Та резко покачала головой, а Фоллом сказала, понизив голос:
   – Но это она!
   Люди начали поглядывать в сторону Фоллом, Блисс положила руку на ее губы и еле слышно произнесла на ухо:
   – Тише!
   После этого Фоллом слушала игру Хироко тихо, но ее пальцы спазматически двигались, как будто перебирая предметы, размещенные на инструменте.
   Завершал концерт пожилой мужчина, инструмент которого имел изрезанные края и висел у него на плечах. Он сжимал и растягивал его, а одна его рука при этом бегала по рядам белых и темных предметов, размещенных на одном краю, вдавливая их вниз.
   Тревиз решил, что это звучит особенно утомительно, почти варварски и неприятно напоминает лай собак с Авроры. Не то, чтобы эти звуки походили на лай, но чувства, которые они вызывали, были схожи. Блисс выглядела так, будто ей очень хочется закрыть уши руками, а Пилорат молча хмурился. Только Фоллом, казалось, наслаждается, притопывая ногой, и Тревиз, заметивший это, к своему удивлению понял, что музыка гармонирует с этим притопыванием.
   Наконец, все кончилось и разразилась целая буря свиста, среди которого отчетливо выделялись трели Фоллом.
   Затем собравшиеся разбились на небольшие беседующие группы и стало так же шумно, как было за обедом. Исполнители, игравшие в концерте, стояли в передней части зала, говоря с людьми, которые подошли поблагодарить их.
   Фоллом освободилась от хватки Блисс и подбежала к Хироко.
   – Хироко, – воскликнула она, запыхавшись, – дай мне посмотреть…
   – Что, дорогая? – спросила Хироко.
   – Ту вещь, которой ты делала музыку.
   – О! – Хироко рассмеялась. – Это флейта, маленькая.
   – Можно я посмотрю ее?
   – Хорошо. – Хироко открыла ящик и вынула инструмент. Он состоял из трех частей, но она быстро собрала их и протянула Фоллом, так что мундштук оказался возле ее губ. – А теперь дунь сюда, – сказала она.
   – Я знаю, знаю, – нетерпеливо ответила Фоллом, потянувшись за флейтой.
   Хироко машинально отдернула ее и подняла повыше.
   – Дуй, но руками не трогай.
   Фоллом разочарованно посмотрела на нее.
   – Можно мне просто взглянуть? Я не буду ее трогать.
   – Конечно, дорогая.
   Она вновь протянула флейту, и Фоллом нетерпеливо уставилась на нее.
   А потом флуоресцентные огни в комнате слегка потускнели, и все услышали неуверенную и дрожащую ноту.
   От удивления Хироко едва не уронила флейту, а Фоллом воскликнула:
   – Я сделала это! Сделала! Джемби говорил, что однажды я смогу сделать это.
   – Это ты издала звук? – спросила Хироко.
   – Да, я. Это я.
   – Но как ты сделала это?
   Вмешалась Блисс, красная от смущения:
   – Извини, Хироко, я сейчас уведу ее.
   – Нет, – воспротивилась та. – Я хочу, чтобы она сделала это снова.
   Несколько ближайших альфанцев собрались посмотреть. Фоллом нахмурила брови, как будто напрягшись. Освещение пригасло больше, чем в первый раз, и снова послышалась нота, на этот раз чистая и ровная. Потом она стала меняться по мере того как металлические предметы, размещенные вдоль флейты, задвигались, ставя аккорды.
   – Это немного отличается от …… – сказала Фоллом, слегка запыхавшись, как будто это ее дыхание оживило флейту, а не поток воздуха.
   Пилорат прошептал Тревизу: «Она получает энергию от электрических цепей, подходящих к лампам».
   – Попробуй еще раз, – предложила Хироко сдавленным голосом.
   Фоллом закрыла глаза. Теперь нота была нежнее и устойчивее. Флейта играла сама, без бегающих по ней пальцев, управляемая энергией, которую преобразовывали неразвитые доли мозга Фоллом. Ноты, которые сначала звучали разрозненно, теперь объединились в музыкальный ряд, и все, находившиеся в зале, собрались вокруг Хироко и Фоллом. Хироко осторожно держала флейту большими и указательными пальцами каждой руки, а Фоллом, закрыв глаза, управляла движением воздуха и нажимала на клавиши.
