– Разбойники! Лихоимцы! Грабители! – крикнул какой-то особо рьяный крестьянин в не подпоясанной белой рубахе и первым ринулся в бой. Да и остальные от него не отставали. Лунев подхватил ружье, брошенное Элен, и в отчаянии решил уже было отстреливаться, словно на поле брани, как Кинрю издал какой-то одному ему ведомый боевой клич и ринулся в драку, вооруженный только своим редкостными боевыми умениями.
У самого рьяного крестьянина он выбил из рук дубье. Одной ладонью ударил ему под дых, а потом ногой в лаковом сапоге зарядил в поджарый живот.
Мужик охнул от неожиданности, застонал, обхватил руками худое брюхо и навзничь свалился наземь.
– Наших бьют! – заорал один из нападавших и получил точный удар в лоб от моего Золотого дракона. Мужик захрипел и свалился вслед за своим товарищем. Я даже не успел проследить, как Кинрю оказался на этом месте – такими стремительными были его движения. Иногда мне казалось, что японец умеет летать.
Дворовые мужики стали медленно отступать. Один правда бросил со всей силы в японца вилами, но мой самурай ловко увернулся и метнул в него колечко со спицей, пригвоздившей ладонь мужика к соседнему дереву.
Алеша Лунев все-таки выстрелил, но, правда, в воздух.
– Господи Иисусе Христе, – простонал пригвожденный. Тогда только Кинрю обвел мужиков тяжелым взглядом из-под низко наплывших над восточными глазами коричневатых век, как бы спрашивая: ну, кто на новенького?!
Желающих, однако, среди оленинских дворовых мужиков так и не оказалось. Тогда Кинрю вернул себе свое кольцо со спицей, обтерев кровь с нее об чью-то рубаху.
Мира тем временем расшнуровала лиф пеньюра графини, чтобы той стало легче дышать. Она поразилась мраморной белизне ее кожи, которая казалась в лунном свете голубоватой из-за того, что просвечивали синеватые жилки.
Элен открыла голубые глаза. Они казались мутными, как у младенца.
– Кто вы? – тихим голосом спросила она. – У меня снова галлюцинации? – похоже, Мари окончательно удалось убедить сестру в том, что он безнадежно больна. – Откуда цыганам взяться в нашем имении? – Она бросила на Миру недоуменный взгляд из-под черных ресниц.
Мира не ожидала сейчас вопроса из уст Элен и несколько растерялась.
– Я-я… – индианка пыталась сообразить что-то на ходу.
– Саша отстала от табора, – ответил я, – и мы взяли ее с собой. Я назвал первое имя, которое пришло мне на ум.
– А-а, – понимающе проговорила Элен и попыталась подняться. Но выглядела она хуже некуда, казалось, что с того момента, как мы встречались с ней в Петербурге, миновало несколько лет. Сил ей, разумеется, не хватило, и она вновь упала на руки к Мире. Лечение, проводимое местным доктором, явно не шло ей на пользу.
– Что они с ней сделали? – ужаснулась моя индианка. – Эта женщина словно восстала из гроба.
– Запугали какой-то нечистью, – коротко бросил я. В этот момент я заметил, как из барской усадьбы с фонарями в руках выбежали еще несколько фигур. Как мне удалось разглядеть, это были сам граф Оленин Владимир Александрович, который нес в руках пистолет с вырезанным ложем, и его приемная матушка Наталья Михайловна, всю дорогу путавшаяся в длинных полах капота. На голове у нее был ночной кружевной чепец, завязанный под подбородком лиловыми лентами. За ними шла графиня Мария Александровна в каком-то светлом платье, подвязанным под грудью кашмирским шарфом, в сопровождении своего жениха в мундире. Я почти не удивился тому, что увидел его. Надо было предполагать, что в полку он выспросит отпуск. Ведь здесь решалось дело о наследстве его невесты… К тому же, когда процессия с фонарями чуть поравнялась с нами, мне удалось разглядеть еще одну фигуру. Это был молодой человек лет двадцати пяти, в штатском костюме и с докторским саквояжем, которого я не знал.
Мы с Луневым переглянулись. Мира поймала наш взгляд и тоже обратила внимание на этого странного доктора, лечению которого, судя по всему, и подвергалась Елена Александровна. Моя индианка невольно вздрогнула. Видно, представила, каково это – оказаться в руках такого вот эскулапа… Она механически перевела взгляд на измученную Элен, которая, казалось, была больна каким-то страшным, смертельно опасным заболеванием. Она сильно похудела, сильнее осунулась с лица и выглядела изможденной, словно чахоточная нищенка из благотворительной больницы. На шее у нее по-прежнему висел осиновый крестик, вызывавший во мне какое-то щемящее чувство жалости.
– Господин Кольцов?.. – Наталья Михайловна непроизвольным движением холеной руки с узловатыми пальцами схватилась за сердце. В этот момент в моей голове впервые появилась мысль, что совесть у вдовы нечиста. При виде меня и Лунева на ее моложавом лице отразилось такое явное разочарование, что скрыть его было бы попросту невозможно. – Я же… – графиня поморщилась, – то есть Владимир Александрович дал вам ясно понять, что ваше присутствие здесь неуместно! Вы только травмируете Элен! – визгливо вскричала она. – Боже мой! У нее ружье! – Наталья Михайловна только что заметила мушкетон, брошенный на траву Луневым. – Она стреляла! – ужаснулась графиня. – Это переходит какие-либо границы!
Я решил, что графиня могла покрывать свою дочь, задумавшую злодейство.
– Яков Андреевич, я же говорил вам, – неловко начал Оленин. – Мы не семейном совете сочли, что…
– Я помню, – в ответ отозвался я. – Но мы приехали навестить больную, – пытался я оправдываться. – И доктор Лунев проделал весь этот длинный путь, чувствуя себя ответственным за судьбу своей пациентки! – Из головы у меня не выходили слова Ивана Сергеевича Кутузова. Графиня Оленина не могла пойти на открытый скандал. К тому же вряд ли она желала привлечь к своему семейству еще больше внимания…
– Она не ваша пациентка, доктор Лунев, – поджала тонкие обескровленные от волнения губы Наталья Михайловна. – У нее новый врач, – выдавила она из себя.
– Ну, разумеется, – горько усмехнулся Алешка.
Овдовевшая графиня предпочла проигнорировать его усмешку, дабы не нарваться на какие-либо нелицеприятные заключения. Она не могла не видеть, что сотворили с ее хорошенькой падчерицей за такой предельно короткий срок.
