Страница:
Весь он был чем-то измазан, и в темноте не мог понять чем именно. Запах исходивший от собственной одежды и тела внушал Сереже некоторые гигиенические опасения.
- Что же это такое, а? Бросили одного на поле боя, как сучью собаку! И выбирайся теперь, как знаешь. Еще товарищи называются. Падла!
Сережа набрал в легкие воздуха:
- Не буду я с ними больше сидру пить! - зарекся он и, как впоследствии оказалось, был нескончаемо прав.
Так он шел с полчаса. Небо оставалось черным.
Сережа не вышел к реке или к Ставке. Его занесло на какое-то стойбище, окруженное кострами.
- Стой! Кто идет? - окликнул его часовой. Сережа узнал в нем гвардейца.
- Я это, я! Сережа из-под Санотряпкино!..
- Стой! Стрелять буду! - не растерялся часовой и выстрелил.
Перепуганного Сережу схватили сбежавшиеся люди, многие из которых были уже в исподнем. Долго били, не говоря за что, а потом куда-то повели между костров.
Здесь следует сказать, что верховодил в Нейтральной Бригаде анархист Задников. Когда-то он был городовым города Же, но потом его отправили с женским батальоном Смерти на Самурайские Фронты. Задников спешно дезертировал и основал колонию анархистов, утверждая, что Император уже никогда не вернется в свою Империю и умирать за нее более, чем глупо. Этой нехитрой идеей он сманивал многих пехотинцев и ряды анархистов постоянно пополнялись. Были, правда, и потери, поскольку из-за отсутствия Союзников приходилось воевать со всеми подряд.
Впрочем, Ставка главнокомандующего Мюллера расценивала формирование Задникова как Восьмую регулярную армию, а дивизию полковника Секера наоборот, как наиболее вероятного противника. Это уже от того, что Секер вероломно присвоил себе звание главнокомандующего Ставкой.
В отличие от Секера Задников получал время от времени указания из Ставки Мюллера - с кем ему открывать и закрывать Фронты. Задников всякий раз действовал наперекор им. Никакой над собой власти он не признавал, посему нейтральщики слушались его беспрекословно.
Частенько на сытый желудок Задников вспоминал свой женский батальон, который по мере выбывания из строя пополнял из гимназисток институтов благородных девиц. Ветераны слушали эти рассказы с некоторым недоверием, но вслух всегда ставили гимназисток в пример молодым рекрутам.
По своему внешнему облику был Задников тучен телом и дубоват по своему умственному развитию, что было особо характерно для многих гвардейцев, а лично Задникова предрасполагало к обильному принятию жирной пищи. Не исключено что по этому, он возил в обозе гражданскую жену Лизавету, которая иногда готовила ему и стирала, а в остальное время путалась с кем попало из Бригады в повозке.
Анархист Задников покачивался в гамаке, подвешенном на столбах над нарами, и изредка тихо поскуливал от безделья и вопиющей собственной лени, когда в его палатку привели Сережу.
- Вот, Хозяин, поймали около огородов...
- Кто таков? - живо спросил Задников.
- Да Сережа я с-под Санотряпкино, бить-то не н-надо бы... М-мне б-бы молочка испить - для сугрева, замерз я в степи...
- Воевал?
- Так точно! Неоднократно.
- Что-то я тебя не припомню во время побоища, - присмотрелся Задников. Сам он по причине разыгравшейся печени был в обозе.
- Да я сначала в Резерве был, потом вызвался добровольцем, а снаряд ка-а-ак швыдарахнет!.. Я - без сознания, а остальные ушли, куда - не ведаю...
- Подлый дезертир значит? - нахмурился Задников.
- Да может он просто шпийон вовсе? - возразил сквозь зевок толстый часовой и переступил с ноги на ногу.
- Да ну? Так его же не ко мне! Его же в Расход надо!
Сережа стал упираться, чувствуя недоброе, но анархисты были куда более многочисленнее. Что хотели, то и воротили.
- Не-е! Не хочу я в Расход! - кричал Сережа, да так, что Задников даже прослезился - до того ему стало жалко губить молодую жизнь...
- Делайте с ним что хотите, - отмахнулся он и, когда солдаты вышли, снова закачался в гамаке.
Возле палатки Задникова собралась уже изрядная толпа анархистов. Все рассуждали, что теперь делать со шпионом. Решили наконец посадить его на кол, шутки ради, а потом отпустить. Но тут пробегал мимо есаул Бодакин, рифмоплет и законченная скотина, да и пристрелил сдуру паренька.
- Как же так! - воскликнул Сережа и повалился на сырую землю. Понял он, что помирает...
- Прости ты нас, божья душа, мы ведь шуткануть хотели, - соврал кто-то из анархистов.
- Как же так! - повторил Сережа свою лебединую песню. - Хлопцы, вы того... Мамане весточку с оказией пошлите... Мол, так и так, чтоб не ждала меня на неделе...
Гвардейцы записали на портянках затерявшуюся деревеньку Санотряпкино, сняли шапки-ушанки, постояли минуту-другую в молчании и разошлись по кострам.
Патроны в этом году были недорогие. Здешние мужики обнаружили чьи-то заброшенные склады с боеприпасами и теперь с удовольствием меняли один к одному - ведро сидра на ведро патронов.
52.
Блюев с новым орденом "Падшего ангела" на груди сутулился на краю фланга и сжимал в кулаке подобранную потухшую папиросину. Остатки дивизии Секера стояли плечом к плечу на плацдарме деревни Отсосовки по стойке "смирно" вот уже второй часа.
Курицы в недоумении проходили мимо и подозрительно осматривали строй, желая очевидно выяснить, нет ли им со стороны строя какой-либо скрытой угрозы или совсем наоборот.
Комдив полковник Секер стоял в повозке и благодарил своих орлов за службу. Палыч с благоговением поддерживал его за ноги и смотрел преданным взглядом снизу вверх. По его небритым щекам катились слезы.
- ... Мы достигнем мирового господства и выйдем ко всем Пределам! Что есть жизнь? Жизнь - это постоянный путь к высокой победе. Это путь к героической смерти. Быть солдатом - значит постоянно за что-то умирать. Умирать во имя других!.. Спасибо, орлы! Я горжусь вами! Да здравствует Император!
Секер слез с повозки и, поддерживаемый адъютантом, подошел к строю.
"Спасибо", - говорил он, обнимая каждого без разбора офицера или солдата. Через несколько шагов у него снова открылись раны, так что до Блюева комдив так и не дошел.
Корнет несколько раз недовольно сплюнул, размышляя что все вокруг дерьмо и несправедливо. Как бы там ни было, а орден все же приятно отягощал мундир.
- Отдаю вам захваченную деревню на разграбление, - сказал напоследок Секер и его отнесли в сарай, где хранился сидр - на перевязку.
