Ашар Амеде. Плащ и шпага

   Дон Гаэтано подумывал о мести и не решался отдать оружие.
   — Ну что же? — крикнул Агриппа, — опускать люк или лестницу?
   Пленник тяжело вздохнул и, вынув из ножен шпагу и кинжал, подал из рукоятками Агриппе, который их проворно схватил.
   — Славное оружие! — сказал он, осматривая их. — Стоит такого кавалера, как ваша милость. Видна работа толедских оружейников.
   Потом прибавил, улыбаясь:
   — Я был уверен, что мы с вами поладим, а теперь, сеньор, можете выходить на свет Божий.
   Лестница опустилась в погреб, а между тем Дракон и Фебея, прибежавшие вслед за Югэ, уставились черными мордами в отверстие люка. Агриппа взял их за ошейники.
   — Два неразлучных с нами приятеля! — сказал он.
   Испанец вышел и бросился бежать.
   Тогда Агриппа обратился к молодому графу и спросил его с улыбкой:
   — Ну, теперь вы убедились, что ваш плащ не сам улетел со скамейки и что попадаются ещё на свете и скверные люди?
   Отвечать было нечего, но одна вещь все-таки смущала Югэ.
   — Зачем ты взял четыре пистоля у этого мошенника? спросил он.
   — А затем, что я их же предложу в награду тому честному человеку, который не поддастся искушению… Я ведь намерен продолжать эти опыты… Утешительно было бы, если хорошего и дурного вышло поровну.
   Новый случай представился скоро. Агриппа не стал придумывать другого испытания и повторил ту же хитрость. Новый прохожий выслушал все с таким же вниманием и ночью все произошло точно так же, как с Гаэтано, но с него взяли только шесть ливров, потому что в карманах у него было не густо.
   Еще трое или четверо прохожих попались на ту же удочку и не дали бедному Югэ улучшить свое представление о роде человеческом. Наконец, пятого застали в постели, спящего блаженным сном. Агриппа насилу растолкал его.
   — Извините, пожалуйста, — сказал он, протирая глаза, — до полуночи я караулил… А потом сон одолел… Пойдемте поскорее посмотрим, не случилось ли что с вашим сундуком.
   — Не нужно. Пойдемте лучше завтракать, и когда поедим, вы увидите, что иногда неплохо быть и честным человеком.
   Его посадили перед сытным и вкусным завтраком, и когда он закончил, Агриппа вынул из кармана с полдюжины желтых и белых монет, и сказал:
   — Вот вам за труды от молодого графа, и если случится вам ещё раз когда-нибудь проходить мимо, не забывайте нашего дома!
   — Забыть! — вскричал тронутый солдат, — забыть такой дом, где прохожим дают не только славную постель и хорошо их кормят и поят, да ещё и денег на дорогу дают! Одного я только боюсь, чтобы хозяева не разорились скоро и не заперли дверей.
   — Ну, этого не бойтесь, приятель. Мы так устроили дело, что раздаем только то, что получаем с других.
   Когда солдат ушел, Агриппа обратился к Югэ, который не пропустил ни одного слова из их разговора, и спросил:
   — Вы сосчитали? Я дал всего четыре, а получил тридцать. Вот вам и пропорция между добром и злом. Будьте же впредь менее доверчивым.
   Случилось как-то, что проезжал солдат высокого роста на поджарой лошади и Агриппа зазвал его отдохнуть на целые сутки.
   Никогда ещё не бывало в стенах замка человека с такой огромной шпагой и с такими густыми усами. Руки у него были волосатые, уши красные, шея воловья, а лицо — квадратное, как у бульдога. При этом, хотя он и смахивал на разбойника, было в нем что-то благородное.
   — Ну, уж если этот не свалится в погреб, — сказал Агриппа своему воспитаннику, то наружность бывает, значит, иногда обманчива.
   Когда проезжего привели в фехтовальный зал, он показал себя мастером владеть и шпагой, и кинжалом. Он осыпал Югэ ударами, но и сам получил несколько таких, которые его удивили. Лицо у него разгорелось.