– Но вы же не отправите нас в обратный путь этой же ночью, – проговорил я невесело. – Мне думается, что в обществе ваш поступок покажется, мягко говоря, странным.
Наталья Михайловна сглотнула ком в горле.
– Пройдемте в дом, – неохотно проговорила она, – и там все обсудим. – Ее глазки неприятно забегали. – Что с Элен? – графиня, наконец, поинтересовалась приемной дочерью. – Мне кажется, что ее недуг прогрессирует, – скривилась она.
– Я как раз собираюсь ее осмотреть, – ответил молодой эскулап. Он склонился над девушкой. Мне с трудом удалось удержаться от того, чтобы не остановить его. Я невольно сравнивал его со змеей, которая готова была вот-вот ужалить свою беззащитную жертву.
– Что с ней, Дмитрий Степанович? – осведомилась Мари. – Снова один из этих ее жутких припадков? – предположила она. – Надо же, как вы нас всех удивили, Яков Андреевич!
«Так, значит, Дмитрий Степанович», – отметил я мысленно.
– По-видимому, – да, – отозвался доктор. – Кажется, Элен в очередной раз вышла поохотиться на упыря, на этот раз прихватив с собой ружье из отцовского кабинета, – констатировал он не без иронии.
– С каждым разом это становится все опаснее, – проговорила Мария Александровна, опираясь о руку своего жениха.
– Да, – согласилась Наталья Михайловна. – Надо скорее решать вопрос об опеке! А это кто еще? – Она брезгливо кивнула в сторону Миры. – Что за девица? – Черные соболиные брови вдовы сошлись у прямой переносицы. – Цыганка, что ли? Своих нам вампиров мало? Где вы нашли эту особу?
– Это Саша, она отстала от табора, – вновь пустился я в объяснения. – На обратной дороге мы отвезем ее в Петербург, – пообещал я Наталье Михайловне. – А пока, дорогая графиня, вы бы не могли позволить ей разместиться в девичьей? Она прекрасно поет!
Я заметил, какой масляный взгляд бросил на Миру Константин Кузнецов. Мне так и захотелось съездить ему по физиономии. Вот если бы только не Элен…
– Ну, хорошо, – сквозь зубы проговорила графиня. – Если только вы не задержитесь здесь более нескольких дней, – Наталья Михайловна уже не пыталась скрывать своей неприязни. Она туже завязала под подбородком лиловые ленты ночного чепца.
Лунев взял на руки бедняжку Элен, которая все еще была в беспамятстве от пережитых волнений.
– Я ее донесу, – произнес он безапеляционным тоном. – Да она холодна, как смерть! Бедняжка!
– Вампиры, чего ж вы хотите? – развела руками Мари. Мне оставалось только дивиться ее ледяному самообладанию.
По парковой аллее мы направились к великолепному двухэтажному усадебному дому с колоннами. За нами побрели и присмиревшие мужики, сообразившие, наконец, что натворили что-то не то и приняли нас совсем не за тех, кем мы на самом деле являлись. Однако ни граф, ни графиня не обратили на их оплошность никакого внимания.
– Осторожнее, – проговорил Кузнецов, – здесь совсем неподалеку пруд. Главное не сбиться с аллеи. А-то и выкупаться недолго в такую-то непогоду! – Да уж, ветер и впрямь дул все сильнее.
Мы миновали несколько деревянных построек и вышли в парк, изобилующий клумбами, беседками, всякого рода галереями и гротами. Часть дворни осталась в парковом домике, а часть направилась с нами к усадьбе.
– Красота-то какая, – прошептала мне на ухо Мира. Я впервые взял ее с собой в усадебное имение.
Наталья Михайловна обернулась и смерила нас презрительным взглядом, вообразив, что цыганка Саша – моя любовница. Впрочем, она была недалека от истины, если не учитывать некоторых обстоятельств, которые, слава Богу, в голову ей взбрести никак не могли!
Сережки индианки в ушах на ветру звенели, позванивали так же ее мониста, казалось, что все происходит будто в каком-то сне…
Наконец мы поднялись на крыльцо, которое вело в небольшую прихожую, предварявшую целую анфиладу комнат и центральную лестницу. Кинрю и Мира с искренним любопытством осматривались по сторонам. Прихожая была заставлена кадками с померанцами, лаврами и лимонами.
– Целая роща! – подивился Кинрю.
На первом этаже в основном располагались помещения для прислуги. Направо была маленькая комнатка, где жили лакеи, из нее попахивало ваксой, клопами и прогорклым салом. Однако казалось, что никто из обитателей Отрадного этого не замечал. В ней скрылись те мужики, что миновали вместе с нами усадебную аллею. Чуть дальше по темному коридорчику как раз располагались двери девичьей.
– Тебе сюда! – едва кивнула моей Мире графиня.
Индианка понимающе улыбнулась мне одними только глазами, игриво повела плечиками и шагнула за кисейную занавеску. Она окончательно вошла в роль и мне даже показалось, что игра ей понравилась. Мы же направились к лестнице, которая была убрана богатым ковром.
– Яков Андреевич, – проговорил граф Владимир, – я вас размещу в комнатах для гостей. Вы не возражаете?
– Как вам будет угодно, – смиренно в ответ отозвался я.
Мы вошли в большую гостиную. Лунев положил Элен, которая все еще не пришла в себя, на низкую оттоманку, подложив ей бархатные подушки под голову. Местный эскулап присел рядом и картинно начал считать ей пульс, изредка поглядывая на часы на цепочке.
Мраморная гостиная с многочисленными зеркалами в золоченых простенках была обставлена мебелью красного дерева. Из светильников, убранных хрусталем, лился неяркий, интимный свет.
От обилия свечей здесь было очень жарко, но я думал, что это только пойдет на пользу окоченевшей Элен Олениной.
Возле окна стоял огромный роскошный рояль. Я невольно подумал, что он обязательно бы понравился Мире.
Я внимательно рассматривал доктора, колдовавшего над Элен. Теперь, при свете, мне хорошо были видны его лицо и фигура. Это был высокий брюнет с почти правильными чертами лица, сросшимися у переносицы бровями, тонкими губами и узким разрезом ярко-синих прозрачных глаз. Очень хорош собой! В общем его внешность совпадала с тем описанием, которое Ася дала артисту Левицкому… Только черных усов не хватало! Но ведь усы можно было и сбрить!
– Что это вы на меня так смотрите? – встревоженно осведомился доктор.
– Просто любуюсь, как вы лихо со своей работой справляетесь, – ответил я. Мне показалось, что пальцы у мнимого эскулапа слегка задрожали. Похоже, что Левицкой почувствовал все-таки что-то неладное. Он, видимо, отличался тем инстинктивным чутьем, которое встречается у закоренелых мошенников, чувствующих опасность задолго до ее реального приближения.
