Неожиданно на округлом лице детектива появилось крайне серьезное выражение:
   - Профессор, не понимайте меня неправильно! Я мог бы, конечно, попытаться одурачить вас. Это тоже часть моей работы. Но я ведь этого не делаю. Я на вашей стороне, проф! И скажу, почему. Если бы вы убили парнишку, то сделали бы это лишь для того, чтобы спасти свою собственную репутацию башковитого человека, так? Но такое мог сделать человек особого сорта - этакий, знаете, кичащийся своими мозгами. Такой парень, для которого самое главное, чтобы другие его считали умником, даже если ему придется бросить людям их невежество в физиономию и размазать его по ней... Я говорил с вами в четверг вечером, профессор. Вы химик, а я ничего не смыслю в химии. Вам пришлось объяснять мне много всякой всячины. И вы сделали это так, чтобы я не считал себя слабоумным за то, что не способен с первого слова понять вещи, которым вам пришлось учиться двадцать лет. Парень, который может говорить с таким невеждой, как я, и не ощущать потребности заставить собеседника почувствовать свое невежество, - это не тот сорт человека, который может совершить убийство, чтобы люди не узнали, что и он не самый большой умник на свете.
   - Благодарю вас, - сказал Брэйд.
   - И я вас также.
   Доуни встал и медленно пошел к двери.
   - И все-таки я и люди - это нечто вроде того, как вы и химикалии. Я оказываюсь прав в большинстве случаев. Но иногда я ошибаюсь. Ну что ж, не буду вам больше надоедать.
   Он поднял руку в знак прощального приветствия.
   ГЛАВА 14
   Вечером, когда Брэйд невидящим взглядом вперился в телевизор, Дорис подсела к нему и спросила:
   - Ты ни о чем не хочешь мне рассказать?
   Брэйд медленно поднял на нее глаза. Она была несколько бледнее обычного, но казалась спокойной. Он не переставал удивляться, что Дорис обошла молчанием стычку у Литтлби, хотя можно было ожидать с ее стороны резких упреков в безрассудстве. Но она ничего не сказала ни тогда, ни сейчас.
   Не пытаясь ничего смягчить, Брэйд рассказал Дорис о всех событиях этого дня - о Роберте, тетрадях Ральфа, разговоре с Доуни. Когда он закончил, Дорис спросила:
   - Что же ты теперь будешь делать, Лу?
   - Искать убийцу.
   - Думаешь, удастся?
   - Я должен найти.
   - В четверг вечером ты уже предполагал все это, а я своим брюзжанием только мешала тебе. А теперь я так боюсь, Лу!
   Брэйд рывком опустился на колени у ее кресла.
   - Что ты, Дорис? Нам нечего бояться. Я ведь не убийца, ты знаешь!
   - Знаю. - Это прозвучало совсем тихо, каким-то несвойственным ей приглушенным голосом.
   - Но если они заподозрят тебя?
   - Нет, этого я не боюсь!
   Внезапно он понял, что эти слова не просто утешение: он и вправду не боится. Страх, который еще три ночи назад угнетал его, теперь притупился.
   - Нам надо все это пережить каким-то образом, Дорис, и мы переживем. Не плачь. Не плачь, пожалуйста!
   Он взял ее за подбородок и приподнял ее голову:
   - Ты ничем не поможешь мне, если будешь плакать.
   Дорис слабо улыбнулась:
   - Детектив, видно, славный, да?
   - Он совсем не похож на детективов, какими я их себе представлял. Временами он просто на редкость разумен. Самое смешное, что его здравый смысл всегда меня ошарашивает, потому что с виду он ну просто комический полицейский из кинофильма.
   - А я все думаю про его слова о том, какого сорта человек мог убить Ральфа: такой, который кичится своим умом. Так он сказал? - переспросила Дорис.
   - Да, и это - хорошее определение. Мне следует его запомнить.
   - Не подходит ли оно к Отто Рейнку?
