– Ну да, конечно! – Божена замахала руками. – Он тоже, кажется, был из ваших, – ткнула она в меня пальцем. – Масоном! Мне об этом сама Мари рассказывала. Оленина даже побывала у него на квартире, где он когда-то останавливался в Санкт-Петербурге под именем Алекса… Нет, кажется, Феликса.
Граф Александр Джузеппе Калиостро и впрямь в конце прошлого века останавливался в Северном Вавилоне под именем Феликса и причислял себя к масонам одной из высших орденских степеней. Алекс, Феликс… Созвучие этих имен снова заставляло меня заподозрить Мари Оленину в чем-то очень неблаговидном! Хотя все это еще были, можно сказать, бездоказательные заключения, построенные почти что на пустом месте! «Вряд ли Калиостро мог превратиться в вампира!» – мысленно усмехнулся я. Однако имя Алекс могло показаться звучным графине Мари, учитывая, что ее жених имел прежде виды на ее сводную, легко внушаемую сестрицу, и родовое имение должна была унаследовать не она, а все та же Элен.
– О! Я так и вижу, как целая туча обвинительных мыслей кружит у тебя в голове, – усмехнулась Божена. – Ей-богу, придет нужда, ты и меня не пощадишь, – проговорила она серьезнее и тут же нахмурилась, от чего ее лицо стало еще прекраснее.
– Милая кузина, вы неприкосновенны, словно ангел небесный, – я послал ей самую очаровательную улыбку из своего арсенала светского соблазнителя. Но на нее, кажется, мои чары не действовали.
– Эх, Яков, – погрозила она мне пальчиком. – Мне ли не знать, на что ты способен ради своего Ордена? – Она невольно плотнее закуталась в шаль. Ветер, подувший с севера, казалось, пронизывал до костей. – Неужели ты думаешь, братец, что я не догадываюсь, какою ценою далась тебе вся эта эзотерика, каббалистика и индийская философия?! Из разорившегося дворянина, промотавшего свое состояние, ты превратился в одного из самых просвещенных людей Европы, блистательного светского льва, не знающего счета деньгам и легко открывающего двери кабинетов самых влиятельных лиц в столице! Ты и в самом деле полагаешь, что я не догадываюсь о том, чем тебе пришлось за это заплатить?!
– Божена, вы сказали это таким тоном, будто считаете, что я заложил свою душу дьяволу, – отозвался я не особенно весело.
– А разве это не так? – опасливо осведомилась кузина. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду…
«В случае же малейшего нарушения сего обязательства моего подвергаю себя, чтобы голова была мне отсечена, сердце, язык и внутренности вырваны и брошены в бездну морскую; тело мое сожжено и прах его развеян по воздуху», – невольно вспомнились мне слова из древнего рукописного устава нашей масонской ложи, хранившегося в архиве за семью замками под особой ответственностью хранителя архива и двух сюрвельянов – официальных орденских надзирателей. Однако я ни минуту не усомнился в правильности избранного мною пути и не пожалел о судьбоносной встрече с Кутузовым.
– Не так, – коротко бросил я. – И давай больше не будем об этом! Мне и причитаний Миры довольно!
– Ты нервничаешь, – встревоженно проговорила Божена. Ее синие глаза потемнели и казались мне теперь такими же серыми, как ненастное небо. Божена за меня волновалась, и я это чувствовал.
– В какой-то мере, – признался я. – Мне до сих пор еще непонятно толком, что творится с Элен. Возможно, если бы я был розенкрейцером и был больше посвящен в магические вопросы…
– Яков, как ты можешь верить в это? Как можешь говорить об этом на полном серьезе? – дивилась Божена. – Графиню ведь водят за нос из-за ее наследства, это же ясно, как божий день! – Она стукнула зонтиком об ограду, и он сломался. – Ну вот, – жалобным голосом простонала она. – Французский…
– Мне кажется, что ты права, – с сомнением отозвался я. – Но нельзя отрицать и возможность вмешательства каких-либо потусторонних сил.
– Например, скрывающихся под видом какого-либо актера или… певца, – Божена тряхнула головой, и ее прическа рассыпалась. – Вот еще не было печали. Я велю взашей гнать своего цирюльника! Что это еще за coiffure он мне сделал на голове?
– Вам так больше идет, – улыбнулся я. – Но вы имели в виду кого-то конкретно? Такое лицо существует? Почему вы молчите? – Мне казалось, что Божене известно гораздо больше, чем она говорит.
– Возможно, – уклончиво ответила кузина, делая одну за другой безрезультатные попытки собрать останки своего изящного зонтика. – Сначала я не придала всему этому значения, а потом сложила в уме кое-какие факты и…
– Ну так говорите же! – воскликнул я.
– Около года назад в свете ходили кое-какие слухи… – вкрадчиво начала Божена, но осеклась. – Все-таки это – сплетни.
– Если это может иметь какое-то отношение к делу Элен, – я молитвенно сложил руки у себя на груди, – то расскажите мне.
– Ну да ладно, – отважилась, наконец, Зизевская. – Тем более, ты ведь не используешь эту информацию во вред молодой графине?.. – она бросила на меня пытливый взгляд своих глаз, которые снова сделались ярко-синими.
– Разумеется, нет! – выдохнул я. Мне уже так надоело торчать на этом проклятом кладбище.
– Марию Александровну якобы на маскараде уличили в связи с каким-то там актеришкой из Каменного театра, – брезгливо проговорила Божена.
– С актеришкой?! – я не верил своим ушам.
– Ну да, – подтвердила Божена. – Правда, Наталья Михайловна всеми имеющимися у нее средствами пресекла эти слухи и увезла свою дочь за границу, будто бы на лечение…
– Очень интересно, – проговорил я в ответ. – И что же сталось с этим актеришкой?
– А мне-то откуда знать? Бог с тобой, Яков! – Божена перекрестилась. – Хотя…
– Вы ведь что-то знаете, скажите мне, – настаивал я на своем. – Ведь эти люди могут свести несчастную Элен в могилу или совершенно лишить ее рассудка, запугав своими адскими проклятиями до полусмерти! Луше-то они уже загнали кол в сердце, – заметил я. – И это несмотря на то, что, как выясняется, она служила им верой и правдой!
– Да, Яков, – неохотно согласилась Божена, – пожалуй, умолчать обо всем, что я знаю, было бы с моей стороны преступно. Ты уже встречался с Орешниковым? – неожиданно спросила она.
– Конечно, – кивнул я в ответ.
– Ну так вот, – протянула Божена Феликсовна. – Николай когда-то волочился за одной барышней, которая в ту пору приятельствовала с Машей Олениной. Эта барышня сейчас замужем за князем Курочкиным. Она, я просто уверена, должна что-то знать!
