Она ждала его возвращения много лет. Умом понимала, что этого никогда не случится, но все равно продолжала ждать. Когда умер дед Геннадий – единственный человек, с которым можно было поговорить о реставраторе Терентии Ивановиче из Ленинграда. Когда сама переехала в Питер и начала новую жизнь. Придумывала для него новые оправдания, назначала новые сроки. Вышла замуж, родила дочь, развелась, и все это время, уже ни на что не надеясь, продолжала ждать. Потом так же долго пыталась забыть, но ничего не получалось. Каждого знакомого мужчину она невольно сравнивала с Кином, и ни один не выдерживал сравнения. Как реальность всегда выглядит скучней и тусклей мечты, как живая песня берет за душу сильней, чем ее текст, напечатанный на бумаге. В конце концов она смирилась с неизбежным, успокоилась, загнала воспоминания в самый дальний уголок души, и если даже иногда натыкалась на них, то рассматривала с удивлением и легкой грустью, как фотографию одноклассника, в которого когда-то была по-девчоночьи влюблена. Она уже почти поверила, что никакого Кина на самом деле не было, что он просто приснился ей в одну из летних ночей больше двадцати лет назад.
И вот теперь, когда его перестали ждать, Кин вернулся. Почти не изменившийся, по-прежнему серьезный, деловитый, немного уставший. Анна боялась даже подумать о том, какой она видится ему. И, конечно же, не могла не думать об этом. Злилась на себя саму, а потом на него, и снова на себя.
Они стояли на балконе и смотрели друг на друга. Нет, они не молчали, а разговаривали без слов, одними глазами:
Почему ты тогда не взял меня с собой?
Ты же сама понимаешь, что это невозможно.
Понимаю. Но почему ты не попытался сделать невозможное? Почему не вернулся за мной? Почему забыл все, что между нами было?
Но ведь ничего такого и не было.
Было другое. Более важное. Почему ты не понял, что это важно?
Он не выдержал ее укоризненного взгляда и отвел глаза. Всего на одно мгновение. А затем снова попытался оправдаться:
Но ведь я же все-таки вернулся.
Потому что я вам понадобилась.
Не только поэтому. В конце концов, вы с Жюлем справились бы и без меня.
Но ты быстрее уговоришь меня помочь вам. Вы же всегда торопитесь.
Он обреченно вздохнул, признавая поражение:
Да, мы опять торопимся.
Анне вдруг стало жаль Кина, и она ухватилась за возможность переменить тему. И заговорить, наконец, вслух:
– А что будет, если Акиплеша откажется вернуться?
Кин покачал коротко стриженной головой.
– Не откажется. Он же прекрасно понимает, что мы не оставим его в покое.
– Почему?
– Он слишком многому у нас научился. И не сможет не применять новые знания. Тем более в такой момент, на сломе эпох?
– А что за момент? – удивилась Анна.
За всеми своими переживаниями она не успела об этом подумать.
– У них там сейчас 1237 год. Понимаешь, что это значит? Батый уже идет на Русь. Акинфий не сможет остаться в стороне. И что бы он ни сделал, это изменит ход истории.
– И что тогда?
– Ничего. Мы просто не дадим ему такой возможности.
– В каком смысле?
– Во всех. Мы готовы на любой шаг, если в нем возникнет необходимость.
– Даже на убийство?
– Даже на убийство.
Анна удивленно и недоверчиво взглянула на Кина, словно ожидая, что он заберет страшные слова назад.
– Нет, ты не сделаешь этого. Не сможешь переступить через себя.
– Смогу, – спокойно возразил Кин. – Ведь смог же я…
Он не договорил, но Анна прочитала окончание фразы в его глазах:
Ведь смог же я отказаться от тебя.
Она опустила голову. Возразить на это было нечего. Как не было теперь и возможности отказаться от уготованной ей роли.
Жюль настоял на том, чтобы она даже не пыталась выдать себя за местную жительницу. Первые же произнесенные слова выдадут ее с головой. А здесь, как ни крути, порубежье, край неспокойный. Того и гляди за лазутчицу примут. Лучше уж не скрывать, что ты иноземка.
Анна поднялась с травы, отряхнула широкую юбку. Разумеется, пришельцы из будущего не сомневались в ее согласии и все приготовили заранее – и белое, расшитое незамысловатым узором платье с непривычно длинными, спадающими почти до земли рукавами, и головной платок с серебряным обручем, и янтарное ожерелье. Даже сапоги на этот раз пришлись ей впору. Все-то у них продумано и просчитано, только вот Акиплешу они раскусить все равно не смогли.
Ну да ладно, не время сейчас злорадствовать. Анна огляделась по сторонам – вроде бы все тихо-спокойно – и, не выходя из рощицы, неспешно побрела к городу. Солнце пока припекало несильно, над головой шуршали листья, с берега Волги сквозь редкие стволы берез и осин пробивался приятный, освежающий ветерок. Где-то неподалеку отсчитывала века кукушка. Такая благодать, что хоть жить здесь оставайся. Если только не вспоминать о том, что здесь произойдет меньше чем через год.
Вскоре за деревьями показался бревенчатый детинец на вершине крутого холма. Где-то здесь семьсот лет спустя будет проходить знаменитая Чкаловская лестница, но сейчас вверх вела лишь узкая извилистая тропинка. Впрочем, в крепость Анна заходить не собиралась. Если Акиплеша еще не уплыл из города на какой-нибудь торговой ладье – а Кин с Жюлем не сомневались, что он поступит именно так, но надеялись перехватить его раньше, – то искать его следует на торгу возле пристани. У него попросту нет другого выбора, как прибиться к свите богатого купца. В одиночку путешествовать по здешним краям небезопасно. И без всяких татар хватает воинственных соседей – булгары, эрзя, черемисы. Да и свои ушкуйники немногим лучше. Так что без покровителя Акиплеше никак не обойтись. И еще раз прав Жюль: проще всего ему будет представиться знахарем, травником. И показать свое искусство труда не составит, и вопросов будут меньше задавать. Знахарь – он и есть знахарь, человек не от мира сего.