– Я думаю, что Элен следовало бы отнести в будуар, – задумчиво проговорила Мария Александровна, теребя смоляной завиток у виска. – Ей, кажется, все еще плохо, – она окинула сестру внимательным взглядом бархатных глаз.
Тем временем Елена с трудом приполняла веки и затуманенным взглядом осмотрелась вокруг себя.
– Мне это все приснилось? – она немигающими глазами уставилась на мнимого доктора. – Хотя… – Элен перевела взгляд на нас с Луневым. – Значит, это была правда? – прошептала она. – Машенька, я видела его! Видела! Правда, в этот раз он мне ничего не сказал, но я едва не застрелила его! – ее обессиленная рука упала.
– Пожалуйста, Елена Александровна, примите успокоительное, – проговорил синеглазый эскулап. Он налил в серебряную ложку из продолговатого флакончика какую-то микстуру со странным запахом и протянул ложку своей пациентке. Она покорно приняла ее дрожащими пальцами и опустила ее к себе в рот. Елена немного поморщилась, глотая микстуру, но не пожаловалась, безропотно принимая все, что выпало ей на долю.
– Теперь, Елена Александровна, вам станет значительно легче, – уверенно проговорил Левицкой, которого Мари нарекла Дмитрием Степановичем. Он убрал флакончик с микстурой в свой саквояж.
– Наверное, – с сомнением улыбнулась графиня Элен. Какое-то время она смотрела еще в потолок, но через несколько мгновений впала в болезненное забытье. Ее веки подрагивали, со стороны казалось, что Елене Александровне снятся кошмары.
– По-моему, ваше лекарство не подействовало, – заметил я. Я уже не сомневался в том, что это лекарство имело не целительный, а скорее обратный эффект.
– Вот увидите, скоро ей станет лучше, – пообещал доктор. Я посмотрел на Лунева, который только пожал плечами. Алешка внимательно наблюдал за действиями «коллеги».
– Вы позволите мне перенести ее в спальню? – осведомился он у Наталья Михайловны.
Графиня нехотя согласилась. Она позвала лакея Макара, который должен был показать приезжим господам путь в комнату двух сестер. С некоторых пор сама Мария Александровна разделяла будуар с больной Еленой.
Будуар сестер Олениных представлял из себя довольно большую комнату, разделенную на две половины лепным альковом. Одна из этих двух половин и являла собой истинно будуар, а другая – собственно спальню. Хотя грань этих двух помещений была едва различима. Мягкий персидский ковер был расстелен во всю длину этой комнаты, стены которой были обиты выпуклым нежно-розовым шелком, окна завешаны кружевными гардинами. Будуар был обставлен ореховой мебелью. Трюмо под роскошным пологом из брюссельского кружева заставлено разнообразными ларчиками и безделушками, из-за приподнятой занавеси алькова виден огонек, играющий в камине, облицованном мраморной плиткой, и пышная, роскошно убранная постель.
Однако я обратил внимание, что здесь не было ни одной розы. Очевидно Мария Александровна не любила эти цветы. Зато везде, где только было можно, стояли кадки с колючими померанцами, которые, видимо, в больном воображении графини Элен играли те же функции, что и розы.
Наталья Михайловна перехватила мой взгляд.
– Элен уже сплела свадебный венок для вампира, – вздохнула она.
Мы переложили Елену Александровну на постель. Утопая в белоснежных шелках, ее белое лицо казалось еще бледнее.
– Ну вот и славно, – проговорил эскулап, снова посчитал пациентке пульс, который оказался слегка учащенным, и предложил всем посторонним покинуть комнату.
Элен и на самом деле выглядела так, будто ее кошмары рассеялись. Лицо графини наконец приобрело умиротворенное выражение, но от этого она совсем уже стала походить на покойницу.
– Идемте, Яков Андреевич, – проговорил Оленин, прикрывая за собой комнату двух сестер. – Я провожу вас каждого в свою комнату. Места в этой огромной усадьбе хватит на всех, – улыбнулся он, разводя руками по сторонам.
– Вы не могли бы отвести нам одну комнату на двоих? – осведомился я, кивнув в сторону своего ангела-хранителя. Японец цепким взглядом осматривал мебель.
Граф Владимир пожал плечами:
– Как вам будет угодно, но…
– Я привык, что Кинрю обычно исполняет обязанности моего камердинера, – объяснил я Оленину. – Без него я буду чувствовать себя неуютно!
– А как вы, доктор? – граф бросил на Алешу Лунева пытливый взгляд. – Я надеюсь, вы-то хотя бы захотите воспользоваться плодами цивилизации? – усмехнулся он.
– Ну, разумеется, – согласился Лунев, – только где-нибудь по соседству!
– Конечно, конечно, – кивнул граф Владимир. – Я вижу, что вы с господином Кольцовым, ну… не разлей вода! Мне кажется, вам вполне подойдут эти апартаменты, – Оленин указал Луневу на дверь.
Лунев поблагодарил хозяина и вошел в свою спальню.
– Утром увидимся, – улыбнулся он и прикрыл дверь за собой.
– Яков Андреевич, мне нужно с вами поговорить, – произнес граф Владимир, когда я потянул за дверную ручку комнаты, отведенной нам с Золотым драконом.
– Разумеется, – я кивнул, оглядевшись по сторонам. Мне не хотелось, чтобы нас услышал кто-то еще. Особенно я надеялся, что нас не застанут врасплох Мари с эскулапом или Наталья Михайловна. – Иван Сергеевич объяснил мне суть ситуации, – заметил я.
– Да, – Оленин кивнул, – извините меня, я вынужден был говорить с вами в непозволительном тоне, но…
– Я все понимаю, – перебил я его. – К тому же Кинрю вы можете доверять, он полностью в курсе событий, – добавил я.
– Тогда пройдемте в мой кабинет, – предложил Оленин, на что я незамедлительно согласился. У графа могли появиться какие-нибудь свежие новости относительно этой странной истории. В конце-концов, он почти не расставался с сестрой. Меня смущало только одно, что Владимир вряд ли сможет заподозрить в чем-то неблаговидном свою сводную сестру. Я, в принципе, был морально готов к его яростному сопротивлению в отношении правды, которая, как я прекрасно понимал, должна была показаться графу Оленину невыносимо горькой и страшной…
Обстановка усадебного кабинета Оленина была достаточно строгой и сильно не отличалась по стилю своего убранства от петербургского.