   – Это кусок, который я играла, – прошептала Хироко.
   – Я запомнила его, – сказала Фоллом, кивая головой и стараясь не сбиться.
   – Ты не спутала ни одной ноты, – сказала Хироко, когда все кончилось.
   – Но это неправильно, Хироко. Ты играла не так.
   – Фоллом! – сказала Блисс. – Это невежливо. Ты не должна…
   – Пожалуйста, не вмешивайся, – властно сказала Хироко. – Почему это неправильно?
   – Потому что я могу играть это по-другому.
   – Тогда покажи мне.
   Фоллом заиграла снова, но более сложным образом, как будто силы, нажимавшие на клавиши, делали это быстрее и тщательнее, чем прежде. Музыка была более сложной и бесконечно эмоциональной. Хироко стояла замерев, а в зале не было слышно больше ни звука.
   Даже после того, как Фоллом закончила, все молчали, пока Хироко глубоко вздохнула и сказала:
   – Маленькая, ты играла когда-нибудь прежде?
   – Нет, – ответила Фоллом, – до этого я могла пользоваться только моими пальцами, а пальцами я так сделать не могу. – Она помолчала и добавила безо всякого хвастовства: – Никто не может.
   – Можешь ты сыграть что-нибудь еще?
   – Я могу что-нибудь придумать.
   – Ты хочешь сказать – сымпровизировать?
   Фоллом нахмурилась на этом слове и посмотрела на Блисс. Та кивнула, и Фоллом ответила:
   – Да.
   – Пожалуйста, сделай это, – попросила Хироко.
   Фоллом задумалась на минуту или две, затем медленно начала очень простую последовательность нот, звучавшую почти мечтательно. Флуоресцентные лампы становились тусклее и ярче по мере того как поступление энергии уменьшалось или увеличивалось. Никто, казалось, не замечал, что это не случайность, а вызвано музыкой, как будто призрачные духи электричества повиновались диктату звуковых волн.
   Потом комбинация нот повторилась чуть более громко, став чуть более сложнее и продолжала варьировать не теряя ясно слышимой основной темы, становясь более резкой и возбуждающей. Под конец накал понизился более резко, чем возрастал, вернув слушателей на землю, но оставив чувство, что они все еще высоко в небе.
   Зал взорвался одобрительным ревом, и даже Тревиз, обычно признававший совершенно иной вид музыки, печально подумал: «Больше я никогда этого не услышу».
   Когда все с большой неохотой утихомирились, Хироко протянула флейту Фоллом.
   – Возьми, это твое!
   Фоллом потянулась за ней, но Блисс перехватила протянутую руку ребенка и сказала:
   – Мы не можем взять ее, Хироко. Это ценный инструмент.
   – У меня есть другой, Блисс. Он не такой хороший, но так и должно быть. Этот инструмент принадлежит тому, кто играет лучше. Я никогда не слышала такой музыки и не могу владеть инструментом, если не использую всех его тональностей. Зато теперь я знаю, как может играть флейта, если не касаться ее.
   Фоллом взяла флейту и, с выражением глубокого удовлетворения, прижала к груди.

 
83
   Каждая из комнат их жилища освещалась одной флуоресцентной лампой. Третья была в сарае. Свет был тусклый, и читать при нем было бы неудобно, но по крайней мере комнаты были не темными.
   Однако сейчас они задержались снаружи. Небо было полно звезд и это всегда поражало уроженцев Терминуса, где ночное небо было почти беззвездным и где слабо просматривались только облака Галактики.
   Хироко провожала их домой, боясь, что они могут заблудиться в темноте. Всю дорогу она держала Фоллом за руку, а затем, выключив свет, вышла с ней наружу, по-прежнему не отпуская ребенка.
   Блисс сделала еще одну попытку, поскольку ей было ясно, что Хироко испытывает противоречивые чувства.
