Страница:
Подпитка культа личности Саддама включала широкомасштабные материальные подачки и показательные демонстрации доброй воли, нацеленные на изображение его как щедрого благодетеля нации. Было объявлено о повышении зарплаты для широкого круга работников, особенно существенно увеличилось жалованье военных. Президент дал торжественное обещание ускорить экономическое развитие страны. Была объявлена всеобщая амнистия за исключением узников, осужденных за участие в заговорах против режима, шпионаж, экономический саботаж и контрабанду наркотиков. Была установлена прямая телефонная связь с президентским дворцом с целью чтобы граждане как бы могли звонить своему верховному руководителю и говорить с ним.
Иракский народ был со всех сторон «окружен» своим всемогущим отцом-руководителем, которому была создана репутация вождя строгого, но справедливого. Он был поистине вездесущ. Его именем назывались многочисленные места. История его жизни была изложена в особом издании багдадской газеты «Аль-Джумхуррия», в Багдаде показывали фильм о нем и организовали соответствующую выставку. Иракцы узнали, что Саддам — преданный семьянин и любящий отец своих двух сыновей, Удэя и Кусэя, и трех дочерей, Рагды, Раны и Хале, отец, который не стеснялся пришить пуговицу для своей дочери на глазах своих помощников и телохранителей. Они также узнали, что он любит возиться в своем саду, ловить рыбу, пасти овец и предпочитает горький черный кофе чаю, так как еще с тюремных дней ему не давали чая, и он привык пить кофе.
Многие иракцы удивлялись, когда их молодой и энергичный президент появлялся перед ними на заводах, в больницах, мечетях и на фермах. Саддам использовал эти неожиданные визиты, чтобы создать впечатление, что он всегда рядом и может оказаться в любое время в любом месте. Время от времени он старался скрыть, кто он такой, надевая широкополую шляпу или хлопчатобумажный головной убор, якобы для того, чтобы получить правдивые ответы от ничего не подозревающей аудитории. В регулярных телепрограммах, показывающих такие встречи, Саддам часто представал сидящим в обычном иракском доме, интересующимся, что хозяева думают о нем и его политике. Хозяева, притворяясь, что не узнают своего президента, портреты которого украшали каждый угол, всячески хвалили его великие достижения. Когда Саддам понимал, что тема исчерпана, он переставал маскироваться к показному восторгу и мнимому удивлению своих хозяев. В этот момент лицо Саддама озаряла широкая и искренняя улыбка. Он завоевал любовь и восхищение своих подданных.
Глядя на эти телевизионные сцены, нельзя не вспомнить аббасидского халифа восьмого века, Гаруна аль-Рашида, который имел обыкновение бродить по Багдаду инкогнито, чтобы получить представление о настроениях в столице из первых рук. Однако стремление Саддама к национальным символам, которые могли бы укрепить его личную абсолютную власть, простиралось намного дальше целей культурного процветания периода Аббасидов. Древний Ирак, или Месопотамия, как он назывался, в этом отношении предлагал все, что можно пожелать. Это была колыбель цивилизации: земля, где возник монотеизм, где были разработаны основные принципы математики и астрономии и был создан вавилонский свод законов Хаммурапи. Это была земля великих царств, завоеваний и величия. В свою очередь, каждая из двух месопотамских империй, Вавилон и Ассирия, были агрессивными державами, поработившими гигантские территории Ближнего Востока. Многие правители этих империй были бесстрашными воинами и искусными политиками, способными пробудить национальную гордость и достойными почитания. Ассирийский царь Салманасар III (858-824 гг. до н. э.), например, провел 31 год из 34 лет своего правления в завоевательных войнах, посылая своих солдат в самые дальние уголки Ближнего Востока, от Персидского залива на юго-востоке до Палестины и Таврских гор на западе. Саргон II (722-705 гг. до н. э.), основатель правящей династии, властвовавшей в Ассирии почти столетие и расширившей империю до самых отдаленных пределов, провел большую часть своего царствования, подавляя внутренние беспорядки, и, в конце концов, погиб на войне. Один из предшественников Саргона, Тиглатпаласар III (744-727 гг. до н. э.) разработал оригинальный метод подавления таких беспорядков — массовые депортации мятежного населения. Более тысячелетия спустя его методы были повторены Саддамом по отношению к курдскому меньшинству.
Особенно привлекательными для Саддама месопотамские правители были не только благодаря их выдающемуся положению в регионе, но из-за их военных успехов в Палестине. Сенахериб, преемник Саргона (704-681 гг. до н. э.) отправился с походом в Палестину, и хотя ему не удалось взять Иерусалим, он покорил несколько важных городов в Иудее и получил крупную дань от еврейского царя Езекии. Чего не удалось Сенахерибу, было осуществлено спустя столетие вавилонским царем Навуходоносором: в 587 году до н. э., после еврейского восстания в Палестине он покончил с Иудейским царством, разрушил Иерусалим, включая еврейский храм, и выслал тысячи евреев в Вавилон. Саддам часто пересказывал это историческое событие и не раз без обиняков признавал, что очень хотел бы последовать примеру великого вавилонского царя.
Такое желание нисколько не удивительно. Казалось, славное месопотамское прошлое подсказывает идеальное разрешение сегодняшних проблем Ирака. Внушая всем иракцам — арабам и курдам, суннитам и шиитам, — что все они наследники великих месопотамских цивилизаций, Саддам надеялся создать объединительную идею, которая перекрыла бы все их разногласия. Как только было бы создано такое унифицированное общество, его можно было бы связать со славным прошлым благодаря личности Саддама Хусейна, естественного наследника великих месопотамских владык.
Поэтому с самых первых лет пребывания у власти Саддам неустанно стремился сформировать новую и специфически иракскую самобытность из разрозненных элементов культуры страны. Не отделяя Ирак от арабского мира, Саддам подчеркивал его уникальное месопотамское наследие в попытке создать «нового человека Ирака». Эта политика исподволь зарождалась в начале 70-х гг. и окрепла к концу десятилетия. Была запущена интенсивная культурная пропаганда, подчеркивающая уникальность иракского народа. Различные периоды месопотамской истории были «арабизированы» и изображены как часть иракского наследия. Самым заметным усилием возродить давно забытое прошлое было начало в 1978 году реконструкции Вавилона, включая триумфальную арку и гигантский зиккурат, правда, вполовину их первоначального размера.