Анна обогнула холм и без труда отыскала торжище. Оно мало чем отличалось от привычных вещевых рынков – те же прилавки, палатки, навесы, та же праздно шатающаяся толпа. Сам городок был невелик, но на торг, как водится, собирались крестьяне со всей округи. Анна не без труда отыскала ряды, где торговали женскими украшениями и прочей необходимой каждой красавице мелочью, и на ломаном языке, больше всего похожем на то, как говорили фашисты в фильмах про войну, начала осторожно выспрашивать: «А у кого здесь лучшие румяна? Кто может вывести с лица бородавку? А нельзя ли где-нибудь раздобыть приворотное зелье?»
Получасовые поиски привели ее к белому матерчатому навесу, под которым сидел тучный, круглолицый, наголо обритый человек в пестром халате. Конечно, так сильно Акиплеша измениться не мог, но все, с кем Анна успела переговорить на торжище, упорно отправляли ее именно к этому торговцу. Если кто-то и пригрел недавно объявившегося в городе знахаря, то только он. И Анна твердо решила для себя, что не уйдет отсюда, пока не вытянет из толстяка всю правду.
При виде богатой клиентки торговец попытался вскочить на ноги, а вернее, сделал вид, что пытается. Угодливая улыбка чуть не расколола его потное лицо пополам, и торговец запричитал, немного растягивая слова:
– Ой, здравствуй, красавица, здравствуй, бела лебедушка! Зачем пожаловала? Что твоей душеньке угодно? У меня все есть: и румяна, и белила, и жемчуга, и камни самоцветные, и парча, и бархат, и кольца, и браслеты, и косы накладные, и сладости заморские…
Анна со снисходительной усмешкой слушала его излияния и вдруг поняла, что они с торговцем в чем-то похожи: он тоже притворяется иноземцем, хотя наверняка приехал из соседнего города. С таким пройдохой можно было бы поговорить и начистоту, если бы не зеваки, то и дело проходящие мимо и прислушивающиеся к разговору. Волей-неволей приходилось продолжать игру.
– Нет, не так, перестать, – заговорила она, старательно коверкая слова. – Я хотеть другой. Я хотеть… эликсир… зелье… для любовь.
Она стыдливо прикрыла лицо кончиком платка, продолжая внимательно наблюдать за физиономией толстого торговца. А тот заулыбался еще шире и все-таки соизволил подняться с разложенных прямо на земле подушек.
– Приворотное зелье, что ли? – переспросил он.
– О, так есть, – кивнула она.
– Так это мы мигом, красавица! – чуть не запрыгал от радости толстяк. – Сейчас прикажу слуге, он приготовит. Дорогое оно, это зелье, но тебе – так уж и быть – уступлю за полцены.
Он ухватился рукой за полог, закрывающий заднюю часть навеса, и уже готов был скрыться из вида. Такой поворот Анну не устраивал. Нужно было каким-то образом выманить этого слугу наружу. И она сказала первое, что пришло в голову:
– Подождать! Не ходить! Я хотеть видеть, как делать эликсир. Есть разный человек: один честный, другой обманывать. Третий говорить: никакой приворотный зелье не есть в природа. Я хотеть знать, кто говорить правда.
Из-за полога донеслось неясное бормотание, а затем торговец вернулся обратно. Вслед за ним вышел худой, сгорбленный старик с длинной седой бородой. Он поднял голову и, прищурившись, взглянул на гостью.
Анна невольно вздрогнула: глаза у слуги были разного цвета. Один – карий, другой – ярко-голубой, почти васильковый.
– Знавал я одну княжну, на которую мое зелье точно подействовало, – произнес старик неприятным, скрипучим голосом.
Вот, значит, как. Акиплеша и не думал прятаться – сам во всем признался. От неожиданности Анна растерялась. Что теперь делать? Продолжать играть роль – глупо. Но и раскрываться нельзя: народ вокруг так и шастает.
Анна скосила глаза на проход между рядами. К навесу как раз приближался усатый стражник в короткой кольчуге и с копьем в правой руке. За левую уцепилась невысокая молодая женщина в домотканом платье и лаптях. Разглядеть ее лицо никак не получалось: она ежесекундно поворачивала голову в сторону спутника и без умолку что-то ему тараторила. Тот слушал с недоверчивой улыбкой, но не перебивал и не пытался высвободиться.
Вдруг женщина остановилась, отпустила руку стражника и завопила, тыча пальцем в сторону Анны.
– Вот она, ведьма! Держите ее!
Анна еще не поняла, что происходит, но уже не сомневалась, что дело плохо. Она помнила про кнопку возвращения, укрепленную у нее за ухом. Но исчезать на виду у всех, так и не поговорив с Акиплешей!
– Что есть ведма? – произнесла она, поворачиваясь к стражнику. – Что говорить этот женщина?
Она рассчитывала потянуть время и все-таки придумать какой-нибудь выход. Но получилось только хуже.
– Она это, истинный крест, она! – еще громче завизжала женщина, а вокруг уже начал собираться народ. – Я как раз в лесу ягоды собирала, вдруг вижу: стоит. А только что никого поблизости не было. Не иначе – с метлы спрыгнула. Но я виду не подала, а потихоньку кралась за ней до самого торжища. И слышала все, что она говорила: все про зелья какие-то выпытывала. Отравить она нас хочет – вот в чем дело! И говорит не по-нашему, а во всем посаде нынче ни одного иноземного гостя не сыщется. Ведьма, как есть ведьма!
Тут нервы Анны не выдержали, она оглядела волнующуюся толпу, а затем метнулась за полог, едва не сбив по дороге толстого торговца. Проскочила заднюю часть навеса, оказавшуюся чем-то вроде склада. Мешки, свертки и корзины разлетались у нее из-под ног. Выскочив в соседний ряд, Анна поняла, что не успеет смешаться с толпой, и с ходу рванула в узкий просвет между двумя палатками. За ними торжище заканчивалось, но от этого было ничуть не легче. Ровная поляна тянулась чуть ли не до самой воды, и нигде не росло ни единого кустика. Только старый покосившийся сарай с болтающейся на одной петле дверью. Раздумывать было некогда, и Анна помчалась к нему, успев заскочить внутрь как раз в тот момент, когда из-за палаток показались преследователи.
Она добежала до конца сарая и уткнулась в глухую стену. Сарай оказался абсолютно пустым, спрятаться здесь было негде. Сквозь дырявую крышу пробивались солнечные лучи, освещая даже самые укромные углы. Оставалось одно – возвращаться назад.