   — Как! — вскричал он, — вот первый раз случается, что воробей клюет сокола!
   Он начал снова, но сердился и тем самым терял выгоды превосходства над молодым учеником. Удар шпагой прямо в грудь привел его в бешенство. Югэ, в восторге от своей ловкости, не мог скрыть этого.
   — Если бы у меня в руках была добрая шпага, вместо этой дряни, — воскликнул его противник — ты бы не то запел, молодой петушок!
   — А зачем же дело стало? — возразил Югэ, разгорячась тоже.
   И оба бросились было к оружию, висевшему на стене.
   — Полно! Довольно! — крикнул Агриппа громким голосом.
   Оба повиновались. Агриппа пропустил Югэ впереди себя и вышел, а за ними пошел великан, рыча как собака, у которой отняли кость.
   Агриппа привел его в нижнюю комнату и предложил закусить. Солдат осушил залпом два или три полных стакана. Широкий рот его раскрывался, как пропасть, и вино исчезало в нем, как в колодце. В промежутках между стаканами из него вырывались проклятия.
   — Дело плохо, — подумал Агриппа — и сделал знак Югэ, чтоб он ушел.
   Мальчик вышел, как ни в чем не бывало. Агриппа, в свою очередь объявил, что должен кое-чем распорядиться, и тоже ушел. Он хотел послать кого-нибудь в деревню за помощью и попросить графиню, чтобы она не выходила из своих комнат.
   Оставшись один, великан, все ещё сердясь на последний ловкий удар мальчика, отворил окно, чтобы подышать свежим воздухом. Он увидел, что Югэ проходит по двору и, выпрыгнув из окна, побежал к нему. Услышав стук его толстых сапог по твердому песку, Югэ обернулся и подождал.
   — Вы от меня ушли, приятель, — сказал рейтар — а к этому, клянусь честью, не привык капитан Брикетайль. За вами две игры!
   Он засмеялся. Югэ смотрел на него, не говоря ни слова. Вдруг, переменив тон, великан сказал ему:
   — У вас прехорошенький перстень… Можно посмотреть?
   Югэ протянул руку доверчиво. Брикетайль схватил её, живо сорвал перстень и, полюбовавшись немного его блеском на солнце, надел себе на палец.
   — А ведь как раз в пору, не правда-ли? Спасибо!
   Сын графа Гедеона мгновенно побледнел.
   — Вы толкуете ещё о вежливости, — вскричал он, — а сами то как поступаете?
   Брикетайль пожал плечами.
   — Да ведь если бы я у вас попросил этот перстень, все равно вы бы мне его отдали?
   — Разумеется, нет!
   — А вот потому-то я и взял его сам… Хотите получить назад, попробуйте сделать то же.
   Югэ, вне себя, бросился на бандита. Но Брикетайль этого ожидал и навязывался на ссору. Он с такой силой сжал его в своих длинных руках, что у Югэ кости затрещали. Обезумев от боли, он до крови укусил великана за руку.
   — А! Волченок! — крикну Брикетайль, выпустив его.
   Он выхватил из ножен свою шпагу. Югэ схватил попавшуюся на земле палку и ждал его твердо. Первым же ударом Брикетайль разрубил пополам эту палку. Он и не думал остановиться, как вдруг две злых собаки бросились из глубины двора с лаем и раскрытой пастью. Брикетайль едва успел отскочить назад.
   — Бери, Дракон! Хватай Фебея! — кричал Агриппа, появляясь вдали с мушкетами.
   Брикетайль отступал, удерживая шпагой страшных псов, которые не отставали и кидались на него, как бешенные. Уже плащ, которым он обмотал себе левую руку был в клочьях, и он чувствовал у себя на ногах горячее дыхание собак, но, увидев за собой дерево, он отчаянным скачком вспрыгнул на ветку.
   Дракон и Фебея бегали с воем кругом дерева, поднимались на ствол передними лапами и красными глазами грозили ещё солдату.
   Агриппа в одну минуту добежал к ним.