Уже в 1974 году Хусейн хвалился успехами партии в преобразовании иракского национального самосознания.
— Человек Ирака — теперь новый человек, — сказал он в интервью арабским и иностранным журналистам. — Может быть, не каждый человек в Ираке «хомо сапиенс» будущего, но он определенно новый человек, который во всех отношениях является наследником древнего человека. Это наше достижение и источник нашей уверенности, что будущее принадлежит нам, а не какой-то злонамеренной личности в Ираке или на арабской родине.
Через шесть лет, в двенадцатую годовщину «Июльской революции», была недвусмысленно установлена прямая связь между личностью Саддама и базилевсами Месопотамии.
«Ирак неоднократно был трамплином для новой цивилизации на Ближнем Востоке, — гласило официально заявление иракского правительства, опубликованное в лондонской „Таймс“, — и сейчас справедливо задается вопрос, с таким руководителем, с такими богатыми нефтяными ресурсами и с таким напористым народом как иракцы возродит ли Ирак свою былую славу и будет ли имя Саддама Хусейна стоять в одном ряду с именами Хаммурапи, Ассурбанипала, аль-Мансура и Гаруна аль-Рашида? Впрочем, все они, в сущности, не достигли и половины того, что он уже сделал у руля Баасистской арабской социалистической партии, хотя ему всего лишь 44 года».
Это претенциозное заявление было верным в одном отношении. Обосновавшись в президентском дворце, Саддам управлял страной, внушая подданным невероятный страх и благоговение — сочетание, столь характерное для правителей древнего Ирака. Хотя его стремление к величественности достигло невообразимых размеров только на последних этапах ирано-иракской войны, оно было заметно с первых дней его президентства. И хотя он силился изобразить себя в глазах соотечественников олицетворением абсолютной скромности, Саддам быстро привык к мелким привилегиям, сопровождающим его новое положение. В его гардеробе насчитывалось не менее 200 дорогих костюмов и племенных одеяний на каждый случай. На датской судоверфи была для него заказана роскошная яхта. Один из посетителей описал президентскую помпу: «За ним неотступно следовал раболепный лакей с огромной коробкой. Каждые несколько минут Саддам, не оборачиваясь, доставал гигантскую гаванскую сигару, зажигал ее, несколько раз выпускал дым, гасил ее и тут же тянулся за новой».
Другой личный гость Саддама в то время, западный хирург, прилетевший в Багдад, чтобы оперировать его (очевидно, иракские хирурги не горели желанием брать на себя такую рискованную задачу), был потрясен более страшной стороной характера Саддама — его невероятной подозрительностью и тем страхом, который он внушал своей клике. В длинном разговоре между ними после операции Саддам расслабился и держался просто. Он не старался выглядеть перед гостем неким совершенством и большую часть времени даже не смотрел ему в глаза, глядя куда-то в сторону, а то и потупясь. Он очень внимательно слушал все объяснения, как человек, признающий высший профессиональный авторитет. И все же, невзирая на этот прием, на хирурга пахнуло холодком. Он не знал политической истории Саддама — в то время президент Ирака был еще практически неизвестен за пределами Ближнего Востока — и он не был против него предубежден. Однако его встревожил уклончивый взгляд Саддама, глубокая напряженность и беспокойство присутствующих.
В определенный момент во время разговора Саддам пожаловался на частые головные боли и спросил, можно ли как-нибудь от этого избавиться. Хирург ответил, что в принципе это возможно, но нужно знать причины этого недуга. Он спросил Саддама, знает ли он, при каких обстоятельствах возникает у него мигрень. На лице личного врача Саддама, который тогда выполнял функции переводчика, тут же появилось такое выражение, что хирург понял, что лучше было об этом не спрашивать. Покрывшись потом, врач перевел вопрос своему хозяину и тревожно стал ждать ответа. Тем не менее, Саддам не выказал никакого раздражения.
— Конечно, у меня есть очень веские причины для беспокойства, — ответил он и принялся пространно повествовать о запутанной сети заговоров, преследующих его. «Клинический случай паранойи», — подумал хирург.
Одним из тех, кто еще мог чувствовать себя в безопасности около Саддама бурным летом 1979 года, был его двоюродный брат Аднан Хейраллах Тульфах. Когда, после взятия власти, Саддам пытался усилить свое влияние на армию и создал новый пост заместителя верховного главнокомандующего, на эту влиятельную должность был назначен Аднан, совмещая ее с постом министра обороны. Себе же Хусейн в конце 1979 года присвоил самое высокое воинское звание — маршал. Он еще более усилил иракскую военную мощь, набиравшую темпы уже с конца 1977 года. Между приходом Саддама к власти и вторжением в Иран в сентябре 1980 года иракские наземные силы увеличились приблизительно на 800 танков, 650 бронетранспортеров и около 100 артиллерийских орудий, в большинстве самоходных. Это оборудование дало возможность армии увеличить свой боевой порядок с 10 до 12 дивизий. Иракские воздушные силы за тот же период заметно не увеличились, если не считать дополнительных сорока вертолетов, но модернизация ускорялась.
Расширение обычных вооружений Ирака было только частью впечатляющего роста армии Саддама. Уже в середине 1970-х годов Саддам стал на путь скрытого стремления к приобретению нестандартных видов оружия — химического, биологического и, что самое важное, ядерного. Последнее занимало совершенно особое место в его планах. Для Саддама ядерное оружие всегда значило гораздо больше, чем «великий уравнитель», это было оружие, способное уничтожить военное превосходство Израиля. Оно буквально стало манией Хусейна. Символ технологической мощи Ирака, предпосылка для региональной гегемонии, триумфальное достижение самозванного Навуходоносора, оно представлялось ему окончательной гарантией абсолютной безопасности
— Для арабского народа необходимость научных достижений равнозначна необходимости жить, — сказал он в 1975 году, — так как никакой народ не может вести достойное существование ... без уважения к науке и признания ее выдающейся роли.