Кабинет был обставлен овальной мебелью красного дерева. Правда диван оказался обит какой-то выпуклой тканью темно-вишневого цвета.
Стены графского кабинета были обтянуты изумрудно-зеленым шелком и обвешаны коллекционным оружием. На секретере – несколько трубок с искусными чубуками и старинная табакерка. А также перо и чернильница. Неужели и граф балуется письмом? Я заметил на полке том «Робинзона Крузо».
Я опустился в удобное кресло, Кинрю устроился напротив меня. Мы приготовились внимательно слушать. Владимир Оленин закурил и тоже присел на стул.
– Признаться, – проговорил Оленин, выпуская в потолок колечки сизоватого дыма, – я очень рад вашему неожиданному визиту, – улыбнулся Владимир. – Я уже и надежду всякую потерял, подумал, что вы, Яков Андреевич, это гиблое дело бросите, – развел руками гвардеец. – Выходит, что моя сестра на самом деле больна. Ведь вы видели ее состояние… – тяжелый стон вырвался из его груди. – Элен для меня самое дорогое существо на свете. Ближе ее у меня нет никого, – граф отложил в сторону трубку. – Но ее состояние ухудшается с каждым днем… Вы сами могли это видеть! Каково? А? Бегать ночью с ружьем по парку?!
– Но я лично видел фигуру, мелькнувшую в темноте, – отозвался я, выслушав словесную тираду графа Оленина, полную горечи.
– Вам показалось, – засомневался граф. – При полной луне мало ли что может привидеться!
– Я тоже видел эту фигуру, – вставил свое слово молчаливый Кинрю.
У меня только не укладывалось в голове, как лже-доктор мог находиться сразу в двух местах одновременно. Хотя у него могли иметься сообщники… Взять хотя бы того Семку, что у Гоша пробил мне голову. Он вполне мог успеть в Отрадное к этому времени.
– Вы всерьез полагаете, что кто-то намеренно сводит Элен с ума, – граф часто часто заморгал своими ресницами. – Но если это так… – он уставился на меня в упор, – то кому это выгодно?!
– Кто больше всех добивается опеки над графиней Элен? Кому в случае признания умственного расстройства вашей сестры перейдет ее часть наследства?
– Но больше всего хлопочет об учреждении опеки над Еленой Наталья Михайловна, – хрипло выговорил Владимир. – Не хотите же вы сказать?.. – Его светло-голубые глаза округлились от ужаса.
– Я пока не могу сказать ничего определенного, – пожал я плечами. – Но почему вы не вызоветесь в опекуны? – осведомился я. – Мне кажется, что это было бы вполне логично. Как старший брат вы…
– Я уже думал об этом, – перебил меня граф. – Но Наталья Михайловна привела один веский довод. Я человек военный, – развел руками гвардеец, – мало ли что со мной может случиться? И что тогда будет с усадьбой, да и с самой Элен?
– И кто же выбран опекуном? – полюбопытствовал мой японец.
– Мари и ее будущий муж, – ответил Оленин.
– Ах, вот оно как, – протянул я задумчиво.
– Вы не доверяете Кузнецову? – предположил граф Оленин.
– Не вполне, – ответил я немного уклончиво. – Мне кажется, что он намеренно расстроил свадьбу Элен с Раневским!
– Нет, это полная чушь, – отмахнулся граф. – Он же порядочный человек, да и богатый к тому же!
– Ну, у меня кое-какие иные сведения на его счет, – ответил я и поделился ими с Олениным.
– Кто бы мог подумать?! – воскликнул граф. – Неужели он водит за нос Мари? Почему в случае своего банкротства он не заставит Раневского расплатиться по векселям?
– Я полагаю, что только для того, чтобы он держался подальше от вашей сестры Элен, – ответил я. – Он держит Раневского в руках, пугая его долговой ямой…
– Значит, Кузнецов через Машеньку подбирается к нашему состоянию! Каков подлец! Играет судьбой Елены… Да я его к барьеру!
– Подождите, не горячитесь, граф, – я положил ему руку на плечо. – Это еще требуется доказать! И потом здесь могут быть задействованы другие участники…
– Кого вы имеете в виду? – насторожился граф.
– Я еще ни в чем не уверен, – ответил я. – Я еще раз прошу вас чуть-чуть подождать, – я поднес к глазам табакерку и начал ее рассматривать.
– Спать очень хочется, – заметил Кинрю.
– Идемте, я провожу вас, – отозвался Оленин.
Мой Золотой дракон высунулся в окно.
– А здесь очень красивое место, – заметил он. – Парк, клумбы с поздними астрами, мраморные беседки, аллеи тенистые, скульптуры, пруд, галереи, увитые деревьями, – проговорил японец мечтательно, – почти как в моей стране… – Мне показалось, что в его голосе прозвучали какие-то ностальгические нотки. Такие интонации я слышал от Юкио впервые. К тому же я никак не мог взять в толк, чем дворянская усадьба могла напомнить ему Японию.
– К завтраку, верно, уже пора, – я попытался настроить японца на другую волну.
Мы с ним переоделись и вышли в столовую, где нас за сервированным уже по всем правилам столом дожидался Алешка Лунев и все домочадцы. Даже Элен нашла в себе силы по случаю нашего приезда выйти из своей комнаты. Сегодня она выглядела лучше обычного, хотя была все так же бледна. Одета она была легкое платье из прозрачного лилового флера, перехваченное под грудью бархатной лентой, отчего графиня выглядела почти невесомой. Ее запястья казались почти прозрачными на свету.
Напротив нее сидела слегка располневшая Мари в темно-коричневом платье с колоколообразной юбкой, которые совсем недавно вошли в парижскую моду. Янтарные серьги удивительно шли к ее темно-карим глазам.
Возле каждого из присутствующих стоял навытяжку лакей с тарелкой, которых в честь нашего, пусть и не слишком приятного для графини Натальи Михайловны, приезда обрядили в парадное дезабилье.
– Ну, наконец-то, – ехидно протянула Наталья Михайловна. – Как спалось, Яков Андреевич? Кошмары не мучили? Вампиры, упыри, оборотни… – Она бросила на падчерицу убийственный взгляд.
– Матушка, как вы можете, – еле слышно прошептала Элен и выронила из рук серебряную вилку, которая со звоном упала на пол и была тотчас убрана одним из расторопных лакеев.
Я было удивился, почему здесь нет Миры. Но вовремя вспомнил, что моя индианка в имении на положении прислуги и завтракает, скорее всего, в девичьей на первом этаже или и вовсе на кухне, которая располагалась в деревянной избе во дворе. Я вообще удивлялся, как в этой усадьбе помпезная роскошь запросто уживалась с привычками и обычаями прошлого века.
