Асприн Роберт Линн. Варторн: Воскрешение

   — Считайте, что контакты есть. — Ванха взмахнул рукой. — Но давайте вернемся к тому, что вы сказали. Каким образом вы намереваетесь доказать свою честность?
   — Вскрыв существующую систему хищений и резко снизив их уровень по сравнению с нынешним.
   — Простите, я, возможно, медленно соображаю, — нахмурился Ванха, — но как понижение уровня хищений может увеличить наши доходы?
   — Благодаря данным, которые будут в моем распоряжении, мы сможем сосредоточиться на наиболее ценных товарах. Таким образом мы будем снимать сливки и не возиться с маловыгодным отстоем. Из чистого любопытства позвольте спросить, какие предметы теперь пользуются наибольшим спросом?
   Ванха рассмеялся:
   — Догадаться нетрудно. Оружие и доспехи. Нынче всякое мелкое государство на юге испытывает нехватку почти всего, что требуется для снаряжения нормального войска. Они хотят добыть эти штуки любой ценой — знают, что Фельк скоро на них навалится. Сумеют ли они взяться за оружие, посмеют ли — там видно будет. Пока это не более чем разрозненный, дезорганизованный сброд.
   — Тогда вот вам в качестве моего первого взноса: имейте в виду, что сейчас на складе собирают груз по заказу магов, отправят его через два дня. Форменная одежда и палатки, а под ними мечи и арбалеты.
   — Отлично, — сказал Ванха, потирая руки. — Вот теперь я вижу, что сотрудничество с вами действительно здорово упростит дело.
   — И это достаточное оправдание тому, что я выдам вашего нынешнего сообщника, чтобы мне доверяли больше? — уточнил Аквинт.
   — Он мне не друг, — отрезал Ванха. — И бизнес есть бизнес. Конечно, было бы удобнее, если бы с ним случилась какая-нибудь неприятность или он оказал бы сопротивление при аресте, и его пришлось бы застрелить. Тогда он уж точно не выболтал бы ничего про внешние контакты.
   — Я об этом уже думал, — улыбнулся Аквинт.
   — Еще один вопрос, — сказал Ванха. — Вы — офицер армии Фелька, но намерены лишить ваших сотоварищей-солдат необходимых припасов и продать их как раз той стороне, с которой, вероятно, в ближайшем будущем придется воевать. Вас это не смущает?
   — Ну, мы же не все заберем. Немножко здесь, немножко там... И к тому же, — Аквинт спокойно взглянул на Ванху, — как вы изволили выразиться, они мне не друзья, а бизнес есть бизнес.

ПРОЛТ (2)

   Как ни удивительно, влюбившись по уши, и притом влюбившись впервые в жизни, Пролт отнюдь не забросила основных занятий — как, по ее представлениям, должно было случиться. Наоборот, сейчас она чувствовала больший подъем, чем прежде, когда Ксинк еще не появился в ее жизни. Его страсть, его сочувствие, его заботливость — да что там, просто его неизменное присутствие — укрепляли ее разум и дух. Он принес успокоение тем тоскующим и беспокойным граням ее личности, о существовании которых она даже не подозревала, пока не появился Ксинк.
   Да... все это — и сказочные, волшебные, упоительные утехи тела, то, чем они так усердно занимались! Это также придавало Пролт сил и сосредоточенности.
   Прошло всего несколько дней — но как все изменилось! Однако она по-прежнему увлеченно занималась сложной задачей мэтра Хонниса. Она с радостью приняла брошенный ей интеллектуальный вызов, но теперь с делом нужно справиться, а это нелегко.
   Однако доверие, оказанное престарелым наставником, наполняло девушку гордостью. Мэтр Хоннис получал все новые сведения о войне на севере. Фельк закрепил за собой захваченный Суук и продвигался дальше.
   Хоннис не поделился с Пролт подробностями насчет источника (или источников) информации, да она и не стремилась тратить время на праздные догадки. Всю последнюю четверть луны у нее заняло сличение кратких описаний различных битв. Она думала только о своих исследованиях.
   Соученики завидовали ее таланту. Они видели, как легко она усваивала лекции, запоминала материал и подкрепляла его своей природной интуицией — а не повторяла механически, как остальные. Эти посредственные студенты в большинстве своем не понимали, каких усилий ей стоило продвижение вперед.
