Азимов Айзек. Постоянная должность

   Брэйд не взлюбил Фостера за его манеру выставлять себя хозяином любой пяди земли, на которую ступала его нога.
   Брэйд несколько раз беззвучно произнес: "Ловкач Фостер". Казалось, эта кличка унижала Фостера, ставила его на свое место.
   Брэйд закрыл глаза. Раз дело дошло до того, что его собираются вышвырнуть, сделав при этом всеобщим посмешищем, он найдет способ отомстить им. Сейчас ему показалось неизбежным, да и нетрудным изучение всех вопросов, необходимых для завершения исследований Ральфа. Он подыщет другое место, опубликует результаты и сделает переворот в науке, работая на новом месте. Пусть другой университет разделит с ним его славу!..
   Он находился на грани между сном и бодрствованием. Его планы мести искажались, приобретая фантастический характер. К действительности его вернул голос Дорис: "По-моему, пора одеваться".
   Литтлби жил в одном из старых пригородов, где земельные участки сохраняли нетронутыми и бдительно охраняли от вторжения мелкой буржуазии, чтобы не изменить его "социальное лицо", а также низкий земельный налог. Литтлби приобрел здесь участок лет десять назад и сейчас владел домом, сохранившим аромат старины, причудливым, но не лишенным комфорта.
   Миссис Литтлби встретила их у самого входа. Ее серовато-коричневые волосы - казалось, они не могли даже поседеть - были тщательно уложены, хотя и не имели вида прически. У нее были глаза, как бы созданные для очков, хотя она никогда их не носила, а платье настолько безвкусно, что почти придавало ей оригинальность.
   Она всегда очень тепло и внимательно относилась к своим гостям, никогда не забывая фамилий, должности или недавно полученных поощрений. Уже только за это она нравилась всем.
   Тепло улыбаясь, она сказала:
   - Профессор Брэйд, как мило, что вы смогли прийти! Миссис Брэйд, какое у вас очаровательное платье! Будьте добры, оставьте головные уборы и пальто в гардеробной... О профессор Брэйд, я очень расстроилась, узнав о несчастье с вашим аспирантом! Я тогда сказала мужу, что бедный юноша избавился от своих бед, но какое испытание для его семьи и научного руководителя! Я даже собиралась отложить нашу вечеринку, но так как многие на нее рассчитывали...
   Брэйд пробормотал вежливую ответную фразу, улыбаясь, и кивая головой, и стремясь скорей ускользнуть за пределы досягаемости. Миссис Литтлби обменялась еще несколькими словами с Дорис, а затем ее внимание отвлекли новые гости.
   Комната продолжала заполняться. После того, как придут все приглашенные, двойная дверь в главную столовую откроется, два официанта, занятые в настоящее время сервировкой стола, исчезнут, а гости выстроятся в затылок, чтобы получить порцию ветчины и сыра, мясные тефтели со спагетти, запеченные бобы и капустный салат. Позже они встанут опять в очередь за кусочком торта и чашкой кофе.
   Быстро оглянувшись, Брэйд с удовольствием убедился, что поблизости нет Фостера. У него не было никакого желания, чтобы его оплакивал и предавал земле человек, который от всего этого только выиграет. Старшему преподавателю Меррилу Фостеру вся эта история только на руку. Он достаточно энергичен, чтобы грубее и настойчивее проталкиваться к штатной должности, чем это когда-либо делал Брэйд. Единственное, что могло ему мешать, - это препятствие в лице Брэйда. Когда Брэйда не станет, повышение Фостера не задержится.
   Брэйда передернуло. В конце концов университет - это всего лишь частица окружающего мира. Плющ* - не граница джунглей, это просто воображаемая линия, отделяющая одни джунгли от других. Цель здесь, в университетских джунглях, может быть другой, но метод все тот же. Это метод промышленника, охотящегося за правительственной субсидией перед расширением производства. Никакого различия...
   Брэйд чуть было не подскочил, когда кто-то неожиданно коснулся его плеча. Он оглянулся. Это был Фостер, с серьезным выражением на широком багровом лице. Фостер крепко схватил Брэйда за рукав.
   - Послушай, Лу! Мне надо поговорить с тобой.
   Брэйд принужденно усмехнулся.
   - Звучит зловеще. Плохая новость?
   - Я не знаю, плохая или нет. Я просто подумал, что тебе следует знать об этом.