Она сделала два быстрых шага и вдруг ударилась об какую-то не замеченную в полумраке преграду. Повернула в другую сторону и снова наткнулась на невидимое препятствие. В буквальном смысле невидимое. Хуже того – Анна перестала различать стены сарая, дырявую крышу и приоткрытую дверь. Вокруг был только непроглядный серый туман. Она вытянула вперед руку и коснулась чего-то мягкого, но прочного, напоминающего на ощупь хорошо надутый воздухом матрас для плавания. И, судя по всему, она находилась не снаружи, а внутри этого матраса.
Теряя голову от ужаса, Анна со всей силы надавила на кнопку за ухом. Потом еще раз, и еще. Ничего не изменилось.
– Ну, здрава буди, княжна! – произнес он тем же скрипучим голосом. – Вот уж не чаял снова свидеться.
– Аки… Акинфий, – выдавила она из себя.
– Да чего уж там, – хихикнул старик. – Прозывай меня как прежде – Акиплешей.
Но Анне сейчас было не до шуток.
– Значит, это ты поймал меня?
– Я сделал так, чтобы тебя не словили другие. Да и мне так сподручней будет с тобой словом перемолвиться.
– Но как ты это сделал?
Акиплеша покачал взъерошенной головой.
– Не гневайся, княжна, но ты не уразумеешь. Этого пока никто, опричь меня, не разумеет. Поведай-ка лучше, что они мне передать велели.
– Кто «они»? – притворно удивилась Анна и неожиданно поняла, что Акиплеша тоже притворяется, старается говорить, как раб боярина Романа, с которым она когда-то давно познакомилась. Двадцать один год назад. Или семьсот с лишним? Да какая разница?
– Полно, княжна! – махнул рукой Акиплеша, и по этому движению она поняла, что и стариком он тоже прикидывается. А на самом деле сил и здоровья в нем куда больше, чем прежде. А ведь и тогда он в одиночку сумел одолеть боярина. А сейчас, наверное, и от десятка стражников отбился бы. Но предпочел поступить иначе. – Не так уж трудно домыслить, кто тебя сюда послал. Что они хотят?
– Они хотят, чтобы ты вернулся.
– Нет, я не вернусь.
Акиплеша гордо выпрямился и теперь доставал макушкой до плеча Анны.
– Почему? Тебе у них не понравилось?
– Эх, кабы так! – вздохнул беглый чародей. – Нет, хорошо там у них, благостно. И глазу отрадно, и сердцу любо, и голове есть чем себя занять. Это такое сладкое искушение – позабыть обо всем минувшем и наслаждаться жизнью! Только совести все одно было неуютно. Я-то там блаженствовал, а здесь люди мучились. Живые люди, хотя для Кина твоего они уже умерли полторы тысячи лет назад. А для Жюля – и подавно. Но ты-то, княжна, должна понять, каково это – разрываться между мирами.
Анна не стала отвечать. Он ведь и не спрашивал на самом деле.
– Пока не было выбора, я еще как-то терпел, – продолжал исповедь Акиплеша. – А потом, когда уже понял, как вернуться, каждый день в адову муку превратился. Не выдержал я, княжна. И ни секунды об этом не жалею.
Он замолчал, задумчиво глядя в серый туман.
– И что ты теперь будешь делать?
– Жить буду, что ж мне еще остается, – невесело усмехнулся чародей. – И по мере сил помогать жить другим.
– Но ведь они же… – вырвалось у нее.
– Ну-ну, договаривай, раз уж начала, – жестко прищурился Акиплеша.
– Они сказали, что убьют тебя, если ты начнешь вмешиваться в ход истории, – не стала изворачиваться Анна.
– Вот оно как, – пробормотал чародей после долгого молчания. Потом вскинул голову и самодовольно усмехнулся. – Не беда, руки у них коротки. Не дотянутся.
Он обошел вокруг Анны раз, другой, развернулся и зашагал по тому же маршруту в другую сторону.
– Ну, добро, – заговорил он наконец. – Раз уж такое дело, раз уж история им дороже живых людей, то и быть по сему. Жалко мне их, неразумных, невдомек им, что один человек ничего изменить не в силах. Но пусть не тревожатся – я и пытаться не буду. Придумаю что-нибудь другое.
Улыбка у Акиплеши получилась грустной, но вовсе не такой безнадежной, как слова.
– Ой, лукавишь ты, чародей, – ответила на его улыбку Анна. – Ты ведь уже что-то придумал, да? Признавайся.
– Придумал, – кивнул он. – Только не выпытывай, что именно. Сама скоро догадаешься. Но это дело будущее, или прошлое – как посмотреть. А сейчас тебе возвращаться нужно. Заждались поди.
Акиплеша снова хихикнул, но теперь смех его уже не казался Анне неприятным.
– На вот, передай Жюлю, – чародей протянул ей крохотную сверкающую бусинку. – Он будет доволен. А теперь прощай, добрая душа! Пусть и тебе счастье в жизни улыбнется.
Анна хотела что-то ответить, о чем-то еще спросить, но Акиплеши рядом уже не было. А сама она стояла посреди убогого сарайчика с прогнившей крышей. И кнопка возвращения на этот раз сработала исправно.
Анна не удивилась, застав в номере его одного. И не стала ничего выяснять. И так понятно. Она сделала свое дело, и теперь мавр может уйти.
– Уверена. Да ты сам подумай. Хорошенько подумай. Акиплеша изучал временной барьер, так? И сам умеет выставлять барьер – извини, я не разобралась, какой природы. Но невидимый глазу барьер. Далеко уходить из Нижнего он явно не собирается. А меньше чем через год на Русь нападут монголы.
Она остановилась, подождала немного, безнадежно вздохнула.
– Ну, соображай же! Неподалеку от Нижнего Новгорода, монголы, невидимый барьер…
– Китеж! – потрясенно пробормотал Жюль. – Значит, он действительно не будет изменять реальность! Наоборот, превратит в реальность легенду. Ай да Акинфий! Ай да сукин сын!
Он еще что-то говорил, но Анна уже не слушала. Думала о своем.
Вот все и закончилось. Опять, и теперь уже навсегда. Все остались довольны. А она сама? Трудно ответить честно. И еще трудней согласиться с таким ответом. Но что еще можно сделать, кроме как согласиться? Лишь надеяться, что когда-нибудь ей действительно улыбнется счастье, как обещал Акиплеша.
Стоп! Не все довольны. Он еще просил передать Жюлю бусинку.