   — А если я вам раздроблю голову из этого мушкета, разве я буду не прав? — крикнул он Брикетайлю сердитым голосом…Будь вы на моем месте, вы бы так и сделали! … Но вы — мой пленник… Я лучше подожду… Когда-нибудь да придется ж вам сойти вниз.
   Стоя на большой ветке, Брикетайль смотрел вокруг, куда бы бежать, откуда бы бы защищаться. Ничего кругом, кроме голого, ровного двора, а под деревом две собаки, не спускающие с него глаз. Вздумай он соскочит — и в ту же минуту их крепкие челюсти вопьются ему в шею.
   — Гром и молния! — вскричал он.
   — Попались, — возразил Агриппа. — Надо сдаваться.
   — На каких условиях?
   — Прежде всего — вот этот перстень, который вы украли.
   — Просто шутка! Я с тем и взял его, чтобы отдать назад… Вот он.
   Он снял с пальца перстень Югэ и бросил его в шляпу Агриппе.
   — Теперь — вашу шпагу и ваш кинжал.
   — А если я поклянусь вам, что не пущу их в дело?
   — Мне будет гораздо спокойней, когда шпага и кинжал не будут больше у вас в руках.
   Брикетайль прикусил губу и, обратясь к Югэ, который смотрел на всю эту сцену, сложив руки, спросил его:
   — Что вы на это скажете? Я увидел герб на вашем перстне и принял вас за дворянина.
   — Именно потому, что я дворянин, я и вижу что вы не дворянского рода.
   — Что же, ты принимаешь меня за незаконнорожденного, что ли?
   Гнев опять овладел им и он смерил глазами расстояние до земли и уж совсем было приготовился спрыгнуть вниз, но в эту минуту он увидел бегущих из заставы целой толпой крестьян с косами, топорами и копьями, а от них он уж наверняка не спасся бы если бы даже и одолел Агриппу, Югэ и обеих собак.
   Проклятие вырвалось у него, и, выхватив из ножен шпагу и кинжал, он с силой швырнул их на песок.
   — Теперь можете и сойти! — крикнул ему Агриппа, поднимая брошенное оружие.
   Собак он взял за ошейники, и они только рычали.
   В одну секунду солдат соскочил с дерева и, став прямо против Югэ, посмотрел на него молча. Его лицо, только что пылавшее диким гневом, вдруг стало бесстрастным и на нем показался какой-то отблеск благородства. Потом, проткнув руку и отвернув рукав, он показал кровавую рану и сказал:
   — Вот тут у меня останется такой знак на память, которого я не забуду. Клянусь вам честью дворянина, а я — дворянин, можете мне поверить, постарайтесь лучше никогда не встречаться со мной.
   И, выпрямившись во весь рост, с надменным видом, он прибавил:
   — А теперь прикажите меня выпустить!
   — А вот там дверь! — ответил Агриппа, указывая на угол. — Но позвольте мне проводить вас: там есть люди, которые могли бы напасть на вас, если меня не будет с вами.
   Когда дверь отворилась, Брикетайль увидел, что в самом деле такая предосторожность не была лишней. Его окружило человек тридцать, готовых на него броситься, но Агриппа сделал знак рукой:
   — Этот господин признался, что был неправ. Теперь это — ягненок. Нам остается только, друзья мои, пожелать ему счастливого пути… Но не мешает ему подальше обходить дубы, которые могут попасться ему на дороге: как раз может на одном из них когда-нибудь повиснуть.
   Взрыв смеха отвечал ему.
   — А, канальи! Если б только у меня была шпага. — Проворчал солдат и тут же снова принял невозмутимый вид, бросив на крестьян презрительный взгляд.
   Полоумный малый, бывший все ещё на службе у графа де Монтестрюка, подвел поджарую лошадь бандита. Он сел верхом не спеша и поехал, высоко подняв голову.
   Когда он завернул за угол стены, Агриппа положил руку на плечо графа Югэ и сказал:
   — Вот ваш первый враг!

7. Гостиница красной лисицы

   Во время прогулок молодой граф почти никогда не расставался с мальчиком-сиротой из деревни. У мальчика не было ни родни, ни пристанища, и Югэ, приютив его, нашел себе не только преданного слугу, но и друга. Звали его Коклико за красный цвет волос.
