила их. Кто имел мужество оставаться и быть священником в течение всех этих лет гонений и страданий, является по-настоящему верующим человеком. Остались немногие, но те, которые остались, – это святые, фанатики. Их руководители, помимо этого, являются людьми умными, культурными, подготовленными и движимыми твердым стремлением к действию. Они готовы трудиться не только с помощью словесной проповеди, но и примером собственной жизни в бедности, самоотверженности и жертвенности. Этот нравственный огонь, как противовес растущей бюрократизации коммунистического аппарата, является действительно подлинной силой. В глубине русской души остается, как полагают многие, искра прежней духовной тенденции, и я уверен, что в конце концов мы должны стать свидетелями возрождения религиозного духа в этой стране… Патриарх Алексий I и его сотрудники являются людьми умными, закаленными гонениями, тюрьмами и пережитой нищетой. Чудесным образом у них появилось поле для религиозной деятельности, хотя и скромное, но которое казалось немыслимым несколько лет назад. И они, движимые глубокой религиозной убежденностью, вовсе не собираются рисковать пространством, полученным в гладиаторских противостояниях, при подчеркнутой независимости по отношению к государственной власти. Эти противостояния могли бы действительно показаться интересными для сцены, но их результат, при общей атмосфере, не был бы иным, кроме негативного». Если эти наблюдения были справедливыми в конце 1940-х и 1950-е годы – время передышки для Русской Православной Церкви, по причине нормализовавшихся отношений с Советским правительством, то поведение, лишенное «гладиаторских противостояний», стало абсолютно необходимым в годы разгара антирелигиозной борьбы, когда пришлось действовать будущему Патриарху Алексию II.
Чтобы лучше понять атмосферу эпохи, завуалированный язык, к которому нужно было прибегать, чтобы выжить и сохранить скромную церковную структуру, обратим внимание на речь, которую митрополит Алексий (Ридигер) произнес на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1971 году. Это был первый Собор после тридцатилетнего перерыва, который проходил в Свято-Троице-Сергиевой Лавре с 30 мая по 2 июня. На этом Соборе были рассмотрены вопросы жизни и деятельности Церкви с 1945 по 1971 год, в том числе проблемы участия Русской Православной Церкви в экуменическом движении, деятельность в церковной и социальной областях, миссия мира Русской Церкви в современном обществе и т. п.
Вот что сказал, в частности, владыка Алексий, который в 1963 году был назначен членом Советского Комитета защиты мира: «Служение миру, безусловно, предполагает наличие у миротворцев доброй воли, с помощью которой они преодолевают многочисленные трудности, неизбежно встающие на пути, ведущем к этой святой цели. В самом деле, мир и добрая воля людей связаны между собой неразрывно. Вспомним слова ангельского славословия Христа Родившегося: «На земле мир, в человеках благоволение» (Лк. 2, 14). Эта добрая воля людей не есть ли проявление великой Божественной заповеди о любви к ближнему? Кого мы понимаем под ближним? Апостол Павел говорит: «Никто не ищи своего, но каждый – пользы другого» (1 Кор. 10, 24). Следовательно, любой человек и есть наш ближний, которому мы должны «служить во благо к назиданию» (Рим. 15, 2). Но это не значит, что такое служение предполагает примирительное отношение к носителям неправды. Апостол Павел пишет своему ученику Тимофею: «Все Писание боговдохновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2 Тим. 3, 16). И он же требует от нас: «Отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему» (Еф. 4, 25). Служить миру – это значит добиваться его всеми возможными способами, бороться за него. Нет такой цены, которая была бы слишком высокой для приобретения мира. «Нет больше той любви, – сказал Христос в прощальной беседе с учениками, – как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Живая и деятельная христианская любовь немыслима в отрыве от любви к своему народу и Отечеству. Церковь заповедует христианину любовь к Отечеству до самоотречения. Вспомним слезы Спасителя при виде Иерусалима, выразившие всю силу Его