Анна подошла к физику, взяла его за руку и положила шарик в раскрытую ладонь.
– Это тебе, – объяснила она. – От него. На память.
И отошла. Не стоит омрачать человеку радость своим кислым видом. А она уж как-нибудь перетерпит. На балкончике. Том самом…
Пострадать в одиночестве Анне, однако, не дали. Через минуту на балкон ворвался сияющий Жюль, ухватил ее за плечи, затряс, словно грушу, и заорал так, что наверняка переполошил всю гостиницу:
– Знаешь, что ты мне принесла? Это же выкладки Акинфия по новому способу прыжков во времени! Я еще не проверял, но похоже, что для них потребуется на три, на четыре порядка меньше энергии. Понимаешь, что это значит?
Анне не хотелось ничего понимать, но из вежливости она все-таки задала ожидаемый вопрос. Как только Жюль перестал ее трясти.
– И что же это значит?
– Это значит, что скоро люди смогут путешествовать во времени, когда только ни захотят. На экскурсию, в командировку или просто в гости. Навестить родственников, например.
– Разве это кому-нибудь нужно? – не удержалась от горькой реплики Анна.
– А это уж вы с Кином сами решайте, нужно или нет, – ответил Жюль, на мгновение замер и вдруг захохотал. Сочно, неудержимо, взахлеб.
– Ну я и осел! – с трудом проговорил он, справившись с очередным приступом. – Забыл! Надо же – забыл! Мы так перепугались, когда ты исчезла с экрана. Кин вообще голову потерял. Хотел немедленно отправиться за тобой, спасать тебя. Я попробовал его отговорить, мол, мы даже не знаем, где ты, не знаем, куда его отправлять. Но Кин и слышать ничего не хотел, пытался меня оттолкнуть и сам сесть за приборы. А у меня тоже нервы не железные. В общем, пришлось легонечко приложить его по затылку, оттащить в ванную и там запереть от греха подальше. А потом ты вернулась, и я про него забыл, представляешь?
Анна даже если б очень хотела, все равно не смогла бы ничего ответить. А Жюль стремглав кинулся к ванной, протянул руку к щеколде, но в последний момент передумал:
– Слушай, может, ты сама его освободишь? А я, пожалуй, пойду пока прогуляюсь. А то мало ли что! Он же здоровенный, черт! Никогда бы не подумал, что в нем столько силы.
Он потер ушибленный в схватке с другом локоть и снова рассмеялся. На этот раз – беззвучно, одними лишь отчаянными, гусарскими глазами.
Часть третья
Олег Пелипейченко. Тайна очередной планеты
Ранним июльским утром Алиса и Громозека стояли возле вишневого дерева и лакомились спелыми ягодами. Кроме них, на биостанции никого не было – недавно в созвездии Льва открыли потрясающую курортную планету, и уставшие от срочных дел ученые всей Галактики немедленно взяли отпуск и улетели туда отдыхать. Вообще-то экипаж «Пегаса» и сам, может, был бы не прочь посетить модный курорт, но дело в том, что именно он и открыл эту планету. Полосков, Зеленый и Селезневы целых две недели загорали, купались и дышали целебным морским воздухом. В конце концов, все настолько устали отдыхать, что ужасно обрадовались, когда к ним прилетел Громозека. Ему срочно понадобился помощник для проверки его новой гипотезы о том, что на самом деле развалины Паленке в Мексике – это остатки спортивного комплекса древних инопланетян. Разумеется, Алиса тут же убедила доверчивого археолога, что лучше нее с этим не справится никто.
Сейчас Алиса и Громозека ждали очередного звонка Аркаши Сапожкова, который никак не мог уговорить родителей бросить все и срочно умчаться с курорта в Москву. Он позвонил Алисе на личный браслет и попросил ее хотя бы пару дней присмотреть за балазанией с планеты Барвикс. Алиса согласилась и вскоре пожалела об этом: Сапожков теперь звонил не переставая и подолгу выпытывал малейшие подробности о здоровье своей подопечной. Последний раз сигнал браслета разбудил девочку в два часа ночи; уставшая после перелета Алиса очень рассердилась и отругала беспокойного одноклассника. Только после этого Аркаша немного угомонился.
Громозека для вида немножко поогорчался непредвиденной задержке, но в душе был даже рад: он давно мечтал побывать на Алисиной биостанции, да все как-то не получалось.
– Громозека, – сказала Алиса, решительно выстрелив косточкой прямо в ковш роботу-уборщику, – ты всегда говорил, что обещания надо выполнять.
– Правильно, – кивнул археолог и разгрыз очередную косточку. Он считал, что вишни – это на самом деле такие орешки с толстой и мягкой скорлупой, и Алисе никак не удавалось его разубедить. Впрочем, она не особо и старалась, потому что вся мякоть доставалась ей.
– Когда мы возвращались из системы Единорога, ты обещал рассказать о великой загадке чумарозцев, – напомнила ему Алиса. – Взамен того что я не буду проситься на раскопки трех пиратских планет в Сером облаке. Я честно не просилась, меня комиссар сам привлек в качестве специалиста по пиратам, так что условие соблюдено. Я слушаю.
У Громозеки из ноздрей пошел желтый дым – это означало, что он очень расстроен.
– Это нечестно с твоей стороны – ловить меня на слове, – пожаловался он. Видно было, что Громозеке до смерти не хочется рассказывать. – Я всего лишь хотел оградить тебя от опасностей Серого облака, поэтому и пообещал невыполнимое. Как друг ты должна благородно отказаться от своих требований.
– Я тебе, конечно, друг, но отказываться не буду, – сказала бессердечная Алиса. – Ты всегда говорил, что за свои слова надо отвечать. И выполнить это обещание тебе вполне по силам, так что и не пытайся меня взять на жалость.
Громозека укоризненно глянул на Алису, покачал головой и глубоко вздохнул. Спелые вишни градом посыпались с ветки, за которую он держался.
– Всем известно, что чумарозцы – милый и дружелюбный народ, – начал он, дощелкав очередную горсть косточек. – Ко всем разумным существам мы относимся очень хорошо. И некоторые слишком разумные существа этим бессовестно пользуются, – добавил он, строго поглядев на Алису. Девочка с трудом сдержала улыбку. Громозека это заметил и нахмурился. – Нет, все-таки поклянись, что никому никогда не расскажешь ни словечка из того, что услышишь. Если из-за меня эта тайна выплывет наружу, то соотечественники будут очень рассержены и мне придется застрелиться лазерной лопаткой для раскопок.
