– Они уже там? – спросил Картер. – Во внутреннем ухе, я имею в виду?
   Рейд щелкнул переключателем и задал короткий вопрос. Потом повернулся.
   – На подходе.
   – А люди там внизу, в операционной, знают о необходимости соблюдать тишину?
   – Я полагаю, что знают.
   – Вы полагаете! Что мне до того, что вы полагаете?
   – Они будут там недолго.
   – Они будут там достаточно долго. Послушайте, скажите всем там внизу… Нет, слишком поздно рисковать. Дайте мне кусок бумаги и вызовите кого-нибудь снаружи. Любого.
   Вошел вооруженный охранник и отдал честь.
   – Ладно, заткнитесь, – устало произнес Картер в ответ на приветствие.
   Он написал на бумаге большими буквами: «Тишина! Абсолютная тишина, пока „Протерус“ находится в ухе!»
   – Возьми это, – сказал он охраннику. – Ты спустишься вниз, в операционную, и покажешь это каждому. Убедись, что они прочитали это. Если ты произнесешь хоть одно слово, я тебя выпотрошу. Ты понял?
   – Да, Сэр, – сказал охранник.
   Он выглядел смущенным и встревоженным.
   – Пошел. Поторопись. И сними свои башмаки.
   – Сэр?
   – Сними их. Пойдешь в операционную в носках.
   Они смотрели из наблюдательной башни, отсчитывая бесконечные длинные секунды, пока солдат в носках не вошел в операционную. От доктора к сестре, от сестры к доктору шел он, держа бумагу и тыкая большим пальцем в сторону обзорной башни.
   Один за другим все мрачно кивали. На мгновение показалось, что всех в комнате охватил общий паралич.
   – Похоже, они поняли, – сказал Рейд. – Даже без инструкций.
   – Я поздравляю их, – сказал Картер свирепо. – Теперь слушайте. Соединитесь с этими парнями за пультами управления. Не должно быть никаких зуммеров, никаких звонков, гонгов, ничего. Кстати, и никаких вспышек света. Я не хочу, чтобы кто-нибудь от испуга хотя бы хрюкнул.
   – Они прибудут туда через несколько секунд.
   – Может быть, – сказал Картер, – а может быть, и нет. Бегите.
   И Рейд побежал.
* * *
   «Протерус» вошел в обширную область прозрачной жидкости. Кроме нескольких антител, появлявшихся то тут, то там, ничего не было видно, только отблеск корабельных прожекторов, пробивавшийся сквозь желтоватую лимфу.
   Неясный звук ниже порога слышимости прошел по корпусу корабля, как будто тот скользил по стиральной доске. Затем снова и снова.
   – Оуэнс! – крикнул Мичелз. – не хотите ли выключить освещение салона?
   Наружный вид сразу же стал более ясным.
   – Видите это? – спросил Мичелз.
   Все стали внимательно смотреть. Грант вообще ничего не видел.
   – Мы в кохлеарном канале, – пояснил Мичелз. – Внутри маленькой спиральной трубки во внутреннем ухе, которая позволяет нам слышать. Она вибрирует от звука, образуя при этом разные узоры. Видите?
   Теперь Грант видел. Это было похоже на тень на поверхности жидкости – огромная плоская тень, бежавшая мимо них.
   – Это звуковая волна, – сказал Мичелз. – В конечном счете, отображение слышимым ухом звуков. Волна сжатия, которую мы сейчас видим в нашем миниатюризированном свете.
   – Означает ли это, что кто-то снаружи разговаривает? – спросила Кора.
   – О, нет, если бы кто-нибудь заговорил или издал какой-нибудь настоящий звук, эта штука вспучилась бы, как при настоящем землетрясении. Даже при абсолютной тишине улитка воспринимает звуки – отдаленный стук сердца, шелест крови, пробивающейся через крошечные вены и артерии уха, и тому подобное. Вы когда-нибудь прикладывали к уху раковину и слушали шум океана. То, что вы слышали, это шум, главным образом, вашего собственного океана, потока крови.
