Страница:
Ну, а если взять два камня – возможно ли высечь искру, ударяя одним о другой?
Теремон сомневался и на этот счет – однако попробовать стоило. Других идей у него все равно не было. Поблизости лежал большой плоский камень, и Теремон вскоре нашел треугольный камешек поменьше, как раз по ладони. Он опустился на колени около своего костерка и начал методически бить острым камнем о плоский.
Без всякого результата.
Он начинал терять надежду. Вот я – взрослый человек, думал он, я умею читать и писать, умею водить машину и даже в какой-то степени пользоваться компьютером. Могу за два часа написать очерк, которым будет зачитываться весь Саро – я это делал ежедневно двадцать лет. Но огонь в первобытных условиях добыть не могу.
И все-таки я не стану есть этого грабена сырым без крайней нужды. Не стану. Не стану. Нет!
И он в ярости вновь и вновь бил камнем о камень.
Ну давай же, чтоб тебя! Появись! Загорись! Изжарь мне эту несчастную тварь!
Еще. Еще. Еще.
– Что это вы тут делаете? – недружелюбно спросил вдруг кто-то у него за плечом.
Встревоженный Теремон оглянулся. Первое правило выживания в этом лесу гласило, что нельзя ничем увлекаться настолько, чтобы не заметить, когда к тебе подкрадываются.
Их было пятеро. Мужчины, примерно его ровесники. Такие же оборванцы, как и все лесные жители. Особых признаков сумасшествия в их облике не наблюдалось: ни стеклянных глаз, ни слюнявых ртов; лица носили суровое, решительное выражение. Оружия, кроме дубинок, при них не имелось, но намерения они питали явно враждебные.
Пятеро против одного. Ладно, подумал Теремон, забирайте этого проклятого грабена и подавитесь им. Я не настолько глуп, чтобы лезть с вами в драку.
– Я спросил, что вы делаете? – еще более резко прозвучал повторный вопрос.
– Разве непонятно? – огрызнулся Теремон. – Пытаюсь разжечь костер.
– Мы так и подумали.
Незнакомец подошел к теремоновскому костру и одним точным пинком развалил его. С таким трудом собранное топливо разлетелось, и насажанный на вертел грабен упал.
– Эй, погодите-ка!
– Никаких костров, сударь мой. Запрещено законом, – отрубил тот. – Хранение воспламеняющих веществ и зажигательных приборов не допускается. Топливо предназначалось для костра, это очевидно. Кроме того, вы и сами признали свою вину.
– Вину? – недоверчиво переспросил Теремон.
– Вы сказали, что собирались развести костер. Эти камни – зажигательные предметы, не так ли? Закон однозначно запрещает пользоваться ими.
По сигналу предводителя к ним подошли еще двое. Один обхватил Теремона сзади за горло и грудь, другой отнял у него камни и бросил в озеро, где они с плеском исчезли. Теремон при виде этого испытал то же, что, должно быть, испытывал Биней, видя, как толпа крушит его телескопы.
– Пустите меня, – сказал он, вырываясь.
– Отпустите, – разрешил предводитель, втаптывая прутья и сухую траву поглубже в грязь. – Разжигать огонь больше не разрешается. Довольно с нас пожаров. Мы не можем допустить, чтобы они возникали снова – ты что, не знал? Попробуй только еще раз разложить костер, мы вернемся и разобьем тебе башку, понятно?
– Огонь разрушил мир, – сказал один из пятерых.
– Огонь лишил нас крова.
– Огонь – это враг. Огонь под запретом. Огонь – это зло.
Зло? Под запретом? – недоумевал Теремон. Как видно, они все-таки сумасшедшие.
– Попытка разжечь огонь на первый раз карается штрафом, – сказал предводитель. – Мы конфискуем у тебя это животное. Чтобы знал вперед, как подвергать опасности невинных людей. Забирай его, Листигон. Это будет хорошим уроком. В следующий раз, когда этот парень что-нибудь добудет, он еще подумает, следует ли ему вызывать враждебную стихию только для того, чтобы поджарить себе мясца.
– Нет! – сдавленно крикнул Теремон, когда Листигон нагнулся за грабеном. – Это мое, придурки! Мое! Мое!
И бросился на них, забыв в приступе горького разочарования всякую осторожность.
Кто-то крепко ударил его в солнечное сплетение. Теремон задохнулся, поперхнулся и скрючился, держась за живот, и тут кто-то нанес ему сзади другой удар, по пояснице, чуть не сваливший его наземь. На сей раз Теремон успел двинуть назад локтем, попал и услышал, как враг заворчал от боли.
Ему и раньше приходилось драться, но очень-очень давно. И он никогда еще не выступал один против пяти. Главное, сказал он себе, это держаться на ногах и пятиться, пока не упрешься спиной в валун – тогда никто, по крайней мере, не зайдет сзади. А потом попытаться отбиться кулаками и ногами – кусаться и вопить, если надо, пока его не оставят в покое.
А внутренний голос говорил ему: «Да ведь они совсем чокнутые. Они не отстанут, пока не забьют тебя насмерть».
Ну, теперь уж делать нечего – только отбиваться. Теремон нагнул голову и стал изо всех сил молотить кулаками, продолжая в то же время пятиться к валуну. Враги наседали, нанося удары со всех сторон, но он держался на ногах. Их численное превосходство оказалось не таким уж подавляющим, как он ожидал. В этом тесном пространстве они не могли накинуться на него все сразу, и Теремон использовал их замешательство в своих интересах, направляя удары куда попало и двигаясь как можно быстрее, они же топтались на месте, стараясь не задеть друг друга.
Но Теремон знал, что надолго его все равно не хватит. Ему разбили губу, один глаз начал заплывать, а дышать становилось все труднее. Еще один хороший удар – и он свалится. Защищая лицо одной рукой, он бил другой, пробиваясь к валуну. Он лягнул ногой назад – кто-то взвыл и выругался. Сам он тоже получил пинок в бедро и покачнулся, зашипев от боли.
Его шатало. Он ловил ртом воздух. Он плохо видел и плохо соображал, что происходит. Теперь все сгрудились вокруг него, работая кулаками. Не добраться ему до валуна. И на ногах долго не устоять. Сейчас он упадет, они затопчут его, и он умрет.
Умрет…
Но тут в суматохе возникло нечто новое: раздались еще какие-то голоса, еще какие-то люди вмешались в свалку. Отлично, подумал Теремон. Новые психи прибыли на подмогу. Но авось удастся ускользнуть, пока они…
– Именем Пожарного патруля приказываю остановиться! – прозвучал женский голос, ясный, громкий и властный. – Всем стоять! Отойдите от него! Сейчас же!
