– Так, так, – проговорил Кутузов задумчиво и забарабанил пальцами по столу. – Я знал это! Что-то мне подсказывает, что балканский кризис разрешится не в скором времени! Но так или иначе, мы благодарим вас за то, что вы проделали такой путь. Возможно, заступничество Артура Веллингтона за Россию перед своим правительством и сыграет еще какую-то роль… Время покажет!
– Верните письмо, – потребовал Балашов.
Я кивнул, отодвинул картину, открыл свой тайник, в присутствии этих господ, ибо имел основания им полностью доверять, вытащил из него свой ларец, сверкающий инкрустацией, приподнял крышку и издал сдавленный стон. Письма в нем не было! Моему взору предстала лишь темно-вишневая бархатная обивка.
– Что происходит? – встревожился Балашов.
– Я сам бы хотел, что бы мне это объяснили, – отозвался я глухо.
– Кольцов! Вы в своем уме? – взвился Кутузов. – Потрудитесь же объясниться! Неужели вы не понимаете, что поставлено на кон?! Я не узнаю вас.
Я с громким щелчком захлопнул крышку палисандрового ларца, инкрустированного мозаикой маркетри, поставил его на место и запер тайник.
– Письмо украли, – с трудом выдавил я из себя. – Но как такое могло произойти? Из моего собственного дома?! Из кабинета?! Из тайника, наконец?! – Вторичное исчезновение императорского послания стало для меня настоящим ударом. – Нет, этого не может быть!
– Я бы на вашем месте, Яков Андреевич, осторожнее выбирал друзей, – ядовито заметил Александр Дмитриевич.
– Вы намекаете на Юкио? – осведомился я.
– Вот именно, – подтвердил Балашов. – Этим азиатам никогда нельзя доверять.
– То, что вы говорите, невозможно, – устало ответил я.
Вдруг меня осенила догадка. Я отодвинул коричневый гобелен. Моя потайная дверь была взломана.
– Черт возьми, – пробормотал Кутузов. Я впервые слышал из его уст такие слова. – Как бы там ни было, это письмо не должно попасть в руки к австрийцам! Я даю вам неделю на его поиски!
– Идемте за мной, – велел он министру и шагнул в ту самую дверь, которую я до сей поры считал потайной. Теперь мне невольно подумалось, что слишком много людей в Санкт-Петербурге догадывались или знали наверняка о ее существовании в моем кабинете.
Я вышел в гостиную и присел на диван у камина, уставившись в одну точку. Краем глаза я заметил, что Мира убирала свое рукоделие в изящный, шитый жемчугом ридикюль.
– Что случилось? – ошеломленно проговорила она. – Яков, у тебя такой вид, будто тебя сейчас обухом по голове… Где твои гости? – Индианка выронила из рук свою сумочку, и из нее посыпались нитки с иголками. – Что ты скрываешь? Я чувствовала, что-то не так!
– Да что они вам наговорили такого? – в дверях появился японец, сжимая в руках роман Фелиситы Жанлис. – Это из-за того, что у вас украли письмо? Я прав?
– Какое письмо? – Мира была не особенно в курсе событий. Из подслушанных ей обрывков нашего разговора с Нарышкиной индианка не все поняла. А я не потрудился ей объяснить.
– Мне бы не хотелось вдаваться в подробности, – отмахнулся я.
– Но, Яков Андреевич, вы давно знали об этом исчезновении, – вкрадчиво проговорил японец. – Однако я до сей поры не видел, чтобы вы находились в таком состоянии, как сейчас. Случилось что-то еще? Или Кутузов из-за этого письма решил исключить вас из Ордена? Ну, так он не имеет права! Капитул и все такое…
Я бросил на него взгляд, который заставил его замолчать.
– Письмо снова украли, – проговорил я и рассмеялся гомерическим хохотом.
– Яков, ты сходишь с ума, – испуганно проговорила Мира. На ее лице была написана такая растерянность, что мне ее стало даже немного жаль.
– Как это снова? – не понял японец. В его глазах читалась напряженная умственная работа.
Тогда я рассказал им обоим историю с греком Филиппом.
– Как вы могли скрыть это от меня?! – схватился за голову мой Золотой дракон. – Если бы вы вели себя осмотрительнее, на этот раз бы этого не случилось!
– Прошу принять мои извинения, – проговорил я язвительно, – но в собственном доме я считал себя в безопасности!
На самом деле, за моей язвительностью скрывалось искреннее раскаяние. Я во второй раз умудрился потерять письмо государственной важности из-за женщины. Если бы я только остался ночевать в кабинете… Мне невольно подумалось, что я, и впрямь, достоен того, чтобы меня вышвырнули из рядов Вольного Братства. Теперь надо было что-то срочно предпринимать! Что-то такое, что в корне изменило бы всю ситуацию!
– Яков, позволь, я тебе погадаю, – жалобно проговорила моя индианка. На нее было больно смотреть.
– Погадаешь, обязательно погадаешь, – пообещал я ей. – Только немного позже.
– Итак, что вы собираетесь предпринять? – осведомился Кинрю.
– Разыскать этого грека, будь он неладен! И сменить все замки, – отозвался я.
У меня появилось предположение, что Дмитрий Петрович Беликов мог ради корысти продать меня с потрохами благородному греку. Он вполне мог поведать ему, как проникнуть в мое аскетическое «святилище», а как добраться до сейфа грек мог и сам смекнуть. Мальчик не маленький! И не в таких передрягах, поди, побывать успел… Вот только с картами прокололся! А это, господа, страсть! Болезнь, если изволите!
Впрочем, Филипп мог и силой принудить Беликова рассказать обо всем, что ему самому известно. Дмитрий Петрович – человек маленький, ни в каких Орденах он не состоял, обетов таинственных не давал, тайн никаких хранить не обещался, так что… К тому же жена у него, да дети!
– И где сейчас этот грек обретается? – осведомился японец, по всей видимости, прикидывая в своем самурайском уме, как с ним лучше расправиться.
– У Беликова, – ответил я, не раздумывая, потом нацепил цилиндр и бросился вон из дома. Мой ангел-хранитель не успел и глазом моргнуть. На силу меня догнал!
– Ну, Яков Андреевич, – пробормотал он, забираясь в карету. – Я вас прямо не узнаю! Если вы в самом ближайшем времени не прекратите свое безрассудство…
В этот самый момент форейтор пустил лошадей, и карета загремела колесами. Я же откинулся на спинку сидения, чтобы перевести дыхание. У меня, как назло, разболелась рана в груди.
– На помощь! Убивают, басурманы проклятые!