   – Это может быть опасным? – спросил Грант.
   Мичелз пожал плечами.
   – Не больше, чем есть – если никто не заговорит.
   Дьювал, который вернулся в рабочую комнату и как раз склонился над лазером, спросил:
   – Почему мы замедлили ход, Оуэнс?
   – Что-то не в порядке, – ответил капитан. – Двигатель отказывает, и я не знаю, почему.
   По мере того как «Протерус» углубляется внутрь канала, появилось постепенно возрастающее ощущение, что они находятся в опускающемся подъемнике.
   Под днищем раздался удар с легким дребезжанием, и Дьювал опустил скальпель.
   – Что теперь?
   – Двигатель перегрелся, – с тревогой сказал Оуэнс, – и я вынужден остановить его. Я думаю…
   – Что?
   – Это, должно быть, те сетчатые волокна. Проклятые морские водоросли. Они, наверное, забили выпускные отдушины. Я не могу придумать ничего другого, что могло бы быть причиной этого.
   – А продуть их вы не можете? – спросил Грант.
   Оуэнс покачал головой.
   – Нет возможности. Это впускные отдушины. Они всасывают внутрь.
   – Ну, тогда можно сделать только одно, – сказал Грант. – Их нужно очистить снаружи, а это означает еще одно подводное плавание.
   Нахмурив брови, он начал влезать в свое водолазное снаряжение.
   Кора с тревогой посмотрела в окно.
   – Там, снаружи, есть антитела, – сказала она.
   – Немного, – коротко ответил Грант.
   – Что, если они нападут?
   – Не похоже, – успокаивающе сказал Мичелз. – Они не чувствительны к человеку. До тех пор, пока не будут повреждены непосредственно ткани, антитела, вероятно, останутся пассивными.
   – Понимаю, – сказал Грант.
   Кора покачала Головой.
   Дьювал, прислушивавшийся некоторое время к разговору, наклонился, чтобы посмотреть на проволоку, которую он скоблил, задумчиво сравнил ее с оригиналом, а затем стал медленно вертеть ее в руках, пытаясь определить одинаковость поперечных сечений.
   Грант исчез в центральном люке корабля и приземлился на мягкую резиново-податливую стенку кохлеарного канала. Он горестно посмотрел на корабль. Это не был чистый и гладкий металл, как раньше.
   Он выглядел мохнатым и лохматым.
   Грант бросился в лимфу и поплыл к корме корабля. Оуэнс был совершенно прав. Входные отдушины были закрыты волокнами.
   Грант захватил их в обе пригоршни и потянул. Волокна отрывали с трудом, многие были запутаны в решетке дюзовых фильтров.
   В его маленьком приемнике раздался голос Мичелза.
   – Как он?
   – Довольно грязный, – ответил Грант.
   – Сколько это займет времени? Отметчик времени показывает 26 минут.
   – Похоже, это займет немало времени.
   Он отчаянно рванул, но вязкая лимфа замедляла его движения, а упругие волокна тянули назад.
   Кора сказала, волнуясь:
   – Не лучше ли будет, если кто-нибудь из нас выйдет наружу помочь ему?
   – Ну, сейчас… – начал с сомнением Мичелз.
   – Я иду.
   Она схватила свой костюм.
   – Хорошо, – сказал Мичелз. – Я тоже пойду. Оуэнсу лучше оставаться за пультом.
   – Я думаю, мне тоже лучше остаться здесь, – заметил Дьювал. – Я пойти закончил эту штуку.
   – Конечно, доктор Дьювал, – ответила Кора.
   Она прилаживала свою маску.
   Задача стала намного легче, несмотря на то, что уже трое из них возились у кормы корабля. Все трое отчаянно хватались за волокна, тянули их, освобождали и пускали медленно уплывать по течению.
   Начали показываться металлические части фильтров, и Грант затолкал некоторые неподдающиеся куски внутрь дюз.