   Брэйд хмуро кивнул:
   - Подходит. Но к данному случаю неприменимо. Понимаешь, нечестность Ральфа никак не могла повлиять на репутацию Рейнка. Напротив! Он ведь давно убедил себя и других в том, что Ральф ошибается. Нет, дорогая, на карту поставлена только моя репутация.
   Упавшим голосом Дорис спросила:
   - А кто же тогда?
   - Видишь ли, я сейчас размышляю об одной мелочи. Если Доуни рассказал мне все точно, то, кажется, у меня начинает появляться интересная мысль. Одно его выражение, одно слово может иметь двойной смысл. Я, впрочем, не думаю, что Доуни это понял. Право, не думаю. Одно слово!
   - Но что же это за слово?
   Какое-то мгновение Брэйд смотрел на Дорис невидящим взглядом, потом мягко сказал:
   - Возможно, это пустяк, о котором не стоит и говорить. Мне нужно еще немного подумать. А пока что, Дорис, давай ляжем пораньше, пошлем все к черту. И не волнуйся. Предоставь все мне.
   Дорис улыбнулась ему.
   Лежа в постели, он думал об этой улыбке, глядя в ночную темноту. Улыбка Дорис была теплой и успокаивающей.
   Внезапно мысль Брэйда сделала странный скачок. Ему вспомнилось: "...человек, кичащийся своим умом". Конечно, это вполне применимо к Отто Рейнку. А почему? Ведь его репутация давно установилась: каждому известно, что он выдающийся человек. Так какого черта ему так стараться? Что это, недостаточная вера в свои умственные способности, которая заставляет его постоянно афишировать и приукрашивать их, а также подавлять всякого, кто может угрожать его положению? А Фостер? Напористый. Растущий. С молодой, хорошенькой женой, которая принимает его таким, какой он есть. Откуда у него эта потребность всем и всюду доказывать, что последнее слово всегда будет за ним, даже в жалком одностороннем состязании между преподавателем и студентом? А бедняга Кэп? Успешно сделав карьеру, он теперь мучается сомнением, сохранит ли он свое место в науке или будет забыт начисто. Ведь именно поэтому он прилагает такие усилия, чтобы завершить сейчас книгу. И с какой завистью он говорил о пожаловании баронского титула Берцелиусу!..
   Брэйд прикусил губы. Все они больны одной и той же болезнью. Она называется "неуверенность"!
   ГЛАВА 15
   На следующий день на лекции студенты вели себя почти как обычно. Они уже не стремились сгрудиться у самой кафедры, и те, кто обычно уединялся в стратосферную даль галерки, удовлетворились на этот раз средними рядами.
   Прочитав лекцию без каких-либо происшествий, Брэйд ответил на несколько вопросов, затем вынул из ящика на двери корреспонденцию и медленно пошел на четвертый этаж в свой кабинет.
   Просматривая на ходу полученные материалы, он наткнулся на желтый университетский конверт со своей фамилией, напечатанной на машинке, и обратным адресом: "Химический факультет". Какое официальное сообщение находится внутри? Неужели столь быстрая реакция на его субботнюю вспышку?! Он представил себе Литтлби, спешащего сегодня утром в университет, чтобы немедленно отдать приказ о его увольнении.
   Сунув остальные бумаги в карман пиджака, Брэйд разорвал конверт. Выпал листок с единственной строчкой текста:
   "Курс по технике безопасности будет введен в число обязательных предметов". И подпись: "Литтлби". Минуту Брэйд не верил своим глазам. Старик уступил?! Правда, здесь нет ни слова об "улучшении положения на факультете", но даже того, что есть, Брэйд не ждал!
   Дойдя до четвертого этажа, он чуть не налетел на Рейнка. Рейнк первым, с необычной сердечностью, воскликнул:
   - Лу, старина, как поживаешь? Ты выглядишь прекрасно!
