Моя задача в "Сущности религии" заключалась не в чем другом, как в том, чтобы защитить, оправдать, обосновать естественную религию, по крайней мере лежащую в ее основе истину против теистических объяснений природы и выводов из них. Я выполнил эту задачу по всем направлениям не меньше чем в двадцати параграфах, с 6 по 26. Прежде, однако, чем приступить к их содержанию, я должен предварительно заметить, что - как это, впрочем, само собой разумеется - ход изложения в истории религии соответствует моему ходу изложения в психологии, в философии, в развитии человечества вообще. Как природа для меня есть первый предмет в религии, точно так же и в психологии, в философии вообще чувственное есть первое; но первое не только в смысле спекулятивной философии, в которой первое означает то, за пределы чего надо выйти, но и первое в смысле невыводимого из другого, через себя самого существующего и истинного. Точно так же, как я не могу вывести чувственное из духовного, я не могу вывести и природу из бога; ибо духовное - ничто вне и без чувственного, дух есть лишь сущность, смысл, дух наших чувств; бог же не что иное, как дух, мыслимый R общем, дух, взятый независимо от различия между моим и твоим. Поэтому точно так же, как я не могу вывести тело из моего духа, - ибо, чтобы пояснить сейчас же примером, я должен сначала есть или иметь возможность есть, прежде чем думать, но не сначала думать, чтобы потом есть: я могу есть, не думая, как этому служат доказательством животные, но не могу думать, не вкушая пищи,- точно так же как я не могу вывести чувство из моей способности к мышлению, из разума, ибо разум предполагает существование чувства, а не чувство - существование разума, отказываем же мы животным в разуме, но не в чувствах, - точно так же и еще того меньше могу я вывести природу из бога. Истинности и существенности или божественности природы, от которой отправляются философия религии и история религии, отвечает поэтому истинность и существенность чувств, от которой отправляются психология, антропология, философия вообще. И точно так же, как природа не есть преходящая истина в истории религии, точно так же не преходяща истинность чувств в философии. Напротив того, чувства - остающаяся основа даже в тех случаях, когда они исчезают в абстракциях разума, по крайней мере в глазах тех, которые, как только начинают мыслить, перестают думать о чувствах, забывают, что человек мыслит лишь при посредстве своей чувственно существующей головы, что разум имеет прочную чувственную почву под собой в голове, в мозгу, в том месте, которое является средоточием чувств.
   Естественная религия демонстрирует перед нами истинность чувств, а та философия, которая понимает себя как антропологию, демонстрирует перед нами истинность естественной религии. Первая вера человека есть вера в истинность чувств, а не вера, противоречащая чувствам, как теистическая и христианская вера. Вера в бога, то есть в нечувственное существо, - мало того, в существо, исключающее, отрицающее все чувственное, как недостойное, - есть нечто меньше всего непосредственно достоверное, в противоположность тому, что утверждал теизм. Первые непосредственно достоверные существа и именно поэтому и первые боги людей - это чувственные предметы. Цезарь о религии германцев говорит так: они почитают только те существа, которых они видят и от которых они получают очевидные благодеяния. Это столь оспариваемое место у Цезаря применимо ко всем естественным религиям. Человек первоначально верит только в существование того, что обнаруживает свое бытие чувственными, ощутимыми действиями и признаками. Первыми евангелиями, первыми и неподдельными, неискаженными через обман жрецов источниками религии человека являются его чувства. Или, правильнее, эти его чувства - сами его первые боги; ибо вера во внешних, чувственных богов зависит ведь исключительно от веры в истинность и божественность чувств; в тех богах, которые являются чувственными существами, человек обожествляет только собственные чувства. Тем, что я почитаю свет божественным существом, этим и в этом я выражаю лишь - разумеется, косвенно и бессознательно - признание божественности глаза. Свет или солнце, или луна есть бог, предмет для глаза, а не носа; культ носа - небесные благоухания. Глаз делает богов существами света, блеска, видимости, то есть он обожествляет лишь предметы, видимые глазом: созвездия, солнце, луна не имеют ведь для человека другого бытия, как через глаза; они не даны другим чувствам, то есть глаз обожествляет лишь свое собственное существо; боги других чувств для него идолы или, вернее, для него совсем не существуют. Орган же обоняния человека обожествляет благоухания. Уже Скалигер говорит в своих "Опытах" против Кардана: "запах есть нечто божественное - odor divina res est - и, что он таков, показали древние своими религиозными церемониями, веря, что курениями можно подготовить воздух и помещение к принятию божества". Язычники верили, верят отчасти и до сих пор, что боги живут и питаются теми благоуханиями, которые поднимаются от приносимых жертв, что, стало быть, благоухания являются составными частями богов, а следовательно, боги - существа, состоящие из одного лишь благоухания и пара. По крайней мере, если бы человек обладал одним только органом обоняния и никаким другим, он составил бы божественное существо из одного благоухания, оставив в стороне все прочие свойства, доставляемые другими чувствами. Так, каждое чувство обожествляет только само себя. Короче говоря, истина естественной религии опирается исключительно на истину чувств. Так с "Сущностью религии" сплетаются "Основные положения философии". Если я, впрочем, говорю в защиту естественной религии, - так как и поскольку она опирается на истину чувств, - то я этим отнюдь не говорю в защиту того, как она этими чувствами пользуется, как она смотрит на природу и ее почитает. Естественная религия опирается лишь на видимость, создаваемую чувствами, или, вернее, на то впечатление, которое эта чувственная видимость производит на душевное настроение и на фантазию людей. Отсюда проистекает вера древних народов в то, что их страна есть мир или во всяком случае центр мира, что солнце движется, а земля находится в покое, что земля - плоская, как тарелка, и омывается океаном.
   ОДИННАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ.
   Я уже объяснял, что значение параграфов, служащих текстом для этих моих лекций, заключается исключительно в том, чтобы научно оправдать, обосновать то, что здравый смысл древних и еще нынешних первобытных народов выразил, фактически, если и несознательно, почитая природу, как божественное существо, а именно, что она существо первое, первичное, непроизводное. Но прежде всего я должен посчитаться с двумя возражениями.
   Мне могут, во-первых, возразить: как ты, неверующий, хочешь оправдать естественную религию? Не становишься ли ты тем самым на раскритикованную тобой так резко точку зрения тех философов, которые оправдывают символ веры христианства, с тою лишь разницей, что ты хочешь оправдать догмат естественной религии, веру в природу? Я на это отвечаю: природа для меня совсем не потому первична, что естественная религия на нее так смотрит и ее так почитает, а скорее, наоборот, из того, что она есть первичное, непосредственное, я заключаю, что она и должна была представиться такою первичному, непосредственному, а следовательно, и родственному природе сознанию народов. Или иначе говоря: тот факт, что люди почитают природу как бога, отнюдь не служит мне в то же время и доказательством истинности лежащего в основании этого факта сознания; но я нахожу в этом факте подтверждение впечатления, производимого природой на меня, как на чувственное существо; я нахожу в нем подтверждение тех оснований, которые побуждают меня как существо интеллектуальное, обладающее философской культурой, придавать природе если не то же значение, которое ей приписывает естественная религия, - ибо я ничего не обожествляю, а следовательно, не обожествляю и природы, - то во всяком случае аналогичное, подобное, видоизмененное лишь при посредстве естественных наук и философии. Конечно, я симпатизирую религиозным почитателям природы; я - ее страстный поклонник и почитатель; я понимаю не из книг, не на основании ученых доказательств, а из моих непосредственных представлений и впечатлений от природы, что древние народы и даже еще и современные народы могут почитать ее как бога. Я еще и сейчас нахожу в своем чувстве, ощущаю в своем сердце, как оно охватывается природой, нахожу и сейчас в своем уме аргументы в пользу ее божественности или ее обожествления. Я отсюда заключаю, ибо ведь и солнце, огне и звездопоклонники - такие же люди, как и я, что и их побуждают к обожествлению природы сходные с моими мотивы (хотя и видоизмененные соответственно их точке зрения). Я не делаю заключений, подобно историкам, от прошлого к настоящему, а заключаю от настоящего к прошлому. Я считаю настоящее ключом к прошлому, а не наоборот, на том простом основании, что ведь я хотя и бессознательно и непроизвольно, но постоянно измеряю, оцениваю, познаю прошлое исключительно со своей нынешней точки зрения, поэтому каждое время имеет другую историю прошлого, хотя это прошлое само по себе мертво и неизменно. Я признаю поэтому естественную религию не в силу того, что она для меня внешний авторитет, а исключительно потому, что я и посейчас нахожу в самом себе ее мотивы, те основания, которые и в настоящее время сделали бы меня человеком, обожествляющим природу, если бы власть естественной религии не спасовала перед властью культуры, естественных наук, философии. Это кажется дерзким;
   но то, чего человек не познает из самого себя, того он совсем не познает. Кто изнутри себя и на себе не чувствует, почему люди могли обожествлять солнце, луну, растения и животных, тот не поймет и исторического факта обожествления природы, хотя бы он и прочел и написал груду книг об естественной религии.