– Ты можешь устроить мне встечу с этой… Как ее? Курочкиной? – У меня появилась кое-какая надежда, что ситуация начала проясняться.
– Варей Курочкиной? – задумалась Божена. – Пожалуй.
– Захочет ли она со мной разговаривать? – забеспокоился я. – Ведь Мари как-никак ее подруга.
– О! На этот счет можешь не волноваться! – заверила меня Божена Феликсовна. – Они рассорились из-за какого-то пустяка, так что Варвара Алексеевна будет только рада посплетничать!
На этом мы расстались с кузиной, и я поспешил домой, где меня дожидалась Мира с обедом и мой Золотой дракон с очередной партией в вай-ки, одной из четырех королевских дальневосточных игр.
– Да, как и полагается, по христианскому обряду, – я присел у камина погреть свои окоченевшие руки.
– Яков Андреевич, вы не бережете себя, – проговорила индианка и сжала мои пальцы в своих горячих смуглых ладонях.
– Ты похожа на цыганку, – почему-то заметил я. Сегодня особенно бросалась в глаза ее дерзкая восточная красота.
– И где же вы пропадали так долго? – осведомился Кинрю. В этот раз он был настроен решительно, о чем говорило его сопение и раздувающиеся ноздри. – Как вы вообще могли без меня выйти из дома?! – воскликнул он.
– Яков, тебе удалось что-то узнать? – догадалась Мира.
Сегодня она была в длинном люстриновом темно-зеленом платье. В ушах у нее раскачивались массивные изумруды, которые она привезла с собой из Калькутты.
– Тебе подсказали карты? – поинтересовался я, осторожно высвобождая свои пальцы из ее рук.
– Нет, – улыбнулась Мира, – но блеск твоих глаз выдает тебя с головой. Ты виделся с Боженой! Вот! Золотистый волос! – Мира ткнула пальцем на край моего шарфа. – Но ты же говорил, что пойдешь на кладбище…
– Только этого мне еще не хватало, – проговорил я расстроено, – отчитываться перед тобой! Я встретился с Боженой на Васильевском осторове!
– А она-то что там забыла? – спросил Кинрю, оторвавшись от своей медитации.
– Ну, – протянул я задумчиво, – моя кузина не лишена женского любопытства, острого чутья, недюжинного ума и доли аналитического мышления!
– Вы высоко цените свою кузину, Яков Андреевич, – подчеркнуто вежливо проговорила Мира. Она обиженно надула губки и уселась за клавикорды.
Однако в этот раз индианка не стала играть, а только перебирала ноты на стане, словно вызубривала их наизусть с листа.
– Она дала мне в руки ниточку от клубка, – усмехнулся я. – Как же мне ее не ценить?
– Золотистую ниточку? – ревниво осведомилась индианка.
– Мира, о чем ты? – всплеснул я руками. – Разве мне сейчас до каких-то интрижек! К тому же она мне сестра! Выбрось ты, наконец, свои бредни из головы!
– Двоюродная сестра, – мрачно проговорила Мира.
– Ты готов к разговору с княгиней? – осведомилась Божена Феликсовна, поправляя на голове перкалевую шляпу с тюлем. Я ничуть не сомневался в том, что такие шляпы совсем недавно начали носить дамы в столице Франции. Санкт-Питербургская Цирцея молниеносно перенимала моды.
С Варварой Алексеевной Зизевская приготовилась встретиться в платье из василькового перкаля с отделкой «бульонами» и прозрачными тюлевыми ажурами. На груди у нее лежала бледно-голубая батистовая косынка. Сапфировые серьги в ушах Божены играли всеми цветами радуги.
Поверх платья Божена надела длинный темно-синий суконный плащ с двойным воротником, отделанный кистями. Кузина зашнуровала его, надела перчатки и велела кучеру запрягать лошадей.
– Яков, ты заметил, какой сегодня выдался утомительный день? – вскользь поинтересовалась она, спускаясь с лестницы.
Я молча усмехнулся, полагая, что все это только начало «утомительного» пути.
– У тебя красивая трость, – Божена Феликсовна кивнула на мою бамбуковую дубинку.
Как истинная светская женщина она никак не могла обойтись без комплимента. Я тоже отметил ее прическу, сережки и плащ.
Она ждала нас в большой гостиной, стены которой были обтянуты розовым шелком.
– Божена, вы намекали, что у Якова Андреевича имееются ко мне какие-то там вопросы? – робея, осведомилась Варвара Алексеевна.
Княгиня Курочкина была в белом шелковом платье, отделанном гирляндой сирени. Я вспомнил, что видел ее как-то на одном из светских приемов.
– Да, сейчас он сам вам расскажет, – пообещала моя Цирцея и повелительно обратилась ко мне: – Ну же!
Кузина словно обладала врожденными царскими манерами, которые не отталкивали, а только, наоборот, притягивали к ней людей из самого высшего общества. В то же время я видел, как ловко Божена управляется со своей прислугой.
– Я хотел расспросить вас о вашей бывшей подруге, – вкрадчиво начал я. – О графине Марие Александровне Олениной. Говорят, вы были дружны…
– Да, да, я слышала, какое горе! – запричитала княгиня. Ее глаза тут же наполнились слезами.
– Что вы имеете в виду? – Я присел на низкую оттоманку, не соображая еще, какое такое несчастье могло приключиться с графиней Мари.
– Ну, как же? – удивилась Варвара Алексеевна. – Вы разве не слышали? – она заговорила тише. – В свете поговаривают, что ее сестра Элен совсем лишилась рассудка, она даже, кажется, зарезала свою горничную. Поэтому-то Оленины и покинули Петербург так спешно.
– Ах, это… Ну да, конечно, я слышал, – ответил я в тон. – Но мне бы хотелось поговорить о другом. Я имею в виду связь вашей бывшей подруги с каким-то актером или певцом!
– Ах, вы об этом?! – вспыхнула молодая княгиня. – Интрижка, и в самом деле, имела место, но…
– Что? – в упор уставился я на нее, чувствуя, как неловко стало собеседнице под моим взглядом. Однако сейчас не время было для того, чтобы соблюдать приличия.
– Мария не особенно делилась со мной, – ответила княгиня Курочкина. – Ну, вы сами понимаете, почему… Что-то у меня горло пересохло! – Варвара Алексеевна дернула шнур сонетки.
В гостиную тут же влетела проворная горничная.
– Ася, принеси лимонада! – приказала хозяйка и продолжила: – Я не знаю имени этого актера.