   Он быстро дважды хлопнул Брэйда по плечу, сверкнул вставными челюстями и побежал вниз. Брэйд удивленно смотрел ему вслед. Неужели все так просто? Значит, нужно только один раз куснуть, чтобы дать почувствовать свои клыки, а потом достаточно лишь скалиться? Одного раза хватило, чтобы запугать Рейнка? Взглянув на листок, который он все еще держал в руке, он мысленно добавил: а также и Литтлби?
   Дорис и я становимся душевно все ближе, но вокруг - потери. Мои аспиранты погибают. Исследования заканчиваются фальсификацией. Работу я теряю. И Кэп Энсон... С горькой усмешкой над самим собой Брэйд подумал: "...и мой отец не любит меня!"
   Брэйд прошел в свою лабораторию. Когда-то, на заре деятельности Энсона, она составляла одно целое с кабинетом, но потом Энсон отгородил ее, оборудовав вакуумными линиями, кранами с горячей и холодной водой, паропроводом и газом. Энсон всегда настаивал на том, чтобы каждый профессор, независимо от возраста и состояния здоровья, не забывал, как держать пробирку и пинцет. Он всегда должен сам проводить какие-нибудь эксперименты, пусть самые пустяковые и незначительные.
   Брэйд и здесь копировал Энсона. Его собственные опыты по перегруппировке в атмосфере кислорода никогда не казались ему значительными. Но, как говорил Энсон, удовольствие заключалось уже в том, чтобы делать что-нибудь своими руками.
   Теперь Брэйд с грустью смотрел на экспериментальную установку. Он ни к чему не прикасался с той самой минуты на прошлой неделе, когда пошел в лабораторию Ральфа за титрованным раствором кислоты.
   Брэйд машинально перевел взгляд на баллон со сжатым кислородом. Странно! Неужели баллон пуст? Но он точно помнит, что заменил его незадолго до начала последнего эксперимента. Манометр должен показывать давление не менее 125 атмосфер, а стрелка - на нуле. Что случилось? Неужели он оставил баллон открытым и газ вытек? У второго манометра стрелка также на нуле. Он проверил кран перекрыт. Утечки быть не могло.
   В чем же все-таки дело? Значит, он перекрыл главный вентиль, выпустил из манометров находившееся в них ничтожное количество кислорода и затем перекрыл второй вентиль? Вероятно, аккуратный человек именно так и поступил бы, но Брэйд твердо помнил, что этого не делал.
   Он взялся за главный вентиль наверху баллона и попытался повернуть его по часовой стрелке. Маховичок не поддался. Очевидно, вентиль был уже перекрыт.
   Его рука автоматически начала было давить против часовой стрелки, чтобы впустить кислород в манометр, и... замерла.
   Позднее, анализируя события дня, Брэйд понял, что это и было мгновение, когда жизнь его висела на волоске. Он спасся тем, что чуть-чуть промедлил!
   Он еще ничего не заметил, нет, но сработали подсознательное чутье, интуиция химика, которые выработались за двадцать пять лет работы в лаборатории. Они-то и отметили, что что-то не так, я остановили его руку.
   Это "что-то не так" было всего лишь слабым блеском маслянистой жидкости на резьбе между главным манометром и самим баллоном. Он подцепил ногтем немного жидкости и понюхал ее.
   Пока он доставал гаечный ключ и захватывал им шестигранную гайку, ему казалось, что вокруг беспредельная тишина. Он резко нажал на ключ, и вентиль со странным скольжением повернулся.
   Вывернув манометр, Брэйд увидел, что вся резьба покрыта густой жидкостью, похожей на глицерин. Стоило ему повернуть главный вентиль против часовой стрелки, и лаборатория разлетелась бы от взрыва, как карточный домик. Брэйд бессильно опустился на стул, его знобило.
   Был уже почти час, и он решил спуститься в студенческую лабораторию. Заперев дверь, он несколько раз проверил замок. Сможет ли он теперь оставлять свой кабинет незапертым? Никогда!