   Фостер с беспокойством огляделся по сторонам. На них никто не обращал внимания, и он еще крепче ухватил Брэйда за рукав. Понизив голос, он продолжал:
   - Это насчет Ральфа Ньюфелда.
   - Насчет Ральфа?
   - Шш... Слушай, какой-то детектив или что-то в этом роде ходит и расспрашивает. Его фамилия - Доуни. Он говорил с одним из моих ребят, и мне передали. У этого парня создалось впечатление, будто Доуни считает, что Ральф умер не из-за несчастного случая!
   Брэйд изумленно смотрел на Фостера. Он провел немало часов за размышлениями, в которых связывал имя Фостера только с дополнительными новостями о возможном увольнении, больше ни с чем.
   - Так говорит детектив?
   - Черт побери, Лу, я не знаю, что говорит детектив! Но как я тебе сказал, он разговаривал с моим парнем и интересовался, как шла работа Ральфа, не находился ли он в подавленном состоянии, не говорил ли о каких-нибудь неприятностях?
   Их прервала миссис Литтлби, предложившая коктейли. С пьяной усмешкой Фостер отрицательно покачал головой, но Брэйд быстрым движением взял один бокал и немного отпил из него, не сводя глаз с Фостера.
   - Что ты хочешь этим сказать, Меррил?
   - Я думаю, что полиция подозревает самоубийство.
   Брэйд ждал этого слова, но, произнесенное вслух, оно потрясло его. (Самоубийство все же лучше, чем убийство, не так ли? Это своего рода выход, не так ли?) Он спросил Фостера:
   - Почему же самоубийство?
   - А почему бы нет?
   - Его работа шла нормально.
   - Ну и что? Что ты знаешь о его личной жизни?
   - А ты-то знаешь что-нибудь такое, что наводило бы на мысль о самоубийстве?
   Брэйд не хотел, чтобы его слова прозвучали вызывающе, но, должно быть, напряженность последних дней отрицательно сказывалась на его самоконтроле.
   Фостер отреагировал моментально. Он враждебно сдвинул брови.
   - Слушай, не набрасывайся на меня! Я всего-навсего хочу сделать тебе одолжение и предупредить тебя. Если же ты собираешься затеять ссору, то считай, что я тебе ничего не говорил.
   - А почему ты говоришь так, будто это непосредственно связано со мной? резко спросил Брэйд. - Если даже было самоубийство...
   Неожиданно между ними возник Рейнк. Пристально глядя на них, он спросил:
   - Что за разговор о самоубийстве?
   Брэйд раздраженно взглянул на него и промолчал. Фостер слегка пожал плечами, как бы говоря, что он сделал свое дело, и если Брэйд собирается об этом кричать, то пусть и отвечает за последствия. Затем он сказал:
   - Мы просто говорили о Ральфе Ньюфелде.
   - Самоубийство? - Губы Рейнка растянулись в ехидную усмешку, он вытянул палец, почти касаясь им груди Брэйда. - Вы знаете, я в это верю. Этот парень был сумасшедший, настоящий сумасшедший. Нам повезло, что он не вздумал забрать с собой и все здание химического факультета, взорвав всех нас.
   Брэйда лихорадило. Они стояли по обе стороны от него. Каждый из них жаждал уверовать в самоубийство. Почему? Внутренний голос нашептывал ему: "Самоубийство лучше, чем убийство, это выход, это выход..." Однако, не взвешивая фактов, не рассуждая и не размышляя, он знал, что жаждет правды больше, чем какого-либо выхода. Фактически единственным реальным выходом была правда, все остальное было иллюзией.
   - А почему самоубийство? - спросил Брэйд. - Так ли легко поверить в самоубийство? Ему оставалось самое большее полгода до защиты диссертации.
   Рейнк все еще ехидно усмехался.
   - Вы в этом уверены? Как у него шла работа?
   - Очень хорошо! - отрезал Брэйд.
   - Откуда вы знаете?
   Брэйд хотел было уже ответить, как заметил поставленную ему Рейнком ловушку. Он не знал, как избежать ее, и его молчание означало только то, что Рейнку самому придется подтолкнуть его туда.
   - Должно быть, - продолжав Рейнк, - это он сам говорил вам, что его работа идет хорошо.
   - Конечно, говорил, - вызывающе подтвердил Брэйд.
   - А откуда вам было знать, что он говорит вам правду?
   - У меня есть копии его записей.