Когда один арабский журналист спросил старшего сына Саддама Удэя, когда ему было только 16 лет, кем он хочет быть, тот без колебаний ответил : «Ученым-ядерщиком».
Хотя Удэй так и не стал ученым-ядерщиком, его отец довел Ирак до грани реальных ядерных перспектив. В основном Хусейн возлагал надежды относительно наращивания ядерного потенциала на Францию. Советский Союз, тогда его основной союзник, хоть и снабдил Ирак исследовательским реактором еще в конце 60-х годов, был слишком осторожен, чтобы можно было на него положиться в таком амбициозном и рискованном проекте.
Франко-иракские отношения оживились осенью 1974 года, когда французский премьер Жак Ширак нанес официальный визит в Багдад. Саддам ответил на следующий год посещением Парижа, а летом 1977 принял в Багдаде другого французского премьера, Раймона Барра. В 1976 году Саддам купил во Франции исследовательский реактор «Осирак» и переименовал его в «Таммуз» в честь месяца баасистской революции. Мощность реактора составляла приблизительно 70 мегаватт, и предполагалось, что он начнет действовать в конце 1981 года. По первоначальному соглашению, Франция должна была поставить Ираку 72 килограмма высокообогащенного урана, который мог напрямую использоваться для разработки ядерного оружия. Поскольку сделка вызвала волну международной озабоченности, французы вскоре предложили другое топливо, непригодное для военных целей. Саддам был в бешенстве. Ираку обещали определенное топливо, возмущался он, и мы не согласимся ни на что другое. Любая замена не позволит полноценно провести те исследования, которые планировались на «Осираке». Частично его настойчивость была вознаграждена. В конце концов, французы согласились поставить Ираку высокообогащенный уран, но только треть от первоначально обещанного количества.
Саддам постоянно отрицал какое-либо намерение произвести атомное оружие, утверждая, что его ядерная программа направлена исключительно на мирные цели. Высмеивая многочисленные сообщения о ядерных планах Ирака как сионистскую пропаганду, он утверждал:
— Эти арабы, как уверяют сионисты, не умеют ничего, кроме как ездить на верблюдах, горевать о руинах их домов и ночевать в шатрах. Два года назад сионисты и их приспешники выступили с заявлением, что Ирак вот-вот произведет атомную бомбу. Но как может народ, который только и умеет; что ездить на верблюдах, сделать атомную бомбу?
В гневных и язвительных комментариях Саддама явственно звучала гордость страны третьего мира на пороге сверхсовременной технологической модернизации.
На Западе многие серьезно сомневались в опровержениях Саддама. Ведущие эксперты по распространению ядерного оружия указывали, что реактор «Осирак» необычайно мощен и способен произвести из урана плутоний, необходимый для атомной бомбы. Они напоминали, что у иракцев было небольшое перерабатывающее устройство в Тувайте и, кроме того, три радиологически защищенные хранилища, полученные из Италии, а стало быть, они вполне могли бы получать плутоний путем облучения урана. И в самом деле, существовали свидетельства, что Ирак получил итальянское оборудование для очистки окиси урана. В 1980 году, когда «Осирак» был готов вступить в действие, Багдад лихорадочно скупал большие партии природного урана у ряда стран, включая Италию, Бразилию и Португалию. Один эксперт коротко изложил сомнения относительно действительной цели «Осирака». Такой реактор, утверждал он, «был прежде всего предназначен для стран, занятых местным производством энергетических ядерных реакторов. У Ирака нет такой программы; „Осирак“ не производит электроэнергию. С его огромными нефтяными запасами, у Ирака нет экономической или энергетической необходимости строить атомную электростанцию». Таким образом, реактор, бесспорно, предназначается для военных целей.
Эти сомнения, очевидно, разделялись израильтянами, извечными врагами Саддама, на чье уничтожение он так надеялся. Чем ближе Саддам подходил к своей заветной цели, тем чаще происходили таинственные неожиданности, направленные на задержку иракской ядерной программы. В апреле 1979 года стержень исследовательского ядерного реактора и другие его части, приготовленные для транспортировки в Ирак, внезапно взорвались во Франции, что на несколько месяцев задержало их поставку. В июне 1980 года египтянин, ученый-ядерщик по имени Яхья аль-Мешад, игравший ключевую роль в иракской ядерной программе, был убит в парижском отеле. Через два месяца офисы итальянской компании, связанной с иракской ядерной программой, были серьезно повреждены взрывом бомбы. Хотя не было доказательств участия в этих случаях какой-либо стороны, по общему мнению, все это было осуществлено израильской секретной службой Моссад.
Тем не менее, Саддам из-за этих серьезных задержек не приостанавливал своей ядерной программы.
— Тот, кто нам пытается помешать, должен знать, что народ, который сегодня встречает противодействие, через пять лет кардинально изменится, — заявил он, продолжая следовать плану ввода в эксплуатацию реактора «Осирак».
В середине 1980-х годов Франция поставила первую партию обогащенного уранового топлива.
Через три месяца, 30 сентября 1980 года, Иран, на который Ирак напал за неделю до этого, предпринял бомбардировку реактора «Осирак». Бомбардировка не удалась, но 7 июня 1981 года «Осирак» разбомбили израильские воздушные силы — незадолго до того, как он должен был начать работать. Реактор был полностью разрушен, хотя делящееся вещество, которое хранилось в глубоком подземном канале, повреждено не было.
Саддам был в ярости и утверждал, что существует тайный ирано-израильский сговор.
— Если бы вы не встретили столь доблестно персидского врага, — сказал он иракскому народу в своем ежегодном обращении по случаю годовщины прихода Баас к власти, — то наши сионистские супостаты не налетели бы на Ирак в июне, ведь их налет — это результат их страха перед нами. Однако, — пообещал он, — мы не отступимся перед лицом сионистской агрессии и не станем уклоняться от войны, на тропу которой мы вступили.
