На большей части территории, занятой лужицкой культурой, в предшествующий период был распространен обряд трупоположения умерших (обычно в скорченном положении на боку) с каменными конструкциями. Широко были представлены, в частности, каменные ящики, которые являлись преобладающей формой захоронений у населения культуры колоколовидных кубков, а также у некоторых племен Прибалтики и Причерноморья. Теперь на эту территорию с юга наступает обряд трупосожжения, и распространяется он довольно быстро.
Смена погребального обряда обычно связана с изменением религиозных представлений. Одни и те же представления могут держаться многие тысячи лет, и резкое изменение в обряде – фактор огромного значения. Для такой перемены древнему обществу требовались весьма сильные потрясения. Это мог быть внутренний социальный взрыв, это могло быть следствием воздействия иной культурной струи, за которой стоит чаще всего определенная экономическая или военная сила. В данном случае распространение обряда трупосожжения идет рука об руку с возникновением нового племенного или, точнее, раннегосударственного образования. Хотя спорадически обряд трупосожжения и ранее проникал на территории, позднее занятые лужицкой культурой[185], он, видимо, отражал лишь результаты естественных контактов населения, например, тшинецкой культуры и их южных соседей, где такой обряд существовал с эпохи бронзы. И полная смена обряда надвигалась опять-таки с юга. Следует отметить, что в Греции обряд трупосожжения возникает несколько позднее: примерно в XI в. до н. э. и сохраняется недолго – до VIII в. до н. э.[186] Здесь, возможно, его возникновение связывалось с вторжением «северных варваров» – дорийцев или какой-то их части. Но у некоторых народов, втянутых в Троянскую войну, этот обычай был уже известен. Под Троей таким образом хоронили и осаждавшие (сожжение Патрокла, амазонок, самого Ахилла), и осажденные (сожжение Гектора). Останки сожженных на костре помещали в урны. А погребальные сооружения несколько различались: Патрокл был погребен в срубе, а Гектор – в каменном ящике. Можно отметить и тот факт, что в «Илиаде» осуждается Ахилл за убийство 12 троянцев и сожжение их на костре друга. В этом, видимо, проявлялись обычаи, не свойственные ахейской Греции[187].
Обряд трупосожжения будет господствовать у ряда исторических народов: фракийцев, германцев, славян. Иллирийцы и кельты знали оба обряда. За всеми этими вариантами стоят различные формы взаимодействия разных племен и народов от длительного сосуществования до полной ассимиляции одних другими.
Лужицкая культура существовала почти тысячу лет, оказав огромное влияние на население Прибалтики, будущих славянских областей, юга Скандинавии. В рамках культуры боролись разные традиции. При общем господстве обряда трупосожжения и полей погребальных урн местами (особенно в районе Силезии) сохранялся и обряд ингумации (трупоположения). В отдельные периоды происходит своеобразный ренесанс, и этот обряд расширяет территорию распространения. В течение всего времени сохраняется культ камня, причем зона его распространения также меняется.
Сохранение некоторых старых культурных традиций позволяет предполагать, что единый язык на всей территории так и не сложился. Разноязычное местное население, очевидно, сохраняло свой племенной уклад, а вместе с ним и свои языки. Удельный вес разных групп, равно как границы между ними, оставались подвижными на протяжении всего периода существования культуры. Аналогичная картина характерна для большинства эпох и территорий длительного периода классообразования и возникновения первых государственных объединений.
В непосредственном соседстве с лужицкой культурой в начале I тыс. до н. э. складывается культура Гальштата, называемая по могильнику близ Гальштата в Австрии. Территория ее распространения обширна: от Среднего Дуная и Адриатики до Атлантики. Естественно, что на таком обширном пространстве культура не могла быть единой, равно как было разнородным охваченное ею население.
Гальштатская культура имеет непосредственную связь с историческими кельтами, а в отдельных районах Запада она прямо переходит в латенскую, идентификация которой с кельтами прочно обоснована. Как и позднее у кельтов, в гальштатском могильнике сосуществуют трупоположения и трупосожжения, отражая смешанный состав населения. В VII в. до н. э. в гальштатском ареале появляются погребения с четырехколесными повозками и богатыми деталями конской сбруи. Как и большинство новшеств, связанных с коневодством, обычай этот распространялся с Востока. Не случайно поэтому в зарубежной литературе сложение кельтского этноса объясняют смешением местного населения севернее Альп и пришельцев с Востока. При этом в большинстве случаев предполагается две волны передвижений с Востока, одна из которых относится к XIII в. до н. э. и связана с кобанской культурой Кавказа, а другая с собственно киммерийцами[188].