   – Я надеюсь, это не причинит вреда, но я не могу их вытащить. Оуэнс, что, если некоторые из этих волокон попадут в дюзы, внутрь, я имею ввиду?
   Голос Оуэнса произнес ему прямо в ухо:
   – Тогда они обуглятся в двигателе и загрязнят его. Это означает противную работу по очистке, когда мы вернемся.
   – Когда мы вернемся, я не буду вмешиваться, если вы пустите на слом весь этот корабль.
   Грант заталкивал волокна, которые заполняли фильтры, и вытаскивал те, которые были свободны. Кора и Мичелз делали то же самое.
   – Мы заканчиваем, – сказала Кора.
   – Но мы находимся в улитке намного дальше, чем ожидалось, – заметил Мичелз. – В любой момент какой-нибудь звук…
   – Заткнитесь, – раздраженно сказал Грант, – и кончайте работу.
* * *
   Картер сделал такое движение, словно хотел вырвать у себя клок волос, а потом приставить их на место.
   – Нет! – закричал он. – Они снова остановились!
   Он ткнул пальцем в сообщение, написанное на бумаге и протянутое к нему на одном из телевизионных экранов.
   – По крайней мере, они помнят, что нельзя разговаривать, – сказал Рейд. – Как вы полагаете, почему они остановились?
   – Откуда, черт возьми, я могу знать? Может быть, они сделали перерыв, чтобы выпить чашечку кофе. Может быть, они остановились, чтобы принять солнечную ванну. Может быть, девушка…
   Он оборвал свою речь.
   – Ну, я не знаю. Я знаю только, что у них осталось всего 24 минуты.
   – Чем больше они будут останавливаться во внутреннем ухе, тем более вероятна возможность того, что какой-нибудь шутник издаст звук – чихнет, например.
   – Вы правы.
   Картер задумался, а потом тихо сказал:
   – О, ради святого Михаила. Мы не видели такого простого решения. Позовите того посыльного.
   Снова вошел охранник. Он уже не отдавал честь.
   – Вы все еще без ботинок? – спросил Картер. – О'кей. Снесите это вниз и покажите одной из сестер. Вы помните насчет потрошения?
   – Да, Сэр.
   Послание гласило:
   «Вату в уши Бенеша».
   Картер курил сигару и наблюдал через смотровое окно, как охранник вошел, на мгновение заколебался, а потом быстрыми шагами направился к одной из сестер.
   Она улыбнулась, вскинула глаза на Картера и показала круг, образовав его большим и указательным пальцем руки.
   – Я должен обо всем подумать, – проворчал Картер.
   – Это может только ослабить шум, – сказал Рейд, – но не устранит его полностью.
   – Вы же знаете, что говорят о половине каравая, – ответил Картер.
   Сестра тоже сняла свои туфли и подошла к одному из столов. Она осторожно открыла коробку с гигроскопической ватой и отмотала фута два.
   Она захватила в кулак вату, а второй рукой стала ее вытягивать. Вата не поддавалась. Она потянула сильнее, ее рука соскользнула и ударила по лежащим на столе ножницам.
   Ножницы скользнули по столу и начали падать на пол. Сестра отчаянно дернулась и успела крепко зажать их между коленями, но перед этим они издали резкий металлический звук, похожий на икоту падшего ангела.
   Лицо сестры стало красным от смертельного ужаса, все в комнате повернулись и уставились на нее. Картер уронил сигару и съежился в своем кресле.
   – Конец! – прошептал он.
* * *
   Оуэнс включил двигатель и осторожно глянул на пульт. Стрелка на указателе температуры, которая находилась далеко в опасной зоне с того момента, как они вошли в кохлеарный канал, теперь опустилась вниз.
   – Как будет хорошо, – сказал он. – Вы все оттуда убрали?
   – Осталось совсем немного, – прозвучал в его ушах голос Гранта. – Приготовьтесь к отплытию. Мы возвращаемся.
   В это мгновение вселенная словно вздыбилась. Как будто кулак ударил по «Протерусу», который подскочил высоко вверх.