   Малый был вообще очень некрасив и неуклюж: большая голова на узких плечах, длинные руки, худые ноги, все тело будто развинченное, маленькие глазки на круглом как блин лице; но за доброту и услужливость все забывали о его безобразии. Перед Югэ мальчик благоговел, Югэ был для него больше, чем идол, он был — великий человек.
   Дружба их началась как-то в зимний вечер: в углу под забором маленький Югэ — ему было тогда лет десять — нашел полузамерзшего Коклико, лежащего рядом с большой связкой хвороста, слишком тяжелой для его слабых плеч. Ноги у него были голые, в разбитых башмаках, руки посинели. Сердце Югэ сжалось от сострадания; ни просьбами, ни убеждением он ничего не мог добиться от бедного мальчика; взвалил его себе на плечи, кое-как дотащил до Тестеры и положил к себе на кровать. Тепло оживило бедняжку, и как только он открыл глаза, прежде всего увидел возле себя чашку горячего супа.
   — Ну-ка поешь, — сказал ему Югэ.
   Мальчик взял съел суп не говоря ни слова. Но когда он понял наконец, что ещё жив, глаза его наполнились слезами и сложив руки. он сказал:
   — Как же это? На вас такое богатая одежда, а вы приняли участие в таком оборванце, как я?
   Эти слова тронули Югэ и он понял, до какой нищеты дошел этот сирота. Одежда Югэ, показавшаяся богатой беспризорнику, была просто без дыр и пятен.
   — Подожди, — сказал он ему, — ты бросишь эти лохмотья, а матушка даст тебе хорошую одежду, в которой тебе будет тепло.
   Графиня де Монтестрюк немедленно исполнила желание сына: Коклико одели с ног до головы. Потом она отвела Югэ в сторону и сказала ему:
   — Ты спас человека, и теперь на тебе лежит обязанность заботиться о его душе.
   — Как это?
   — Ты должен заботиться об этом несчастном и не допустить, чтобы он бродил бесприютным и одиноким.
   — Что же мне делать?
   — Подумай сам и скажи мне, что придумаешь.
   Вечером за обедом Югэ сказал матери:
   — Кажется, я нашел средство.
   — Посмотрим, какое?
   — Дурачок, который живет у нас из милости, не в силах справиться со всеми работами по дому: надо и дров нарубить, и воды накачать, и за припасами сходить, и в саду работать, и коров пасти, и хворосту принести, да мало ли ещё что! Коклико примется за работу. Таким образом он будет зарабатывать свой хлеб. А я стану учить его читать.
   — Прекрасно! — сказала графиня, обняв сына, — с сегодняшнего дня Коклико живет у нас в доме.
   Коклико, не чувствуя больше ни голода, ни холода, вообразил, что он в раю.
   Если ребенок перенес столько лишений, сколько выпало на долю Коклико, и не умер, значит у него железное здоровье и он силен, как жеребенок, выросший на воле. Коклико работал в Тестере за взрослого человека. Он также с большим усердием занимался уроками, которые давал ему Югэ с аккуратностью старого учителя. Но учиться читать, проведя столько лет на вольном воздухе, не очень то легко. Коклико бил себя кулаками по голове и приходил в отчаяние перед этими таинственными знаками.
   — Ничего не понимаю! — говорил он со слезами, — какой же я болван!
   Эти слова засели у него в голове и он почти всегда начинал ими фразу:
   — Какой же я болван! …
   А между тем он только казался простачком: в сущности, он был хитер — как лисица, ловок — как обезьяна и проворен — как белка. Не нужно было ему повторять два раза одно и то же. Он все понимал с полуслова и все замечал.
   Скоро он доказал это.
   Как-то случилось, что Югэ, который ничего не боялся, вздумал перейти вышедшую из берегов речку, чтобы поймать в яму карпов. Вдруг он оступился и его понесло течением, и, хотя он умел плавать, как рыба, он запутался в водорослях и едва не утонул.
