Страница:
У Карсидара закружилась голова, а перед его глазами всё поплыло. Внезапно он сообразил, что с ним происходит нечто в высшей степени странное: слова, которые произносили эти люди, были ему совершенно незнакомы, но он, тем не менее, понимал их! И не только отдельные слова – он до тонкостей улавливал смысл их речей. С бородачами же ничего подобного не происходило, и то, что говорил им Карсидар, оставалось для них полнейшей загадкой.
Чёрт побери, что же делать? Каким-то непостижимым чудом он стал понимать чужой язык, и это, конечно, хорошо. Однако беда в том, что он не имеет ни малейшего понятия, как говорить на этом языке. Разумеется, мелькнуло в голове Карсидара, слушая разговоры, он быстро запомнит нужные слова и целые фразы, научится правильно их произносить и тогда сможет сносно объясняться… Но бородачи ждут немедленного ответа, напряжённо вглядываясь в его глаза. А отвечать-то нечего!..
Карсидару помог всё тот же человек. Он наморщил лоб, прищурился и, сопровождая слова порывистыми движениями рук, раздельно, почти по слогам повторил:
– Ска-жи-что-ты-го-во-ришь?
Вероятно, он хотел в более доступной форме растолковать ему, чего хочет. И тут Карсидара осенило: жесты! Так просто. И главное, понятно без слов.
Карсидар медленно, стараясь не делать резких движений, поднялся с земли и принял сидячее положение. Затем с осторожным любопытством осмотрелся. Оказалось, что кругом ровная гладкая степь, поросшая кое-где чахлыми лозами. Горизонт скрывали клочья довольно густого предутреннего тумана, но каких-либо признаков изменения ландшафта за видимыми пределами не было. Правда, туман… Возможно, поблизости есть озеро или река. Вот, значит, каков он, загадочный Ральярг, колдовская страна! Обыкновеннейшая земля. Хотя, с другой стороны, чего же ещё можно было ожидать?
Кроме трёх бородачей, сидевших перед ним на корточках, немного в стороне стоял четвёртый воин, без бороды, но с длинными усами, который присматривал за лошадьми. Пятый же, безусый и безбородый, держал под уздцы Ристо. Вот кому Карсидар искренне обрадовался!
– Ристо, Ристо, – позвал он слабым голосом.
Конь переступил с ноги на ногу и радостно фыркнул.
– Ристо? – переспросил безусый. – Хорош у тебя конёк, нечего сказать. Только вот кличка у него странная, не нашенская.
– Да и сам ты на наших не очень похож, – вмешался усач, который стерёг остальных коней. – И говоришь непонятно.
Карсидар тем временем осторожно ощупал себя. К подбородку не прикасался, лишь провёл около него рукой, сузил глаза и многозначно покачал головой: больно!
– Ты ехал оттуда? – сидевший прямо перед ним показал куда-то за спину Карсидара. Понял! Молодец, догадливый.
Карсидар молча кивнул.
– От татар удрал? – спросил тот, кто был справа.
Карсидар решил, что так, скорее всего, называют узкоглазых воинов, и на всякий случай снова утвердительно кивнул.
– Так ты один ехал? – продолжал допытываться первый. – Ты, случаем, не знаешь, кто у них пожар устроил?
Значит, татары – в самом деле название плосколицых. Хорошо. Но как быть с ответом? Поверят ли?.. Впрочем, что же ещё отвечать! И Карсидар несильно ударил себя кулаком в грудь. Бородачи обменялись удивлёнными взглядами.
– Это ты их поджёг? – недоверчиво произнёс тот, что был слева. – Ты сам?
Карсидар кивнул.
– Почему ты не говоришь? – подозрительно спросил первый. – Язык-то у тебя есть.
– Все равно ты не поймёшь меня, – сказал ему Карсидар.
– Что-что? – тут же переспросил бородач.
Карсидар осторожно, чтобы не задеть обожжённую кожу, тронул себя за губы и отрицательно повертел головой.
– Гм… Странно. Но нас-то ты понимаешь, ведь так?
Карсидар пожал плечами и развёл руками: дескать, хоть это и странно, но дела обстоят именно так.
Глядя на подбородок Карсидара, второй бородач показал в то же время на его правый висок:
– Это тебе татары сделали?
Карсидар понял, что он имеет в виду обрубленное ухо и ожог, и кивнул.
– Так ты один у них был?
Карсидар сжал кулак и оттопырил указательный палец: да, один.
– Ладно, – первый бородач встал, крякнул, потёр шею и сказал. – В общем, перевяжите его, ребятушки, да поедем поглядеть, что от татарвы проклятой осталось.
Судя по его поведению, первый бородач был среди них главным. И пока он шептался со сторожившими лошадей воинами, два других занялись Карсидаром. Наполовину отрезанное ухо осторожно омыли водой из сосуда. Один из бородачей сорвал пару широченных листьев какой-то травы. Другой, подкрепляя слова энергичными жестами, объяснил Карсидару, чтобы тот снял рубаху, потому что её надо порвать на тряпки. Однако Карсидар, ещё не вполне доверявший этим людям, решил не показывать им рукавный арбалет, поэтому снять куртку наотрез отказался. Тогда бородач пожал плечами и, не долго думая, оторвал узорчатый подол от своей длинной рубахи, выглядывавшей из-под кольчуги. Этого на повязку хватило.
– Надеюсь, не забудешь рубаху мою, а? То-то же, – приговаривал бородач, приложив к голове Карсидара широкие листья и приматывая их покрепче разодранным на полосы подолом.
Ожог перевязывать не стали.
– Придётся потерпеть, пока в город не приедем, – объяснил затем бородач. – Сам рубаху рвать не хочешь, так небось желаешь, чтобы я свою до конца изодрал? Хитрый какой! Мне её Звенислава, ладушка моя, сколько ночей кряду вышивала, не выйдет.
– Полно тебе болтать, Ипатий, – оборвал его первый бородач. – Всё готово?
– Известно, – Ипатий привстал, критически осмотрел дело рук своих и констатировал:
– Держаться будет.
– Тогда тронулись.
Ипатий с товарищем взяли Карсидара под мышки, осторожно подняли с земли, поставили на ноги, подвели к Ристо и помогли забраться в седло. Затем и остальные вскочили на лошадей и, пустив их мелкой рысцой, направились к месту, где ночью располагался лагерь плосколицых воинов-татар.
Хотя Карсидару оставили меч, по-видимому, предводитель не очень доверял встреченному просто посреди степи незнакомцу, иначе не наказывал бы младшим стеречь его. Те двое, что во время остановки присматривали за лошадьми, теперь следили за Карсидаром, держась чуть позади него, и он постоянно ощущал на затылке их настороженные взгляды. Впрочем, опасаться за свою жизнь пока не приходилось. Эти люди могли перерезать ему горло, пока он был в обмороке после падения с коня… или, по крайней мере, могли попытаться сделать это.