– Он пел в Каменном театре? – осведомился я. – Ну, может быть, Мария намекала вам, кто это?!
– Да, он пел в Каменом, – княгиня снова жеманно потупила свои голубые глазки. – Но она мне ничего такого не намекала! К тому же я и сама не пожелала бы этого знать! И вообще, к чему все эти расспросы? – Она перевела взгляд с меня на Божену.
– К тому, что Элен угрожает опасность, – решила моя кузина взять огонь на себя. – А этот человек может быть замешан в убийстве!
– В убийстве?! – княгиня Варвара Алексеевна задрожала от ужаса. Она нервно убрала со лба рукой белокурые локоны. – Нет, этого не может быть! Наталья Михайловна не допустила бы…
– Она его знала в лицо? – осведомился я.
– Не знаю, – Варя пожала плечами. – Думаю, нет.
– Час от часу не легче! – воскликнул я.
– А что это за Ася, которую вы, Варвара Алексеевна, за лимонадом послали? – прищурившись, осведомилась Божена Феликсовна. Мне показалось, что Божена узнала горничную. Все это выглядело довольно странно.
– Так вы разве, Божена Феликсовна, не помните? – искренне удивилась княгиня и заморгала ажурными золотистыми ресницами. – Это именно та самая дувушка, которую я у Марии купила.
– Ах, вот оно как? – всплеснула руками Божена.
– Так неужели же вы у себя из деревни горничную не могли вытребовать? – осведомился я. – Из заглазного имения. Наверняка ведь там имеются работящие девушки!
– Имеются, – согласилась молодая княгиня. – Да сноровка у них не та, и манеры не такие! Эта-то всему гувернантками да самой графиней Мари обучена! Где лучше горничную-то взять? К тому же она поверенной была в ее делах с этим… Ой, – Варвара Алексеевна прикусила язык, сообразив, что все же сболтнула лишнего. Ей не хотелось окончательно выдавать Мари, что-то удерживало княгиню от этого, на ее взгляд, весьма опасного шага.
В этот момент дверь в гостиную приоткрылась, и на пороге показалась как раз та самая Ася с серебряным подносом в руках, на котором красовался пузатый графин рубинового стекла с лимонно-апельсиновым соком и три фужера, по всей видимости, предназначенные для нас.
– Ася! Ты-то нам и нужна! Подойди-ка поближе! – велела Божена. Она рассматривала камеристку во все глаза, стараясь припомнить, видела ли ее раньше у Олениных!
Горничная сделала несколько несмелых шагов вперед и вопросительно взглянула на барыню. Та кивнула, пожав плечами. Отступать Варваре Алексеевне было некуда!
– Иди уж! – приказала она, а сама недовольно возвела глаза к потолку, украшенному помпезной лепниной.
Стены в гостиной были украшены портретами княжеских предков. Огромная свечная люстра освещала комнату, потолок которой поддерживался колоннами.
Ася оказалась стройной прелестной девушкой лет восемнадцати с каштановыми волосами. Она пристально разглядывала нас с Боженой ласковыми ореховыми глазами. Весь ее облик немного портил слегка крупноватый нос, но, в целом, она выглядела красавицей. На ней было длинное платье, выполненное местной портнихой на французский манер. Я был вынужден признать, что не у одной только Миры были причуды наряжать своих горничных.
– Расскажи-ка нам, милая, о графине Мари! – велел я хорошенькой камеристке.
При звуке этого имени Ася выронила из рук поднос, графин с лимонадом разбился вдребезги, и осколки от него разлетелись по комнате. Фужеры посыпались, но не разбились, так как стекло, из которого они были сделаны, оказалось прочнее.
– Да что же ты такая неловкая?! Руки-то у тебя откуда растут?! – завопила княгиня.
Я никогда бы не подумал прежде, что женщина с такой хрупкой внешностью может обладать таким зычным и пронзительным голосом. Так иногда кричали наши бабы в Кольцовке.
– Варвара Алексеевна, не надо кричать, – попросил я княгиню. – Девушка и так слишком напугана. Ася, присядь рядом со мной, – обратился я к ней.
Горничная разрывалась между двумя желаниями: выполнить мою просьбу и броситься собирать с паркетного пола осколки. Она явно была вне себя и не знала, что делать.
– Присядь, – недовольно повторила за мной Варвара Алексеевна, которую, видимо, перестал занимать разбитый графин. – Да успокойся ты! Отвечай на вопросы, да поживее! Мне весь этот сыр-бор уже надоел! Еще только полиции тут не хватало, – молодая княгиня вдруг вспомнила об убийстве.
– На какие вопросы? – испуганно осведомилась девушка. Она затравленно озиралась по сторонам.
– Об актере, – ответил я, – которому ты, верно, передавала какие-нибудь записки от графини Мари.
– Я Марии Александровне всем обязана, – пролепетала горничная. – Как же так можно-то?
– Ты в Управу попасть не хочешь? – осведомилась Варвара Алексеевна, которую задели слова, сказанные Асей о Марии Олениной. – Так, значит, мне ты совсем ничем не обязана?
– Я не это совсем хотела сказать, – пролепетала горничная. – Какая еще Управа? – она невольно всхлипнула.
– Самая что ни на есть настоящая, – зловеще проговорила Курочкина. – С квартальным надзирателем, который отправляет в Сибирь, да на каторгу!
– За что? Что я такого сделала? – Ася побледнела, и лицо ее покрылось красными пятнами.
– Ты-то ничего, – протянул я. – А вот один актер… или артист! Впрочем, это не так уж и важно…
– И что этот актер? – спросила Ася, сглотнув ком в горле.
– Все указывает на то, что он замешан в убийстве одной знатной особы. – Я, конечно, немного преувеличил, назвав Лушу знатной особой. – Артист из Каменного театра, с которым твоя бывшая хозяйка была в связи!
Ася закрыла лицо руками.
– О! Только не это, – простонала она. – Я знала, что все это добром не кончится. Кирилл Модестович – страшный человек.
– Так, значит, Кирилл Модестович, – повторила за ней Божена.
Горничная убрала руки с лица.
– Кирилл Модестович Левицкой, – произнесла она с каким-то трепетом в голосе. – Он пел в «Водовозе», правда, роль у него была какая-то совсем ничтожная. Графиня Мари познакомилась с ним на одном из маскарадов, тех, что устраивали Вяземские…
«Снова Вяземские, – мелькнуло у меня в голове. – Должно быть, актеришка вхож в этот дом! По крайней мере водит знакомство с лакеем, тем самым, который провожал господина в белом бурнусе, когда вспыхнула гардина, а Элен лишилась сознания…»
– И долго продолжались эти незаконные отношения? – осведомился я. Мне не терпелось узнать все подробности этой связи и отнюдь не из-за скабрезного интереса. Я проникся таким состраданием к Элен, что мне страстно хотелось распутать эту паутину интриг, сотканную против нее.