   Чтобы удержаться на ногах, Оуэнс схватился за панель и отчаянно вцепился в нее, прислушиваясь к отдаленным раскатам.
   Внизу Дьювал так же отчаянно прижал к себе лазер, пытаясь защитить его от обезумевшего мира.
   Находившийся снаружи Грант почувствовал, что его швырнуло высоко вверх, словно он был схвачен в объятия гигантской приливной волной. Он взлетал все выше и выше, пока не ударился о стенку кохлеарного канала. Он свободно оттолкнулся от стены, которая, казалось, прогнулась наружу.
   Где-то в удивительно спокойном участке своего сознания Грант представил себе, что в обычном масштабе стенка просто отвечает быстрой вибрацией с микроскопической амплитудой на какой-то резкий звук, но эта мысль была похоронена в полном общем шоке.
   Грант отчаянно пытался не потерять из виду «Протерус», но уловил только быстрый отблеск его прожекторов, горевших у отдаленной секции стены.
   В момент удара вибрации Кора держалась за выступ корабля. Инстинктивно она ухватилась за него еще крепче и некоторое время скакала на «Протерусе», как на обезумевшей брыкающейся дикой лошади.
   У нее перехватило дыхание, она отпустила выступ и заскользила по мембране, на которой покоился корабль.
   Прожекторы корабля освещали дорожку впереди нее, и хотя она в ужасе пыталась затормозить свое движение, это было совершенно бесполезно. С таким успехом, упираясь ногами в землю, она могла бы попытаться остановить лавину.
   Она знала, что летит в сторону органа Корти, основного центра слуха. В тело органа были вживлены 15 тысяч волосков. Она могла уже различить некоторые из них, каждый с изящными микроскопическими ресничками, поднятыми вверх. Определенная часть их мягко вибрировала в соответствие с высотой и силой звуковых волн, попавших во внутреннее ухо и усиленных там.
   Так, однако, она могла бы рассуждать на какой-нибудь лекции по физиологии, такие слова можно было использовать во вселенной нормального масштаба. То, что она увидела здесь, представляло собой отвесный обрыв и внизу ряд ряд высоких изящных колонн, двигавшихся на месте, но не все одновременно, а сначала одна, потом другая, как будто волновое колебание покрывало всю структуру своей рябью.
   Кора продолжала скользить и неслась в пропасть вибрирующих стен и колонн.
   Когда она стала падать вниз, ее фонарь отдельными вспышками выхватил окружающее пространство. Она почувствовала, как что-то потянуло ее за ремни, и с силой дернула за какой-то упругий эластичный объект. Она опустила голову вниз, опасаясь наткнуться на какой-нибудь выступ, который преградил бы ей путь вниз.
   Она неслась то в одну, то в другую сторону, и колонны, за которые она цеплялась – микроскопические реснички на одном из волосков органа Корти – продолжали величественно колебаться.
   Она, наконец, перевела дыхание и услышала свое имя. Кто-то звал ее. С осторожностью она издала жалобный звук. Подбодренная звуком собственного голоса, она закричала пронзительно, как только могла:
   – Помогите! Кто-нибудь! Помогите!
* * *
   Первый разрушительный удар миновал, и Оуэнс вновь овладел управлением «Протерусом» во все еще бушующем океане. Звук, чем бы он ни был произведен, должно быть, был резким, но быстро замершим.
   Это одно спасло их. Если бы он продолжался даже короткое время…
   Дьювал, одной рукой прижимавший к себе лазер и сидевший упираясь спиной в стену, а ногами в скамью, закричал:
   – Отбой?
   – Похоже, мы проскочили, – ответил Оуэнс.
   Он тяжело дышал.
   – Управление работает.
   – Нам лучше уйти отсюда.
   – Нам нужно подобрать остальных.
   – О, да, – сказал Дьювал. – Я и забыл.
   Он осторожно повернулся, держась одной рукой об пол для устойчивости, и так же осторожно встал на ноги. Он еще прижимал к себе лазер.