И вот теперь, когда его перестали ждать, Кин вернулся. Почти не изменившийся, по-прежнему серьезный, деловитый, немного уставший. Анна боялась даже подумать о том, какой она видится ему. И, конечно же, не могла не думать об этом. Злилась на себя саму, а потом на него, и снова на себя.
Они стояли на балконе и смотрели друг на друга. Нет, они не молчали, а разговаривали без слов, одними глазами:
Почему ты тогда не взял меня с собой?
Ты же сама понимаешь, что это невозможно.
Понимаю. Но почему ты не попытался сделать невозможное? Почему не вернулся за мной? Почему забыл все, что между нами было?
Но ведь ничего такого и не было.
Было другое. Более важное. Почему ты не понял, что это важно?
Он не выдержал ее укоризненного взгляда и отвел глаза. Всего на одно мгновение. А затем снова попытался оправдаться:
Но ведь я же все-таки вернулся.
Потому что я вам понадобилась.
Не только поэтому. В конце концов, вы с Жюлем справились бы и без меня.
Но ты быстрее уговоришь меня помочь вам. Вы же всегда торопитесь.
Он обреченно вздохнул, признавая поражение:
Да, мы опять торопимся.
Анне вдруг стало жаль Кина, и она ухватилась за возможность переменить тему. И заговорить, наконец, вслух:
– А что будет, если Акиплеша откажется вернуться?
Кин покачал коротко стриженной головой.
– Не откажется. Он же прекрасно понимает, что мы не оставим его в покое.
– Почему?
– Он слишком многому у нас научился. И не сможет не применять новые знания. Тем более в такой момент, на сломе эпох?
– А что за момент? – удивилась Анна.
За всеми своими переживаниями она не успела об этом подумать.
– У них там сейчас 1237 год. Понимаешь, что это значит? Батый уже идет на Русь. Акинфий не сможет остаться в стороне. И что бы он ни сделал, это изменит ход истории.
– И что тогда?
– Ничего. Мы просто не дадим ему такой возможности.
– В каком смысле?
– Во всех. Мы готовы на любой шаг, если в нем возникнет необходимость.
– Даже на убийство?
– Даже на убийство.
Анна удивленно и недоверчиво взглянула на Кина, словно ожидая, что он заберет страшные слова назад.
– Нет, ты не сделаешь этого. Не сможешь переступить через себя.
– Смогу, – спокойно возразил Кин. – Ведь смог же я…
Он не договорил, но Анна прочитала окончание фразы в его глазах:
Ведь смог же я отказаться от тебя.
Она опустила голову. Возразить на это было нечего. Как не было теперь и возможности отказаться от уготованной ей роли.
3
Для «высадки» Жюль с Кином выбрали рощицу километрах в двух от города. Место укромное, неприметное, и далеко идти не нужно. Опыт двадцатилетней давности ничем не помог, Анна не устояла на ногах, ушибла колено и едва удержалась от выражений, не подобающих супруге почтенного варяжского купца.Жюль настоял на том, чтобы она даже не пыталась выдать себя за местную жительницу. Первые же произнесенные слова выдадут ее с головой. А здесь, как ни крути, порубежье, край неспокойный. Того и гляди за лазутчицу примут. Лучше уж не скрывать, что ты иноземка.
Анна поднялась с травы, отряхнула широкую юбку. Разумеется, пришельцы из будущего не сомневались в ее согласии и все приготовили заранее – и белое, расшитое незамысловатым узором платье с непривычно длинными, спадающими почти до земли рукавами, и головной платок с серебряным обручем, и янтарное ожерелье. Даже сапоги на этот раз пришлись ей впору. Все-то у них продумано и просчитано, только вот Акиплешу они раскусить все равно не смогли.
Ну да ладно, не время сейчас злорадствовать. Анна огляделась по сторонам – вроде бы все тихо-спокойно – и, не выходя из рощицы, неспешно побрела к городу. Солнце пока припекало несильно, над головой шуршали листья, с берега Волги сквозь редкие стволы берез и осин пробивался приятный, освежающий ветерок. Где-то неподалеку отсчитывала века кукушка. Такая благодать, что хоть жить здесь оставайся. Если только не вспоминать о том, что здесь произойдет меньше чем через год.
Вскоре за деревьями показался бревенчатый детинец на вершине крутого холма. Где-то здесь семьсот лет спустя будет проходить знаменитая Чкаловская лестница, но сейчас вверх вела лишь узкая извилистая тропинка. Впрочем, в крепость Анна заходить не собиралась. Если Акиплеша еще не уплыл из города на какой-нибудь торговой ладье – а Кин с Жюлем не сомневались, что он поступит именно так, но надеялись перехватить его раньше, – то искать его следует на торгу возле пристани. У него попросту нет другого выбора, как прибиться к свите богатого купца. В одиночку путешествовать по здешним краям небезопасно. И без всяких татар хватает воинственных соседей – булгары, эрзя, черемисы. Да и свои ушкуйники немногим лучше. Так что без покровителя Акиплеше никак не обойтись. И еще раз прав Жюль: проще всего ему будет представиться знахарем, травником. И показать свое искусство труда не составит, и вопросов будут меньше задавать. Знахарь – он и есть знахарь, человек не от мира сего.
Анна обогнула холм и без труда отыскала торжище. Оно мало чем отличалось от привычных вещевых рынков – те же прилавки, палатки, навесы, та же праздно шатающаяся толпа. Сам городок был невелик, но на торг, как водится, собирались крестьяне со всей округи. Анна не без труда отыскала ряды, где торговали женскими украшениями и прочей необходимой каждой красавице мелочью, и на ломаном языке, больше всего похожем на то, как говорили фашисты в фильмах про войну, начала осторожно выспрашивать: «А у кого здесь лучшие румяна? Кто может вывести с лица бородавку? А нельзя ли где-нибудь раздобыть приворотное зелье?»
Получасовые поиски привели ее к белому матерчатому навесу, под которым сидел тучный, круглолицый, наголо обритый человек в пестром халате. Конечно, так сильно Акиплеша измениться не мог, но все, с кем Анна успела переговорить на торжище, упорно отправляли ее именно к этому торговцу. Если кто-то и пригрел недавно объявившегося в городе знахаря, то только он. И Анна твердо решила для себя, что не уйдет отсюда, пока не вытянет из толстяка всю правду.