   Пролт не останавливалась на поверхности событий. Она старалась представить себя на месте действующих лиц, чьи биографии изучала — даже в исторических событиях, в описаниях местностей она ухитрялась найти что-то особенное, «личное».
   История не была мертвой. Пролт воспринимала ее как некую сверхреальность, воздействующую на настоящее, направляющую, порождающую события точно так же, как женщины производят на свет детей, поколение за поколением. Прошлое не умирало.
   Если у кого-то возникало желание оспорить эту точку зрения, то она теперь могла привести, помимо отвлеченных слов, фактическое доказательство. Дардас, прославленный (по меньшей мере, среди военных историков) полководец Севера. Он существует и теперь. Как ни мала вероятно этого — тем не менее, так оно и есть.
   Пролт, конечно, не считала, что полководец, умерший два с половиной столетия назад, восстал из истлевшей плоти и костей, чтобы лично повести войско Фелька на юг и отвоевать Перешеек. Мертвым вовсе не требовалось являться среди живых, чтобы доказать ее тезис о бессмертии истории.
   Несомненно, Дардас умер. Но его тактика, его беспрецедентная находчивость на поле боя пережила его. Вайзель, лорд Вайзель из Фелька, — вот кто стал носителем... ну, скажем, духа Дардаса — она была вынуждена применять это определение, хотя ее рационалистичный ум восставал против него.
   Пролт отметила имя Вайзеля. История творилась на глазах у современников, история, которая запечатлеется в памяти даже у самых невежественных и равнодушных. Фельк намеревался завоевать Перешеек.
   В этом она не сомневалась. У Фелька есть необходимые средства, а время для удара выбрано идеально. Ни одно другое государство не имеет сейчас достаточно сил, чтобы противостоять агрессору. Северяне собрали мощную армию, и численность ее возрастает с каждым новым завоеванным государством. Они применили магию, что раз и навсегда изменило способы ведения войны. Пролт узнала о существовании Матокина, могущественного мага. Очевидно, именно он, сделавшись правителем Фелька, и развязал эту войну.
   Мэтр Хоннис хотел узнать, зачем Фельку понадобилось уничтожать У'дельф. Она старательно изучила все подробности сражения и пришла к определенным выводам.
   Уничтожение У'дельфа должно было возбудить сопротивление.Именно стимулировать противодействие, а вовсе не устрашить возможных противников Фелька и, принудив их к сдаче — хотя поначалу это казалось очевидным.
   Она мысленно представила себя на месте лорда Вайзеля, который столь удивительно напоминал давно умершего Дардаса. Вайзель был, судя по всему, образцовым знатоком военной истории и глубоко изучил методы своего предшественника. Пролт могла только вообразить, как замечательно было бы посидеть с ним и поговорить, день за днем углубляясь в толкование исторических проблем...
   Она вздохнула.
   То, что произошло с У'дельфом, было, несомненно, продуманным актом. Жестокости, как учила история, зачастую случались внезапно, даже несмотря на все попытки предупредить их. Но с У'дельфом получилось совсем иначе.
   Дардас в свое время не раз совершал подобные акты террора. Это случалось, когда его враги были полностью разобщены, и обычно приводило к тому, что они укреплялись духом и переходили к активным действиям.
   Уничтожение У'дельфа не сводилось к демонстрации силы. Оно носило оттенок вызова. Или даже риска. Очень похоже, что У'дельф был разорен столь беспощадно, чтобы возбудить ужас... и желание бороться.
   Пролт не понимала, почему Вайзель так поступил — но в глубине души знала, что не ошибается. Она вышла на тот глубинный уровень логики, где дедукция смыкается с интуицией. Либо с волшебством.
   Она, конечно, известила мэтра Хонниса о своих находках. Он согласился — и с ее толкованием этого частного случая, и с более общим предположением о том, что конечной целью Фелька является захват всего Перешейка. Как и Дардас в былые времена, лорд Вайзель жаждал полного господства.
   И это означало, что война может захватить даже земли дальнего Юга, докатившись до Фебретри. Возможно, именно потому ее не особенно беспокоило то, что пришлось совсем забросить другие работы ради этой задачи — хотя тем самым она опасно отклонялась от пути академического успеха и обеспеченности.
   Но холодный рассудок подсказывал ей, что подобное отклонение может оказаться благотворным. В стенах Университета нетривиальный образ мыслей мог гораздо быстрее привести к победе, чем дотошное следование учебным планам. Это придавало ее поведению и поступкам вид строго логический, что ей очень нравилось.