   Улыбка Рейика стала шире, Фостер тоже начал улыбаться. Брэйд внезапно заметил царящую в комнате тишину, увидел небольшие группы людей, прекративших разговоры и смотревших в его сторону, заметил Дорис, которая стиснула рукой платок и прикусила нижнюю губу.
   Брэйд знал, что ни одного из находящихся здесь химиков он не сможет убедить, что разбирается в кинетике настолько хорошо, чтобы судить о том, действительно ли успешно шла работа Ральфа.
   Голос Рейнка стал медоточиво-приторным:
   - Я знаю, каких теорий Ральф Ньюфелд придерживался вначале, и уверяю вас, что они были бессмыслицей. Я хотел предоставить ему возможность самому убедиться в этом, допуская, что ему удастся найти какой-то побочный путь, который к чему-нибудь приведет. Конечно, из этого ничего не вышло. С ним невозможно было поладить. Тогда он пошел к вам, и здесь-то было его истинное Ватерлоо. Когда аспирант занимается проблемой, подобной выбранной Ральфом, и никогда не консультируется со специалистом, он неотвратимо приближается к катастрофе.
   "Для Рейнка эта ситуация должна была быть источником постоянного раздражения, - промелькнуло в сознании Брэйда. - Подумать только: Ральф никогда не консультировался у такого великого человека!"
   - Вам, Рейнк, не следует отлучать его душу от церкви и обрекать ее на адские муки только за то, что он никогда не обращался к вам за помощью.
   - Мне совершенно наплевать, приходил он ко мне или нет, - резко ответил Рейнк, вздернув подбородок. - Какого черта мне беспокоиться об этом? Мне просто пришла мысль, что он находился в крайне затруднительном положении. И вот что я скажу вам, Лу: ему наконец пришлось это признать. Он все кружил наобум возле своей проблемы, проводил измерения, которые осмысливал и переосмысливал до тех пор, пока не увидел, что зашел в тупик. А это означало никакой кандидатской степени. Тогда он и покончил с собой. А почему бы нет?
   - Потому, - с холодной яростью возразил Брэйд, - что его работа шла хорошо. Возможно, физическая химия не моя специальность, но я все же не водопроводчик! Я всегда могу отличить вальденовское обращение от фотохимической цепной реакции. Я читал его отчеты - у него все шло хорошо.
   Почему-то Брэйд не мог видеть окружающее в истинном свете, - словно туман застлал ему глаза. Все присутствующие, мужчины и женщины, казалось, обернулись к нему; в первой шеренге находились Рейнк и Фостер. А он, Брэйд, стоял на краю пропасти.
   Волки! Он отбивается от волков. События истекших сорока восьми часов сконцентрировались в странно светящуюся точку. Насилие вторглось в академическую обитель и вызвало панику среди ее членов. Они мечутся в страхе и ищут способа умилостивить недружелюбных богов. Они готовы принести в жертву Брэйда, чтобы искупить свои грехи и отвратить кару. Если смерть Ньюфелда несчастный случай, то виновным окажется Брэйд. Если их заставят признать это самоубийством, они согласятся, но и в этом случае решат, что причиной послужило неквалифицированное руководство со стороны Брэйда. И, наконец (Брэйд не раз говорил себе это с холодной уверенностью), если возникнет мысль об убийстве, то подозреваемым тоже будет только один человек. Этого ведь требуют интересы факультета. Но если они считают, что он спокойно подставит под нож свою грудь, то ошибаются!
   - Вы, профессор Рейнк, видимо, настолько уверены, что Ральф убил себя, что я не могу не задавать себе вопроса: а не движет ли вами сознание внутренней вины?
   - Внутренней вины? - высокомерно переспросил Рейнк.
   - Вот именно! Вы вышвырнули его из своей группы. Вы обрекли его на работу под руководством человека, которого считаете малокомпетентным. Вы дали ему совершенно ясно понять, что не одобряли его теорий, еще до того, как он начал экспериментировать (Брэйд повысил голос, чтобы не дать возразить собеседнику, нисколько не обеспокоенный тем, что вся комната слушает его слова), и что он вам крайне неприятен. Возможно, Ральф чувствовал, что вы разорвете его вместе с диссертацией в клочья во время защиты, независимо от того, какую ценность может представить его работа. Возможно, в минуту депрессии он не смог вынести мысли о необходимости смело выступить против мелочного тирана, неизлечимо больного тщеславием!
   Рейнк, побледнев, прохрипел что-то невнятное. Фостер сказал:
   - Мне кажется, нам следует предоставить это полиции.
