Искушение чародея (сборник)

   © Н. Анискова, В. Аренев, Н. Батхен, Б. Богданов, К. Булычев, В. Венгловский, И. Вереснев, А. Волков, М. Гелприн, М. Гинзбург, А. Голиков, С. Звонарев, Н. Калиниченко, Н. Караванова, К. Каримова, В. Копернин, Ю. Мальт, А. Марченко, В. Марышев, С. Пальцун, Г. Панченко, О. Пелипейченко, А. Рябоконь, И. Самохина, И. Скидневская, С. Удалин, Е. Халь, И. Халь, М. Хорсун, А. Щербак-Жуков, Ю. Южная, М. Ясинская, 2013
   © Состав и оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
   Великому русскому писателю Киру Булычеву,
   виртуозному мастеру и светлому человеку,
   посвящается

 

Пролог
Андрей Рябоконь. Кир Булычев: и в шутку и всерьез
биография на основе высказываний самого писателя

   Критерием цивилизованности мира должно служить чувство юмора: здесь [на дикой планете] ничего смешного просто не бывает. Если зазеваешься, решишь посмеяться – тебя скушают.
Кир Булычев. Космический доктор

   Мало сказать, что Кир Булычев – писатель из числа самых-самых (братьев Стругацких, Станислава Лема, Айзека Азимова). Зачем кривить душой, ведь он на самом деле великий мастер слова, знаток человечества вообще и человека в частности. Книги его интересны всем, а тех, кто по каким-то причинам читать стесняется (например, плохо владеет иностранными языками вместе с родным. Помните шуточку? «Вы иностранными языками владеете?» – «Да я и по-русски не очень…»), тех притягивают, как магнит, фильмы и даже мультфильмы по его книгам и сценариям. Добрые, хорошие, чуть-чуть грустные.
   Кир Булычев – целая эпоха. Грех не познакомить читателя с тем, как все начиналось.
   Настоящее имя писателя – Игорь Всеволодович Можейко. Родился он 18 октября 1934 года вблизи Чистых прудов и при первой же возможности переехал на романтический Арбат. Школьные годы (пошутил как-то Игорь Можейко) помнил плохо, потому что был средним учеником, зато все летние каникулы глубоко запали в память. И, когда оканчивал школу, был уверен, что выучится на палеонтолога, однако волею судьбы попал на переводческий факультет Института иностранных языков. А пока учился там и ходил в турпоходы, умер Сталин, наступила новая эра и «оказалось», что за границей есть другие страны.
   В 1957 году, когда Игорь Можейко успешно покончил с высшим образованием, появилась нужда в переводчиках во всех отдаленных уголках Земли. И тогда тех выпускников, которые успели к тому времени жениться, разослали в отдаленные страны. Наш герой попал на строительство в экзотическую Бирму. (Собственно, экзотической была только Бирма, но не само строительство.) «… Оказалось, что наша страна совсем не одинока на Земле, а есть еще много государств, с которыми можно не только враждовать, но и дружить. Развелось немало свободолюбивых, трудолюбивых и прогрессивных бывших колоний, которым не мешало бы помогать… Мы строим в Бирме Технологический институт, современный отель, госпиталь в горах, в Таунджи. А Бирма дарит нам в ответ соответствующее количество риса».
   В Бирме было жарко и пыльно. И очень влажно. Скоро будущий писатель начал понимать, что ему не нравится работать переводчиком. Года через два, возвратившись домой, он узнал о существовании Института востоковедения и поступил в аспирантуру, в отдел Юго-Восточной Азии. По специальности «История Бирмы». Особенно занимало его существовавшее в долине реки Иравади в XI–XIII веках великолепнейшее государство Паган.
   Денег в аспирантуре платили, как водится, маловато, и поэтому (а также, возможно, и по другим причинам) молодой аспирант стал наведываться в журнал «Вокруг света», который в 60-е был чудесным изданием, и работали там замечательные люди. Кстати, именно здесь в 1960 году увидел свет первый очерк способного аспиранта о Бирме. Спустя пять лет в этом же чудесном журнале был опубликован рассказ Игоря Можейко «Долг гостеприимства», официально именовавшийся переводом с бирманского языка, и автором значился некто Маун Сейнджи.