Теремон заморгал, потер лоб и повел вокруг мутными глазами.
На пятачке появились еще четверо – все опрятные, свежие, чисто одетые, с зелеными платками вокруг шеи и с лучевыми пистолетами. Женщина – как видно, главная – угрожающе взмахнула своим оружием, и пятеро нападавших послушно оставили Теремона и подошли к ней. Она смерила их суровым взглядом. Теремон смотрел, не веря своим глазам.
– В чем дело? – стальным голосом спросила женщина предводителя пятерых.
– Он разводил огонь – хотел поджарить себе мясо, но тут пришли мы…
– Хорошо. Я не вижу здесь огня. Нарушения закона не было. Убирайтесь.
Человек кивнул и нагнулся за грабеном.
– Эй! Это принадлежит мне, – хрипло сказал. Теремон.
– Нет. Ты лишаешься грабена. Мы конфисковали его у тебя за нарушение противопожарных законов.
– Наказание определяю я, – сказала женщина. – Оставьте животное и убирайтесь отсюда. Быстро!
– Но…
– Убирайтесь, или я вас самих отведу к Алтинолю. Ну!
И пятеро убрались прочь. Теремон не сводил глаз с женщины в зеленом шейном платке. Она подошла к нему.
– Кажется, я подоспела вовремя, Теремон?
– Сиферра, – изумленно произнес он. – Сиферра!
Теремон сомневался и на этот счет – однако попробовать стоило. Других идей у него все равно не было. Поблизости лежал большой плоский камень, и Теремон вскоре нашел треугольный камешек поменьше, как раз по ладони. Он опустился на колени около своего костерка и начал методически бить острым камнем о плоский.
Без всякого результата.
Он начинал терять надежду. Вот я – взрослый человек, думал он, я умею читать и писать, умею водить машину и даже в какой-то степени пользоваться компьютером. Могу за два часа написать очерк, которым будет зачитываться весь Саро – я это делал ежедневно двадцать лет. Но огонь в первобытных условиях добыть не могу.
И все-таки я не стану есть этого грабена сырым без крайней нужды. Не стану. Не стану. Нет!
И он в ярости вновь и вновь бил камнем о камень.
Ну давай же, чтоб тебя! Появись! Загорись! Изжарь мне эту несчастную тварь!
Еще. Еще. Еще.
– Что это вы тут делаете? – недружелюбно спросил вдруг кто-то у него за плечом.
Встревоженный Теремон оглянулся. Первое правило выживания в этом лесу гласило, что нельзя ничем увлекаться настолько, чтобы не заметить, когда к тебе подкрадываются.
Их было пятеро. Мужчины, примерно его ровесники. Такие же оборванцы, как и все лесные жители. Особых признаков сумасшествия в их облике не наблюдалось: ни стеклянных глаз, ни слюнявых ртов; лица носили суровое, решительное выражение. Оружия, кроме дубинок, при них не имелось, но намерения они питали явно враждебные.
Пятеро против одного. Ладно, подумал Теремон, забирайте этого проклятого грабена и подавитесь им. Я не настолько глуп, чтобы лезть с вами в драку.
– Я спросил, что вы делаете? – еще более резко прозвучал повторный вопрос.
– Разве непонятно? – огрызнулся Теремон. – Пытаюсь разжечь костер.
– Мы так и подумали.
Незнакомец подошел к теремоновскому костру и одним точным пинком развалил его. С таким трудом собранное топливо разлетелось, и насажанный на вертел грабен упал.
– Эй, погодите-ка!
– Никаких костров, сударь мой. Запрещено законом, – отрубил тот. – Хранение воспламеняющих веществ и зажигательных приборов не допускается. Топливо предназначалось для костра, это очевидно. Кроме того, вы и сами признали свою вину.
– Вину? – недоверчиво переспросил Теремон.
– Вы сказали, что собирались развести костер. Эти камни – зажигательные предметы, не так ли? Закон однозначно запрещает пользоваться ими.
По сигналу предводителя к ним подошли еще двое. Один обхватил Теремона сзади за горло и грудь, другой отнял у него камни и бросил в озеро, где они с плеском исчезли. Теремон при виде этого испытал то же, что, должно быть, испытывал Биней, видя, как толпа крушит его телескопы.
– Пустите меня, – сказал он, вырываясь.
– Отпустите, – разрешил предводитель, втаптывая прутья и сухую траву поглубже в грязь. – Разжигать огонь больше не разрешается. Довольно с нас пожаров. Мы не можем допустить, чтобы они возникали снова – ты что, не знал? Попробуй только еще раз разложить костер, мы вернемся и разобьем тебе башку, понятно?
– Огонь разрушил мир, – сказал один из пятерых.
– Огонь лишил нас крова.
– Огонь – это враг. Огонь под запретом. Огонь – это зло.
Зло? Под запретом? – недоумевал Теремон. Как видно, они все-таки сумасшедшие.
– Попытка разжечь огонь на первый раз карается штрафом, – сказал предводитель. – Мы конфискуем у тебя это животное. Чтобы знал вперед, как подвергать опасности невинных людей. Забирай его, Листигон. Это будет хорошим уроком. В следующий раз, когда этот парень что-нибудь добудет, он еще подумает, следует ли ему вызывать враждебную стихию только для того, чтобы поджарить себе мясца.
– Нет! – сдавленно крикнул Теремон, когда Листигон нагнулся за грабеном. – Это мое, придурки! Мое! Мое!
И бросился на них, забыв в приступе горького разочарования всякую осторожность.
Кто-то крепко ударил его в солнечное сплетение. Теремон задохнулся, поперхнулся и скрючился, держась за живот, и тут кто-то нанес ему сзади другой удар, по пояснице, чуть не сваливший его наземь. На сей раз Теремон успел двинуть назад локтем, попал и услышал, как враг заворчал от боли.
Ему и раньше приходилось драться, но очень-очень давно. И он никогда еще не выступал один против пяти. Главное, сказал он себе, это держаться на ногах и пятиться, пока не упрешься спиной в валун – тогда никто, по крайней мере, не зайдет сзади. А потом попытаться отбиться кулаками и ногами – кусаться и вопить, если надо, пока его не оставят в покое.
А внутренний голос говорил ему: «Да ведь они совсем чокнутые. Они не отстанут, пока не забьют тебя насмерть».