Вторжение киммерийцев в Европу влекло за собой другие этнические передвижения, особенно с территорий, занятых позднее фракийцами и иллирийцами, а также, может быть, из Малой Азии. Как раз в VIII в. до н. э. из-за внешнего вторжения понесла колоссальный урон лужицкая культура[189]. Культуры «полей погребений» (трупосожжения в урнах или ямах) повсеместно отступают (особенно в Западной Германии и Поморье). Лужицкая культура, однако, еще не исчезла совсем. Это обстоятельство позволяет предполагать, что пришельцы в массе здесь не остановились, а прошли на северо-запад. Таким образом, возможно, устанавливается еще одна линия связи Причерноморья с европейским северо-западом[190].
Около VI в. до н. э. в Центральной Европе усиливаются кельты, а с востока сюда врываются отряды скифов. В районе Дуная эти этносы сталкиваются и смешиваются, образуя полосу, занятую, согласно греческим источникам, «кельтоскифами». Области лужицкой культуры еще раз подвергаются разгрому, приводящему к упадку ее центров. Скифы проникают до Балтийского побережья, оставляя области, ранее занятые тшинецкой культурой, как бы в тылу. По-видимому, Геродотова Скифия еще включала и земли севернее Карпат. Но затем здесь возникают самостоятельные образования. С III в. до н. э. в значительной части Центральной Европы и Придунайской области устанавливается кельтское господство. Кельты к этому времени заселяют всю Галлию, значительную часть Испании, Британию, Ирландию, просачиваются на Балканы и Причерноморье, проникают в Малую Азию, где создают особое государственное образование – Галатию. Они ассимилируют многие иноязычные племена, а на многие другие ложится отпечаток самобытной кельтской «латенской» культуры. «Чудовищный разлив кельтской речи», о котором писал Н.Я. Марр[191], просматривается прямо-таки «от тайги до британских морей».
Примерно около времени вторжения в Европу киммерийцев на северо-западе лужицкого района выделяется особая поморская культура, которая в течение ряда столетий распространяет свое влияние. Характерной чертой этой культуры было, между прочим, трупосожжение и погребение праха в каменных ящиках, причем он помещался в специально изготовленных лицевых (с изображением человеческого лица) урнах. О происхождении поморской культуры также высказывались самые различные предположения. Ее считали и местной, вариантом лужицкой, и пришлой либо с севера, либо с запада, либо с юга[192]. Не исключено, что и в этом случае в сложении культуры принимают участие разные этнические группы. Для самой же отличительной черты ее – погребения в лицевых урнах – имеются любопытные параллели. Изображение человеческого лица на погребальной урне имеется в материалах Трои[193]. Почти одновременно с поморской культурой нечто подобное появляется и у этрусков[194], а также в позднейшее время в Галлии[195].
Примечательно, что в континентальной Европе этот обряд нигде не отразился, и если можно говорить о родстве названных культурных областей, то связь их могла осуществляться, видимо, морем, причем, как и в эпоху мегалитов, население могло хранить старые традиции, в течение нескольких столетий перемещаясь по морскому побережью. Что же касается этрусков, то у них были и непосредственные связи с Прибалтикой: в Этрурии немало изделий из северного янтаря, а на севере, вплоть до Скандинавии, встречаются этрусские изделия[196].
Поморская культура существует до рубежа II – I вв. до н. э. Со II в. до н. э. возникают три культуры, уже непосредственно связываемые со славянством. Это оксывская культура в Поморье и пшеворская культура в основной части Польши, а также зарубинецкая культура, соприкасающаяся одной стороной с пшеворской, а другой уходящая на Среднее Поднепровье. Две последние культуры довольно полно накладываются на тшинецкую, существовавшую здесь около тысячи лет назад. Что касается оксывской культуры, то она в целом соответствует локализации древними авторами венедов, и ее этническая принадлежность, видимо, должна зависеть от определения принадлежности последних.
В итоге неоднократных массовых перемещений населения этническая карта Европы ко времени появления первых крупных цивилизаций оказалась весьма запутанной. Истоки многих культур оказываются за тысячи километров от их позднейших локализаций. Родственные племена оказались разобщенными, а на одной и той же территории сосуществовали этнические группы, принадлежавшие к разным языкам и антропологическим типам. В некоторых районах Европы продолжало сохраняться старое, доиндоевропейское население. К таковым можно отнести лапоноидов, сохранявшихся на заре письменной истории не только на севере Скандинавии и смежных территориях российского Севера, но и в приальпийских областях и даже кое-где на Пиренейском полуострове. К доиндоевропейскому (родственному кавказскому) населению относятся баски, территория распространения которых была в древности довольно обширной. С другой стороны, индоевропейцы заселяли большие пространства, с которых они были позднее вытеснены. Помимо обширных районов Азии, к таковым в эпоху бронзы относилась территория, на которой позднее формировались великороссы: район междуречья Волги и Оки. Многочисленные перемещения совершались на открытом пространстве между Средним Днепром и побережьем Черного и Азовского морей. Но во всех случаях какая-то часть населения оставалась на месте, сохраняя элементы своей старой культуры, а иногда и язык. Разрозненные группы единого некогда этноса могли многие столетия сохранять генеалогические предания, в которых фиксировались их родственные отношения с племенами, удаленными теперь на тысячи километров от прежнего места обитания. С такой вероятностью необходимо считаться, рассматривая письменные источники об исторических народах.