При виде богатой клиентки торговец попытался вскочить на ноги, а вернее, сделал вид, что пытается. Угодливая улыбка чуть не расколола его потное лицо пополам, и торговец запричитал, немного растягивая слова:
– Ой, здравствуй, красавица, здравствуй, бела лебедушка! Зачем пожаловала? Что твоей душеньке угодно? У меня все есть: и румяна, и белила, и жемчуга, и камни самоцветные, и парча, и бархат, и кольца, и браслеты, и косы накладные, и сладости заморские…
Анна со снисходительной усмешкой слушала его излияния и вдруг поняла, что они с торговцем в чем-то похожи: он тоже притворяется иноземцем, хотя наверняка приехал из соседнего города. С таким пройдохой можно было бы поговорить и начистоту, если бы не зеваки, то и дело проходящие мимо и прислушивающиеся к разговору. Волей-неволей приходилось продолжать игру.
– Нет, не так, перестать, – заговорила она, старательно коверкая слова. – Я хотеть другой. Я хотеть… эликсир… зелье… для любовь.
Она стыдливо прикрыла лицо кончиком платка, продолжая внимательно наблюдать за физиономией толстого торговца. А тот заулыбался еще шире и все-таки соизволил подняться с разложенных прямо на земле подушек.
– Приворотное зелье, что ли? – переспросил он.
– О, так есть, – кивнула она.
– Так это мы мигом, красавица! – чуть не запрыгал от радости толстяк. – Сейчас прикажу слуге, он приготовит. Дорогое оно, это зелье, но тебе – так уж и быть – уступлю за полцены.
Он ухватился рукой за полог, закрывающий заднюю часть навеса, и уже готов был скрыться из вида. Такой поворот Анну не устраивал. Нужно было каким-то образом выманить этого слугу наружу. И она сказала первое, что пришло в голову:
– Подождать! Не ходить! Я хотеть видеть, как делать эликсир. Есть разный человек: один честный, другой обманывать. Третий говорить: никакой приворотный зелье не есть в природа. Я хотеть знать, кто говорить правда.
Из-за полога донеслось неясное бормотание, а затем торговец вернулся обратно. Вслед за ним вышел худой, сгорбленный старик с длинной седой бородой. Он поднял голову и, прищурившись, взглянул на гостью.
Анна невольно вздрогнула: глаза у слуги были разного цвета. Один – карий, другой – ярко-голубой, почти васильковый.
– Знавал я одну княжну, на которую мое зелье точно подействовало, – произнес старик неприятным, скрипучим голосом.
Вот, значит, как. Акиплеша и не думал прятаться – сам во всем признался. От неожиданности Анна растерялась. Что теперь делать? Продолжать играть роль – глупо. Но и раскрываться нельзя: народ вокруг так и шастает.
Анна скосила глаза на проход между рядами. К навесу как раз приближался усатый стражник в короткой кольчуге и с копьем в правой руке. За левую уцепилась невысокая молодая женщина в домотканом платье и лаптях. Разглядеть ее лицо никак не получалось: она ежесекундно поворачивала голову в сторону спутника и без умолку что-то ему тараторила. Тот слушал с недоверчивой улыбкой, но не перебивал и не пытался высвободиться.
Вдруг женщина остановилась, отпустила руку стражника и завопила, тыча пальцем в сторону Анны.
– Вот она, ведьма! Держите ее!
Анна еще не поняла, что происходит, но уже не сомневалась, что дело плохо. Она помнила про кнопку возвращения, укрепленную у нее за ухом. Но исчезать на виду у всех, так и не поговорив с Акиплешей!
– Что есть ведма? – произнесла она, поворачиваясь к стражнику. – Что говорить этот женщина?
Она рассчитывала потянуть время и все-таки придумать какой-нибудь выход. Но получилось только хуже.
– Она это, истинный крест, она! – еще громче завизжала женщина, а вокруг уже начал собираться народ. – Я как раз в лесу ягоды собирала, вдруг вижу: стоит. А только что никого поблизости не было. Не иначе – с метлы спрыгнула. Но я виду не подала, а потихоньку кралась за ней до самого торжища. И слышала все, что она говорила: все про зелья какие-то выпытывала. Отравить она нас хочет – вот в чем дело! И говорит не по-нашему, а во всем посаде нынче ни одного иноземного гостя не сыщется. Ведьма, как есть ведьма!
Тут нервы Анны не выдержали, она оглядела волнующуюся толпу, а затем метнулась за полог, едва не сбив по дороге толстого торговца. Проскочила заднюю часть навеса, оказавшуюся чем-то вроде склада. Мешки, свертки и корзины разлетались у нее из-под ног. Выскочив в соседний ряд, Анна поняла, что не успеет смешаться с толпой, и с ходу рванула в узкий просвет между двумя палатками. За ними торжище заканчивалось, но от этого было ничуть не легче. Ровная поляна тянулась чуть ли не до самой воды, и нигде не росло ни единого кустика. Только старый покосившийся сарай с болтающейся на одной петле дверью. Раздумывать было некогда, и Анна помчалась к нему, успев заскочить внутрь как раз в тот момент, когда из-за палаток показались преследователи.
Она добежала до конца сарая и уткнулась в глухую стену. Сарай оказался абсолютно пустым, спрятаться здесь было негде. Сквозь дырявую крышу пробивались солнечные лучи, освещая даже самые укромные углы. Оставалось одно – возвращаться назад.
Она сделала два быстрых шага и вдруг ударилась об какую-то не замеченную в полумраке преграду. Повернула в другую сторону и снова наткнулась на невидимое препятствие. В буквальном смысле невидимое. Хуже того – Анна перестала различать стены сарая, дырявую крышу и приоткрытую дверь. Вокруг был только непроглядный серый туман. Она вытянула вперед руку и коснулась чего-то мягкого, но прочного, напоминающего на ощупь хорошо надутый воздухом матрас для плавания. И, судя по всему, она находилась не снаружи, а внутри этого матраса.
Теряя голову от ужаса, Анна со всей силы надавила на кнопку за ухом. Потом еще раз, и еще. Ничего не изменилось.