   Второе возражение таково: ты говоришь о природе, не давая нам определения того, что такое природа, не говоря нам, что ты под природой понимаешь. Спиноза придает однозначный смысл словам "природа", или "бог". Употребляешь ли ты и это слово в том неопределенном смысле, в котором ты нам можешь легко доказать, что природа есть первичное существо, причем ты под природой ничего другого не понимаешь, как бога? Я на это отвечаю немногими словами: я понимаю под природой совокупность всех чувственных сил, вещей и существ, которые человек отличает от себя как нечеловеческое;
   я разумею вообще под природой, как я это уже высказал на одной из своих первых лекций, подобно Спинозе, не существо, живущее и действующее, будучи наделенным волей и разумом, как сверхъестественный бог, но только существо, действующее сообразно необходимости своей природы; однако оно для меня не бог, как для Спинозы, то есть не одновременно сверхъестественное, сверхчувственное, отвлеченное, тайное и простое существо, но существо многообразное, человеку доступное, действительное, всеми чувствами воспринимаемое. Или, беря слово практически, природа есть все то, что для человека- независимо от сверхъестественных внушений теистической веры-представляется непосредственно, чувственно, как основа и предмет его жизни. Природа есть свет, электричество, магнетизм, воздух, вода, огонь, земля, животное, растение, человек, поскольку он является существом, непроизвольно и бессознательно действующим. Под словом "природа" я не разумею ничего более, ничего мистического, ничего туманного, ничего теологического. Я апеллирую этим словом к чувствам. Юпитер есть все, что ты видишь, говорил один древний; природа, говорю я, есть все, что ты видишь и что не является делом человеческих рук и мыслей. Или, если вникнуть в анатомию природы, природа есть существо или совокупность существ и вещей, чьи проявления, обнаружения или действия, в которых проявляется и существует их бытие, имеют свое основание не в мыслях, или намерениях и решениях воли, но в астрономических или космических, механических, химических, физических, физиологических или органических силах или причинах.
   Содержанием параграфов 6 и 7, взятых мною в качестве темы этой лекции, является защита и оправдание язычников, защита против упреков, делаемых им христианами, и имеет оно отношение к ранее высказанному утверждению, что христианская религия отличается от языческой не своим принципом, не отличительным признаком божества, а только тем, что она имеет своим богом не определенный предмет природы, даже не природу вообще, а существо, от природы отличное. Христиане, по крайней мере разумные из их числа, порицали язычников не за то, что они восторгались красотой и прелестью природы, а за то, что они причину их приписывали самой природе, что они воздавали хвалу за их благодетельные свойства земле, воде, огню, солнцу, луне, тогда как ведь они получили эти свойства лишь от творца природы, и его, стало быть, одного надлежит почитать, бояться, восхвалять. Солнце, земля, вода, правда, являются причиной того, что существуют растения и животные, которыми живут в свою очередь люди, но это причины - подчиненные, причины, которые сами произведены, истинная же причина, это - первая причина. Против этих обвинений я защищаю язычников, причем вначале оставляю открытым вопрос, существует ли первая причина, как христиане ее себе представляют; я защищаю при помощи примера или, вернее, сравнения, взятого из круга христианских представлений. Адам - первый человек; он в ряду людей - то же, что первая причина в ряду естественных причин или предметов; мои родители, деды и так далее в такой же мере дети Адама, как причины в природе суть действия первой причины; только Адам не имеет отца, как и первая причина не имеет причины. Но тем не менее я почитаю и люблю как моего отца не Адама; Адам охватывает всех людей, из него вытравлена всякая индивидуальность;
   Адам в такой же степени отец негра, как и белого, славянина, как и германца, француза, как и немца; я же не человек вообще; мое бытие, мое существо индивидуально, я принадлежу к кавказской расе и в ней - опять-таки к определенной ветви, к немецкой. Причина моего существа, по необходимости, и сама индивидуальна, определенна, но это именно мои родители, дед и бабушка, короче - ближайшие ко мне поколения или люди. Если я дальше обращаюсь назад, то я теряю из глаз все следы моего существования; я не нахожу тех свойств, из которых я мог бы вывести свои собственные свойства. Человек семнадцатого века не мог бы ни в каком случае, если бы его и не отделяло время, быть отцом человека девятнадцатого века, ибо слишком велико качественное расстояние, различие в нравах, привычках, представлениях, направлении ума, которое отражается даже и физически. Поэтому, как человек со своим почитанием останавливается на своих ближайших предках, как на причинах своего существования, а не восходит до первого предка, потому что он не находит в этом предке содержащейся и представленной своей от него неотделимой индивидуальности, так же точно останавливается он и на чувственных естественных существах, как на причинах своего существования. Я есмь то, что я есмь только в данной природе, в природе, какова она сейчас, какова она на человеческой памяти. Только существам, которых я вижу, чувствую, -или если я их сам не вижу и не чувствую, то все же они сами по себе существа видимые, чувствуемые или как-нибудь иначе ощущаемые, - только им обязан я своим существованием, я, который представляю собой чувственное существо, который без чувств погружаюсь в небытие. Если эта природа и создана, если ей и предшествовала природа другого рода или характера, то обязан я все же своим существованием только природе данного рода и характера, в которой я живу, с характером которой уживается и характер моего существования. Если и допустить, что существует первая причина в теологическом смысле, то все же должны были сначала быть солнце, земля, вода, короче говоря, природа, и природа данного рода, прежде чем я явился на свет; ибо без солнца, без земли я сам ничто; мое существование предполагает существование природы.