2. Варварская Европа в античной письменной традиции
Смена погребального обряда обычно связана с изменением религиозных представлений. Одни и те же представления могут держаться многие тысячи лет, и резкое изменение в обряде – фактор огромного значения. Для такой перемены древнему обществу требовались весьма сильные потрясения. Это мог быть внутренний социальный взрыв, это могло быть следствием воздействия иной культурной струи, за которой стоит чаще всего определенная экономическая или военная сила. В данном случае распространение обряда трупосожжения идет рука об руку с возникновением нового племенного или, точнее, раннегосударственного образования. Хотя спорадически обряд трупосожжения и ранее проникал на территории, позднее занятые лужицкой культурой[185], он, видимо, отражал лишь результаты естественных контактов населения, например, тшинецкой культуры и их южных соседей, где такой обряд существовал с эпохи бронзы. И полная смена обряда надвигалась опять-таки с юга. Следует отметить, что в Греции обряд трупосожжения возникает несколько позднее: примерно в XI в. до н. э. и сохраняется недолго – до VIII в. до н. э.[186] Здесь, возможно, его возникновение связывалось с вторжением «северных варваров» – дорийцев или какой-то их части. Но у некоторых народов, втянутых в Троянскую войну, этот обычай был уже известен. Под Троей таким образом хоронили и осаждавшие (сожжение Патрокла, амазонок, самого Ахилла), и осажденные (сожжение Гектора). Останки сожженных на костре помещали в урны. А погребальные сооружения несколько различались: Патрокл был погребен в срубе, а Гектор – в каменном ящике. Можно отметить и тот факт, что в «Илиаде» осуждается Ахилл за убийство 12 троянцев и сожжение их на костре друга. В этом, видимо, проявлялись обычаи, не свойственные ахейской Греции[187].
Обряд трупосожжения будет господствовать у ряда исторических народов: фракийцев, германцев, славян. Иллирийцы и кельты знали оба обряда. За всеми этими вариантами стоят различные формы взаимодействия разных племен и народов от длительного сосуществования до полной ассимиляции одних другими.
Лужицкая культура существовала почти тысячу лет, оказав огромное влияние на население Прибалтики, будущих славянских областей, юга Скандинавии. В рамках культуры боролись разные традиции. При общем господстве обряда трупосожжения и полей погребальных урн местами (особенно в районе Силезии) сохранялся и обряд ингумации (трупоположения). В отдельные периоды происходит своеобразный ренесанс, и этот обряд расширяет территорию распространения. В течение всего времени сохраняется культ камня, причем зона его распространения также меняется.
Сохранение некоторых старых культурных традиций позволяет предполагать, что единый язык на всей территории так и не сложился. Разноязычное местное население, очевидно, сохраняло свой племенной уклад, а вместе с ним и свои языки. Удельный вес разных групп, равно как границы между ними, оставались подвижными на протяжении всего периода существования культуры. Аналогичная картина характерна для большинства эпох и территорий длительного периода классообразования и возникновения первых государственных объединений.
В непосредственном соседстве с лужицкой культурой в начале I тыс. до н. э. складывается культура Гальштата, называемая по могильнику близ Гальштата в Австрии. Территория ее распространения обширна: от Среднего Дуная и Адриатики до Атлантики. Естественно, что на таком обширном пространстве культура не могла быть единой, равно как было разнородным охваченное ею население.
Гальштатская культура имеет непосредственную связь с историческими кельтами, а в отдельных районах Запада она прямо переходит в латенскую, идентификация которой с кельтами прочно обоснована. Как и позднее у кельтов, в гальштатском могильнике сосуществуют трупоположения и трупосожжения, отражая смешанный состав населения. В VII в. до н. э. в гальштатском ареале появляются погребения с четырехколесными повозками и богатыми деталями конской сбруи. Как и большинство новшеств, связанных с коневодством, обычай этот распространялся с Востока. Не случайно поэтому в зарубежной литературе сложение кельтского этноса объясняют смешением местного населения севернее Альп и пришельцев с Востока. При этом в большинстве случаев предполагается две волны передвижений с Востока, одна из которых относится к XIII в. до н. э. и связана с кобанской культурой Кавказа, а другая с собственно киммерийцами[188].
Вторжение киммерийцев в Европу влекло за собой другие этнические передвижения, особенно с территорий, занятых позднее фракийцами и иллирийцами, а также, может быть, из Малой Азии. Как раз в VIII в. до н. э. из-за внешнего вторжения понесла колоссальный урон лужицкая культура[189]. Культуры «полей погребений» (трупосожжения в урнах или ямах) повсеместно отступают (особенно в Западной Германии и Поморье). Лужицкая культура, однако, еще не исчезла совсем. Это обстоятельство позволяет предполагать, что пришельцы в массе здесь не остановились, а прошли на северо-запад. Таким образом, возможно, устанавливается еще одна линия связи Причерноморья с европейским северо-западом[190].