Он выполнял свое обещание в 1980-х гг., восстанавливая ядерную программу с иностранной, преимущественно французской и, в меньшей степени, немецкой помощью. Этот процесс был в значительной степени ускорен в 1988 году во время ирано-иракской войны, а два года спустя, во время войны в Заливе, он был решительно повернут вспять, так как самолеты союзников, скорее всего, полностью разрушили ядерные установки Ирака.
Разработка двух других компонентов иракских спецвооружений, химического и, в меньшей степени, биологического, прошла с незначительными осложнениями. Поскольку потери от применения химических средств значительно уступают по масштабам урону от ядерного оружия, а их изготовление требует гораздо менее передовой технологии, иракская химическая программа всерьез не встревожила потенциальных врагов, противников Ирака, таких как Израиль и Иран, и он продолжал осуществлять эту программу почти беспрепятственно. Как говорят, иракский проект создания химического и биологического оружия начал проводиться в жизнь еще в 1974 году, когда комитет из трех человек во главе с Саддамом Хусейном был образован для этой цели. Комитет, другими членами которого были Аднан Хейраллах Тульфах и Аднан Хусейн аль-Хамдани (которому суждено было быть казненным в 1979 году), вскоре вошел в контакт с бейрутской фирмой под названием «Арабские проекты и развитие» (АПР), которой владели палестинские строительные магнаты. По совету фирмы и при ее содействии Саддам начал нанимать арабских ученых и специалистов по всему миру. С 1974 по 1977 гг. он переманил в Ирак щедрой оплатой более 4 000 соответствующих разработчиков и практиков и поручил им создание химических и биологических заводов.
Поскольку арабских научных сил оказалось недостаточно и Ирак не мог отказаться от посторонней помощи, то в конце 1980 года Саддам решил заручиться поддержкой иностранных компаний для реализации своих химических и биологических программ. В Европу и в Соединенные Штаты были посланы вербовочные бригады, снова под видом коммерческих представителей АПР, в поисках технологических программ и ресурсов. Очень скоро Ирак установил контакты с американской компанией, которая снабдила его чертежами для строительства первого иракского завода химического оружия. Планы носили название «карта производственных процессов для завода по производству пестицидов», но даже новичок сразу понял бы, что, по крайней мере, два химических вещества, запланированных к производству, аматон и паратеон, могли использоваться для производства нервно-паралитического газа. Хотя американская компания, в конце концов, не получила необходимой лицензии на вывоз оборудования для строительства химического завода, Саддаму удалось получить основной элемент для своего проекта — планы предприятия. Усилия Ирака в Европе были ненамного успешнее. Несколько компаний в Великобритании, Западной Германии и Италии получили предложение помочь Ираку в сборке химического завода, но тут у Саддама ничего не вышло. По крайней мере, в одном случае, у крупной британской химической корпорации иракские агенты возбудили серьезные подозрения, которые, в свою очередь, заставили компанию известить министерство иностранных дел о характере иракских намерений. Хотя британские власти никаких действий не предприняли, Хусейна этот инцидент остановил, и он решил, что Ирак построит завод самостоятельно. Впоследствии Багдад стал покупать требуемые компоненты по частям, якобы для строительства завода пестицидов.
Накануне своего прихода к власти, истратив почти 60 000 000 долларов, Саддам закончил строительство первого завода химического оружия около северо-западного города Акашат. В течение следующего десятилетия он привлек к расширению производства нетрадиционных видов оружия множество иностранных компаний, особенно немецких, что позволило Ираку производить значительные количества химического оружия, включая несколько видов нервно-паралитического газа. Биологическая промышленность тоже значительно расширилась и теперь производила бактерии сибирской язвы, брюшного тифа и холеры.
Громадный рост иракского военного потенциала сопровождался неустанными усилиями представить иракского президента как государственного деятеля международного масштаба высочайшего уровня. Основным каналом для достижения этой цели была заявленная Ираком политика неприсоединения, которая набрала значительные обороты после прихода Саддама к власти. Осенью 1979 года он впервые предстал в качестве президента на Шестой встрече глав государств неприсоединившихся стран в Гаване, где было решено, что Ирак станет местом следующей встречи, назначенной на 1982 год. Саддам буквально впал в экстаз. В своих собственных глазах он становился «ведущим арабским руководителем в деятельности неприсоединившихся стран».
В соответствии с провозглашаемой им политикой, Хусейн силился продемонстрировать, что Багдад достаточно дистанцирован от Москвы. Термин «стратегический союз», который Саддам так охотно использовал в начале 70-х гг., чтобы охарактеризовать состояние советско-иракских отношений, исчез из его лексикона; он был заменен гораздо более обтекаемым определением — «дружеские отношения». Все же даже эта формулировка преувеличивала природу отношений между двумя странами после прихода к власти Саддама. Москва ему была больше не нужна. С его точки зрения, Советский Союз уже сыграл свою роль. Обеспечив необходимую военную и политическую поддержку, он дал багдадскому диктатору возможность национализировать нефтяную промышленность, а кроме того, справиться и с удручающими внутренними проблемами, и с давлением со стороны Ирана. Когда иранская угроза после Алжирского соглашения отступила, а с внутренними проблемами почти удалось справиться, Советский Союз мало что мог предложить Саддаму. Даже основная его поддержка — военная помощь — не была больше исключительной, так как западные страны, особенно Франция, постоянно щедро пополняли иракский арсенал.
Поэтому, когда десятилетие подходило к концу, советско-иракские отношения переживали один из самых напряженных моментов. Первый крупный инцидент между двумя странами произошел уже в 1975 году, когда Советам не понравилось, что Хусейн заключил Алжирское соглашение, предварительно не проконсультировавшись с ними. В следующие годы Советы будут сталкиваться с Ираком из-за его непримиримого отрицания права Израиля на существование и из-за все большего сближения с Западом. В 1976 году Саддам приказал советскому посольству, расположенному рядом с президентским дворцом, переехать в новое помещение. Когда Советы отказались, в посольстве отключили воду и электричество. Через два года Ирак пригрозил, что разорвет дипломатические отношения с Советским Союзом, если он будет и дальше поддерживать марксистский режим в Эфиопии в его борьбе против «братских» эритрейских повстанцев, которые давно уже хотели отделиться от Эфиопии. К тому времени Хусейн упорно преследовал иракских коммунистов и открыто выступал против «экспансионистских» намерений Москвы.