Ася снова опустила глаза.
– Около года, – тихо проговорила она. – Это была действительно страсть, такая, о какой пишут в своих романах мадам де Жанлис, Анна Радклифф и Вальтер Скотт…
– А ты, оказывается, начитанная девушка, – заметил я.
– Мария Александровна позволяла всем девушкам пользоваться своей библиотекой, – проговорила Ася, будто оправдываясь. Она перебросила на грудь толстую каштановую косу.
– Очень добрая барышня, – отозвался я с невольной иронией в голосе, которую почувствовали все дамы, присутствовавшие в этой комнате. Одна только Ася, казалось, ничего не заметила. Она продолжала буравить ореховыми глазами вощеный паркет.
– И как все открылось? – осведомился я.
– Что открылось? – ужаснулась Ася и, наконец, подняла на меня свои бархатные глаза. – Никто ни о чем не знал. Только сама Марья Александровна, Кирилл Левицкой, я, ее сиятельство, – горничная указала кивком головы на княгиню Курочкину, – да еще какой-то лакей в особняке у Вяземских, который потворствовал их встречам на маскарадах. Их только однажды застала Наталья Михайловна и заставила графиню Мари избавиться от меня. Наталья Михайловна меня почему-то сочла за сводню, но она даже лица Кирилла не видела, только заметила, как он выскочил из окна. Правда, Наталья Михайловна заставила дочь сознаться в том, что ее любовник низкого звания, иначе она бы их обязательно поженила – Ася снова опустила глаза, – а так Наталья Михайловна барышень только на год в Италию увезла от греха подальше… – горничная неожиданно всхлипнула.
– Ну, ну, – я потрепал ее по плечу. Вида женских слез с детства не выношу! – Не стоит так убиваться, – попытался я утешить ее.
– Что теперь с Марьей Александровной будет? – вдруг спохватилась горничная. – Ее тоже, как и Кирилла… На каторгу?!
– Нет, что ты! Она же не убивала никого, – отозвался я.
– Правда не убивала? – с сомнением в голосе осведомилась горничная.
– Да ты что, бредишь, что ли? – набросилась на нее княгиня. – Как тебе в голову-то такое могло прийти? – изумилась она. – Чтобы Мари… – Варвара Алексеевна вздрогнула.
Но мне показалось, что и вышколенная горничная Ася, и молодая княгиня считали Марию Александровну способной на все. Как же я раньше-то младшенькую сестрицу не разглядел?! И это с моим-то опытом в делах подобного рода! Хотя, я отчасти мог оправдать себя тем, что история эта выглядела довольно неординарной, к тому же все осложнялось тем, что она была приватного свойства. Как-никак, в ней были замешаны девицы из высшего общества! И с этим тоже приходилось считаться!
– Итак, – заговорил я снова, – графиня Мари Оленина во избежание скандала уехала за границу! Я правильно понял твои слова?
Ася снова кивнула.
– Да! За что вы мучите меня? Я не хочу говорить об этом! Мне лучше было совсем обо всем забыть! – с отчаяньем в голосе сказала она.
– И все-таки, милая моя, – проговорил я со вздохом, – тебе придется ответить еще на пару моих вопросов.
– Ну так спрашивайте! – воскликнула Ася, расстегнув верхние пуговицы на батистовом платье.
Ей сделалось душно, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не лишиться чувств в присутствии своей новой хозяйки. Здоровье у девушки оказалось некрепким, а нервы расшатанными!
– Что сталось с артистом? – осведомился я. – Он отправился вслед за своей возлюбленной в Италию или остался в Санкт-Петербурге? Сейчас они продолжают встречаться? – Что-то подсказывало мне, что все было именно так. Я подозревал, что именно Левицкой изображал из себя кровожадного Алекса, воскресшего из легенды! Но у меня не было никаких доказательств!
– Я не знаю, – замялась Ася. – Поговаривали, что он тоже уехал в Италию. А уж что с ним сталось потом? – горничная пожала плечами. – Я ведь Марью Александровну больше не видела. Мне казалось, что графиня пожелала забыть об этой старой истории! Впрочем, вы можете о господине Кирилле в театре узнать.
– Неприменно узнаю, – пообещал я Асе. – Вот только скажи мне, как выглядит этот Кирилл Левицкой?
– Высокий, красивый, с черными усами, как у гвардейца, – Ася задумалась на секунду и продолжила: – Голос у него сильный, красивый…
Мне вспомнилось, что Кинрю говорил, будто незнакомец в белом бурнусе был ростом высок.
– А глаза у него синие-синие, – мечтательно продолжала вспоминать горничная, и мне даже показалось, что она сама была в него немножечко влюблена.
– О чем это ты задумался, Яков? – осведомилась Божена Феликсовна, все это время внимательно прислушивавшаяся к разговору.
– Я потом расскажу, – пообещал я кузине. – Ну что же, Ася, спасибо, – поблагодарил я горничную, которая сидела на оттоманке и не смела поднять глаза.
Сама Варвара Алексеевна была бледнее смерти. Она, кажется, поняла, что речь идет не столько об убийстве крепостной горничной, сколько о чем-то еще, о куда более серьезном деле, в котором была замешана сама ее бывшая приятельница, а не только ее пассия Левицкой. В настоящий момент княгиню волновал только один вопрос: коснутся ли эти неприятности ее лично?!
– Ну что ж, нам пора, – заторопилась Божена Феликсовна, догадавшись по выражению моего лица, что разговор подошел к концу. Она зашнуровала свой плащ и надела перчатки. – Жду вас по четвергам у меня в салоне, – на прощание сказала княгине Зизевская.
– Обязательно буду, – пообещала Курочкина и, надо полагать, облегченно перевела дух, когда дверь за нами закрылась.
Она даже не представляла, какие неожиданности могут повстречаться нам на пути. Это пока расследование носило скорее «светский» характер.
– Нет, кузина, отправляйтесь домой! – велел я ей. – Вы не можете повсюду меня сопровождать! Во-первых, это обязательно вызовет лишние разговоры, а во-вторых, может стать опасным! Мне бы очень не хотелось подвергать вашу жизнь опасности! Вы ведь не слишком лестно охарактеризовали деятельность нашего Ордена и ту цену, что мне приходится платить… И вы в чем-то правы!