- Вольно! Раз-ойдись! - скомандовал поручик Слонов и первым побежал за коляской в сарай.
Солдаты с трудом покидали строй, многих пришлось разгонять плетьми и даже дубинками.
- Тебе же сказали - разойдись, быдло! - слышался чей- то охрипший голос, видимо, грубого поручика Забибуллина.
Поручик Адамсон с брезгливым выражением лица упорно всматривался в улицу Отсосовки, что-то выискивая языком в зубах. Шрамы на его лице багровели от напряжения.
Наконец, чья-то лошадь сорвалась с привязи, люди стали хватать ее под уздцы, послышался крик, заплутавшее эхо, в общем, нормальное проявление того, что есть еще чем мародерствовать.
Корнет Блюев, выставляя вперед грудь, пошел в хату, тихо радуясь жизни, а из домов Отсосовки, между тем, послышались крики и кудахтанье кур. Во имя жизни жизнь оставшихся в живых катила дальше.
53.
В хате старосты было людно как перед боем, ругань переполняла речи сгрудившихся здесь офицеров Ставки. Во главе общества, вакханально сидя на столе, находился поручик Слонов. Речи его были самыми длинными и громкими, а матерные глаголы слетали с его уст так легко, что маленькая дочурка старосты дивилась его образованности.
На дубовом, порезанном ножами, столе лежала карта местности с деревней Отсосовкой в центре, но настолько затертая и запачканная гороховой кашей, что всем сразу надоело на нее смотреть. Разве что поручик для убедительности своей грозной речи использовал ее, чтобы стучать перстом по самым замазанным и изорванным местам.
Кроме Адамсона, Блюева, контр-обер-лейтенанта Каца, поручика Забибуллина и адъютанта Палыча среди слушателей Слонова были староста с неохватной женой и малой дочерью. Трое последних были на задах - прятались в страхе за тряпками. Их Слонов подчеркнуто не замечал, сосредоточив все внимание на результатах плачевного для дивизии боя, а о том, что сражение кончилось неудачно, все догадывались и так. Хотя бы по внешнему виду самого поручика - мундира на нем не было, а остатки его были обмотаны вокруг шеи и торчали из сапог. Тело Слонова прикрывали входившая в моду тельняга и шерстяные галифе с прожженными кучно дырками. Грязные сапоги отчего-то пахли гнилой зайчатиной.
Окончив про сражение, Слонов брезгливо передернулся, глядя на карту, и увлек в соседнюю комнату Адамсона.
- Натерпелись вы лиха, а поручик? - поинтересовался он, не ожидая ответа.
- Столкновение было страшным, - задумчиво промолвил Адамсон и пустился в воспоминания. - Такое бывает, кажется, не часто.
Слонов внимательно посмотрел на Адамсона.
- Да, ладно вам, будьте проще - я вам советую.
Поручик открыл окно и справил с подоконника свою нужду. Распространилась вонь...
- Среди сражений и лиха, не надо распускать нюни, поручик! Тут вам не столичная опера!
Поручик, не собиравшийся распускать нюни, после этих слов неожиданно разрыдался, да так, что прибежала добродетельная жена старосты и просунула к ним рябую голову.
- Поди прочь, - заметил поручик и начал заниматься ногтями.
Удрученный происшествием дня, морально опустошенный Адамсон упорно не приходил в себя. Он глядел на закопченные иконы и его боевой дух грозил окончательно упасть. Поручик Слонов это тут же заметил и послал хозяйку за сидром.
- Жаль шампанского нет, - прошептал Адамсон.
- Да ну его в фопу! - неодобрительно отозвался о нем поручик. - Забудьте юнкерские годы, Столицу, первых смазливых девушек. Мы теперь все в дерьме и долго еще из него не вылезем! Так что, лучше успокоиться.
Поручик Слонов густо рыгнул. Адамсон нервно уставился на него, глупо улыбнулся, отрицая что-то помотал головой, и рыгнул тоже. Через минуту, проделав эту несложную операцию еще по одному разу, они с пришедшим Блюевым стали пить.
Сидра принесли много, кружки, которые они держали, казались огромными... В хате старосты с горечью оплакивали неудачный исход Отсосовского сражения и дальнейшие события, происходившие потом, нам ясны без их изложения, ввиду сходности с тем, о чем уже неоднократно рассказывалось в наших Хрониках.
54.
Пора бы любезному читателю заглянуть и в другую хату - хату бочкаря Алехи, что стояла на отшибе, обнесенная плотной изгородью и окруженная раскуроченными пнями. Именно в ней находилась на постое неоднократно упоминаемая девица Наташа, внучка старого еврея- золотопромышленника, ныне, впрочем, покойного.
Проживая здесь без особой цели, без сгинувшего бочкаря Алехи, она пребывала за чтением революционных брошюр, сваленных на чердаке, и аристократическими беседами с подругами. Так она повзрослела и, несмотря на внешнюю красоту, становилась женщиной, теряющей легкость и юношескую привлекательность.
После сражения на равнине, сюда, как и в другие избы, ломились звереющие от испытанного ужаса гусары. Следуя приказу о разграблении, часть из них добросовестно протрясла этот дом, оставив в целости только стены и вымощенный пол.
Наташу никто не посмел тронуть, поскольку сюда же завалился поручик Забибуллин. Отогнав саблей солдат, он увел Наташу в леса. Подруги, пришедшие ее навестить, вскоре поплатились тем же - Забибуллин был как всегда ненасытен.
Пока Забибуллин ходил по лесам, хата досталась в распоряжение эскадрона контр-обер-офицера Каца, построившего не только первый в Империи Шлагбаум, но и еще в молодости прошедшего инструктором все корейско-израильские Фронты.
Епифан Кац был одним из немногих, кто пережил Отсосовский Запой. В безвременье остались ротмистр Яйцев, судья Узкозадов и адмирал Нахимович и другие пылкие и доблестные офицеры. Он больше всех, пожалуй, переживал об утраченном офицерском клубе госпожи Снасилкиной- Шестью.
Наверное поэтому Епифан Кац пустил слух о том, что в его хате открывается гусарская рулетка в духе лучших времен. Желающих поиграть оказалось не так уж много и все они пребывали в лице лучшего друга Каца, прибывшего из лесов поручика Забибулина.
Забибуллин стал отстаивать свое право на эту хату, к тому же они не поделили славу победителя над одним из самых свирепых базановцев, мужланом в синем драпированном кителе. В результате офицеры не на шутку повздорили и, в самом деле, дело кончилось дуэлью. А точнее, именно гусарской рулеткой.
Пощекотав нервы всего эскадрона обер-офицер Кац крутанул барабан пистолета и разнес свою курчавую голову, оставляя Забибулина в зените славы, как покорителя мужлана-базановца в синем кителе.