Я неумолимо продвигался к малой гостиной с огромными зеркалами, где в прошлый раз застал моего грека со шпагой. По пути я нечаянно уронил фарфоровые часы с консоли.
– Господа… – перед нами возникла Аглая Платоновна в домашнем нежно-бирюзовом капоте с голубыми розанами. – Что вы себе позволяете, господа? – испуганно пролепетала она.
– Сударыня, это не ваше дело, – ответил я, отстраняя ее с дороги.
– Ваша грубость шокирует, – пробормотала в ответ Аглая Платоновна, задохнувшись от возмущения.
В любое другое время я мог бы ее понять, но при тех обстоятельствах, которые сложились сейчас, соблюдение светских приличий волновало меня меньше всего.
– Где ваш муж? – сухо поинтересовался я, усаживаясь на оттоманку. – И где ваш прекрасный гость? Почему я его не вижу?
Филиппа и в самом деле не было в комнате. Его плащ, шпага и двуугольная шляпа с великолепным убором из перьев тоже отсутствовали.
– Дмитрий Петрович, я полагаю, с минуты на минуту появиться, – ответила Аглая Петровна. – Он вышел в столовую, когда вы так бессовестно и бесцеремонно вторглись в наш дом. А вот ваш друг иностранец…
– Кажется, это ваш друг, – усмехнулся я.
– Ну, в этом-то я готова с вами поспорить, – ответила Беликова. – Это вы с ним в карты играли! Вы вели какие-то подозрительные делишки! Вы обсуждали какие-то тайные заговоры…
– Довольно, – оборвал я ее. – Отвечайте по существу!
– А я не в полицейской управе, – неожиданно осмелела Аглая Петровна. – Или вы, Яков Андреевич, заделались в квартальные надзиратели?
– Сударыня, вам не к лицу этот тон, – усмехнулся я. – Не будете ли вы так любезны ответить на мой вопрос?
– Я не знаю, куда подевался этот ваш грек, – Беликова передернула хрупкими плечиками. – Исчез следом за вами. Даже за проживание не заплатил!
– Так вы доходный дом содержать изволите? – вновь усмехнулся я.
– Моя супруга, как всегда, все перепутала, – появившись в дверях в домашнем халате, проговорил Дмитрий Петрович. – Филипп – наш гость. Погостил и уехал! Яков Андреевич, что же вы меня не дождались? Полезли с расспросами к моему ангелу! Дело-то ведь серьезное! Ты, Аглаюшка, шла бы спать, рано еще…
– Ну, что же, господа, я вас оставлю, – пожала плечами Аглая Платоновна. – Варитесь, пожалуйста, в собственном соку, сколько вам будет угодно, – презрительно проговорила она, поджала губы, поправила пуховую шаль на плечах и вышла из комнаты.
– Итак, я жду объяснений, – проговорил я сурово, обращаясь к чиновнику.
– Каких объяснений? – Дмитрий Петрович удивленно воззрился на меня. – Вы дважды учинили скандал в моем доме, а теперь требуете каких-то объяснений! – Атласный халат смешно топорщился на его грузноватом теле, а рыжеватые бакенбарды Беликова от праведного возмущения почти встали торчком.
– Дмитрий Петрович, вы забываетесь, – проговорил я ошеломленно. – Ваша наглость переходит все дозволенные границы! Вы забыли от кого кормитесь? Кто содержит вашу квартиру?
Я невольно бросил удивленный взгляд на Кинрю, у моего японца, едва не отвисла челюсть. Он выглядел таким обескураженным!
– Ну… Я не знаю, что и сказать, – протянул Беликов. – Филипп был вне себя после вашего ухода, тот час бросился кутить, говорили даже, что он в отчаянии опрокинул будку ночного сторожа…
– Что вы такое говорите? – я не поверил услышанному. – Так сейчас-то он где? – У меня появилась слабая надежда, что Филиппа задержала полиция. – И кто говорил про будку?
– Дворник мой говорил! Кровь взыграла горячая, да и все, – развел руками Дмитрий Петрович. – Не знаю я, где он! Вернулся часа через два весь оборванный, сказал, что гонятся за ним двое из местной Управы, но ему все равно пропадать из-за вашего растреклятого письма! Тем не менее, он решил вернуться на родину… Из его несвязной речи я понял, что ехать он собрался, кажется, через Выборгскую заставу! Больше ничего сказать не могу, потому что не знаю! А вы здесь допросы с пристрастием не по делу устраиваете! Супругу мою до смерти напугали! А она ведь вами так восхищалась, что я ее к вам чуть не приревновал было!
– Так вы утверждаете, что не открывали ему секрета моего тайного хода? – засомневался я, пропустив мимо ушей его последнее замечание.
– О чем вы? – недоуменно осведомился Беликов. – Что такого стряслось? Неужели… кто-то забрался к вам в кабинет? – осенила Дмитрия Петровича внезапная мысль. – И тот, кто забрался, снова выкрал письмо? Я правильно думаю? Неужели Филипп? Не может быть! Ну, Филипп! Ну, лихач!
– Вот это-то я у вас и пытаюсь узнать, – отозвался я, поднимая глаза к потолку. – Вы ему что-нибудь обо мне говорили? Он вас о чем-нибудь расспрашивал?
– Нет, – усмехнулся Беликов, – он только ругал вас последними словами! Но клянусь вам, Яков Андреевич, я ему о вас ни пол-слова… Да он и не спрашивал! – Беликов даже перекрестился для пущей убедительности.
– Ну, допустим я вам поверю, – произнес я задумчиво. – Тогда кто же позарился на письмо? Неужели снова этот убийца в маске?
– Какой еще убийца? – полюбопытствовал Дмитрий Петрович.
– К счастью для вас, вы его не знаете, – отозвался я.
– Филипп мог узнать о вашей потайной двери из каких-то других источников, – вставил свое слово Кинрю.
– В самом деле, – я не стал возражать, – этот вариант я тоже обязательно приму во внимание!
Не исключался также вариант, что Беликов мне просто-напросто врет!
– Однако мне кажется, нам не стоит терять здесь время, – проговорил Юкио Хацуми.
– Да, – сказал я вставая, – следует поторопиться к Выборгской заставе! Вдруг нам удастся его перехватить!
– Вряд ли, – покачал головой Дмитрий Петрович, – юнец-то – сорви голова!
– Ну, это мы еще посмотрим, – ответил я. – Вот если бы знать раньше! Нарочных бы на заставу послали! Не сомневаюсь, задержали бы они этого грека!
– Яков Андреевич, а вы, кажется, этим грекам сочувствовали, – прищурившись отозвался Дмитрий Петрович.
– Не вашего ума это дело, – ответил я уже на ходу.
