Вопроса о взаимоотношении адриатических и балтийских венетов касались многие авторы. А.С. Фаминцын, в частности, указывал на некоторые параллели в верованиях. По Страбону, адриатические венеты поклонялись священной роще, озеру, семи источникам. Поклонение дубовым рощам и источникам А.С. Фаминцын отмечал у балтийских славян. Самой же яркой деталью, сближавшей венетов столь отдаленных друг от друга областей, являлось почитание коня. Священная конюшня при главном боге на острове Рюгене насчитывала 300 лошадей, причем непосредственно около идола находился белый конь, кормить которого и ездить на котором мог только верховный жрец. С помощью священного коня осуществлялось гадание, и конь являлся непременным атрибутом языческого культа и в Арконе, и в Ретре, и в Щецине, и в Волине – т. е. основных центрах балтийских славян[248]. Однако славяне этот венетский культ унаследовали, очевидно, в процессе ассимиляции дославянского населения.
   Время появления венедов в Прибалтике остается неопределенным, поскольку не вполне ясно, с какой культурой их следует связывать. Генрих Латвийский знал неславянских венетов в Прибалтике еще в XIII в.: они жили в районе Виндавы, откуда были вытеснены куршами[249].
   Память об этой группе венедов отразилась в названии города Венден. Саксон Грамматик, писавший в начале XIII в., венедов не упоминает. Но у него постоянно фигурируют Русь и рутены в качестве партнера или противника Дании и данов. Эта Русь (подробнее о ней будет сказано ниже) существует задолго до Киевской Руси по восточному берегу Балтики и на островах вплоть до Финского залива. Саксон четко отличает два обряда погребений: даны сжигают умерших в кораблях, рутены погребают под курганом с конем[250]. Очевидно, именно с рутенами-венедами связан распространенный в Прибалтике обряд погребения с конем, обряд, который часто считают литовским, хотя он отсутствует у многих литовских племен и, напротив, имеется за пределами Литвы, в том числе по побережью Эстонии, где располагалась «Русия-тюрк», т. е «Русия» алан или роксалан.
   Вопрос о содержании этнонима «рутены» будет рассмотрен ниже, с учетом указания восточных источников на «два вида» и «три группы». Здесь важно отметить, что Балтийское море не случайно называлось «Венетским заливом», причем в определенных местах оно называлось «Венетским» еще и во времена С. Герберштейна (XVI в.). Очевидно, венеды заселяли большую часть морского побережья и некогда господствовали на нем. Если искать следы венедов по культу коня, то, видимо, древнейшим свидетельством будет курганный могильник в Резнес на северном берегу Западной Двины, недалеко от Риги. Могильник возник примерно в XI в. до н. э. и действовал на протяжении пяти столетий. О культе коня здесь свидетельствуют находки более сотни лошадиных зубов[251]. Но трудно говорить о непрерывном существования этого культа на протяжении обозначенного времени. В Литве наиболее ранние погребения с конями датируются лишь II – I вв. до н. э. Более всего же их приходится на 800 – 1200 гг. При этом, как и у адриатических венетов, вместо коня очень часто клали конское снаряжение[252].
   Должно заметить, что в Прибалтике на протяжении длительного времени сосуществовали трупосожжения и трупоположения, причем в древнейший период преобладали вторые. Эта особенность сближает местное население скорее с иллирийцами, чем с венетами. Сохранялось здесь трупоположение и как наследие более ранних эпох. Со временем удельный вес трупосожжений возрастает. Очевидно, в Прибалтику прибывали этнически неоднородные группы.
   Появление культа коня в Прибалтике в XI в. до н. э. хорошо согласуется с отливом индоевропейского населения из Малой Азии. Но затем как будто наступает перерыв. Не исключено, что дело здесь не в ограниченности сведений, в характере миграций. Переселялись, по-видимому, разрозненные группы прежних общностей, причем по следам одних позднее шли другие. На новой территории пришельцы могли быстро ассимилироваться и могли, напротив, втянуть в свой круг местное население, воздействовав на его культуру. Видимо, имело место и то и другое.