Иракский народ был со всех сторон «окружен» своим всемогущим отцом-руководителем, которому была создана репутация вождя строгого, но справедливого. Он был поистине вездесущ. Его именем назывались многочисленные места. История его жизни была изложена в особом издании багдадской газеты «Аль-Джумхуррия», в Багдаде показывали фильм о нем и организовали соответствующую выставку. Иракцы узнали, что Саддам — преданный семьянин и любящий отец своих двух сыновей, Удэя и Кусэя, и трех дочерей, Рагды, Раны и Хале, отец, который не стеснялся пришить пуговицу для своей дочери на глазах своих помощников и телохранителей. Они также узнали, что он любит возиться в своем саду, ловить рыбу, пасти овец и предпочитает горький черный кофе чаю, так как еще с тюремных дней ему не давали чая, и он привык пить кофе.
Многие иракцы удивлялись, когда их молодой и энергичный президент появлялся перед ними на заводах, в больницах, мечетях и на фермах. Саддам использовал эти неожиданные визиты, чтобы создать впечатление, что он всегда рядом и может оказаться в любое время в любом месте. Время от времени он старался скрыть, кто он такой, надевая широкополую шляпу или хлопчатобумажный головной убор, якобы для того, чтобы получить правдивые ответы от ничего не подозревающей аудитории. В регулярных телепрограммах, показывающих такие встречи, Саддам часто представал сидящим в обычном иракском доме, интересующимся, что хозяева думают о нем и его политике. Хозяева, притворяясь, что не узнают своего президента, портреты которого украшали каждый угол, всячески хвалили его великие достижения. Когда Саддам понимал, что тема исчерпана, он переставал маскироваться к показному восторгу и мнимому удивлению своих хозяев. В этот момент лицо Саддама озаряла широкая и искренняя улыбка. Он завоевал любовь и восхищение своих подданных.
Глядя на эти телевизионные сцены, нельзя не вспомнить аббасидского халифа восьмого века, Гаруна аль-Рашида, который имел обыкновение бродить по Багдаду инкогнито, чтобы получить представление о настроениях в столице из первых рук. Однако стремление Саддама к национальным символам, которые могли бы укрепить его личную абсолютную власть, простиралось намного дальше целей культурного процветания периода Аббасидов. Древний Ирак, или Месопотамия, как он назывался, в этом отношении предлагал все, что можно пожелать. Это была колыбель цивилизации: земля, где возник монотеизм, где были разработаны основные принципы математики и астрономии и был создан вавилонский свод законов Хаммурапи. Это была земля великих царств, завоеваний и величия. В свою очередь, каждая из двух месопотамских империй, Вавилон и Ассирия, были агрессивными державами, поработившими гигантские территории Ближнего Востока. Многие правители этих империй были бесстрашными воинами и искусными политиками, способными пробудить национальную гордость и достойными почитания. Ассирийский царь Салманасар III (858-824 гг. до н. э.), например, провел 31 год из 34 лет своего правления в завоевательных войнах, посылая своих солдат в самые дальние уголки Ближнего Востока, от Персидского залива на юго-востоке до Палестины и Таврских гор на западе. Саргон II (722-705 гг. до н. э.), основатель правящей династии, властвовавшей в Ассирии почти столетие и расширившей империю до самых отдаленных пределов, провел большую часть своего царствования, подавляя внутренние беспорядки, и, в конце концов, погиб на войне. Один из предшественников Саргона, Тиглатпаласар III (744-727 гг. до н. э.) разработал оригинальный метод подавления таких беспорядков — массовые депортации мятежного населения. Более тысячелетия спустя его методы были повторены Саддамом по отношению к курдскому меньшинству.
Особенно привлекательными для Саддама месопотамские правители были не только благодаря их выдающемуся положению в регионе, но из-за их военных успехов в Палестине. Сенахериб, преемник Саргона (704-681 гг. до н. э.) отправился с походом в Палестину, и хотя ему не удалось взять Иерусалим, он покорил несколько важных городов в Иудее и получил крупную дань от еврейского царя Езекии. Чего не удалось Сенахерибу, было осуществлено спустя столетие вавилонским царем Навуходоносором: в 587 году до н. э., после еврейского восстания в Палестине он покончил с Иудейским царством, разрушил Иерусалим, включая еврейский храм, и выслал тысячи евреев в Вавилон. Саддам часто пересказывал это историческое событие и не раз без обиняков признавал, что очень хотел бы последовать примеру великого вавилонского царя.
Такое желание нисколько не удивительно. Казалось, славное месопотамское прошлое подсказывает идеальное разрешение сегодняшних проблем Ирака. Внушая всем иракцам — арабам и курдам, суннитам и шиитам, — что все они наследники великих месопотамских цивилизаций, Саддам надеялся создать объединительную идею, которая перекрыла бы все их разногласия. Как только было бы создано такое унифицированное общество, его можно было бы связать со славным прошлым благодаря личности Саддама Хусейна, естественного наследника великих месопотамских владык.
Поэтому с самых первых лет пребывания у власти Саддам неустанно стремился сформировать новую и специфически иракскую самобытность из разрозненных элементов культуры страны. Не отделяя Ирак от арабского мира, Саддам подчеркивал его уникальное месопотамское наследие в попытке создать «нового человека Ирака». Эта политика исподволь зарождалась в начале 70-х гг. и окрепла к концу десятилетия. Была запущена интенсивная культурная пропаганда, подчеркивающая уникальность иракского народа. Различные периоды месопотамской истории были «арабизированы» и изображены как часть иракского наследия. Самым заметным усилием возродить давно забытое прошлое было начало в 1978 году реконструкции Вавилона, включая триумфальную арку и гигантский зиккурат, правда, вполовину их первоначального размера.