Около VI в. до н. э. в Центральной Европе усиливаются кельты, а с востока сюда врываются отряды скифов. В районе Дуная эти этносы сталкиваются и смешиваются, образуя полосу, занятую, согласно греческим источникам, «кельтоскифами». Области лужицкой культуры еще раз подвергаются разгрому, приводящему к упадку ее центров. Скифы проникают до Балтийского побережья, оставляя области, ранее занятые тшинецкой культурой, как бы в тылу. По-видимому, Геродотова Скифия еще включала и земли севернее Карпат. Но затем здесь возникают самостоятельные образования. С III в. до н. э. в значительной части Центральной Европы и Придунайской области устанавливается кельтское господство. Кельты к этому времени заселяют всю Галлию, значительную часть Испании, Британию, Ирландию, просачиваются на Балканы и Причерноморье, проникают в Малую Азию, где создают особое государственное образование – Галатию. Они ассимилируют многие иноязычные племена, а на многие другие ложится отпечаток самобытной кельтской «латенской» культуры. «Чудовищный разлив кельтской речи», о котором писал Н.Я. Марр[191], просматривается прямо-таки «от тайги до британских морей».
Примерно около времени вторжения в Европу киммерийцев на северо-западе лужицкого района выделяется особая поморская культура, которая в течение ряда столетий распространяет свое влияние. Характерной чертой этой культуры было, между прочим, трупосожжение и погребение праха в каменных ящиках, причем он помещался в специально изготовленных лицевых (с изображением человеческого лица) урнах. О происхождении поморской культуры также высказывались самые различные предположения. Ее считали и местной, вариантом лужицкой, и пришлой либо с севера, либо с запада, либо с юга[192]. Не исключено, что и в этом случае в сложении культуры принимают участие разные этнические группы. Для самой же отличительной черты ее – погребения в лицевых урнах – имеются любопытные параллели. Изображение человеческого лица на погребальной урне имеется в материалах Трои[193]. Почти одновременно с поморской культурой нечто подобное появляется и у этрусков[194], а также в позднейшее время в Галлии[195].
Примечательно, что в континентальной Европе этот обряд нигде не отразился, и если можно говорить о родстве названных культурных областей, то связь их могла осуществляться, видимо, морем, причем, как и в эпоху мегалитов, население могло хранить старые традиции, в течение нескольких столетий перемещаясь по морскому побережью. Что же касается этрусков, то у них были и непосредственные связи с Прибалтикой: в Этрурии немало изделий из северного янтаря, а на севере, вплоть до Скандинавии, встречаются этрусские изделия[196].
Поморская культура существует до рубежа II – I вв. до н. э. Со II в. до н. э. возникают три культуры, уже непосредственно связываемые со славянством. Это оксывская культура в Поморье и пшеворская культура в основной части Польши, а также зарубинецкая культура, соприкасающаяся одной стороной с пшеворской, а другой уходящая на Среднее Поднепровье. Две последние культуры довольно полно накладываются на тшинецкую, существовавшую здесь около тысячи лет назад. Что касается оксывской культуры, то она в целом соответствует локализации древними авторами венедов, и ее этническая принадлежность, видимо, должна зависеть от определения принадлежности последних.
В итоге неоднократных массовых перемещений населения этническая карта Европы ко времени появления первых крупных цивилизаций оказалась весьма запутанной. Истоки многих культур оказываются за тысячи километров от их позднейших локализаций. Родственные племена оказались разобщенными, а на одной и той же территории сосуществовали этнические группы, принадлежавшие к разным языкам и антропологическим типам. В некоторых районах Европы продолжало сохраняться старое, доиндоевропейское население. К таковым можно отнести лапоноидов, сохранявшихся на заре письменной истории не только на севере Скандинавии и смежных территориях российского Севера, но и в приальпийских областях и даже кое-где на Пиренейском полуострове. К доиндоевропейскому (родственному кавказскому) населению относятся баски, территория распространения которых была в древности довольно обширной. С другой стороны, индоевропейцы заселяли большие пространства, с которых они были позднее вытеснены. Помимо обширных районов Азии, к таковым в эпоху бронзы относилась территория, на которой позднее формировались великороссы: район междуречья Волги и Оки. Многочисленные перемещения совершались на открытом пространстве между Средним Днепром и побережьем Черного и Азовского морей. Но во всех случаях какая-то часть населения оставалась на месте, сохраняя элементы своей старой культуры, а иногда и язык. Разрозненные группы единого некогда этноса могли многие столетия сохранять генеалогические предания, в которых фиксировались их родственные отношения с племенами, удаленными теперь на тысячи километров от прежнего места обитания. С такой вероятностью необходимо считаться, рассматривая письменные источники об исторических народах.
2. Варварская Европа в античной письменной традиции
Первым народом Северной Европы, попавшим на страницы письменных источников, были киммерийцы. Их знали древние восточные авторы (под названием Гимарааи, Гамирра и т. п.), их знали греки.