После этого Забибулин без особого зазнайства принял эскадрон и в описываемый нами день снова решил уединился со своей девицей. На этот раз Забибулин затащил Наташу в завоеванную им хату бочкаря Алехи, нисколько не подозревая, что на чердаке сидел и прятался злой дезертир- базановец. Присутствие здесь последнего было тайной молоденькой девушки. Вот уже полгода прошло с тех пор, как она, скучающая, отвела его на чердак, накормила и по неосторожности отнесла горшок с сидром, который базановец тут же выпил. С тех пор базановец находился на чердаке, хоронясь от чужого глаза, в ожидании Наташи и сидра (иногда только сидра), для чего на лестницу он выставлял трехлитровый пустой горшок.
В общем, в тот день постелив свою бурку прямо на пол, Забибуллин беседовал с Наташей и пребывал в превосходном настроении. Внешне Забибуллин был точной копией подпоручика Хабибулина, но отличался от него во всем остальном. Когда они, казалось, уже достигли цели своего разговора, сверху, с лестницы ведущей на чердак, прямо на голову Забибуллина упал глиняный горшок. От удара горшок для сидра разбился, попутно расколов поручику голову.
Неправдоподобность создавшейся ситуации усугубил спустившийся сверху наемный базановец. Довольным взглядом он осмотрел хату, тщательно познакомившись с ситуацией. В минуту, когда девица была на последнем дыхании от ужаса и отвращения, ибо вид базановца был поистине ужасен, в хату ворвался запыхавшийся корнет Блюев, очевидно по своему обыкновению следивший за действиями Забибуллиным.
- Что здесь такое? - вопросил он.
Грозно и решительно корнет приблизился к наемнику и обнажил клинок. В ответ базановец только испуганно поежился и нахмурил брови. Поединок длился недолго - корнет несколько раз проткнул своего врага и на этом успокоился. На пожелание девушки отблагодарить избавителя, тут же, немедля, корнет согласно кивнул головой. Настало время сказать, что сценарии общения с девицами начисто выпали из головы корнета во время контузии при Отсосовском сражении, но теперь-то, благодаря покойному Забибуллину, провал в памяти Блюева был востановлен и он прекрасно знал что ему предстоит сделать, и поэтому-то так довольно улыбался.
55.
Солнце закатывалось большим красным камнем прямо за деревню Отсосовку. По темнеющей дороге уходили на Запад жалкие остатки дивизии Секера, солдат оставалось совсем немного. Почти четверть всего войска осталась в Отсосовке, расправляясь с полученным, но еще недопитым сидром. Не было среди уходящих и корнета Блюева.
Вся колонна секеровцев, состоящая из тяжелых скрипящих повозок, нескольких верховых и полусотни пеших бойцов, передвигалась чрезвычайно медленно, увязая в дорожной пыли.
Шедшие сзади незаметно бросали на дорогу оружие, снаряжение и патроны. Бородатый ополченец, имени и происхождения которого никто не знал, замыкал строй дивизии. С перепоя он полз на четвереньках, умоляя взять его на повозку и дать сидра опохмельнуться.
Поручик Слонов, утомленный бурной ночью, незаметно для себя, но привычно для окружающих, задремал. Покачиваясь в седле, он видел замечательный сон...
Снилось поручику, что сидит он в своем загородном домике (у него есть домик) на печке в зипуне и валенках. На лавке копошатся четверо его ребятишек в одних рубашонках, а в сенях хлопочет его жена Софья, первая леди Империи (ее он прибьет после, спасая от вражины Базанова).
Открывается дверь и входит вежливый полковник Секер.
- Здрав-желам, ваш-выс-бродь! - гаркает он, вытянувшись в струну.
- Как стоишь, собака?! Мать твою! - поручик Слонов стаскивает с ноги валенок и запускает им в жалкого полковника Секера.
- Вам высочайшее донесение, господин поручик! - шепчет полковник Секер разбитыми губами и подмигивает.
- Же-на! Письмо сюды! - орет поручик и запускает в жену еще одним валенком.
Он откусывает угол протянутого конверта и вытаскивает грязный листок, на котором крупными печатными буквами, чтобы прочитать поручику, написано:
"Его Имперское величество дарует своим высочайшим повелением вам чин Наполеона Бонапарта. К сему свою подпись приложил собственноручно фаворит Империатрицы, генерал Ставки главнокомандующего - С. Д. Мюллер."
- Вот это славно! - кричит поручик Слонов и падает с печки. С криком "Да здравствует!" он целует полковника Секера и прямо в зад.
- Спасибо тебе, браток! Жалую тебя рейтузами со своего плеча! - поручик снимает свои фронтовые, трофейные подштаники и натягивает их на голову удивленному полковнику.
- А теперь, пшел вон отсюда, аристократичная собака...
Прослезившись от умиления, Слонов выталкивает полковника Секера вместе с подошедшим полком гусаров за дверь.
- Софья, в постель! Тракатца будем! Вспомнили о моих заслугах пред Империей, сам генерал Мюллер обо мне вспомнил! - с этими словами поручик закрылся с бывшей базановской невестой в чулане - и продолжал смотреть свой небывалый сон.
56.
Корнет Блюев очнулся в хате бочкаря Алехи утром от нечеловеческих криков. Он отодвинул от себя теплую Наташу, с которой смог добиться этой ночью райского блаженства, и выглянул наружу. Вся деревня Отсосовка горела ясным пламенем, отовсюду слышалась стрельба. Прислушавшись, Блюев понял, что раздудившие его крики ужасны, но все же человеческие.
Это по улицам бегали озверевшие базановские легионеры, расстреливая в упор деревенских мужиков и девок. Возле домов просматривались очертания виселиц со свежими повешенными - базановцы расправлялись с населением как обычно на скотобойне.
Корнет Блюев в ужасе бросился во двор и вскочил на своего молодого коня. Пихая его босыми пятками, корнет, давя огурцы и помидоры, уходить огородами. По нему стреляли, но все как-то без успеха.
Выскочив из деревни, корнет устремился в Тульские Леса, намереваясь держаться направления Ставки Секера. Обезумев от испытанного ужаса, он скакал, пока лошадь не устала и не сбросила наездника оземь. Блюев выматерился и побрел дальше пешком, а потом, усталый от Натальи, уснул под одиноким деревом...
В это время в штабе базановцев происходило важное военное совещание. Речь шла о том, считать ли минувшее сражение победой или поражением. Мнения разделились. Солдаты, почему-то присутствующие на совещании, начали шумно разглагольствовать и прапорщик Базанов вынужден был выгнать их с конгресса взашей, как быдло.