Уже в 1974 году Хусейн хвалился успехами партии в преобразовании иракского национального самосознания.
— Человек Ирака — теперь новый человек, — сказал он в интервью арабским и иностранным журналистам. — Может быть, не каждый человек в Ираке «хомо сапиенс» будущего, но он определенно новый человек, который во всех отношениях является наследником древнего человека. Это наше достижение и источник нашей уверенности, что будущее принадлежит нам, а не какой-то злонамеренной личности в Ираке или на арабской родине.
Через шесть лет, в двенадцатую годовщину «Июльской революции», была недвусмысленно установлена прямая связь между личностью Саддама и базилевсами Месопотамии.
«Ирак неоднократно был трамплином для новой цивилизации на Ближнем Востоке, — гласило официально заявление иракского правительства, опубликованное в лондонской „Таймс“, — и сейчас справедливо задается вопрос, с таким руководителем, с такими богатыми нефтяными ресурсами и с таким напористым народом как иракцы возродит ли Ирак свою былую славу и будет ли имя Саддама Хусейна стоять в одном ряду с именами Хаммурапи, Ассурбанипала, аль-Мансура и Гаруна аль-Рашида? Впрочем, все они, в сущности, не достигли и половины того, что он уже сделал у руля Баасистской арабской социалистической партии, хотя ему всего лишь 44 года».
Это претенциозное заявление было верным в одном отношении. Обосновавшись в президентском дворце, Саддам управлял страной, внушая подданным невероятный страх и благоговение — сочетание, столь характерное для правителей древнего Ирака. Хотя его стремление к величественности достигло невообразимых размеров только на последних этапах ирано-иракской войны, оно было заметно с первых дней его президентства. И хотя он силился изобразить себя в глазах соотечественников олицетворением абсолютной скромности, Саддам быстро привык к мелким привилегиям, сопровождающим его новое положение. В его гардеробе насчитывалось не менее 200 дорогих костюмов и племенных одеяний на каждый случай. На датской судоверфи была для него заказана роскошная яхта. Один из посетителей описал президентскую помпу: «За ним неотступно следовал раболепный лакей с огромной коробкой. Каждые несколько минут Саддам, не оборачиваясь, доставал гигантскую гаванскую сигару, зажигал ее, несколько раз выпускал дым, гасил ее и тут же тянулся за новой».
Другой личный гость Саддама в то время, западный хирург, прилетевший в Багдад, чтобы оперировать его (очевидно, иракские хирурги не горели желанием брать на себя такую рискованную задачу), был потрясен более страшной стороной характера Саддама — его невероятной подозрительностью и тем страхом, который он внушал своей клике. В длинном разговоре между ними после операции Саддам расслабился и держался просто. Он не старался выглядеть перед гостем неким совершенством и большую часть времени даже не смотрел ему в глаза, глядя куда-то в сторону, а то и потупясь. Он очень внимательно слушал все объяснения, как человек, признающий высший профессиональный авторитет. И все же, невзирая на этот прием, на хирурга пахнуло холодком. Он не знал политической истории Саддама — в то время президент Ирака был еще практически неизвестен за пределами Ближнего Востока — и он не был против него предубежден. Однако его встревожил уклончивый взгляд Саддама, глубокая напряженность и беспокойство присутствующих.
В определенный момент во время разговора Саддам пожаловался на частые головные боли и спросил, можно ли как-нибудь от этого избавиться. Хирург ответил, что в принципе это возможно, но нужно знать причины этого недуга. Он спросил Саддама, знает ли он, при каких обстоятельствах возникает у него мигрень. На лице личного врача Саддама, который тогда выполнял функции переводчика, тут же появилось такое выражение, что хирург понял, что лучше было об этом не спрашивать. Покрывшись потом, врач перевел вопрос своему хозяину и тревожно стал ждать ответа. Тем не менее, Саддам не выказал никакого раздражения.
— Конечно, у меня есть очень веские причины для беспокойства, — ответил он и принялся пространно повествовать о запутанной сети заговоров, преследующих его. «Клинический случай паранойи», — подумал хирург.
Одним из тех, кто еще мог чувствовать себя в безопасности около Саддама бурным летом 1979 года, был его двоюродный брат Аднан Хейраллах Тульфах. Когда, после взятия власти, Саддам пытался усилить свое влияние на армию и создал новый пост заместителя верховного главнокомандующего, на эту влиятельную должность был назначен Аднан, совмещая ее с постом министра обороны. Себе же Хусейн в конце 1979 года присвоил самое высокое воинское звание — маршал. Он еще более усилил иракскую военную мощь, набиравшую темпы уже с конца 1977 года. Между приходом Саддама к власти и вторжением в Иран в сентябре 1980 года иракские наземные силы увеличились приблизительно на 800 танков, 650 бронетранспортеров и около 100 артиллерийских орудий, в большинстве самоходных. Это оборудование дало возможность армии увеличить свой боевой порядок с 10 до 12 дивизий. Иракские воздушные силы за тот же период заметно не увеличились, если не считать дополнительных сорока вертолетов, но модернизация ускорялась.
Расширение обычных вооружений Ирака было только частью впечатляющего роста армии Саддама. Уже в середине 1970-х годов Саддам стал на путь скрытого стремления к приобретению нестандартных видов оружия — химического, биологического и, что самое важное, ядерного. Последнее занимало совершенно особое место в его планах. Для Саддама ядерное оружие всегда значило гораздо больше, чем «великий уравнитель», это было оружие, способное уничтожить военное превосходство Израиля. Оно буквально стало манией Хусейна. Символ технологической мощи Ирака, предпосылка для региональной гегемонии, триумфальное достижение самозванного Навуходоносора, оно представлялось ему окончательной гарантией абсолютной безопасности
— Для арабского народа необходимость научных достижений равнозначна необходимости жить, — сказал он в 1975 году, — так как никакой народ не может вести достойное существование ... без уважения к науке и признания ее выдающейся роли.
Когда один арабский журналист спросил старшего сына Саддама Удэя, когда ему было только 16 лет, кем он хочет быть, тот без колебаний ответил : «Ученым-ядерщиком».