любви к этому граду (Лк. 19, 41–44). Вспомним великую печаль апостола Павла о своем народе, ради спасения которого он готов был стать отлученным от любви Божией (Рим. 9, 3), вспомним подвиги самопожертвования многих прославленных Церковью христиан, одушевленных горячей любовью к своему народу и Отечеству. Церковь Христова освящает слияние верующего со своим народом, отдачу этому народу своих сил и даже жизни. Таким образом, патриотизм является нормальным состоянием христианина. В то же время, в отличие от узкого национализма, патриотизм не делает христианина равнодушным к интересам других народов, первым из которых является требование мира. Служить своему Отечеству – это значит служить благу других народов, всего человечества, на судьбах которого непременно отражается то, как каждый народ, каждое государство исполняет свое назначение. Само собой разумеется, что это назначение исключает приобретение одним народом или государством каких-либо преимуществ за счет утраты таковых другим народом или государством. Русская Православная Церковь с первых дней своего бытия исполняла священную миротворческую миссию. Патриотизм ее архипастырей, пастырей и мирян всегда составлял неотъемлемую часть нашей церковной жизни. Достаточно вспомнить роль нашей Церкви в период Киевской Руси, когда все силы направлялись на устроение Русского государства и на прекращение усобиц между князьями. В тяжелые для
Руси времена татарского, шведского и немецкого нашествий (XIII–XV вв.) Русская Православная Церковь помогала своему народу изгонять иноземных захватчиков и способствовала собиранию и укреплению Русского государства вокруг Москвы… На всем протяжении Великой Отечественной войны Русская Православная Церковь не ослабевала в своей патриотической деятельности. Общеизвестен подвиг митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, впоследствии Святейшего Патриарха Алексия I, который не прекращал архипастырского окормления своей ленинградской паствы на протяжении всей блокады города-героя… Нам необходимо продолжать богословское обоснование вопросов, касающихся созидания прочного и справедливого мира и мирного сосуществования государств с различными общественными структурами… Мы должны всеми доступными нам средствами бороться с каждым проявлением империализма, этим главным противником созидания на земле всеобщего прочного и справедливого мира и общечеловеческого прогресса. В стремлении утвердить в международных отношениях принцип мирного сосуществования мы должны всеми средствами помогать развитию мирных отношений между народами и государствами, включая международное сотрудничество в таких жизненно важных областях, как сохранение окружающей человека среды и освоение природных ресурсов. Мы должны также всеми средствами поддерживать идею всеобщего и полного разоружения, а на пути к нему – частичные мероприятия, способные оказывать благоприятное влияние на улучшение международного климата. Нам нужно добиваться скорейшего заключения договоров о запрещении ядерного, химического и бактериологического оружия, а также о запрещении подземных испытаний ядерного оружия… В нашу задачу входит и поддержка мероприятий европейских государств, способствующих укреплению мира и сотрудничества между народами нашего континента. Наше дело – настаивать перед правительствами государств Европы на скорейшем созыве Конференции по европейской безопасности… Мы верим, что эта программа миротворческой деятельности Русской Православной Церкви… созвучна взглядам членов настоящего Собора и поддерживается вами… Мы, церковные люди, сознаем свою ответственность за судьбу человечества и будем неизменно «искать то, что служит к миру и взаимному назиданию» (Рим. 14, 19)».
Слава Богу, им не удалось провести в жизнь эти решения. Уговорами мне удалось затянуть время. Я попытался им объяснить, что молодой епископ не может начать служение с закрытия монастыря: это дискредитация всей его будущей деятельности. Так наступил апрель 1962 года. В то время я уже почти полгода был заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений. Пользуясь служебным положением, я направил в Пюхтицы первую иностранную делегацию – лютеран из ГДР.
