– Ваша миссия будет заключаться в том, – вступил в разговор Кутузов, – что вы передадите ему письмо от нашего Государя.
– И только-то? – усмехнулся я, чувствуя, что мои нервы потихоньку начинали сдавать. Обычно я не позволял себе с Мастером столь вольного обращения.
– Не только, – сурово ответил Иван Сергеевич и переглянулся с Балашовым. – Вы должны на словах убедить Веллингтона повлиять на своих сограждан! Но прежде вы, Яков Андреевич, должны потребовать для себя опознавательной ложи! Не мне вам объяснять, что это такое. Артур Веллингтон – особа весьма законспирированная! К тому же о вашем приезде он заранее не будет предупрежден. В противном случае, фельдмаршал даже и слушать вас не станет.
– Я понимаю причины такой предосторожности, – ответил я. – Думаю, что с опознавательной ложей все пройдет более или менее гладко!
– Ну вот и отлично, – в кои-то веки улыбнулся Иван Сергеевич.
– И где же я найду герцога Веллингтона? – осведомился я.
– В Кале, – развел руками Александр Дмитриевич, – по крайней мере, по нашим сведениям в данный момент Артур Веллингтон должен находиться именно там!
– В Кале? – вновь удивился я. – Вот уж никак не думал, что искать английского фельдмаршала мне придется во Франции!
– Фрегат уже ждет вас в порту, – сообщил Кутузов. – Вы должны будете отправиться в путь завтра же ночью!
«Вот тебе, Яков Андреевич, и дальняя дорога, – мелькнуло у меня в голове. – А что там Мира говорила об опасности, подстерегающей меня на воде?!»
В гостиную снова вошел Император в парадном мундире. В этот момент царь Александр выглядел как-то особенно торжественно, словно он присутствовал на параде войск в его честь.
– В письме речь идет о том, чтобы склонить европейских союзников к борьбе с мусульманской Турцией, в крайнем случае добиться одобрения разрыва с ней дипломатических отношений, – проговорил Александр Благословенный. – Священный союз мыслился мной не только как объединение европейских монархов для борьбы с революцией, но и как союз христианских государей для защиты христианских народов Балканского полуострова от мусульманского ига!
Царь протянул мне это письмо.
– Я полагаюсь на вас, – добавил он. – Прошу вас, не обманите оказанного вам доверия!
Я механически принял из его рук письмо, запечатанное сургучом. Оно показалось мне очень гладким на ощупь. Цена доверия, оказанного мне, и впрямь была слишком велика. Я держал в своих слегка похолодевших руках судьбы целых народов.
– Самое главное, – сказал Балашов, – чтобы это письмо не попало в руки австрийского канцлера, который смог бы обвинить Россию и Александра в пособничестве мятежникам, пусть и восставшим против мусульманского ига! Я уверен, что за этим письмом будут охотиться. У меня есть сведения, что канцлер Меттерних уже в курсе наших приготовлений. А в России приверженцев у него достаточно… Уж поверьте мне на слово, ваша поездка будет не из самых приятных!
У меня не было оснований не доверять Балашову. К тому же я слышал, что в Санкт-Петербурге существует даже «Австрийская партия» да и сам министр иностранных дел Нессельроде чрезмерно привержен австрийцам. Я не сомневался, что кто-нибудь обязательно попытается воткнуть мне палки в колеса. Вряд ли мне удастся отправиться в Кале никем незамеченным. Иллюзий на этот счет я особенно не питал.
– Итак, вы согласны? – осведомился Его Императорское Величество.
Я кивнул:
– Разумеется, да!
И разве я мог ослушаться Его Высочайшего повеления?!
– Ну, вот и прекрасно, – царь улыбнулся мне своей лучезарной улыбкой. – Будем надеяться, что с божьей помощью все пройдет гладко!
Невольно я подумал о том, что мне стоит записать в своем дневнике выдержку из речи князя М. П. Баратаева, которую я как то сам слышал из его уст на одном из собраний:
«Ныне, когда феникс масонничества под благотворным скипетродержанием благословеннейшего из монархов получил новое бытие свое, мы видим ежедневно наш Восток озаряющимся новым блеском славы и добродетелей первейших мужей в государстве…»
Мог ли я знать тогда, что легально существовать масонству в нашем государстве оставалось не более года?!
– О чем вы задумались, Яков Андреевич? – осведомился Кутузов.
– О том, как успешнее выполнить мою новую миссию, – ответил я.
– Похвально, – одобрил Иван Сергеевич.
Я вздрогнул, заметив в одной из зеркальных дверей отражение женщины в черном креповом платье.
– Скорее! – настойчиво повторила она.
Я обернулся. В комнате, в которой я сейчас находился, окна отсутствовали, а стены почти полностью занимали четыре двери, две из которых были зеркальными. Одна из этих зеркальных дверей, как раз, и выходила на винтовую чугунную лестницу, по которой меня должен был проводить офицер из личной охраны Александра Благословенного. Освещалось это помещение четырьмя бра из золоченой бронзы. Но в Овальной комнате все же царил полумрак.
– Кто вы? – Я сделал шаг в сторону женщины, а офицер словно растворился за одной из зеркальных дверей.
– Вы не узнаете меня? – шепотом спросила она. Я только сейчас начал понимать, что эта странная женщина могла слышать весь наш разговор в Китайской гостиной.
– Кто вы? – повторил я. Мне уже повсюду мерещились австрийские шпионы и приверженцы министра иностранных дел Нессельроде.
Таинственная незнакомка убрала с лица газовую вуаль. Темные глаза пристально всматривались в мое лицо.
– Мария Антоновна?! – ошеломленно воскликнул я.
– Тсс, – царская фаворитка прижала палец к губам, сверкнув брильянтами на массивном перстне червонного золота.
– Ничего не понимаю, – тихо проговорил я. – Вы подслушивали? Вы, хотя бы, понимаете, какую угрозу на себя навлекаете?! Это же… – Я не находил слов. – Это же, по меньшей мере, государственная тайна!
– Из того, что я слышала, – задумчиво проговорила Нарышкина, – я поняла только то, что вы отправляетесь завтра во Францию, вы принадлежите к масонам и исполняете функции сыщика…
– Это не вполне так, – сухо заметил я.
– Ну, не скромничайте, – протянула фрейлина. – Да и кто ныне не масон?!