Так что, не чувствуя угрозы со стороны спутников, Карсидар принялся украдкой рассматривать их. Все воины были как на подбор рослые, статные, только безусый и безбородый (видимо, самый младший) был на полголовы ниже остальных. Кроме того, волосы у него были гораздо темнее, чем у прочих.
Что же до одежды, то все пятеро носили островерхие металлические шлемы с особой пластинкой, закрывавшей переносицу, кольчуги, довольно длинные рубахи, плащи до колен, штаны и высокие сапоги. Из вооружения у предводителя и двоих бородачей были широкие длинные мечи и лёгкие метательные дротики; усатый имел копьё и палицу, а темноволосый – топор на схваченной стальными обручами длинной рукоятке. У младших также имелись огромные луки, колчаны со стрелами, и у всех – небольшие щиты разной формы.
Ехали они молча, поэтому Карсидар имел возможность разобраться в своих мыслях и чувствах, за что был в душе благодарен своим спутникам. А призадуматься было от чего…
Ночью Карсидар на собственном опыте убедился в справедливости предубеждения старины Пема против колдунов. Хуже всего, однако, было то, что самым ярым, самым могучим колдуном оказался именно он, Карсидар, и никто другой. В нормальном мире твердили: Ральярг – проклятая страна, Ральярг – край бесовских чудес… А где они, чудеса эти? Вот едут рядом с ним пятеро. Посмотреть – обыкновеннейшие солдаты. Ну, вооружение немного непривычное; ну, говорят по-другому. Так ведь и страна другая! А насчёт колдовства… Ни капли не похоже.
Карсидар вспомнил, как действовал Читрадрива, пытаясь остановить кровь у раненого Пеменхата. Вот это было явное волшебство! А бородачи промыли рану водой, нарвали какого-то зелья, примотали обрывком рубахи – и вся тебе магия. Смех, да и только.
Зато он хорош! Недаром предупреждал его покойный Читрадрива: смотри, шлинасехэ, может оказаться, серьга не тебя от других оберегает, а других – от тебя. Так оно и вышло. Как в воду глядел гандзак. Менке пожелал обладать серьгой (камешек дураку понравился!), ухо беспомощному пленнику отрезал – и неожиданно для себя своими же собственными руками сломал барьер, защищавший его от колдуна-Карсидара. А уж он всыпал всем подряд! Теперь они его попомнят… если кто в живых остался, конечно.
Интересно, уцелел ли хоть кто-то из плосколицых воинов, которых называли татарами? Если да, то Карсидар ему заранее не завидовал. Всю их узкоглазую породу он возненавидел лютой ненавистью! Первого же встреченного мог раздавить, как клопа.
Хотя нет, лучше не надо… По крайней мере, не сейчас. В данный момент Карсидар чувствовал громадное внутреннее опустошение. И даже смутное отвращение к самому себе. Он и не подозревал, что инстинктивное предубеждение против колдунов, столь явно выражаемое Пеменхатом, также угнездилось и в неведомых глубинах его собственной души. Теперь эту несчастную, многострадальную душу сжимали, терзали, рвали на части раскалённые клещи внутренней раздвоенности: «я колдун» – «я терпеть не могу колдунов». Это было хуже всяких пыток, приложенных к телу. Хуже отхваченного уха. Гораздо хуже обожжённого подбородка и подпаленной щетины на нём. А проблему душевного разлада следовало поскорее решить, ибо нельзя же так жить дальше…
– Эй, слышь… Как там тебя? – окликнул Карсидара предводитель. – Как тебя звать-то?
– Карсидар, – не слишком дружелюбно буркнул он, поглощённый невесёлыми раздумьями.
– Как-как? Хорсадар? – неуверенно переспросил бородач.
Карсидар всё равно не смог бы толково объясниться, не зная их языка, поэтому ему оставалось лишь утвердительно кивнуть.
– Странное имя. Поганское. Хорсадар, Дар Хорса. – Предводитель мотнул головой. – Никогда такого не слыхивал. Выходит, тебя нам Хорс послал, что ли?
Карсидар не знал, кто такой Хорс, но на всякий случай и с этим согласился.
– Ладно, Хорсадар, так Хорсадар, мало ли… Меня вот Михайлом кличут. Так ты вот что…
Предводитель замялся. Похоже, соображения насчёт истолкования имени Карсидара начисто выбили из головы то, что он хотел ему сказать. Поэтому Михайло надолго задумался, затем обронил вскользь:
– Смотри, будь поосторожнее. Мы подъезжаем к татарскому стану, как бы они и второе ухо тебе не оттяпали, – и, велев остальным ехать потише, вновь умолк.
Действительно, судя по отвратительному, хоть и лёгкому запаху гари, разгромленный лагерь должен был лежать где-то совсем рядом.
На труп первого татарина они наткнулись совсем неожиданно. Клок тумана лениво отполз в сторону, открыв небольшую ложбинку, в которой лежало ничком обгоревшее тело. Покрывавшая землю сухая трава в этом месте тоже выгорела. Михайло бесшумно слез с лошади, соблюдая всяческие меры предосторожности, подкрался к трупу и ногой перевернул его с живота на спину. Тело татарина уже успело окоченеть, а черты плоского лица были искажены непередаваемым предсмертным ужасом.
– Твоя, что ли, работа? – обратился предводитель к Карсидару, медленно переведя на него подозрительный взгляд прищуренных серо-голубых глаз.
Карсидар не ответил. В данный момент он изо всех сил боролся с подкатившим к горлу приступом тошноты, а также с вновь оживающей ненавистью.
– И как же ты на такое сподобился? – продолжал допытываться Михайло.
Карсидар и на этот раз не ответил.
– Ладно, будь по-твоему, молчи, – решил Михайло и, вновь взобравшись на коня, махнул рукой.
Воины пустили лошадей шагом.
Чем дальше, тем больше обгоревших трупов попадалось на их пути. Михайло всё сильнее хмурился и мрачнел. Увиденное ему явно не нравилось, и он заподозрил неладное.
– Слышь, Хорсадар, а ведь врёшь ты, – наконец сказал он раздражённо. – Неужто ты за каждым татарином гонялся, да каждого на угольях поджаривал? И отчего это они горели у тебя, как головешки?
А Карсидар больше не мог крепиться. Он готов был на всё. Даже не зная языка, хотел каким угодно способом объяснить им, как было дело. Лишь бы удовлетворить любопытство предводителя. И лишь бы он увёл отряд из этого ужасного места…
Но как только Карсидар раскрыл рот, Михайло вздрогнул и приказал:
– А ну цыц!
И немедленно Карсидар понял, что вон за той кучей камней кто-то прячется. Да не просто «кто-то», а…
Карсидар вытянул руку по направлению к куче и резко бросил:
– Татар!