Греческие авторы говорят о киммерийцах в двух планах: как о первоначальном населении Северного Причерноморья и как о жителях побережья «окружного Океана»[197]. В последнем качестве они были известны Гомеру. Представление о том, что по берегам Океана жил тот же народ, что и на северном берегу Черного моря, окажется весьма устойчивым, и оно не может быть объяснено только неведением греческих географов. В гомеровскую эпоху греки были и свидетелями, и участниками дальних передвижений, охвативших многие народы. С киммерийцами им постоянно приходилось иметь дело и в Малой Азии, и на Балканах, и на самом черноморском побережье.
Позднейшие греческие комментаторы пытались осмысливать имя киммерийцев как «зимние» (хеймериои), либо как люди гробниц[198]. Страбон, ссылаясь на историка IV в. до н. э. Эфора и устные предания, сообщает о проживании группы киммерийцев в италийской провинции Кампании. Они жили в глиняных землянках. Занимались горным промыслом и предсказаниями, за которые получали плату от местного царя. Впоследствии якобы за несбывшееся предсказание киммерийцы были истреблены[199].
Языковые ареалы древних славян по О. Трубачеву
В древнегреческой традиции реальные или мнимые сооружения киммерийцев должны были указывать на их близость к мифической стране мертвых царства Аиду, вход в которую помещался в самых различных частях морского побережья. С понятием «народ гробниц» может быть связано и представление о преувеличенном, с точки зрения греков, культе погребения (в Греции погребения отличались значительной скромностью). На юге Италии, на островах Сицилии и Сардинии, греки сталкивались с мегалитическими сооружениями, которые могли ассоциироваться с царством Аида.
Через всю античную традицию проходит и представление о родстве причерноморских киммерийцев с населением самого дальнего «Запада» и побережья «Океана». В недошедших сочинениях Посейдона, в частности, указывалось на связь с киммерийцами кимвров, вторгшихся во II в. до н. э. с севера в пределы Галлии и Северной Италии[200]. «Кимами» издревле называла себя одна группа кельтов (нынешний Уэльс), некогда весьма многочисленная. Этот факт неизменно привлекает внимание исследователей[201]. Существенно также, что у ряда кельтских народов сохранились предания о том, что они вышли с территории между Каспием и Причерноморьем. Автор уже VIII в. Беда записал предание о прибытии из «Скифии» шотландского племени пиктов[202]. В литературе предлагалось сопоставление шотландского племени «скотов» и «сколотов» – одного из предшественников скифов в Причерноморье[203]. Ирландская сага о Гойделе Гласе (Гойделе Зеленом) рассказывает о многовековом пути своих предков из «Скифии», расположенной между Каспием и «Красным морем» (бывшее «Чермное» – «Красное», ныне Черное море). В саге зафиксировано пребывание их в Египте и других землях Средиземноморья. В Испании (Иберии) переселенцы задержались на ряд столетий, пока наконец не двинулись в сторону «зеленого острова»[204].
Нарисованный в саге путь совпадает с ареалом распространения мегалитической культуры, для которой узловым «распределителем» является Иберия. Но средиземноморский путь на дальний Запад использовался и в более позднее время, в том числе в киммерийское. Исторические киммерийцы, по всей вероятности, не были однородными в этническом и культурном отношении. В Причерноморье им непосредственно предшествуют катакомбная и срубная культуры, которые исследователи пытались поделить между скифами и киммерийцами. Можно считать доказанным, что обе культуры предшествуют скифской[205]. И согласно письменным источникам, скифы пришли «из Азии». Правда, генеалогические предания самих скифов связывают их происхождение либо с пришельцами, либо с местными племенами (сколотами). Однако собственно скифская культура отлична от срубной, а потомки срубной культуры остаются лишь на территории лесостепи в районе Среднего Днепра[206]. На Среднем Днепре, по всей вероятности, и в скифское время сохранялось автохтонное население, о котором будет речь ниже.
Многие археологи собственно киммерийцев связывают с катакомбниками[207]. А.И. Тереножкин, более всех способствовавший рассеянию тумана вокруг этого полумистического народа, отождествил их со срубниками[208]. У автора, однако, лучше разработан заключительный период истории киммерийцев и мало данных о времени ранних контактов срубников и катакомбников. Видимо, основная масса катакомбников смешалась со срубниками – населением, в антропологическом отношении им близким, но именно в ту эпоху родственное причерноморскому население появляется в далекой Индии (о чем писал, например, в упомянутой книге Ю.А. Шилов).
Киммерийцы-срубники около XIV – XIII вв. до н. э. проникают в Центральную Европу, где возникает фрако-киммерийская культурная область. Какая-то часть киммерийцев пересекает море и вторгается на малоазиатское побережье[209]. По тем же путям, но гораздо с большим размахом, пойдут разные группы киммерийцев в VIII в. до н. э., то ли под натиском скифов, то ли спасаясь от многолетней засухи. Именно к этому времени относится массированное вторжение киммерийцев в Малую Азию. И тогда же предметы конской сбруи и другие сходные с киммерийскими элементы культуры появляются в различных районах Европы: в центре, у Адриатики, на юге Франции и на самом отдаленном северо-западе – в Бельгии, Британии, Скандинавии[210].