   Зачем мне выходить за пределы природы? Я бы имел на то право, если бы сам был существом, стоящим над природой. Но я до такой степени мало являюсь сверхъестественным существом, что даже не являюсь существом сверх или надземным; ибо земля есть абсолютное мерило моего существа; я не только стою своими ногами на земле, я думаю и чувствую только с точки зрения земли, только соответственно тому положению, которое Земля занимает во вселенной; я, конечно, поднимаю свои взоры до самого отдаленного неба; но я вижу все вещи в свете и в масштабе земли. Короче говоря, то, что я земное существо, что я не житель Венеры, Меркурия, Урана, составляет, как говорят философы, мою субстанцию, мою основную сущность. Если, стало быть, Земля и возникла, то все же я обязан только ей, только ее происхождению моим происхождением;
   потому что только существование земли есть основа человеческого существования, только ее существо есть основа человеческого существования. Земля есть планета, человек - планетное существо, существо, жизненный путь которого возможен и действителен только в пределах жизненного пути планеты. Но земля отличается от других планет. Это ее отличие обосновывает ее своеобразное, самостоятельное существо, ее индивидуальность, и эта ее индивидуальность есть соль земли. Если мы и примем, и с полным правом примем, что одна и та же причина, сила или субстанция создала планеты, то все же эта сила, от действия которой образовалась Земля, была другой, чем та, от действия которой образовались Меркурий или Уран, то есть столь своеобразно определенная, что в результате ее действия получилась именно эта, а не какая-либо другая планета. Этой индивидуальной причине, которую нельзя отличить от существа Земли, обязан человек своим существованием. Революционный толчок, который вырвал Землю из ее мистического растворения в общей основной материи Солнца, планет и комет, - революция, которая, как выражается Кант в своей превосходной теории неба, имела свое основание в "различии родов элементов", этот отрыв или толчок и был тем, от чего и до сих пор ведут свое происхождение движение нашей крови и колебания наших нервов. Первая причина есть всеобщая причина, причина всех вещей без различия; но причина, которая производит без различия все, на самом деле не производит ничего, она только понятие, мысленное существо, имеющее только логическое и метафизическое, но отнюдь не физическое значение, существо, из которого я, данное индивидуальное существо, ни в каком случае не могу себя вывести. Первой причиной, - первой, я всегда прибавляю, "в смысле теологов",- хотят поставить предел движению причин до бесконечности. Это движение причин до бесконечности можно лучше всего пояснить на уже приведенном примере происхождения человека. Я имею причиной моего существования моего отца, мой отец - своего отца и так далее Но могу ли я идти до бесконечности? Всегда ли человека производил на свет человек? Решаю ли я этим вопрос о происхождении человека, не отодвигаю ли его только тем, что подвигаюсь от отца к отцу? Не должен ли я прийти к первому человеку или к первой человеческой паре? Но откуда явилась эта пара?