   (Кстати, по словам знающих людей, Кир Булычев первой своей серьезной художественной повестью – повестью для детей – считал «Меч генерала Бандулы». Действие этой истории разворачивается в той же Бирме – Бирме середины прошлого века, то есть в почти современной Бирме.)
   В начале 1960-х Игорь Можейко, будучи уже вполне дипломированным историком-востоковедом, поработал в Ираке и западноафриканской Гане, омываемой водами Гвинейского залива.
   Будущий писатель на полтора года возвращался в Бирму, где дописывал диссертацию (которую в 1966-м успешно защитил), и к середине 60-х годов, достигнув возраста Христа, надолго пережив Лермонтова, ничего кардинального – как ему казалось – не создал. Он был увлеченным читателем фантастики, но пока не писателем. И вот в 1965 году Игорь Можейко создал первые сказочные истории о девочке Алисе из XXI века. Цель – найти пути к детской литературе, адекватной поколениям, выраставшим у экрана телевизора, а затем компьютера – была достигнута. Добавим, что и путь к детским сердцам был найден.
   А вот первое взрослое произведение появилось случайно. В журнале «Искатель» (приложение к упомянутому ранее «Вокруг света») в 1967 году случилась беда: цензура «зарезала» американский переводной рассказ. «Во мраке веков» сокрылось, что же это был за рассказ, но к нему тиражом 300 тысяч экземпляров была уже напечатана цветная (что недешево и по нынешним временам, высокотехнологичным и где-то инфляционным!) обложка. Конечно, это была катастрофа… Тогда собрались все и решили – надо написать за ночь рассказ по обложке.
   Задача совсем не простая. Посудите сами – нарисован стул, на стуле большая банка, а в ней – динозавр. Что делать? Кир Булычев провел бессонную ночь (ну, может быть, две ночи от силы), и… скоро в журнале появилась история: в одной из редакций получают телеграмму – пойман динозавр! Живьем. Начинается суматоха, на железнодорожной платформе сооружается клетка. А тем временем появляется фотокорреспондент, отправивший телеграмму. Появляется с банкой в руках. В банке – живой бронтозавр, чуть крупнее некрупной ящерицы. Нет, не вымерли допотопные динозавры! Но сильно измельчали…
   Рассказ напечатали. Трудно поверить, но факт, свидетельствующий о глубокой скромности писателя, заключается в том, что до 1982 года в институте, за исключением двух-трех друзей, никто не знал о «грехе писательства» научного сотрудника. А в 1982 году Кир Булычев получил Госпремию за сценарий к полюбившимся зрителям фильмам «Тайна третьей планеты» и «Через тернии к звездам». В газетах был предательски раскрыт псевдоним, собранный из имен членов семьи. Тайна раскрылась, и начальники, узнав истину (прошу не путать с формулой «познав истину»!..), побежали к директору института требовать «принятия мер». К счастью, у директора имелось достаточно развитое чувство юмора (и чувство совести, и, наверное, множество иных очень хороших качеств), поэтому он произнес историческую фразу: «План выполняет? Выполняет. Вот пусть выполняет его и дальше». С тех пор Кир Булычев продолжал выполнять план и создавать чудесные книги.
   Кстати, кроме фильмов «Через тернии к звездам» и «Комета», были – в сотрудничестве с режиссерами Ричардом Викторовым и Романом Кочановым – созданы замечательные мультфильмы (любимые не только детьми, но и взрослыми, которые есть, по секрету, не что иное как выросшие дети) «Два билета в Индию» и «Тайна третьей планеты». Позже писателю удалось поработать с такими хорошими режиссерами, как Г. Данелия, П. Арсенов, Ю. Мороз, В. Тарасов и другими. Всего были написаны сценарии к двадцати фильмам, включая короткометражки. Но в последние годы Кир Булычев отошел от кино – то ли темп жизни так изменился, то ли фильмы стали сниматься иные…