4
Анна не знала, сколько времени провела в мучительной неизвестности и неподвижности. Скорее всего, немного, но теперь она начала понимать смысл нелепой фразы про минуту, показавшуюся вечностью. Потом серый туман справа от нее засверкал серебряными искрами, и через мгновение рядом с ней появился давешний бородатый старик.– Ну, здрава буди, княжна! – произнес он тем же скрипучим голосом. – Вот уж не чаял снова свидеться.
– Аки… Акинфий, – выдавила она из себя.
– Да чего уж там, – хихикнул старик. – Прозывай меня как прежде – Акиплешей.
Но Анне сейчас было не до шуток.
– Значит, это ты поймал меня?
– Я сделал так, чтобы тебя не словили другие. Да и мне так сподручней будет с тобой словом перемолвиться.
– Но как ты это сделал?
Акиплеша покачал взъерошенной головой.
– Не гневайся, княжна, но ты не уразумеешь. Этого пока никто, опричь меня, не разумеет. Поведай-ка лучше, что они мне передать велели.
– Кто «они»? – притворно удивилась Анна и неожиданно поняла, что Акиплеша тоже притворяется, старается говорить, как раб боярина Романа, с которым она когда-то давно познакомилась. Двадцать один год назад. Или семьсот с лишним? Да какая разница?
– Полно, княжна! – махнул рукой Акиплеша, и по этому движению она поняла, что и стариком он тоже прикидывается. А на самом деле сил и здоровья в нем куда больше, чем прежде. А ведь и тогда он в одиночку сумел одолеть боярина. А сейчас, наверное, и от десятка стражников отбился бы. Но предпочел поступить иначе. – Не так уж трудно домыслить, кто тебя сюда послал. Что они хотят?
– Они хотят, чтобы ты вернулся.
– Нет, я не вернусь.
Акиплеша гордо выпрямился и теперь доставал макушкой до плеча Анны.
– Почему? Тебе у них не понравилось?
– Эх, кабы так! – вздохнул беглый чародей. – Нет, хорошо там у них, благостно. И глазу отрадно, и сердцу любо, и голове есть чем себя занять. Это такое сладкое искушение – позабыть обо всем минувшем и наслаждаться жизнью! Только совести все одно было неуютно. Я-то там блаженствовал, а здесь люди мучились. Живые люди, хотя для Кина твоего они уже умерли полторы тысячи лет назад. А для Жюля – и подавно. Но ты-то, княжна, должна понять, каково это – разрываться между мирами.
Анна не стала отвечать. Он ведь и не спрашивал на самом деле.
– Пока не было выбора, я еще как-то терпел, – продолжал исповедь Акиплеша. – А потом, когда уже понял, как вернуться, каждый день в адову муку превратился. Не выдержал я, княжна. И ни секунды об этом не жалею.
Он замолчал, задумчиво глядя в серый туман.
– И что ты теперь будешь делать?
– Жить буду, что ж мне еще остается, – невесело усмехнулся чародей. – И по мере сил помогать жить другим.
– Но ведь они же… – вырвалось у нее.
– Ну-ну, договаривай, раз уж начала, – жестко прищурился Акиплеша.
– Они сказали, что убьют тебя, если ты начнешь вмешиваться в ход истории, – не стала изворачиваться Анна.
– Вот оно как, – пробормотал чародей после долгого молчания. Потом вскинул голову и самодовольно усмехнулся. – Не беда, руки у них коротки. Не дотянутся.
Он обошел вокруг Анны раз, другой, развернулся и зашагал по тому же маршруту в другую сторону.
– Ну, добро, – заговорил он наконец. – Раз уж такое дело, раз уж история им дороже живых людей, то и быть по сему. Жалко мне их, неразумных, невдомек им, что один человек ничего изменить не в силах. Но пусть не тревожатся – я и пытаться не буду. Придумаю что-нибудь другое.
Улыбка у Акиплеши получилась грустной, но вовсе не такой безнадежной, как слова.
– Ой, лукавишь ты, чародей, – ответила на его улыбку Анна. – Ты ведь уже что-то придумал, да? Признавайся.
– Придумал, – кивнул он. – Только не выпытывай, что именно. Сама скоро догадаешься. Но это дело будущее, или прошлое – как посмотреть. А сейчас тебе возвращаться нужно. Заждались поди.
Акиплеша снова хихикнул, но теперь смех его уже не казался Анне неприятным.
– На вот, передай Жюлю, – чародей протянул ей крохотную сверкающую бусинку. – Он будет доволен. А теперь прощай, добрая душа! Пусть и тебе счастье в жизни улыбнется.
Анна хотела что-то ответить, о чем-то еще спросить, но Акиплеши рядом уже не было. А сама она стояла посреди убогого сарайчика с прогнившей крышей. И кнопка возвращения на этот раз сработала исправно.
5
– Ты уверена, что он не попытается ничего изменить? – еще раз переспросил Жюль.Анна не удивилась, застав в номере его одного. И не стала ничего выяснять. И так понятно. Она сделала свое дело, и теперь мавр может уйти.
– Уверена. Да ты сам подумай. Хорошенько подумай. Акиплеша изучал временной барьер, так? И сам умеет выставлять барьер – извини, я не разобралась, какой природы. Но невидимый глазу барьер. Далеко уходить из Нижнего он явно не собирается. А меньше чем через год на Русь нападут монголы.
Она остановилась, подождала немного, безнадежно вздохнула.
– Ну, соображай же! Неподалеку от Нижнего Новгорода, монголы, невидимый барьер…
– Китеж! – потрясенно пробормотал Жюль. – Значит, он действительно не будет изменять реальность! Наоборот, превратит в реальность легенду. Ай да Акинфий! Ай да сукин сын!
Он еще что-то говорил, но Анна уже не слушала. Думала о своем.
Вот все и закончилось. Опять, и теперь уже навсегда. Все остались довольны. А она сама? Трудно ответить честно. И еще трудней согласиться с таким ответом. Но что еще можно сделать, кроме как согласиться? Лишь надеяться, что когда-нибудь ей действительно улыбнется счастье, как обещал Акиплеша.
Стоп! Не все довольны. Он еще просил передать Жюлю бусинку.
Анна подошла к физику, взяла его за руку и положила шарик в раскрытую ладонь.
– Это тебе, – объяснила она. – От него. На память.