   – Велите им заходить.
   – Мичелз! Грант! Мисс Петерсон! – позвал Оуэнс.
   – Захожу, – ответил Мичелз. – Я, кажется, цел и невредим.
   – Обождите, – сказал Грант. – Я не вижу Кору.
   «Протерус» теперь стоял устойчиво, и Грант, тяжело дыша и ощущая еще легкую качку, с силой разгребая жидкость, поплыл к прожектору.
   – Кора! – позвал он.
   Она пронзительно закричала в ответ:
   – Помогите! Кто-нибудь! Помогите!
   Грант посмотрел во все стороны.
   – Кора, где вы? – отчаянно закричал он.
   – Я не могу сказать точно, – раздался в ушах ее голос. – Я застряла в волосках.
   – Где она? Мичелз, где находятся волоски?
   Грант мог видеть, как Мичелз приближается к кораблю с противоположной стороны. Его тело смутной тенью просвечивало сквозь лимфу, а его небольшой фонарь прорезал перед ним тонкую полоску света.
   – Позвольте, дайте мне сориентироваться, – сказал он.
   Он быстро взмахнул ластами, поворачиваясь, затем крикнул:
   – Оуэнс, включите прожекторы корабля на более широкий угол.
   В ответ луч света расширился, и Мичелз сказал:
   – Вон там! Оуэнс, следуйте за мной! Нам нужно будет освещение.
   Грант последовал за быстро двигающейся фигурой Мичелза и увидел впереди обрыв и колонны.
   – Там? – спросил он неуверенно.
   – Может быть, – ответил Мичелз.
   Они находились уже на самом краю обрыва, корабль был сзади, и его прожектор бросал свет на пещеристый ряд колонн, все еще трепетавших.
   – Я не вижу ее, – сказал Мичелз.
   – А я вижу, – ответил Грант.
   Он указал вниз.
   – Разве это не она? Кора, подвигайте рукой, чтобы я мог убедиться.
   Она махнула.
   – Хорошо. Я спускаюсь к вам. Мы вытащим вас в один миг.
   Кора ждала. Она почувствовала прикосновение к своему колену – очень слабое и очень нежное ощущение, словно крылышко насекомого слегка задело ее. Она посмотрела туда, но ничего не увидела.
   Потом она почувствовала еще такое же прикосновение возле плеча, потом еще.
   Внезапно она обнаружила их, всего несколько штук – маленькие шарики из шерсти с их трепетно выступающими наружу нитями.
   Белковые молекулы антител.
   Было похоже, что они исследуют ее поверхность, испытывают ее, пробуют на вкус, решая, вредная она или нет. Их было всего несколько, но много других уже плыли к ней от колонн.
   Прожекторы «Протеруса» светили вниз, и она могла четко видеть их в мерцающем отражении миниатюризированного света. Каждая нить светилась, словно рыскающий солнечный лучик.
   – Быстрее! – воскликнула она. – Вокруг меня антитела!
   Мысленно она совершенно ясно представила себе, как антитела покрыли оболочку бактерии, сделали ее пушистой, а потом с помощью молекулярных сил раздавили ее.
   Антитело коснулось ее локтя и прилепилось к нему. Она в ужасе тряхнула рукой, так что дернулась и задела колонну. Но антитело не стряхнулось.
   К нему присоединилось второе, они искусно слепились друг с другом, их нити переплелись.
* * *
   – Антитела, – пробормотал Грант.
   – Она должна была сильно повредить окружающую ткань, чтобы вызвать их появление, – сказал Мичелз.
   – Могут ли они ей что-нибудь сделать?
   – Немедленно – нет. Они нечувствительны к ней. Нет антител, специально сконструированных для нее. Но некоторые могут прикрепиться к ней по чистой случайности, и она будет стимулировать образование антител, подобных прикрепившимся. Тогда они начнут собираться роями.
   Грант теперь мог видеть их, уже собравшихся в рой и расположившихся около нее, словно облачко крошечных фруктовых мушек.