   Вот мы и возвращаемся к прозе. От прозы жизни – к просто хорошей прозе. Вскоре после фантастических рассказов был написан и роман «Последняя война», в котором появился первый относительно постоянный герой, что автор позволял себе крайне редко. Предыстория такова: в 1967 году журнал «Вокруг света» отправил писателя в «круиз» по весьма прохладному Северо-морскому пути на сухогрузе «Сегежа». В Карском море корабль сломал винт и, выбившись из графика и всех сроков, притащился к Диксону, где и застрял весьма надолго. Рейс был внутренний, спокойный. Работники спецслужб (например, КГБ и т. д.) в подобных «круизах» не доставали. Кир Булычев делил каюту, предназначенную для какой-то важной персоны, с художником, командированным в Арктику, чтобы запечатлеть доблестный труд советских моряков, и оказавшимся человеком скучным. Иные моряки были чудесными ребятами, но уж очень пьющими, порой чрезмерно – и по поводу холодов, и по поводу сломанного винта. Булычев подружился с корабельным врачом Славой Павлышем. Этому способствовали неспешные беседы во время исследования пустынных окрестностей Диксона и Хатанги. И вот ощущение арктических просторов, дающих мало шансов выжить человеку, ощущение сплоченной корабельной команды, характера моряков, ситуаций на борту перетекло в первый фантастический роман как-то само собой.
   Другая «постоянная тема» писателя – городок Великий Гусляр, тоже имеющий свой прототип, географический. И тоже на уровне ассоциаций, не более.
   Как-то поехал Кир Булычев с друзьями в Вологду, а оттуда в Великий Устюг, который произвел на писателя просто неизгладимое впечатление. Городок буквально очаровал писателя. И надо же такому случиться, на одной из улиц (именно в момент пребывания писателя в городе) произошел провал – кусок мостовой «ушел» вниз, в какой-то древний ход. И Булычеву пригрезился Великий Гусляр… Зеленый дворик, окруженный двухэтажными домишками; за могучим столом люди в майках «забивают козла» (кстати, в 68 рассказах и повестях о Великом Гусляре его персонажи тоже частенько играют в домино), провизор в аптеке, странный лохматый веселый гражданин с воздушным змеем под мышкой, старик, с которым писатель разговорился в столовой и который утверждал, что в Устюге под каждой улицей подземные ходы и клады… Так родился центр действия. И так начали складываться вымышленные биографии жителей. А написан первый гуслярский рассказ был в Болгарии, в городке Боровец, под звон колокольчиков возвращающихся с альпийских лугов овец. Булычев, находившийся в горах по приглашению друзей, сочинил фантастический рассказ для журнала «Космос». Так что первая гуслярская история увидела свет на болгарском языке!
   Кстати, имена персонажей Кир Булычев извлек из «Адресной книги города Вологды» за 1913 год, подаренной ему умнейшей и обаятельной Еленой Сергеевной, бывшим директором вологодского музея. Так «родились» Корнелий Удалов вместе с женой Ксенией, старик Ложкин, Саша Грубин и профессор Минц.
   Псевдоним писателя появился примерно в ту самую «динозавровую» пору, почти одновременно с первым фантастическим рассказом «Когда вымерли динозавры», опубликованным в журнале «Искатель».
   Обратимся к первоисточнику, приводя шутливую цитату автора об обстоятельствах, в окружении которых рождался псевдоним:
   «Ну, выйдет фантастический рассказ. Прочтут его в институте. И выяснится, что младший научный сотрудник, лишь вчера защитившийся, про которого известно, что он сбежал из колхоза, прогулял овощную базу… еще и фантастику пишет!.. В общем, я испугался. И в одну минуту придумал себе псевдоним: Кир – от имени жены, а Булычев – от фамилии мамы».
 