   Чарли Эмит готовился к демонстрации опыта по получению семикарбазона под давлением. Это означало, что примерно через пятнадцать минут Эмит начнет делать "бомбу", медленно вертя стеклянную толстую трубку над пламенем. В результате он запаяет трубку, и эта запайка выдержит давление в несколько атмосфер при нагревании реагентов внутри "бомбы". Подобные опыты всегда вызывали у Брэйда беспокойство, так как не исключали возможность несчастного случая. Но Эмит все делал отлично. Взгляд его был устремлен на ровное пламя, а его уверенные руки методично превращали сужающийся конец трубки в раскаленный желтый шар.
   "Но ведь для того, чтобы смазать глицерином резьбу манометра на кислородном баллоне, нужны уверенные руки и ледяное сердце". Брэйд тут же устыдился своих мыслей. Чарли Эмит? Незаметный Чарли? С чего бы? Вошла Роберта Гудхью, мельком нерешительно улыбнулась ему, затем поспешно прошла к боковому шкафу, чтобы проделать какие-то последние манипуляции с реактивами, приготовленными утром для дневных экспериментов.
   Брэйд посмотрел на часы. Без пяти час. Ровно через пять минут студенты начнут заполнять лабораторию.
   Он с грустью задумался о том, как вся жизнь преподавателя расписана по часам - лекции, лабораторные занятия, семинары, заседания кафедры...
   Минутная стрелка коснулась двенадцати, и первый студент вошел в лабораторию, развертывая на ходу черный резиновый фартук и надевая его через голову. Как полагается, он сказал: "Привет, профессор Брэйд!" - положил книги на один из столов и раскрыл не раз облитое кислотой руководство по лабораторным работам. Из книги выпали сложенные листки бумаги. Студент воззрился на них сначала с удивлением, а потом с ужасом. Он быстро прошел в тот конец лаборатории, где стоял Эмит.
   - Послушайте, мистер Эмит, - волнуясь, начал студент, - по-моему, я забыл сдать отчет по прошлой лабораторной работе. Ничего, если я отдам его сейчас?!
   Эмит ответил грубовато-покровительственным тоном, возможно, чувствуя, что Брэйд смотрит на него:
   - Ладно, я посмотрю его позже. Но в следующим раз чтобы это не повторялось!
   Брэйд рассеянно наблюдал, как Эмит взял бумаги. В лабораторию быстро входили другие студенты. Время делало свое дело. Время, которое разрезает на кусочки день преподавателя и, как на кресте, распинает его на часах. Время... Только что оно чуть не остановилось для него навсегда. Милостивый боже!.. Он вдруг почувствовал, что и лаборатория и студенты словно исчезли куда-то и он остался один на один со своими тяжелыми, запутанными мыслями.
   Резко повернувшись, он вышел из лаборатории, ощущая, как ему удивленно смотрят вслед.
   ГЛАВА 16
   Брэйд опять взялся за телефонную трубку. Чтобы набрать номер, ему пришлось заглянуть в телефонный справочник.
   - Но мне необходимо, - объяснял Брэйд. - Это очень важно и отнимет не более минуты. Нет, я действительно не могу ждать до трех часов!
   Да, он не мог ждать. Он должен был узнать сейчас же, сию минуту. Ожидание было невыносимо.
   Высокий слабый голосок, звучавший сейчас в трубке, был испуганным...
   - Ты уверена? - спросил в заключение разговора Брэйд. - Так все и было!
   Он подсказывал другие возможности до тех пор, пока ему не показалось, что сейчас он услышит плач. Он только еще раз спросил: "Ты абсолютно уверена?"затем бросил трубку.
   Итак, теперь он знает все: и мотив и последовательность событий. По крайней мере думает, что знает.
   Но как обосновать свои подозрения? Как нужно поступить, чтобы доказать несомненный, с его точки зрения, факт, чтобы он стал признанным фактом и для других? Он сидел, спокойно размышляя, до тех пор, пока солнце не опустилось так низко, что стало светить ему прямо в глаза, и ему пришлось встать и задернуть штору. В этот момент послышался осторожный стук в дверь. Теперь Брэйд уже сразу узнавал дородную фигуру, контуры которой неясно виднелись сквозь матовое стекло.