   – В самом деле, Хироко, мы не можем взять твою флейту.
   – Нет, Фоллом должна иметь ее. – Впрочем, казалось, что она почти убеждена.
   Тревиз продолжал смотреть на звезды. Ночь была совершенно темной, и темноту едва разгоняли огни в их комнатах, а также крошечные искры других домов где-то вдалеке.
   – Хироко, – сказал он, – ты видишь эту яркую звезду? Как вы называете ее?
   Хироко рассеянно взглянула и ответила без особого интереса.
   – Это Спутник.
   – Почему она названа так?
   – Каждые восемь стандартных лет она совершает оборот вокруг нашего Солнца. В это время года это вечерняя звезда, но ее можно увидеть и днем, когда она висит над горизонтом.
   Хорошо, подумал Тревиз. Она не полный невежа в астрономии.
   – А ты знаешь, – сказал он, – что Альфа имеет и другой спутник, очень маленький и тусклый, который гораздо дальше, чем эта яркая звезда? Его нельзя увидеть без телескопа. (Сам он его не видел, но в памяти корабельного компьютера имелась информация о нем).
   – Нам говорили об этом в школе, – равнодушно ответила она.
   – А что ты скажешь об этом? Видишь шесть звезд, вытянутых ломаной линией?
   – Это Кассиопея, – сказала Хироко.
   – В самом деле? Какая из них?
   – Все вместе. Весь зигзаг. Это Кассиопея.
   – А почему это названо так?
   – Не знаю. Мне ничего не известно об астрономии, уважаемый Тревиз.
   – Видишь самую нижнюю звезду зигзага, ту, что ярче других звезд? Как она называется?
   – Это просто звезда. Я не знаю ее имени.
   – За исключением двух спутников, это ближайшая к Альфе звезда. Она всего в парсеке от вас.
   – Правда? Этого я не знала.
   – Не может ли она быть звездой, вокруг которой вращается Земля?
   Хироко взглянула на звезду с большим интересом.
   – Не знаю. Я никогда и ни от кого не слышала такого.
   – Но ты думаешь, что это может быть?
   – Откуда мне знать? Никому не известно, где может быть Земля. Я… я должна уже идти. Завтра утром до берегового фестиваля я должна отвести свою смену на поля. Мы увидимся здесь сразу после ленча. Да?
   – Конечно, Хироко.
   Она почти бегом скрылась в темноте. Тревиз смотрел ей вслед, затем пошел в тускло освещенный коттедж.
   – Блисс, – попросил он, – не могли бы вы сказать, лгала она о Земле или нет?
   Блисс покачала головой.
   – Не думаю. Ее что-то гнетет, что-то, чего я не чувствовала пока не кончился концерт. Но это возникло до того, как вы заговорили о звездах.
   – Значит потому, что она отдала флейту?
   – Возможно. Я не могу сказать. – Она повернулась к Фоллом. – Фоллом, иди в свою комнату, а перед сном сходи на двор. Потом вымой руки, лицо и почисть зубы.
   – Я хочу поиграть на флейте, Блисс.
   – Хорошо, но недолго и ОЧЕНЬ тихо. Ты поняла Фоллом? Ты закончишь, когда я тебе скажу.
   – Да, Блисс.
   Трое взрослых остались одни: Блисс на единственном стуле, мужчины – каждый на своей койке.
   – Есть ли смысл оставаться на этой планете дольше? – спросила Блисс.
   Тревиз пожал плечами.
   – Мы не поговорили о Земле в связи с этими древними инструментами, а это может что-то дать. Может, также стоит подождать возвращения рыбаков. Мужчины могут знать что-то, чего не знают оставшиеся дома.
   – По-моему, это весьма сомнительно, – сказала Блисс. – Вы уверены, что не темные глаза Хироко удерживают вас здесь?
   Тревиз раздраженно ответил:
   – Не понимаю, Блисс, какое вам дело до того, что я выберу? Почему вы присвоили себе право диктовать мне мою мораль?