Ну, теперь уж делать нечего – только отбиваться. Теремон нагнул голову и стал изо всех сил молотить кулаками, продолжая в то же время пятиться к валуну. Враги наседали, нанося удары со всех сторон, но он держался на ногах. Их численное превосходство оказалось не таким уж подавляющим, как он ожидал. В этом тесном пространстве они не могли накинуться на него все сразу, и Теремон использовал их замешательство в своих интересах, направляя удары куда попало и двигаясь как можно быстрее, они же топтались на месте, стараясь не задеть друг друга.
Но Теремон знал, что надолго его все равно не хватит. Ему разбили губу, один глаз начал заплывать, а дышать становилось все труднее. Еще один хороший удар – и он свалится. Защищая лицо одной рукой, он бил другой, пробиваясь к валуну. Он лягнул ногой назад – кто-то взвыл и выругался. Сам он тоже получил пинок в бедро и покачнулся, зашипев от боли.
Его шатало. Он ловил ртом воздух. Он плохо видел и плохо соображал, что происходит. Теперь все сгрудились вокруг него, работая кулаками. Не добраться ему до валуна. И на ногах долго не устоять. Сейчас он упадет, они затопчут его, и он умрет.
Умрет…
Но тут в суматохе возникло нечто новое: раздались еще какие-то голоса, еще какие-то люди вмешались в свалку. Отлично, подумал Теремон. Новые психи прибыли на подмогу. Но авось удастся ускользнуть, пока они…
– Именем Пожарного патруля приказываю остановиться! – прозвучал женский голос, ясный, громкий и властный. – Всем стоять! Отойдите от него! Сейчас же!
Теремон заморгал, потер лоб и повел вокруг мутными глазами.
На пятачке появились еще четверо – все опрятные, свежие, чисто одетые, с зелеными платками вокруг шеи и с лучевыми пистолетами. Женщина – как видно, главная – угрожающе взмахнула своим оружием, и пятеро нападавших послушно оставили Теремона и подошли к ней. Она смерила их суровым взглядом. Теремон смотрел, не веря своим глазам.
– В чем дело? – стальным голосом спросила женщина предводителя пятерых.
– Он разводил огонь – хотел поджарить себе мясо, но тут пришли мы…
– Хорошо. Я не вижу здесь огня. Нарушения закона не было. Убирайтесь.
Человек кивнул и нагнулся за грабеном.
– Эй! Это принадлежит мне, – хрипло сказал. Теремон.
– Нет. Ты лишаешься грабена. Мы конфисковали его у тебя за нарушение противопожарных законов.
– Наказание определяю я, – сказала женщина. – Оставьте животное и убирайтесь отсюда. Быстро!
– Но…
– Убирайтесь, или я вас самих отведу к Алтинолю. Ну!
И пятеро убрались прочь. Теремон не сводил глаз с женщины в зеленом шейном платке. Она подошла к нему.
– Кажется, я подоспела вовремя, Теремон?
– Сиферра, – изумленно произнес он. – Сиферра!
Глава 37
У Теремона болело сразу в сотне мест. Он сомневался, нее ли кости у него целы. Глаз почти совсем заплыл. Но похоже было на то, что он выжил и на этот раз. Он сидел, опираясь на валун, и ждал, когда дымка боли перед глазами немного рассеется.
– У нас в штабе есть немного джонглорского рома, – сказала Сиферра. – Пожалуй, я смогу добиться, чтобы вам выдали порцию. В лечебных целях, разумеется.
– Ром? Штаб? Какой еще штаб? О чем речь, Сиферра? Вы и вправду здесь?
– Думаете, что я – галлюцинация? – Она засмеялась и несильно ущипнула его за руку. – И это тоже галлюцинация?
– Осторожно, – вздрогнул Теремон. – Тут меня лучше не трогать. Как и везде пока. С неба вы свалились, что ли?
– Мы патрулировали лес, услышали, что рядом дерутся, и подошли посмотреть, в чем дело. Я понятия не имела, что здесь замешаны вы, пока вас не увидела. Мы пытаемся установить здесь какое-то подобие порядка.
– Мы?
– Пожарный патруль. Можете считать нас новым местным правительством, наш штаб расположен в университетском Убежище, а командует нами человек по имени Алтиноль – раньше он возглавлял какую-то фирму. Я – одна из офицеров. Это, собственно, добровольное формирование, решившее ограничить пользование огнем, оставив эту привилегию только за членами Патруля…
– Постойте, Сиферра. Не так быстро, а? Вы говорите, что бывшие сотрудники университета создали в Убежище добровольное формирование? Что они ходят и тушат повсюду огонь? Как же так? Ширин говорил мне, что они все ушли, двинулись на юг в Национальный парк Амгандо, где назначено что-то вроде сбора.
– Ширин? Он здесь?
– Был здесь, а сейчас на пути в Амгандо. Я… решил пока задержаться. – Теремон не мог выговорить, что остался здесь ради ничтожного шанса – найти ее.
– Ширин сказал вам правду, – кивнула Сиферра. – Наши ушли из Убежища на следующий день после затмения. Должно быть, они уже в Амгандо – о них ничего не слышно. Они оставили Убежище открытым нараспашку, и Алтиноль со своими людьми пришел и завладел им. В Патруле пятнадцать или двадцать человек, все психически нормальные. Им удалось установить свою власть почти над половиной этого леса и над примыкающими к нему городскими районами, где еще живут люди.
– Но вы? Как вы-то у них очутились?
– Сначала я ушла в лес – как только Звезды пропали. Но здесь было довольно опасно, и когда я вспомнила про Убежище, то направилась туда. Алтиноль и его люди уже заняли его и предложили мне присоединиться к ним. – Сиферра улыбнулась довольно печальной улыбкой. – Весьма категорически предложили. Они не из тех, кто церемонится.
– Да и время не такое, чтобы церемониться.
– Да. Вот я и решила примкнуть лучше к ним, чем скитаться в одиночестве. Мне дали зеленый платок – здесь его все уважают. И лучевой пистолет, который тоже вызывает уважение.
– Итак, вы вступили в ряды гражданской милиции. Я как-то никогда не представлял вас себе в этой роли.
– Я тоже.
– И вы верите, что этот Алтиноль и его патруль – поборники справедливости, призванные восстановить закон и порядок?
Сиферра снова улыбнулась, и снова невесело.
– Поборники справедливости? Да, они считают себя таковыми.
– А вы?
– Они знают, чего хотят, – пожала плечами Сиферра, – и лучше им не перечить. Власти больше не существует, и они намерены заполнить вакуум. По-моему, сейчас это не самый худший вариант правительства. Уж лучше они, чем другие.
– Вы имеете в виду Апостолов? Они тоже пытаются сформировать правительство?