В те дни мой отец лежал с инфарктом, которого так и не перенес. А я должен был его покинуть, чтобы сопровождать иностранных гостей. Помню, как мне было трудно расстаться с ним, но речь шла о спасении обители единственно возможным тогда способом. Впервые я сопровождал иностранную делегацию. У меня не было никакого опыта, лишь сильное желание спасти монастырь. И мой отец понял меня, как никто другой. Когда мы прощались, он пожелал мне успеха. Несмотря на болезнь, он продолжал молиться, чтобы Бог мне помог. И был рад узнать о хорошем результате этого дела. Даже его самочувствие значительно улучшилось от этой радости.
Вскоре газета «Нойес цайт» опубликовала восторженные отзывы лютеран от этой поездки и их фотографии. Вслед за первой делегацией приехали вторая, третья… и вопрос о закрытии монастыря и храмов, слава Богу, больше не поднимался».
Впоследствии епископ Алексий (Ридигер) потратил много сил на восстановление и укрепление Пюхтицкого монастыря, который неизменно сохранял значение центра духовной жизни женского монашества не только Эстонской епархии, а всей Русской Церкви, а также продолжал играть роль связующего звена между эстонцами и русскими.
Именно здесь будущий Патриарх проводил семинары, на которые он, в качестве председателя Конференции Европейских Церквей, приглашал представителей всех конфессий СССР, являвшихся членами этой Конференции: Армянской Апостольской Церкви, Грузинской Православной Церкви, Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов, евангелическо-лютеранских Церквей Латвии, Литвы и Эстонии и Закарпатской реформатской Церкви. Епископ Алексий часто служил литургию в этом монастыре, собирая по этому случаю русский и эстонский клир республики. «Единение эстонских и русских клириков, – вспоминал Патриарх, – в общем богослужении, а затем и в простом человеческом общении давало многим священнослужителям, особенно тем, кто нес свое послушание в труднейших материальных и моральных условиях вымирающих приходов, чувство взаимной поддержки».
Много сил положил будущий Патриарх и для спасения собора Святого Александра Невского. Патриарх вспоминал: «9 мая 1962 года мой отец ушел из жизни, я похоронил его на кладбище Александра Невского, рядом с моей милой матушкой. Помню, что сразу после похорон уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви предложил мне подумать о том, какой из таллинских храмов должен стать новым кафедральным собором в связи с решением городской молодежи переоборудовать собор Святого Александра Невского в планетарий. Нужно было начинать бороться, не теряя ни минуты. Я попросил его немного подождать с решением, до праздника Святой Троицы, а сам начал готовить материалы в защиту собора. Пришлось обратиться к изучению прошлого и подготовить для власти исчерпывающую справку по истории собора. В частности, я рассказал о том, как немецкие силы в Эстонии пытались закрыть храм, свидетельствующий о нерушимой духовной связи Эстонии и России. Самым серьезным политическим аргументом оказался тот факт, что сразу после оккупации Таллина немецкими войсками в 1941 году собор был закрыт и бездействовал все время оккупации. «Вот обрадуются реваншисты в Германии, – написал я в записке, – и то, что они не сумели сделать, свершила Советская власть!» Видимо, из Москвы последовала определенная директива, и уполномоченный мне сурово заметил: «Мало чего молодежь хочет…»
Такой же мотивировкой (обращением к историческим фактам и национальному самосознанию) епископ Алексий сумел сохранить самое древнее деревянное здание в городе – храм Казанской иконы Божией Матери 1721 года постройки. По плану развития эстонской столицы новая городская артерия должна была пройти по территории храма, но после аргументов владыки Алексия светские власти изменили городской план и произвели более дорогие работы, чтобы дорога прошла вокруг храма.
Такой же инцидент произошел в 1964 году, когда районный исполнительный комитет Йыхви решил экспроприировать у Пюхтицкого монастыря храм преподобного Сергия Радонежского и бывшую летнюю резиденцию князя С. В. Шаховского, основателя этого монастыря, представив епископу в качестве обоснования наличие других храмов для «удовлетворения Ваших религиозных нужд». Епископу удалось продемонстрировать, что разрушение или иное использование храма, в котором находилась усыпальница князя Шаховского, губернатора Эстляндии, потратившего столько сил на укрепление союза между Эстонией и Россией, не было бы необходимо ни с исторической, ни с политической точек зрения.