У самого рьяного крестьянина он выбил из рук дубье. Одной ладонью ударил ему под дых, а потом ногой в лаковом сапоге зарядил в поджарый живот.
Мужик охнул от неожиданности, застонал, обхватил руками худое брюхо и навзничь свалился наземь.
– Наших бьют! – заорал один из нападавших и получил точный удар в лоб от моего Золотого дракона. Мужик захрипел и свалился вслед за своим товарищем. Я даже не успел проследить, как Кинрю оказался на этом месте – такими стремительными были его движения. Иногда мне казалось, что японец умеет летать.
Дворовые мужики стали медленно отступать. Один правда бросил со всей силы в японца вилами, но мой самурай ловко увернулся и метнул в него колечко со спицей, пригвоздившей ладонь мужика к соседнему дереву.
Алеша Лунев все-таки выстрелил, но, правда, в воздух.
– Господи Иисусе Христе, – простонал пригвожденный. Тогда только Кинрю обвел мужиков тяжелым взглядом из-под низко наплывших над восточными глазами коричневатых век, как бы спрашивая: ну, кто на новенького?!
Желающих, однако, среди оленинских дворовых мужиков так и не оказалось. Тогда Кинрю вернул себе свое кольцо со спицей, обтерев кровь с нее об чью-то рубаху.
Мира тем временем расшнуровала лиф пеньюра графини, чтобы той стало легче дышать. Она поразилась мраморной белизне ее кожи, которая казалась в лунном свете голубоватой из-за того, что просвечивали синеватые жилки.
Элен открыла голубые глаза. Они казались мутными, как у младенца.
– Кто вы? – тихим голосом спросила она. – У меня снова галлюцинации? – похоже, Мари окончательно удалось убедить сестру в том, что он безнадежно больна. – Откуда цыганам взяться в нашем имении? – Она бросила на Миру недоуменный взгляд из-под черных ресниц.
Мира не ожидала сейчас вопроса из уст Элен и несколько растерялась.
– Я-я… – индианка пыталась сообразить что-то на ходу.
– Саша отстала от табора, – ответил я, – и мы взяли ее с собой. Я назвал первое имя, которое пришло мне на ум.
– А-а, – понимающе проговорила Элен и попыталась подняться. Но выглядела она хуже некуда, казалось, что с того момента, как мы встречались с ней в Петербурге, миновало несколько лет. Сил ей, разумеется, не хватило, и она вновь упала на руки к Мире. Лечение, проводимое местным доктором, явно не шло ей на пользу.
– Что они с ней сделали? – ужаснулась моя индианка. – Эта женщина словно восстала из гроба.
– Запугали какой-то нечистью, – коротко бросил я. В этот момент я заметил, как из барской усадьбы с фонарями в руках выбежали еще несколько фигур. Как мне удалось разглядеть, это были сам граф Оленин Владимир Александрович, который нес в руках пистолет с вырезанным ложем, и его приемная матушка Наталья Михайловна, всю дорогу путавшаяся в длинных полах капота. На голове у нее был ночной кружевной чепец, завязанный под подбородком лиловыми лентами. За ними шла графиня Мария Александровна в каком-то светлом платье, подвязанным под грудью кашмирским шарфом, в сопровождении своего жениха в мундире. Я почти не удивился тому, что увидел его. Надо было предполагать, что в полку он выспросит отпуск. Ведь здесь решалось дело о наследстве его невесты… К тому же, когда процессия с фонарями чуть поравнялась с нами, мне удалось разглядеть еще одну фигуру. Это был молодой человек лет двадцати пяти, в штатском костюме и с докторским саквояжем, которого я не знал.
Мы с Луневым переглянулись. Мира поймала наш взгляд и тоже обратила внимание на этого странного доктора, лечению которого, судя по всему, и подвергалась Елена Александровна. Моя индианка невольно вздрогнула. Видно, представила, каково это – оказаться в руках такого вот эскулапа… Она механически перевела взгляд на измученную Элен, которая, казалось, была больна каким-то страшным, смертельно опасным заболеванием. Она сильно похудела, сильнее осунулась с лица и выглядела изможденной, словно чахоточная нищенка из благотворительной больницы. На шее у нее по-прежнему висел осиновый крестик, вызывавший во мне какое-то щемящее чувство жалости.
– Господин Кольцов?.. – Наталья Михайловна непроизвольным движением холеной руки с узловатыми пальцами схватилась за сердце. В этот момент в моей голове впервые появилась мысль, что совесть у вдовы нечиста. При виде меня и Лунева на ее моложавом лице отразилось такое явное разочарование, что скрыть его было бы попросту невозможно. – Я же… – графиня поморщилась, – то есть Владимир Александрович дал вам ясно понять, что ваше присутствие здесь неуместно! Вы только травмируете Элен! – визгливо вскричала она. – Боже мой! У нее ружье! – Наталья Михайловна только что заметила мушкетон, брошенный на траву Луневым. – Она стреляла! – ужаснулась графиня. – Это переходит какие-либо границы!
Я решил, что графиня могла покрывать свою дочь, задумавшую злодейство.
– Яков Андреевич, я же говорил вам, – неловко начал Оленин. – Мы не семейном совете сочли, что…
– Я помню, – в ответ отозвался я. – Но мы приехали навестить больную, – пытался я оправдываться. – И доктор Лунев проделал весь этот длинный путь, чувствуя себя ответственным за судьбу своей пациентки! – Из головы у меня не выходили слова Ивана Сергеевича Кутузова. Графиня Оленина не могла пойти на открытый скандал. К тому же вряд ли она желала привлечь к своему семейству еще больше внимания…
– Она не ваша пациентка, доктор Лунев, – поджала тонкие обескровленные от волнения губы Наталья Михайловна. – У нее новый врач, – выдавила она из себя.
– Ну, разумеется, – горько усмехнулся Алешка.
Овдовевшая графиня предпочла проигнорировать его усмешку, дабы не нарваться на какие-либо нелицеприятные заключения. Она не могла не видеть, что сотворили с ее хорошенькой падчерицей за такой предельно короткий срок.
– Но вы же не отправите нас в обратный путь этой же ночью, – проговорил я невесело. – Мне думается, что в обществе ваш поступок покажется, мягко говоря, странным.
Наталья Михайловна сглотнула ком в горле.
– Пройдемте в дом, – неохотно проговорила она, – и там все обсудим. – Ее глазки неприятно забегали. – Что с Элен? – графиня, наконец, поинтересовалась приемной дочерью. – Мне кажется, что ее недуг прогрессирует, – скривилась она.