– Весьма вероятно. Я ничего не слышала о них со времен катастрофы. Алтиноль думает, что они все еще скрываются где-то – или Мондиор увел их куда-то в глубь страны, где они создадут собственное государство. Но сейчас организуются и другие фанатические группы, Теремон, – просто прелесть, что такое. Вы только что столкнулись с одной из них, и по чистой случайности они вас не прикончили. Они верят, что человечество спасется только в том случае, если совершенно откажется от огня, поскольку огонь принес гибель миру. Поэтому они ходят везде, уничтожая все, что способно воспламенять, и убивают всех, кто разводит огонь.
– Я-то хотел всего лишь состряпать себе еду, – мрачно сказал Теремон.
– Им все равно – жарите вы мясо или поджигаете что-нибудь. Огонь есть огонь, и он им ненавистен. Ваше счастье, что мы явились вовремя. Авторитет Пожарного патруля они признают. Мы, так сказать, элита – единственные, кому дозволяется пользоваться огнем.
– Лучевые пистолеты очень этому помогают. Чего только не дозволяется тем, у кого они есть. – Теремон потер больную руку и уныло уставился в пространство. – Говорите, имеются и другие группировки?
– Есть такие, которые считают, что университетские астрономы открыли секрет, как вызывать Звезды на небо. Эти за все происшедшее винят Атора, Бинея и компанию. Все та же старая ненависть к интеллигентам, сразу всплывающая, когда берут верх средневековые веяния.
– Боги! И много их таких?
– Достаточно. Одной только Тьме известно, что они творят с людьми из университета, которые не успели добраться до Амгандо и попали им в руки. Вешают их на ближайшем фонаре, полагаю.
– И все из-за меня, – угрюмо сказал Теремон.
– Из-за вас?
– Во всем, что случилось, виноват я, Сиферра. Не Атор, не Фолимун, не боги – я. Я, Теремон 762-й. Когда вы говорили, что я сам не знаю, что делаю, это было еще мягко сказано. Я вел себя не только безответственно, но и преступно.
– Перестаньте, Теремон. Что толку…
– Мне следовало в своей колонке изо дня в день предупреждать людей о том, что их ждет, бить в набат, требовать строительства убежищ, создания запасов продовольствия, аварийных энергетических подстанций, медицинских служб для помощи пострадавшим, да мало ли еще чего? А что я делал вместо этого? Ухмылялся. Вышучивал астрономов в их высокой башне. Добился того, что ни один член правительства не мог себе позволить отнестись к Атору всерьез.
– Теремон…
– Лучше бы вы не мешали этим психам забить меня насмерть, Сиферра.
Она сердито посмотрела ему в глаза.
– Бросьте эти дурацкие разговоры. Никакие правительственные меры все равно ничего бы не изменили. Хорошо бы, конечно, чтобы вы не писали этих своих статей – вы знаете, как я к ним относилась. Но какое значение это имеет теперь? Вы писали то, что думали. Вы заблуждались, но искренне. И какой смысл гадать о том, что могло бы быть. Мы имеем дело с тем, что есть в действительности. И хватит об этом. Вы в состоянии идти? Мы отведем вас в Убежище. Вы сможете помыться, переодеться, поесть…
– Поесть?
– Университет оставил там большие запасы продуктов.
– Стало быть, грабена мне есть не придется? – усмехнулся Терсмон.
– Разве только если очень захочется. Предлагаю вам отдать его кому-нибудь, кто нуждается в нем больше вас.
– Хорошая мысль. – Теремон медленно, с трудом поднялся на ноги. Боги, как же все болит! Сделал пару пробных шагов: недурно, недурно. Переломов, кажется, все-таки нет. Потрепали немного, и все. Мысль о теплой ванне и настоящей пище действовала на него лучше всякого лекарства.
Он бросил последний взгляд на свой шалашик, на свой ручей, на кусты и траву. Здесь в эти странные дни был его дом. Скучать по нему вряд ли придется, но Теремон не скоро забудет свою лесную жизнь. Он поднял грабена, перекинул его через плечо и сказал Сиферре:
– Ведите.
Не прошли они и ста ярдов, как Теремон приметил за деревьями стайку мальчишек – тех самых, что загнали грабена и теперь, видимо, вернулись за ним. Они угрюмо смотрели, как Теремон уносит их добычу, но не осмеливались потребовать ее назад, видя зеленые платки Пожарного патруля, а пуще того опасаясь их пистолетов.
– Эй! – крикнул им Теремон. – Ваше мясо? Я сберег его для вас.
И швырнул им тушку. Она упала рядом с мальчишками, и те, озадаченные, отпрянули назад. Им не терпелось схватить грабена, но они боялись подойти.
– Вот вам и эпоха рассвета, – грустно сказал Теремон. – Они голодны, но не смеют пошевельнуться. Думают, что это ловушка и если они высунут нос из-за деревьев, мы пристрелим их просто так, ни за что.
– В чем их упрекнешь? Теперь все боятся друг друга. Оставьте их. Они подберут добычу, когда мы уйдем.
И Теремон, прихрамывая, поплелся за ней.
Патруль с Сиферрой во главе уверенно шел через лес, пренебрегая таившимися в нем опасностями. И действительно, за то время, пока отряд быстро – насколько позволяло состояние Теремона – двигался по направлению к дороге, с ними ничего не произошло. Просто удивительно, как быстро восстанавливается общество, подумал журналист. Всего за несколько дней какая-то неформальная группировка, Пожарный патруль, сделалась чем-то вроде государственной власти. Впрочем, сумасшедших, возможно, сдерживают только лучевые пистолеты да безбоязненное поведение отряда. Наконец они вышли из леса. Стало прохладней, и дневной свет тревожно померк – на небе остались только Патру и Трей. Раньше Теремона никогда не беспокоило приглушенное освещение, создаваемое каждой парой двойных солнц. Но со времени затмения такие двухсолнечные вечера стали казаться ему угрожающими, предвещающими возврат Тьмы, хотя он прекрасно знал, что это невозможно. Раны, нанесенные Приходом Ночи, затянутся нескоро – даже у самых сильных духом.
– Еще немного, и будет Убежище, – сказала Сиферра. – Как ваше самочувствие?
– Нормально, – буркнул Теремон. – Калекой они меня не сделали.
Однако ему стоило больших усилий переставлять свои ноющие ноги, и он испытал прилив радости и облегчения, оказавшись наконец перед подземным входом в Убежище.
Внутри был настоящий лабиринт. Во все стороны тянулись коридоры с нишами. В отдалении смутно виднелись петли и спирали каких-то загадочных труб, идущих по стенам и потолку. Теремон вспомнил, что здесь размещалась университетская атомная кухня, пока на Взгорьях не открыли новую лабораторию.