– Тогда почему же вы решили обратиться ко мне? – Я догадывался, что у Марии Антоновны имеется ко мне какой-то свой интерес, как-то связанный с моими занятиями.
– Потому что вы отправляетесь во Францию, – императорская фаворитка прищурилась, от чего паутинка в углах ее глаз стала заметнее. Она была уже не так молода, как казалось на первый взгляд. Однако Император Александр, по слухам, баловал ее своим постоянством. – В Кале. Если я не ошибаюсь…
– Да, вы не ошибаетесь, – мрачным тоном отозвался. Мне все время казалось, что из-за какой-нибудь двери появится Кутузов, Балашов или сам Александр. – Мария Антоновна, вы ставите меня в ужасное положение!
– Я прошу вас о помощи! – взмолилась она. – И если у вас есть сердце, вы не можете не отклинуться!
Этого-то мне сейчас только и не хватало!
– Что вы имеете в виду? – устало осведомился я.
Мне не хотелось отказывать первой фрейлине в государстве, тем более, что она подслушала важный разговор и могла поставить под удар наше дело… Как-то я имел несчастие испробовать на себе, что из себя представляет месть оскорбленной женщины.
– Моя дочь, – Мария Антоновна всхлипнула, – моя дочь сбежала во Францию! Вслед за каким-то голодранцем! Я даже не знаю имени этого мерзавца! Спасите! Верните ее! Камеристка Ольги утверждает, что она собиралась в Кале! Но я даже не знаю: покинула ли Ольга Санкт-Петербург или со дня на день покинет его!
– У вас есть дочь?! – ахнул я. Одно время злые языки утверждали, что у Александра I родился незаконный ребенок.
– Есть, – устало проговорила Нарышкина и присела на стул. Мария Антоновна сняла у себя с груди цепочку с дорогим медальоном протянула его мне. – Оленька, – ласково проворковала она.
Я приоткрыл крышку и едва не задохнулся от удивления. На меня смотрели зеленоватые глаза графини Александровой, в которую я когда-то был смертельно влюблен. По крайней мере, в дни моей незабвенной юности мне так казалось… Это было первое чувство, оставившее в моей душе заметный след.
– Вы узнали ее? – улыбнулась Нарышкина. – Я вижу, что узнали!
Я еще учился в кадетском корпусе, когда впервые увидел графиню на одном из приемов. На ней было светло-зеленое платье, схваченное под грудью перламутровой пряжкой и парижская шляпка из золотистой соломки. Ее медовые волосы лучились на солнце, рассыпавшись по полуобнаженным плечам. Тогда я еще не знал, что этой юной прелестнице суждено блистать при дворе. Впрочем, я до сих пор не знал, как и многие, что она незаконная дочь Александра… Мы виделись с Ольгой наедине лишь однажды, но тогда мне удалось-таки сорвать с ее губ обжигающий поцелуй. Однако графиня дала мне понять, что это свидание первое и единственное, и нам никогда не суждено с ней быть вместе. Графине Ольге в ту пору было чуть более пятнадцати…
– Да, эти черты мне, кажется, знакомы, – ответил я. Хотя с портрета на меня смотрели надменные глаза обворожительной взрослой женщины, вполне осознающей всю свою красоту.
– Что-то мне подсказывает, что вы… – Нарышкина бросила пытливый взгляд в мою сторону. – Хотя, нет! Это маловеротяно… Так вы беретесь вернуть ее? Я не постою за вознаграждением!
– Не сомневаюсь, – откликнулся я. – Но вряд ли мне удастся вернуть Ольгу силой!
– Поступайте, как знаете! Но она должна быть во дворце! – продолжала настаивать Мария Антоновна. – В этом дворце!
– Но в ней же течет царская кровь, – заметил я.
– Именно поэтому я не позволю ей позорить данное ей при рождении знатное имя! – заявила Нарышкина. – К счастью, сам Государь еще ни о чем не догадывается.
– Ну, наконец-то! – Взволнованная Мира встречала меня в гостиной. Она всю ночь не сомкнула глаз, опасаясь, что меня отправят в сопровождении каких-нибудь казаков в Алексеевский равелин или крепость. – Что? Как?
Я невольно дотронулся до письма, спрятанного за пазухой и выронил медальон.
– Что это? – Мой индианка наклонилась и подняла его.
Кинрю схватился за голову, послав мне сочувственный взгляд из-под насупленных черных бровей.
Мира щелкнула крышечкой.
– А она красивая, – заметила индианка вскользь. Я чувствовал, что ее ревность рвется наружу, но она всеми силами души сдерживает ее. – Как ее имя? Кто она?
Я возблагодарил бога, что Мира не может читать мои мысли.
– Графиня Ольга Александрова, – ответил я. – Она исчезла, и я должен ее найти в Кале!
– Для этого тебя ночью вызвали в Царское село? – недоверчиво осведомилась она.
– Не только для этого, – устало произнес я в ответ, – но мне бы не хотелось вдаваться в подробности.
– Ты едешь в Кале? – как-то отрешенно спросила Мира.
– Да, завтра вечером, – отозвался я. – Кинрю поедет со мной.
– А я?
– Я не могу взять тебя с собой, – начал оправдываться я. – Дорога может оказаться опасной! И в конце-концов, это связано с Орденом, с политическими интригами, с войной, наконец! Le sang coulera! [1]
– С чего это вы стали так красноречивы, Яков Андреевич? – ехидно спросила Мира, не отрывая глаз от портрета.
– Я боюсь за тебя, – отозвался я как ни в чем не бывало. Меня взволновала предстоящая встреча с графиней.
– У тебя покраснели глаза, – устало вздохнула индианка. – Отправляйся лучше спать!
Я решил последовать совету Миры, тем более, что на другой день мне предстояло отправиться в море. Но вскоре Мира оказалась в моей постели, и я любил ее с той страстностью, которой был наделен с юношеских лет. Я уповал на то, что моя милая Мира не догадается, что весь этот пыл разжег во мне портрет Ольги Александровой. Я закрывал глаза, и перед моим мысленным взором вставали ее черты. Кого сейчас любила она? И вслед за кем отправилась в чужую страну? Письмо к английскому герцогу отошло как-то на задний план.
– Я люблю тебя, Яков, – засыпая, сказала Мира.
– Спи, жизнь моя, – я поцеловал ее в лоб, прежде чем сомкнуть свои воспаленные веки.
Едва проснувшись, я спрятал императорское письмо в своем тайнике за картиной Гвидо Ренни.