   Но Брэйд еще не кончил. Он круто повернулся к Фостеру.
   - А может быть, его прикончила отметка, которую ты поставил ему по синтетической органике?
   - О чем ты говоришь? - с неожиданным беспокойством спросил Фостер. - Мне пришлось поставить ему то, что он заслужил.
   - А он заслуживал низкой оценки? Я видел его экзаменационную работу. Я химик-органик, с этим ты согласишься, и позволь мне судить о заключительной экзаменационной работе по курсу органической химии.
   Фостер разволновался.
   - Здесь учитывается не только заключительная работа. Сюда входят лабораторные занятия, сюда входит его поведение на лекциях...
   Брэйд со злостью прервал его:
   - Чертовски жаль, что никто не ставит оценок твоему поведению на лекциях или не задается вопросом, какое ты получаешь удовольствие, изводя студентов, которые не могут дать тебе сдачи. Я не удивлюсь, если как-нибудь один из них встретит тебя в узком переулке и сведет с тобой счеты.
   Взволнованная миссис Литтлби подошла к ним и безнадежно мягким голосом объявила:
   - Будьте любезны, пожалуйста... Теперь всем надо покушать, не так ли?
   Когда Брэйд машинально двинулся в столовую, он обнаружил, что вокруг него образовался некий вакуум. К нему поспешно приблизилась Дорис.
   - Что случилось? - спросила она напряженным тихим голосом. - С чего все это началось?
   Сквозь сжатые зубы Брэйд проговорил:
   - Оставь пока это, Дорис. Я рад, что все так произошло.
   И он действительно был рад. Работы он лишился - это ясно. И теперь, когда ему нечего было больше терять, у него появилось ощущение свободы, он испытывал какое-то облегчение. То время, пока он еще пробудет в университете, фостеры, рейнки и все это племя честолюбцев не смогут больше притеснять его, не почувствовав на себе его зубов.
   Он продолжал ощущать, что его избегают. Поэтому он разыскал Литтлби.
   - Профессор Литтлби!
   - А, Брэйд! - Механическая улыбка декана факультета была беспокойной.
   - Я хотел бы предложить, сэр, чтобы лекции по технике безопасности были обязательным предметом, поскольку факультет отвечает за безопасность. Если, как вы предложили, личная ответственность за них возлагается на меня, я хотел бы, чтобы данное обстоятельство повлияло на улучшение моего служебного положения.
   Он отрывисто кивнул головой и ушел, не ожидая, что ответит ему Литтлби. Это также помогло ему почувствовать себя лучше - и ничего ему не стоило. Вот что значило потерять все: никакие потери больше не страшны.
   Брэйд и Дорис ушли домой настолько рано, насколько это позволяло приличие. Брэйд боролся с потоком автомобилей так, будто каждая встречная машина олицетворяла Рейнка, а каждая догонявшая - Фостера: он пробивался вперед, оттесняя тех, кто не давал ему дорогу.
   - Вот так, - сказал он. - Я никогда больше не пойду ни на одну из этих вечеринок, даже если... - Он хотел докончить: "...даже если меня оставят", но не сказал этого.
   Дорис до сих пор еще не знала истинного положения дел. С поразившей его мягкостью она повторила свой вопрос:
   - Но из-за чего же это началось?
   - Фостер предупредил меня, что полиция не принимает версии о несчастном случае. Я полагаю, что кто-то сообщил об этом полиции.
   - Но зачем же? Зачем создавать новые неприятности?
   - Некоторые любят создавать другим неприятности. А кое-кто даже считает это своим гражданским долгом. Все дело в том, что факультет с удовольствием примет версию о самоубийстве, чтобы на этом покончить, особенно если удастся возложить вину на меня. Проклятые дураки не знают, какую бурю они накликают на себя.
   - Но...
   - Никаких "но". Это - убийство. И они это чувствуют, иначе не старались бы распустить версию о самоубийстве. У Ральфа всегда под рукой был цианид натрия; чтобы убить себя, достаточно было положить в рот несколько кристаллов. А поставить эксперимент, чтобы понюхать цианистый водород? Никто не станет кончать с собой каким-то особо сложным способом, который может не сработать, когда в твоих руках - прямой и безотказный.
   Его мысли опять переключились на другое. Опасность безработицы еще раз отступила на задний план перед опасностью быть обвиненным в убийстве.
   --------------------------------------------------------------------------
   ----
   * Плющ является в США символом университета (особенно в северо-восточных Штатах). - Прим. пер.