   Однако еще больше ей нравился Ксинк.
   В Синем корпусе студенческого городка жилось хорошо. По сравнению с ее прежним закутком комнаты для шестого курса были лучше, а уж относительно общежития сошли бы и за дворец. У Пролт теперь было почти вчетверо больше места, чем прежде. Полы паркетные, а не каменные. Она даже распознала сорт дерева — красный ясень, хорошая порода — и удивилась, что еще не все позабыла из премудростей торговли древесиной, которые в детстве, живя в Драл Блидсте, знала назубок. Даже печурка тут есть, чтобы она могла греть воду для чая — любимого толгринского чая: запасы его у Ксинка непостижимым образом не исчерпывались.
   Главными предметами меблировки в комнате были письменный стол и кровать.
   Широкий, солидный стол, при нем удобный стул в чехле. Разница же между прежней койкой и кроватью была, как между... э-э-э... девственницей и женщиной, вполне опытной в сексуальном отношении!
   Подумав об этом, Пролт тихонько рассмеялась. Вот еще новшество, понемногу входящее в привычку: смех, улыбки. Она уже способна, когда Ксинк устремляет на нее свой чудесный жгучий взгляд, отвечать столь же (в ее представлении) откровенным взглядом.
   Вспомнив их первый поцелуй, она рассмеялась громче: какой она была неуклюжей, чуть не сомлела — не из страсти, но из-за малодушного страха и неуверенности!
   Теперь ей не верилось, что до Ксинка ни один мужчина не прикасался к ней любовно, не проявлял ни малейшего чувственного интереса к ее телу. Она не воспринимала это как пренебрежение, даже оглядываясь в прошлое. Ведь прежде она попросту не знала, чего ей недостает. Если и возникало у нее когда-то естественное любопытство, оно оказывалось погребенным под глубоко укоренившейся робостью и всепоглощающей страстью к науке. Потому на протяжении многих лет ее внутренний огонь был присыпан золой. Потребовалось появление Ксинка, чтобы пробудить ее. Да, он славно потрудился.
   Пролт расхохоталась, уже не сдерживаясь.
   — Неужели старина Хоннис вздумал подшутить?
   Пролт подняла голову от бумаг. Стол был достаточно широкий, и бумаг на нем помещалось много. Она удобно разложила схемы проведенных Фельком сражений в хронологическом порядке.
   Ксинк тоже удобно разлегся, растянувшись поперек мягкого тюфяка; его студенческая мантия висела на крючке у двери, рядом с мантией Пролт. Они устраивали чаепитие несколько раз в день, соответственно разжигали печку, и потому в комнате было постоянно тепло и уютно. Наверное, и зимой будет не хуже. За все шесть лет, проведенных в Фебретри, у нее не было такого замечательного жилья.
   Тонкая нижняя рубашка — такую все они носили под платьем — обрисовывала стройное, но мускулистое тело Ксинка. У него были длинные ноги и длинные пальцы. Темные волосы, густые и нестриженые, казалось, поглощали свет лампы. Вот еще одно замечательное отличие этих комнат: светильник без копоти; лампа висела под потолком на бронзовом крюке, и казалось, масло в ней никогда не кончается. И его лицо! Ах, его лицо...
   Он так красив, так неслыханно красив! Брови тонкие и такие же темные, как его пышные, волнистые кудри; глаза, прозрачно-синие с золотыми искорками, казалось, пронзали ее сердце насквозь. А еще высокие, изящно очерченные скулы, и твердый подбородок, и нежные, сладкие губы...
   Он сказал что-то, задал вопрос. Она вздрогнула и стала подыскивать ответ. Она любила его, да, горячо и беззаветно любила; но тем меньше хотелось ей выглядеть перед ним глупой.
   — Подшутить? Вряд ли, — поспешно отозвалась она. — М-м-м... не тот случай.
   Он улыбнулся открыто и доверчиво — чувствовалось, что ему тут хорошо и легко. Он просматривал статьи своей руководительницы, мэтресс Цестрелло, — через час она ждала его с отчетом. Очень здорово, что Ксинк иногда приходил сюда поработать: она-то просиживала в комнате день-деньской и порой ужасно скучала без него, нетерпеливо дожидаясь, когда настанет ночь и они заберутся в постель. А ведь когда-то постель была для нее просто спальным местом!..