В 1960-е годы в Эстонии некоторые церкви были закрыты не только из-за давления политической власти, но также из-за резкого уменьшения числа верующих среди эстонского сельского населения, поскольку новое поколение было воспитано в атеизме и в пренебрежении к Церкви.
Епископ Алексий выплачивал суммы налогов для выживания этих храмов из доходов епархии или из собственных средств, если в деревнях оставалось хотя бы небольшое количество верующих. По данным 1965 года, Таллинско-Эстонская епархия имела 90 приходов (57 эстонских, 20 русских и 13 смешанных), которые содержали 50 священников. Во всей епархии было 6 диаконов и 42 клирика, находившихся на покое. Приходы были разделены на 9 благочиний и 2 монашеские общины. С 1965 года епархия начала ежегодно публиковать на эстонском языке «Православный календарь» тиражом 3 тысячи экземпляров, поздравительные послания епископа на эстонском и русском языках, распечатки песнопений богослужений.
С 1969 по 1986 год, когда епископ Алексий был переведен на Ленинградскую кафедру, став митрополитом Ленинградским и Новгородским и временно сохранив управление Эстонской епархией, он совершал около 120 богослужений в год, более двух третей из которых – в Эстонии. Только в 1973 году был нарушен этот порядок, когда владыка Алексий, получив инфаркт миокарда, не мог служить в течение нескольких месяцев. С 1983 по 1986 год владыка Алексий совершал до 150 богослужений в год. В своих богослужебных заметках будущий Предстоятель Русской Православной Церкви указывал, например, что в Эстонии во время литургии в соборе Святого Александра Невского на праздник Входа Господня в Иерусалим 11 апреля 1971 года он причастил 500 верующих из 600 присутствовавших.
В тех же записках владыка вспоминал, что за год до своей епископской хиротонии были прекращены крестный ход и ночное богослужение на Пасху из-за хулиганских выходок в Таллинском соборе. На второй год своего епископского служения владыка Алексий решил возобновить пасхальные ночные богослужения, на которые собирались многие верующие. С тех пор они совершались регулярно, и более не происходило ни одного случая хулиганства. Эти и другие факты, зафиксированные в заметках епископа, свидетельствуют об активном участии верующих во всех приходах, и, конечно, достижению этого результата способствовало прекрасное знание эстонского языка, на котором проповедовал митрополит Алексий.
Первые годы епископского служения будущего Патриарха совпали с периодом хрущевских гонений, которые достигли своего пика. Молодой епископ потратил много сил на сопротивление агрессии коммунистического государства для сохранения святынь православия. «Одному Богу известно, сколько каждому из оставшихся в Советском Союзе, а не уехавших за рубеж священнослужителей пришлось пережить, – вспоминал Патриарх. – В настоящее время, конечно, ситуация другая. Но и сегодня наша Церковь имеет врагов, как это ни странно. Тогда враг Церкви – только один, и он известен, а теперь в нашем современном мире, со всеми его социальными, политическими, национальными проблемами Русская Православная Церковь имеет многочисленных врагов».
Патриархи Пимен, Алексий II вместе с другими епископами относятся частью историков к категории клириков Русской Православной Церкви, которые словом и делом утверждали не только лояльность, но и патриотизм по отношению к коммунистическому обществу. Однако в свете изучения исторической, политической и социальной ткани эпохи, в которой действовали представители Русской Православной Церкви, становится ясно, насколько в то время было абсолютно необходимо демонстрировать дисциплину и соответствие программной линии Советской власти. Только это представляло единственную возможность для епископа Русской Православной Церкви выделить себе среди жестких механизмов контроля Советской власти пространство, пусть и крохотное, но столь необходимое для деятельности и выживания Церкви. В Советском Союзе жестокость системы не могла признаваться никаким образом, ни публичным, ни частным. Это показывает тот факт, что в период с 1917 по 1941 год почти все православное духовенство было уничтожено, а его немногие выжившие представители были подвергнуты арестам и заключению в концентрационных лагерях.