– Это вы верно заметили – не моего! – усмехнулся Дмитрий Петрович. – Наше-то дело маленькое!
– А что же вы мне вовремя-то не донесли, что Филипп на родину собирается? Может, вас за это жалования лишить на какое-то время, а? – поинтересовался я.
Мне не терпелось отыграться на ком-нибудь, сорвать свое дурное расположение духа! Я прекрасно понимал, что сам был повинен большею частию во всех своих бедах. Оставалось только заключить, что былые успехи вскружили мне голову…
– Ну, если бы я был ясновидящим и мог предвидеть, что ваше письмо вновь исчезнет… – испуганно пролепетал Дмитрий Петрович.
– Ладно, о ваших кабаллистических талантах мы завтра поговорим, – отозвался я.
– Что это вам туда понадобилось спозаранку? – осведомился извозчик, надвинув на густо разросшиеся брови у переносицы темно-коричневый картуз с жестким козырьком. – Неужели дуэль какую затеять изволите?
– Ты бы лучше за лошадьми смотрел, – отозвался японец.
Он снова всю дорогу был погружен в свою самурайскую медитацию. Иногда я пытался строить догадки, чем занята его голова! Но мне всегда это давалось с большим трудом.
– Так я и смотрю, – смиренно ответил кучер. – Не хотите говорить, так и не надо! – Он оправил упряжь и прикрикнул на пару вороных, запряженных в потрепанную карету.
Наш экипаж еще быстрее помчался по каменной мостовой. Наконец, мы добрались до Выборгской заставы. В пути нам встретился только какой-то ротмистр верхом на гнедом коне.
Мы остановились на второй версте по дороге к Парголову, в простом русском трактире, который виднелся на правом холме. Здесь я намеревался расспросить его завсегдатаев и челядь об иностранце, уповая на то, что Филиппа тяжело было не заметить.
Впрочем, нам с Кинрю и не понадобилось вести расспросы. Я сам заметил Филиппа по его плюмажу, как только вошел в трактир. Красавец-грек храпел, развалившись на стуле и упав головой на белоснежную скатерть. Вокруг стола валялись осколки от разбитой посуды. Трактирщик советовался с официантами, что ему делать. Он не решался дать команду работниками выкинуть иностранца из трактира взашей.
Я только подивился тому, что такой мудрый человек как Александр Ипсиланти мог отправить в Россию этого… Я даже не мог подобрать нужного слова, которое бы сполна охарактеризовало его. Бретер – это, пожалуй, было еще мягко сказано.
– Господин Филипп, – мой Золотой дракон схватил спящего за воротник и приподнял его над столом. Я же выплеснул ему в лицо воды из графина.
– Господа, что вы делаете? – взмолился трактирщик. – Он же нас всех здесь сейчас перестреляет! Он уже целился вон в то окно! – хозяин показал пальцем на одно из окон.
– Кольцов?! – свирепо зарычал грек. – Снова ты?! – Его глаза округлились от удивления. – Тебя сам черт за мной посылает, что ли? На этот раз-то тебе чего от меня понадобилось? Снова в картишки поиграть захотелось?
– Письмо, – бесстрастно потребовал я.
– Чего, чего? – не понял Филипп. – Их несколько, что ли, было?
В этот момент сердце у меня опустилось. Я понял, что его удивление искренне. Балканский гость не был у меня в кабинете, не взламывал потайную дверь за коричневым гобеленом и не брал моего письма.
– Кинрю, обыщи его! – велел я японцу на всякий случай.
V
– Верните письмо, – потребовал Балашов.
Я кивнул, отодвинул картину, открыл свой тайник, в присутствии этих господ, ибо имел основания им полностью доверять, вытащил из него свой ларец, сверкающий инкрустацией, приподнял крышку и издал сдавленный стон. Письма в нем не было! Моему взору предстала лишь темно-вишневая бархатная обивка.
– Что происходит? – встревожился Балашов.
– Я сам бы хотел, что бы мне это объяснили, – отозвался я глухо.
– Кольцов! Вы в своем уме? – взвился Кутузов. – Потрудитесь же объясниться! Неужели вы не понимаете, что поставлено на кон?! Я не узнаю вас.
Я с громким щелчком захлопнул крышку палисандрового ларца, инкрустированного мозаикой маркетри, поставил его на место и запер тайник.
– Письмо украли, – с трудом выдавил я из себя. – Но как такое могло произойти? Из моего собственного дома?! Из кабинета?! Из тайника, наконец?! – Вторичное исчезновение императорского послания стало для меня настоящим ударом. – Нет, этого не может быть!
– Я бы на вашем месте, Яков Андреевич, осторожнее выбирал друзей, – ядовито заметил Александр Дмитриевич.
– Вы намекаете на Юкио? – осведомился я.
– Вот именно, – подтвердил Балашов. – Этим азиатам никогда нельзя доверять.
– То, что вы говорите, невозможно, – устало ответил я.
Вдруг меня осенила догадка. Я отодвинул коричневый гобелен. Моя потайная дверь была взломана.
– Черт возьми, – пробормотал Кутузов. Я впервые слышал из его уст такие слова. – Как бы там ни было, это письмо не должно попасть в руки к австрийцам! Я даю вам неделю на его поиски!
– Идемте за мной, – велел он министру и шагнул в ту самую дверь, которую я до сей поры считал потайной. Теперь мне невольно подумалось, что слишком много людей в Санкт-Петербурге догадывались или знали наверняка о ее существовании в моем кабинете.
Я вышел в гостиную и присел на диван у камина, уставившись в одну точку. Краем глаза я заметил, что Мира убирала свое рукоделие в изящный, шитый жемчугом ридикюль.
– Что случилось? – ошеломленно проговорила она. – Яков, у тебя такой вид, будто тебя сейчас обухом по голове… Где твои гости? – Индианка выронила из рук свою сумочку, и из нее посыпались нитки с иголками. – Что ты скрываешь? Я чувствовала, что-то не так!
– Да что они вам наговорили такого? – в дверях появился японец, сжимая в руках роман Фелиситы Жанлис. – Это из-за того, что у вас украли письмо? Я прав?
– Какое письмо? – Мира была не особенно в курсе событий. Из подслушанных ей обрывков нашего разговора с Нарышкиной индианка не все поняла. А я не потрудился ей объяснить.
– Мне бы не хотелось вдаваться в подробности, – отмахнулся я.
– Но, Яков Андреевич, вы давно знали об этом исчезновении, – вкрадчиво проговорил японец. – Однако я до сей поры не видел, чтобы вы находились в таком состоянии, как сейчас. Случилось что-то еще? Или Кутузов из-за этого письма решил исключить вас из Ордена? Ну, так он не имеет права! Капитул и все такое…
Я бросил на него взгляд, который заставил его замолчать.