   — Что новенького сотворил твой лорд Вайзель? — спросил он рассеянно.
   Он знал, чем она занимается. Конечно же, знал; она сама рассказала ему. Как же она могла не поделиться с ним всем, что имела? Она хотела отдаться ему вся, целиком. Ей пока еще сладко было чувство добровольного подчинения.
   — Важно не то, что он уже сотворил, а что планирует, — сказала она, стараясь ответить на его естественную улыбку, но чувствуя, что получается лишь вымученная усмешка. — Именно это интересует Хонниса.
   Зная, что Вайзель подражает тактическим приемам Дардаса, Хоннис велел Пролт дать прогноз дальнейшего продвижения армии Фелька. Вайзель находился теперь почти на равном расстоянии от трех городов-государств — Трэля, Грата и Старого Омпела — и мог нанести удар по каждому из них.
   Пролт уже удавалось успешно предсказать некоторые менее значительные столкновения этой войны — операции по захвату небольших населенных пунктов, принадлежавших крупным государствам. После того, как войска Фелька ушли из Суука, она вычислила следующие ходы: разорение деревень и установление контроля на дорогах.
   Некоторые из ее построений выглядели как интуитивные догадки, однако так только казалось. Она была способна подкрепить эти «ощущения» самыми прочными фактами. Так, на ее взгляд, было правильнее — убедить мэтра Хонниса, а заодно и саму себя, в надежности результатов.
   Поверхность стола вдруг слегка затуманилась. Пролт протерла глаза и поерзала на стуле. Как он ни удобен, а сидеть на нем часами было своего рода пыткой. Тело, прикрытое такой же полупрозрачной нижней сорочкой, все занемело. Она снова взглянула на Ксинка.
   Его бутон вдруг стал набухать. Она увидела, как изменилось выражение его глаз — это выражение, заставлявшее ее кровь вскипать, она распознавала безошибочно. Мгновенно в горле у нее пересохло, а другое место увлажнилось. Желание, болезненное, как агония, и одновременно полное блаженства, охватило ее. Она встала из-за стола, не чуя под собой ног, а он ждал на постели, готовый к встрече. Ждал ее, желал ее. Сколь многому она научилась! Сколь многому он обучил ее. Он был на три года старше. Ему двадцать пять, ей двадцать два. Он обладал не только знаниями, но и умением жить, опытом. Опыт теперь имелся и у нее, и щекочущее умственное удовлетворение так чудесно дополняло удовольствия телесные!
   А сколько новых слов добавилось к ее словарю: эрекция, эякуляция, соски, оргазм, клитор, предохранение... Как сильно она смутилась, когда он впервые приладил эту оболочку из бычьего пузыря — пока он не объяснил, зачем это нужно. Она поняла, что только невежественные деревенские девчонки рожают детей, даже если не хотят.
   Она опустилась на кровать. Он вошел в нее, и время как будто навсегда застыло.
 

* * *

 
   Сожительство между студентами не было редкостью в Университете, но Пролт и вообразить прежде не могла, что это случится с нею самой. Очень много прекрасных вещей она, как оказалось, даже не представляла себе.
   До чего быстро Ксинк вошел в ее жизнь! Не прошло и месяца с той ночи, когда он оставил ту чашку зеленого чая и записку под ее дверью. А теперь она жила с красавцем-ученым, который достиг академического ранга ассистента— интеллигентный малый с блестящими перспективами, он выполнял поручения кафедры общественных наук при Университете и мэтресс Цестрелло в частности. Невероятно!
   Она была счастлива. Потрясающе счастлива.
   Он сумел так легко устранить все препятствия, начиная с первого знакомства в одном из учебных кабинетов. Сам подошел и признался, что чашка под дверью — его выдумка, что уже давно чувствовал к ней неодолимое влечение.
   Пролт не смогла припомнить, видела ли его в студенческом городке прежде — но ведь она редко замечала окружающих людей, если они не были связаны с изучением истории.
   Спустя полчаса она вернулась к работе, усталая и освеженная одновременно. И вскоре установила, что по логике вещей следующей целью лорда Вайзеля, он же генерал Дардас, должен стать город-государство Трэль.