Воины среагировали молниеносно. Но едва они устремились к указанному месту, как из-за кучи выскочил маленький бритоголовый человечек в полосатом кафтане и, точно трусливый заяц, стремительно пустился наутёк. Увидев его, Карсидар не выдержал, хлестнул Ристо. Конь птицей рванулся вперёд, и Карсидар в считанные секунды опередил бородачей.
Узкоглазый обернулся. Его измазанное грязью и сажей лицо перекосилось, как только он понял, что среди преследователей находится Карсидар. Это обстоятельство стало для татарина роковым. Он споткнулся, упал на спину и, катаясь по земле, заголосил:
– Колдун, колдун! Большой колдун! А-а-а-а-а!!!
Карсидар натянул поводья и осадил храпящего Ристо. Бородачи слышали слова плосколицего – но вот понятна ли им его речь?..
Ипатий первым настиг татарина, на скаку нагнулся с седла, схватил его за грудки и втащил на лошадь. Подъехав к Михайлу, он поставил пленника на ноги, хорошенько встряхнул и, страшно вращая глазами, приказал:
– Говори, собака!
Плосколицый же не сводил сумасшедших перекосившихся глаз с Карсидара и продолжал истошно вопить:
– Колдун! Колдун! Урус колдун!
– Урус, говоришь? При чём здесь мы? Почто русичей трогаешь? – переспросил Ипатий, понявший из выкриков татарина единственно последнее слово.
Но ошибка Ипатия была очевидна, и, проследив направление взгляда пленника, все уставились на Карсидара. Тот слегка покраснел от напряжения и, потупив взор, рассматривал луку седла. Возникшая в душе ненависть разрасталась, и он ничего не мог поделать с собой.
– Кто-нибудь из вас разумеет его собачью речь? – угрюмо спросил Михайло. Но, немного помедлив, добавил:
– А впрочем, и без того кое-что ясно.
Он слегка тронул поводья, подъехал поближе к Карсидару и тихо сказал:
– Он до смерти боится тебя, Хорсадар. Ответь, что ты сделал ночью с этими… со всей проклятой татарвой?
Но как объяснить то, о чём Карсидар и сам не имел ни малейшего понятия? Каким образом он сумел выдавить Менке глаза и свести с неба ветер? Почему голубоватый огонь поджигал не только шатры, но и людей?.. Вдобавок здесь вопит и беснуется этот плосколицый, а ненависть… ненависть…
Карсидар зажмурился, изо всех сил зажал ладонями уши, лишь бы не видеть и не слышать этих диких воплей. Только бы он перестал орать… Ну, хоть как-нибудь можно заткнуть ему рот?!
Когда же Карсидар наконец открыл глаза, татарин безжизненным мешком падал к ногам лошади Ипатия, который от изумления расцепил пальцы.
– Посмотри, – велел ему Михайло.
Ипатий спешился, присел над плосколицым, потрогал его, затем вырвал из выбившейся из-под шлёма пряди один волосок и поднёс его к приоткрытому рту татарина. Медленно встал, выпрямился и дрожащим голосом сообщил:
– Михайло, а ведь он мёртвый! Подох, собака…
– Та-ак! – Предводитель с ещё большим подозрением уставился на Карсидара. – Это ты его сейчас?.. Ну-у…
Он тщетно пытался подыскать нужное слово. Карсидар чувствовал, что Михайло хотел спросить: «Не ты ли убил татарина?» Вот только как убил, когда и пальцем к нему не прикасался, а лишь подумал…
Эге-ге, да это почище искусства хайен-эрец, которым владел Читрадрива! Тут даже смотреть на противника незачем. «Вот каким могучим колдуном ты оказался, брат Карсидар… Даже не взглядом убиваешь – мыслью! Это не шутка», – сказал сам себе Карсидар и, чтобы хоть как-то оборвать некстати возникшую неловкую паузу, слегка пнул Ристо в бок носком левой ноги.
Конь звякнул сбруей и слабо заржал. Замерший в выжидательной позе Михайло встрепенулся.
– Так, так, так. Ну и подарочек послал нам Хорс, нечего сказать! – проворчал он и, направив коня мимо Карсидара, произнёс демонстративно громко:
– Что ж, едем дальше. Наверное, можно никого не опасаться. Хорсадар всю татарву спалил. А которых не спалил, тех сейчас убьёт.
Наконец они доехали до центра сгоревшего лагеря. Тут Карсидар указал на остатки огромного шатра и коротко пояснил:
– Менке.
– Что-что?! Как ты сказал?
Михайло выглядел изумлённым, и удивление его с каждой секундой возрастало.
– Менке, – повторил Карсидар.
Предводитель шепнул побелевшими губами:
– Ипатий…
Тот спешился, пошёл к пепелищу, разбросал ногами обуглившиеся палки, золу и всё ещё тлеющие головешки.
Под слоем этого мусора открылось обуглившееся тело, обезображенное огнём до неузнаваемости. Впрочем, было видно, что покойник при жизни был довольно толстым…
Карсидар отвернулся. Вспомнился кривой меч, нацеленный на его ухо. Почти на голову… Вот если бы Менке зарубил его, а уже потом завладел серьгой? Или тут не обошлось без вмешательства амулета, который в критический момент заставил татарина оттяпать у Карсидара полуха с серьгой? То, что он остался в живых, – случайность или закономерность?..
– А это ещё что? – послышался удивлённый голос Ипатия.
Взглянув на него, Карсидар увидел, что бородач держит в руке кривой татарский меч, с конца которого свисала застывшая капля металла. Ипатий нагнулся, пошарил в золе и поднял ещё несколько таких капель.
– Какой же это жар был, что железо текло!.. – изумлённо протянул чернявый воин.
– В общем так, – сказал наконец Михайло. – Делать нам здесь больше нечего, возвращаемся, ребятушки. – И спросил зачем-то Карсидара:
– А ты, Хорсадар, с нами поедешь или как?
Карсидар кивнул. Ему было всё равно. Сейчас бы приехать хоть куда – в дом ли к кому, в трактир или просто в лесок под сень деревьев, – упасть хоть на постель, хоть на землю, да выспаться хорошенько… Ведь столько необычного обрушилось на него в течение нескольких последних часов!
– Вот и ладно, вот и ладно, – обрадовался предводитель, а сам сделал едва заметный знак своим людям, думая, что Карсидар не заметил этого. – Поедем, приютим тебя. Рану как следует перевяжем. Да и с палёной кожей надобно что-то делать. Заодно отдохнёшь. Чай, нелегко было справиться с татарвой?
Последняя фраза, должно быть, являлась шуткой, но в ней было больше настороженности, чем веселья. Михайло и сам почувствовал это, а потому сказал торопливо:
– Ну, тогда вперёд, – и повернул обратно.
За ним последовали остальные.