– Письмо снова украли, – проговорил я и рассмеялся гомерическим хохотом.
– Яков, ты сходишь с ума, – испуганно проговорила Мира. На ее лице была написана такая растерянность, что мне ее стало даже немного жаль.
– Как это снова? – не понял японец. В его глазах читалась напряженная умственная работа.
Тогда я рассказал им обоим историю с греком Филиппом.
– Как вы могли скрыть это от меня?! – схватился за голову мой Золотой дракон. – Если бы вы вели себя осмотрительнее, на этот раз бы этого не случилось!
– Прошу принять мои извинения, – проговорил я язвительно, – но в собственном доме я считал себя в безопасности!
На самом деле, за моей язвительностью скрывалось искреннее раскаяние. Я во второй раз умудрился потерять письмо государственной важности из-за женщины. Если бы я только остался ночевать в кабинете… Мне невольно подумалось, что я, и впрямь, достоен того, чтобы меня вышвырнули из рядов Вольного Братства. Теперь надо было что-то срочно предпринимать! Что-то такое, что в корне изменило бы всю ситуацию!
– Яков, позволь, я тебе погадаю, – жалобно проговорила моя индианка. На нее было больно смотреть.
– Погадаешь, обязательно погадаешь, – пообещал я ей. – Только немного позже.
– Итак, что вы собираетесь предпринять? – осведомился Кинрю.
– Разыскать этого грека, будь он неладен! И сменить все замки, – отозвался я.
У меня появилось предположение, что Дмитрий Петрович Беликов мог ради корысти продать меня с потрохами благородному греку. Он вполне мог поведать ему, как проникнуть в мое аскетическое «святилище», а как добраться до сейфа грек мог и сам смекнуть. Мальчик не маленький! И не в таких передрягах, поди, побывать успел… Вот только с картами прокололся! А это, господа, страсть! Болезнь, если изволите!
Впрочем, Филипп мог и силой принудить Беликова рассказать обо всем, что ему самому известно. Дмитрий Петрович – человек маленький, ни в каких Орденах он не состоял, обетов таинственных не давал, тайн никаких хранить не обещался, так что… К тому же жена у него, да дети!
– И где сейчас этот грек обретается? – осведомился японец, по всей видимости, прикидывая в своем самурайском уме, как с ним лучше расправиться.
– У Беликова, – ответил я, не раздумывая, потом нацепил цилиндр и бросился вон из дома. Мой ангел-хранитель не успел и глазом моргнуть. На силу меня догнал!
– Ну, Яков Андреевич, – пробормотал он, забираясь в карету. – Я вас прямо не узнаю! Если вы в самом ближайшем времени не прекратите свое безрассудство…
В этот самый момент форейтор пустил лошадей, и карета загремела колесами. Я же откинулся на спинку сидения, чтобы перевести дыхание. У меня, как назло, разболелась рана в груди.
* * *
Я ворвался к Беликову, едва ли не сметая все на своем пути. Кинрю следовал за мной тенью. Лакей было попытался меня в передней остановить, но японец отбросил его в какой-то угол, и тот истошным голосом завопил:– На помощь! Убивают, басурманы проклятые!
Я неумолимо продвигался к малой гостиной с огромными зеркалами, где в прошлый раз застал моего грека со шпагой. По пути я нечаянно уронил фарфоровые часы с консоли.
– Господа… – перед нами возникла Аглая Платоновна в домашнем нежно-бирюзовом капоте с голубыми розанами. – Что вы себе позволяете, господа? – испуганно пролепетала она.
– Сударыня, это не ваше дело, – ответил я, отстраняя ее с дороги.
– Ваша грубость шокирует, – пробормотала в ответ Аглая Платоновна, задохнувшись от возмущения.
В любое другое время я мог бы ее понять, но при тех обстоятельствах, которые сложились сейчас, соблюдение светских приличий волновало меня меньше всего.
– Где ваш муж? – сухо поинтересовался я, усаживаясь на оттоманку. – И где ваш прекрасный гость? Почему я его не вижу?
Филиппа и в самом деле не было в комнате. Его плащ, шпага и двуугольная шляпа с великолепным убором из перьев тоже отсутствовали.
– Дмитрий Петрович, я полагаю, с минуты на минуту появиться, – ответила Аглая Петровна. – Он вышел в столовую, когда вы так бессовестно и бесцеремонно вторглись в наш дом. А вот ваш друг иностранец…
– Кажется, это ваш друг, – усмехнулся я.
– Ну, в этом-то я готова с вами поспорить, – ответила Беликова. – Это вы с ним в карты играли! Вы вели какие-то подозрительные делишки! Вы обсуждали какие-то тайные заговоры…
– Довольно, – оборвал я ее. – Отвечайте по существу!
– А я не в полицейской управе, – неожиданно осмелела Аглая Петровна. – Или вы, Яков Андреевич, заделались в квартальные надзиратели?
– Сударыня, вам не к лицу этот тон, – усмехнулся я. – Не будете ли вы так любезны ответить на мой вопрос?
– Я не знаю, куда подевался этот ваш грек, – Беликова передернула хрупкими плечиками. – Исчез следом за вами. Даже за проживание не заплатил!
– Так вы доходный дом содержать изволите? – вновь усмехнулся я.
– Моя супруга, как всегда, все перепутала, – появившись в дверях в домашнем халате, проговорил Дмитрий Петрович. – Филипп – наш гость. Погостил и уехал! Яков Андреевич, что же вы меня не дождались? Полезли с расспросами к моему ангелу! Дело-то ведь серьезное! Ты, Аглаюшка, шла бы спать, рано еще…
– Ну, что же, господа, я вас оставлю, – пожала плечами Аглая Платоновна. – Варитесь, пожалуйста, в собственном соку, сколько вам будет угодно, – презрительно проговорила она, поджала губы, поправила пуховую шаль на плечах и вышла из комнаты.
– Итак, я жду объяснений, – проговорил я сурово, обращаясь к чиновнику.
– Каких объяснений? – Дмитрий Петрович удивленно воззрился на меня. – Вы дважды учинили скандал в моем доме, а теперь требуете каких-то объяснений! – Атласный халат смешно топорщился на его грузноватом теле, а рыжеватые бакенбарды Беликова от праведного возмущения почти встали торчком.
– Дмитрий Петрович, вы забываетесь, – проговорил я ошеломленно. – Ваша наглость переходит все дозволенные границы! Вы забыли от кого кормитесь? Кто содержит вашу квартиру?
Я невольно бросил удивленный взгляд на Кинрю, у моего японца, едва не отвисла челюсть. Он выглядел таким обескураженным!