Матерно ругаясь, солдаты побрели в лес, надеясь там встретить какую-нибудь местную девушку, с которой можно было бы повзводно познакомиться. Несмотря на все усилия, удалось встретить лишь спавшего под деревом человека без рейтуз, в изодранном кителе без погон и с лицом, перемазанным глиной.
- Вставай, ваше благородие, - бросили они ему, - хватит давить ухо-то...
Корнет Блюев, а это был именно он, открыл глаза, и увидев сброд, мешавший ему смотреть чудесный сон с незабываемой Наташей, строго предупредил:
- Пошли отсюда, мужики, пока я добрый!
Не послушавшись, базановцы связали зарвавшегося корнета, забросили его в заросли крапивы и побрели дальше. Отсутствие штанов корнет Блюев ощутил сразу, и ощущал еще долго, пока его не вытащил оттуда чудом оказавшийся рядом странник Селампий, который ходил по Пределам Империи и вот уже шестьдесят лет предсказывал конец света.
- Ненавижу! - прохрипел корнет, исходя пеной. - Этих базановцев всех порешу, падла!
Странник устало смотрел на беснующегося перед ним корнета - слишком стар он был, чтобы воспринять такой эмоциональный всплеск. Нагнулся Селампий, подобрал свою котомку с сухарями и флягой неразбавленного сидра и побрел прочь.
Блюев же полез на большое, но давно срубленное дерево, стараясь как следует осмотреться.
57.
Поручик Слонов трясся в седле, как марионетка на нитях, каждый раз опасливо съезжая на бок. От одного из толчков он проснулся и не поверил своим глазам. Степь без конца и края осталась далеко за холмами и речкой Течкой, а Ставка главнокомандующего (повозка с полковником) начисто исчезла из виду. Слонов обернулся и обомлел - за ним строем шли тысячи наемников прапорщика Базанова. Хвост огромной людской колонны исчезал в клубящейся пыли.
"Что это за черт?! - появилась в голове Слонова мысль. - Что я здесь делаю? Как я здесь оказался?"
Впрочем, думать было некогда и непривычно - в любую минуту поручика могли опознать по портянкам, изготовленных в Империи. Поручик быстро стащил с себя мундир, портянки, затолкал все под седло и оказался в грязной майке со странными желто-зелеными пятнами, оставленными видимо сидром, если позабыть о цвете, и также яркой надписью "адидас".
"Уф! Кажется не заметили какие на мне погоны", - подумал он и, приободрившись, скомандовал:
- Легион! Слушай мою команду! Я, тля, дважды повторять не буду! Стой! Ать-дэва!
Легионеры Базанова встала как вкопанные. Вперед выехал сам прапорщик Базанов - толстый, сытый, с жидовским выражением брезгливого лица. Слонов знал это выражение, но лицо ему было незнакомо.
- Эт-то еще что такое?! А ну-ка встать в строй! - заорал Слонов.
Базанов несколько опешил. Челюсть его отвисла на два дюйма и стала угрожающе покачиваться.
- Молчать! Дадашка! - не дал ему ничего ответить поручик.
От этого рыка лошадь прапорщика Базанова сама повернулась кругом и понеслась вдоль колонны. Поручик Слонов проводил ее взглядом и стал хаять наемников за нерадивость и халатное отношение к службе.
- А ну достать Уставы!
Все легионеры достали из вещмешков Уставы и, мусоля их пальцами, стали листать любимые страницы поручика, которые он по памяти называл. Эти страницы были также любимы и Базановым, который в этот момент отчаявшись остановить обезумевшую лошадь, переместил зад на край седла и свалился в грязную лужу. Поднявшись, он бросился к Слонову и, подбежав к нему достаточно близко, побагровел до корней волос:
- Что?!..
- Ма-а-алчать! Как стоишь перед поручиком, скотина! - не теряясь, возмутился в ответ Слонов. - На губу! Под трибунал! Шкуру спущу! Сгною под ружьем! Ах ты, блять служивая!
Прапорщик Базанов, вытянувшись в струну, не мигая смотрел в глаза надрывающегося Слонова. У Базанова не было слов.
- Взять его и в обоз! - скомандовал наконец Слонов.
Четверо дюжих базановцев, откровенно ничего не понимая, схватили своего командира и связав затолкали в запыленный фургон.
Тут только поручик Слонов понял, что он натворил и что с ним будет в случае разоблачения. Его прошиб холодный пот, но отступать было уже поздно - позади стояло болото.
Разделив все базановское войско поровну, он выставил одну половину напротив другой.
- В ружье! - заревел он.
Недоумевающие базановцы послушно вскинули ружья на изготовку.
- Огонь! - скомандовал Слонов и с прискорбием снял фуражку.
58.
Оставшиеся пока невредимыми офицеры дивизии Секера - адъютант Палыч и поручик Адамсон собирали у занявшихся костров немногочисленные группы уцелевших солдат, кавалеристов и разжалованных генералов филиала Ставки. Убогие и подавленные лица бойцов наводили на Палыча тоску. Приятные воспоминания о службе в денщиках все чаще захватывали его.
Опушка леса неотвратимо погружалась в сияние полной луны. В палатке, где размещался полковник Секер вместе с адъютантом и Адамсоном, дополнительно зажгли несколько свеч. При свете командование могло составить список личного состава, с честью прошедшего Отсосовскую мясорубку.
В живых значились: Секер - полковник; Адамсон - поручик, дворянин; Палыч - адъютант господина Секера; Волгин - солдат, знает самурайский; Стремов кавалерист, и еще десятка два солдат и генералов без рода и племени, но с задатками фронтового некрофилизма.
Остальных принято было считать погибшими, пропавшими без вести или подлыми дезертирами. И особенно - корнета Блюева и поручика Слонова.
Когда список был наконец составлен, Палыч дрожащими руками поднес его к освещенному свечами и сидром лицу Секера. Комдив бегло ознакомился с документом и грудь его пронзил одинокий клич.
- Ништяк! - только и смог подытожить полковник Секер.
Палыч и поручик Адамсон переглянулись. Один из них плеснул кружкой воды в лицо предводителя.
- Позовите сюда этих людей! Всех! - сказал полковник, отплевавшись.
В палатку набились малочисленные остатки дивизии. Шинели и мундиры бойцов были в глине, навозе, местами прожженными. Во время последнего перехода сидр унес чуть ли не треть состава. Еще треть состава унесло отсутствие сидра. Солдаты ежились от холода наступающей на пятки зимы.
- Солдаты! Братья! - начал Секер внушительно. - Три года назад я прибыл в Отсосовск и повел вас через бои, сражения и битвы ради высокой цели. И теперь эта цель близка... За этим Тульско-Швецким лесом, по которому надо идти несколько дней, прежде чем он кончится, в ветхом сарае находится триста тридцать три бочки самурайского выдержанного сидра. Это самая большая тайна, которую я узнал от писарей Канцелярии Ставки... Там-то вы и обретете покой и внутреннюю свободу!