Однако в пути их ждала ещё одна неожиданная встреча, но на этот раз приятная. Едва они выехали за пределы сгоревшего лагеря, как из поредевшего к тому времени тумана вынырнула одинокая фигура пешего человека, который пошатываясь брёл к ним. В руках у бородачей тут же оказались дротики, младшие воины вскинули луки и потянулись за стрелами. Зато Карсидар аж подпрыгнул в седле и заорал не своим голосом:
– Читрадрива!
Действительно, то был гандзак собственной персоной. Целый и невредимый. Завидев Карсидара, он встрепенулся, на миг замер, а затем бросился ему навстречу. В мгновение ока Карсидар соскочил на землю и устремился к тому, кого считал погибшим.
– Так ты его знаешь? – подозрительно спросил предводитель. – Это твой друг? А отчего же ты сказал, что один был у татар? Зачем врал?
Но Карсидар и Читрадрива не слушали недоверчивого Михайла и только крепко тискали друг друга, звонко хлопали по плечам, несильно ударяли в грудь и повторяли:
– Живой… А я думал, тебя разорвало на куски в пещере.
– Жив, жив, как видишь. Я тоже собственными глазами видел, как тебя скрутило.
Михайло с ворчанием спрятал дротик и сварливо произнёс:
– Ну, смотри мне, Хорсадар! Не то угостил бы твоего друга сулицею.
Столь неожиданно встретившиеся приятели не обращали на Михайла ни малейшего внимания и продолжали обмениваться впечатлениями:
– Я-то цел, а вот ты?..
– Да и я ничего…
Первым опомнился от радостного изумления Читрадрива:
– Постой-ка, ты говоришь, цел? А что у тебя с головой?
Карсидар сразу помрачнел, отвернулся. Как назло, его взгляд упал на лежащий неподалёку обгоревший труп татарина.
– Твоя работа? – прошептал Читрадрива.
Карсидар почувствовал, что гандзак весь напрягся… Точно – он проверял его способности. Карсидар боязливо глянул на вновь обретённого товарища и увидел, как постепенно меняется выражение лица Читрадривы. А вслед за этим мысленно уловил восхищённое: «Вот это да-а-а!..»
– Что… я сильно изменился? – осторожно спросил он гандзака.
Ответить тот не успел, поскольку в их разговор вмешался Михайло:
– Эй, Хорсадар! Долго мы ещё будем стоять промеж дохлых татарских псов? Лошадей на всех не хватит, так что сажай своего приятеля к себе в седло, да поедем себе с Богом.
– Ладно, поехали, – сказал Карсидар, особо не заботясь о том, поймёт его Михайло или нет.
От изумления у Читрадривы чуть не отвалилась челюсть.
– Что ж это происходит? – недоумённо спросил он. – Ты уже выучил их язык? Так быстро?
Карсидар направился к Ристо и коротко сказал:
– Садись ко мне в седло. По дороге поговорим.
Читрадрива покачал головой и пробормотал на анхито: «Ну и ну! Не ожидал». Как ни странно, Карсидар понял это, но своими наблюдениями делиться не спешил, чтобы не задерживать отряд и не раздражать Михайла. Когда же Читрадрива уселся на спину Ристо впереди него, и всадники пустили лошадей шагом, Карсидар начал исполненный странностей рассказ. Поначалу он сбивался, пытаясь выразиться как можно точнее, постоянно возвращался к описанию одних и тех же событий, но постепенно увлёкся повествованием и стал говорить так непринуждённо, словно вернулся в трактир на дороге в Нарбик, чтобы рассказать Солу о своём очередном приключении. Он говорил громко и так бойко размахивал руками, изображая молниеносно распространявшийся по татарскому стану огонь, что едва не слетел с седла. Воины угрюмо косились на расходившегося посланца Хорса.
– И после того, как Ипатий нашёл оплавившийся меч Менке, мы повернули обратно и встретили тебя.
Карсидар умолк и только тут обнаружил, что Читрадрива продолжает потихоньку изучать его сущность.
– И что ты на это скажешь? – спросил он после длительной паузы, когда гандзак, наконец, удовлетворил своё любопытство.
– Что я не ошибся в своих предположениях. Теперь ты гораздо более могучий колдун, чем я, жалкий анах.
Карсидар вздрогнул.
– Кан, шлинасехэ, анахум йеш шнэйм кэшфем, – невозмутимо подытожил Читрадрива, и Карсидар вновь отлично понял анхито: «Да, мой принц, мы оба – колдуны».
– Так вот, шлинасехэ, теперь ты можешь то, чего не может никто из известных мне людей: свободно читать мысли.
– Но ведь и ты…
– Вовсе нет, тут ты ошибаешься. В большинстве случаев мне доступны лишь самые общие переживания других людей, остальное же я угадываю, порой весьма удачно – но это уже опыт, дело наживное.
– А как же наше мысленное общение?
– У нас с тобой особая связь. А с этими людьми у тебя ничего подобного нет. Их язык тебе незнаком, ты сам признаёшь это. Тем не менее, ты отлично понимаешь их речь – то есть, мысли, выраженные в словесной форме. Просто удивительно, как ты не сообразил внушать им собственные мысли! Тогда бы между вами вообще не осталось никакого недопонимания.
– Внушать?! Им?!
– Ну да, – как ни в чём не бывало, подтвердил Читрадрива. – Внушать. Думаешь, что такое хайен-эрец? То же внушение, только в несколько иной форме. А ты и это можешь – ведь заставил же Менке выдавить себе глаза и броситься в костёр. И у того дикаря жизнь забрал. Как? Да просто заставил его испустить дух! Вот так-то. К тому же ты только что бросил на ходу: «Ладно, поехали». Думаешь, Михайло не понял тебя? Отлично понял! Только не придал этому значения.
– Чёрт возьми!.. – пробормотал Карсидар.
– Но у тебя нет никакого опыта в подобных делах. Ты уже повёл себя странно, показав, что прекрасно понимаешь этих урусов или русичей, как они себя называют, в то же время продемонстрировав неумение говорить на их языке. Впрочем, новичку простительны даже более серьёзные промахи, нежели этот. Всякому начинающему колдуну, а тебе особенно, нужен толковый учитель.
«И твоим учителем буду я, – мысленно продолжал Читрадрива. – Постепенно я научу тебя контролировать свои способности, умело обращаться с ними. Но кое-чему ты должен научиться прямо сейчас, без промедления».
– И чему же? – полюбопытствовал Карсидар.
– Надо уметь удерживаться от соблазна проникать в мысли людей слишком глубоко. – Читрадрива обернулся к Карсидару и выразительно посмотрел на него. Отряд как раз проезжал мимо очередного обгоревшего трупа. – Как ты думаешь, чем вон тот дикарь провинился перед тобой? Именно тот. Конкретно.
Карсидар глубоко задумался. Но чем дальше, тем непонятнее становился для него мотив ненависти. Спустя пару минут он вынужден был признать, что ненавидит татар инстинктивно.