   Вспомним и слова Игоря Всеволодовича о постепенном возникновении идеи сказочного цикла о девочке из будущего Алисе Селезневой; добрая сотня сказок этого цикла вышла в свет полутора десятками замечательных книг – замечательных и обожаемых детьми, а также их родителями:
   «… В нашей семье родилась дочка. Ее назвали Алисой. Алиса росла, и вот она научилась читать. И тогда я подумал: а что же она будет читать?..
   Нашим детям жить в двадцать первом веке, летать к звездам, открывать новые планеты, но что они будут читать, когда узнают все про Бабу-ягу и Кащея? Может, они ничего не будут читать? Будут смотреть видео, жевать «Сникерс» и обойдутся без книжек? С этим я не согласился и решил попробовать написать повести для детей, которые станут взрослыми в будущем веке». Будущий век наступил. Дети выросли – талантливые, смелые, вполне образованные, большей частью честные и справедливые – и не в последнюю очередь благодаря чудесным историям Кира Булычева. Жаль только, что космического братства, да и самих полетов в космос, почти не сложилось. Наоборот, многое хорошее из того, что было, благополучно развалилось вместе с не очень хорошим. Что-то взрослые с этим «… до основания разрушим, а потом…» то ли перебрали, то ли перестарались. И вместо «потом» выходит вполне «сейчас» – но временами черт знает что выходит. Предупреждаем сразу: вины великого писателя здесь нет. Он-то свое дело делал как следует, не в пример некоторым.
   Итак, третье тысячелетие наступило. И новые поколения детей, конечно же, будут с увлечением читать и перечитывать чудесные книги о космических приключениях отважной девочки Алисы – читать с увлечением, так же как читали их мамы и папы, только собираясь вырастать, но уже устремляясь к звездам!..
 