   ГЛАВА 11
   В эту ночь Брэйд спад крепко, без снов. Сказались волнения последних дней и опустошившее его возбуждение вчерашнего вечера.
   Утро встретило его дождем - пасмурное, как и его настроение. То, что вчера перед сном казалось ему благородной битвой, теперь вспоминалось с отвращением - перебранка рыночных торговок. Опасности снова нависли над ним, выхода не было. Можно, конечно, предположить, что те, кто с особой энергией поддерживает версию самоубийства, особенно боятся другой - убийства. А кто больше всего боится ясности в этом вопросе? Конечно, сам убийца. Хорошо, но означает ли это, что Рейнк или Фостер убили Ральфа? Черт побери! Он отодвинул свою порцию яичницы с ветчиной и подумал: какие же у того или другого могли быть основания? Мотивы? Все происшедшее с самого начала зависело от мотива. Он обратился к Дорис:
   - Я поеду в университет.
   - Сегодня?! В воскресенье?!
   - Именно потому, что воскресенье. Я собираюсь поработать над записями исследований Ральфа.
   - Зачем?
   - Ты слышала вчера Рейнка, не так ли? Он считает, что работа у Ральфа шла плохо и что я в этом не смогу разобраться.
   - А ты сможешь? - спросила Дорис спокойно.
   Вся оборона Брэйда неожиданно рухнула:
   - Я не уверен, но мне надо это выяснить. Мне следует закончить его работу и показать этим... этим ублюдкам кое-что.
   - Ты знаешь, я страшно боюсь, - прошептала Дорис.
   Поддавшись внезапному порыву, Брэйд встал, подошел к Дорис и обнял ее за плечи:
   - Боязнью делу не поможешь. Нам следует бороться, и мы будем. Вот и все.
   Она прислонила голову к его груди в закрыла глаза:
   - Да, дорогой, - но тут же оттолкнула его, услышав стук каблуков спускавшейся Джинни, и крикнула ей: - Ты опаздываешь, Вирджиния, и тебе придется есть холодную яичницу.
   Когда Брэйд, повернул автомобиль с Пятой улицы на Юниверсити роуд, он увидел два кирпичных шпиля административного корпуса, возвышавшиеся среди зелени Университетского городка. Весь городок показался Брэйду чужим - сейчас здесь не было оживленного движения, шелеста шин, звука моторов и бензиновой гари. Да, университет выглядел непривычно чужим и враждебным. Возможно, он казался таким потому, что сегодня воскресенье, а возможно, потому, что сам Брэйд больше не считал все это своим. Накануне вечером что-то произошло. Он порвал узы, принял как свершившийся факт, что больше не является частью университета.
   Даже автомобильная стоянка казалась враждебной. Она не была, как обычно, забита до отказа - стояли только три машины. Чужим было и здание химического факультета - всегда открытые деканат и химический музей заперты, звук шагов Брэйда гулко разносился в воскресной тишине.
   Брэйд поднялся на четвертый этаж. Все двери лабораторий и кабинетов заперты, коридор погружен в темноту. Он включил свет и прошел половину коридора до бывшей лаборатории Ральфа. Достал цепочку с ключами и, быстро перебрав их, нашел нужный. На мгновение удивился, сам не понимая почему: на цепочке висел лишний ключ. С внезапным острым беспокойством Брэйд вспомнил, что детектив в пятницу вернул ему ключ Ральфа. Брэйд понял причину беспокойства: этот детектив не собирался оставить дело в покое, должно быть, он допускает мысль, что было применено насилие.
   Тетрадей Ральфа было пять, все аккуратно пронумерованы, и Брэйд наугад открыл одну из них. У Брэйда в кабинете имелись копии этих записей, но, если Ральф был таким же, как и остальные аспиранты, на оборотной стороне оригинала могли сохраниться какие-нибудь черновые записи и заметки, может быть, очень существенные.
   Брэйд быстро перелистывал страницы и думал о том, что Ральф, несомненно, был чрезвычайно аккуратен: записи ясные, краткие и до крайности точные. Брэйд помнил еще те тетради, в которые Кэп Энсон неразборчивым почерком, но скрупулезно заносил результаты исследований к своей диссертации, - пожалуй, Ральф превзошел даже этот образец пунктуальности.
   Записи велись так, будто Ральф полагал, что любой, кто будет их читать, обладает лишь самыми элементарными знаниями. (С чувством вины Брэйд поймал себя на мысли, что, возможно, Ральф писал это для него.) Черт возьми, тогда он, несомненно, разберется: ему нужно только поменьше опасаться математики. Итак, начнем по порядку!