   - Входите, мистер Доуни!
   - День добрый, профессор! Узнал о звонке и решил, что мне лучше сразу прийти. Сожалею, что меня не было на месте.
   - Это неважно.
   - Отлично, проф. Что еще случилось? У такого человека, как вы, должны быть веские причины, чтобы названивать в полицию.
   - Боюсь, что так. - Брэйд с нетерпением следил за тем, как полный детектив усаживается поудобней, и сразу выпалил:
   - Послушайте, на мою жизнь было покушение!
   Доуни, который полез было в жилетный карман за сигарой, замер, и из его глаз исчезло дружелюбие. Они были холодными, когда он спросил:
   - Неужели? И вы пострадали?
   - Нет, я спасся. Но еще одно мгновение...
   - Так сказать, в самую последнюю секунду?
   - Вот именно.
   Брэйд внезапно почувствовал мертвящий холод. Не было никакого сомнения, что детектив смотрит на него враждебно. Нет, еще точней; впервые Доуни смотрел на него так, как будто он наконец убедился, что Брэйд и есть убийца.
   Взяв себя в руки, Брэйд неторопливо рассказал, каким образом он обнаружил, что кто-то испортил его баллон с кислородом. Доуни слушал безучастно, полуприкрыв глаза веками. Только однажды он проявил интерес: когда Брэйд заговорил о жидкости, напоминавшей глицерин. Сжав руками край стола, Доуни сразу же переспросил:
   - Глицерин? Это нечто вроде нитроглицерина?
   Брэйд подавил раздражение:
   - Нет, нет! Сам по себе глицерин довольно безопасен. Он применяется в кондитерских изделиях и в косметике.
   - Безопасен? Но тогда...
   - Безопасен в обычных условиях. Но если открыть этот баллон, то тогда чистый кислород создаст в небольшой камере давление около 125 атмосфер. Заметим для сравнения, что давление кислорода в воздухе составляет примерно лишь 0,2 атмосферы. Под действием кислорода высокого давления безопасный в обычных условиях глицерин вступает в бурную реакцию, выделяя значительное количество тепла...
   - Вы хотите сказать, взрывается?
   - Да. Кислород сорвал бы главный вентиль с баллона и вырвался наружу, превратив сам баллон в чудовищный снаряд.
   Доуни глубоко вздохнул и почесал пухлую щеку жестким ногтем:
   - А эта дрянь не могла попасть туда случайно?
   - Нет, - твердо ответил Брэйд. - Резьбу на кислородном баллоне нельзя смазывать ни в коем случае, и я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь сделал это случайно. В прошлый четверг резервуар был в полном порядке, его испортили преднамеренно.
   - Чтобы убить вас, проф? Правильно я понял?
   - Очевидно. Другого объяснения не может быть. Этим баллоном пользуюсь только я, и никто другой. Еще минута - и я бы повернул главный вентиль. Фактически я был на волоске от смерти.
   Доуни кивнул. Он по-прежнему держался отчужденно.
   - Так вы полагаете, что тот же самый малый, который отравил вашего парня, смазал и эту штуку с кислородом?
   - Наличие двух убийц в одном здании выходило бы за рамки простого совпадения, не так ли?
   - Конечно. И поэтому вы считаете, что убийца не вы, поскольку вы тоже жертва?
   - Видите ли...
   - Но на самом-то деле вы ведь не стали жертвой, не так ли? Вы целы-целехоньки и в такой же безопасности, как если бы сидели в церкви, потому что вы все же не повернули вентиль. Так ведь? А не вы ли сами намазали этот сироп, профессор?
   - Что?! Послушайте!..