   Любопытно, что область, в которой расположен могильник с древнейшими конскими погребениями, т. е устье Двины, называлась у Саксона Грамматика «Геллеспонтом»[253]. Геллеспонт – это древнее греческое название Дарданелл и смежной с ним области Малой Азии. По Саксону, геллеспонтцы – население, тесно связанное с рутенами. Видимо, под общим названием «венедов» в Прибалтике скрывался ряд самостоятельных, хотя и родственных племен, причем на первый план, как обычно, выходило то одно, то другое.
   Расселение венетов (энетов) по И. Шавли
 
   Ономастические совпадения на территориях Малой Азии, Балкан, Адриатики и Прибалтики исчисляются сотнями наименований. Чаще всего их рассматривают локальными группами. Так, Ю.В. Откупщиков, настойчиво призывавший к максимальной осторожности, выделил свыше ста балкано-малоазийских топонимических изоглосс до-греческого языка (вместе с неполными даже свыше двухсот)[254]. Автор склонен считать распространителей этих топонимов морским народом, проникающим, однако, на острова и в Малую Азию с континента – из северных областей Балкан. Но о направлении движения, равно как и об ареале территорий, занятых родственными племенами, можно судить лишь на основе всех имеющихся данных. Около XIII – XII вв. до н. э. движение шло, видимо, и с севера, и в противоположном направлении. Морские народы формировались на морских побережьях, а распространить их море могло и на весьма отдаленные районы. С этой точки зрения греки, по-видимому, были более «оседлым», «сухопутным» народом, чем их предшественники пеласги.
   Помимо широкой волны топонимических соответствий Адриатики и Прибалтики, представляет интерес и представительная группа совпадений, идущая с северо-запада Малой Азии к тем же районам. Эти совпадения рассматривают в ряду либо фракийских, либо венето-иллирийских. Не исключено, что имели место и те и другие, причем относиться они могли к разным хронологическим пластам.
   Известны устойчивые предания о родстве некоторых народов Прибалтики с древними римлянами. Ими обычно пренебрегают. Но известный лингвист В.Н. Топоров решительно выступил в защиту преданий. «Есть серьезные основания полагать, – заметил он, – предваряя развернутые доказательства, что пренебрежительно-отрицательное отношение к ранней историографической традиции, сообщающей о связях прусов с Римом, будет пересмотрено»[255]. Должно заметить, что речь идет опять-таки о сложном переплетении северо-италийских и малоазиатских сюжетов. «Геллеспонт» в устье Двины переплетается с легендой о появлении здесь пришедшего из Рима Палемона, которого литовские князья в споре с русскими пытались «приватизировать». Об этом споре речь пойдет ниже. Здесь остановимся на самой легенде. По Гомеру, один из участников Троянской войны, Пилимен привел с собой пафлагонцев, выведя их «из генет». Тит Ливий сообщает иную версию. Он говорит об изгнании части энетов за мятеж из Пафлагонии, причем Пилимен у него назван Палемоном[256]. Так обозначали обоготворяемого предка и адриатические венеты, и это имя в Восточной Прибалтике – еще одна цепочка связи в ономастическом треугольнике – Малая Азия – Адриатика – Восточная Прибалтика. Прусский хронист XVI в. Лука Давид приводит легендарную историю, якобы от времени Августа, согласно которой ученые мужи из примыкавшей к Пафлагонии области Вифинии прошли далеко на север до венедов и алан в Ливонии. За морем они встретили народ ульмигеров, язык которых был никому не понятен, кроме венедов[257]. Элемент историчности в данном случае можно усмотреть в упоминании народа «ульмигеров», смысл названия которых хронист, похоже, не понимал. «Ульми» в данном случае дериват германского Holm – остров. Аналогичным образом Иордан выделял «ульмиругов», т. е. «островных ругов». Речь идет о каком-то островном населении, родственном по языку венедам. Предание же о Вифинии может быть косвенно связано с другим легендарным сюжетом: о происхождении родоначальника русских князей Рюрика от мнимого брата Августа – Пруса. Именно в Вифинии в III в. до н. э. правил Пруссий, у которого нашел приют Ганнибал.