К ним вышел высокий, очень уверенный в себе человек.
– Это Алтиноль 111-й, – сказала Сиферра. – Алтиноль, познакомься – это Теремон 762-й.
– Журналист? – спросил Алтиноль – без особого почтения, просто уточняя.
– Бывший, – ответил Теремон.
Они недружелюбно смерили друг друга взглядом. Алтиноль показался Теремону весьма твердым орешком: мужчина средних лет, подтянутый, в расцвете сил, в хорошей, прочной одежде – и, видимо, привыкший, чтобы ему подчинялись. Теремон порылся в своей обширной памяти, и она вскоре вознаградила его.
– А вы тот самый Алтиноль? Из «Предприятий Мортхейна»?
В глазах Алтиноля мелькнула искра то ли удовольствия, то ли раздражения.
– Тот самый.
– Про вас всегда говорили, что вы хотите стать президентом. Похоже, что сейчас вы им стали. Если не всей Федеративной Республики, то по крайней мере того, что осталось от города Саро.
– Не все сразу, – спокойно ответил Алтиноль. – Сначала мы попытаемся преодолеть анархию. А потом уж подумаем, как восстановить государство и кому в нем быть президентом. Существует, например, проблема Апостолов, которые захватили всю северную часть города и прилегающую к ней территорию и установили там религиозную диктатуру. Разделаться с ними будет не так-то просто. Так что все в свой черед, друг мой, – холодно улыбнулся он. – Сначала одно, потом другое.
– Вот именно, – сказала Сиферра. – Теремону, например, сначала надо принять ванну, потом поесть. Он жил в лесу с самого Прихода Ночи. Пошли, Теремон.
Помещение бывшего ускорителя было перегорожено на множество мелких отсеков. Сиферра провела Теремона в один из них, с медными водопроводными трубами на потолке и фаянсовой ванной.
– По-настоящему горячей воды не ждите, – предупредила она. – Мы топим котлы не дольше двух часов в день – топливо на исходе. Но все лучше, чем купаться в холодном лесном ручье. Вы что-то знаете об Алтиноле?
– Он был генеральным директором «Предприятий Мортхейна», большой судоходной корпорации. Пару лет назад о нем писали в газетах – он проворачивал какую-то незаконную сделку с целью строительства частной магистрали на государственных землях в провинции Нибро.
– Зачем судоходной компании строить какую-то магистраль?
– То-то и оно, что незачем. Его обвиняли в получении правительственной поддержки незаконными методами – будто бы он предоставлял некоторым сенаторам право пожизненного бесплатного проезда на судах своей линии. Впрочем, какая теперь разница, – пожал плечами Теремон. – Теперь нет ни «Предприятий Мортхейна», ни частного строительства, ни сенаторов, которых можно подкупить. Ему, по-моему, не понравилось, что я его узнал.
– А по-моему, ему все равно. Теперь у него одна забота – Пожарный патруль.
– Временно да. Сегодня Пожарный патруль, завтра весь мир. Вы же слышали – он собирается разделаться с Апостолами, захватившими дальнюю часть города. Ну что ж, кто-то ведь должен это сделать. А он из тех, кому нравится управлять ходом событий.
Сиферра вышла, и Теремон погрузился в ванну. Не сказать, чтобы это было верхом наслаждения, но он все же испытал чудесное ощущение после всего, что натерпелся. Он откинулся, закрыл глаза, расслабился и некоторое время блаженствовал.
Потом Сиферра отвела его в столовую Убежища – барак из жестяных листов – и оставила там, сказав, что ей нужно сдать Алтинолю дневной рапорт. Теремона ждала там еда – консервированный обед из запасов Убежища: чуть теплые овощи с мясом неизвестного вида и бледно-зеленый безалкогольный напиток неопределенного вкуса. Теремону все это показалось восхитительным.
Он принудил себя есть медленно и осторожно, зная, что его организм отвык от настоящей пищи: надо тщательно разжевывать каждый кусок, иначе можно заболеть. Он боролся с инстинктом, который побуждал его умять все как можно скорее и попросить добавки.
Наконец он покончил с едой и тупо уставился на безобразную жестяную стену. Он утолил свой голод, и настроение его изменилось к худшему. Несмотря на купание, на еду и на утешающее сознание того, что здесь, в Убежище, он в безопасности, Теремон впал в состояние глубокой безысходности.
Он очень устал, пал духом, и его одолевали мрачные мысли.
Мы жили в хорошем мире, думал он. Далеко не совершенном, конечно, но достаточно хорошем. Большинство людей было в целом счастливо, многие процветали, повсюду намечался прогресс – в науке в экономике, в общепланетном сотрудничестве. Понятие войны отошло в область предания, а религиозные проповеди, казалось, безнадежно устарели.
И вот все это рухнуло в считанные часы, по повелению ужасающей Тьмы.
На пепелище старого мира, без сомнения, возникнет новый. Так было всегда: об этом свидетельствуют раскопки Сиферры на Томбо.
Но каким он будет, этот новый мир? Ответ напрашивался сам собой. Это будет мир, где люди убивают друг друга за кусок мяса, за пренебрежение к суевериям, касающимся огня, или просто скуки ради. Мир, где алтиноли, воспользовавшись хаосом, прибирают к рукам власть. Мир, в котором фолимуны и мондиоры претендуют на диктаторство духа – возможно, в союзе с алтинолями. Мир, в котором…
Нет, потряс головой Теремон. Что толку предаваться этим траурным размышлениям?
Сиферра была права. Бессмысленно сожалеть о том, что могло бы быть. Мы имеем дело с тем, что есть. По крайней мере, он жив, почти полностью обрел свое былое душевное здоровье и почти без потерь выдержал испытание лесом, если не считать нескольких синяков и ссадин, которые через пару дней заживут. Отчаяние – бесполезное чувство и слишком большая роскошь, чтобы позволять ее себе; вот и Сиферра тоже не может позволить себе роскошь продолжать гневаться на него за его статьи.
Что сделано, то сделано. Пора двигаться вперед, перестраиваться, начинать все сначала. Оглядываться назад глупо. А смотреть вперед с недоверием и унынием – просто трусость.
– Поели? – спросила Сиферра, входя в столовую. – Знаю, пища не первый сорт. Но все-таки лучше грабена.
– Не могу судить. Мне так и не довелось его попробовать.
– Думаю, вы не много потеряли. Идемте, я покажу вам вашу комнату.