Хотя Удэй так и не стал ученым-ядерщиком, его отец довел Ирак до грани реальных ядерных перспектив. В основном Хусейн возлагал надежды относительно наращивания ядерного потенциала на Францию. Советский Союз, тогда его основной союзник, хоть и снабдил Ирак исследовательским реактором еще в конце 60-х годов, был слишком осторожен, чтобы можно было на него положиться в таком амбициозном и рискованном проекте.
Франко-иракские отношения оживились осенью 1974 года, когда французский премьер Жак Ширак нанес официальный визит в Багдад. Саддам ответил на следующий год посещением Парижа, а летом 1977 принял в Багдаде другого французского премьера, Раймона Барра. В 1976 году Саддам купил во Франции исследовательский реактор «Осирак» и переименовал его в «Таммуз» в честь месяца баасистской революции. Мощность реактора составляла приблизительно 70 мегаватт, и предполагалось, что он начнет действовать в конце 1981 года. По первоначальному соглашению, Франция должна была поставить Ираку 72 килограмма высокообогащенного урана, который мог напрямую использоваться для разработки ядерного оружия. Поскольку сделка вызвала волну международной озабоченности, французы вскоре предложили другое топливо, непригодное для военных целей. Саддам был в бешенстве. Ираку обещали определенное топливо, возмущался он, и мы не согласимся ни на что другое. Любая замена не позволит полноценно провести те исследования, которые планировались на «Осираке». Частично его настойчивость была вознаграждена. В конце концов, французы согласились поставить Ираку высокообогащенный уран, но только треть от первоначально обещанного количества.
Саддам постоянно отрицал какое-либо намерение произвести атомное оружие, утверждая, что его ядерная программа направлена исключительно на мирные цели. Высмеивая многочисленные сообщения о ядерных планах Ирака как сионистскую пропаганду, он утверждал:
— Эти арабы, как уверяют сионисты, не умеют ничего, кроме как ездить на верблюдах, горевать о руинах их домов и ночевать в шатрах. Два года назад сионисты и их приспешники выступили с заявлением, что Ирак вот-вот произведет атомную бомбу. Но как может народ, который только и умеет; что ездить на верблюдах, сделать атомную бомбу?
В гневных и язвительных комментариях Саддама явственно звучала гордость страны третьего мира на пороге сверхсовременной технологической модернизации.
На Западе многие серьезно сомневались в опровержениях Саддама. Ведущие эксперты по распространению ядерного оружия указывали, что реактор «Осирак» необычайно мощен и способен произвести из урана плутоний, необходимый для атомной бомбы. Они напоминали, что у иракцев было небольшое перерабатывающее устройство в Тувайте и, кроме того, три радиологически защищенные хранилища, полученные из Италии, а стало быть, они вполне могли бы получать плутоний путем облучения урана. И в самом деле, существовали свидетельства, что Ирак получил итальянское оборудование для очистки окиси урана. В 1980 году, когда «Осирак» был готов вступить в действие, Багдад лихорадочно скупал большие партии природного урана у ряда стран, включая Италию, Бразилию и Португалию. Один эксперт коротко изложил сомнения относительно действительной цели «Осирака». Такой реактор, утверждал он, «был прежде всего предназначен для стран, занятых местным производством энергетических ядерных реакторов. У Ирака нет такой программы; „Осирак“ не производит электроэнергию. С его огромными нефтяными запасами, у Ирака нет экономической или энергетической необходимости строить атомную электростанцию». Таким образом, реактор, бесспорно, предназначается для военных целей.
Эти сомнения, очевидно, разделялись израильтянами, извечными врагами Саддама, на чье уничтожение он так надеялся. Чем ближе Саддам подходил к своей заветной цели, тем чаще происходили таинственные неожиданности, направленные на задержку иракской ядерной программы. В апреле 1979 года стержень исследовательского ядерного реактора и другие его части, приготовленные для транспортировки в Ирак, внезапно взорвались во Франции, что на несколько месяцев задержало их поставку. В июне 1980 года египтянин, ученый-ядерщик по имени Яхья аль-Мешад, игравший ключевую роль в иракской ядерной программе, был убит в парижском отеле. Через два месяца офисы итальянской компании, связанной с иракской ядерной программой, были серьезно повреждены взрывом бомбы. Хотя не было доказательств участия в этих случаях какой-либо стороны, по общему мнению, все это было осуществлено израильской секретной службой Моссад.
Тем не менее, Саддам из-за этих серьезных задержек не приостанавливал своей ядерной программы.
— Тот, кто нам пытается помешать, должен знать, что народ, который сегодня встречает противодействие, через пять лет кардинально изменится, — заявил он, продолжая следовать плану ввода в эксплуатацию реактора «Осирак».
В середине 1980-х годов Франция поставила первую партию обогащенного уранового топлива.
Через три месяца, 30 сентября 1980 года, Иран, на который Ирак напал за неделю до этого, предпринял бомбардировку реактора «Осирак». Бомбардировка не удалась, но 7 июня 1981 года «Осирак» разбомбили израильские воздушные силы — незадолго до того, как он должен был начать работать. Реактор был полностью разрушен, хотя делящееся вещество, которое хранилось в глубоком подземном канале, повреждено не было.
Саддам был в ярости и утверждал, что существует тайный ирано-израильский сговор.
— Если бы вы не встретили столь доблестно персидского врага, — сказал он иракскому народу в своем ежегодном обращении по случаю годовщины прихода Баас к власти, — то наши сионистские супостаты не налетели бы на Ирак в июне, ведь их налет — это результат их страха перед нами. Однако, — пообещал он, — мы не отступимся перед лицом сионистской агрессии и не станем уклоняться от войны, на тропу которой мы вступили.
Он выполнял свое обещание в 1980-х гг., восстанавливая ядерную программу с иностранной, преимущественно французской и, в меньшей степени, немецкой помощью. Этот процесс был в значительной степени ускорен в 1988 году во время ирано-иракской войны, а два года спустя, во время войны в Заливе, он был решительно повернут вспять, так как самолеты союзников, скорее всего, полностью разрушили ядерные установки Ирака.