– Куда это ты собрался, Яков? – подозрительно осведомилась моя индианка. Я вынужден был констатировать с горечью, что она не забыла про портрет зеленоглазой графини.
– Уладить кое-какие дела, – туманно ответил я. Мне хотелось напоследок перекинуться парой фраз с моей несравненной Боженой Феликсовной, царицей светского Петербурга и моей двоюродной сестрой.
Она, как впрочем и всегда, обворожительно выглядела и сияла своими сапфировыми глазами.
– Яков! Ну, наконец-то, милейший братец, соблаговолили пожаловать! – усмехнулась она.
Двери ее дома всегда были открыты для меня в какое угодно время суток, не смотря на ее своеобразный нрав, склонный к экзальтированности, сумасбродству и ажитации! Однако я ценил ее за острый ум всегдашнюю осведомленность. Не стану упоминать о братских чувствах… Божена Зизевская обязана была что-то знать о любовных похождениях Ольги Александровой, или бы она не была Боженой!
– Как я могу забыть о своей прелестной кузине, – поклонился я, с интересом рассматривая ее элегантное платье со шлейфом. Глубокое декольте было прикрыто короткой пелеринкой с лебяжьим пухом. Золотистые волосы Божены были стянуты в «греческий» узел.
– Тебе снова от меня что-то понадобилось, – предположила она, послав мне одну из своих очаровательнейших улыбок.
– Ну, в некотором роде, – замялся я. Мне было неприятно, что моя сестрица столь скоро меня раскусила.
– Ну, что ж, – присаживайся, – о на указала мне на глубокое кресло, обитое темно-вишневым бархатом. – Итак, что ты хочешь знать? – поинтересовалась она. – Это снова связано с твоим… масонством?
– В некотором роде, – коротко бросил я.
– Заладил одно и то же, – вздохнула Божена Феликсовна. – До чего же ты скушен, братец! Лучше скажи, что ты думаешь о восстании на Балканах? Мне кажется, что наш Император оказался в положении не из легких.
– Политика, – развел я руками.
– Ах, ну, да. – Зизевская уселась напротив меня на канапе. – О чем же ты хотел говорить со мной, если не о политике?
В ее салоне всегда обсуждались последние новости.
– О светских сплетнях, – ответил я.
– Ну, – Божена нахмурилась, – об этом мы и в другой раз сможем переговорить. Я бы лучше обсудила с тобой положение в Греции…
– Я сегодня вечером отправляюсь в Кале, – отозвался я. – Так что мне непременно нужно именно сейчас обсудить с вами кое-какие вопросы!
– А ты умеешь быть убедительным, – проговорила в ответ кузина. – Кале… С чего бы это?
– Надо уладить некоторые дела, – сказал я уклончиво.
Однако мой ответ кузину не удовлетворил.
– Дела тебе надо в Кольцовке улаживать, – усмехнулась она. – А то управляющий, поди, и вовсе проворовался! Снова твой Кутузов тебя обхаживает, – погрозила Божена изящным пальчиком. – Поездка-то хоть не опасная?
Я заметил, что кузина всерьез встревожилась за меня.
– Морская прогулка, – весело усмехнулся я. – Хочется сменить обстановку! Волны, ветер, паруса, шторм, наконец. Палуба скрепит под ногами, мачты гнутся…
– А я слышала, братец, что ты уже в Греции побывал… – Божена Феликсовна в упор уставилась на меня ярко-голубыми глазами. – А все острых ощущений ищешь… Неужели тоже со скуки чахнешь?
Божена рассмеялась громким заливистым смехом.
– И откуда только у тебя столь ценная информация? – искренне удивился я. Меня не на шутку заинтересовало: кто еще знает о моем, как я полагал до селе, секретном вояже?!
– Ну, у меня свои источники информации, – кокетливо протянула Божена Феликсовна. – Ты не единственный масон в моем окружении…
– Час от часу не легче! – воскликнул я. Мне невольно вспомнилась та страшная клятва, которую давали масоны при вступлении в Ложу. Но, если священный обет потеряет всякую цену, то что же тогда случится с братством свободных каменщиков?! О таком мне страшно было даже подумать!
– Да не пугайся ты так, Яков Андреевич, – снова рассмеялась Божена. – Никто мне о твоей поездке балканской не говорил! Я сама догадалась, что в этом деле без вашего участия не обошлось. И кому как ни тебе они могли это поручить?!
У меня немного отлегло от сердца. А то я уж и впрямь подумал, что кто-то шпионит за мной, а потом направо и налево рассказывает о моих, с позволения сказать, подвигах…
– Меня с вами, Божена Феликсовна, так и удар хватит, – заметил я.
– Что-то ты, братец, стал слишком чувствителен, – усмехнулась кузина. – Итак, о чем же ты хотел узнать от меня?
– Не о чем, а о ком, – поправил я Божену.
– Не мог бы ты изъясняться конкретнее? – попросила она. – Я, конечно, понимаю, что язык ваш иносказательный…
– Меня интересует графиня Ольга Александрова, – ответил я.
В гостиной Божены Феликсовны повисло гробовое молчание.
– С чего бы это? – наконец, через несколько минут осведомилась Божена.
Улыбка сбежала с лица моей кузины, словно ее и не было. Божена Феликсовна нахмурилась, что случалось с ней до крайности редко, по причине живости ее изумительного характера.
«Искрометная женщина!» – шептались столичные франты о ней в кулуарах салонных гостиных.
– Ну… – протянул я, – одна величественная особа обратилась ко мне с просьбой разыскать ее во Франции и вернуть в родительские объятия… Под своды Екатерининского дворца.
– Неужели?! – Божена изумленно подняла брови. – Мне казалось, что… Неужели дело зашло так далеко?!
– Как далеко? – отозвался я. – Вы не могли бы, дорогая Божена Феликсовна, изъясняться понятнее?
Я во все глаза смотрел на нее, но перед моим мысленным взором по-прежнему стояли черты моей первой возлюбленной. Я рассматривал золотистый узел волос Божены, а видел медовые локоны графини Ольги, которая когда-то ответила мне решительным «нет». Мне очень хотелось познакомиться с человеком, за которым она устремилась в Кале.
– Я так поняла, что теперь тебе, Яков, известно происхождение графини, о которой ты меня спрашиваешь, – кузина в упор посмотрела на меня.