   – Мичелз, отправляйтесь назад в лодку, – сказал он. – Достаточно, чтобы рискну один человек. Я как – нибудь подниму ее оттуда. Если я не смогу, придется вам втроем что-нибудь предпринять, чтобы поднять нас в корабль. Мы не можем деминиатюризироваться здесь, что бы не случилось.
   Мичелз заколебался, потом сказал:
   – Будьте осторожны.
   Он повернулся и торопливо поплыл к «Протерусу».
   Грант продолжал погружаться, двигаясь к Коре. Водоворот, вызванный его приближением, заставил антитела медленно закружиться и затанцевать.
   – Давайте будем вытаскивать вас отсюда, Кора, – сказал он.
   Он тяжело дышал.
   – О, Грант, быстрее!
   Он отчаянно рванул ее за баллоны с кислородом, которые врезались в колонну и заклинились там. Толстые пряди вязкого вещества все еще медленно вытекали из пролома, и именно это, видимо, и вызвало появление антител.
   – Не двигайтесь, Кора. Позвольте мне.
   Лодыжка Коры оказалась между двумя волокнами, и он отодвинул их в стороны.
   – А теперь пошли за мной.
   Они выполнили вдвоем полукувырок и направились прочь. Туловище Коры казалось пушистым от прилипших антител, но большая их часть оставалась позади. Затем, следуя бог знает каким эквивалента запаха в микромире, они потянулись за ними, сначала несколько штук, потом много, потом весь существенно возросший рой.
   – Мы никогда не оторвемся от них, – сказала Кора, тяжело дыша.
   – Нет, оторвемся, – ответил Грант. – Только соберите все свои силы, какие у вас есть.
   – Но они все еще прикрепляются. Я боюсь, Грант!
   Он посмотрел на нее через плечо, затем слегка отступил назад. Ее спина была наполовину покрыта мозаикой из шерстяных шариков. Они уже хорошо изучили природу ее верхнего слоя, по крайней мере эту ее часть. Он стал поспешно тереть ее спину, но антитела держались, раскатываясь от прикосновения его руки и снова принимая прежнюю форму. Некоторые из них теперь начали пробовать на «вкус» тело Гранта.
   – Быстрее, Кора!
   – Но я не могу…
   – Нет, можете! Зацепитесь за меня, ну!
   Они неслись вверх над краем обрыва к ожидавшему их «Протерусу».
* * *
   Дьювал помогал Мичелзу подняться через люк.
   – Что происходит там, снаружи?
   Мичелз тяжело дыша, стащил с себя шлем.
   – Мисс Петерсон попала в западню в клетке Хенсена. Грант пытается освободить ее, но она окружена антителами.
   Дьювал широко раскрыл глаза.
   – Что мы можем сделать?
   – Я не знаю. Может быть, он сумеет ее вытащить. В противном случае нам следует уйти отсюда.
   – Но мы не можем оставить их здесь, – возразил Оуэнс.
   – Конечно, нет, – подтвердил Дьювал. – Нам всем троим следует выйти наружу и… А почему вы вернулись назад, Мичелз? – спросил резко он. – Почему вы не там, не снаружи?
   Мичелз враждебно посмотрел на него.
   – Потому что я ничем не могу помочь. У меня нет мускулов Гранта или его реакции. Я мог только помешать. Если хотите помочь, можете выйти наружу сами.
   – Мы должны вернуть их назад живыми или… в другом виде, – сказал Оуэнс. – Они деминиатюризируются примерно через четверть часа.
   – Тогда все ясно! Закричал Дьювал. – Надеваем наши костюмы и выходим наружу!
   – Обождите, остановил их Оуэнс. – Они возвращаются. Я подготовлю люк.
* * *
   Рука Гранта крепко сжимала штурвал задвижки люка, в то время как над ними горел красный сигнальный огонь. Он перебирал руками антитела на спине Коры. Защемив шерстевидные волокна между большим и указательным пальцами, он ощутил их мягкую пружинящую податливость, а потом наткнулся на жесткую сердцевину, которая больше не поддавалась.