– Как же так, шлинасехэ? Ведь ты встретил и этих плосколицых, и их врагов всего несколько часов назад. Отчего же ты люто ненавидишь татар, а к русичам испытываешь дружеские чувства? Только ли потому, что первые обращались с тобой хуже, чем вторые, или на то есть иные, более веские причины?
Чёрт побери, что же делать? Каким-то непостижимым чудом он стал понимать чужой язык, и это, конечно, хорошо. Однако беда в том, что он не имеет ни малейшего понятия, как говорить на этом языке. Разумеется, мелькнуло в голове Карсидара, слушая разговоры, он быстро запомнит нужные слова и целые фразы, научится правильно их произносить и тогда сможет сносно объясняться… Но бородачи ждут немедленного ответа, напряжённо вглядываясь в его глаза. А отвечать-то нечего!..
Карсидару помог всё тот же человек. Он наморщил лоб, прищурился и, сопровождая слова порывистыми движениями рук, раздельно, почти по слогам повторил:
– Ска-жи-что-ты-го-во-ришь?
Вероятно, он хотел в более доступной форме растолковать ему, чего хочет. И тут Карсидара осенило: жесты! Так просто. И главное, понятно без слов.
Карсидар медленно, стараясь не делать резких движений, поднялся с земли и принял сидячее положение. Затем с осторожным любопытством осмотрелся. Оказалось, что кругом ровная гладкая степь, поросшая кое-где чахлыми лозами. Горизонт скрывали клочья довольно густого предутреннего тумана, но каких-либо признаков изменения ландшафта за видимыми пределами не было. Правда, туман… Возможно, поблизости есть озеро или река. Вот, значит, каков он, загадочный Ральярг, колдовская страна! Обыкновеннейшая земля. Хотя, с другой стороны, чего же ещё можно было ожидать?
Кроме трёх бородачей, сидевших перед ним на корточках, немного в стороне стоял четвёртый воин, без бороды, но с длинными усами, который присматривал за лошадьми. Пятый же, безусый и безбородый, держал под уздцы Ристо. Вот кому Карсидар искренне обрадовался!
– Ристо, Ристо, – позвал он слабым голосом.
Конь переступил с ноги на ногу и радостно фыркнул.
– Ристо? – переспросил безусый. – Хорош у тебя конёк, нечего сказать. Только вот кличка у него странная, не нашенская.
– Да и сам ты на наших не очень похож, – вмешался усач, который стерёг остальных коней. – И говоришь непонятно.
Карсидар тем временем осторожно ощупал себя. К подбородку не прикасался, лишь провёл около него рукой, сузил глаза и многозначно покачал головой: больно!
– Ты ехал оттуда? – сидевший прямо перед ним показал куда-то за спину Карсидара. Понял! Молодец, догадливый.
Карсидар молча кивнул.
– От татар удрал? – спросил тот, кто был справа.
Карсидар решил, что так, скорее всего, называют узкоглазых воинов, и на всякий случай снова утвердительно кивнул.
– Так ты один ехал? – продолжал допытываться первый. – Ты, случаем, не знаешь, кто у них пожар устроил?
Значит, татары – в самом деле название плосколицых. Хорошо. Но как быть с ответом? Поверят ли?.. Впрочем, что же ещё отвечать! И Карсидар несильно ударил себя кулаком в грудь. Бородачи обменялись удивлёнными взглядами.
– Это ты их поджёг? – недоверчиво произнёс тот, что был слева. – Ты сам?
Карсидар кивнул.
– Почему ты не говоришь? – подозрительно спросил первый. – Язык-то у тебя есть.
– Все равно ты не поймёшь меня, – сказал ему Карсидар.
– Что-что? – тут же переспросил бородач.
Карсидар осторожно, чтобы не задеть обожжённую кожу, тронул себя за губы и отрицательно повертел головой.
– Гм… Странно. Но нас-то ты понимаешь, ведь так?
Карсидар пожал плечами и развёл руками: дескать, хоть это и странно, но дела обстоят именно так.
Глядя на подбородок Карсидара, второй бородач показал в то же время на его правый висок:
– Это тебе татары сделали?
Карсидар понял, что он имеет в виду обрубленное ухо и ожог, и кивнул.
– Так ты один у них был?
Карсидар сжал кулак и оттопырил указательный палец: да, один.
– Ладно, – первый бородач встал, крякнул, потёр шею и сказал. – В общем, перевяжите его, ребятушки, да поедем поглядеть, что от татарвы проклятой осталось.
Судя по его поведению, первый бородач был среди них главным. И пока он шептался со сторожившими лошадей воинами, два других занялись Карсидаром. Наполовину отрезанное ухо осторожно омыли водой из сосуда. Один из бородачей сорвал пару широченных листьев какой-то травы. Другой, подкрепляя слова энергичными жестами, объяснил Карсидару, чтобы тот снял рубаху, потому что её надо порвать на тряпки. Однако Карсидар, ещё не вполне доверявший этим людям, решил не показывать им рукавный арбалет, поэтому снять куртку наотрез отказался. Тогда бородач пожал плечами и, не долго думая, оторвал узорчатый подол от своей длинной рубахи, выглядывавшей из-под кольчуги. Этого на повязку хватило.
– Надеюсь, не забудешь рубаху мою, а? То-то же, – приговаривал бородач, приложив к голове Карсидара широкие листья и приматывая их покрепче разодранным на полосы подолом.
Ожог перевязывать не стали.
– Придётся потерпеть, пока в город не приедем, – объяснил затем бородач. – Сам рубаху рвать не хочешь, так небось желаешь, чтобы я свою до конца изодрал? Хитрый какой! Мне её Звенислава, ладушка моя, сколько ночей кряду вышивала, не выйдет.
– Полно тебе болтать, Ипатий, – оборвал его первый бородач. – Всё готово?
– Известно, – Ипатий привстал, критически осмотрел дело рук своих и констатировал:
– Держаться будет.
– Тогда тронулись.
Ипатий с товарищем взяли Карсидара под мышки, осторожно подняли с земли, поставили на ноги, подвели к Ристо и помогли забраться в седло. Затем и остальные вскочили на лошадей и, пустив их мелкой рысцой, направились к месту, где ночью располагался лагерь плосколицых воинов-татар.
Хотя Карсидару оставили меч, по-видимому, предводитель не очень доверял встреченному просто посреди степи незнакомцу, иначе не наказывал бы младшим стеречь его. Те двое, что во время остановки присматривали за лошадьми, теперь следили за Карсидаром, держась чуть позади него, и он постоянно ощущал на затылке их настороженные взгляды. Впрочем, опасаться за свою жизнь пока не приходилось. Эти люди могли перерезать ему горло, пока он был в обмороке после падения с коня… или, по крайней мере, могли попытаться сделать это.
Так что, не чувствуя угрозы со стороны спутников, Карсидар принялся украдкой рассматривать их. Все воины были как на подбор рослые, статные, только безусый и безбородый (видимо, самый младший) был на полголовы ниже остальных. Кроме того, волосы у него были гораздо темнее, чем у прочих.