   Топонимические параллели треугольника Малая Азия – Адриатика – Прибалтика собраны довольно тщательно. Меньше уделяли внимания антропонимии этих районов. Между тем перспективы весьма широки и в этой области. И в Прибалтике обнаруживаются параллели как для венетских, так и для иллирийских имен. Так, самбийскому имени Матто находится прямой аналог в венетском именослове. Непонятному из славянских языков балтославянскому имени Оддар (X – XI вв.) соответствует венетское Utto[258]. Еще шире круг иллирийских соответствий, причем эти имена проникают не только в славяно-балтскую антропонимию, но и в германскую. Так, неоднократно повторяющемуся имени датских правителей Фротон находится параллель в иллирийском имени Fronton[259].
   В данном случае достаточно ограничиться указанием именно на перспективу расширения возможного круга ономастических сопоставлений. По существу же эта тема требует основательного исследования. Необходимо, в частности, выяснить, в какой мере совпадающие имена являются собственно венетскими или иллирийскими, в какой они уходят в предшествующую традицию и в какой, может быть, отражают более позднее кельтское или романское влияние.
   О венетах арморейских данных значительно меньше. О них сообщается в записках Юлия Цезаря, но интерес к ним в записках чисто утилитарный. Венеты оказались трудным противником. Они были отличными мореходами, и их корабли имели определенное преимущество перед римскими. Их оказалось трудно победить, поскольку они владели всеми гаванями в Галлии и имели опорные пункты в Британии. Их поселения располагались на мысах и косах, вдающихся в море, так что с суши они были практически неприступны из-за морских приливов, перекрывавших подходы к поселениям. При длительной осаде венеты на кораблях вывозили всех жителей и имущество в другое место, не оставляя неприятелю никаких ценностей. Благодаря господству на море, венеты «сделали своими данниками всех плавающих по этому морю»[260]. В числе их союзников Цезарь называет моринов, живших в приморской части пограничной зоны современных Франции и Бельгии, а также какую-то часть бриттов. Соседями венетов оказывались племена венеллов и андов, имена которых также позднее встретятся на Востоке.
   Материальная, культура арморейских венетов выявлена слабо. Цезарь сообщает лишь о форме венетских кораблей: плоскодонные, дубовые, с высоким носом и кормой[261]. Аналогичное описание дает Страбон[262]. На каменных стелах кельтской Галлии встречаются изображения кораблей, высокие нос и корма которых сделаны в форме коня[263]. Позднее головы разных животных украсят суда скандинавских викингов. «Резное деревянное изображение головы дракона или змеи на штевне, – замечает в этой связи А.Я. Гуревич, – давало, по тогдашним верованиям, магическую силу кораблю, защищало его от злых духов и устрашало врагов»[264]. Не исключено, что именно венеты передали этот обычай скандинавам (если только они сами не были его исконными создателями в Скандинавии, где также, по всей вероятности, были их поселения). Голова коня обычно украшала суда с южного берега Балтики, и, во всяком случае, здесь этот символ появляется ранее всего[265]. Славяне-венды, согласно скандинавским сагам, помещали на свои суда даже живых коней. Так, в морском сражении 1135 г. у вендов на большом корабле было 42 воина и два коня[266].
   В цитированном изложении Саксона Грамматика представляет интерес указание на особое устройство кораблей рутенов. Они отличались от кораблей данов большими размерами (так, что весла гребцов не доставали до воды). Большими размерами, по Цезарю, отличались и корабли арморейских венетов. Правда, судя по описанию Саксона, у балтийских рутенов преобладали беспарусные корабли, тогда как у венетов арморейских паруса делались из кожи и укреплялись металлическими цепями. Но это, видимо, связано с назначением тех и других судов: в одном случае – плавание по океану, в другом – каботажное плавание по заливам и рекам. В эту связь, возможно, следует поставить описание Тацитом кораблей свионов. Тацит, как ранее Цезарь, находит примечательным, что суда свионов «могут подходить к месту причала любой из своих оконечностей, так как та и другая имеют форму носа». В то же время оказывается, что «парусами свионы не пользуются и весел вдоль бортов не закрепляют в ряд одно за другим; они у них, как принято на некоторых реках, съемные, и они гребут ими по мере надобности то в ту, то в другую сторону»[267].