- Что же это такое, а? Бросили одного на поле боя, как сучью собаку! И выбирайся теперь, как знаешь. Еще товарищи называются. Падла!
Сережа набрал в легкие воздуха:
- Не буду я с ними больше сидру пить! - зарекся он и, как впоследствии оказалось, был нескончаемо прав.
Так он шел с полчаса. Небо оставалось черным.
Сережа не вышел к реке или к Ставке. Его занесло на какое-то стойбище, окруженное кострами.
- Стой! Кто идет? - окликнул его часовой. Сережа узнал в нем гвардейца.
- Я это, я! Сережа из-под Санотряпкино!..
- Стой! Стрелять буду! - не растерялся часовой и выстрелил.
Перепуганного Сережу схватили сбежавшиеся люди, многие из которых были уже в исподнем. Долго били, не говоря за что, а потом куда-то повели между костров.
Здесь следует сказать, что верховодил в Нейтральной Бригаде анархист Задников. Когда-то он был городовым города Же, но потом его отправили с женским батальоном Смерти на Самурайские Фронты. Задников спешно дезертировал и основал колонию анархистов, утверждая, что Император уже никогда не вернется в свою Империю и умирать за нее более, чем глупо. Этой нехитрой идеей он сманивал многих пехотинцев и ряды анархистов постоянно пополнялись. Были, правда, и потери, поскольку из-за отсутствия Союзников приходилось воевать со всеми подряд.
Впрочем, Ставка главнокомандующего Мюллера расценивала формирование Задникова как Восьмую регулярную армию, а дивизию полковника Секера наоборот, как наиболее вероятного противника. Это уже от того, что Секер вероломно присвоил себе звание главнокомандующего Ставкой.
В отличие от Секера Задников получал время от времени указания из Ставки Мюллера - с кем ему открывать и закрывать Фронты. Задников всякий раз действовал наперекор им. Никакой над собой власти он не признавал, посему нейтральщики слушались его беспрекословно.
Частенько на сытый желудок Задников вспоминал свой женский батальон, который по мере выбывания из строя пополнял из гимназисток институтов благородных девиц. Ветераны слушали эти рассказы с некоторым недоверием, но вслух всегда ставили гимназисток в пример молодым рекрутам.
По своему внешнему облику был Задников тучен телом и дубоват по своему умственному развитию, что было особо характерно для многих гвардейцев, а лично Задникова предрасполагало к обильному принятию жирной пищи. Не исключено что по этому, он возил в обозе гражданскую жену Лизавету, которая иногда готовила ему и стирала, а в остальное время путалась с кем попало из Бригады в повозке.
Анархист Задников покачивался в гамаке, подвешенном на столбах над нарами, и изредка тихо поскуливал от безделья и вопиющей собственной лени, когда в его палатку привели Сережу.
- Вот, Хозяин, поймали около огородов...
- Кто таков? - живо спросил Задников.
- Да Сережа я с-под Санотряпкино, бить-то не н-надо бы... М-мне б-бы молочка испить - для сугрева, замерз я в степи...
- Воевал?
- Так точно! Неоднократно.
- Что-то я тебя не припомню во время побоища, - присмотрелся Задников. Сам он по причине разыгравшейся печени был в обозе.
- Да я сначала в Резерве был, потом вызвался добровольцем, а снаряд ка-а-ак швыдарахнет!.. Я - без сознания, а остальные ушли, куда - не ведаю...
- Подлый дезертир значит? - нахмурился Задников.
- Да может он просто шпийон вовсе? - возразил сквозь зевок толстый часовой и переступил с ноги на ногу.
- Да ну? Так его же не ко мне! Его же в Расход надо!
Сережа стал упираться, чувствуя недоброе, но анархисты были куда более многочисленнее. Что хотели, то и воротили.
- Не-е! Не хочу я в Расход! - кричал Сережа, да так, что Задников даже прослезился - до того ему стало жалко губить молодую жизнь...
- Делайте с ним что хотите, - отмахнулся он и, когда солдаты вышли, снова закачался в гамаке.
Возле палатки Задникова собралась уже изрядная толпа анархистов. Все рассуждали, что теперь делать со шпионом. Решили наконец посадить его на кол, шутки ради, а потом отпустить. Но тут пробегал мимо есаул Бодакин, рифмоплет и законченная скотина, да и пристрелил сдуру паренька.
- Как же так! - воскликнул Сережа и повалился на сырую землю. Понял он, что помирает...
- Прости ты нас, божья душа, мы ведь шуткануть хотели, - соврал кто-то из анархистов.
- Как же так! - повторил Сережа свою лебединую песню. - Хлопцы, вы того... Мамане весточку с оказией пошлите... Мол, так и так, чтоб не ждала меня на неделе...
Гвардейцы записали на портянках затерявшуюся деревеньку Санотряпкино, сняли шапки-ушанки, постояли минуту-другую в молчании и разошлись по кострам.
Патроны в этом году были недорогие. Здешние мужики обнаружили чьи-то заброшенные склады с боеприпасами и теперь с удовольствием меняли один к одному - ведро сидра на ведро патронов.
52.
Блюев с новым орденом "Падшего ангела" на груди сутулился на краю фланга и сжимал в кулаке подобранную потухшую папиросину. Остатки дивизии Секера стояли плечом к плечу на плацдарме деревни Отсосовки по стойке "смирно" вот уже второй часа.
Курицы в недоумении проходили мимо и подозрительно осматривали строй, желая очевидно выяснить, нет ли им со стороны строя какой-либо скрытой угрозы или совсем наоборот.
Комдив полковник Секер стоял в повозке и благодарил своих орлов за службу. Палыч с благоговением поддерживал его за ноги и смотрел преданным взглядом снизу вверх. По его небритым щекам катились слезы.
- ... Мы достигнем мирового господства и выйдем ко всем Пределам! Что есть жизнь? Жизнь - это постоянный путь к высокой победе. Это путь к героической смерти. Быть солдатом - значит постоянно за что-то умирать. Умирать во имя других!.. Спасибо, орлы! Я горжусь вами! Да здравствует Император!
Секер слез с повозки и, поддерживаемый адъютантом, подошел к строю.
"Спасибо", - говорил он, обнимая каждого без разбора офицера или солдата. Через несколько шагов у него снова открылись раны, так что до Блюева комдив так и не дошел.
Корнет несколько раз недовольно сплюнул, размышляя что все вокруг дерьмо и несправедливо. Как бы там ни было, а орден все же приятно отягощал мундир.
- Отдаю вам захваченную деревню на разграбление, - сказал напоследок Секер и его отнесли в сарай, где хранился сидр - на перевязку.