– Ну… Я не знаю, что и сказать, – протянул Беликов. – Филипп был вне себя после вашего ухода, тот час бросился кутить, говорили даже, что он в отчаянии опрокинул будку ночного сторожа…
– Что вы такое говорите? – я не поверил услышанному. – Так сейчас-то он где? – У меня появилась слабая надежда, что Филиппа задержала полиция. – И кто говорил про будку?
– Дворник мой говорил! Кровь взыграла горячая, да и все, – развел руками Дмитрий Петрович. – Не знаю я, где он! Вернулся часа через два весь оборванный, сказал, что гонятся за ним двое из местной Управы, но ему все равно пропадать из-за вашего растреклятого письма! Тем не менее, он решил вернуться на родину… Из его несвязной речи я понял, что ехать он собрался, кажется, через Выборгскую заставу! Больше ничего сказать не могу, потому что не знаю! А вы здесь допросы с пристрастием не по делу устраиваете! Супругу мою до смерти напугали! А она ведь вами так восхищалась, что я ее к вам чуть не приревновал было!
– Так вы утверждаете, что не открывали ему секрета моего тайного хода? – засомневался я, пропустив мимо ушей его последнее замечание.
– О чем вы? – недоуменно осведомился Беликов. – Что такого стряслось? Неужели… кто-то забрался к вам в кабинет? – осенила Дмитрия Петровича внезапная мысль. – И тот, кто забрался, снова выкрал письмо? Я правильно думаю? Неужели Филипп? Не может быть! Ну, Филипп! Ну, лихач!
– Вот это-то я у вас и пытаюсь узнать, – отозвался я, поднимая глаза к потолку. – Вы ему что-нибудь обо мне говорили? Он вас о чем-нибудь расспрашивал?
– Нет, – усмехнулся Беликов, – он только ругал вас последними словами! Но клянусь вам, Яков Андреевич, я ему о вас ни пол-слова… Да он и не спрашивал! – Беликов даже перекрестился для пущей убедительности.
– Ну, допустим я вам поверю, – произнес я задумчиво. – Тогда кто же позарился на письмо? Неужели снова этот убийца в маске?
– Какой еще убийца? – полюбопытствовал Дмитрий Петрович.
– К счастью для вас, вы его не знаете, – отозвался я.
– Филипп мог узнать о вашей потайной двери из каких-то других источников, – вставил свое слово Кинрю.
– В самом деле, – я не стал возражать, – этот вариант я тоже обязательно приму во внимание!
Не исключался также вариант, что Беликов мне просто-напросто врет!
– Однако мне кажется, нам не стоит терять здесь время, – проговорил Юкио Хацуми.
– Да, – сказал я вставая, – следует поторопиться к Выборгской заставе! Вдруг нам удастся его перехватить!
– Вряд ли, – покачал головой Дмитрий Петрович, – юнец-то – сорви голова!
– Ну, это мы еще посмотрим, – ответил я. – Вот если бы знать раньше! Нарочных бы на заставу послали! Не сомневаюсь, задержали бы они этого грека!
– Яков Андреевич, а вы, кажется, этим грекам сочувствовали, – прищурившись отозвался Дмитрий Петрович.
– Не вашего ума это дело, – ответил я уже на ходу.
– Это вы верно заметили – не моего! – усмехнулся Дмитрий Петрович. – Наше-то дело маленькое!
– А что же вы мне вовремя-то не донесли, что Филипп на родину собирается? Может, вас за это жалования лишить на какое-то время, а? – поинтересовался я.
Мне не терпелось отыграться на ком-нибудь, сорвать свое дурное расположение духа! Я прекрасно понимал, что сам был повинен большею частию во всех своих бедах. Оставалось только заключить, что былые успехи вскружили мне голову…
– Ну, если бы я был ясновидящим и мог предвидеть, что ваше письмо вновь исчезнет… – испуганно пролепетал Дмитрий Петрович.
– Ладно, о ваших кабаллистических талантах мы завтра поговорим, – отозвался я.
* * *
Экипаж моему японцу удалось остановить на удивление быстро. Извозчик нисколько не удивился, что нам понадобилось на Выборгскую заставу. Я пообещал заплатить ему вчетверо больше, если он домчит нас до места быстрее ветра.– Что это вам туда понадобилось спозаранку? – осведомился извозчик, надвинув на густо разросшиеся брови у переносицы темно-коричневый картуз с жестким козырьком. – Неужели дуэль какую затеять изволите?
– Ты бы лучше за лошадьми смотрел, – отозвался японец.
Он снова всю дорогу был погружен в свою самурайскую медитацию. Иногда я пытался строить догадки, чем занята его голова! Но мне всегда это давалось с большим трудом.
– Так я и смотрю, – смиренно ответил кучер. – Не хотите говорить, так и не надо! – Он оправил упряжь и прикрикнул на пару вороных, запряженных в потрепанную карету.
Наш экипаж еще быстрее помчался по каменной мостовой. Наконец, мы добрались до Выборгской заставы. В пути нам встретился только какой-то ротмистр верхом на гнедом коне.
Мы остановились на второй версте по дороге к Парголову, в простом русском трактире, который виднелся на правом холме. Здесь я намеревался расспросить его завсегдатаев и челядь об иностранце, уповая на то, что Филиппа тяжело было не заметить.
Впрочем, нам с Кинрю и не понадобилось вести расспросы. Я сам заметил Филиппа по его плюмажу, как только вошел в трактир. Красавец-грек храпел, развалившись на стуле и упав головой на белоснежную скатерть. Вокруг стола валялись осколки от разбитой посуды. Трактирщик советовался с официантами, что ему делать. Он не решался дать команду работниками выкинуть иностранца из трактира взашей.
Я только подивился тому, что такой мудрый человек как Александр Ипсиланти мог отправить в Россию этого… Я даже не мог подобрать нужного слова, которое бы сполна охарактеризовало его. Бретер – это, пожалуй, было еще мягко сказано.
– Господин Филипп, – мой Золотой дракон схватил спящего за воротник и приподнял его над столом. Я же выплеснул ему в лицо воды из графина.
– Господа, что вы делаете? – взмолился трактирщик. – Он же нас всех здесь сейчас перестреляет! Он уже целился вон в то окно! – хозяин показал пальцем на одно из окон.
– Кольцов?! – свирепо зарычал грек. – Снова ты?! – Его глаза округлились от удивления. – Тебя сам черт за мной посылает, что ли? На этот раз-то тебе чего от меня понадобилось? Снова в картишки поиграть захотелось?
– Письмо, – бесстрастно потребовал я.
– Чего, чего? – не понял Филипп. – Их несколько, что ли, было?