   И снова буквально два слова об ученом-историке.
   Книги по истории, написанные Игорем Всеволодовичем, – «Пираты, корсары, рейдеры» (издательство «Вече»), «Соперницы Медеи (женщины-убийцы)», «Награды», «Загадка 1185 года. Русь – Восток – Запад» и другие, – увлекательнейшее чтение (популярное слово «чтиво» кажется мне здесь неуместным) и для студентов-историков, и просто для студентов, и вообще для многих взрослых людей, считающих себя (хотя бы в душе) молодыми. Отметим особо, что тема «Соперниц Медеи» перекликается с четырьмя книгами из увлекательнейшего цикла об агенте 003 ИнтерГалактической полиции Коре Орват и особенно с фантастическим романом «Покушение на Тесея» (кстати, в одной из этих книг есть «привязка» к той самой «гуслярской» серии; например, мама девочки Коры оказывается имела фамилию Удалова – видимо, правнучка «гуслярского» Корнелия).
   …Динамика, шквал событий получше модного голливудского «экшен», ирония, бьющая наповал – а временами смех сквозь слезы и то самое, настоящее, что присуще только высокой литературе, славянской, восточной или западной, без разницы (истина – она и есть истина, ей границы между государствами – не преграда) – все это может воплотиться в будущем (слово – за мастерами киноиндустрии) в потрясающие сценарии чудесных кинофильмов, которые могут стать в ряду «Дозоров» и «Властелинов колец». А быть может, и потеснить их!
 
   Надо сказать, что Кир Булычев долгие годы имел репутацию оптимиста. Наверное, хотелось верить, что наша жизнь все же изменится к лучшему и свет в конце туннеля как бы не зря (один сатирик возмущенно говорил: «Почему же туннель, с… никак не кончается?»)… Скептики и всевозможные борцы за свободу иногда укоряли его, навешивая ярлычок «писателя застоя» (лучше бы попробовали сами создать хоть один настоящий рассказ, хоть что-нибудь стоящее). Напрасно. Каждому – свое. Кир Булычев оказался в итоге прав. На все сто. А скептики, покинув ряды диссидентов, органично влились в другие ряды, заняли руководящие посты и принялись бороться с оппозицией. Столь же яростно. Их бы энергию да в мирное русло. Да, очень по-разному люди понимают свободу. Часто наезжая своей личной свободой на свободу других людей – близких и далеких.
   И вот в этот момент, когда быть оптимистом не возбранялось, писатель предложил читателям ряд пессимистичных произведений. Если бы он был больше похож на тех скептиков, то напечатал бы все это давным-давно в «свободной демократической прессе» и приезжал бы оттуда советовать интеллигенции (заодно и всем остальным), как следует жить. Вспоминается фраза из талантливого фильма, произнесенная талантливым актером: «Я вас заставлю быть счастливыми!!!»
   Кир Булычев не из тех, кто заставлял.
   Скинув, образно говоря, маску оптимиста, под которой оказалось лицо оптимиста, писатель надел маску фаталиста. Ему хотелось еще пожить в свободном обществе (свободном теперь от многого и, к сожалению, иногда от чести, совести и других полезных свойств), но он не был уверен, что судьба предоставит ему такую возможность на долгое время. А времени оставалось все меньше и меньше. Времени и сил, отнимаемых подступающей старостью и болезнями. Это отражалось в его последних произведениях, пронизанных пронзительной печалью и стремлением открыть нам истину – пусть и с помощью приемов фантастики. Булычев с 1989 года работал над большим романом, который должен был состоять из многих частей, многих томов. Название романа символично – «Река Хронос».
   За свою жизнь он успел очень многое. Хотя сколько осталось в планах, в мыслях?..
   Кир Булычев умер в начале сентября 2003 года (утром, 5-го числа), накануне открытия международного фестиваля фантастики «Звездный мост», где его ждали, надеялись еще раз увидеть…
   Наверное, разумнее прислушиваться не к скептикам или критикам, а к почитателям таланта Мастера. Ведь что ни говори, а в армии поклонников сказочно добрых, душевных, искренних – настоящих – историй Кира Булычева, в этой армии дезертиров не бывает.