РАДСТАК (2)

   Никогда в жизни ей не приходилось подниматься так высоко над землей. В больших городах Южного края умели строить великолепные высокие здания, спору нет; но петградцы, похоже, питали маниакальное пристрастие к башням. В административном квартале города все небо было истыкано высоченными каменными иглами — а эта была, очевидно, выше всех.
   Радстак смотрела сквозь окно в переплете сложного рисунка, занимавшее почти всю стену — стекла искусно вырезаны, все отлично подогнано, — и постепенно осваивалась с необычайной картиной. Ей пришлось сжевать кусочек листа мансида,чтобы одолеть утомительный подъем по бесконечным ступеням этой башни. Огни Петграда мерцали и помаргивали, каждый по-своему, будто живые, и наемнице никак не удавалось разобраться в их расположении. Она почувствовала, что для ясности скоро придется принять еще одну порцию листа.
   — А, вот и вы!
   Этот ярус находился почти под самой крышей башни — а может, прямо под куполом из блестящего металла, венчавшим здание. Део, поднимавшийся вместе с ней, останавливался отдыхать не чаще, чем она сама.
   Заметив неясное отражение в стекле, она обернулась.
   Комната была просторная и стильная: почти никакой мебели, все поверхности отполированы до блеска. Пол выложен тускло-красным камнем, на стенах тут и там поблескивают бронзовые светильники. Из курильницы поднимался дымок благовония — очень приятный, свежий аромат.
   Део тоже оторвался от созерцания видов ночного города. Они с Радстак провели вместе уже несколько дней. Хорошие были денечки. Он укрепился в своем намерении нанять ее, хотя пока она не сделала ничего полезного, а только приняла от него золото в качестве предоплаты и забрала свой тяжелый боевой меч из городского Арсенала. Теперь она ждала продолжения. Могло, конечно, выйти и так, что Део попросту заплатил за пользование ее телом; может, он даже и не был родственником правителя Петграда — с богатого дурака станется и приврать, чтобы пустить пыль в глаза новой любовнице.
   Однако Радстак так не думала. Она умела распознавать мужские характеры и знала, что Део не лжет. И вот он шагнул по зеркальному полу навстречу высокому человеку, появившемуся из двери мореного дуба, и сказал:
   — Добрый вечер, дядя!
   Радстак внимательно рассмотрела новую фигуру. Рослый; крепкий, но не толстый. Рыжая шевелюра того же оттенка, что у Део, — но гораздо пышнее, длиннее и с золотистым отливом. В бороде мелькали седые пряди. Лицо его было намного жестче, чем у Део. Синие глаза холоднее. Но эти двое, несомненно, приходились друг другу родственниками. Разница в возрасте между ними была не менее двух десятков зим, а может, и больше.
   Они сошлись посредине комнаты и начали разговор. Радстак не могла разобрать слова, но оценила богатство голоса старшего из мужчин: звуки становились то выше, то ниже, сплетались в почти ощутимый узор, напоминающий музыку...
   Кто хочет добыть свежие листья мансидастоль высокого качества, должен приехать на Перешеек.
   Наконец они повернулись и направились к ней. Старший шел первым. На нем был просторный длинный кафтан из роскошной ткани, без пояса; его полы подметали пол. Мягкие черные туфли ступали бесшумно. Судя по красноте суровых глаз, он нуждался в отдыхе, но усталость не сказывалась ни в походке, ни в выражении жесткого — и несомненно красивого — лица.
   — На Нироки Сультат, — сказал Део из-за его плеча официальным тоном. — Глава правительства благородного государства...
   — Думаю, наша гостья уже сама догадалась, племянник.
   Сультат остановился и, сцепив руки за спиной, окинул наемницу беглым, цепким взглядом. Потом перевел взгляд на окно, словно любуясь панорамой.
   Прежде чем ее допустили в эту комнату, Радстак пришлось сдать оружие. Все, вплоть до боевой перчатки. Део велел ей сделать это, и она подчинилась ему как работодателю. К тому же в здании было совсем немного охраны.
   Она сразу поняла, что этот Сультат — настоящий боец. Чтобы уразуметь это, вовсе не требовалось прочищать мозги мансидом. У Део есть на руках дуэльные шрамы. У его дядюшки, без сомнения, они тоже есть — и тем, кто нанес эти раны, явно пришлось нелегко.
   — Как вам нравится наш город?
   Его голос звучал вкрадчиво и властно — но вопрос был прямой, без подвоха.
   — Приятный, чистый. Видно, что процветает.