   Но так же точно обстоит дело и со всеми другими вещами и существами, составляющими данный чувственный мир. Одно предполагает другое; одно зависит от другого;
   все вещи и существа конечны, все произошли одно из другого. Но откуда, спрашивает теист, первое в этой цепи, в этом ряду? Мы должны поэтому сделать скачок вон из этого ряда к тому первому, которое, будучи само без начала, является началом всех возникших, будучи само без конца, или бесконечным, является основой всех конечных существ. Это - одно из обыкновеннейших доказательств существования бога, одно из доказательств, которое называют космологическим и по-различному выражают, например так: все, что есть, или мир, - переменчиво, временно, имеет свое происхождение, случайно;
   но случайное предполагает наличность необходимого, конечное бесконечного, временное - вечного; это бесконечное, это вечное есть бог. Или можно еще выразить так: все, что есть, все-чувственное, действительное, есть причина определенных действий, но причина, которая сама явилась результатом действий, которая сама, в свою очередь, имеет причину, и так далее; поэтому необходимой потребностью нашего разума является остановка, наконец, на причине, которая не имеет за собой больше причины, которая не вызвана ничьим действием, которая, как выражаются некоторые философы, есть причина самой себя или явилась из самой себя. Древние философы и теологи определяли поэтому конечное, не божественное, как то, что происходит из другого, а бесконечное, бога - как то, что происходит от или из самого себя.
   Но против этого вывода можно заметить следующее. Если продвижение причин до бесконечности в вопросе о происхождении людей, даже Земли, и противоречит разуму и мы не можем любое состояние Земли вывести из предыдущего ее состояния, но должны подойти, наконец, к той точке, когда человек вышел из природы, а Земля - из планетной массы или из той основной массы, которую можно как угодно называть, - то, во всяком случае, это продвижение нисколько не противоречит разуму, сформировавшемуся на представлении о мире, не противоречит тогда, когда это продвижение относится или применяется к природе, или миру вообще. Только ограниченность человека и его склонность к упрощению ради удобства подставляют ему вместо времени вечность, вместо непрекращающегося никогда движения от причины к причине безначальность, вместо не знающей устали природы - неподвижное божество, вместо вечного движения - вечный покой. Правда, мне, имеющему дело с настоящим, неразумно, бесцельно, скучно и даже невозможно мыслить или только представлять себе безначальность и бесконечность мира; но эта необходимость, существующая для меня, - оборвать этот бесконечный пробег не есть еще доказательство того, что этот пробег действительно обрывается, что существуют действительное начало и действительный конец. Даже в сфере отражающихся на человеческом сознании исторических явлений, даже явлений, вызванных самим человеком, можем мы наблюдать, как человек - частью, правда, по незнанию, но частью из простого стремления к сокращению и упрощению ради удобства - обрывает исторические исследования: вместо многих имен, многих причин, которые слишком долго и слишком обременительно было бы прослеживать и которые часто ускользают от взора людей, - ставит одну причину, одно имя. Как человек во главе какого-либо изобретения, основания государства, постройки города, возникновения народа ставит имя одной какой-либо личности, хотя масса неизвестных имен и личностей принимала в нем участие, точно так же ставит он и во главе мира имя бога, равно как по той же причине и все изобретатели, основатели городов и государств считались определенно за богов. Поэтому большинство древних имен исторических и мифических людей, героев и богов являются именами коллективными, ставшими, однако, именами собственными. Даже самое слово "бог" первоначально, как, разумеется, и все имена, не есть имя собственное, но всеобщее или родовое имя (9). Даже в Библии греческое слово theos и еврейское слово elohim употребляются для обозначения других предметов, кроме бога. Так, князья и начальствующие лица называются богами, диавол - богом этого мира, даже живот - богом людей или, по крайней мере, некоторых людей; от этого места в Библии даже Лютер приходит в ужас. "Кто когда-либо, - говорит он, - слыхал такую речь, что живот есть бог? Если бы раньше не говорил так Павел, я бы не смел так говорить, ибо я не знаю более постыдных слов. Не горестно ли, что постыдный, вонючий, грязный живот может называться богом?"
   И даже при философском определении, гласящем, что бог есть наиреальнейшее, то есть наисовершеннейшее существо, совокупность всех совершенств, бог есть, собственно говоря, коллективное имя; ибо достаточно мне из различных свойств, сконцентрированных в боге, выделить лишь их различия, чтобы они произвели на меня впечатление разных вещей или существ, и чтобы я нашел, что слово бог такое же неопределенное, коллективное или собирательное слово, как, например, слово овощи, зерно, народ.
   Ведь каждое свойство бога есть само бог, как утверждает теология или теологическая философия, каждое свойство бога может быть поэтому поставлено вместо бога. Даже в повседневной жизни вместо бога говорят божественное провидение, божественная мудрость, божественное всемогущество. Но свойства бога имеют весьма различную и даже противоречивую природу. Ограничимся рассмотрением лишь самых популярных свойств. Как различны могущество, мудрость, доброта, справедливость! Можно быть могущественным без мудрости и мудрым без могущества, добрым без справедливости и справедливым без доброты. Fiat justitia, pereat mundus (правосудие должно совершиться, хотя бы погиб мир);