Граф Александр Джузеппе Калиостро и впрямь в конце прошлого века останавливался в Северном Вавилоне под именем Феликса и причислял себя к масонам одной из высших орденских степеней. Алекс, Феликс… Созвучие этих имен снова заставляло меня заподозрить Мари Оленину в чем-то очень неблаговидном! Хотя все это еще были, можно сказать, бездоказательные заключения, построенные почти что на пустом месте! «Вряд ли Калиостро мог превратиться в вампира!» – мысленно усмехнулся я. Однако имя Алекс могло показаться звучным графине Мари, учитывая, что ее жених имел прежде виды на ее сводную, легко внушаемую сестрицу, и родовое имение должна была унаследовать не она, а все та же Элен.
– О! Я так и вижу, как целая туча обвинительных мыслей кружит у тебя в голове, – усмехнулась Божена. – Ей-богу, придет нужда, ты и меня не пощадишь, – проговорила она серьезнее и тут же нахмурилась, от чего ее лицо стало еще прекраснее.
– Милая кузина, вы неприкосновенны, словно ангел небесный, – я послал ей самую очаровательную улыбку из своего арсенала светского соблазнителя. Но на нее, кажется, мои чары не действовали.
– Эх, Яков, – погрозила она мне пальчиком. – Мне ли не знать, на что ты способен ради своего Ордена? – Она невольно плотнее закуталась в шаль. Ветер, подувший с севера, казалось, пронизывал до костей. – Неужели ты думаешь, братец, что я не догадываюсь, какою ценою далась тебе вся эта эзотерика, каббалистика и индийская философия?! Из разорившегося дворянина, промотавшего свое состояние, ты превратился в одного из самых просвещенных людей Европы, блистательного светского льва, не знающего счета деньгам и легко открывающего двери кабинетов самых влиятельных лиц в столице! Ты и в самом деле полагаешь, что я не догадываюсь о том, чем тебе пришлось за это заплатить?!
– Божена, вы сказали это таким тоном, будто считаете, что я заложил свою душу дьяволу, – отозвался я не особенно весело.
– А разве это не так? – опасливо осведомилась кузина. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду…
«В случае же малейшего нарушения сего обязательства моего подвергаю себя, чтобы голова была мне отсечена, сердце, язык и внутренности вырваны и брошены в бездну морскую; тело мое сожжено и прах его развеян по воздуху», – невольно вспомнились мне слова из древнего рукописного устава нашей масонской ложи, хранившегося в архиве за семью замками под особой ответственностью хранителя архива и двух сюрвельянов – официальных орденских надзирателей. Однако я ни минуту не усомнился в правильности избранного мною пути и не пожалел о судьбоносной встрече с Кутузовым.
– Не так, – коротко бросил я. – И давай больше не будем об этом! Мне и причитаний Миры довольно!
– Ты нервничаешь, – встревоженно проговорила Божена. Ее синие глаза потемнели и казались мне теперь такими же серыми, как ненастное небо. Божена за меня волновалась, и я это чувствовал.
– В какой-то мере, – признался я. – Мне до сих пор еще непонятно толком, что творится с Элен. Возможно, если бы я был розенкрейцером и был больше посвящен в магические вопросы…
– Яков, как ты можешь верить в это? Как можешь говорить об этом на полном серьезе? – дивилась Божена. – Графиню ведь водят за нос из-за ее наследства, это же ясно, как божий день! – Она стукнула зонтиком об ограду, и он сломался. – Ну вот, – жалобным голосом простонала она. – Французский…
– Мне кажется, что ты права, – с сомнением отозвался я. – Но нельзя отрицать и возможность вмешательства каких-либо потусторонних сил.
– Например, скрывающихся под видом какого-либо актера или… певца, – Божена тряхнула головой, и ее прическа рассыпалась. – Вот еще не было печали. Я велю взашей гнать своего цирюльника! Что это еще за coiffure он мне сделал на голове?
– Вам так больше идет, – улыбнулся я. – Но вы имели в виду кого-то конкретно? Такое лицо существует? Почему вы молчите? – Мне казалось, что Божене известно гораздо больше, чем она говорит.
– Возможно, – уклончиво ответила кузина, делая одну за другой безрезультатные попытки собрать останки своего изящного зонтика. – Сначала я не придала всему этому значения, а потом сложила в уме кое-какие факты и…
– Ну так говорите же! – воскликнул я.
– Около года назад в свете ходили кое-какие слухи… – вкрадчиво начала Божена, но осеклась. – Все-таки это – сплетни.
– Если это может иметь какое-то отношение к делу Элен, – я молитвенно сложил руки у себя на груди, – то расскажите мне.
– Ну да ладно, – отважилась, наконец, Зизевская. – Тем более, ты ведь не используешь эту информацию во вред молодой графине?.. – она бросила на меня пытливый взгляд своих глаз, которые снова сделались ярко-синими.
– Разумеется, нет! – выдохнул я. Мне уже так надоело торчать на этом проклятом кладбище.
– Марию Александровну якобы на маскараде уличили в связи с каким-то там актеришкой из Каменного театра, – брезгливо проговорила Божена.
– С актеришкой?! – я не верил своим ушам.
– Ну да, – подтвердила Божена. – Правда, Наталья Михайловна всеми имеющимися у нее средствами пресекла эти слухи и увезла свою дочь за границу, будто бы на лечение…
– Очень интересно, – проговорил я в ответ. – И что же сталось с этим актеришкой?
– А мне-то откуда знать? Бог с тобой, Яков! – Божена перекрестилась. – Хотя…
– Вы ведь что-то знаете, скажите мне, – настаивал я на своем. – Ведь эти люди могут свести несчастную Элен в могилу или совершенно лишить ее рассудка, запугав своими адскими проклятиями до полусмерти! Луше-то они уже загнали кол в сердце, – заметил я. – И это несмотря на то, что, как выясняется, она служила им верой и правдой!
– Да, Яков, – неохотно согласилась Божена, – пожалуй, умолчать обо всем, что я знаю, было бы с моей стороны преступно. Ты уже встречался с Орешниковым? – неожиданно спросила она.
– Конечно, – кивнул я в ответ.
– Ну так вот, – протянула Божена Феликсовна. – Николай когда-то волочился за одной барышней, которая в ту пору приятельствовала с Машей Олениной. Эта барышня сейчас замужем за князем Курочкиным. Она, я просто уверена, должна что-то знать!
– Ты можешь устроить мне встечу с этой… Как ее? Курочкиной? – У меня появилась кое-какая надежда, что ситуация начала проясняться.
– Варей Курочкиной? – задумалась Божена. – Пожалуй.
– Захочет ли она со мной разговаривать? – забеспокоился я. – Ведь Мари как-никак ее подруга.