– Известно, – ответил я. – Но мне неизвестно имя человека, с которым сбежала графиня! Увы…
– Я, к сожалению, ничем не могу тебя порадовать, Яков Андреевич, – развела руками Божена. – Имя этого человека и мне неизвестно. Я знаю только, что родители графини были категорически против ее связи с ним! Кажется, это какой-то офицер…
– Божена! Я не верю, что вы столь мало осведомлены, – проговорил я с сомнением. – Почему вы не желаете мне помочь? Ведь раньше…
Божена Феликсовна, и впрямь, по мере возможности оказывала мне посильную помощь, тем более, что всегда была в курсе всех светских событий. Поэтому теперь я не вполне ее понимал.
Зизевская встала со своего места и грациозно прошлась по комнате, шелестя юбками.
– Не подумай, что я намеренно что-то пытаюсь скрыть от тебя, – проговорила она задумчиво. – Графиня Ольга никогда не числилась у меня в подругах. Она всегда вела довольно замкнутый образ жизни. К тому же она чересчур молода… Некоторое время назад, когда Мария Антоновна приболела, злые языки утверждали что… Ну, в общем ты понимаешь… Впрочем, это было давно! Потом слухи стихли, а несколько лет назад при дворе появилась новая фрейлина графиня Ольга Александрова. Это почти все что я знаю о дочери… Впрочем, ты, милый братец, вероятно осведомлен, что сама Нарышкина не испытывает ко мне особой симпатии, так что мне особенно не хотелось бы вникать в это дело!
Божена намекала на сплетни, касающиеся ее близкой связи с Императором Александром. Для меня до сих пор так и осталось загадкой: была ли в них хоть доля какой-то правды!
– Я вполне понимаю вас, Божена Феликсовна, – ответил я, усмехнувшись, – но Мария Антоновна поставила меня в несколько затруднительное положение, поручив мне столь ответственное и деликатное дело!
– В этом ты прав, Яша, – усмехнулась в ответ Божена, сверкнув своими сине-голубыми глазами, – да видно у тебя на роду так написано! Ищешь все что-то, кружишься, странствуешь по свету как Агасфер… Тебе-то когда-нибудь отдых будет? – Она потрепала меня по волосам. Я почувствовал приторно-острый запах пачули, исходивший от ее ухоженных пальцев.
– Ну, я еще не настолько устал, – в ответ усмехнулся я, даже не подозревая о том, что за отдых в скором будущем уготовила мне судьба.
– Тебе удалось что-то выяснить? – спросила она.
– Нет, практически ничего, – я расстроено покачал головой.
– А я уложила все твои вещи, – смущенно улыбнулась мне индианка.
Я поблагодарил ее, но захватил с собой еще и тетрадку с записями прямо из своего тайника, вместе с письмом к англичанину, да пару заряженных французскими пулями пистолетов. Мне приходилось надеяться на то, что парижане отлили их с особенной точностью. В конце концов, я отправлялся не на увеселительную прогулку.
– Экипаж запрягли, – сообщил мне Кинрю, вынося свои вещи из комнаты. Его скарб был совсем небольшим, но мне не приходилось сомневаться в том, что мой Золотой дракон всегда брал с собой только самое необходимое. Он с важным видом понес свой погребец на крыльцо.
– Яков, обещай мне быть особенно осторожным! – неожиданно воскликнула Мира, когда за моим ангелом-хранителем захлопнулась дверь.
– Обещаю, – пожал я плечами. – Что с тобой, милая моя? Я никогда еще не видел тебя в таком состоянии!
Мира действительно была не в себе. В ее глазах была такая мучительная тоска, что на какое-то мгновение я едва не передумал отправляться в Кале.
– Мне страшно, – прошептала индианка, прижавшись щекой к моему плечу. – Как называется твой фрегат? – поинтересовалась она.
– «Стрела», – отозвался я, целуя ее с особенной нежностью.
Мне хотелось успокоить Миру, но я понимал, что это выше всяких человеческих сил.
II
– И только-то? – усмехнулся я, чувствуя, что мои нервы потихоньку начинали сдавать. Обычно я не позволял себе с Мастером столь вольного обращения.
– Не только, – сурово ответил Иван Сергеевич и переглянулся с Балашовым. – Вы должны на словах убедить Веллингтона повлиять на своих сограждан! Но прежде вы, Яков Андреевич, должны потребовать для себя опознавательной ложи! Не мне вам объяснять, что это такое. Артур Веллингтон – особа весьма законспирированная! К тому же о вашем приезде он заранее не будет предупрежден. В противном случае, фельдмаршал даже и слушать вас не станет.
– Я понимаю причины такой предосторожности, – ответил я. – Думаю, что с опознавательной ложей все пройдет более или менее гладко!
– Ну вот и отлично, – в кои-то веки улыбнулся Иван Сергеевич.
– И где же я найду герцога Веллингтона? – осведомился я.
– В Кале, – развел руками Александр Дмитриевич, – по крайней мере, по нашим сведениям в данный момент Артур Веллингтон должен находиться именно там!
– В Кале? – вновь удивился я. – Вот уж никак не думал, что искать английского фельдмаршала мне придется во Франции!
– Фрегат уже ждет вас в порту, – сообщил Кутузов. – Вы должны будете отправиться в путь завтра же ночью!
«Вот тебе, Яков Андреевич, и дальняя дорога, – мелькнуло у меня в голове. – А что там Мира говорила об опасности, подстерегающей меня на воде?!»
В гостиную снова вошел Император в парадном мундире. В этот момент царь Александр выглядел как-то особенно торжественно, словно он присутствовал на параде войск в его честь.
– В письме речь идет о том, чтобы склонить европейских союзников к борьбе с мусульманской Турцией, в крайнем случае добиться одобрения разрыва с ней дипломатических отношений, – проговорил Александр Благословенный. – Священный союз мыслился мной не только как объединение европейских монархов для борьбы с революцией, но и как союз христианских государей для защиты христианских народов Балканского полуострова от мусульманского ига!
Царь протянул мне это письмо.
– Я полагаюсь на вас, – добавил он. – Прошу вас, не обманите оказанного вам доверия!
Я механически принял из его рук письмо, запечатанное сургучом. Оно показалось мне очень гладким на ощупь. Цена доверия, оказанного мне, и впрямь была слишком велика. Я держал в своих слегка похолодевших руках судьбы целых народов.