В отличие от периодов, когда культуры как бы взаимопроникали, на сей раз происходит полная смена населения. Лишь на окраинах, смежных со степью, сохраняются традиции доскифского времени. В Крыму, в Приазовье – это, очевидно, тавры и родственные им племена, которых отождествляют с кизил-кобанской культурой. Тавры, возможно, один из компонентов киммерийцев или родственное им племя[211]. Но они, видимо, сохраняли особое положение в киммерийском объединении и остались на своих местах. Здесь в течение многих веков сохранится особая материальная культура и особые традиции, в частности, погребения в каменных ящиках, так широко распространенные в Европе в эпоху неолита и бронзы и только кое-где сохранившиеся в эпоху железа. Культура тавров сближается также с традициями Северного Кавказа, что также характерно для всей киммерийской области[212].
Другая компактная группа прежнего населения сохранялась в Среднем Поднепровье. Культура этого района всегда отличалась от культуры Крыма, и это естественно, если учесть природные особенности обеих областей. Но весьма вероятно, что население их не нуждалось в переводчиках. И не исключено, что традиционные связи пережили скифскую эпоху, тем более что они снова на много столетий оказались в рамках единого объединения.
Северное Причерноморье было одной из первых областей, где в киммерийское время (около IX в. до н. э.) совершается переход от бронзы к железу[213]. Скифы наследуют сравнительно высокую культуру и распространяют свое название на местные племена, сохранявшие в лесостепи земледельческую оседлость. Это Геродотовы скифы-пахари или скифы-земледельцы, которые, по заключению Б.А. Рыбакова, означают доскифское население Приднепровья. Не исключено, что спустя несколько столетий местные племена и сами будут воспринимать себя как «скифские». Но они при этом привнесут свои предания происхождения скифов. И если вторжение в Европу в VI в. до н. э., видимо, осуществлялось под предводительством собственно скифских племен, то упоминаемые источниками «скифы» в районе Прибалтики вряд ли относятся к пришельцам с востока. Скорее это – остатки автохтонного населения Причерноморья или Приднепровья, сдвинувшегося к Прибалтике под натиском скифов.
Один из древнейших «письменных» народов Европы – кельты – также не составляли монолитного этноса. Они антропологически остаются почти неуловимыми, будучи рассеянными в самых различных странах континента. Повсюду антропологический тип их меняется в зависимости от субстрата – предшествующего населения. Не был он однородным и в гальштатское время. Даже в сочинениях древних авторов кельты то высокие, светловолосые, голубоглазые, то невысокие, темные. И этот разнобой нельзя объяснить только различием точек наблюдения (со стороны низкорослого южанина или высокорослого северянина). Кельты всюду приносили с собой разнородные расовые типы. Одни из них – сравнительно низкорослые приальпийские брахикефалы, родственные лапоноидам, другие – восходят к разным группам индоевропейцев, в числе которых и потомки населения мегалитической культуры, и более поздние волны переселенцев из Причерноморья, Кавказа, Восточного Средиземноморья.
Кельтская проблема, возможно, и еще сложнее. Автор крупнейшего словаря старой кельтской лексики А. Хольдер был вынужденным включить в словарь большое количество существенно разных обозначений одних и тех же понятий. А позднейшие специалисты без особого успеха пытаются устранить из кельтских языков докельтский субстрат или некельтские заимствования. Ю. Покорный видел в кельтских языках семитские элементы, Г. Зольта обращал внимание на кельто-армянские изоглоссы, многие авторы указывают на уральские параллели, а значительная часть «вымерших» слов вообще не поддается этимологизации.
Должно заметить, что исторически могут быть объяснены все названные языковые контакты. Поэтому, оспаривая их, лингвистам лучше воздерживаться от указаний на историческую «необеспеченность» предлагавшихся концепций[214]. Сложность кельтской проблемы заключается в том, что мы, в сущности, не знаем, какой язык наследуют современные кельты: собственно ли кельтский – имея в виду кельтов гальштатской и латенской эпох, или же более древний, уходящий в эпоху мегалитических сооружений. Ведь современные кельтские языки сохранились именно в тех областях, где наиболее устойчиво держалась культура мегалитов: Бретань, Ирландия, Шотландия, Уэльс, в более ранний период вся Британия и острова. Самый культ мегалитических сооружений сохранялся здесь и у исторических кельтов. Так, при британском короле Артуре было добавлено несколько камней в знаменитый кромлех Стонхендж (Стоунхендж)[215]. Коронационный камень до конца XIII в. символизировал шотландскую независимость, а обрядового пожатия рук над камнем-мегалитом еще несколько десятилетий назад считалось достаточным, чтобы признать молодых мужем и женой[216].