   «Это пептидная связь», подумал он.
   Туманные воспоминания о курсе колледжа всколыхнулись в нем. Когда-то он мог написать химическую формулу части пептидной цепи, а тут была она сама. Если бы у него был микроскоп, мог бы он рассмотреть отдельные атомы? Нет, Мичелз сказал, что они расплывутся и исчезнут, чтобы он ни делал.
   Он поднял молекулу антитела. Сначала она плотно приклеилась к нему, затем поддалась и отпала. Отпала целая связка, и Грант, шлепая по ним, заставил их повернуть назад. Но они не разъединились и снова возвратились, ища место, куда можно прикрепиться.
   У них не было мозга, даже самого примитивного, и было бы ошибочно думать о них как о чудовищах или хищниках или даже как о фруктовых мушках. Они были просто молекулами, атомы которых были соединены таким образом, что заставляли их с помощью слепого действия межатомных сил прикрепляться к поверхности, которая им подходила.
   Из глубины памяти в мозгу Гранта всплыла фраза: «Силы Ван-дер-Ваальса». И ничего больше.
   Он продолжал выщипывать «пух» со спины Коры.
   – Они прибывают, Грант! – закричала она. – Давайте войдем в люк!
   Он оглянулся. Они шли по их следу, чувствовали их близость. Их звенья и цепи взлетали высоко над краем пропасти и опускались вниз, словно слепые кобры.
   – Нам придется подождать, – сказал Грант.
   Свет над люком стал зеленым.
   – Все в порядке. Пошли.
   Он начал поспешно вращать маховик.
   Антитела уже окружили их, но предпочитали Кору. Они уже были чувствительны к ней и теперь почти не колебались. Они прилипали и присоединялись, покрыв ее плечи и наложив свой шерстистый рисунок поперек ее живота. Они заколебались над выступавшими формами ее груди, словно не могли понять, что это такое.
   У Гранта не было времени помочь Коре в ее безрезультатной схватке с антителами. Он оттянул дверцу люка, втолкнул туда Кору вместе с антителами и последовал за ней.
   Он с силой нажал на дверцу люка, но антитела продолжали валить валом. Преодолевая их упругость, дверца закрылась, но жесткая основа антител не позволяла ее захлопнуть до конца. Он напряг спину, пытаясь преодолеть это сопротивление, и ухитрился повернуть маховик, закрывающий дверь. Дюжина маленьких шариков шерсти, совсем маленьких и почти раздавленных, если рассматривать их по отдельности, извивалась в щели между дверцами люка и стенкой. Но сотни других, не попавших в ловушку, заполняли жидкость вокруг них. Давление воздуха выталкивало жидкость, его шипение раздавалось у них в ушах, но Грант в этот момент был занят исключительно отрыванием антител. Некоторые обосновались у него на груди, но он не обращал на них внимания. Диафрагма Коры, как и спина, была похоронена в них. Они образовали плотную ленту вокруг туловища от груди до бедер.
   – Они сжимаются, Грант, – сказала она.
   Через маску он увидел гримасу боли на ее лице и мог слышать, какого труда стоит ей говорить.
   Вода быстро спадала, но они не моги ждать. Грант начал стучать во внутреннюю дверь.
   – Я не могу ды… – проговорила Кора, задыхаясь.
   Дверь открылась, еще оставшаяся жидкость влилась внутрь корабля. Через отверстие просунулась рука Дьювала, схватила руку Коры и втащила ее внутрь.
   Грант последовал за ней.
   – Господи боже, посмотрите на них! – воскликнул Оуэнс.
   С выражением отвращения он начал срывать антитела, как это делал Грант.
   Почти весело Грант сказал:
   – Теперь это легко. Просто стряхните их.
   Этим занимались все. Антитела падали в слой жидкости на полу толщиной в дюйм или около того и слабо шевелились в нем.