– Самое главное, – сказал Балашов, – чтобы это письмо не попало в руки австрийского канцлера, который смог бы обвинить Россию и Александра в пособничестве мятежникам, пусть и восставшим против мусульманского ига! Я уверен, что за этим письмом будут охотиться. У меня есть сведения, что канцлер Меттерних уже в курсе наших приготовлений. А в России приверженцев у него достаточно… Уж поверьте мне на слово, ваша поездка будет не из самых приятных!
У меня не было оснований не доверять Балашову. К тому же я слышал, что в Санкт-Петербурге существует даже «Австрийская партия» да и сам министр иностранных дел Нессельроде чрезмерно привержен австрийцам. Я не сомневался, что кто-нибудь обязательно попытается воткнуть мне палки в колеса. Вряд ли мне удастся отправиться в Кале никем незамеченным. Иллюзий на этот счет я особенно не питал.
– Итак, вы согласны? – осведомился Его Императорское Величество.
Я кивнул:
– Разумеется, да!
И разве я мог ослушаться Его Высочайшего повеления?!
– Ну, вот и прекрасно, – царь улыбнулся мне своей лучезарной улыбкой. – Будем надеяться, что с божьей помощью все пройдет гладко!
Невольно я подумал о том, что мне стоит записать в своем дневнике выдержку из речи князя М. П. Баратаева, которую я как то сам слышал из его уст на одном из собраний:
«Ныне, когда феникс масонничества под благотворным скипетродержанием благословеннейшего из монархов получил новое бытие свое, мы видим ежедневно наш Восток озаряющимся новым блеском славы и добродетелей первейших мужей в государстве…»
Мог ли я знать тогда, что легально существовать масонству в нашем государстве оставалось не более года?!
– О чем вы задумались, Яков Андреевич? – осведомился Кутузов.
– О том, как успешнее выполнить мою новую миссию, – ответил я.
– Похвально, – одобрил Иван Сергеевич.
* * *
– Подите сюда! Скорее! – услышал я у себя за спиной женский шепот, как раз когда проходил через Овальную Переднюю, ведущую на чугунную лестницу, которая соединяла личные апартаменты Императора Александра I с интерьерами Парадной анфилады дворца.Я вздрогнул, заметив в одной из зеркальных дверей отражение женщины в черном креповом платье.
– Скорее! – настойчиво повторила она.
Я обернулся. В комнате, в которой я сейчас находился, окна отсутствовали, а стены почти полностью занимали четыре двери, две из которых были зеркальными. Одна из этих зеркальных дверей, как раз, и выходила на винтовую чугунную лестницу, по которой меня должен был проводить офицер из личной охраны Александра Благословенного. Освещалось это помещение четырьмя бра из золоченой бронзы. Но в Овальной комнате все же царил полумрак.
– Кто вы? – Я сделал шаг в сторону женщины, а офицер словно растворился за одной из зеркальных дверей.
– Вы не узнаете меня? – шепотом спросила она. Я только сейчас начал понимать, что эта странная женщина могла слышать весь наш разговор в Китайской гостиной.
– Кто вы? – повторил я. Мне уже повсюду мерещились австрийские шпионы и приверженцы министра иностранных дел Нессельроде.
Таинственная незнакомка убрала с лица газовую вуаль. Темные глаза пристально всматривались в мое лицо.
– Мария Антоновна?! – ошеломленно воскликнул я.
– Тсс, – царская фаворитка прижала палец к губам, сверкнув брильянтами на массивном перстне червонного золота.
– Ничего не понимаю, – тихо проговорил я. – Вы подслушивали? Вы, хотя бы, понимаете, какую угрозу на себя навлекаете?! Это же… – Я не находил слов. – Это же, по меньшей мере, государственная тайна!
– Из того, что я слышала, – задумчиво проговорила Нарышкина, – я поняла только то, что вы отправляетесь завтра во Францию, вы принадлежите к масонам и исполняете функции сыщика…
– Это не вполне так, – сухо заметил я.
– Ну, не скромничайте, – протянула фрейлина. – Да и кто ныне не масон?!
– Тогда почему же вы решили обратиться ко мне? – Я догадывался, что у Марии Антоновны имеется ко мне какой-то свой интерес, как-то связанный с моими занятиями.
– Потому что вы отправляетесь во Францию, – императорская фаворитка прищурилась, от чего паутинка в углах ее глаз стала заметнее. Она была уже не так молода, как казалось на первый взгляд. Однако Император Александр, по слухам, баловал ее своим постоянством. – В Кале. Если я не ошибаюсь…
– Да, вы не ошибаетесь, – мрачным тоном отозвался. Мне все время казалось, что из-за какой-нибудь двери появится Кутузов, Балашов или сам Александр. – Мария Антоновна, вы ставите меня в ужасное положение!
– Я прошу вас о помощи! – взмолилась она. – И если у вас есть сердце, вы не можете не отклинуться!
Этого-то мне сейчас только и не хватало!
– Что вы имеете в виду? – устало осведомился я.
Мне не хотелось отказывать первой фрейлине в государстве, тем более, что она подслушала важный разговор и могла поставить под удар наше дело… Как-то я имел несчастие испробовать на себе, что из себя представляет месть оскорбленной женщины.
– Моя дочь, – Мария Антоновна всхлипнула, – моя дочь сбежала во Францию! Вслед за каким-то голодранцем! Я даже не знаю имени этого мерзавца! Спасите! Верните ее! Камеристка Ольги утверждает, что она собиралась в Кале! Но я даже не знаю: покинула ли Ольга Санкт-Петербург или со дня на день покинет его!
– У вас есть дочь?! – ахнул я. Одно время злые языки утверждали, что у Александра I родился незаконный ребенок.
– Есть, – устало проговорила Нарышкина и присела на стул. Мария Антоновна сняла у себя с груди цепочку с дорогим медальоном протянула его мне. – Оленька, – ласково проворковала она.
Я приоткрыл крышку и едва не задохнулся от удивления. На меня смотрели зеленоватые глаза графини Александровой, в которую я когда-то был смертельно влюблен. По крайней мере, в дни моей незабвенной юности мне так казалось… Это было первое чувство, оставившее в моей душе заметный след.
– Вы узнали ее? – улыбнулась Нарышкина. – Я вижу, что узнали!