– О! На этот счет можешь не волноваться! – заверила меня Божена Феликсовна. – Они рассорились из-за какого-то пустяка, так что Варвара Алексеевна будет только рада посплетничать!
На этом мы расстались с кузиной, и я поспешил домой, где меня дожидалась Мира с обедом и мой Золотой дракон с очередной партией в вай-ки, одной из четырех королевских дальневосточных игр.
* * *
– Бедную девушку похоронили? – робко осведомилась Мира, когда я появился в дверях гостиной.– Да, как и полагается, по христианскому обряду, – я присел у камина погреть свои окоченевшие руки.
– Яков Андреевич, вы не бережете себя, – проговорила индианка и сжала мои пальцы в своих горячих смуглых ладонях.
– Ты похожа на цыганку, – почему-то заметил я. Сегодня особенно бросалась в глаза ее дерзкая восточная красота.
– И где же вы пропадали так долго? – осведомился Кинрю. В этот раз он был настроен решительно, о чем говорило его сопение и раздувающиеся ноздри. – Как вы вообще могли без меня выйти из дома?! – воскликнул он.
– Яков, тебе удалось что-то узнать? – догадалась Мира.
Сегодня она была в длинном люстриновом темно-зеленом платье. В ушах у нее раскачивались массивные изумруды, которые она привезла с собой из Калькутты.
– Тебе подсказали карты? – поинтересовался я, осторожно высвобождая свои пальцы из ее рук.
– Нет, – улыбнулась Мира, – но блеск твоих глаз выдает тебя с головой. Ты виделся с Боженой! Вот! Золотистый волос! – Мира ткнула пальцем на край моего шарфа. – Но ты же говорил, что пойдешь на кладбище…
– Только этого мне еще не хватало, – проговорил я расстроено, – отчитываться перед тобой! Я встретился с Боженой на Васильевском осторове!
– А она-то что там забыла? – спросил Кинрю, оторвавшись от своей медитации.
– Ну, – протянул я задумчиво, – моя кузина не лишена женского любопытства, острого чутья, недюжинного ума и доли аналитического мышления!
– Вы высоко цените свою кузину, Яков Андреевич, – подчеркнуто вежливо проговорила Мира. Она обиженно надула губки и уселась за клавикорды.
Однако в этот раз индианка не стала играть, а только перебирала ноты на стане, словно вызубривала их наизусть с листа.
– Она дала мне в руки ниточку от клубка, – усмехнулся я. – Как же мне ее не ценить?
– Золотистую ниточку? – ревниво осведомилась индианка.
– Мира, о чем ты? – всплеснул я руками. – Разве мне сейчас до каких-то интрижек! К тому же она мне сестра! Выбрось ты, наконец, свои бредни из головы!
– Двоюродная сестра, – мрачно проговорила Мира.
* * *
Я заехал к Божене в половине седьмого. Сегодня она не принимала гостей и готова была сопровождать меня.– Ты готов к разговору с княгиней? – осведомилась Божена Феликсовна, поправляя на голове перкалевую шляпу с тюлем. Я ничуть не сомневался в том, что такие шляпы совсем недавно начали носить дамы в столице Франции. Санкт-Питербургская Цирцея молниеносно перенимала моды.
С Варварой Алексеевной Зизевская приготовилась встретиться в платье из василькового перкаля с отделкой «бульонами» и прозрачными тюлевыми ажурами. На груди у нее лежала бледно-голубая батистовая косынка. Сапфировые серьги в ушах Божены играли всеми цветами радуги.
Поверх платья Божена надела длинный темно-синий суконный плащ с двойным воротником, отделанный кистями. Кузина зашнуровала его, надела перчатки и велела кучеру запрягать лошадей.
– Яков, ты заметил, какой сегодня выдался утомительный день? – вскользь поинтересовалась она, спускаясь с лестницы.
Я молча усмехнулся, полагая, что все это только начало «утомительного» пути.
– У тебя красивая трость, – Божена Феликсовна кивнула на мою бамбуковую дубинку.
Как истинная светская женщина она никак не могла обойтись без комплимента. Я тоже отметил ее прическу, сережки и плащ.
* * *
Варвара Алексеевна оказалась довольно миловидной особой с кукольными голубыми глазами, обрамленными ажурными золотистыми ресницами. У нее были белокурые локоны, пухлый ротик и тонкий носик с горбинкой.Она ждала нас в большой гостиной, стены которой были обтянуты розовым шелком.
– Божена, вы намекали, что у Якова Андреевича имееются ко мне какие-то там вопросы? – робея, осведомилась Варвара Алексеевна.
Княгиня Курочкина была в белом шелковом платье, отделанном гирляндой сирени. Я вспомнил, что видел ее как-то на одном из светских приемов.
– Да, сейчас он сам вам расскажет, – пообещала моя Цирцея и повелительно обратилась ко мне: – Ну же!
Кузина словно обладала врожденными царскими манерами, которые не отталкивали, а только, наоборот, притягивали к ней людей из самого высшего общества. В то же время я видел, как ловко Божена управляется со своей прислугой.
– Я хотел расспросить вас о вашей бывшей подруге, – вкрадчиво начал я. – О графине Марие Александровне Олениной. Говорят, вы были дружны…
– Да, да, я слышала, какое горе! – запричитала княгиня. Ее глаза тут же наполнились слезами.
– Что вы имеете в виду? – Я присел на низкую оттоманку, не соображая еще, какое такое несчастье могло приключиться с графиней Мари.
– Ну, как же? – удивилась Варвара Алексеевна. – Вы разве не слышали? – она заговорила тише. – В свете поговаривают, что ее сестра Элен совсем лишилась рассудка, она даже, кажется, зарезала свою горничную. Поэтому-то Оленины и покинули Петербург так спешно.
– Ах, это… Ну да, конечно, я слышал, – ответил я в тон. – Но мне бы хотелось поговорить о другом. Я имею в виду связь вашей бывшей подруги с каким-то актером или певцом!
– Ах, вы об этом?! – вспыхнула молодая княгиня. – Интрижка, и в самом деле, имела место, но…
– Что? – в упор уставился я на нее, чувствуя, как неловко стало собеседнице под моим взглядом. Однако сейчас не время было для того, чтобы соблюдать приличия.
– Мария не особенно делилась со мной, – ответила княгиня Курочкина. – Ну, вы сами понимаете, почему… Что-то у меня горло пересохло! – Варвара Алексеевна дернула шнур сонетки.
В гостиную тут же влетела проворная горничная.
– Ася, принеси лимонада! – приказала хозяйка и продолжила: – Я не знаю имени этого актера.