В этот момент сердце у меня опустилось. Я понял, что его удивление искренне. Балканский гость не был у меня в кабинете, не взламывал потайную дверь за коричневым гобеленом и не брал моего письма.
– Кинрю, обыщи его! – велел я японцу на всякий случай.
V
Разумеется, письма у Филиппа не оказалось. Мне даже стало жаль его, когда он опухшим глазом пустил слезу за очередной рюмкой водки.
– Значит, Яков Андреевич, мы теперь с вами товарищи по несчастью, – усмехнулся Филипп, сквозь слезы. – И кто бы мог подумать? Вот ирония судьбы-то!
– Да уж, ирония, – мрачно ответил я, выпивая рюмку водки и закусывая соленым огурчиком.
– Маринад крепкий, – заметил Филипп, положив свою шляпу возле плошки с ухой из осетрины. – Мне теперь на родине – голову с плеч, – грек характерно провел ребром ладони по горлу.
– Ну, не стоит так убиваться, – ответил я. – Доложишь, что в глаза не видел императорского письма, что я тебе ничего не сказал, и что, вообще, это все – одни слухи, да выдумки!
– И ваша поездка в Кале? – поинтересовался Филипп. Моя версия его не особенно воодушевила. – А вот вы как будете перед своим начальством отчитываться?
– Чего не знаю, того не знаю, – откровенно признался я.
– Снова провал? – догадалась она. – Вы не нашли ваши загадочные бумаги!
Сегодня Мира была одета в темно-лиловое сари и вся увешана тяжелыми золотыми украшениями.
– Я делала ведические астрологические таблицы, – таинственно сообщила она. – Насколько я могу судить, Яков Андреевич, пока вас не ждет ничего хорошего! Планеты образовали такой…
– Ты не сделала для меня никакого открытия! – перебил я ее со вздохом. – Мне кажется, что судьба от меня отвернулась! Словно какой-то рок преследует меня с того самого момента, когда моя нога ступила на палубу фрегата «Стрела».
На самом деле, этот злой рок представлялся мне золотоволосой женщиной с прекрасным лицом убиенной графини… Но сейчас я не испытывал к Ольге ничего кроме какого-то досадливого сострадания.
Мне показалось, что Мира что-то почувствовала. Она и прежде ревновала меня, хотя старалась этого не показывать.
– Яков, не говори так, – попросила моя индианка. – Как твоя рана? Позволь мне ее осмотреть! Может быть, послать за Луневым? – Она пытливо посмотрела на меня огромными черными глазами.
Алешка Лунев был моим другом еще со времен французско-русской военной кампании. Он спас мне жизнь, когда я получил серьезное ранение в битве под Лейпцигом. С тех самых пор Алексей Лунев медицине не изменял и нередко выручал меня в ходе моих не всегда безопасных расследований.
– Ни в коем случае, – отозвался я. – Алешка тут же уложит меня в постель! А время сейчас не терпит… – замахал я руками.
– Но мне-то ты позволишь?..
– Нет, Мира, лучше расскажи мне, не заметила ли ты чего-нибудь подозрительного в ту ночь, когда письмо исчезло из моего тайника? – попросил я в ответ.
– Нет, Яшенька, – усмехнулась индианка. – Или ты забыл, где и с кем я ее провела?
– Мира, я говорю серьезно! – воскликнул я.
Меня удивляло, что индианка не понимает, что вскоре наша безбедная и вполне благополучная жизнь может закончиться из-за какого-то листка бумаги, пусть даже и с царской подписью! Отношение Кутузова волновало меня гораздо сильнее, чем угрозы императорской фаворитки.
– Я тоже говорю серьезно, – повела плечами моя индианка.
Кинрю, который присутствовал при нашем разговоре, громко расхохотался. Его обычная невозмутимость из кодекса чести изменила ему!
– Яков Андреевич, – проговорил он, наконец, успокоившись, – вы бы дворников расспросили! Дворник в вашем деле человек самый важный! Обязательно что-нибудь да заметит!
– Пожалуй, ты прав, Кинрю, – задумчиво проговорил я в ответ. – Мне кажется, Пахом обязательно должен что-нибудь знать! Он и о потайной двери сам догадался! Спрашивал меня пару раз. В конце концов, я разрешил ему убирать в том самом коридоре, который вел из флигеля в мой кабинет…
Я дернул за шнур сонетки.
– Федор, – обратился я к появившемуся лакею с ливрее, – кликни-ка Пахома в гостиную!
– Кого? Пахома? – нахмурился тот. – Чего это здесь дворник забыл?
– Нет, мир точно сошел с ума! – возмутился я. – Кликни Пахома!
– Ну, хорошо, барин, хорошо, – Федор попятился к двери. Судя по всему, он никогда еще не видел меня таким рассерженным.
– Мира, и как ты только с ними со всеми управляешься?! – всплеснул я руками.
Индианка в ответ только очаровательно улыбнулась. Ее глаза так и говорили: «Чего только не сделаешь из одной любви к тебе!»
Эти огромные черные глаза были всепрощающими, такими же, как глаза на иконописных ликах, под которыми горела лампада.
Неожиданно у меня закружилась голова, и я присел на маленькое канапе возле камина.
– Что с тобой? – Мира бросилась ко мне, путаясь в своем сари.
Японец тоже встревожился:
– Дайте-ка нам все же осмотреть вашу рану!
Теперь мне деваться было некуда, и я позволил им делать все, что они хотели. Оказалось, что ранение мое нагноилось, и Мире пришлось промыть разорванные края. Она отправилась в свою комнату «демонов» за индийскими снадобьями. К то время, когда японец сделал мне перевязку, на пороге гостиной появился дворник Пахом в сопровождении Федора. Последний топтался на месте и комкал в руках свою шапку.
– Чего изволите, барин? – осведомился он.
– Расскажи мне, не видел ли ты кого прошлой ночью возле старого флигеля? – взволнованно поинтересовался я. – Возле той двери, которая досками заколочена.
– Так, прошу прощения, – замялся дворник Пахом, – к вам через эту дверь, что… заколочена иногда разные люди приходят!
– Ну, а в эту ночь? – насторожился я. Мне показалось, что Пахому что-то известно.
– Заходил один человек, – пожал плечами дворник.
– Так чего же ты мне раньше-то не сказал?! – воскликнул я. – Если бы я мог знать…
– Так я думал, он с вашего ведома, – протянул Пахом. – Вы мне следить-то за черным ходом не поручали!
– И то верно, – произнес я со вздохом. – Прежде никогда не бывало такого, чтобы моей потайной дверью воспользовался какой-нибудь злоумышленник! Но ты мне, любезный, скажи как этот неизвестный выглядел?!