   Коклико, увидев беду, бросил лодку, подплыл и вытащил Югэ на берег уже без чувств. Вблизи были мельники; они бросились на помощь и окружили Югэ, советы посыпались со всех сторон. Наиболее сообразительные предлагали подвесить его за ноги, чтобы из него вылилась вода. Коклико протестовал.
   — Хорошее лекарство! И здорового-то оно убьет! — вскричал он.
   — Так что же с ним делать?
   — Я такой уж болван, а вот мне кажется, что тут не воде дело, которой наглотался — ему просто недостает воздуха. Надо, значит, чтоб он вдохнул и согрелся, а то он совсем холодный.
   И не теряя ни минуты Коклико унес Югэ, раздел его и положил у огня так, чтобы голова была повыше.
   — А теперь дайте-ка поскорей водки!
   Его слушались, сами не зная почему. Смочив водкой шерстяную тряпку, Коклико принялся изо всех сил растирать пострадавшего. Мельники взялись тоже, кто за руки, кто за ноги. Коклико открыл все окна, чтобы было побольше воздуха. Наконец, грудь Югэ поднялась и он открыл глаза. Первым движением Коклико было броситься ему на шею.
   — Вот как надо спасать утопленника, хоть я и болван — а додумался сам.
   Югэ подрастал. Герцог де Мирпуа, навещавший их время от времени в Тестере, разрешил Югэ охотиться на зайцев в его лесах, и Югэ использовал эту возможность: то ставил силки в кустах, то охотился с луком и стрелами. Эта охота была для него любимым отдыхом от занятий; Коклико всегда был при нем.
   Раз как-то вечером, они стояли на опушке леса и мимо них проехал верхом господин с большой свитой. Это был человек большого роста и важного вида, лет тридцати; все знали, что у него горячая голова и что он скор на руку; горд он был, как эрцгерцог и ничего не стеснялся. Звали его маркиз де Сент-Эллис; именно он он купил у жидов-барышников замок Монтестрюк, заложенный им графом Гедеоном. Югэ в самую минуту их встречи опускал в сумку штук пять убитых им кроликов.
   Маркиз остановился и крикнул, важно подбоченясь:
   — А сколько тут кроликов украдено?
   — Ни одного не украдено, а поймано много, — возразил Югэ, поднимая голову.
   — Я, такой болван, не ответил бы ни слова, — проворчал Коклико.
   — Это герцог де Мирпуа позволил тебе бродяжничать по своей земле? — продолжал маркиз, в то время, как Югэ закрывал сумку.
   — Он самый, и я не понимаю, зачем вы вмешиваетесь не в свое дело?
   — Э! Да собачонка, кажется, лает! А после ещё кусаться станет! — сказал маркиз презрительно. — Ну не стыдно ли на свою землю такого негодяя, как ты?
   — Стыдно тому, кто сидя на лошади, оскорбляет пешего, да еще, когда их десять против одного.
   — Ах ты дерзкий! — вскричал маркиз и, обратясь к одному из окружавших его людей, сказал:
   — Поди-ка, нарви уши этому мальчишке!
   — Вот этого-то я и боялся! — прошептал Коклико и прибавил на ухо товарищу:
   — Бегите же теперь скорей.
   Но Югэ уперся покрепче на ногах и поджидал посланного человека, он подпустил его к себе, и когда тот поднял руку, чтобы схватить его, Югэ отскочил в сторону, подставил ему ногу и сильным ударом кулака в грудь сбросил его кувырком в ров.
   — Что вы на это скажете, маркиз? — спросил он. — У мальчишки есть и зубы.
   — А вот я ему их выбью! — проревел маркиз в бешенстве и, выхватив пистолет из кобуры, выстрелил; но Югэ во-время успел отскочить.
   — Не попали! — вскричал он, смеясь. Вот когда я стреляю, так всегда попадаю.
   И прежде, чем маркиз мог догадаться, что он хочет делать, Югэ вскочил на бугор и положил стрелу на лук:
   — Берегите шапку, маркиз; я не убиваю, а только заставляю невеж мне кланяться.