   – Меня не интересует ваша мораль, однако это влияет на нашу экспедицию. Вы хотите найти Землю, чтобы решить в конце концов, были вы правы, предпочтя Галаксию изолированным мирам, или нет. Я тоже хочу, чтобы вы это решили. Вы говорите, что вам нужно посетить Землю, чтобы принять это решение, и, кажется, убеждены, что Земля вращается вокруг этой яркой звезды, видной на небе. В таком случае, доставьте нас туда. Я согласна, что неплохо получить какую-то информацию до того, как отправиться туда, но мне ясно, что здесь этой информации не будет. Я не хочу оставаться просто потому, что вам нравится Хироко.
   – Возможно, мы улетим, – сказал Тревиз. – Предоставьте мне думать об этом и, уверяю вас, Хироко никак не повлияет на мое решение.
   – Я считаю, – сказал Пилорат, – что мы должны отправиться на Землю хотя бы для того, чтобы узнать: радиоактивна она или нет. Не вижу смысла ждать дольше.
   – Вы уверены, что вами движут не темные глаза Блисс? – со злостью спросил Тревиз, однако тут же добавил: – Я беру это обратно, Яков. Это слишком по-детски. И все-таки… это очаровательный мир, даже не говоря о Хироко, и при других обстоятельствах я был бы склонен оставаться здесь неопределенно долго… Вам не кажется, Блисс, что Альфа рушит вашу теорию об изолянтах?
   – Каким образом? – спросила Блисс.
   – Вы утверждали, что каждый действительно изолированный мир становится опасным и враждебным.
   – Даже Компореллон, – спокойно сказала Блисс, – который лежит в стороне от главных путей галактической активности, хотя теоретически входит в Федерацию Основания.
   – Это НЕ АЛЬФА. Этот мир совершенно изолирован, но разве вы можете пожаловаться на его дружелюбие и гостеприимство? Они накормили нас, одели и укрыли, устроили фестивали в нашу честь, чтобы побудить остаться. Какие недостатки видите вы в этом?
   – Видимо, никаких. Хироко даже отдает вам свое тело.
   – Блисс, какое вам дело до этого? – гневно спросил Тревиз. – Не она отдает мне свое тело, а мы отдаем свои тела друг другу. Это приятно нам обоим. Нельзя сказать, что вы колеблетесь отдавать свое тело, когда это вас устраивает.
   – Пожалуйста, Блисс, – сказал Пилорат. – Голан совершенно прав. Незачем возражать против его личных удовольствий.
   – До тех пор, пока они не воздействуют на всех нас, – упрямо сказала Блисс.
   – Они не воздействуют на нас, – сказал Тревиз. – Уверяю вас, мы уйдем. Задержка для поисков информации не будет долгой.
   – И все же я не доверяю изолянтам, – заметила Блисс. – Даже, когда они приносят подарки.
   Тревиз взмахнул руками.
   – Достигнуть соглашения, а затем исказить все, как угодно…
   – Не говорите так, – сказала Блисс. – Я не женщина, а Гея. Это Гея беспокоится.
   – Нет никаких причин для… – И в этот момент что-то заскребло по двери.
   Тревиз замер.
   – Что это? – сказал он, понизив голос.
   Блисс пожала плечами.
   – Откройте дверь и увидите. Вы уверяли нас, что это дружественный мир, в котором нет опасностей.
   И все же Тревиз колебался, пока мягкий голос с другой стороны входа не произнес:
   – Пожалуйста, это я!
   Это был голос Хироко. Тревиз распахнул занавес, и Хироко быстро вошла. Щеки ее были мокрыми.
   – Закройте вход, – попросила она.
   – В чем дело? – спросила Блисс.
   Хироко схватила Тревиза за руку.
   – Я не могу стоять в стороне. Я пыталась, но не могу этого выдержать. Уходите отсюда… все вы, и заберите с собой ребенка. Уводите корабль… уводите его с Альфы, пока еще темно.
   – Но почему? – спросил Тревиз.
   – Потому что иначе вы умрете. Все вы.

 
84
   Трое пришельцев оцепенев смотрели на Хироко. Наконец, Тревиз сказал:
   – Ты говоришь, что ваш народ убьет нас?