- Вольно! Раз-ойдись! - скомандовал поручик Слонов и первым побежал за коляской в сарай.
Солдаты с трудом покидали строй, многих пришлось разгонять плетьми и даже дубинками.
- Тебе же сказали - разойдись, быдло! - слышался чей- то охрипший голос, видимо, грубого поручика Забибуллина.
Поручик Адамсон с брезгливым выражением лица упорно всматривался в улицу Отсосовки, что-то выискивая языком в зубах. Шрамы на его лице багровели от напряжения.
Наконец, чья-то лошадь сорвалась с привязи, люди стали хватать ее под уздцы, послышался крик, заплутавшее эхо, в общем, нормальное проявление того, что есть еще чем мародерствовать.
Корнет Блюев, выставляя вперед грудь, пошел в хату, тихо радуясь жизни, а из домов Отсосовки, между тем, послышались крики и кудахтанье кур. Во имя жизни жизнь оставшихся в живых катила дальше.
53.
В хате старосты было людно как перед боем, ругань переполняла речи сгрудившихся здесь офицеров Ставки. Во главе общества, вакханально сидя на столе, находился поручик Слонов. Речи его были самыми длинными и громкими, а матерные глаголы слетали с его уст так легко, что маленькая дочурка старосты дивилась его образованности.
На дубовом, порезанном ножами, столе лежала карта местности с деревней Отсосовкой в центре, но настолько затертая и запачканная гороховой кашей, что всем сразу надоело на нее смотреть. Разве что поручик для убедительности своей грозной речи использовал ее, чтобы стучать перстом по самым замазанным и изорванным местам.
Кроме Адамсона, Блюева, контр-обер-лейтенанта Каца, поручика Забибуллина и адъютанта Палыча среди слушателей Слонова были староста с неохватной женой и малой дочерью. Трое последних были на задах - прятались в страхе за тряпками. Их Слонов подчеркнуто не замечал, сосредоточив все внимание на результатах плачевного для дивизии боя, а о том, что сражение кончилось неудачно, все догадывались и так. Хотя бы по внешнему виду самого поручика - мундира на нем не было, а остатки его были обмотаны вокруг шеи и торчали из сапог. Тело Слонова прикрывали входившая в моду тельняга и шерстяные галифе с прожженными кучно дырками. Грязные сапоги отчего-то пахли гнилой зайчатиной.
Окончив про сражение, Слонов брезгливо передернулся, глядя на карту, и увлек в соседнюю комнату Адамсона.
- Натерпелись вы лиха, а поручик? - поинтересовался он, не ожидая ответа.
- Столкновение было страшным, - задумчиво промолвил Адамсон и пустился в воспоминания. - Такое бывает, кажется, не часто.
Слонов внимательно посмотрел на Адамсона.
- Да, ладно вам, будьте проще - я вам советую.
Поручик открыл окно и справил с подоконника свою нужду. Распространилась вонь...
- Среди сражений и лиха, не надо распускать нюни, поручик! Тут вам не столичная опера!
Поручик, не собиравшийся распускать нюни, после этих слов неожиданно разрыдался, да так, что прибежала добродетельная жена старосты и просунула к ним рябую голову.
- Поди прочь, - заметил поручик и начал заниматься ногтями.
Удрученный происшествием дня, морально опустошенный Адамсон упорно не приходил в себя. Он глядел на закопченные иконы и его боевой дух грозил окончательно упасть. Поручик Слонов это тут же заметил и послал хозяйку за сидром.
- Жаль шампанского нет, - прошептал Адамсон.
- Да ну его в фопу! - неодобрительно отозвался о нем поручик. - Забудьте юнкерские годы, Столицу, первых смазливых девушек. Мы теперь все в дерьме и долго еще из него не вылезем! Так что, лучше успокоиться.
Поручик Слонов густо рыгнул. Адамсон нервно уставился на него, глупо улыбнулся, отрицая что-то помотал головой, и рыгнул тоже. Через минуту, проделав эту несложную операцию еще по одному разу, они с пришедшим Блюевым стали пить.
Сидра принесли много, кружки, которые они держали, казались огромными... В хате старосты с горечью оплакивали неудачный исход Отсосовского сражения и дальнейшие события, происходившие потом, нам ясны без их изложения, ввиду сходности с тем, о чем уже неоднократно рассказывалось в наших Хрониках.
54.
Пора бы любезному читателю заглянуть и в другую хату - хату бочкаря Алехи, что стояла на отшибе, обнесенная плотной изгородью и окруженная раскуроченными пнями. Именно в ней находилась на постое неоднократно упоминаемая девица Наташа, внучка старого еврея- золотопромышленника, ныне, впрочем, покойного.
Проживая здесь без особой цели, без сгинувшего бочкаря Алехи, она пребывала за чтением революционных брошюр, сваленных на чердаке, и аристократическими беседами с подругами. Так она повзрослела и, несмотря на внешнюю красоту, становилась женщиной, теряющей легкость и юношескую привлекательность.
После сражения на равнине, сюда, как и в другие избы, ломились звереющие от испытанного ужаса гусары. Следуя приказу о разграблении, часть из них добросовестно протрясла этот дом, оставив в целости только стены и вымощенный пол.
Наташу никто не посмел тронуть, поскольку сюда же завалился поручик Забибуллин. Отогнав саблей солдат, он увел Наташу в леса. Подруги, пришедшие ее навестить, вскоре поплатились тем же - Забибуллин был как всегда ненасытен.
Пока Забибуллин ходил по лесам, хата досталась в распоряжение эскадрона контр-обер-офицера Каца, построившего не только первый в Империи Шлагбаум, но и еще в молодости прошедшего инструктором все корейско-израильские Фронты.
Епифан Кац был одним из немногих, кто пережил Отсосовский Запой. В безвременье остались ротмистр Яйцев, судья Узкозадов и адмирал Нахимович и другие пылкие и доблестные офицеры. Он больше всех, пожалуй, переживал об утраченном офицерском клубе госпожи Снасилкиной- Шестью.
Наверное поэтому Епифан Кац пустил слух о том, что в его хате открывается гусарская рулетка в духе лучших времен. Желающих поиграть оказалось не так уж много и все они пребывали в лице лучшего друга Каца, прибывшего из лесов поручика Забибулина.
Забибуллин стал отстаивать свое право на эту хату, к тому же они не поделили славу победителя над одним из самых свирепых базановцев, мужланом в синем драпированном кителе. В результате офицеры не на шутку повздорили и, в самом деле, дело кончилось дуэлью. А точнее, именно гусарской рулеткой.
Пощекотав нервы всего эскадрона обер-офицер Кац крутанул барабан пистолета и разнес свою курчавую голову, оставляя Забибулина в зените славы, как покорителя мужлана-базановца в синем кителе.