Разработка двух других компонентов иракских спецвооружений, химического и, в меньшей степени, биологического, прошла с незначительными осложнениями. Поскольку потери от применения химических средств значительно уступают по масштабам урону от ядерного оружия, а их изготовление требует гораздо менее передовой технологии, иракская химическая программа всерьез не встревожила потенциальных врагов, противников Ирака, таких как Израиль и Иран, и он продолжал осуществлять эту программу почти беспрепятственно. Как говорят, иракский проект создания химического и биологического оружия начал проводиться в жизнь еще в 1974 году, когда комитет из трех человек во главе с Саддамом Хусейном был образован для этой цели. Комитет, другими членами которого были Аднан Хейраллах Тульфах и Аднан Хусейн аль-Хамдани (которому суждено было быть казненным в 1979 году), вскоре вошел в контакт с бейрутской фирмой под названием «Арабские проекты и развитие» (АПР), которой владели палестинские строительные магнаты. По совету фирмы и при ее содействии Саддам начал нанимать арабских ученых и специалистов по всему миру. С 1974 по 1977 гг. он переманил в Ирак щедрой оплатой более 4 000 соответствующих разработчиков и практиков и поручил им создание химических и биологических заводов.
Поскольку арабских научных сил оказалось недостаточно и Ирак не мог отказаться от посторонней помощи, то в конце 1980 года Саддам решил заручиться поддержкой иностранных компаний для реализации своих химических и биологических программ. В Европу и в Соединенные Штаты были посланы вербовочные бригады, снова под видом коммерческих представителей АПР, в поисках технологических программ и ресурсов. Очень скоро Ирак установил контакты с американской компанией, которая снабдила его чертежами для строительства первого иракского завода химического оружия. Планы носили название «карта производственных процессов для завода по производству пестицидов», но даже новичок сразу понял бы, что, по крайней мере, два химических вещества, запланированных к производству, аматон и паратеон, могли использоваться для производства нервно-паралитического газа. Хотя американская компания, в конце концов, не получила необходимой лицензии на вывоз оборудования для строительства химического завода, Саддаму удалось получить основной элемент для своего проекта — планы предприятия. Усилия Ирака в Европе были ненамного успешнее. Несколько компаний в Великобритании, Западной Германии и Италии получили предложение помочь Ираку в сборке химического завода, но тут у Саддама ничего не вышло. По крайней мере, в одном случае, у крупной британской химической корпорации иракские агенты возбудили серьезные подозрения, которые, в свою очередь, заставили компанию известить министерство иностранных дел о характере иракских намерений. Хотя британские власти никаких действий не предприняли, Хусейна этот инцидент остановил, и он решил, что Ирак построит завод самостоятельно. Впоследствии Багдад стал покупать требуемые компоненты по частям, якобы для строительства завода пестицидов.
Накануне своего прихода к власти, истратив почти 60 000 000 долларов, Саддам закончил строительство первого завода химического оружия около северо-западного города Акашат. В течение следующего десятилетия он привлек к расширению производства нетрадиционных видов оружия множество иностранных компаний, особенно немецких, что позволило Ираку производить значительные количества химического оружия, включая несколько видов нервно-паралитического газа. Биологическая промышленность тоже значительно расширилась и теперь производила бактерии сибирской язвы, брюшного тифа и холеры.
Громадный рост иракского военного потенциала сопровождался неустанными усилиями представить иракского президента как государственного деятеля международного масштаба высочайшего уровня. Основным каналом для достижения этой цели была заявленная Ираком политика неприсоединения, которая набрала значительные обороты после прихода Саддама к власти. Осенью 1979 года он впервые предстал в качестве президента на Шестой встрече глав государств неприсоединившихся стран в Гаване, где было решено, что Ирак станет местом следующей встречи, назначенной на 1982 год. Саддам буквально впал в экстаз. В своих собственных глазах он становился «ведущим арабским руководителем в деятельности неприсоединившихся стран».
В соответствии с провозглашаемой им политикой, Хусейн силился продемонстрировать, что Багдад достаточно дистанцирован от Москвы. Термин «стратегический союз», который Саддам так охотно использовал в начале 70-х гг., чтобы охарактеризовать состояние советско-иракских отношений, исчез из его лексикона; он был заменен гораздо более обтекаемым определением — «дружеские отношения». Все же даже эта формулировка преувеличивала природу отношений между двумя странами после прихода к власти Саддама. Москва ему была больше не нужна. С его точки зрения, Советский Союз уже сыграл свою роль. Обеспечив необходимую военную и политическую поддержку, он дал багдадскому диктатору возможность национализировать нефтяную промышленность, а кроме того, справиться и с удручающими внутренними проблемами, и с давлением со стороны Ирана. Когда иранская угроза после Алжирского соглашения отступила, а с внутренними проблемами почти удалось справиться, Советский Союз мало что мог предложить Саддаму. Даже основная его поддержка — военная помощь — не была больше исключительной, так как западные страны, особенно Франция, постоянно щедро пополняли иракский арсенал.
Поэтому, когда десятилетие подходило к концу, советско-иракские отношения переживали один из самых напряженных моментов. Первый крупный инцидент между двумя странами произошел уже в 1975 году, когда Советам не понравилось, что Хусейн заключил Алжирское соглашение, предварительно не проконсультировавшись с ними. В следующие годы Советы будут сталкиваться с Ираком из-за его непримиримого отрицания права Израиля на существование и из-за все большего сближения с Западом. В 1976 году Саддам приказал советскому посольству, расположенному рядом с президентским дворцом, переехать в новое помещение. Когда Советы отказались, в посольстве отключили воду и электричество. Через два года Ирак пригрозил, что разорвет дипломатические отношения с Советским Союзом, если он будет и дальше поддерживать марксистский режим в Эфиопии в его борьбе против «братских» эритрейских повстанцев, которые давно уже хотели отделиться от Эфиопии. К тому времени Хусейн упорно преследовал иракских коммунистов и открыто выступал против «экспансионистских» намерений Москвы.