   – Ты уже на пути к смерти, уважаемый Тревиз, – ответила Хироко, и слезы покатились по ее щекам. – И все остальные тоже… Когда-то давно у нас изобрели вирус, безвредный для нас, но смертоносный для пришельцев. У нас к нему иммунитет. – Она подергала Тревиза за руку. – Ты заражен.
   – Как?
   – Когда мы доставляли друг другу удовольствие. Это единственный способ.
   – Но я чувствую себя хорошо, – сказал Тревиз.
   – Вирус еще не активен. Его должны активировать, когда вернется рыболовецкий флот. По нашим законам это должны решать все… даже мужчины. Все, конечно, решат, что это должно быть сделано, и мы продержим вас здесь до тех пор, пока это не начнется. Уходите сейчас, пока темно и никто ничего не подозревает.
   – Почему ваши люди делают так? – резко спросила Блисс.
   – Ради нашей безопасности. Нас немного и мы имеем многое. Мы не хотим, чтобы жители Внешних Миров вторглись к нам. Если кто-то из них придет, а затем расскажет о нас, за ним придут другие, поэтому сейчас, когда впервые за долгое время прибыл корабль, мы должны быть уверены, что он уже не уйдет.
   – Но тогда почему ты предупредила нас? – спросил Тревиз.
   – Не спрашивай об этом… Впрочем, я скажу тебе, потому что услышала это снова. Слушай…
   Из другой комнаты доносилась игра Фоллом на флейте – нежная и бесконечно приятная.
   – Мне невыносимо уничтожение этой музыки, – сказала Хироко, – и то, что этот ребенок тоже умрет.
   Тревиз сурово спросил:
   – Так вот почему ты отдала флейту Фоллом? Ты знала, что получишь ее обратно, когда она умрет?
   Хироко испуганно посмотрела на него.
   – Нет, об этом я не думала. А когда это пришло мне в голову, я подумала, что это не должно случиться. Уходите вместе с ребенком и заберите флейту, чтобы я больше никогда не видела ее. Ты будешь в безопасности, вернувшись в космос, а вирус в твоем теле, оставшись неактивным, через некоторое время умрет. Я же прошу, чтобы никто из вас не говорил об этом мире, чтобы никто больше не знал о нем.
   – Мы не будем говорить об этом, – сказал Тревиз.
   Хироко подняла голову и, понизив голос, спросила:
   – Можно мне еще раз поцеловать тебя, прежде чем ты уйдешь?
   – Нет, – ответил Тревиз. – Я уже был заражен, и этого мне достаточно.
   – Потом добавил более мягко: – Не плачь. Люди спросят, почему ты плачешь, а тебе нечего будет сказать… Я забуду о том, что ты сделала со мной, зная о твоих усилиях спасти нас.
   Хироко выпрямилась, старательно вытерла щеки тыльной стороной ладони, глубоко вздохнула и сказала:
   – Спасибо тебе за это. – После этого она быстро ушла.
   – Мы погасим свет и будем ждать, – сказал Тревиз, – а потом уйдем… Блисс, скажите Фоллом, чтобы кончала игру на флейте. И, конечно, не забудьте инструмент… Затем мы пойдем к кораблю, если сумеем найти его в этой темноте.
   – Я найду его, – сказала Блисс. – Моя одежда, оставшаяся на борту, хоть и слабо, но тоже является Геей. – И она скрылась во второй комнате.
   – Как вы думаете, они могут повредить корабль, чтобы вынудить нас остаться на планете? – спросил Пилорат.
   – У них нет нужной технологии, чтобы сделать это, – мрачно ответил Тревиз. Когда вошла Блисс, державшая за руку Фоллом, он погасил свет.
   Они тихо сидели в темноте какое-то время, которое показалось им половиной ночи, но могло оказаться и всего получасом. Затем Тревиз медленно и осторожно открыл полог. Небо казалось чуть более облачным, но звезды сияли по-прежнему. Высоко в небе виднелась Кассиопея, и яркая звезда на нижнем ее конце могла быть солнцем Земли. Воздух был неподвижен и вокруг не раздавалось ни звука.