После этого Забибулин без особого зазнайства принял эскадрон и в описываемый нами день снова решил уединился со своей девицей. На этот раз Забибулин затащил Наташу в завоеванную им хату бочкаря Алехи, нисколько не подозревая, что на чердаке сидел и прятался злой дезертир- базановец. Присутствие здесь последнего было тайной молоденькой девушки. Вот уже полгода прошло с тех пор, как она, скучающая, отвела его на чердак, накормила и по неосторожности отнесла горшок с сидром, который базановец тут же выпил. С тех пор базановец находился на чердаке, хоронясь от чужого глаза, в ожидании Наташи и сидра (иногда только сидра), для чего на лестницу он выставлял трехлитровый пустой горшок.
В общем, в тот день постелив свою бурку прямо на пол, Забибуллин беседовал с Наташей и пребывал в превосходном настроении. Внешне Забибуллин был точной копией подпоручика Хабибулина, но отличался от него во всем остальном. Когда они, казалось, уже достигли цели своего разговора, сверху, с лестницы ведущей на чердак, прямо на голову Забибуллина упал глиняный горшок. От удара горшок для сидра разбился, попутно расколов поручику голову.
Неправдоподобность создавшейся ситуации усугубил спустившийся сверху наемный базановец. Довольным взглядом он осмотрел хату, тщательно познакомившись с ситуацией. В минуту, когда девица была на последнем дыхании от ужаса и отвращения, ибо вид базановца был поистине ужасен, в хату ворвался запыхавшийся корнет Блюев, очевидно по своему обыкновению следивший за действиями Забибуллиным.
- Что здесь такое? - вопросил он.
Грозно и решительно корнет приблизился к наемнику и обнажил клинок. В ответ базановец только испуганно поежился и нахмурил брови. Поединок длился недолго - корнет несколько раз проткнул своего врага и на этом успокоился. На пожелание девушки отблагодарить избавителя, тут же, немедля, корнет согласно кивнул головой. Настало время сказать, что сценарии общения с девицами начисто выпали из головы корнета во время контузии при Отсосовском сражении, но теперь-то, благодаря покойному Забибуллину, провал в памяти Блюева был востановлен и он прекрасно знал что ему предстоит сделать, и поэтому-то так довольно улыбался.
55.
Солнце закатывалось большим красным камнем прямо за деревню Отсосовку. По темнеющей дороге уходили на Запад жалкие остатки дивизии Секера, солдат оставалось совсем немного. Почти четверть всего войска осталась в Отсосовке, расправляясь с полученным, но еще недопитым сидром. Не было среди уходящих и корнета Блюева.
Вся колонна секеровцев, состоящая из тяжелых скрипящих повозок, нескольких верховых и полусотни пеших бойцов, передвигалась чрезвычайно медленно, увязая в дорожной пыли.
Шедшие сзади незаметно бросали на дорогу оружие, снаряжение и патроны. Бородатый ополченец, имени и происхождения которого никто не знал, замыкал строй дивизии. С перепоя он полз на четвереньках, умоляя взять его на повозку и дать сидра опохмельнуться.
Поручик Слонов, утомленный бурной ночью, незаметно для себя, но привычно для окружающих, задремал. Покачиваясь в седле, он видел замечательный сон...
Снилось поручику, что сидит он в своем загородном домике (у него есть домик) на печке в зипуне и валенках. На лавке копошатся четверо его ребятишек в одних рубашонках, а в сенях хлопочет его жена Софья, первая леди Империи (ее он прибьет после, спасая от вражины Базанова).
Открывается дверь и входит вежливый полковник Секер.
- Здрав-желам, ваш-выс-бродь! - гаркает он, вытянувшись в струну.
- Как стоишь, собака?! Мать твою! - поручик Слонов стаскивает с ноги валенок и запускает им в жалкого полковника Секера.
- Вам высочайшее донесение, господин поручик! - шепчет полковник Секер разбитыми губами и подмигивает.
- Же-на! Письмо сюды! - орет поручик и запускает в жену еще одним валенком.
Он откусывает угол протянутого конверта и вытаскивает грязный листок, на котором крупными печатными буквами, чтобы прочитать поручику, написано:
"Его Имперское величество дарует своим высочайшим повелением вам чин Наполеона Бонапарта. К сему свою подпись приложил собственноручно фаворит Империатрицы, генерал Ставки главнокомандующего - С. Д. Мюллер."
- Вот это славно! - кричит поручик Слонов и падает с печки. С криком "Да здравствует!" он целует полковника Секера и прямо в зад.
- Спасибо тебе, браток! Жалую тебя рейтузами со своего плеча! - поручик снимает свои фронтовые, трофейные подштаники и натягивает их на голову удивленному полковнику.
- А теперь, пшел вон отсюда, аристократичная собака...
Прослезившись от умиления, Слонов выталкивает полковника Секера вместе с подошедшим полком гусаров за дверь.
- Софья, в постель! Тракатца будем! Вспомнили о моих заслугах пред Империей, сам генерал Мюллер обо мне вспомнил! - с этими словами поручик закрылся с бывшей базановской невестой в чулане - и продолжал смотреть свой небывалый сон.
56.
Корнет Блюев очнулся в хате бочкаря Алехи утром от нечеловеческих криков. Он отодвинул от себя теплую Наташу, с которой смог добиться этой ночью райского блаженства, и выглянул наружу. Вся деревня Отсосовка горела ясным пламенем, отовсюду слышалась стрельба. Прислушавшись, Блюев понял, что раздудившие его крики ужасны, но все же человеческие.
Это по улицам бегали озверевшие базановские легионеры, расстреливая в упор деревенских мужиков и девок. Возле домов просматривались очертания виселиц со свежими повешенными - базановцы расправлялись с населением как обычно на скотобойне.
Корнет Блюев в ужасе бросился во двор и вскочил на своего молодого коня. Пихая его босыми пятками, корнет, давя огурцы и помидоры, уходить огородами. По нему стреляли, но все как-то без успеха.
Выскочив из деревни, корнет устремился в Тульские Леса, намереваясь держаться направления Ставки Секера. Обезумев от испытанного ужаса, он скакал, пока лошадь не устала и не сбросила наездника оземь. Блюев выматерился и побрел дальше пешком, а потом, усталый от Натальи, уснул под одиноким деревом...
В это время в штабе базановцев происходило важное военное совещание. Речь шла о том, считать ли минувшее сражение победой или поражением. Мнения разделились. Солдаты, почему-то присутствующие на совещании, начали шумно разглагольствовать и прапорщик Базанов вынужден был выгнать их с конгресса взашей, как быдло.
Матерно ругаясь, солдаты побрели в лес, надеясь там встретить какую-нибудь местную девушку, с которой можно было бы повзводно познакомиться. Несмотря на все усилия, удалось встретить лишь спавшего под деревом человека без рейтуз, в изодранном кителе без погон и с лицом, перемазанным глиной.