Что же до одежды, то все пятеро носили островерхие металлические шлемы с особой пластинкой, закрывавшей переносицу, кольчуги, довольно длинные рубахи, плащи до колен, штаны и высокие сапоги. Из вооружения у предводителя и двоих бородачей были широкие длинные мечи и лёгкие метательные дротики; усатый имел копьё и палицу, а темноволосый – топор на схваченной стальными обручами длинной рукоятке. У младших также имелись огромные луки, колчаны со стрелами, и у всех – небольшие щиты разной формы.
Ехали они молча, поэтому Карсидар имел возможность разобраться в своих мыслях и чувствах, за что был в душе благодарен своим спутникам. А призадуматься было от чего…
Ночью Карсидар на собственном опыте убедился в справедливости предубеждения старины Пема против колдунов. Хуже всего, однако, было то, что самым ярым, самым могучим колдуном оказался именно он, Карсидар, и никто другой. В нормальном мире твердили: Ральярг – проклятая страна, Ральярг – край бесовских чудес… А где они, чудеса эти? Вот едут рядом с ним пятеро. Посмотреть – обыкновеннейшие солдаты. Ну, вооружение немного непривычное; ну, говорят по-другому. Так ведь и страна другая! А насчёт колдовства… Ни капли не похоже.
Карсидар вспомнил, как действовал Читрадрива, пытаясь остановить кровь у раненого Пеменхата. Вот это было явное волшебство! А бородачи промыли рану водой, нарвали какого-то зелья, примотали обрывком рубахи – и вся тебе магия. Смех, да и только.
Зато он хорош! Недаром предупреждал его покойный Читрадрива: смотри, шлинасехэ, может оказаться, серьга не тебя от других оберегает, а других – от тебя. Так оно и вышло. Как в воду глядел гандзак. Менке пожелал обладать серьгой (камешек дураку понравился!), ухо беспомощному пленнику отрезал – и неожиданно для себя своими же собственными руками сломал барьер, защищавший его от колдуна-Карсидара. А уж он всыпал всем подряд! Теперь они его попомнят… если кто в живых остался, конечно.
Интересно, уцелел ли хоть кто-то из плосколицых воинов, которых называли татарами? Если да, то Карсидар ему заранее не завидовал. Всю их узкоглазую породу он возненавидел лютой ненавистью! Первого же встреченного мог раздавить, как клопа.
Хотя нет, лучше не надо… По крайней мере, не сейчас. В данный момент Карсидар чувствовал громадное внутреннее опустошение. И даже смутное отвращение к самому себе. Он и не подозревал, что инстинктивное предубеждение против колдунов, столь явно выражаемое Пеменхатом, также угнездилось и в неведомых глубинах его собственной души. Теперь эту несчастную, многострадальную душу сжимали, терзали, рвали на части раскалённые клещи внутренней раздвоенности: «я колдун» – «я терпеть не могу колдунов». Это было хуже всяких пыток, приложенных к телу. Хуже отхваченного уха. Гораздо хуже обожжённого подбородка и подпаленной щетины на нём. А проблему душевного разлада следовало поскорее решить, ибо нельзя же так жить дальше…
– Эй, слышь… Как там тебя? – окликнул Карсидара предводитель. – Как тебя звать-то?
– Карсидар, – не слишком дружелюбно буркнул он, поглощённый невесёлыми раздумьями.
– Как-как? Хорсадар? – неуверенно переспросил бородач.
Карсидар всё равно не смог бы толково объясниться, не зная их языка, поэтому ему оставалось лишь утвердительно кивнуть.
– Странное имя. Поганское. Хорсадар, Дар Хорса. – Предводитель мотнул головой. – Никогда такого не слыхивал. Выходит, тебя нам Хорс послал, что ли?
Карсидар не знал, кто такой Хорс, но на всякий случай и с этим согласился.
– Ладно, Хорсадар, так Хорсадар, мало ли… Меня вот Михайлом кличут. Так ты вот что…
Предводитель замялся. Похоже, соображения насчёт истолкования имени Карсидара начисто выбили из головы то, что он хотел ему сказать. Поэтому Михайло надолго задумался, затем обронил вскользь:
– Смотри, будь поосторожнее. Мы подъезжаем к татарскому стану, как бы они и второе ухо тебе не оттяпали, – и, велев остальным ехать потише, вновь умолк.
Действительно, судя по отвратительному, хоть и лёгкому запаху гари, разгромленный лагерь должен был лежать где-то совсем рядом.
На труп первого татарина они наткнулись совсем неожиданно. Клок тумана лениво отполз в сторону, открыв небольшую ложбинку, в которой лежало ничком обгоревшее тело. Покрывавшая землю сухая трава в этом месте тоже выгорела. Михайло бесшумно слез с лошади, соблюдая всяческие меры предосторожности, подкрался к трупу и ногой перевернул его с живота на спину. Тело татарина уже успело окоченеть, а черты плоского лица были искажены непередаваемым предсмертным ужасом.
– Твоя, что ли, работа? – обратился предводитель к Карсидару, медленно переведя на него подозрительный взгляд прищуренных серо-голубых глаз.
Карсидар не ответил. В данный момент он изо всех сил боролся с подкатившим к горлу приступом тошноты, а также с вновь оживающей ненавистью.
– И как же ты на такое сподобился? – продолжал допытываться Михайло.
Карсидар и на этот раз не ответил.
– Ладно, будь по-твоему, молчи, – решил Михайло и, вновь взобравшись на коня, махнул рукой.
Воины пустили лошадей шагом.
Чем дальше, тем больше обгоревших трупов попадалось на их пути. Михайло всё сильнее хмурился и мрачнел. Увиденное ему явно не нравилось, и он заподозрил неладное.
– Слышь, Хорсадар, а ведь врёшь ты, – наконец сказал он раздражённо. – Неужто ты за каждым татарином гонялся, да каждого на угольях поджаривал? И отчего это они горели у тебя, как головешки?
А Карсидар больше не мог крепиться. Он готов был на всё. Даже не зная языка, хотел каким угодно способом объяснить им, как было дело. Лишь бы удовлетворить любопытство предводителя. И лишь бы он увёл отряд из этого ужасного места…
Но как только Карсидар раскрыл рот, Михайло вздрогнул и приказал:
– А ну цыц!
И немедленно Карсидар понял, что вон за той кучей камней кто-то прячется. Да не просто «кто-то», а…
Карсидар вытянул руку по направлению к куче и резко бросил:
– Татар!
Воины среагировали молниеносно. Но едва они устремились к указанному месту, как из-за кучи выскочил маленький бритоголовый человечек в полосатом кафтане и, точно трусливый заяц, стремительно пустился наутёк. Увидев его, Карсидар не выдержал, хлестнул Ристо. Конь птицей рванулся вперёд, и Карсидар в считанные секунды опередил бородачей.