Итальянский дипломат Пьетро Куарони, специалист по российским вопросам, еще в 50-е годы XX столетия справедливо заметил: «…Политика Патриархов Сергия и Алексия I была уникальной для Советского государства, так как поддерживала идеологию, отличную от официальной… Православная Церковь в России представляет собой не безучастную потенциальную силу. Революционная буря перевернула Церковь и духовенство, но также и очистила их. Кто имел мужество оставаться и быть священником в течение всех этих лет гонений и страданий, является по-настоящему верующим человеком. Остались немногие, но те, которые остались, – это святые, фанатики. Их руководители, помимо этого, являются людьми умными, культурными, подготовленными и движимыми твердым стремлением к действию. Они готовы трудиться не только с помощью словесной проповеди, но и примером собственной жизни в бедности, самоотверженности и жертвенности. Этот нравственный огонь, как противовес растущей бюрократизации коммунистического аппарата, является действительно подлинной силой. В глубине русской души остается, как полагают многие, искра прежней духовной тенденции, и я уверен, что в конце концов мы должны стать свидетелями возрождения религиозного духа в этой стране… Патриарх Алексий I и его сотрудники являются людьми умными, закаленными гонениями, тюрьмами и пережитой нищетой. Чудесным образом у них появилось поле для религиозной деятельности, хотя и скромное, но которое казалось немыслимым несколько лет назад. И они, движимые глубокой религиозной убежденностью, вовсе не собираются рисковать пространством, полученным в гладиаторских противостояниях, при подчеркнутой независимости по отношению к государственной власти. Эти противостояния могли бы действительно показаться интересными для сцены, но их результат, при общей атмосфере, не был бы иным, кроме негативного». Если эти наблюдения были справедливыми в конце 1940-х и 1950-е годы – время передышки для Русской Православной Церкви, по причине нормализовавшихся отношений с Советским правительством, то поведение, лишенное «гладиаторских противостояний», стало абсолютно необходимым в годы разгара антирелигиозной борьбы, когда пришлось действовать будущему Патриарху Алексию II.
Чтобы лучше понять атмосферу эпохи, завуалированный язык, к которому нужно было прибегать, чтобы выжить и сохранить скромную церковную структуру, обратим внимание на речь, которую митрополит Алексий (Ридигер) произнес на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1971 году. Это был первый Собор после тридцатилетнего перерыва, который проходил в Свято-Троице-Сергиевой Лавре с 30 мая по 2 июня. На этом Соборе были рассмотрены вопросы жизни и деятельности Церкви с 1945 по 1971 год, в том числе проблемы участия Русской Православной Церкви в экуменическом движении, деятельность в церковной и социальной областях, миссия мира Русской Церкви в современном обществе и т. п.