– Из благородных, видать, – пожал плечами Пахом, – холеный барин, одет богато! И еще маска на нем такая странная была, ну, словно он на бал-маскарад собрался! Я, правда, ничего такого не заподозрил… Ведь вы у нас, Яков Андреевич, любите всякого рода странности! Все у вас секреты, да потайные двери!
– Значит, в маске, – проговорил я задумчиво.
Выходило, что мой старый «приятель» с английского фрегата, едва не пристреливший меня в Кале, был еще жив и все еще охотился за письмом. Тот самый незнакомец с инициалами: «А» и «В» из записки графини! Значит, Филипп несколько преувеличил свои заслуги…
– В маске, в маске, – эхом отозвался Пахом. – Я еще было хотел его спросить, куда это он направляется! Да он так грозно на меня посмотрел! И палец к губам приложил, мол, молчи… Ну, я и промолчал!
– Ну, ладно, ступай Пахом, – отпустил я дворника. – Не твоя вина, что злодей пробрался в мой кабинет!
– Мне не нравится, что ты поедешь к Божене, – обиженно проговорила Мира. – Я, конечно, понимаю, что для дела тебе это нужно. Но…
– Мира, до тебя у меня никогда не было человека ближе ее, – заметил я, прикалывая запонки, играющие на свету брильянтами чистой воды. – Тебе не зачем меня ревновать к Зизевской!
– А я и не ревную, – проговорила индианка запальчиво. – Отправляйтесь, куда хотите? Неужели вы полагаете, Яков Андреевич, что без вас у меня не найдется дела?! – Мира всегда переходила на «вы», когда сердилась.
Я в ответ только пожал плечами и приказал закладывать лошадей. Я должен был застать Божену Феликсовну еще до раута.
– Яков Андреевич! – Божена Феликсовна поспешила навстречу мне, шелестя бархатными юбками. – Чем мы обязаны такому счастью?! Насколько мне известно, ты, Яков, уже несколько дней, как вернулся из своей заграничной поездки!
– Я хотел иметь с вами свидание tete-a-tete, – проговорил я в свое оправдание.
– Ты, Яков, как всегда, собираешься использовать меня в корыстных целях, – усмехнулась Божена, сверкнув ослепительной улыбкой. Ей удивительно шла ее мареновая масака со шлейфом и длинные грозди сапфировых сережек в ушах.
– Я так соскучился, – воскликнул я, заключая ее в свои объятия.
– Довольно драпироваться! – Божена изобразила на лице праведный гнев. – Называй вещи своими именами! Чего ты хочешь знать от меня на этот раз? Какие-нибудь очередные сплетни? Я слышала, что твой фрегат потерпел крушение! Или это всего лишь сплетни?
– Сплетни, – отозвался я, усмехнувшись. Мне не хотелось углубляться в воспоминания.
– Так значит, это правда, – проговорила Божена Феликсовна взволнованно. – Ты подвергался такой опасности! Мне не хотелось в это верить, – заявила она, усаживаясь в низкое кресло с ножками в виде кариатид, словно сошедших с модных рисунков Персье или Фонтена.
– Я все еще продолжаю подвергаться опасности, – заметил я вкрадчиво. – Помните, дорогая Божена, я говорил вам о некоей известной особе по имени Ольга…
– Значит, Яков Андреевич, мы теперь с вами товарищи по несчастью, – усмехнулся Филипп, сквозь слезы. – И кто бы мог подумать? Вот ирония судьбы-то!
– Да уж, ирония, – мрачно ответил я, выпивая рюмку водки и закусывая соленым огурчиком.
– Маринад крепкий, – заметил Филипп, положив свою шляпу возле плошки с ухой из осетрины. – Мне теперь на родине – голову с плеч, – грек характерно провел ребром ладони по горлу.
– Ну, не стоит так убиваться, – ответил я. – Доложишь, что в глаза не видел императорского письма, что я тебе ничего не сказал, и что, вообще, это все – одни слухи, да выдумки!
– И ваша поездка в Кале? – поинтересовался Филипп. Моя версия его не особенно воодушевила. – А вот вы как будете перед своим начальством отчитываться?
– Чего не знаю, того не знаю, – откровенно признался я.
* * *
Вечером мы с моим Золотым драконом были уже в нашем особняке на Офицерской улице. К моему приезду, как я и приказал, везде поменяли замки. За всем, как всегда, проследила моя индианка.– Снова провал? – догадалась она. – Вы не нашли ваши загадочные бумаги!
Сегодня Мира была одета в темно-лиловое сари и вся увешана тяжелыми золотыми украшениями.
– Я делала ведические астрологические таблицы, – таинственно сообщила она. – Насколько я могу судить, Яков Андреевич, пока вас не ждет ничего хорошего! Планеты образовали такой…
– Ты не сделала для меня никакого открытия! – перебил я ее со вздохом. – Мне кажется, что судьба от меня отвернулась! Словно какой-то рок преследует меня с того самого момента, когда моя нога ступила на палубу фрегата «Стрела».
На самом деле, этот злой рок представлялся мне золотоволосой женщиной с прекрасным лицом убиенной графини… Но сейчас я не испытывал к Ольге ничего кроме какого-то досадливого сострадания.
Мне показалось, что Мира что-то почувствовала. Она и прежде ревновала меня, хотя старалась этого не показывать.
– Яков, не говори так, – попросила моя индианка. – Как твоя рана? Позволь мне ее осмотреть! Может быть, послать за Луневым? – Она пытливо посмотрела на меня огромными черными глазами.
Алешка Лунев был моим другом еще со времен французско-русской военной кампании. Он спас мне жизнь, когда я получил серьезное ранение в битве под Лейпцигом. С тех самых пор Алексей Лунев медицине не изменял и нередко выручал меня в ходе моих не всегда безопасных расследований.
– Ни в коем случае, – отозвался я. – Алешка тут же уложит меня в постель! А время сейчас не терпит… – замахал я руками.
– Но мне-то ты позволишь?..
– Нет, Мира, лучше расскажи мне, не заметила ли ты чего-нибудь подозрительного в ту ночь, когда письмо исчезло из моего тайника? – попросил я в ответ.
– Нет, Яшенька, – усмехнулась индианка. – Или ты забыл, где и с кем я ее провела?
– Мира, я говорю серьезно! – воскликнул я.
Меня удивляло, что индианка не понимает, что вскоре наша безбедная и вполне благополучная жизнь может закончиться из-за какого-то листка бумаги, пусть даже и с царской подписью! Отношение Кутузова волновало меня гораздо сильнее, чем угрозы императорской фаворитки.