– Я как раз собираюсь ее осмотреть, – ответил молодой эскулап. Он склонился над девушкой. Мне с трудом удалось удержаться от того, чтобы не остановить его. Я невольно сравнивал его со змеей, которая готова была вот-вот ужалить свою беззащитную жертву.
– Что с ней, Дмитрий Степанович? – осведомилась Мари. – Снова один из этих ее жутких припадков? – предположила она. – Надо же, как вы нас всех удивили, Яков Андреевич!
«Так, значит, Дмитрий Степанович», – отметил я мысленно.
– По-видимому, – да, – отозвался доктор. – Кажется, Элен в очередной раз вышла поохотиться на упыря, на этот раз прихватив с собой ружье из отцовского кабинета, – констатировал он не без иронии.
– С каждым разом это становится все опаснее, – проговорила Мария Александровна, опираясь о руку своего жениха.
– Да, – согласилась Наталья Михайловна. – Надо скорее решать вопрос об опеке! А это кто еще? – Она брезгливо кивнула в сторону Миры. – Что за девица? – Черные соболиные брови вдовы сошлись у прямой переносицы. – Цыганка, что ли? Своих нам вампиров мало? Где вы нашли эту особу?
– Это Саша, она отстала от табора, – вновь пустился я в объяснения. – На обратной дороге мы отвезем ее в Петербург, – пообещал я Наталье Михайловне. – А пока, дорогая графиня, вы бы не могли позволить ей разместиться в девичьей? Она прекрасно поет!
Я заметил, какой масляный взгляд бросил на Миру Константин Кузнецов. Мне так и захотелось съездить ему по физиономии. Вот если бы только не Элен…
– Ну, хорошо, – сквозь зубы проговорила графиня. – Если только вы не задержитесь здесь более нескольких дней, – Наталья Михайловна уже не пыталась скрывать своей неприязни. Она туже завязала под подбородком лиловые ленты ночного чепца.
Лунев взял на руки бедняжку Элен, которая все еще была в беспамятстве от пережитых волнений.
– Я ее донесу, – произнес он безапеляционным тоном. – Да она холодна, как смерть! Бедняжка!
– Вампиры, чего ж вы хотите? – развела руками Мари. Мне оставалось только дивиться ее ледяному самообладанию.
По парковой аллее мы направились к великолепному двухэтажному усадебному дому с колоннами. За нами побрели и присмиревшие мужики, сообразившие, наконец, что натворили что-то не то и приняли нас совсем не за тех, кем мы на самом деле являлись. Однако ни граф, ни графиня не обратили на их оплошность никакого внимания.
– Осторожнее, – проговорил Кузнецов, – здесь совсем неподалеку пруд. Главное не сбиться с аллеи. А-то и выкупаться недолго в такую-то непогоду! – Да уж, ветер и впрямь дул все сильнее.
Мы миновали несколько деревянных построек и вышли в парк, изобилующий клумбами, беседками, всякого рода галереями и гротами. Часть дворни осталась в парковом домике, а часть направилась с нами к усадьбе.
– Красота-то какая, – прошептала мне на ухо Мира. Я впервые взял ее с собой в усадебное имение.
Наталья Михайловна обернулась и смерила нас презрительным взглядом, вообразив, что цыганка Саша – моя любовница. Впрочем, она была недалека от истины, если не учитывать некоторых обстоятельств, которые, слава Богу, в голову ей взбрести никак не могли!
Сережки индианки в ушах на ветру звенели, позванивали так же ее мониста, казалось, что все происходит будто в каком-то сне…
Наконец мы поднялись на крыльцо, которое вело в небольшую прихожую, предварявшую целую анфиладу комнат и центральную лестницу. Кинрю и Мира с искренним любопытством осматривались по сторонам. Прихожая была заставлена кадками с померанцами, лаврами и лимонами.
– Целая роща! – подивился Кинрю.
На первом этаже в основном располагались помещения для прислуги. Направо была маленькая комнатка, где жили лакеи, из нее попахивало ваксой, клопами и прогорклым салом. Однако казалось, что никто из обитателей Отрадного этого не замечал. В ней скрылись те мужики, что миновали вместе с нами усадебную аллею. Чуть дальше по темному коридорчику как раз располагались двери девичьей.
– Тебе сюда! – едва кивнула моей Мире графиня.
Индианка понимающе улыбнулась мне одними только глазами, игриво повела плечиками и шагнула за кисейную занавеску. Она окончательно вошла в роль и мне даже показалось, что игра ей понравилась. Мы же направились к лестнице, которая была убрана богатым ковром.
– Яков Андреевич, – проговорил граф Владимир, – я вас размещу в комнатах для гостей. Вы не возражаете?
– Как вам будет угодно, – смиренно в ответ отозвался я.
Мы вошли в большую гостиную. Лунев положил Элен, которая все еще не пришла в себя, на низкую оттоманку, подложив ей бархатные подушки под голову. Местный эскулап присел рядом и картинно начал считать ей пульс, изредка поглядывая на часы на цепочке.
Мраморная гостиная с многочисленными зеркалами в золоченых простенках была обставлена мебелью красного дерева. Из светильников, убранных хрусталем, лился неяркий, интимный свет.
От обилия свечей здесь было очень жарко, но я думал, что это только пойдет на пользу окоченевшей Элен Олениной.
Возле окна стоял огромный роскошный рояль. Я невольно подумал, что он обязательно бы понравился Мире.
Я внимательно рассматривал доктора, колдовавшего над Элен. Теперь, при свете, мне хорошо были видны его лицо и фигура. Это был высокий брюнет с почти правильными чертами лица, сросшимися у переносицы бровями, тонкими губами и узким разрезом ярко-синих прозрачных глаз. Очень хорош собой! В общем его внешность совпадала с тем описанием, которое Ася дала артисту Левицкому… Только черных усов не хватало! Но ведь усы можно было и сбрить!
– Что это вы на меня так смотрите? – встревоженно осведомился доктор.
– Просто любуюсь, как вы лихо со своей работой справляетесь, – ответил я. Мне показалось, что пальцы у мнимого эскулапа слегка задрожали. Похоже, что Левицкой почувствовал все-таки что-то неладное. Он, видимо, отличался тем инстинктивным чутьем, которое встречается у закоренелых мошенников, чувствующих опасность задолго до ее реального приближения.
– Я думаю, что Элен следовало бы отнести в будуар, – задумчиво проговорила Мария Александровна, теребя смоляной завиток у виска. – Ей, кажется, все еще плохо, – она окинула сестру внимательным взглядом бархатных глаз.