Я еще учился в кадетском корпусе, когда впервые увидел графиню на одном из приемов. На ней было светло-зеленое платье, схваченное под грудью перламутровой пряжкой и парижская шляпка из золотистой соломки. Ее медовые волосы лучились на солнце, рассыпавшись по полуобнаженным плечам. Тогда я еще не знал, что этой юной прелестнице суждено блистать при дворе. Впрочем, я до сих пор не знал, как и многие, что она незаконная дочь Александра… Мы виделись с Ольгой наедине лишь однажды, но тогда мне удалось-таки сорвать с ее губ обжигающий поцелуй. Однако графиня дала мне понять, что это свидание первое и единственное, и нам никогда не суждено с ней быть вместе. Графине Ольге в ту пору было чуть более пятнадцати…
– Да, эти черты мне, кажется, знакомы, – ответил я. Хотя с портрета на меня смотрели надменные глаза обворожительной взрослой женщины, вполне осознающей всю свою красоту.
– Что-то мне подсказывает, что вы… – Нарышкина бросила пытливый взгляд в мою сторону. – Хотя, нет! Это маловеротяно… Так вы беретесь вернуть ее? Я не постою за вознаграждением!
– Не сомневаюсь, – откликнулся я. – Но вряд ли мне удастся вернуть Ольгу силой!
– Поступайте, как знаете! Но она должна быть во дворце! – продолжала настаивать Мария Антоновна. – В этом дворце!
– Но в ней же течет царская кровь, – заметил я.
– Именно поэтому я не позволю ей позорить данное ей при рождении знатное имя! – заявила Нарышкина. – К счастью, сам Государь еще ни о чем не догадывается.
* * *
Таким образом я за одну ночь получил два поручения особой важности, которые мне предстояло обязательно выполнить. Домой я вернулся перед рассветом. По дороге я немного ввел в курс дела моего Золотого дракона, потому что решил взять его с собой на фрегат. Царское поручение казалось мне слишком серьезным и опасным, чтобы выполнять его одному. На карту была поставлена судьба России, Балкан да и всей Европы, не говоря о уже о графине, в которую я когда-то был тайно влюблен.– Ну, наконец-то! – Взволнованная Мира встречала меня в гостиной. Она всю ночь не сомкнула глаз, опасаясь, что меня отправят в сопровождении каких-нибудь казаков в Алексеевский равелин или крепость. – Что? Как?
Я невольно дотронулся до письма, спрятанного за пазухой и выронил медальон.
– Что это? – Мой индианка наклонилась и подняла его.
Кинрю схватился за голову, послав мне сочувственный взгляд из-под насупленных черных бровей.
Мира щелкнула крышечкой.
– А она красивая, – заметила индианка вскользь. Я чувствовал, что ее ревность рвется наружу, но она всеми силами души сдерживает ее. – Как ее имя? Кто она?
Я возблагодарил бога, что Мира не может читать мои мысли.
– Графиня Ольга Александрова, – ответил я. – Она исчезла, и я должен ее найти в Кале!
– Для этого тебя ночью вызвали в Царское село? – недоверчиво осведомилась она.
– Не только для этого, – устало произнес я в ответ, – но мне бы не хотелось вдаваться в подробности.
– Ты едешь в Кале? – как-то отрешенно спросила Мира.
– Да, завтра вечером, – отозвался я. – Кинрю поедет со мной.
– А я?
– Я не могу взять тебя с собой, – начал оправдываться я. – Дорога может оказаться опасной! И в конце-концов, это связано с Орденом, с политическими интригами, с войной, наконец! Le sang coulera! [1]
– С чего это вы стали так красноречивы, Яков Андреевич? – ехидно спросила Мира, не отрывая глаз от портрета.
– Я боюсь за тебя, – отозвался я как ни в чем не бывало. Меня взволновала предстоящая встреча с графиней.
– У тебя покраснели глаза, – устало вздохнула индианка. – Отправляйся лучше спать!
Я решил последовать совету Миры, тем более, что на другой день мне предстояло отправиться в море. Но вскоре Мира оказалась в моей постели, и я любил ее с той страстностью, которой был наделен с юношеских лет. Я уповал на то, что моя милая Мира не догадается, что весь этот пыл разжег во мне портрет Ольги Александровой. Я закрывал глаза, и перед моим мысленным взором вставали ее черты. Кого сейчас любила она? И вслед за кем отправилась в чужую страну? Письмо к английскому герцогу отошло как-то на задний план.
– Я люблю тебя, Яков, – засыпая, сказала Мира.
– Спи, жизнь моя, – я поцеловал ее в лоб, прежде чем сомкнуть свои воспаленные веки.
Едва проснувшись, я спрятал императорское письмо в своем тайнике за картиной Гвидо Ренни.
* * *
Утром я велел Мире позаботиться о моем гардеробе, а сам привел себя в лучший вид: оделся в новенький фрак, брюки со штрипками, повязал галстук, пристегнул бриллиантовые запонки к рукавам белоснежной сорочки, привел в порядок ногти с помощью английской пилки и приказал кучеру запрягать экипаж.– Куда это ты собрался, Яков? – подозрительно осведомилась моя индианка. Я вынужден был констатировать с горечью, что она не забыла про портрет зеленоглазой графини.
– Уладить кое-какие дела, – туманно ответил я. Мне хотелось напоследок перекинуться парой фраз с моей несравненной Боженой Феликсовной, царицей светского Петербурга и моей двоюродной сестрой.
Она, как впрочем и всегда, обворожительно выглядела и сияла своими сапфировыми глазами.
– Яков! Ну, наконец-то, милейший братец, соблаговолили пожаловать! – усмехнулась она.
Двери ее дома всегда были открыты для меня в какое угодно время суток, не смотря на ее своеобразный нрав, склонный к экзальтированности, сумасбродству и ажитации! Однако я ценил ее за острый ум всегдашнюю осведомленность. Не стану упоминать о братских чувствах… Божена Зизевская обязана была что-то знать о любовных похождениях Ольги Александровой, или бы она не была Боженой!
– Как я могу забыть о своей прелестной кузине, – поклонился я, с интересом рассматривая ее элегантное платье со шлейфом. Глубокое декольте было прикрыто короткой пелеринкой с лебяжьим пухом. Золотистые волосы Божены были стянуты в «греческий» узел.
– Тебе снова от меня что-то понадобилось, – предположила она, послав мне одну из своих очаровательнейших улыбок.
– Ну, в некотором роде, – замялся я. Мне было неприятно, что моя сестрица столь скоро меня раскусила.