   Стрела просвистела и, как стрела Вильгельма Телля сняла когда-то яблоко с головы сына, так и стрела Югэ свалила на землю алую шапку с меховой опушкой, бывшую на голове у маркиза.
   Маркиз испустил яростный крик и, дав шпоры коню, хотел броситься на Югэ, но и тот не зевал: одним скачком он бросился в лес, который по густоте своей был недоступен лошади. Прежде, чем маркиз взобрался на бугор, разделявший их, Югэ уже скрылся и догнал Коклико, который бежал раньше, захватив сумку с кроликами. Ветер сильно раскачивал деревья и кустарник, и оба товарища исчезли, как волчата, не оставив за собой никаких следов.
   Маркиз тщетно искал на опушке леса хотя бы малейшую тропинку, чтобы броситься в погоню за беглецами; ветки били его по лицу, густая листва слепила глаза, острые шипы кололи со всех сторон.
   — Мы ещё увидимся! — крикнул он, наконец, громовым голосом.
   — Надеюсь! — отвечал ему голос издали, донесясь по ветру через волны качающихся веток.
   Югэ и маркиз должны были в самом деле встретиться.
   В день рождения и именин Югэ, с позволения матери, собирал своих товарищей, бродил с ними по полям а потом угощал их в какой-нибудь гостинице.
   В Иль-ан-Ноэ была в то время гостиница, куда собирался народ в дни ярмарок; она соперничала в славе с «Золотым карпом» в Сен-Жан ле Контале. Югэ выбрал как то раз эту самую гостиницу «Красной лисицы», чтобы погулять в ней с друзьями, и заказал хороший обед, гордо ударив по карману, в котором звенели деньги, положенные Агриппой. Пока ставили кастрюли на огонь и накрывали стол, он побежал по деревне собирать лучший виноград и самые спелые фрукты на шпалерах.
   Между тем, подъехал маркиз де Сент-Эллис с собаками и охотниками; с ними было двое или трое друзей, и все они сильно шумели. Смуглый красавец-конюший с грустным и гордым лицом, закутанный в белый шерстяной плащ, соскочил с лошади и, взяв за узду лошадь маркиза, помог ему сойти.
   Войдя в гостиницу с друзьями и конюшим, маркиз закричал, стуча ручкой хлыста по столу:
   — Ну, вы там! Обедать! Да поскорей! А ты, Кадур, забудь законы своего пророка против вина, ступай в погреб и принеси нам побольше старых бутылок из тех, что хозяин, как хороший знаток, прячет за связками хвороста.
   Араб, не отвечая ни слова, медленно вышел.
   Маркиз в эту минуту увидел накрытый скатертью стол и расставленные тарелки. Девушка с голыми руками принесла суповую чашу, от которой шел аппетитный пар.
   — Черт возьми! — сказал маркиз, — это просто волшебство какое-то, нам и ждать было некогда.
   И он храбро сел за стол и протянул стакан, чтоб ему налили пить.
   Служанка немного замялась, но, получив поцелуй в щеку и деньги в руку, ушла, улыбаясь.
   — А мне что за дело? — сказала она, — пусть сами разбираются, как знают!
   Когда Югэ возвратился и увидел, что за его столом сидят уже другие, он очень вежливо заявил свои права.
   — Идите своей дорогой, любезный,! — отвечал, не глядя на него, маркиз с набитым ртом.
   — Господи! Маркиз! — сказал Коклико, узнав с трепетом его голос.
   Но Югэ повторил свои слова настойчивей: он заказал обед, он заплатил за него, обед принадлежит ему.
   Маркиз обернулся и узнал его.
   — Э! — сказал он, меряя его взглядом, — да это — охотник за кроликами!
   — Пропали мы! — прошептал Коклико.
   А маркиз, наливая свой стакан, продолжал невозмутимо:
   — Ну, счастлив твой Бог, что ты являешься в такую минуту, когда я вкусно ем и не хочу сердиться. И за это славное вино я, так и быть, прощаю тебе обиду там, на опушке леса… Бери же себе кусок хлеба и убирайся!