Тем временем Елена с трудом приполняла веки и затуманенным взглядом осмотрелась вокруг себя.
– Мне это все приснилось? – она немигающими глазами уставилась на мнимого доктора. – Хотя… – Элен перевела взгляд на нас с Луневым. – Значит, это была правда? – прошептала она. – Машенька, я видела его! Видела! Правда, в этот раз он мне ничего не сказал, но я едва не застрелила его! – ее обессиленная рука упала.
– Пожалуйста, Елена Александровна, примите успокоительное, – проговорил синеглазый эскулап. Он налил в серебряную ложку из продолговатого флакончика какую-то микстуру со странным запахом и протянул ложку своей пациентке. Она покорно приняла ее дрожащими пальцами и опустила ее к себе в рот. Елена немного поморщилась, глотая микстуру, но не пожаловалась, безропотно принимая все, что выпало ей на долю.
– Теперь, Елена Александровна, вам станет значительно легче, – уверенно проговорил Левицкой, которого Мари нарекла Дмитрием Степановичем. Он убрал флакончик с микстурой в свой саквояж.
– Наверное, – с сомнением улыбнулась графиня Элен. Какое-то время она смотрела еще в потолок, но через несколько мгновений впала в болезненное забытье. Ее веки подрагивали, со стороны казалось, что Елене Александровне снятся кошмары.
– По-моему, ваше лекарство не подействовало, – заметил я. Я уже не сомневался в том, что это лекарство имело не целительный, а скорее обратный эффект.
– Вот увидите, скоро ей станет лучше, – пообещал доктор. Я посмотрел на Лунева, который только пожал плечами. Алешка внимательно наблюдал за действиями «коллеги».
– Вы позволите мне перенести ее в спальню? – осведомился он у Наталья Михайловны.
Графиня нехотя согласилась. Она позвала лакея Макара, который должен был показать приезжим господам путь в комнату двух сестер. С некоторых пор сама Мария Александровна разделяла будуар с больной Еленой.
Будуар сестер Олениных представлял из себя довольно большую комнату, разделенную на две половины лепным альковом. Одна из этих двух половин и являла собой истинно будуар, а другая – собственно спальню. Хотя грань этих двух помещений была едва различима. Мягкий персидский ковер был расстелен во всю длину этой комнаты, стены которой были обиты выпуклым нежно-розовым шелком, окна завешаны кружевными гардинами. Будуар был обставлен ореховой мебелью. Трюмо под роскошным пологом из брюссельского кружева заставлено разнообразными ларчиками и безделушками, из-за приподнятой занавеси алькова виден огонек, играющий в камине, облицованном мраморной плиткой, и пышная, роскошно убранная постель.
Однако я обратил внимание, что здесь не было ни одной розы. Очевидно Мария Александровна не любила эти цветы. Зато везде, где только было можно, стояли кадки с колючими померанцами, которые, видимо, в больном воображении графини Элен играли те же функции, что и розы.
Наталья Михайловна перехватила мой взгляд.
– Элен уже сплела свадебный венок для вампира, – вздохнула она.
Мы переложили Елену Александровну на постель. Утопая в белоснежных шелках, ее белое лицо казалось еще бледнее.
– Ну вот и славно, – проговорил эскулап, снова посчитал пациентке пульс, который оказался слегка учащенным, и предложил всем посторонним покинуть комнату.
Элен и на самом деле выглядела так, будто ее кошмары рассеялись. Лицо графини наконец приобрело умиротворенное выражение, но от этого она совсем уже стала походить на покойницу.
– Идемте, Яков Андреевич, – проговорил Оленин, прикрывая за собой комнату двух сестер. – Я провожу вас каждого в свою комнату. Места в этой огромной усадьбе хватит на всех, – улыбнулся он, разводя руками по сторонам.
– Вы не могли бы отвести нам одну комнату на двоих? – осведомился я, кивнув в сторону своего ангела-хранителя. Японец цепким взглядом осматривал мебель.
Граф Владимир пожал плечами:
– Как вам будет угодно, но…
– Я привык, что Кинрю обычно исполняет обязанности моего камердинера, – объяснил я Оленину. – Без него я буду чувствовать себя неуютно!
– А как вы, доктор? – граф бросил на Алешу Лунева пытливый взгляд. – Я надеюсь, вы-то хотя бы захотите воспользоваться плодами цивилизации? – усмехнулся он.
– Ну, разумеется, – согласился Лунев, – только где-нибудь по соседству!
– Конечно, конечно, – кивнул граф Владимир. – Я вижу, что вы с господином Кольцовым, ну… не разлей вода! Мне кажется, вам вполне подойдут эти апартаменты, – Оленин указал Луневу на дверь.
Лунев поблагодарил хозяина и вошел в свою спальню.
– Утром увидимся, – улыбнулся он и прикрыл дверь за собой.
– Яков Андреевич, мне нужно с вами поговорить, – произнес граф Владимир, когда я потянул за дверную ручку комнаты, отведенной нам с Золотым драконом.
– Разумеется, – я кивнул, оглядевшись по сторонам. Мне не хотелось, чтобы нас услышал кто-то еще. Особенно я надеялся, что нас не застанут врасплох Мари с эскулапом или Наталья Михайловна. – Иван Сергеевич объяснил мне суть ситуации, – заметил я.
– Да, – Оленин кивнул, – извините меня, я вынужден был говорить с вами в непозволительном тоне, но…
– Я все понимаю, – перебил я его. – К тому же Кинрю вы можете доверять, он полностью в курсе событий, – добавил я.
– Тогда пройдемте в мой кабинет, – предложил Оленин, на что я незамедлительно согласился. У графа могли появиться какие-нибудь свежие новости относительно этой странной истории. В конце-концов, он почти не расставался с сестрой. Меня смущало только одно, что Владимир вряд ли сможет заподозрить в чем-то неблаговидном свою сводную сестру. Я, в принципе, был морально готов к его яростному сопротивлению в отношении правды, которая, как я прекрасно понимал, должна была показаться графу Оленину невыносимо горькой и страшной…
Обстановка усадебного кабинета Оленина была достаточно строгой и сильно не отличалась по стилю своего убранства от петербургского.
Кабинет был обставлен овальной мебелью красного дерева. Правда диван оказался обит какой-то выпуклой тканью темно-вишневого цвета.
Стены графского кабинета были обтянуты изумрудно-зеленым шелком и обвешаны коллекционным оружием. На секретере – несколько трубок с искусными чубуками и старинная табакерка. А также перо и чернильница. Неужели и граф балуется письмом? Я заметил на полке том «Робинзона Крузо».