   - Нет, слушайте вы! Меня тошнит от всего этого, понятно? Я ошибался, когда, несмотря на все улики, считал вас невиновным. А теперь вы сами взвалили вину на себя, потому что не смогли усидеть спокойно.
   Заметно оживившись, Доуни продолжал:
   - Преступник может смирнехонько сидеть, ничего не делая, и считать, что полиция не найдет улик, достаточных, чтобы засудить его. Так лучше всего поступать, хотя и всего труднее. Вы так вести себя не смогли потому, что у вас чересчур развито воображение: вы из тех, кто выдумывает всякую всячину, а от этого еще больше нервничает... Другой выход уже похуже: поскорее удрать, дать тягу. Для вас он невозможен: у вас семья, положение. Бывает, у преступника остается последний выход - перейти в контратаку. Он может сфабриковать факты, оправдывающие его. Чтобы сделать такую штуку, преступник должен считать себя куда ловчее полиции. Профессору нетрудно именно так и посчитать, ведь ваша профессия требует известной ловкости мышления, не правда ли?
   Брэйд решительно прервал его:
   - Уверяю вас, ничего подобного в моем случае не было!
   - Хорошо, проф, слышу. Но давайте все же проследим дальше. Самый обычный способ подтасовки фактов, с которым мы сталкиваемся, - это когда подозреваемый выставляет себя жертвой. Вот, например, ограбили несколько квартир, и мы считаем, что грабитель - один из малых, живущих по соседству. Глядишь, ограблена квартира самого подозреваемого. Выходит, он тоже жертва и не может быть грабителем, не так ли?
   - Значит, я сам испортил баллон?
   - Профессор, вы знаете, как я к вам относился. А сейчас думаю, что вы именно так и сделали.
   Брэйд взял манометр и спокойно спросил:
   - Тогда он вам не нужен как улика?
   - Это не улика.
   Брэйд кивнул. Он вытер резьбу манометра и баллона мягкой тряпкой, которую окунул сначала в спирт, а потом в эфир. Затем он обдул резьбу сжатым воздухом. "Потом я сделаю это более тщательно", - подумал Брэйд и ввернул манометр в баллон, сердито постукивая гаечным ключом.
   Положив ключ, Брэйд повернулся к Доуни, внимательно следившему за ним.
   - Я вижу насквозь ваши психологические приемы, мистер Доуни. Вы пытаетесь создать вокруг меня видимость сети логических выводов и полагаете, что я в ней запутаюсь и со страху сделаю признание. А тогда вы будете располагать драгоценными уликами, нужными для присяжных. Этот номер не пройдет!
   - Почему же?
   - Потому что он может пройти только в одном случае: если подозреваемый виновен. А я невиновен. Более того, я знаю, кто убийца.
   Доуни широко улыбнулся:
   - Применяете психологию теперь ко мне, профессор?
   - Нет, я в этих делах не мастак.
   - Ладно. Так кто же убийца?
   Брэйд чувствовал, что доведен до отчаяния терпеливой снисходительностью Доуни, с какой обычно разговаривают с маньяками. "Мне тоже нужны доказательства для присяжных, и я добуду их для вас. Только наблюдайте, что я буду делать".
   Брэйд быстро взглянул на часы, подошел к телефону и набрал внутренний номер:
   - Говорит профессор Брэйд. Вторая лабораторная работа уже почти закончилась, не так ли? Не зайдете ли вы ко мне сейчас? - Он положил трубку. Еще несколько секунд терпения, мистер Доуни.
   ГЛАВА 17
   Роберта тихо постучала в дверь, и Брэйд впустил ее. Она была в сером лабораторном халате, который был ей явно велик. Около верхнего кармана с карандашами халат был выпачкан красным, а еще где-то обесцвечен и прожжен реактивами. Она внесла с собой слабый запах лаборатории органической химии запах, который студенты вначале не любят, а потом перестают замечать. Ее лицо казалось безжизненным, а глаза беспокойно бегали.
   "Бедняжка", - невольно подумал Брэйд и сказал:
   - Роберта, этот джентльмен - мистер Джек Доуни.