– Ну, что ж, – присаживайся, – о на указала мне на глубокое кресло, обитое темно-вишневым бархатом. – Итак, что ты хочешь знать? – поинтересовалась она. – Это снова связано с твоим… масонством?
– В некотором роде, – коротко бросил я.
– Заладил одно и то же, – вздохнула Божена Феликсовна. – До чего же ты скушен, братец! Лучше скажи, что ты думаешь о восстании на Балканах? Мне кажется, что наш Император оказался в положении не из легких.
– Политика, – развел я руками.
– Ах, ну, да. – Зизевская уселась напротив меня на канапе. – О чем же ты хотел говорить со мной, если не о политике?
В ее салоне всегда обсуждались последние новости.
– О светских сплетнях, – ответил я.
– Ну, – Божена нахмурилась, – об этом мы и в другой раз сможем переговорить. Я бы лучше обсудила с тобой положение в Греции…
– Я сегодня вечером отправляюсь в Кале, – отозвался я. – Так что мне непременно нужно именно сейчас обсудить с вами кое-какие вопросы!
– А ты умеешь быть убедительным, – проговорила в ответ кузина. – Кале… С чего бы это?
– Надо уладить некоторые дела, – сказал я уклончиво.
Однако мой ответ кузину не удовлетворил.
– Дела тебе надо в Кольцовке улаживать, – усмехнулась она. – А то управляющий, поди, и вовсе проворовался! Снова твой Кутузов тебя обхаживает, – погрозила Божена изящным пальчиком. – Поездка-то хоть не опасная?
Я заметил, что кузина всерьез встревожилась за меня.
– Морская прогулка, – весело усмехнулся я. – Хочется сменить обстановку! Волны, ветер, паруса, шторм, наконец. Палуба скрепит под ногами, мачты гнутся…
– А я слышала, братец, что ты уже в Греции побывал… – Божена Феликсовна в упор уставилась на меня ярко-голубыми глазами. – А все острых ощущений ищешь… Неужели тоже со скуки чахнешь?
Божена рассмеялась громким заливистым смехом.
– И откуда только у тебя столь ценная информация? – искренне удивился я. Меня не на шутку заинтересовало: кто еще знает о моем, как я полагал до селе, секретном вояже?!
– Ну, у меня свои источники информации, – кокетливо протянула Божена Феликсовна. – Ты не единственный масон в моем окружении…
– Час от часу не легче! – воскликнул я. Мне невольно вспомнилась та страшная клятва, которую давали масоны при вступлении в Ложу. Но, если священный обет потеряет всякую цену, то что же тогда случится с братством свободных каменщиков?! О таком мне страшно было даже подумать!
– Да не пугайся ты так, Яков Андреевич, – снова рассмеялась Божена. – Никто мне о твоей поездке балканской не говорил! Я сама догадалась, что в этом деле без вашего участия не обошлось. И кому как ни тебе они могли это поручить?!
У меня немного отлегло от сердца. А то я уж и впрямь подумал, что кто-то шпионит за мной, а потом направо и налево рассказывает о моих, с позволения сказать, подвигах…
– Меня с вами, Божена Феликсовна, так и удар хватит, – заметил я.
– Что-то ты, братец, стал слишком чувствителен, – усмехнулась кузина. – Итак, о чем же ты хотел узнать от меня?
– Не о чем, а о ком, – поправил я Божену.
– Не мог бы ты изъясняться конкретнее? – попросила она. – Я, конечно, понимаю, что язык ваш иносказательный…
– Меня интересует графиня Ольга Александрова, – ответил я.
В гостиной Божены Феликсовны повисло гробовое молчание.
– С чего бы это? – наконец, через несколько минут осведомилась Божена.
Улыбка сбежала с лица моей кузины, словно ее и не было. Божена Феликсовна нахмурилась, что случалось с ней до крайности редко, по причине живости ее изумительного характера.
«Искрометная женщина!» – шептались столичные франты о ней в кулуарах салонных гостиных.
– Ну… – протянул я, – одна величественная особа обратилась ко мне с просьбой разыскать ее во Франции и вернуть в родительские объятия… Под своды Екатерининского дворца.
– Неужели?! – Божена изумленно подняла брови. – Мне казалось, что… Неужели дело зашло так далеко?!
– Как далеко? – отозвался я. – Вы не могли бы, дорогая Божена Феликсовна, изъясняться понятнее?
Я во все глаза смотрел на нее, но перед моим мысленным взором по-прежнему стояли черты моей первой возлюбленной. Я рассматривал золотистый узел волос Божены, а видел медовые локоны графини Ольги, которая когда-то ответила мне решительным «нет». Мне очень хотелось познакомиться с человеком, за которым она устремилась в Кале.
– Я так поняла, что теперь тебе, Яков, известно происхождение графини, о которой ты меня спрашиваешь, – кузина в упор посмотрела на меня.
– Известно, – ответил я. – Но мне неизвестно имя человека, с которым сбежала графиня! Увы…
– Я, к сожалению, ничем не могу тебя порадовать, Яков Андреевич, – развела руками Божена. – Имя этого человека и мне неизвестно. Я знаю только, что родители графини были категорически против ее связи с ним! Кажется, это какой-то офицер…
– Божена! Я не верю, что вы столь мало осведомлены, – проговорил я с сомнением. – Почему вы не желаете мне помочь? Ведь раньше…
Божена Феликсовна, и впрямь, по мере возможности оказывала мне посильную помощь, тем более, что всегда была в курсе всех светских событий. Поэтому теперь я не вполне ее понимал.
Зизевская встала со своего места и грациозно прошлась по комнате, шелестя юбками.
– Не подумай, что я намеренно что-то пытаюсь скрыть от тебя, – проговорила она задумчиво. – Графиня Ольга никогда не числилась у меня в подругах. Она всегда вела довольно замкнутый образ жизни. К тому же она чересчур молода… Некоторое время назад, когда Мария Антоновна приболела, злые языки утверждали что… Ну, в общем ты понимаешь… Впрочем, это было давно! Потом слухи стихли, а несколько лет назад при дворе появилась новая фрейлина графиня Ольга Александрова. Это почти все что я знаю о дочери… Впрочем, ты, милый братец, вероятно осведомлен, что сама Нарышкина не испытывает ко мне особой симпатии, так что мне особенно не хотелось бы вникать в это дело!
Божена намекала на сплетни, касающиеся ее близкой связи с Императором Александром. Для меня до сих пор так и осталось загадкой: была ли в них хоть доля какой-то правды!