Клетушка с низким потолком не отличалась пышностью убранства: койка, лампадка рядом на полу, умывальник, лампочка на шнуре. В углу валялись какие-то книги и газеты, оставленные, наверно, теми, кто занимал эту комнату в вечер затмения. Теремон увидел номер «Хроники», раскрытый на его колонке, и содрогнулся: это был один из его последних опусов, где он особенно яростно кидался на Атора и его сторонников. Он покраснел и ногой отпихнул газету подальше.
– Что вы собираетесь делать дальше, Теремон? – спросила Сиферра.
– В каком смысле?
– Я хочу сказать – потом, когда немного отдохнете.
– Я еще не задумывался над этим. А что?
– Алтиноль хочет знать, намерены ли вы вступить в Патруль.
– Это что, приглашение?
– Он согласен вас взять. Ему нужны такие люди, как вы – сильные, способные руководить другими.
– Что ж, пожалуй, у меня получилось бы, а?
– Но его беспокоит одно. В Патруле может быть только один командир, и это Алтиноль. Если вы присоединитесь к нам, он хочет, чтобы вы поняли сразу, что все его распоряжения должны выполняться беспрекословно. Он не уверен, что вы умеете подчиняться приказам.
– Я тоже не уверен. Но его точка зрения мне понятна.
– Так вы согласны остаться? Я знаю, Патруль не безупречен, но он по крайней мере защищает порядок – нам необходима сейчас такая сила. И Алтиноль – он, может быть, властный, но неплохой человек. Я убеждена. Просто он считает, что время требует суровых мер и жесткого руководства. Которое он как раз и способен обеспечить.
– У нас в штабе есть немного джонглорского рома, – сказала Сиферра. – Пожалуй, я смогу добиться, чтобы вам выдали порцию. В лечебных целях, разумеется.
– Ром? Штаб? Какой еще штаб? О чем речь, Сиферра? Вы и вправду здесь?
– Думаете, что я – галлюцинация? – Она засмеялась и несильно ущипнула его за руку. – И это тоже галлюцинация?
– Осторожно, – вздрогнул Теремон. – Тут меня лучше не трогать. Как и везде пока. С неба вы свалились, что ли?
– Мы патрулировали лес, услышали, что рядом дерутся, и подошли посмотреть, в чем дело. Я понятия не имела, что здесь замешаны вы, пока вас не увидела. Мы пытаемся установить здесь какое-то подобие порядка.
– Мы?
– Пожарный патруль. Можете считать нас новым местным правительством, наш штаб расположен в университетском Убежище, а командует нами человек по имени Алтиноль – раньше он возглавлял какую-то фирму. Я – одна из офицеров. Это, собственно, добровольное формирование, решившее ограничить пользование огнем, оставив эту привилегию только за членами Патруля…
– Постойте, Сиферра. Не так быстро, а? Вы говорите, что бывшие сотрудники университета создали в Убежище добровольное формирование? Что они ходят и тушат повсюду огонь? Как же так? Ширин говорил мне, что они все ушли, двинулись на юг в Национальный парк Амгандо, где назначено что-то вроде сбора.
– Ширин? Он здесь?
– Был здесь, а сейчас на пути в Амгандо. Я… решил пока задержаться. – Теремон не мог выговорить, что остался здесь ради ничтожного шанса – найти ее.
– Ширин сказал вам правду, – кивнула Сиферра. – Наши ушли из Убежища на следующий день после затмения. Должно быть, они уже в Амгандо – о них ничего не слышно. Они оставили Убежище открытым нараспашку, и Алтиноль со своими людьми пришел и завладел им. В Патруле пятнадцать или двадцать человек, все психически нормальные. Им удалось установить свою власть почти над половиной этого леса и над примыкающими к нему городскими районами, где еще живут люди.
– Но вы? Как вы-то у них очутились?
– Сначала я ушла в лес – как только Звезды пропали. Но здесь было довольно опасно, и когда я вспомнила про Убежище, то направилась туда. Алтиноль и его люди уже заняли его и предложили мне присоединиться к ним. – Сиферра улыбнулась довольно печальной улыбкой. – Весьма категорически предложили. Они не из тех, кто церемонится.
– Да и время не такое, чтобы церемониться.
– Да. Вот я и решила примкнуть лучше к ним, чем скитаться в одиночестве. Мне дали зеленый платок – здесь его все уважают. И лучевой пистолет, который тоже вызывает уважение.
– Итак, вы вступили в ряды гражданской милиции. Я как-то никогда не представлял вас себе в этой роли.
– Я тоже.
– И вы верите, что этот Алтиноль и его патруль – поборники справедливости, призванные восстановить закон и порядок?
Сиферра снова улыбнулась, и снова невесело.
– Поборники справедливости? Да, они считают себя таковыми.
– А вы?
– Они знают, чего хотят, – пожала плечами Сиферра, – и лучше им не перечить. Власти больше не существует, и они намерены заполнить вакуум. По-моему, сейчас это не самый худший вариант правительства. Уж лучше они, чем другие.
– Вы имеете в виду Апостолов? Они тоже пытаются сформировать правительство?
– Весьма вероятно. Я ничего не слышала о них со времен катастрофы. Алтиноль думает, что они все еще скрываются где-то – или Мондиор увел их куда-то в глубь страны, где они создадут собственное государство. Но сейчас организуются и другие фанатические группы, Теремон, – просто прелесть, что такое. Вы только что столкнулись с одной из них, и по чистой случайности они вас не прикончили. Они верят, что человечество спасется только в том случае, если совершенно откажется от огня, поскольку огонь принес гибель миру. Поэтому они ходят везде, уничтожая все, что способно воспламенять, и убивают всех, кто разводит огонь.
– Я-то хотел всего лишь состряпать себе еду, – мрачно сказал Теремон.
– Им все равно – жарите вы мясо или поджигаете что-нибудь. Огонь есть огонь, и он им ненавистен. Ваше счастье, что мы явились вовремя. Авторитет Пожарного патруля они признают. Мы, так сказать, элита – единственные, кому дозволяется пользоваться огнем.
– Лучевые пистолеты очень этому помогают. Чего только не дозволяется тем, у кого они есть. – Теремон потер больную руку и уныло уставился в пространство. – Говорите, имеются и другие группировки?
– Есть такие, которые считают, что университетские астрономы открыли секрет, как вызывать Звезды на небо. Эти за все происшедшее винят Атора, Бинея и компанию. Все та же старая ненависть к интеллигентам, сразу всплывающая, когда берут верх средневековые веяния.
– Боги! И много их таких?
– Достаточно. Одной только Тьме известно, что они творят с людьми из университета, которые не успели добраться до Амгандо и попали им в руки. Вешают их на ближайшем фонаре, полагаю.