   Ее глаза на мгновение остановились на Доуни. Она прошептала:
   - Очень приятно.
   - Он детектив, который занимается нашим делом, - продолжал Брэйд. Веки у девушки дрогнули.
   - Несчастным случаем с Ральфом. Впрочем, мистер Доуни полагает, что смерть произошла не в результате несчастного случая. Я придерживаюсь того же мнения. Это было убийство.
   Ее безжизненное лицо сразу изменилось:
   - Что вы говорите! - Она перевела взгляд на детектива и пристально посмотрела на него. - Я знала, что он не мог совершить этой глупой ошибки. Кто... кто убил?
   - Это мы и пытаемся выяснить. И вот что. Мистер Доуни знает о вашей дружбе с Ральфом и о том, что вы ссорились.
   - Ссорились? Когда?
   - Роберта, сядьте, пожалуйста, - попросил Брэйд - Есть один вопрос, который я хотел бы выяснить, и полагаю, вы можете помочь.
   Роберта поколебалась, затем медленно опустилась на ближайший к двери стул:
   - О какой ссоре вы говорите, профессор Брэйд?
   - В кафетерии.
   Она казалась удивленной так же, как и Доуни, хотя последний в меньшей степени.
   - Вы спорили о том, какой сорт мороженого заказать?
   Роберта покачала головой.
   - Совершенно не помню. Кто вам сказал? - Она смотрела то на одного, то на другого, как загнанный, испуганный зверек.
   - Бармен, наблюдая, как вы спорили, определенно расслышал слово "фудж", а потом вы заказали мороженое "фудж".
   Брэйд замолчал. Молчала и Роберта. Казалось, она еще больше побледнела.
   - Роберта, не объясните ли вы мистеру Доуни, что бармен мог неправильно истолковать услышанное слово? Не объясните ли вы другое значение слова "фудж", то, которое обычно в ходу у студентов?
   Она продолжала молчать.
   - Роберта, ведь правда, я не ошибаюсь: "фудж" не только сорт мороженого, это выражение означает "слиповать", "подделать"? Вы спорили о липовых данных, а не о сорте мороженого?
   - Нет... - с трудом выговорила она.
   - Вчера я застал вас в лаборатории Ральфа. Вы хотели уничтожить его тетради? Спасти репутацию Ральфа?
   Роберта через силу отрицательно покачала головой.
   - Бесполезно отрицать, Роберта. Я тоже просмотрел его тетради. И я обнаружил фальсификацию.
   - Это было не так! - воскликнула она в отчаянии. - Ральф не сознавал, что делает.
   Брэйд нахмурился:
   - К несчастью, Роберта, Ральф знал, что делает. Он многие месяцы занимался подтасовкой. Не защищайте его. Для подобного поступка нет оправданий.
   - Говорю вам, он не понимал, что делает! Он должен был получить ученую степень и думал только об этом. Ральф был настолько уверен в своей теории, что считал лишь вопросом времени получение соответствующих данных и...
   - И тем временем он подделал результаты, на которые мог опереться, если бы нужные данные не появились? Не так ли?
   - Клянусь, профессор Брэйд, что он не собирался использовать эти цифры! Никогда! Я хочу сказать... - Она беспомощно вытянула руки, пытаясь жестами объяснить слова, которые не в силах была произнести. Наконец ей удалось собраться с мыслями: - Он сказал бы вам. Он пришел бы к вам еще до защиты.
   - Он говорил вам, что сделает это? - спросил Брэйд. Жалость к девушке все нарастала, но он уже не мог ей помочь.
   - Я знаю, что он поступил бы именно так.
   Наклонившись над столом, в разговор наконец вмешался Доуни:
   - Профессор, если вы не возражаете, я прерву вас на одну минутку. Мисс, можете ли вы сказать мне одну вещь? Как вам удалось узнать об этой липе? Ведь ваш приятель не рассказывал вам об этом?