Я опустился в удобное кресло, Кинрю устроился напротив меня. Мы приготовились внимательно слушать. Владимир Оленин закурил и тоже присел на стул.
– Признаться, – проговорил Оленин, выпуская в потолок колечки сизоватого дыма, – я очень рад вашему неожиданному визиту, – улыбнулся Владимир. – Я уже и надежду всякую потерял, подумал, что вы, Яков Андреевич, это гиблое дело бросите, – развел руками гвардеец. – Выходит, что моя сестра на самом деле больна. Ведь вы видели ее состояние… – тяжелый стон вырвался из его груди. – Элен для меня самое дорогое существо на свете. Ближе ее у меня нет никого, – граф отложил в сторону трубку. – Но ее состояние ухудшается с каждым днем… Вы сами могли это видеть! Каково? А? Бегать ночью с ружьем по парку?!
– Но я лично видел фигуру, мелькнувшую в темноте, – отозвался я, выслушав словесную тираду графа Оленина, полную горечи.
– Вам показалось, – засомневался граф. – При полной луне мало ли что может привидеться!
– Я тоже видел эту фигуру, – вставил свое слово молчаливый Кинрю.
У меня только не укладывалось в голове, как лже-доктор мог находиться сразу в двух местах одновременно. Хотя у него могли иметься сообщники… Взять хотя бы того Семку, что у Гоша пробил мне голову. Он вполне мог успеть в Отрадное к этому времени.
– Вы всерьез полагаете, что кто-то намеренно сводит Элен с ума, – граф часто часто заморгал своими ресницами. – Но если это так… – он уставился на меня в упор, – то кому это выгодно?!
– Кто больше всех добивается опеки над графиней Элен? Кому в случае признания умственного расстройства вашей сестры перейдет ее часть наследства?
– Но больше всего хлопочет об учреждении опеки над Еленой Наталья Михайловна, – хрипло выговорил Владимир. – Не хотите же вы сказать?.. – Его светло-голубые глаза округлились от ужаса.
– Я пока не могу сказать ничего определенного, – пожал я плечами. – Но почему вы не вызоветесь в опекуны? – осведомился я. – Мне кажется, что это было бы вполне логично. Как старший брат вы…
– Я уже думал об этом, – перебил меня граф. – Но Наталья Михайловна привела один веский довод. Я человек военный, – развел руками гвардеец, – мало ли что со мной может случиться? И что тогда будет с усадьбой, да и с самой Элен?
– И кто же выбран опекуном? – полюбопытствовал мой японец.
– Мари и ее будущий муж, – ответил Оленин.
– Ах, вот оно как, – протянул я задумчиво.
– Вы не доверяете Кузнецову? – предположил граф Оленин.
– Не вполне, – ответил я немного уклончиво. – Мне кажется, что он намеренно расстроил свадьбу Элен с Раневским!
– Нет, это полная чушь, – отмахнулся граф. – Он же порядочный человек, да и богатый к тому же!
– Ну, у меня кое-какие иные сведения на его счет, – ответил я и поделился ими с Олениным.
– Кто бы мог подумать?! – воскликнул граф. – Неужели он водит за нос Мари? Почему в случае своего банкротства он не заставит Раневского расплатиться по векселям?
– Я полагаю, что только для того, чтобы он держался подальше от вашей сестры Элен, – ответил я. – Он держит Раневского в руках, пугая его долговой ямой…
– Значит, Кузнецов через Машеньку подбирается к нашему состоянию! Каков подлец! Играет судьбой Елены… Да я его к барьеру!
– Подождите, не горячитесь, граф, – я положил ему руку на плечо. – Это еще требуется доказать! И потом здесь могут быть задействованы другие участники…
– Кого вы имеете в виду? – насторожился граф.
– Я еще ни в чем не уверен, – ответил я. – Я еще раз прошу вас чуть-чуть подождать, – я поднес к глазам табакерку и начал ее рассматривать.
– Спать очень хочется, – заметил Кинрю.
– Идемте, я провожу вас, – отозвался Оленин.
* * *
Утро следующего дня выдалось на редкость теплым и солнечным. Казалось, что все, что мы видели прошлой ночью в усадебном парке, было всего лишь навеяно дурным сном.Мой Золотой дракон высунулся в окно.
– А здесь очень красивое место, – заметил он. – Парк, клумбы с поздними астрами, мраморные беседки, аллеи тенистые, скульптуры, пруд, галереи, увитые деревьями, – проговорил японец мечтательно, – почти как в моей стране… – Мне показалось, что в его голосе прозвучали какие-то ностальгические нотки. Такие интонации я слышал от Юкио впервые. К тому же я никак не мог взять в толк, чем дворянская усадьба могла напомнить ему Японию.
– К завтраку, верно, уже пора, – я попытался настроить японца на другую волну.
Мы с ним переоделись и вышли в столовую, где нас за сервированным уже по всем правилам столом дожидался Алешка Лунев и все домочадцы. Даже Элен нашла в себе силы по случаю нашего приезда выйти из своей комнаты. Сегодня она выглядела лучше обычного, хотя была все так же бледна. Одета она была легкое платье из прозрачного лилового флера, перехваченное под грудью бархатной лентой, отчего графиня выглядела почти невесомой. Ее запястья казались почти прозрачными на свету.
Напротив нее сидела слегка располневшая Мари в темно-коричневом платье с колоколообразной юбкой, которые совсем недавно вошли в парижскую моду. Янтарные серьги удивительно шли к ее темно-карим глазам.
Возле каждого из присутствующих стоял навытяжку лакей с тарелкой, которых в честь нашего, пусть и не слишком приятного для графини Натальи Михайловны, приезда обрядили в парадное дезабилье.
– Ну, наконец-то, – ехидно протянула Наталья Михайловна. – Как спалось, Яков Андреевич? Кошмары не мучили? Вампиры, упыри, оборотни… – Она бросила на падчерицу убийственный взгляд.
– Матушка, как вы можете, – еле слышно прошептала Элен и выронила из рук серебряную вилку, которая со звоном упала на пол и была тотчас убрана одним из расторопных лакеев.
Я было удивился, почему здесь нет Миры. Но вовремя вспомнил, что моя индианка в имении на положении прислуги и завтракает, скорее всего, в девичьей на первом этаже или и вовсе на кухне, которая располагалась в деревянной избе во дворе. Я вообще удивлялся, как в этой усадьбе помпезная роскошь запросто уживалась с привычками и обычаями прошлого века.