Вот что сказал, в частности, владыка Алексий, который в 1963 году был назначен членом Советского Комитета защиты мира: «Служение миру, безусловно, предполагает наличие у миротворцев доброй воли, с помощью которой они преодолевают многочисленные трудности, неизбежно встающие на пути, ведущем к этой святой цели. В самом деле, мир и добрая воля людей связаны между собой неразрывно. Вспомним слова ангельского славословия Христа Родившегося: «На земле мир, в человеках благоволение» (Лк. 2, 14). Эта добрая воля людей не есть ли проявление великой Божественной заповеди о любви к ближнему? Кого мы понимаем под ближним? Апостол Павел говорит: «Никто не ищи своего, но каждый – пользы другого» (1 Кор. 10, 24). Следовательно, любой человек и есть наш ближний, которому мы должны «служить во благо к назиданию» (Рим. 15, 2). Но это не значит, что такое служение предполагает примирительное отношение к носителям неправды. Апостол Павел пишет своему ученику Тимофею: «Все Писание боговдохновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2 Тим. 3, 16). И он же требует от нас: «Отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему» (Еф. 4, 25). Служить миру – это значит добиваться его всеми возможными способами, бороться за него. Нет такой цены, которая была бы слишком высокой для приобретения мира. «Нет больше той любви, – сказал Христос в прощальной беседе с учениками, – как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Живая и деятельная христианская любовь немыслима в отрыве от любви к своему народу и Отечеству. Церковь заповедует христианину любовь к Отечеству до самоотречения. Вспомним слезы Спасителя при виде Иерусалима, выразившие всю силу Его любви к этому граду (Лк. 19, 41–44). Вспомним великую печаль апостола Павла о своем народе, ради спасения которого он готов был стать отлученным от любви Божией (Рим. 9, 3), вспомним подвиги самопожертвования многих прославленных Церковью христиан, одушевленных горячей любовью к своему народу и Отечеству. Церковь Христова освящает слияние верующего со своим народом, отдачу этому народу своих сил и даже жизни. Таким образом, патриотизм является нормальным состоянием христианина. В то же время, в отличие от узкого национализма, патриотизм не делает христианина равнодушным к интересам других народов, первым из которых является требование мира. Служить своему Отечеству – это значит служить благу других народов, всего человечества, на судьбах которого непременно отражается то, как каждый народ, каждое государство исполняет свое назначение. Само собой разумеется, что это назначение исключает приобретение одним народом или государством каких-либо преимуществ за счет утраты таковых другим народом или государством. Русская Православная Церковь с первых дней своего бытия исполняла священную миротворческую миссию. Патриотизм ее архипастырей, пастырей и мирян всегда составлял неотъемлемую часть нашей церковной жизни. Достаточно вспомнить роль нашей Церкви в период Киевской Руси, когда все силы направлялись на устроение Русского государства и на прекращение усобиц между князьями. В тяжелые для
Руси времена татарского, шведского и немецкого нашествий (XIII–XV вв.) Русская Православная Церковь помогала своему народу изгонять иноземных захватчиков и способствовала собиранию и укреплению Русского государства вокруг Москвы… На всем протяжении Великой Отечественной войны Русская Православная Церковь не ослабевала в своей патриотической деятельности. Общеизвестен подвиг митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, впоследствии Святейшего Патриарха Алексия I, который не прекращал архипастырского окормления своей ленинградской паствы на протяжении всей блокады города-героя… Нам необходимо продолжать богословское обоснование вопросов, касающихся созидания прочного и справедливого мира и мирного сосуществования государств с различными общественными структурами… Мы должны всеми доступными нам средствами бороться с каждым проявлением империализма, этим главным противником созидания на земле всеобщего прочного и справедливого мира и общечеловеческого прогресса. В стремлении утвердить в международных отношениях принцип мирного сосуществования мы должны всеми средствами помогать развитию мирных отношений между народами и государствами, включая международное сотрудничество в таких жизненно важных областях, как сохранение окружающей человека среды и освоение природных ресурсов. Мы должны также всеми средствами поддерживать идею всеобщего и полного разоружения, а на пути к нему – частичные мероприятия, способные оказывать благоприятное влияние на улучшение международного климата. Нам нужно добиваться скорейшего заключения договоров о запрещении ядерного, химического и бактериологического оружия, а также о запрещении подземных испытаний ядерного оружия… В нашу задачу входит и поддержка мероприятий европейских государств, способствующих укреплению мира и сотрудничества между народами нашего континента. Наше дело – настаивать перед правительствами государств Европы на скорейшем созыве Конференции по европейской безопасности… Мы верим, что эта программа миротворческой деятельности Русской Православной Церкви… созвучна взглядам членов настоящего Собора и поддерживается вами… Мы, церковные люди, сознаем свою ответственность за судьбу человечества и будем неизменно «искать то, что служит к миру и взаимному назиданию» (Рим. 14, 19)».