   Кадур вошел в эту минуту и, проходя мимо Югэ, сказал ему тихо, не смотря на него:
   Ты слабей, чем они — смолчи…
   Но Югэ не хотел молчать; он начинал уже горячиться. Коклико тащил его за рукав, но он пошел прямо к столу, и, ударив рукой по скатерти, сказал:
   — Все, что есть на ней принадлежит мне; я своего не уступлю!
   — Я такой уж болван, когда сила не на моей стороне, я ухожу потихоньку, — шептал Коклико.
   На этот раз и маркиз разразился гневом. Он тоже ударил кулаком по столу, да так сильно, что стаканы и тарелки зазвенели, и крикнул, вставая:
   — А, ты хочешь, чтобы я вспомнил старое? … Ну хорошо же! Заплатишь ты мне разом и за то, и за это!
   — Ну, теперь надо смотреть в оба! — проворчал Коклико, засучивая рукава на всякий случай.
   Маркиз сделал знак двум слугам, которые бросились на Югэ; но он был сильней, чем казалось, и одним ударом свалил обоих на пол.
   Кадур подошел скорым шагом к маркизу и сказал:
   — Не позволит ли мне господин поговорить с этим человеком? Он молод, как и я, и может быть…
   Но маркиз оттолкнул его с бешенством и крикнул:
   — Ты! Убирайся, а не то я пришибу и тебя, неверная собака!
   И обратился к слугам:
   — Схватить его, живого или мертвого!
   Охотники бросились на Югэ; Коклико и несколько товарищей кинулись к нему на помощь; слуги друзей маркиза вмешались тоже в общую свалку посредине комнаты, между опрокинутых стульев. Удары сыпались градом. Один Кадур, сжав кулаки, держался в стороне. Сидевшие за столом громко смеялись. Товарищи Югэ были и ростом меньше его, и гораздо слабей; некоторые бросились вон; другие, избитые, попрятались по углам; Коклико лежал уже без чувств на полу. Югэ должен быть уступить силе и тоже упал. Все платье на нем было изодрано в клочья, его связали и положили на скамью.
   — А теперь моя очередь, — сказал маркиз, — такой скверный негодяй, как ты, стоит хорошего наказания… Вот тебя сейчас выпорют, как собаку.
   — Меня! — крикнул Югэ и сделал отчаянное усилие разорвать сдавившие его веревки.
   — Ничего не сделаешь, — возразил маркиз, — веревки врежутся в твое тело прежде, чем лопнут.
   И в самом деле, вокруг кистей его рук показались красные полосы, а руки посинели.
   Между тем, с него спустили штаны и ремнем привязали ноги и плечи к скамье, растянув его спиной кверху.
   Один из охотников взял в руки длинный и гибкий ивовый прут и несколько раз свистнул им по воздуху.
   — Бей! — крикнул маркиз.
   Глухой стон, вызванный скорей бешенством, чем болью, раздался за первым ударом. После третьего удара Югэ лишился чувств.
   — Довольно! — сказал маркиз и велел развязать веревки и прыснуть ему в лицо водой, чтобы привести в чувство.
   — Вот так наказывают школьников, — прибавил он.
   — Маркиз, — сказал Югэ, устремив на него глаза, налитые кровью, — напрасно вы меня не убили: я отомщу вам.
   — Попробуй! — отвечал маркиз с презрением и сел снова за стол.
   Югэ возвращался в Тестеру, как помешанный. Жилы у него вздулись, виски бились, в голове звенело. Он спрашивал себя, неужели все это было с ним в самом деле: эта встреча, брань, борьба, розги?.. Он весь дрожал и крики бешенства вырывались у него из груди. Коклико тащился кое-как вслед за ним.
   Когда Югэ прошел уже мимо последних домов деревни, он услышал за собой шаги бежавшего человека. Он обернулся и узнал араба; белый бурнус его развевался по ветру; он скоро догнал Югэ и, положив руку ему на плечо, сказал:
   — Ты был храбр, будь теперь и терпелив. Терпение — это червь, подтачивающий корни дуба, это капля воды, пробивающая скалу.