Часть первая
Шестьдесят лет спустя

Кир Булычев. Пленники долга

1
   Одиночество не пугало Павлыша. Одиночество редко пугает, если оно добровольное, если знаешь, когда и как оно кончится.
   Кораблик Павлыша был тесен. Планетарный катер должен садиться на планеты, и потому большая его часть отведена под топливо для посадочных двигателей, а почти все остальное пространство занято измерительной и контрольной аппаратурой. Так что каютки и пульт управления невелики. Кораблик звался «Оводом». Сначала Павлыш решил, что виной тому литературные реминисценции, но на пятый день полез от нечего делать в регистр и обнаружил, что в Дальнем флоте кто-то окрестил именами кусачих насекомых всю серию обтекаемых и остроносых планетарных катеров. К «Пушкину» был приписан «Комар», к «Надежде» «Москит» и так далее.
   После преувеличенной грандиозности «Титана», который мог позволить себе быть грандиозным, потому что ни разу за свою жизнь не спускался ни на одну планету, а гордо парил в открытом космосе, оставляя черную работу на долю челноков и катеров, после его громадных шаров, замысловато соединенных жилами переходов, «Овод» показался Павлышу уютным, словно избушка, огонек которой поманил путника в дремучем лесу.
   Видно, те, кому до Павлыша приходилось проводить здесь недели, также относились к «Оводу» как к избушке. И оставили будущему путнику нужные вещи. Павлыш обнаружил в миниатюрной душевой замечательный яблочный шампунь, в ящике стола потрепанную колоду пасьянсных карт, а в камбузе дюжину банок пива.
   Утром, позавтракав, Павлыш брал диктофон, включал экран, гонял микрофильмы, наговаривал статью, которую уже второй год собирался написать. Он много читал, несколько раз выбирался наружу, просто так, погулять. Можно было убедить себя, что сидишь у порога избушки и любуешься звездами.
   Двенадцать дней пути. Две недели на Хроносе. Еще двенадцать дней пути до рандеву с «Титаном». Такой выдался Павлышу отпуск, который официально называется инспекционной поездкой.
   Павлыш ощутил беду за два дня по посадки на Хронос. Вообще-то следовало осознать это раньше, но Павлыш, не будучи профессиональным навигатором, слишком доверялся автоматике. «Овод», умный кораблик, должен был доставить его на Хронос без подсказок со стороны несовершенного человеческого мозга.
   Планета должна была появиться не только на экране радара, но и в иллюминаторе прямого видения. Планеты не было.
   Когда Павлыш убедился в этом, он спросил компьютер корабля, что произошло. Может, неверен курс?
   Компьютер сообщил, что курс совершенно верен и что планета требуемой массы, находящаяся на требуемом расстоянии, теоретически существует, однако реально ее нет.
   Если бы Павлыш мог допустить, что у компьютеров бывает чувство юмора, он бы засмеялся.
   К сожалению, он не мог запросить инструкций с «Титана». Тот шел с околосветовой скоростью, и сигнал достигнет его не скоро.
   Милое ощущение безмятежности мгновенно покинуло Павлыша. Одиночество, что обрушилось на него в тот момент, когда пропала планета, было одиночеством особого рода. Оно понятно альпинистам и космонавтам. Ты вдруг превращаешься в беспомощную песчинку, окруженную равнодушным безмолвием, масштабы которого настолько превышают способности человеческих ощущений, что бороться с ним невозможно. А покориться страшно, потому что потеряешь эту песчинку – себя.
   Павлыш заподозрил компьютер в логической уловке. С планетой, к которой он подлетал, случилось нечто, выходящее за пределы понимания компьютера. Либо за пределы понимания человека. И тогда, дабы довести свою растерянность до человека, компьютер постарался выразить ее в языковых категориях. И, разумеется, не смог.
   Положение усугублялось тем, что Хронос – бродячая планета. Миллионы лет назад в результате неизвестного катаклизма она потеряла свою звезду и стала системой «в себе». Она двигалась в витке Галактики по тем же путям, что и ближайшие к ней звезды. Именно поэтому Хронос был избран для экспериментов Варнавского.
   Берем пустую, безжизненную или почти безжизненную планету, события на которой никак не могут отразиться на судьбе других планет, и забрасываем туда группу Варнавского с ее оборудованием. В крайнем случае планетой можно пожертвовать – возможные результаты окупят подобную потерю…
   В ходе подготовки к эксперименту планета лишилась стандартного цифрового кода и получила название «Хронос». И это было понятно, потому что Варнавский занимался временем.
   Путешествия во времени всегда были излюбленной темой фантастов и утопистов. Темой, выдержавшей испытания научным прогрессом. Фантастика постепенно отступала, теряя позиции и покорно отводя свои легионы. Когда-то давно оказалось, что из пушки на Луну летать не следует, потому что есть другие реальные способы добраться до Луны. Затем Венера потеряла очарование утренней зари, а марсианские каналы и извечная мудрость древних марсиан испарились с первыми же марсианскими станциями. И так шаг за шагом… Везде фантасты отступали, кроме темы времени. И чем упорнее ученые доказывали невозможность хроноэффектов, тем упорнее фантасты описывали машину времени, как будто надеялись изобрести ее сами. Какое бесчисленное множество парадоксов рождали эти сюжеты! Какие философские глубины открывались перед смелыми путешественниками! И даже окончательный вердикт науки, доказавший, что просто теоретическое допущение перемещения во времени вызовет катаклизмы в масштабе всей планеты, ничему писателей не научил. Чем невозможнее была задача, тем сладостней она становилась для литературы. В конце концов, все было логично (логика эта была невыгодна фантастам и потому отбрасывалась): вы не можете изменить объективный ход времени для какой-то части системы (несмотря на то что время – физическая величина, тесно связанная со всеми иными физическими реалиями), не сдвинув во времени всю систему. Не может один человек отправиться в прошлое, не отправив туда всю Землю, а также и всю Солнечную систему, представляющую собой именно физическую систему, единство гравитационного характера.
   Но, ударив с размаху по писателям и мечтателям, ученые оставили открытой любопытную сторону проблемы: а если мы отыщем тело, не связанное гравитационно с прочими галактическими телами либо связанное настолько слабо, что для удобства эксперимента мы можем этими связями пренебречь. Что тогда? Вопрос был скорее абстрактным, чем практическим, но весьма любопытным.
   Группа Варнавского теоретически обосновала модель перемещения во времени для изолированного тела. Варнавский повторил и во многом развил теории, существовавшие и раньше. Но модель стала называться именно парадоксом Варнавского. Случилось то, что было в свое время с паровозом. Его изобретали множество раз, но так как нужды особой в нем не было, то образцы самоходных колясок увенчивали собой свалки, а их изобретатели – списки великих неудачников. Зато когда паровоз понадобился, все лавры достались Стефенсону.
   Варнавский также получил свою долю лавров. Скорее авансом. Но возможности галактического человечества уже были таковы, что оно могло отыскать нужное для экспериментов изолированное тело – планету, получившую название Хронос, доставить туда группу Варнавского, а также отправить туда приборы и устройства, с помощью которых Варнавский (в случае если был прав) мог доказать свой парадокс. Варнавский попросту вовремя родился.