   Тревиз осторожно вышел, пригласив остальных следовать за собой. Одна его рука почти автоматически опустилась на рукоять нейронного хлыста. Он был уверен, что пускать его в ход не придется, но все-таки…
   Блисс повела их, держа за руку Пилората, который держал Тревиза. Второй рукой Блисс держала Фоллом, а та несла в другой руке флейту. В почти полной темноте Блисс вела остальных туда, где очень слабо ощущала присутствие Геи – в виде своей одежды – на борту «Далекой Звезды».




 Часть седьмая.

Земля





XIX. Радиоактивная?



 
85
   «Далекая Звезда» снялась очень тихо, медленно поднимаясь через атмосферу и оставляя темный остров внизу. Несколько слабых пятен света под ней потускнели и исчезли, а когда атмосфера стала реже, скорость корабля увеличилась, и яркие точки в небе над ним стали более многочисленными и яркими. В конце концов планета превратилась в яркий полумесяц, большую часть которого закрывали облака.
   – Надеюсь, они не выходят в космос и не смогут преследовать нас, – сказал Пилорат.
   – Вряд ли это имеет значение для меня, – сказал Тревиз. Лицо его было сурово, а голос бесстрастен. – Я заражен.
   – Но неактивной разновидностью, – напомнила Блисс.
   – Однако она может стать активной. У них есть метод. Интересно, что это такое?
   Блисс пожала плечами.
   – Хироко сказала, что вирус, остающийся неактивным, должен со временем умереть в теле, неприспособленном к нему… таком, как ваше.
   – Да? – гневно воскликнул Тревиз. – Откуда ей знать это? И кстати, откуда мне знать, что слова Хироко не были утешительной ложью? И разве невозможно, что метод активации – каков бы он ни был – не может быть сдублирован естественным путем? Каким-нибудь химическим соединением? Излучением? Да вообще, чем угодно! Я могу внезапно заболеть, а затем придет и ваша очередь. Или, если это случится после того, как мы достигнем обитаемого мира, возникнет эпидемия, спасаясь от которой, заразу разнесут по другим планетам.
   Он посмотрел на Блисс.
   – Вы можете что-нибудь сделать с этим?
   Очень медленно Блисс покачала головой.
   – Это нелегко. На Гее тоже есть паразиты: микроорганизмы, черви… Они часть экологического равновесия, живут и являются частью мирового сознания, но никогда не размножаются слишком быстро. Они живут, не причиняя никому заметного вреда. Все дело в том, Тревиз, что вирус, воздействующий на вас, не является частью Геи.
   – Вы сказали «нелегко», – нахмурился Тревиз. – Можете ли вы при данных обстоятельствах взяться за дело, даже если оно окажется трудным? Можете вы обнаружить во мне вирус и уничтожить его? Или по крайней мере усилить мою защиту?
   – Вы понимаете, о чем просите, Тревиз? Я не знаю микроскопической флоры вашего тела, и мне нелегко отличить вирус, попавший в клетки, от генов, находящихся там. Но еще более трудно отличить обычные для вашего тела вирусы от того, который внесен в него Хироко. Я попытаюсь сделать это, но мне потребуется время, а результат может быть отрицательным.
   – У вас есть время, – сказал Тревиз. – Пробуйте.
   – Конечно, – ответила Блисс.
   – Блисс, если Хироко сказала правду, новые вирусы должны отличаться низкой активностью, и ты можешь ускорить их гибель.
   – Верно, могу, – согласилась Блисс. – Это хорошая мысль.
   – А вам это под силу? – спросил Тревиз. – Не забывайте, что вам придется уничтожать совершенно живые организмы.
   – Вы язвите, Тревиз, – холодно сказала Блисс, – но как бы то ни было, вы указали на действительную трудность. И все-таки, я убью их, если у меня будет такая возможность. Не забывайте, что если я ошибусь с вами, – губы ее скривились, как будто выжимая улыбку, – под угрозой окажутся Пилорат и Фоллом, а вам известно мое отношение к ним. Может, вы даже вспомните, что я сама под угрозой.