– Я вполне понимаю вас, Божена Феликсовна, – ответил я, усмехнувшись, – но Мария Антоновна поставила меня в несколько затруднительное положение, поручив мне столь ответственное и деликатное дело!
– В этом ты прав, Яша, – усмехнулась в ответ Божена, сверкнув своими сине-голубыми глазами, – да видно у тебя на роду так написано! Ищешь все что-то, кружишься, странствуешь по свету как Агасфер… Тебе-то когда-нибудь отдых будет? – Она потрепала меня по волосам. Я почувствовал приторно-острый запах пачули, исходивший от ее ухоженных пальцев.
– Ну, я еще не настолько устал, – в ответ усмехнулся я, даже не подозревая о том, что за отдых в скором будущем уготовила мне судьба.
* * *
Дома меня, как всегда, дожидалась моя индианка. Я испытывал некоторую неловкость, когда ловил на себе ее встревоженно-влюбленные взгляды. Мои воспоминания об Ольге Александровой мне самому казались абсолютно бессмысленными, и тем не менее я чувствовал что-то вроде уколов совести. Я готов был благодарить Всевышнего, что Мира не видела меня насквозь.– Тебе удалось что-то выяснить? – спросила она.
– Нет, практически ничего, – я расстроено покачал головой.
– А я уложила все твои вещи, – смущенно улыбнулась мне индианка.
Я поблагодарил ее, но захватил с собой еще и тетрадку с записями прямо из своего тайника, вместе с письмом к англичанину, да пару заряженных французскими пулями пистолетов. Мне приходилось надеяться на то, что парижане отлили их с особенной точностью. В конце концов, я отправлялся не на увеселительную прогулку.
– Экипаж запрягли, – сообщил мне Кинрю, вынося свои вещи из комнаты. Его скарб был совсем небольшим, но мне не приходилось сомневаться в том, что мой Золотой дракон всегда брал с собой только самое необходимое. Он с важным видом понес свой погребец на крыльцо.
– Яков, обещай мне быть особенно осторожным! – неожиданно воскликнула Мира, когда за моим ангелом-хранителем захлопнулась дверь.
– Обещаю, – пожал я плечами. – Что с тобой, милая моя? Я никогда еще не видел тебя в таком состоянии!
Мира действительно была не в себе. В ее глазах была такая мучительная тоска, что на какое-то мгновение я едва не передумал отправляться в Кале.
– Мне страшно, – прошептала индианка, прижавшись щекой к моему плечу. – Как называется твой фрегат? – поинтересовалась она.
– «Стрела», – отозвался я, целуя ее с особенной нежностью.
Мне хотелось успокоить Миру, но я понимал, что это выше всяких человеческих сил.
II
Фрегат, на котором я отправился в путь, был английским. Я не особенно рассмотрел его, когда поднимался вместе с японцем на верхнюю палубу. Она освещалась только бледными фонарями, раскачивающимися на холодном ветру.
– Bonjour, capitaine, [2]– приветствовал я человека в английском морском мундире.
Что за цель была у этого военного корабля, с двух сторон пришвартованного у петербургского пирса в Финском заливе, я не знал.
– Яков Кольцов? – спросил меня англичанин с легким акцентом.
– Да, – согласился я. – Юкио Хацуми, – кивнул я в сторону своего молчаливого спутника.
Капитан ничего не сказал в ответ, он только велел одному из матросов проводить меня в отведенную для меня каюту. Англичанин, как видно, получил на мой счет нужные распоряжения.
– Steerboard! [3]– услышал я, уже засыпая, восклицание английского лейтенанта.
– Письмо при вас, Яков Андреевич? – осведомился Кинрю, прищурив свои и без того узкие глазки. По их красноте я догадался, что японец провел без сна всю эту ночь. – Что это за фрегат? Я ничего не понимаю, – признался он.
– Скоро все выяснится, – ответил я, машинально проверяя, на месте ли послание нашего Императора к английскому герцогу.
– Ну как? – встревожено осведомился японец, не отрывая глаз от моей правой руки.
Я нащупал конверт.
– Все в порядке, – сообщил я ему.
– Надо бы разузнать, – задумчиво протянул Кинрю, – нет ли на этом судне каких-нибудь переодетых австрийцев!
– Обязательно разузнаем! Всему свое время, – в ответ улыбнулся я и выглянул в каютное окно, из которого, как я догадался, видна была капитанская рубка.
В этот самый момент в дверь постучали.
– Войдите, – позволил я. Мне не терпелось познакомиться с обитателями фрегата «Flitch».
– Bonjour, capitaine, [2]– приветствовал я человека в английском морском мундире.
Что за цель была у этого военного корабля, с двух сторон пришвартованного у петербургского пирса в Финском заливе, я не знал.
– Яков Кольцов? – спросил меня англичанин с легким акцентом.
– Да, – согласился я. – Юкио Хацуми, – кивнул я в сторону своего молчаливого спутника.
Капитан ничего не сказал в ответ, он только велел одному из матросов проводить меня в отведенную для меня каюту. Англичанин, как видно, получил на мой счет нужные распоряжения.
– Steerboard! [3]– услышал я, уже засыпая, восклицание английского лейтенанта.
* * *
Утром мы были уже в Атлантическом океане. Я слышал, как мощные валы с плеском разбивались о борта корабля. Мне захотелось выйти на палубу и подставить лицо под струи океанского ветра.– Письмо при вас, Яков Андреевич? – осведомился Кинрю, прищурив свои и без того узкие глазки. По их красноте я догадался, что японец провел без сна всю эту ночь. – Что это за фрегат? Я ничего не понимаю, – признался он.
– Скоро все выяснится, – ответил я, машинально проверяя, на месте ли послание нашего Императора к английскому герцогу.
– Ну как? – встревожено осведомился японец, не отрывая глаз от моей правой руки.
Я нащупал конверт.
– Все в порядке, – сообщил я ему.
– Надо бы разузнать, – задумчиво протянул Кинрю, – нет ли на этом судне каких-нибудь переодетых австрийцев!
– Обязательно разузнаем! Всему свое время, – в ответ улыбнулся я и выглянул в каютное окно, из которого, как я догадался, видна была капитанская рубка.
В этот самый момент в дверь постучали.
– Войдите, – позволил я. Мне не терпелось познакомиться с обитателями фрегата «Flitch».