– И все из-за меня, – угрюмо сказал Теремон.
– Из-за вас?
– Во всем, что случилось, виноват я, Сиферра. Не Атор, не Фолимун, не боги – я. Я, Теремон 762-й. Когда вы говорили, что я сам не знаю, что делаю, это было еще мягко сказано. Я вел себя не только безответственно, но и преступно.
– Перестаньте, Теремон. Что толку…
– Мне следовало в своей колонке изо дня в день предупреждать людей о том, что их ждет, бить в набат, требовать строительства убежищ, создания запасов продовольствия, аварийных энергетических подстанций, медицинских служб для помощи пострадавшим, да мало ли еще чего? А что я делал вместо этого? Ухмылялся. Вышучивал астрономов в их высокой башне. Добился того, что ни один член правительства не мог себе позволить отнестись к Атору всерьез.
– Теремон…
– Лучше бы вы не мешали этим психам забить меня насмерть, Сиферра.
Она сердито посмотрела ему в глаза.
– Бросьте эти дурацкие разговоры. Никакие правительственные меры все равно ничего бы не изменили. Хорошо бы, конечно, чтобы вы не писали этих своих статей – вы знаете, как я к ним относилась. Но какое значение это имеет теперь? Вы писали то, что думали. Вы заблуждались, но искренне. И какой смысл гадать о том, что могло бы быть. Мы имеем дело с тем, что есть в действительности. И хватит об этом. Вы в состоянии идти? Мы отведем вас в Убежище. Вы сможете помыться, переодеться, поесть…
– Поесть?
– Университет оставил там большие запасы продуктов.
– Стало быть, грабена мне есть не придется? – усмехнулся Терсмон.
– Разве только если очень захочется. Предлагаю вам отдать его кому-нибудь, кто нуждается в нем больше вас.
– Хорошая мысль. – Теремон медленно, с трудом поднялся на ноги. Боги, как же все болит! Сделал пару пробных шагов: недурно, недурно. Переломов, кажется, все-таки нет. Потрепали немного, и все. Мысль о теплой ванне и настоящей пище действовала на него лучше всякого лекарства.
Он бросил последний взгляд на свой шалашик, на свой ручей, на кусты и траву. Здесь в эти странные дни был его дом. Скучать по нему вряд ли придется, но Теремон не скоро забудет свою лесную жизнь. Он поднял грабена, перекинул его через плечо и сказал Сиферре:
– Ведите.
Не прошли они и ста ярдов, как Теремон приметил за деревьями стайку мальчишек – тех самых, что загнали грабена и теперь, видимо, вернулись за ним. Они угрюмо смотрели, как Теремон уносит их добычу, но не осмеливались потребовать ее назад, видя зеленые платки Пожарного патруля, а пуще того опасаясь их пистолетов.
– Эй! – крикнул им Теремон. – Ваше мясо? Я сберег его для вас.
И швырнул им тушку. Она упала рядом с мальчишками, и те, озадаченные, отпрянули назад. Им не терпелось схватить грабена, но они боялись подойти.
– Вот вам и эпоха рассвета, – грустно сказал Теремон. – Они голодны, но не смеют пошевельнуться. Думают, что это ловушка и если они высунут нос из-за деревьев, мы пристрелим их просто так, ни за что.
– В чем их упрекнешь? Теперь все боятся друг друга. Оставьте их. Они подберут добычу, когда мы уйдем.
И Теремон, прихрамывая, поплелся за ней.
Патруль с Сиферрой во главе уверенно шел через лес, пренебрегая таившимися в нем опасностями. И действительно, за то время, пока отряд быстро – насколько позволяло состояние Теремона – двигался по направлению к дороге, с ними ничего не произошло. Просто удивительно, как быстро восстанавливается общество, подумал журналист. Всего за несколько дней какая-то неформальная группировка, Пожарный патруль, сделалась чем-то вроде государственной власти. Впрочем, сумасшедших, возможно, сдерживают только лучевые пистолеты да безбоязненное поведение отряда. Наконец они вышли из леса. Стало прохладней, и дневной свет тревожно померк – на небе остались только Патру и Трей. Раньше Теремона никогда не беспокоило приглушенное освещение, создаваемое каждой парой двойных солнц. Но со времени затмения такие двухсолнечные вечера стали казаться ему угрожающими, предвещающими возврат Тьмы, хотя он прекрасно знал, что это невозможно. Раны, нанесенные Приходом Ночи, затянутся нескоро – даже у самых сильных духом.
– Еще немного, и будет Убежище, – сказала Сиферра. – Как ваше самочувствие?
– Нормально, – буркнул Теремон. – Калекой они меня не сделали.
Однако ему стоило больших усилий переставлять свои ноющие ноги, и он испытал прилив радости и облегчения, оказавшись наконец перед подземным входом в Убежище.
Внутри был настоящий лабиринт. Во все стороны тянулись коридоры с нишами. В отдалении смутно виднелись петли и спирали каких-то загадочных труб, идущих по стенам и потолку. Теремон вспомнил, что здесь размещалась университетская атомная кухня, пока на Взгорьях не открыли новую лабораторию.
К ним вышел высокий, очень уверенный в себе человек.
– Это Алтиноль 111-й, – сказала Сиферра. – Алтиноль, познакомься – это Теремон 762-й.
– Журналист? – спросил Алтиноль – без особого почтения, просто уточняя.
– Бывший, – ответил Теремон.
Они недружелюбно смерили друг друга взглядом. Алтиноль показался Теремону весьма твердым орешком: мужчина средних лет, подтянутый, в расцвете сил, в хорошей, прочной одежде – и, видимо, привыкший, чтобы ему подчинялись. Теремон порылся в своей обширной памяти, и она вскоре вознаградила его.
– А вы тот самый Алтиноль? Из «Предприятий Мортхейна»?
В глазах Алтиноля мелькнула искра то ли удовольствия, то ли раздражения.
– Тот самый.
– Про вас всегда говорили, что вы хотите стать президентом. Похоже, что сейчас вы им стали. Если не всей Федеративной Республики, то по крайней мере того, что осталось от города Саро.
– Не все сразу, – спокойно ответил Алтиноль. – Сначала мы попытаемся преодолеть анархию. А потом уж подумаем, как восстановить государство и кому в нем быть президентом. Существует, например, проблема Апостолов, которые захватили всю северную часть города и прилегающую к ней территорию и установили там религиозную диктатуру. Разделаться с ними будет не так-то просто. Так что все в свой черед, друг мой, – холодно улыбнулся он. – Сначала одно, потом другое.