   Обычно считается, что живущие «среди самого Океана» «общины свионов» – это шведы. Между тем Тацит не смешивает свевов, которые, по его утверждению, занимали большую часть Германии, и свионов. Первые жили на континенте, объединяя этим именем многие, видимо, разноязычные племена, вторые – на морских островах. Во времена Тацита свевы до Швеции еще и не дошли; даже Иордан застал их еще на континенте. Что касается этнонима «свионы», то напрашивается сопоставление с гвинонами Пифия. В данном случае проявляется та же лингвистическая закономерность, что и в наименовании народов синды и хинди.
   Для выяснения вопроса о характере взаимоотношений трех венетских областей важно было бы установить значение этого этнонима. Важно, в частности, понять, было ли это самоназванием, или так их именовали соседи. Самоназвание, видимо, решало бы вопрос в пользу тождества всех упоминаемых источниками одноименных племен и даже подтвердило бы предание об их «исходе» из Пафлагонии, поскольку в какое-то время они занимали компактную территорию. Название со стороны соседей может означать одно и то же качество, прилагаемое к разным народам. В этом варианте родственным между собой во всех районах окажется предшествующее население. Возможно, наконец, случайное созвучие неодинаковых понятий в разных языках.
   Существуют три основные точки зрения на этимологию имени венетов. Согласно одной из них термин происходит от кельтского uenos или uenja – «друг» или «родство». Такой точки зрения придерживались А. Хольдер и А.А. Шахматов, а в отношении адриатических венетов к ним примыкает также болгарский лингвист В.И. Георгиев. У первых двух авторов отсюда следовало убеждение в кельтском происхождении всех трех ответвлений венетов. В.И. Георгиев исходный корень признал общеиндоевропейским, а наименование балтийских венедов посчитал случайным созвучием, выводя от славянского венти – «великий»[268].
   Другое объяснение предполагает в этнониме корень винд (ирландское fnd или кимврское gwyn) в значении белый, светлый[269]. При этом объяснении допускается, что название венеты получили со стороны, от кельтов. Сами венеты в таком случае предстают как северяне, поражавшие своим видом южан. Несомненно, что многие кельтские топонимы и антропонимы имеют в основе именно этот корень. Однако само по себе ответа о происхождении этнонима это не предрешает.
   Третья точка зрения не предполагает прямой зависимости от кельтов и не исключает ее. Речь идет о выведении имени венетов от индоевропейского корня vand или vend[270]. Корень этот иногда совершенно неосновательно считают германским. Между тем датское vand или норвежское vann скорее свидетельствует о заимствовании этого слова германцами у предшествующего населения Прибалтики, которым и могли быть как раз венеды и родственные им племена. Исходное значение слова «вода» сохранилось в литовском vanduo, латышском udens. Имеются аналогичные обозначения для понятий, связанных с водой, и в кельтских языках (vin, vand, vend, vond), в которые эти понятия также, возможно, проникали от предшествующего населения. Если учесть, что этнонимы синды, хинди, равно как название реки Инд, также обозначают воду (жители воды, водный поток), то мы здесь имеем, возможно, отражение очень глубокого языкового пласта, к которому относятся какие-то древние индоевропейские языки. В хеттском языке «вода» произносилась как vadar, а в косвенных падежах как vedeni[271]. В латинском языке наряду с aqua сохранялось unda, почти совпадающее с соответствующим латышским, но имеющим как бы периферийное значение: морская волна или поэтическое осмысление проточной воды. Такое оттеснение на периферию обычно происходит в результате столкновения двух или нескольких неодинаковых языков.
   Версию о происхождении этнонима венеты от корня, означающего воду или связанные с ней понятия, подтверждают факты билингвы. Центром адриатической Венетии стал у римлян построенный в 181 г. до н. э. Аквилей, который перенял, в частности, и янтарную торговлю с Прибалтикой. С падением Рима, несмотря на романизацию населения, старое название возрождается в имени Венеции, расположенной западнее угасшего Аквилея. (Позднее славянская деревня Воголей.) Другой факт билингвы – название французского департамента Вандея (Vendée) и римской провинции Аквитания. Как видно из названия, оно – римское. Римляне считали проживавшее здесь племя аквитанов не кельтским, а родственным иберам[272]. Для установления его самоназвания существенно то, что в Аквитании, т. е. территории, примыкающей к Бискайскому заливу между реками Луарой, Вьенной и Дорденью, – «кругом вода». Река Дордень – это прежний Дураний. От кельтского dour – вода. У реки Вьенна (Vienne, Vincenna, Vigenn, Viane) имеется приток Vende. В департаменте Вандея имеется река Vaanda, Vendeia, Vandia и т. д.[273] Аквитанец Юлий, возглавлявший в 68 г. восстание против римлян, носил, видимо, родовое (он был княжеского рода) имя Виндекс[274]. Имен с корнем ven, vend, vind особенно много в соседней с Аквитанией Нарбонне[275]. Имеются эти имена также в Аквитании и Бретани, в Нормандии, причем в западных районах Галлии они предстают в форме Guen(nec), а в Нормандии в форме Venet, Venaud и т. д.[276] Известное в Аквитании божество Vindon, видимо, являлось эквивалентом Меркурию – покровителю путешественников[277].