Греческие авторы говорят о киммерийцах в двух планах: как о первоначальном населении Северного Причерноморья и как о жителях побережья «окружного Океана»[197]. В последнем качестве они были известны Гомеру. Представление о том, что по берегам Океана жил тот же народ, что и на северном берегу Черного моря, окажется весьма устойчивым, и оно не может быть объяснено только неведением греческих географов. В гомеровскую эпоху греки были и свидетелями, и участниками дальних передвижений, охвативших многие народы. С киммерийцами им постоянно приходилось иметь дело и в Малой Азии, и на Балканах, и на самом черноморском побережье.
Позднейшие греческие комментаторы пытались осмысливать имя киммерийцев как «зимние» (хеймериои), либо как люди гробниц[198]. Страбон, ссылаясь на историка IV в. до н. э. Эфора и устные предания, сообщает о проживании группы киммерийцев в италийской провинции Кампании. Они жили в глиняных землянках. Занимались горным промыслом и предсказаниями, за которые получали плату от местного царя. Впоследствии якобы за несбывшееся предсказание киммерийцы были истреблены[199].
В древнегреческой традиции реальные или мнимые сооружения киммерийцев должны были указывать на их близость к мифической стране мертвых царства Аиду, вход в которую помещался в самых различных частях морского побережья. С понятием «народ гробниц» может быть связано и представление о преувеличенном, с точки зрения греков, культе погребения (в Греции погребения отличались значительной скромностью). На юге Италии, на островах Сицилии и Сардинии, греки сталкивались с мегалитическими сооружениями, которые могли ассоциироваться с царством Аида.
Через всю античную традицию проходит и представление о родстве причерноморских киммерийцев с населением самого дальнего «Запада» и побережья «Океана». В недошедших сочинениях Посейдона, в частности, указывалось на связь с киммерийцами кимвров, вторгшихся во II в. до н. э. с севера в пределы Галлии и Северной Италии[200]. «Кимами» издревле называла себя одна группа кельтов (нынешний Уэльс), некогда весьма многочисленная. Этот факт неизменно привлекает внимание исследователей[201]. Существенно также, что у ряда кельтских народов сохранились предания о том, что они вышли с территории между Каспием и Причерноморьем. Автор уже VIII в. Беда записал предание о прибытии из «Скифии» шотландского племени пиктов[202]. В литературе предлагалось сопоставление шотландского племени «скотов» и «сколотов» – одного из предшественников скифов в Причерноморье[203]. Ирландская сага о Гойделе Гласе (Гойделе Зеленом) рассказывает о многовековом пути своих предков из «Скифии», расположенной между Каспием и «Красным морем» (бывшее «Чермное» – «Красное», ныне Черное море). В саге зафиксировано пребывание их в Египте и других землях Средиземноморья. В Испании (Иберии) переселенцы задержались на ряд столетий, пока наконец не двинулись в сторону «зеленого острова»[204].
Нарисованный в саге путь совпадает с ареалом распространения мегалитической культуры, для которой узловым «распределителем» является Иберия. Но средиземноморский путь на дальний Запад использовался и в более позднее время, в том числе в киммерийское. Исторические киммерийцы, по всей вероятности, не были однородными в этническом и культурном отношении. В Причерноморье им непосредственно предшествуют катакомбная и срубная культуры, которые исследователи пытались поделить между скифами и киммерийцами. Можно считать доказанным, что обе культуры предшествуют скифской[205]. И согласно письменным источникам, скифы пришли «из Азии». Правда, генеалогические предания самих скифов связывают их происхождение либо с пришельцами, либо с местными племенами (сколотами). Однако собственно скифская культура отлична от срубной, а потомки срубной культуры остаются лишь на территории лесостепи в районе Среднего Днепра[206]. На Среднем Днепре, по всей вероятности, и в скифское время сохранялось автохтонное население, о котором будет речь ниже.
Многие археологи собственно киммерийцев связывают с катакомбниками[207]. А.И. Тереножкин, более всех способствовавший рассеянию тумана вокруг этого полумистического народа, отождествил их со срубниками[208]. У автора, однако, лучше разработан заключительный период истории киммерийцев и мало данных о времени ранних контактов срубников и катакомбников. Видимо, основная масса катакомбников смешалась со срубниками – населением, в антропологическом отношении им близким, но именно в ту эпоху родственное причерноморскому население появляется в далекой Индии (о чем писал, например, в упомянутой книге Ю.А. Шилов).
Киммерийцы-срубники около XIV – XIII вв. до н. э. проникают в Центральную Европу, где возникает фрако-киммерийская культурная область. Какая-то часть киммерийцев пересекает море и вторгается на малоазиатское побережье[209]. По тем же путям, но гораздо с большим размахом, пойдут разные группы киммерийцев в VIII в. до н. э., то ли под натиском скифов, то ли спасаясь от многолетней засухи. Именно к этому времени относится массированное вторжение киммерийцев в Малую Азию. И тогда же предметы конской сбруи и другие сходные с киммерийскими элементы культуры появляются в различных районах Европы: в центре, у Адриатики, на юге Франции и на самом отдаленном северо-западе – в Бельгии, Британии, Скандинавии[210].