– Вот именно, – сказала Сиферра. – Теремону, например, сначала надо принять ванну, потом поесть. Он жил в лесу с самого Прихода Ночи. Пошли, Теремон.
Помещение бывшего ускорителя было перегорожено на множество мелких отсеков. Сиферра провела Теремона в один из них, с медными водопроводными трубами на потолке и фаянсовой ванной.
– По-настоящему горячей воды не ждите, – предупредила она. – Мы топим котлы не дольше двух часов в день – топливо на исходе. Но все лучше, чем купаться в холодном лесном ручье. Вы что-то знаете об Алтиноле?
– Он был генеральным директором «Предприятий Мортхейна», большой судоходной корпорации. Пару лет назад о нем писали в газетах – он проворачивал какую-то незаконную сделку с целью строительства частной магистрали на государственных землях в провинции Нибро.
– Зачем судоходной компании строить какую-то магистраль?
– То-то и оно, что незачем. Его обвиняли в получении правительственной поддержки незаконными методами – будто бы он предоставлял некоторым сенаторам право пожизненного бесплатного проезда на судах своей линии. Впрочем, какая теперь разница, – пожал плечами Теремон. – Теперь нет ни «Предприятий Мортхейна», ни частного строительства, ни сенаторов, которых можно подкупить. Ему, по-моему, не понравилось, что я его узнал.
– А по-моему, ему все равно. Теперь у него одна забота – Пожарный патруль.
– Временно да. Сегодня Пожарный патруль, завтра весь мир. Вы же слышали – он собирается разделаться с Апостолами, захватившими дальнюю часть города. Ну что ж, кто-то ведь должен это сделать. А он из тех, кому нравится управлять ходом событий.
Сиферра вышла, и Теремон погрузился в ванну. Не сказать, чтобы это было верхом наслаждения, но он все же испытал чудесное ощущение после всего, что натерпелся. Он откинулся, закрыл глаза, расслабился и некоторое время блаженствовал.
Потом Сиферра отвела его в столовую Убежища – барак из жестяных листов – и оставила там, сказав, что ей нужно сдать Алтинолю дневной рапорт. Теремона ждала там еда – консервированный обед из запасов Убежища: чуть теплые овощи с мясом неизвестного вида и бледно-зеленый безалкогольный напиток неопределенного вкуса. Теремону все это показалось восхитительным.
Он принудил себя есть медленно и осторожно, зная, что его организм отвык от настоящей пищи: надо тщательно разжевывать каждый кусок, иначе можно заболеть. Он боролся с инстинктом, который побуждал его умять все как можно скорее и попросить добавки.
Наконец он покончил с едой и тупо уставился на безобразную жестяную стену. Он утолил свой голод, и настроение его изменилось к худшему. Несмотря на купание, на еду и на утешающее сознание того, что здесь, в Убежище, он в безопасности, Теремон впал в состояние глубокой безысходности.
Он очень устал, пал духом, и его одолевали мрачные мысли.
Мы жили в хорошем мире, думал он. Далеко не совершенном, конечно, но достаточно хорошем. Большинство людей было в целом счастливо, многие процветали, повсюду намечался прогресс – в науке в экономике, в общепланетном сотрудничестве. Понятие войны отошло в область предания, а религиозные проповеди, казалось, безнадежно устарели.
И вот все это рухнуло в считанные часы, по повелению ужасающей Тьмы.
На пепелище старого мира, без сомнения, возникнет новый. Так было всегда: об этом свидетельствуют раскопки Сиферры на Томбо.
Но каким он будет, этот новый мир? Ответ напрашивался сам собой. Это будет мир, где люди убивают друг друга за кусок мяса, за пренебрежение к суевериям, касающимся огня, или просто скуки ради. Мир, где алтиноли, воспользовавшись хаосом, прибирают к рукам власть. Мир, в котором фолимуны и мондиоры претендуют на диктаторство духа – возможно, в союзе с алтинолями. Мир, в котором…
Нет, потряс головой Теремон. Что толку предаваться этим траурным размышлениям?
Сиферра была права. Бессмысленно сожалеть о том, что могло бы быть. Мы имеем дело с тем, что есть. По крайней мере, он жив, почти полностью обрел свое былое душевное здоровье и почти без потерь выдержал испытание лесом, если не считать нескольких синяков и ссадин, которые через пару дней заживут. Отчаяние – бесполезное чувство и слишком большая роскошь, чтобы позволять ее себе; вот и Сиферра тоже не может позволить себе роскошь продолжать гневаться на него за его статьи.
Что сделано, то сделано. Пора двигаться вперед, перестраиваться, начинать все сначала. Оглядываться назад глупо. А смотреть вперед с недоверием и унынием – просто трусость.
– Поели? – спросила Сиферра, входя в столовую. – Знаю, пища не первый сорт. Но все-таки лучше грабена.
– Не могу судить. Мне так и не довелось его попробовать.
– Думаю, вы не много потеряли. Идемте, я покажу вам вашу комнату.
Клетушка с низким потолком не отличалась пышностью убранства: койка, лампадка рядом на полу, умывальник, лампочка на шнуре. В углу валялись какие-то книги и газеты, оставленные, наверно, теми, кто занимал эту комнату в вечер затмения. Теремон увидел номер «Хроники», раскрытый на его колонке, и содрогнулся: это был один из его последних опусов, где он особенно яростно кидался на Атора и его сторонников. Он покраснел и ногой отпихнул газету подальше.
– Что вы собираетесь делать дальше, Теремон? – спросила Сиферра.
– В каком смысле?
– Я хочу сказать – потом, когда немного отдохнете.
– Я еще не задумывался над этим. А что?
– Алтиноль хочет знать, намерены ли вы вступить в Патруль.
– Это что, приглашение?
– Он согласен вас взять. Ему нужны такие люди, как вы – сильные, способные руководить другими.
– Что ж, пожалуй, у меня получилось бы, а?
– Но его беспокоит одно. В Патруле может быть только один командир, и это Алтиноль. Если вы присоединитесь к нам, он хочет, чтобы вы поняли сразу, что все его распоряжения должны выполняться беспрекословно. Он не уверен, что вы умеете подчиняться приказам.
– Я тоже не уверен. Но его точка зрения мне понятна.
– Так вы согласны остаться? Я знаю, Патруль не безупречен, но он по крайней мере защищает порядок – нам необходима сейчас такая сила. И Алтиноль – он, может быть, властный, но неплохой человек. Я убеждена. Просто он считает, что время требует суровых мер и жесткого руководства. Которое он как раз и способен обеспечить.