– Он пел в Каменном театре? – осведомился я. – Ну, может быть, Мария намекала вам, кто это?!
– Да, он пел в Каменом, – княгиня снова жеманно потупила свои голубые глазки. – Но она мне ничего такого не намекала! К тому же я и сама не пожелала бы этого знать! И вообще, к чему все эти расспросы? – Она перевела взгляд с меня на Божену.
– К тому, что Элен угрожает опасность, – решила моя кузина взять огонь на себя. – А этот человек может быть замешан в убийстве!
– В убийстве?! – княгиня Варвара Алексеевна задрожала от ужаса. Она нервно убрала со лба рукой белокурые локоны. – Нет, этого не может быть! Наталья Михайловна не допустила бы…
– Она его знала в лицо? – осведомился я.
– Не знаю, – Варя пожала плечами. – Думаю, нет.
– Час от часу не легче! – воскликнул я.
– А что это за Ася, которую вы, Варвара Алексеевна, за лимонадом послали? – прищурившись, осведомилась Божена Феликсовна. Мне показалось, что Божена узнала горничную. Все это выглядело довольно странно.
– Так вы разве, Божена Феликсовна, не помните? – искренне удивилась княгиня и заморгала ажурными золотистыми ресницами. – Это именно та самая дувушка, которую я у Марии купила.
– Ах, вот оно как? – всплеснула руками Божена.
– Так неужели же вы у себя из деревни горничную не могли вытребовать? – осведомился я. – Из заглазного имения. Наверняка ведь там имеются работящие девушки!
– Имеются, – согласилась молодая княгиня. – Да сноровка у них не та, и манеры не такие! Эта-то всему гувернантками да самой графиней Мари обучена! Где лучше горничную-то взять? К тому же она поверенной была в ее делах с этим… Ой, – Варвара Алексеевна прикусила язык, сообразив, что все же сболтнула лишнего. Ей не хотелось окончательно выдавать Мари, что-то удерживало княгиню от этого, на ее взгляд, весьма опасного шага.
В этот момент дверь в гостиную приоткрылась, и на пороге показалась как раз та самая Ася с серебряным подносом в руках, на котором красовался пузатый графин рубинового стекла с лимонно-апельсиновым соком и три фужера, по всей видимости, предназначенные для нас.
– Ася! Ты-то нам и нужна! Подойди-ка поближе! – велела Божена. Она рассматривала камеристку во все глаза, стараясь припомнить, видела ли ее раньше у Олениных!
Горничная сделала несколько несмелых шагов вперед и вопросительно взглянула на барыню. Та кивнула, пожав плечами. Отступать Варваре Алексеевне было некуда!
– Иди уж! – приказала она, а сама недовольно возвела глаза к потолку, украшенному помпезной лепниной.
Стены в гостиной были украшены портретами княжеских предков. Огромная свечная люстра освещала комнату, потолок которой поддерживался колоннами.
Ася оказалась стройной прелестной девушкой лет восемнадцати с каштановыми волосами. Она пристально разглядывала нас с Боженой ласковыми ореховыми глазами. Весь ее облик немного портил слегка крупноватый нос, но, в целом, она выглядела красавицей. На ней было длинное платье, выполненное местной портнихой на французский манер. Я был вынужден признать, что не у одной только Миры были причуды наряжать своих горничных.
– Расскажи-ка нам, милая, о графине Мари! – велел я хорошенькой камеристке.
При звуке этого имени Ася выронила из рук поднос, графин с лимонадом разбился вдребезги, и осколки от него разлетелись по комнате. Фужеры посыпались, но не разбились, так как стекло, из которого они были сделаны, оказалось прочнее.
– Да что же ты такая неловкая?! Руки-то у тебя откуда растут?! – завопила княгиня.
Я никогда бы не подумал прежде, что женщина с такой хрупкой внешностью может обладать таким зычным и пронзительным голосом. Так иногда кричали наши бабы в Кольцовке.
– Варвара Алексеевна, не надо кричать, – попросил я княгиню. – Девушка и так слишком напугана. Ася, присядь рядом со мной, – обратился я к ней.
Горничная разрывалась между двумя желаниями: выполнить мою просьбу и броситься собирать с паркетного пола осколки. Она явно была вне себя и не знала, что делать.
– Присядь, – недовольно повторила за мной Варвара Алексеевна, которую, видимо, перестал занимать разбитый графин. – Да успокойся ты! Отвечай на вопросы, да поживее! Мне весь этот сыр-бор уже надоел! Еще только полиции тут не хватало, – молодая княгиня вдруг вспомнила об убийстве.
– На какие вопросы? – испуганно осведомилась девушка. Она затравленно озиралась по сторонам.
– Об актере, – ответил я, – которому ты, верно, передавала какие-нибудь записки от графини Мари.
– Я Марии Александровне всем обязана, – пролепетала горничная. – Как же так можно-то?
– Ты в Управу попасть не хочешь? – осведомилась Варвара Алексеевна, которую задели слова, сказанные Асей о Марии Олениной. – Так, значит, мне ты совсем ничем не обязана?
– Я не это совсем хотела сказать, – пролепетала горничная. – Какая еще Управа? – она невольно всхлипнула.
– Самая что ни на есть настоящая, – зловеще проговорила Курочкина. – С квартальным надзирателем, который отправляет в Сибирь, да на каторгу!
– За что? Что я такого сделала? – Ася побледнела, и лицо ее покрылось красными пятнами.
– Ты-то ничего, – протянул я. – А вот один актер… или артист! Впрочем, это не так уж и важно…
– И что этот актер? – спросила Ася, сглотнув ком в горле.
– Все указывает на то, что он замешан в убийстве одной знатной особы. – Я, конечно, немного преувеличил, назвав Лушу знатной особой. – Артист из Каменного театра, с которым твоя бывшая хозяйка была в связи!
Ася закрыла лицо руками.
– О! Только не это, – простонала она. – Я знала, что все это добром не кончится. Кирилл Модестович – страшный человек.
– Так, значит, Кирилл Модестович, – повторила за ней Божена.
Горничная убрала руки с лица.
– Кирилл Модестович Левицкой, – произнесла она с каким-то трепетом в голосе. – Он пел в «Водовозе», правда, роль у него была какая-то совсем ничтожная. Графиня Мари познакомилась с ним на одном из маскарадов, тех, что устраивали Вяземские…
«Снова Вяземские, – мелькнуло у меня в голове. – Должно быть, актеришка вхож в этот дом! По крайней мере водит знакомство с лакеем, тем самым, который провожал господина в белом бурнусе, когда вспыхнула гардина, а Элен лишилась сознания…»
– И долго продолжались эти незаконные отношения? – осведомился я. Мне не терпелось узнать все подробности этой связи и отнюдь не из-за скабрезного интереса. Я проникся таким состраданием к Элен, что мне страстно хотелось распутать эту паутину интриг, сотканную против нее.