   — Однако на родине города лучше, верно? А родина ваша, м-м-м... — Он задумался лишь чуть-чуть. — Рискну предположить... Республика Диллокви. Я угадал?
   Ее бесцветные глаза широко раскрылись. Она ничего не говорила Део о своем происхождении.
   — Вижу, что угадал. Давным-давно, еще до Университета, я побывал на юге. Отправился в Южный Край с двумя приятелями, такими же непоседливыми и бесшабашными шалопаями, как я сам. Уехал без спросу, бросил дела, родителей. Ехали мы верхом, добрались до города Айчулу. А там застали беспорядки: Модья Те Моди отреклась от власти. Глашатаи кричали об этом, обходя улицы. Мы все трое, до безобразия пьяные, вздумали сходить к дворцу поглазеть. Ноги нас держали плохо, меня по дороге стошнило, можно сказать, вывернуло наизнанку. А там солдаты разгоняли толпу. Вопли, рыдания, драки...
   — Это был темный эпизод в истории Айчулу, — сказала Радстак, пытаясь найти в этом уравновешенном государственном муже следы того молодого балбеса, которого он так наглядно описал.
   — Верно. Хотя город и тогда был красивый. — Его взгляд все еще не отрывался от вида за стеклом. — Ну, а про народ наш что скажете?
   — Народ в целом... слепые глупцы. Отдельные личности — другое дело.
   — Да, это так. Здесь, как и всюду. Когда мы с друзьями вернулись домой, отец посадил меня под замок. Он имел на это законное право — ведь я пренебрег своими обязанностями! Хотя для меня в том возрасте любые требования и ограничения представлялись суровым гнетом. Я был сыном первого министра и полагал, что меня должны всячески лелеять, пока не настанет мой срок занять место отца. У нас часто бремя главы правительства передается от родителя к отпрыску. Часто — но отнюдь не всегда. Министерство по делам благородных фамилий обладает полномочиями прерывать линию наследования; вероятно, со мной они так бы и поступили, но я был слишком самонадеян, чтобы осознать это. Мне повезло, что отец столь сурово обошелся со мной. Заключение — а оно длилось много, действительномного дней... а потом Университет... все это пошло мне на пользу. Я выучился и повзрослел.
   Он глубоко вздохнул, но не позволил себе ни погрузиться в задумчивость, ни откровенно выразить свои чувства.
   — Так вот, к чему я веду... Как заставить петградских глупцов увидеть и признать реальное положение вещей?
   — Я здесь живу уже некоторое время и сталкивалась с подобными настроениями, — сказала она. По тончайшим оттенкам выражения его глаз она определила сущность этого человека, правителя, воплощающего, в буквальном смысле слова, высшую власть в этом городе. Он созерцает свои владения с недосягаемой высоты башни. Однако в нем не чувствуется высокомерия. Он действительно заботится о своем народе; да, это очевидно. Но он также хорошо знает этот народ, и состояние умов сограждан его сильно беспокоит.
   Впрочем, любой правитель города-государства, лежащего на пути Фелька, должен был бы этим обеспокоиться, подумала Радстак.
   — Вы ожидали застать здесь приготовления к войне, — сказал Сультат. — Дополнительный набор в войско. Распростертые объятия для каждого попавшегося под руку наемника и каждого фермера с секирой, уверяющего, что он опытный вояка.
   — Да, — просто сказала Радстак.
   — Войско у нас есть, притом хорошо снаряженное. Расходов оно потребовало больших, и народ много ворчал по данному поводу. Видите ли, мы сумели создать себе определенную репутацию. Петград — могучий, надежно защищенный город с устойчивой структурой власти. Мы не проигрываем своих войн. Когда нас беспокоят, мы расставляем все по местам — решительно и успешно. — Лицо Сультата сделалось суровым. — По сути, за последние сто зим никому не удалось нас задеть. Вы, конечно же, понимаете, в какую фатальную ловушку мы теперь из-за этого попали.
   — Естественно. — Радстак искоса взглянула на Део, по-прежнему стоящего за спиной Сультата. Она не то чтобы нервничала, но присутствие правителя, даже одетого по-домашнему, создавало некоторое напряжение. «Когда он одет в парадное одеяние для каких-нибудь церемоний, и уж непременно роскошное, то должен смотреться как титан, — подумала она. — Или еще лучше в доспехах, с мечом в руке».