В отличие от периодов, когда культуры как бы взаимопроникали, на сей раз происходит полная смена населения. Лишь на окраинах, смежных со степью, сохраняются традиции доскифского времени. В Крыму, в Приазовье – это, очевидно, тавры и родственные им племена, которых отождествляют с кизил-кобанской культурой. Тавры, возможно, один из компонентов киммерийцев или родственное им племя[211]. Но они, видимо, сохраняли особое положение в киммерийском объединении и остались на своих местах. Здесь в течение многих веков сохранится особая материальная культура и особые традиции, в частности, погребения в каменных ящиках, так широко распространенные в Европе в эпоху неолита и бронзы и только кое-где сохранившиеся в эпоху железа. Культура тавров сближается также с традициями Северного Кавказа, что также характерно для всей киммерийской области[212].
Другая компактная группа прежнего населения сохранялась в Среднем Поднепровье. Культура этого района всегда отличалась от культуры Крыма, и это естественно, если учесть природные особенности обеих областей. Но весьма вероятно, что население их не нуждалось в переводчиках. И не исключено, что традиционные связи пережили скифскую эпоху, тем более что они снова на много столетий оказались в рамках единого объединения.
Северное Причерноморье было одной из первых областей, где в киммерийское время (около IX в. до н. э.) совершается переход от бронзы к железу[213]. Скифы наследуют сравнительно высокую культуру и распространяют свое название на местные племена, сохранявшие в лесостепи земледельческую оседлость. Это Геродотовы скифы-пахари или скифы-земледельцы, которые, по заключению Б.А. Рыбакова, означают доскифское население Приднепровья. Не исключено, что спустя несколько столетий местные племена и сами будут воспринимать себя как «скифские». Но они при этом привнесут свои предания происхождения скифов. И если вторжение в Европу в VI в. до н. э., видимо, осуществлялось под предводительством собственно скифских племен, то упоминаемые источниками «скифы» в районе Прибалтики вряд ли относятся к пришельцам с востока. Скорее это – остатки автохтонного населения Причерноморья или Приднепровья, сдвинувшегося к Прибалтике под натиском скифов.
Один из древнейших «письменных» народов Европы – кельты – также не составляли монолитного этноса. Они антропологически остаются почти неуловимыми, будучи рассеянными в самых различных странах континента. Повсюду антропологический тип их меняется в зависимости от субстрата – предшествующего населения. Не был он однородным и в гальштатское время. Даже в сочинениях древних авторов кельты то высокие, светловолосые, голубоглазые, то невысокие, темные. И этот разнобой нельзя объяснить только различием точек наблюдения (со стороны низкорослого южанина или высокорослого северянина). Кельты всюду приносили с собой разнородные расовые типы. Одни из них – сравнительно низкорослые приальпийские брахикефалы, родственные лапоноидам, другие – восходят к разным группам индоевропейцев, в числе которых и потомки населения мегалитической культуры, и более поздние волны переселенцев из Причерноморья, Кавказа, Восточного Средиземноморья.
Кельтская проблема, возможно, и еще сложнее. Автор крупнейшего словаря старой кельтской лексики А. Хольдер был вынужденным включить в словарь большое количество существенно разных обозначений одних и тех же понятий. А позднейшие специалисты без особого успеха пытаются устранить из кельтских языков докельтский субстрат или некельтские заимствования. Ю. Покорный видел в кельтских языках семитские элементы, Г. Зольта обращал внимание на кельто-армянские изоглоссы, многие авторы указывают на уральские параллели, а значительная часть «вымерших» слов вообще не поддается этимологизации.
Должно заметить, что исторически могут быть объяснены все названные языковые контакты. Поэтому, оспаривая их, лингвистам лучше воздерживаться от указаний на историческую «необеспеченность» предлагавшихся концепций[214]. Сложность кельтской проблемы заключается в том, что мы, в сущности, не знаем, какой язык наследуют современные кельты: собственно ли кельтский – имея в виду кельтов гальштатской и латенской эпох, или же более древний, уходящий в эпоху мегалитических сооружений. Ведь современные кельтские языки сохранились именно в тех областях, где наиболее устойчиво держалась культура мегалитов: Бретань, Ирландия, Шотландия, Уэльс, в более ранний период вся Британия и острова. Самый культ мегалитических сооружений сохранялся здесь и у исторических кельтов. Так, при британском короле Артуре было добавлено несколько камней в знаменитый кромлех Стонхендж (Стоунхендж)[215]. Коронационный камень до конца XIII в. символизировал шотландскую независимость, а обрядового пожатия рук над камнем-мегалитом еще несколько десятилетий назад считалось достаточным, чтобы признать молодых мужем и женой[216].