- Вставай, ваше благородие, - бросили они ему, - хватит давить ухо-то...
Корнет Блюев, а это был именно он, открыл глаза, и увидев сброд, мешавший ему смотреть чудесный сон с незабываемой Наташей, строго предупредил:
- Пошли отсюда, мужики, пока я добрый!
Не послушавшись, базановцы связали зарвавшегося корнета, забросили его в заросли крапивы и побрели дальше. Отсутствие штанов корнет Блюев ощутил сразу, и ощущал еще долго, пока его не вытащил оттуда чудом оказавшийся рядом странник Селампий, который ходил по Пределам Империи и вот уже шестьдесят лет предсказывал конец света.
- Ненавижу! - прохрипел корнет, исходя пеной. - Этих базановцев всех порешу, падла!
Странник устало смотрел на беснующегося перед ним корнета - слишком стар он был, чтобы воспринять такой эмоциональный всплеск. Нагнулся Селампий, подобрал свою котомку с сухарями и флягой неразбавленного сидра и побрел прочь.
Блюев же полез на большое, но давно срубленное дерево, стараясь как следует осмотреться.
57.
Поручик Слонов трясся в седле, как марионетка на нитях, каждый раз опасливо съезжая на бок. От одного из толчков он проснулся и не поверил своим глазам. Степь без конца и края осталась далеко за холмами и речкой Течкой, а Ставка главнокомандующего (повозка с полковником) начисто исчезла из виду. Слонов обернулся и обомлел - за ним строем шли тысячи наемников прапорщика Базанова. Хвост огромной людской колонны исчезал в клубящейся пыли.
"Что это за черт?! - появилась в голове Слонова мысль. - Что я здесь делаю? Как я здесь оказался?"
Впрочем, думать было некогда и непривычно - в любую минуту поручика могли опознать по портянкам, изготовленных в Империи. Поручик быстро стащил с себя мундир, портянки, затолкал все под седло и оказался в грязной майке со странными желто-зелеными пятнами, оставленными видимо сидром, если позабыть о цвете, и также яркой надписью "адидас".
"Уф! Кажется не заметили какие на мне погоны", - подумал он и, приободрившись, скомандовал:
- Легион! Слушай мою команду! Я, тля, дважды повторять не буду! Стой! Ать-дэва!
Легионеры Базанова встала как вкопанные. Вперед выехал сам прапорщик Базанов - толстый, сытый, с жидовским выражением брезгливого лица. Слонов знал это выражение, но лицо ему было незнакомо.
- Эт-то еще что такое?! А ну-ка встать в строй! - заорал Слонов.
Базанов несколько опешил. Челюсть его отвисла на два дюйма и стала угрожающе покачиваться.
- Молчать! Дадашка! - не дал ему ничего ответить поручик.
От этого рыка лошадь прапорщика Базанова сама повернулась кругом и понеслась вдоль колонны. Поручик Слонов проводил ее взглядом и стал хаять наемников за нерадивость и халатное отношение к службе.
- А ну достать Уставы!
Все легионеры достали из вещмешков Уставы и, мусоля их пальцами, стали листать любимые страницы поручика, которые он по памяти называл. Эти страницы были также любимы и Базановым, который в этот момент отчаявшись остановить обезумевшую лошадь, переместил зад на край седла и свалился в грязную лужу. Поднявшись, он бросился к Слонову и, подбежав к нему достаточно близко, побагровел до корней волос:
- Что?!..
- Ма-а-алчать! Как стоишь перед поручиком, скотина! - не теряясь, возмутился в ответ Слонов. - На губу! Под трибунал! Шкуру спущу! Сгною под ружьем! Ах ты, блять служивая!
Прапорщик Базанов, вытянувшись в струну, не мигая смотрел в глаза надрывающегося Слонова. У Базанова не было слов.
- Взять его и в обоз! - скомандовал наконец Слонов.
Четверо дюжих базановцев, откровенно ничего не понимая, схватили своего командира и связав затолкали в запыленный фургон.
Тут только поручик Слонов понял, что он натворил и что с ним будет в случае разоблачения. Его прошиб холодный пот, но отступать было уже поздно - позади стояло болото.
Разделив все базановское войско поровну, он выставил одну половину напротив другой.
- В ружье! - заревел он.
Недоумевающие базановцы послушно вскинули ружья на изготовку.
- Огонь! - скомандовал Слонов и с прискорбием снял фуражку.
58.
Оставшиеся пока невредимыми офицеры дивизии Секера - адъютант Палыч и поручик Адамсон собирали у занявшихся костров немногочисленные группы уцелевших солдат, кавалеристов и разжалованных генералов филиала Ставки. Убогие и подавленные лица бойцов наводили на Палыча тоску. Приятные воспоминания о службе в денщиках все чаще захватывали его.
Опушка леса неотвратимо погружалась в сияние полной луны. В палатке, где размещался полковник Секер вместе с адъютантом и Адамсоном, дополнительно зажгли несколько свеч. При свете командование могло составить список личного состава, с честью прошедшего Отсосовскую мясорубку.
В живых значились: Секер - полковник; Адамсон - поручик, дворянин; Палыч - адъютант господина Секера; Волгин - солдат, знает самурайский; Стремов кавалерист, и еще десятка два солдат и генералов без рода и племени, но с задатками фронтового некрофилизма.
Остальных принято было считать погибшими, пропавшими без вести или подлыми дезертирами. И особенно - корнета Блюева и поручика Слонова.
Когда список был наконец составлен, Палыч дрожащими руками поднес его к освещенному свечами и сидром лицу Секера. Комдив бегло ознакомился с документом и грудь его пронзил одинокий клич.
- Ништяк! - только и смог подытожить полковник Секер.
Палыч и поручик Адамсон переглянулись. Один из них плеснул кружкой воды в лицо предводителя.
- Позовите сюда этих людей! Всех! - сказал полковник, отплевавшись.
В палатку набились малочисленные остатки дивизии. Шинели и мундиры бойцов были в глине, навозе, местами прожженными. Во время последнего перехода сидр унес чуть ли не треть состава. Еще треть состава унесло отсутствие сидра. Солдаты ежились от холода наступающей на пятки зимы.
- Солдаты! Братья! - начал Секер внушительно. - Три года назад я прибыл в Отсосовск и повел вас через бои, сражения и битвы ради высокой цели. И теперь эта цель близка... За этим Тульско-Швецким лесом, по которому надо идти несколько дней, прежде чем он кончится, в ветхом сарае находится триста тридцать три бочки самурайского выдержанного сидра. Это самая большая тайна, которую я узнал от писарей Канцелярии Ставки... Там-то вы и обретете покой и внутреннюю свободу!