И отошла. Не стоит омрачать человеку радость своим кислым видом. А она уж как-нибудь перетерпит. На балкончике. Том самом…
Пострадать в одиночестве Анне, однако, не дали. Через минуту на балкон ворвался сияющий Жюль, ухватил ее за плечи, затряс, словно грушу, и заорал так, что наверняка переполошил всю гостиницу:
– Знаешь, что ты мне принесла? Это же выкладки Акинфия по новому способу прыжков во времени! Я еще не проверял, но похоже, что для них потребуется на три, на четыре порядка меньше энергии. Понимаешь, что это значит?
Анне не хотелось ничего понимать, но из вежливости она все-таки задала ожидаемый вопрос. Как только Жюль перестал ее трясти.
– И что же это значит?
– Это значит, что скоро люди смогут путешествовать во времени, когда только ни захотят. На экскурсию, в командировку или просто в гости. Навестить родственников, например.
– Разве это кому-нибудь нужно? – не удержалась от горькой реплики Анна.
– А это уж вы с Кином сами решайте, нужно или нет, – ответил Жюль, на мгновение замер и вдруг захохотал. Сочно, неудержимо, взахлеб.
– Ну я и осел! – с трудом проговорил он, справившись с очередным приступом. – Забыл! Надо же – забыл! Мы так перепугались, когда ты исчезла с экрана. Кин вообще голову потерял. Хотел немедленно отправиться за тобой, спасать тебя. Я попробовал его отговорить, мол, мы даже не знаем, где ты, не знаем, куда его отправлять. Но Кин и слышать ничего не хотел, пытался меня оттолкнуть и сам сесть за приборы. А у меня тоже нервы не железные. В общем, пришлось легонечко приложить его по затылку, оттащить в ванную и там запереть от греха подальше. А потом ты вернулась, и я про него забыл, представляешь?
Анна даже если б очень хотела, все равно не смогла бы ничего ответить. А Жюль стремглав кинулся к ванной, протянул руку к щеколде, но в последний момент передумал:
– Слушай, может, ты сама его освободишь? А я, пожалуй, пойду пока прогуляюсь. А то мало ли что! Он же здоровенный, черт! Никогда бы не подумал, что в нем столько силы.
Он потер ушибленный в схватке с другом локоть и снова рассмеялся. На этот раз – беззвучно, одними лишь отчаянными, гусарскими глазами.
Часть третья
Папа навсегда!
Олег Пелипейченко. Тайна очередной планеты
Хоть бога и нет, я остаюсь его представителем на Луне.
Кир Булычев. Белое платье Золушки
Ранним июльским утром Алиса и Громозека стояли возле вишневого дерева и лакомились спелыми ягодами. Кроме них, на биостанции никого не было – недавно в созвездии Льва открыли потрясающую курортную планету, и уставшие от срочных дел ученые всей Галактики немедленно взяли отпуск и улетели туда отдыхать. Вообще-то экипаж «Пегаса» и сам, может, был бы не прочь посетить модный курорт, но дело в том, что именно он и открыл эту планету. Полосков, Зеленый и Селезневы целых две недели загорали, купались и дышали целебным морским воздухом. В конце концов, все настолько устали отдыхать, что ужасно обрадовались, когда к ним прилетел Громозека. Ему срочно понадобился помощник для проверки его новой гипотезы о том, что на самом деле развалины Паленке в Мексике – это остатки спортивного комплекса древних инопланетян. Разумеется, Алиса тут же убедила доверчивого археолога, что лучше нее с этим не справится никто.
Сейчас Алиса и Громозека ждали очередного звонка Аркаши Сапожкова, который никак не мог уговорить родителей бросить все и срочно умчаться с курорта в Москву. Он позвонил Алисе на личный браслет и попросил ее хотя бы пару дней присмотреть за балазанией с планеты Барвикс. Алиса согласилась и вскоре пожалела об этом: Сапожков теперь звонил не переставая и подолгу выпытывал малейшие подробности о здоровье своей подопечной. Последний раз сигнал браслета разбудил девочку в два часа ночи; уставшая после перелета Алиса очень рассердилась и отругала беспокойного одноклассника. Только после этого Аркаша немного угомонился.
Громозека для вида немножко поогорчался непредвиденной задержке, но в душе был даже рад: он давно мечтал побывать на Алисиной биостанции, да все как-то не получалось.
– Громозека, – сказала Алиса, решительно выстрелив косточкой прямо в ковш роботу-уборщику, – ты всегда говорил, что обещания надо выполнять.
– Правильно, – кивнул археолог и разгрыз очередную косточку. Он считал, что вишни – это на самом деле такие орешки с толстой и мягкой скорлупой, и Алисе никак не удавалось его разубедить. Впрочем, она не особо и старалась, потому что вся мякоть доставалась ей.
– Когда мы возвращались из системы Единорога, ты обещал рассказать о великой загадке чумарозцев, – напомнила ему Алиса. – Взамен того что я не буду проситься на раскопки трех пиратских планет в Сером облаке. Я честно не просилась, меня комиссар сам привлек в качестве специалиста по пиратам, так что условие соблюдено. Я слушаю.
У Громозеки из ноздрей пошел желтый дым – это означало, что он очень расстроен.
– Это нечестно с твоей стороны – ловить меня на слове, – пожаловался он. Видно было, что Громозеке до смерти не хочется рассказывать. – Я всего лишь хотел оградить тебя от опасностей Серого облака, поэтому и пообещал невыполнимое. Как друг ты должна благородно отказаться от своих требований.
– Я тебе, конечно, друг, но отказываться не буду, – сказала бессердечная Алиса. – Ты всегда говорил, что за свои слова надо отвечать. И выполнить это обещание тебе вполне по силам, так что и не пытайся меня взять на жалость.
Громозека укоризненно глянул на Алису, покачал головой и глубоко вздохнул. Спелые вишни градом посыпались с ветки, за которую он держался.
– Всем известно, что чумарозцы – милый и дружелюбный народ, – начал он, дощелкав очередную горсть косточек. – Ко всем разумным существам мы относимся очень хорошо. И некоторые слишком разумные существа этим бессовестно пользуются, – добавил он, строго поглядев на Алису. Девочка с трудом сдержала улыбку. Громозека это заметил и нахмурился. – Нет, все-таки поклянись, что никому никогда не расскажешь ни словечка из того, что услышишь. Если из-за меня эта тайна выплывет наружу, то соотечественники будут очень рассержены и мне придется застрелиться лазерной лопаткой для раскопок.