Узкоглазый обернулся. Его измазанное грязью и сажей лицо перекосилось, как только он понял, что среди преследователей находится Карсидар. Это обстоятельство стало для татарина роковым. Он споткнулся, упал на спину и, катаясь по земле, заголосил:
– Колдун, колдун! Большой колдун! А-а-а-а-а!!!
Карсидар натянул поводья и осадил храпящего Ристо. Бородачи слышали слова плосколицего – но вот понятна ли им его речь?..
Ипатий первым настиг татарина, на скаку нагнулся с седла, схватил его за грудки и втащил на лошадь. Подъехав к Михайлу, он поставил пленника на ноги, хорошенько встряхнул и, страшно вращая глазами, приказал:
– Говори, собака!
Плосколицый же не сводил сумасшедших перекосившихся глаз с Карсидара и продолжал истошно вопить:
– Колдун! Колдун! Урус колдун!
– Урус, говоришь? При чём здесь мы? Почто русичей трогаешь? – переспросил Ипатий, понявший из выкриков татарина единственно последнее слово.
Но ошибка Ипатия была очевидна, и, проследив направление взгляда пленника, все уставились на Карсидара. Тот слегка покраснел от напряжения и, потупив взор, рассматривал луку седла. Возникшая в душе ненависть разрасталась, и он ничего не мог поделать с собой.
– Кто-нибудь из вас разумеет его собачью речь? – угрюмо спросил Михайло. Но, немного помедлив, добавил:
– А впрочем, и без того кое-что ясно.
Он слегка тронул поводья, подъехал поближе к Карсидару и тихо сказал:
– Он до смерти боится тебя, Хорсадар. Ответь, что ты сделал ночью с этими… со всей проклятой татарвой?
Но как объяснить то, о чём Карсидар и сам не имел ни малейшего понятия? Каким образом он сумел выдавить Менке глаза и свести с неба ветер? Почему голубоватый огонь поджигал не только шатры, но и людей?.. Вдобавок здесь вопит и беснуется этот плосколицый, а ненависть… ненависть…
Карсидар зажмурился, изо всех сил зажал ладонями уши, лишь бы не видеть и не слышать этих диких воплей. Только бы он перестал орать… Ну, хоть как-нибудь можно заткнуть ему рот?!
Когда же Карсидар наконец открыл глаза, татарин безжизненным мешком падал к ногам лошади Ипатия, который от изумления расцепил пальцы.
– Посмотри, – велел ему Михайло.
Ипатий спешился, присел над плосколицым, потрогал его, затем вырвал из выбившейся из-под шлёма пряди один волосок и поднёс его к приоткрытому рту татарина. Медленно встал, выпрямился и дрожащим голосом сообщил:
– Михайло, а ведь он мёртвый! Подох, собака…
– Та-ак! – Предводитель с ещё большим подозрением уставился на Карсидара. – Это ты его сейчас?.. Ну-у…
Он тщетно пытался подыскать нужное слово. Карсидар чувствовал, что Михайло хотел спросить: «Не ты ли убил татарина?» Вот только как убил, когда и пальцем к нему не прикасался, а лишь подумал…
Эге-ге, да это почище искусства хайен-эрец, которым владел Читрадрива! Тут даже смотреть на противника незачем. «Вот каким могучим колдуном ты оказался, брат Карсидар… Даже не взглядом убиваешь – мыслью! Это не шутка», – сказал сам себе Карсидар и, чтобы хоть как-то оборвать некстати возникшую неловкую паузу, слегка пнул Ристо в бок носком левой ноги.
Конь звякнул сбруей и слабо заржал. Замерший в выжидательной позе Михайло встрепенулся.
– Так, так, так. Ну и подарочек послал нам Хорс, нечего сказать! – проворчал он и, направив коня мимо Карсидара, произнёс демонстративно громко:
– Что ж, едем дальше. Наверное, можно никого не опасаться. Хорсадар всю татарву спалил. А которых не спалил, тех сейчас убьёт.
Наконец они доехали до центра сгоревшего лагеря. Тут Карсидар указал на остатки огромного шатра и коротко пояснил:
– Менке.
– Что-что?! Как ты сказал?
Михайло выглядел изумлённым, и удивление его с каждой секундой возрастало.
– Менке, – повторил Карсидар.
Предводитель шепнул побелевшими губами:
– Ипатий…
Тот спешился, пошёл к пепелищу, разбросал ногами обуглившиеся палки, золу и всё ещё тлеющие головешки.
Под слоем этого мусора открылось обуглившееся тело, обезображенное огнём до неузнаваемости. Впрочем, было видно, что покойник при жизни был довольно толстым…
Карсидар отвернулся. Вспомнился кривой меч, нацеленный на его ухо. Почти на голову… Вот если бы Менке зарубил его, а уже потом завладел серьгой? Или тут не обошлось без вмешательства амулета, который в критический момент заставил татарина оттяпать у Карсидара полуха с серьгой? То, что он остался в живых, – случайность или закономерность?..
– А это ещё что? – послышался удивлённый голос Ипатия.
Взглянув на него, Карсидар увидел, что бородач держит в руке кривой татарский меч, с конца которого свисала застывшая капля металла. Ипатий нагнулся, пошарил в золе и поднял ещё несколько таких капель.
– Какой же это жар был, что железо текло!.. – изумлённо протянул чернявый воин.
– В общем так, – сказал наконец Михайло. – Делать нам здесь больше нечего, возвращаемся, ребятушки. – И спросил зачем-то Карсидара:
– А ты, Хорсадар, с нами поедешь или как?
Карсидар кивнул. Ему было всё равно. Сейчас бы приехать хоть куда – в дом ли к кому, в трактир или просто в лесок под сень деревьев, – упасть хоть на постель, хоть на землю, да выспаться хорошенько… Ведь столько необычного обрушилось на него в течение нескольких последних часов!
– Вот и ладно, вот и ладно, – обрадовался предводитель, а сам сделал едва заметный знак своим людям, думая, что Карсидар не заметил этого. – Поедем, приютим тебя. Рану как следует перевяжем. Да и с палёной кожей надобно что-то делать. Заодно отдохнёшь. Чай, нелегко было справиться с татарвой?
Последняя фраза, должно быть, являлась шуткой, но в ней было больше настороженности, чем веселья. Михайло и сам почувствовал это, а потому сказал торопливо:
– Ну, тогда вперёд, – и повернул обратно.
За ним последовали остальные.
Однако в пути их ждала ещё одна неожиданная встреча, но на этот раз приятная. Едва они выехали за пределы сгоревшего лагеря, как из поредевшего к тому времени тумана вынырнула одинокая фигура пешего человека, который пошатываясь брёл к ним. В руках у бородачей тут же оказались дротики, младшие воины вскинули луки и потянулись за стрелами. Зато Карсидар аж подпрыгнул в седле и заорал не своим голосом:
– Читрадрива!