   Существенно, что венеты и «венетская» топонимика не тождественны с кельтскими названиями на той же территории. Так, самое племя венетов располагалось на полуострове, кельтское название которого Arvor или Armor (ar – предлог на, у, при, vor или mor – море), т. е. Поморье, Приморье. Столица венетов Guened или Gwenet имела кельтское название Darioritum (современное французское Vannes)[278]. Главный город соседних с венетами остиев (или осмиев) Vindana Portus (латинское название) по-кельтски назывался Duarnenez, что, видимо, означает «земля на острове»[279].
   Положение всех трех «Венетий» вполне оправдывает «водную» этимологию. «Вся эта страна, – пишет Страбон о долине По, – богата реками и полна болот, особенно же часть, занимаемая генетами. Кроме того, эта часть испытывает воздействие моря. Ведь почти что только в этих одних частях Нашего моря происходят явления, подобные океанским, и только в них наблюдаются похожие на океанские приливы и отливы, отчего большая часть равнины наполняется озерами с морской водой. Равнина перерезана каналами и плотинами подобно так называемой Нижней земле в Египте, в то время как некоторые ее части осушены и обрабатываются, через другие, напротив, можно проехать на кораблях. Одни города здесь являются островами, другие же только частично омываются водой. Удивительно, насколько все города, которые лежат над болотами внутри страны, доступны при плавании вверх по рекам»[280].
   Почти так же Страбон описывает Аквитанию и примыкающую к ней часть Нарбонны, отмечая, в частности, легкость водного сообщения между двумя морями: Средиземным и Атлантикой, особенно рекой Лигер (совр. Луара)[281]. Венеты арморейские, по сообщению Цезаря, жили прямо в самом море: на островах или на мысах, отрезаемых от суши во время прилива. На «затопляемой» земле, согласно Пифию, жили и далекие гвиноны.
   Треугольник Адрия – Арморика – Балтика слишком велик, чтобы можно было предполагать взаимосвязь разных групп венетов на протяжении столетий, даже если они и происходили из одного корня. И все-таки тоненькие нити связей выявляются: это и своеобразная монополия торговли янтарем (Адрия и Балтика), и сходство образа жизни, и неизбежные встречи на море (Арморика и Балтика). Но и венетский слой, видимо, не является древнейшим во всех этих районах, и не с венетским языком должно, по всей вероятности, связывать и сам этноним.
   Предшественниками венетов в долине реки По, согласно античным авторам, были эвганеи[282]. Эвганеи были оттеснены частично на север, частично на запад, частично, видимо, были поглощены пришельцами. Многие исследователи сопоставляют название эвганеи с обозначением одной группы лигуров – ингаиунов[283]. Присутствие лигуров на западе Галлии зафиксировано в названии главной реки этой области – Лигер. Страбон отмечает здесь различие языков: иберийский, кельтский и какие-то близкие ему, но все-таки отличающиеся[284]. Он же относит венетов, как и все прибрежные племена северо-запада Галлии, к белгам, опять-таки отличая их от собственно кельтов[285]. Античные авторы сообщают и другие факты, указывающие на глубокую древность корня «венд» в разных районах Западной Европы. Так, в лигурийской области Приморских Альп обитало племя vediantii[286], а определение «Вада» названия Лигурийского города Вада Сабатов Страбон разъясняет как «мелководье»[287]. Согласно Полибию, река Пад (По) у местного населения называлась Боденком[288].