– Я тоже говорю серьезно, – повела плечами моя индианка.
Кинрю, который присутствовал при нашем разговоре, громко расхохотался. Его обычная невозмутимость из кодекса чести изменила ему!
– Яков Андреевич, – проговорил он, наконец, успокоившись, – вы бы дворников расспросили! Дворник в вашем деле человек самый важный! Обязательно что-нибудь да заметит!
– Пожалуй, ты прав, Кинрю, – задумчиво проговорил я в ответ. – Мне кажется, Пахом обязательно должен что-нибудь знать! Он и о потайной двери сам догадался! Спрашивал меня пару раз. В конце концов, я разрешил ему убирать в том самом коридоре, который вел из флигеля в мой кабинет…
Я дернул за шнур сонетки.
– Федор, – обратился я к появившемуся лакею с ливрее, – кликни-ка Пахома в гостиную!
– Кого? Пахома? – нахмурился тот. – Чего это здесь дворник забыл?
– Нет, мир точно сошел с ума! – возмутился я. – Кликни Пахома!
– Ну, хорошо, барин, хорошо, – Федор попятился к двери. Судя по всему, он никогда еще не видел меня таким рассерженным.
– Мира, и как ты только с ними со всеми управляешься?! – всплеснул я руками.
Индианка в ответ только очаровательно улыбнулась. Ее глаза так и говорили: «Чего только не сделаешь из одной любви к тебе!»
Эти огромные черные глаза были всепрощающими, такими же, как глаза на иконописных ликах, под которыми горела лампада.
Неожиданно у меня закружилась голова, и я присел на маленькое канапе возле камина.
– Что с тобой? – Мира бросилась ко мне, путаясь в своем сари.
Японец тоже встревожился:
– Дайте-ка нам все же осмотреть вашу рану!
Теперь мне деваться было некуда, и я позволил им делать все, что они хотели. Оказалось, что ранение мое нагноилось, и Мире пришлось промыть разорванные края. Она отправилась в свою комнату «демонов» за индийскими снадобьями. К то время, когда японец сделал мне перевязку, на пороге гостиной появился дворник Пахом в сопровождении Федора. Последний топтался на месте и комкал в руках свою шапку.
– Чего изволите, барин? – осведомился он.
– Расскажи мне, не видел ли ты кого прошлой ночью возле старого флигеля? – взволнованно поинтересовался я. – Возле той двери, которая досками заколочена.
– Так, прошу прощения, – замялся дворник Пахом, – к вам через эту дверь, что… заколочена иногда разные люди приходят!
– Ну, а в эту ночь? – насторожился я. Мне показалось, что Пахому что-то известно.
– Заходил один человек, – пожал плечами дворник.
– Так чего же ты мне раньше-то не сказал?! – воскликнул я. – Если бы я мог знать…
– Так я думал, он с вашего ведома, – протянул Пахом. – Вы мне следить-то за черным ходом не поручали!
– И то верно, – произнес я со вздохом. – Прежде никогда не бывало такого, чтобы моей потайной дверью воспользовался какой-нибудь злоумышленник! Но ты мне, любезный, скажи как этот неизвестный выглядел?!
– Из благородных, видать, – пожал плечами Пахом, – холеный барин, одет богато! И еще маска на нем такая странная была, ну, словно он на бал-маскарад собрался! Я, правда, ничего такого не заподозрил… Ведь вы у нас, Яков Андреевич, любите всякого рода странности! Все у вас секреты, да потайные двери!
– Значит, в маске, – проговорил я задумчиво.
Выходило, что мой старый «приятель» с английского фрегата, едва не пристреливший меня в Кале, был еще жив и все еще охотился за письмом. Тот самый незнакомец с инициалами: «А» и «В» из записки графини! Значит, Филипп несколько преувеличил свои заслуги…
– В маске, в маске, – эхом отозвался Пахом. – Я еще было хотел его спросить, куда это он направляется! Да он так грозно на меня посмотрел! И палец к губам приложил, мол, молчи… Ну, я и промолчал!
– Ну, ладно, ступай Пахом, – отпустил я дворника. – Не твоя вина, что злодей пробрался в мой кабинет!
* * *
На следующее утро я собрался к кузине Божене, чтобы расспросить ее про Лизу Данилину, которая, кажется, слыла в свете единственной подругой Ольги Александровой.– Мне не нравится, что ты поедешь к Божене, – обиженно проговорила Мира. – Я, конечно, понимаю, что для дела тебе это нужно. Но…
– Мира, до тебя у меня никогда не было человека ближе ее, – заметил я, прикалывая запонки, играющие на свету брильянтами чистой воды. – Тебе не зачем меня ревновать к Зизевской!
– А я и не ревную, – проговорила индианка запальчиво. – Отправляйтесь, куда хотите? Неужели вы полагаете, Яков Андреевич, что без вас у меня не найдется дела?! – Мира всегда переходила на «вы», когда сердилась.
Я в ответ только пожал плечами и приказал закладывать лошадей. Я должен был застать Божену Феликсовну еще до раута.
* * *
На этот раз мне повезло – гости моей кузины еще не начали съезжаться. Я не увидел у входа ни одной достойной внимания кареты, ни одного важного экипажа.– Яков Андреевич! – Божена Феликсовна поспешила навстречу мне, шелестя бархатными юбками. – Чем мы обязаны такому счастью?! Насколько мне известно, ты, Яков, уже несколько дней, как вернулся из своей заграничной поездки!
– Я хотел иметь с вами свидание tete-a-tete, – проговорил я в свое оправдание.
– Ты, Яков, как всегда, собираешься использовать меня в корыстных целях, – усмехнулась Божена, сверкнув ослепительной улыбкой. Ей удивительно шла ее мареновая масака со шлейфом и длинные грозди сапфировых сережек в ушах.
– Я так соскучился, – воскликнул я, заключая ее в свои объятия.
– Довольно драпироваться! – Божена изобразила на лице праведный гнев. – Называй вещи своими именами! Чего ты хочешь знать от меня на этот раз? Какие-нибудь очередные сплетни? Я слышала, что твой фрегат потерпел крушение! Или это всего лишь сплетни?
– Сплетни, – отозвался я, усмехнувшись. Мне не хотелось углубляться в воспоминания.
– Так значит, это правда, – проговорила Божена Феликсовна взволнованно. – Ты подвергался такой опасности! Мне не хотелось в это верить, – заявила она, усаживаясь в низкое кресло с ножками в виде кариатид, словно сошедших с модных рисунков Персье или Фонтена.
– Я все еще продолжаю подвергаться опасности, – заметил я вкрадчиво. – Помните, дорогая Божена, я говорил вам о некоей известной особе по имени Ольга…