   – Я не верю в вашу любовь к себе, – буркнул Тревиз. – Вы постоянно готовы отдать свою жизнь ради каких-то высоких целей. Однако я верю в вашу заботу о Пилорате. – Он помолчал. – Что-то я не слышу флейты. С Фоллом все нормально?
   – Да, – сказала Блисс. – Она спит. Совершенно нормальным сном, который не имеет ничего общего со мной. И я предлагаю, чтобы после того, как вы рассчитаете Прыжок к звезде, которую считаете солнцем Земли, мы все последовали ее примеру. Мне это крайне необходимо, да, полагаю, и вам тоже, Тревиз.
   – Да, если я смогу… Знаете, вы были правы, Блисс.
   – В чем, Тревиз?
   – Относительно изолянтов. Новая Земля оказалась не раем, хотя и выглядела очень похоже. Это гостеприимство… все это их дружелюбие нужно было для того, чтобы мы раскрылись, и нас можно было легко заразить. А эти фестивали тут и там должны были задержать нас, пока вернется рыболовецкий флот и станет возможной активация. И это сработало бы, не будь Фоллом и ее музыки. Так что вы были правы и в этом.
   – Насчет Фоллом?
   – Да. Я не хотел брать ее с собой и был обеспокоен ее присутствием на корабле. Это сделали вы, Блисс, а она невольно спасла нас. И все же…
   – Что «все же»..?
   – Несмотря на это, я по-прежнему обеспокоен присутствием Фоллом. Не знаю, почему.
   – Если это доставит вам облегчение, Тревиз, знайте, что, по-моему, нельзя относить всю честь на счет Фоллом. Хироко оправдывает музыкой Фоллом совершение того, что остальные альфанцы несомненно сочли бы предательством. Возможно, она даже верит в это, но в ее мозгу было что-то еще, что я с трудом обнаружила и не смогла уверенно определить, что-то, что она вероятно стыдилась допустить в свое сознание. Мне кажется, она испытывала к вам теплые чувства и не хотела видеть, как вы умираете, независимо от Фоллом и ее музыки.
   – Вы действительно думаете так? – спросил Тревиз, слабо улыбаясь – впервые с тех пор, как они покинули Альфу.
   – Да, я думаю так. Вы, несомненно, умеете обходиться с женщинами. Вы уговорили Лизалор позволить нам сохранить корабль и покинуть Компореллон, а ваше влияние на Хироко спасло наши жизни.
   Тревиз улыбнулся более широко.
   – Хорошо, если все было так… А теперь – к Земле. – Он удалился в пилотскую рубку, и походка его была почти развязной.
   Выждав немного, Пилорат спросил:
   – Ты успокоила его, не так ли, Блисс?
   – Нет, Пилорат, я не касалась его разума.
   – Ты сделала это, потешив его мужское самомнение.
   – Ну, разве, что косвенно, – улыбнулась Блисс.
   – И все равно, спасибо тебе.

 
86
   После Прыжка звезда, которая могла быть солнцем Земли, все еще находилась в одной десятой парсека от них. Это был самый яркий объект неба впереди, но все же только звезда.
   Тревиз пропустил ее свет через фильтры и внимательно изучил. Потом сказал:
   – Нет сомнений, что это фактический двойник Альфы. Однако Альфа есть на компьютерной карте, а этой звезды нет. Мы не знаем ее названия, не можем получить ее характеристик, не имеем никакой информации и о ее планетной системе – если она есть.
   – А разве не этого следовало ожидать, если Земля вращается вокруг этого солнца? – сказал Пилорат. – Такое отсутствие информации согласуется с фактом, что все сведения о Земле уничтожены.
   – Да, но это может также означать, что это мир космонитов, который просто не был включен в список на стене здания на Мельпомении. У нас нет уверенности, что этот список был полон. А может, эта звезда не имеет планет и потому не включена в компьютерную карту, которая в первую очередь используется для военных и торговых целей… Яков, есть какая-нибудь легенда, говорящая, что солнце Земли располагалось всего в парсеке от своего двойника?