   Он возвратился к тетради номер один. Первые страницы были посвящены тому периоду, когда Ньюфелд занимался под руководством Рейнка. Перечислялись работы, которые были прочитаны перед тем, как приступить к фактическим исследованиям, приводились аннотации этих работ, а также собственные выводы и теории. Все это было очень аккуратно и превосходно изложено. Брэйд вспомнил, что однажды уже просматривал эти записи года полтора назад, когда Ральф только что стал его аспирантом.
   Изучая тетрадь, Брэйд не мог не удивиться тому, как мало нервозность и неуравновешенность Ральфа сказались на его работе. Записи казались совершенно бесстрастными. "Профессор Рейнк указывает на противоречивость утверждения...", или: "Профессор Рейнк, кажется, не убежден тем, что..." Даже разрыв с Рейнком был отмечен лишь такой фразой; "Сегодня я последний день аспирант профессора О. Рейнка". Никакого упоминания о ссорах, никаких самооправданий или враждебных выпадов. Одна эта фраза на всей странице, и больше ничего.
   Следующая запись, как показывала дата, была сделана более чем через месяц на новой странице: "Сегодня первый день, как я аспирант профессора Л. Брэйда". Последующие записи были знакомы: вначале копии передавались Брэйду еженедельно, затем - реже и реже, а содержание их становилось все более конспективным. Разочаровался ли Ральф в способности своего нового руководителя надлежащим образом разобраться в его работе? Или же Ральф действительно возненавидел Брэйда? Но ведь аспирант Чарли Эмит считал, что это был страх, а не ненависть.
   Брэйд почувствовал, что голоден. По воскресеньям буфет закрыт, из дому он ничего не захватил, а ближайший приличный ресторан находится в десяти минутах быстрой ходьбы. Он решил, что обойдется без обеда, и вернулся к тетрадям.
   Отдельные эксперименты Ральф описывал особенно тщательно. В тех случаях, когда результаты оказывались неудовлетворительными, Ральф записывал свои предположения о причинах неудачи. Это было полезно. Более чем полезно! Настроение Брэйда начало улучшаться.
   Главным недостатком Ральфа как химика-исследователя явно была чрезмерная приверженность своим предвзятым теориям: любой эксперимент, который пусть поверхностно, но подтверждал его мнение, он оставлял без перепроверки. Те же эксперименты, результаты которых противоречили его теориям, проверялись и перепроверялись и иногда опровергались.
   Первая и вторая тетради содержали описания многих опытов, которые противоречили теории Ральфа, и в комментариях начало сквозить раздражение. Появились замечания вроде: "Нужно улучшить контроль температуры. Поговорить с Брэйдом относительно приличного термостата для того, чтобы работа имела хоть какой-то смысл". Отсутствие слова "профессор", которое раньше везде с дотошностью вставлялось, казалось Брэйду самым характерным признаком раздражения (или ненависти?). Но ведь Ральф умел владеть собой при гораздо более напряженных отношениях когда работал с Рейнком. Может быть, причина в том, что Рейнк, даже когда он не соглашался с Ральфом, был его оплотом, скалой, о которую можно было опереться, тогда как Брэйд - лишь пустым местом?
   Тогда-то копии записей стали попадать к Брэйду изредка и большими партиями сразу, он уже не узнавал страницы или припоминал их смутно. (Это его вина, его! Брэйд поклялся себе, что в будущем ни один аспирант не будет проводить исследовании без него.)
   В самом начале третьей тетради положение вещей неожиданно улучшилось. Прежде всего Ральф наметил четкое направление проведения экспериментов, которое впоследствии оказалось плодотворным. Брэйд перевернул страницу, и... подскочил на стуле. Тщательно и подробно Ральф описал здесь метод проведения эксперимента, включая заблаговременную подготовку аликвот ацетата натрия в десяти колбах. У Брэйда забегали по спине мурашки: любой враг Ральфа, мало-мальски компетентный химик, прочитав именно эту страницу, получал точное руководство, как отправить юношу на тот свет. Как отравить его именно тем способом, каким он и был, очевидно, отравлен. Брэйд взял себя в руки: не думать об этом сейчас! К черту убийство и всех убийц! В данный момент следовало оценить свои собственные шансы на то, сможет ли он самостоятельно продолжить эти исследования.