Ася снова опустила глаза.
– Около года, – тихо проговорила она. – Это была действительно страсть, такая, о какой пишут в своих романах мадам де Жанлис, Анна Радклифф и Вальтер Скотт…
– А ты, оказывается, начитанная девушка, – заметил я.
– Мария Александровна позволяла всем девушкам пользоваться своей библиотекой, – проговорила Ася, будто оправдываясь. Она перебросила на грудь толстую каштановую косу.
– Очень добрая барышня, – отозвался я с невольной иронией в голосе, которую почувствовали все дамы, присутствовавшие в этой комнате. Одна только Ася, казалось, ничего не заметила. Она продолжала буравить ореховыми глазами вощеный паркет.
– И как все открылось? – осведомился я.
– Что открылось? – ужаснулась Ася и, наконец, подняла на меня свои бархатные глаза. – Никто ни о чем не знал. Только сама Марья Александровна, Кирилл Левицкой, я, ее сиятельство, – горничная указала кивком головы на княгиню Курочкину, – да еще какой-то лакей в особняке у Вяземских, который потворствовал их встречам на маскарадах. Их только однажды застала Наталья Михайловна и заставила графиню Мари избавиться от меня. Наталья Михайловна меня почему-то сочла за сводню, но она даже лица Кирилла не видела, только заметила, как он выскочил из окна. Правда, Наталья Михайловна заставила дочь сознаться в том, что ее любовник низкого звания, иначе она бы их обязательно поженила – Ася снова опустила глаза, – а так Наталья Михайловна барышень только на год в Италию увезла от греха подальше… – горничная неожиданно всхлипнула.
– Ну, ну, – я потрепал ее по плечу. Вида женских слез с детства не выношу! – Не стоит так убиваться, – попытался я утешить ее.
– Что теперь с Марьей Александровной будет? – вдруг спохватилась горничная. – Ее тоже, как и Кирилла… На каторгу?!
– Нет, что ты! Она же не убивала никого, – отозвался я.
– Правда не убивала? – с сомнением в голосе осведомилась горничная.
– Да ты что, бредишь, что ли? – набросилась на нее княгиня. – Как тебе в голову-то такое могло прийти? – изумилась она. – Чтобы Мари… – Варвара Алексеевна вздрогнула.
Но мне показалось, что и вышколенная горничная Ася, и молодая княгиня считали Марию Александровну способной на все. Как же я раньше-то младшенькую сестрицу не разглядел?! И это с моим-то опытом в делах подобного рода! Хотя, я отчасти мог оправдать себя тем, что история эта выглядела довольно неординарной, к тому же все осложнялось тем, что она была приватного свойства. Как-никак, в ней были замешаны девицы из высшего общества! И с этим тоже приходилось считаться!
– Итак, – заговорил я снова, – графиня Мари Оленина во избежание скандала уехала за границу! Я правильно понял твои слова?
Ася снова кивнула.
– Да! За что вы мучите меня? Я не хочу говорить об этом! Мне лучше было совсем обо всем забыть! – с отчаяньем в голосе сказала она.
– И все-таки, милая моя, – проговорил я со вздохом, – тебе придется ответить еще на пару моих вопросов.
– Ну так спрашивайте! – воскликнула Ася, расстегнув верхние пуговицы на батистовом платье.
Ей сделалось душно, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не лишиться чувств в присутствии своей новой хозяйки. Здоровье у девушки оказалось некрепким, а нервы расшатанными!
– Что сталось с артистом? – осведомился я. – Он отправился вслед за своей возлюбленной в Италию или остался в Санкт-Петербурге? Сейчас они продолжают встречаться? – Что-то подсказывало мне, что все было именно так. Я подозревал, что именно Левицкой изображал из себя кровожадного Алекса, воскресшего из легенды! Но у меня не было никаких доказательств!
– Я не знаю, – замялась Ася. – Поговаривали, что он тоже уехал в Италию. А уж что с ним сталось потом? – горничная пожала плечами. – Я ведь Марью Александровну больше не видела. Мне казалось, что графиня пожелала забыть об этой старой истории! Впрочем, вы можете о господине Кирилле в театре узнать.
– Неприменно узнаю, – пообещал я Асе. – Вот только скажи мне, как выглядит этот Кирилл Левицкой?
– Высокий, красивый, с черными усами, как у гвардейца, – Ася задумалась на секунду и продолжила: – Голос у него сильный, красивый…
Мне вспомнилось, что Кинрю говорил, будто незнакомец в белом бурнусе был ростом высок.
– А глаза у него синие-синие, – мечтательно продолжала вспоминать горничная, и мне даже показалось, что она сама была в него немножечко влюблена.
– О чем это ты задумался, Яков? – осведомилась Божена Феликсовна, все это время внимательно прислушивавшаяся к разговору.
– Я потом расскажу, – пообещал я кузине. – Ну что же, Ася, спасибо, – поблагодарил я горничную, которая сидела на оттоманке и не смела поднять глаза.
Сама Варвара Алексеевна была бледнее смерти. Она, кажется, поняла, что речь идет не столько об убийстве крепостной горничной, сколько о чем-то еще, о куда более серьезном деле, в котором была замешана сама ее бывшая приятельница, а не только ее пассия Левицкой. В настоящий момент княгиню волновал только один вопрос: коснутся ли эти неприятности ее лично?!
– Ну что ж, нам пора, – заторопилась Божена Феликсовна, догадавшись по выражению моего лица, что разговор подошел к концу. Она зашнуровала свой плащ и надела перчатки. – Жду вас по четвергам у меня в салоне, – на прощание сказала княгине Зизевская.
– Обязательно буду, – пообещала Курочкина и, надо полагать, облегченно перевела дух, когда дверь за нами закрылась.
* * *
– Я поеду с тобой, – заявила Божена Феликсовна, вошедшая во вкус моего расследования.Она даже не представляла, какие неожиданности могут повстречаться нам на пути. Это пока расследование носило скорее «светский» характер.
– Нет, кузина, отправляйтесь домой! – велел я ей. – Вы не можете повсюду меня сопровождать! Во-первых, это обязательно вызовет лишние разговоры, а во-вторых, может стать опасным! Мне бы очень не хотелось подвергать вашу жизнь опасности! Вы ведь не слишком лестно охарактеризовали деятельность нашего Ордена и ту цену, что мне приходится платить… И вы в чем-то правы!