Действительно, то был гандзак собственной персоной. Целый и невредимый. Завидев Карсидара, он встрепенулся, на миг замер, а затем бросился ему навстречу. В мгновение ока Карсидар соскочил на землю и устремился к тому, кого считал погибшим.
– Так ты его знаешь? – подозрительно спросил предводитель. – Это твой друг? А отчего же ты сказал, что один был у татар? Зачем врал?
Но Карсидар и Читрадрива не слушали недоверчивого Михайла и только крепко тискали друг друга, звонко хлопали по плечам, несильно ударяли в грудь и повторяли:
– Живой… А я думал, тебя разорвало на куски в пещере.
– Жив, жив, как видишь. Я тоже собственными глазами видел, как тебя скрутило.
Михайло с ворчанием спрятал дротик и сварливо произнёс:
– Ну, смотри мне, Хорсадар! Не то угостил бы твоего друга сулицею.
Столь неожиданно встретившиеся приятели не обращали на Михайла ни малейшего внимания и продолжали обмениваться впечатлениями:
– Я-то цел, а вот ты?..
– Да и я ничего…
Первым опомнился от радостного изумления Читрадрива:
– Постой-ка, ты говоришь, цел? А что у тебя с головой?
Карсидар сразу помрачнел, отвернулся. Как назло, его взгляд упал на лежащий неподалёку обгоревший труп татарина.
– Твоя работа? – прошептал Читрадрива.
Карсидар почувствовал, что гандзак весь напрягся… Точно – он проверял его способности. Карсидар боязливо глянул на вновь обретённого товарища и увидел, как постепенно меняется выражение лица Читрадривы. А вслед за этим мысленно уловил восхищённое: «Вот это да-а-а!..»
– Что… я сильно изменился? – осторожно спросил он гандзака.
Ответить тот не успел, поскольку в их разговор вмешался Михайло:
– Эй, Хорсадар! Долго мы ещё будем стоять промеж дохлых татарских псов? Лошадей на всех не хватит, так что сажай своего приятеля к себе в седло, да поедем себе с Богом.
– Ладно, поехали, – сказал Карсидар, особо не заботясь о том, поймёт его Михайло или нет.
От изумления у Читрадривы чуть не отвалилась челюсть.
– Что ж это происходит? – недоумённо спросил он. – Ты уже выучил их язык? Так быстро?
Карсидар направился к Ристо и коротко сказал:
– Садись ко мне в седло. По дороге поговорим.
Читрадрива покачал головой и пробормотал на анхито: «Ну и ну! Не ожидал». Как ни странно, Карсидар понял это, но своими наблюдениями делиться не спешил, чтобы не задерживать отряд и не раздражать Михайла. Когда же Читрадрива уселся на спину Ристо впереди него, и всадники пустили лошадей шагом, Карсидар начал исполненный странностей рассказ. Поначалу он сбивался, пытаясь выразиться как можно точнее, постоянно возвращался к описанию одних и тех же событий, но постепенно увлёкся повествованием и стал говорить так непринуждённо, словно вернулся в трактир на дороге в Нарбик, чтобы рассказать Солу о своём очередном приключении. Он говорил громко и так бойко размахивал руками, изображая молниеносно распространявшийся по татарскому стану огонь, что едва не слетел с седла. Воины угрюмо косились на расходившегося посланца Хорса.
– И после того, как Ипатий нашёл оплавившийся меч Менке, мы повернули обратно и встретили тебя.
Карсидар умолк и только тут обнаружил, что Читрадрива продолжает потихоньку изучать его сущность.
– И что ты на это скажешь? – спросил он после длительной паузы, когда гандзак, наконец, удовлетворил своё любопытство.
– Что я не ошибся в своих предположениях. Теперь ты гораздо более могучий колдун, чем я, жалкий анах.
Карсидар вздрогнул.
– Кан, шлинасехэ, анахум йеш шнэйм кэшфем, – невозмутимо подытожил Читрадрива, и Карсидар вновь отлично понял анхито: «Да, мой принц, мы оба – колдуны».
– Так вот, шлинасехэ, теперь ты можешь то, чего не может никто из известных мне людей: свободно читать мысли.
– Но ведь и ты…
– Вовсе нет, тут ты ошибаешься. В большинстве случаев мне доступны лишь самые общие переживания других людей, остальное же я угадываю, порой весьма удачно – но это уже опыт, дело наживное.
– А как же наше мысленное общение?
– У нас с тобой особая связь. А с этими людьми у тебя ничего подобного нет. Их язык тебе незнаком, ты сам признаёшь это. Тем не менее, ты отлично понимаешь их речь – то есть, мысли, выраженные в словесной форме. Просто удивительно, как ты не сообразил внушать им собственные мысли! Тогда бы между вами вообще не осталось никакого недопонимания.
– Внушать?! Им?!
– Ну да, – как ни в чём не бывало, подтвердил Читрадрива. – Внушать. Думаешь, что такое хайен-эрец? То же внушение, только в несколько иной форме. А ты и это можешь – ведь заставил же Менке выдавить себе глаза и броситься в костёр. И у того дикаря жизнь забрал. Как? Да просто заставил его испустить дух! Вот так-то. К тому же ты только что бросил на ходу: «Ладно, поехали». Думаешь, Михайло не понял тебя? Отлично понял! Только не придал этому значения.
– Чёрт возьми!.. – пробормотал Карсидар.
– Но у тебя нет никакого опыта в подобных делах. Ты уже повёл себя странно, показав, что прекрасно понимаешь этих урусов или русичей, как они себя называют, в то же время продемонстрировав неумение говорить на их языке. Впрочем, новичку простительны даже более серьёзные промахи, нежели этот. Всякому начинающему колдуну, а тебе особенно, нужен толковый учитель.
«И твоим учителем буду я, – мысленно продолжал Читрадрива. – Постепенно я научу тебя контролировать свои способности, умело обращаться с ними. Но кое-чему ты должен научиться прямо сейчас, без промедления».
– И чему же? – полюбопытствовал Карсидар.
– Надо уметь удерживаться от соблазна проникать в мысли людей слишком глубоко. – Читрадрива обернулся к Карсидару и выразительно посмотрел на него. Отряд как раз проезжал мимо очередного обгоревшего трупа. – Как ты думаешь, чем вон тот дикарь провинился перед тобой? Именно тот. Конкретно.
Карсидар глубоко задумался. Но чем дальше, тем непонятнее становился для него мотив ненависти. Спустя пару минут он вынужден был признать, что ненавидит татар инстинктивно.
– Как же так, шлинасехэ? Ведь ты встретил и этих плосколицых, и их врагов всего несколько часов назад. Отчего же ты люто ненавидишь татар, а к русичам испытываешь дружеские чувства? Только ли потому, что первые обращались с тобой хуже, чем вторые, или на то есть иные, более веские причины?