Страница:
Фастольф покачал головой:
– Не буду. Однако, мистер Бейли (таким мрачным его лицо стало впервые с момента их встречи), ваш тщательный анализ только ухудшил наше положение. Мы уже установили, что средство для убийства и удобный случай его совершить были только у меня. Но волей судеб у меня есть и мотив – самый веский мотив в мире, И моим врагам это известно. Так как же, во имя всего святого – или, перефразируя вас, во имя Земли, мы сумеем доказать, что я его не совершал?
19
20
21
– Не буду. Однако, мистер Бейли (таким мрачным его лицо стало впервые с момента их встречи), ваш тщательный анализ только ухудшил наше положение. Мы уже установили, что средство для убийства и удобный случай его совершить были только у меня. Но волей судеб у меня есть и мотив – самый веский мотив в мире, И моим врагам это известно. Так как же, во имя всего святого – или, перефразируя вас, во имя Земли, мы сумеем доказать, что я его не совершал?
19
Бейли яростно насупился, Он быстро отошел, направляясь в угол, словно в поисках замыкающих стен, но внезапно обернулся и сказал резко:
– Доктор Фастольф, по-моему, вам нравится ошарашивать меня.
– Вовсе нет. – Фастольф пожал плечами. – Я просто обрисовываю вам проблему такой, какова она в реальности. Бедняга Джендер принял робосмерть из-за каприза позитронного дрейфа. Поскольку я не имел к ней никакого отношения, то могло быть только это, я убежден. Однако больше никто не может безоговорочно признать меня невиновным, а все косвенные улики указывают на меня. И следует смотреть правде в глаза, решая, можем ли мы что-то сделать, а если можем, то что.
– Хорошо. В таком случае рассмотрим ваш мотив. Возможно, он вовсе не такой веский, как представляется вам.
– Вряд ли, мистер Бейли. Я ведь не дурак.
– Но вы и не судья себе и своим побудительным мотивам. Как правило, люди не слишком способны судить о себе и своих поступках. Не исключено, что по какой-то причине вы себя драматизируете.
– Не думаю.
– Ну так объясните мне свой мотив. В чем он заключается? Говорите!
– Не торопитесь, мистер Бейли. Это не так просто. Не выйдете ли вы со мной наружу?
Бейли быстро взглянул на окно. Выйти во Вне?
Солнце опустилось ниже, и свет его ярче наполнял столовую. Бейли замялся, а потом сказал громче, чем следовало:
– Да. С удовольствием.
– Превосходно, – отозвался Фастольф и добавил дружески; – Но не хотите ли сперва заглянуть в Личную?
Бейли прикинул. Никакой потребности он не испытывал, Но как знать, что ждет его во Вне? Долго ли они там останутся и какие там есть удобства? Главное же, он не знает обычаев аврорианцев, а в фильмокнигах, которые он просмотрел на корабле, об этой стороне их жизни, насколько ему помнилось, не было ничего. Пожалуй, безопаснее последовать намеку хозяина дома.
– Спасибо, – сказал он, – Если можно.
Фастольф кивнул и распорядился:
– Дэниел, проводи мистера Бейли в Личную для гостей.
– Партнер Элайдж, – сказал Дэниел, – вот сюда.
Когда они вышли а соседнюю комнату, Бейли сказал:
– Мне очень жаль, Дэниел, что ты не принимал участия в моем разговоре с доктором Фастольфом.
– Так не полагается, партнер Элайдж. Когда вы задали мне прямой вопрос, я ответил, но стать участником разговора меня не пригласили.
– Я бы пригласил, Дэниел, но я здесь гость и подумал, что было бы нетактично взять инициативу на себя.
– Я понимаю… Вот Личная для гостей, партнер Элайдж. Когда помещение свободно, дверь откроется, если вы прикоснетесь к ней в любом месте.
Но Бейли не вошел. Он задумался, а потом спросил:
– Но если бы тебя пригласили участвовать в разговоре, Дэниел, ты сказал бы что-нибудь? Сделал бы какое-нибудь замечание? Я хотел бы узнать твое мнение, друг мой.
Дэниел сказал с обычной серьезностью:
– Мне хотелось бы сказать, что утверждение доктора Фастольфа, будто у него был веский мотив вывести Джендера из строя, было для меня полной неожиданностью. Я не знаю, в чем заключается этот мотив. Но что бы он вам ни сказал об этом, вы могли бы спросить его, почему тот же мотив не побудит его подвергнуть умственной заморозке меня. Если кто-то верит, что у него была побудительная причина вывести из строя Джендера, почему та же причина не относится ко мне? Мне любопытно это узнать.
Бейли пристально посмотрел на Дэниела, машинально стараясь прочесть выражение лица, которое всегда находилось под жестким контролем, и сказал:
– Ты испытываешь тревогу, Дэниел? Ты чувствуешь, что Фастольф тебе угрожает?
– Третий Закон требует, чтобы я берег свое существование, – сказал Дэниел. – Однако я не стал бы защищаться, если бы доктор Фастольф или любой другой человек обоснованно решил, что его следует прервать. Таков Второй Закон. Но я знаю, что представляю большую ценность и с точки зрения вложенных в меня материалов, труда и времени, и в научном смысле, Поэтому потребовалось бы убедить меня в вескости причин, требующих, чтобы мое существование было прервано. Доктор Фастольф ни разу – ни разу, партнер Элайдж! – не говорил мне ничего, указывающего, что он думает о подобном. Я не верю, что он даже отдаленно помышляет о том, чтобы кончить мое существование, или что такая мысль приходила ему относительно Джендера. Существование Джендера, видимо, прервал случайный позитронный дрейф, как он, возможно когда-нибудь прервет и мое. Во Вселенной всегда присутствует элемент случайности.
– Ты утверждаешь это, Фастольф утверждает это, и я верю, что так и было. Трудность в том, чтобы убедить большинство людей согласиться с нами. – Он угрюмо посмотрел на дверь Личной. – Ты войдешь со мной, Дэниел?
По лицу Дэниела скользнуло что-то, соответствующее веселой улыбке.
– Очень лестно, партнер Элайдж, когда тебя настолько принимают за человека. Этих потребностей у меня, естественно, не существует.
– Естественно. Но все равно ты можешь войти.
– Входить мне не полагается. Не принято, чтобы роботы входили в Личную. Обстановка такого помещения чисто человеческая… А к тому же это одноместная Личная.
Одноместная! Бейли был неприятно поражен, но справился со своими чувствами. Другие миры – другие обычаи! И об этом обычае в фильмокнигах вроде не упоминалось. Он сказал:
– Ах так вот что ты имел в виду, когда сказал, что дверь откроется, только если там не занято. Ну а если занято, как будет тогда?
– Тогда прикосновение снаружи дверь не откроет: ваши личные процедуры полностью ограждены. Естественно, прикосновение изнутри ее откроет.
– Ну а если посетитель потеряет сознание, находясь там? Если с ним произойдет инсульт или инфаркт и он не сможет прикоснуться к двери изнутри? Получается, что никто не сможет войти, чтобы помочь ему?
– Если появится такая необходимость, есть аварийные способы открыть дверь. – Он встревоженно добавил: – Вам кажется, что нечто подобное может произойти?
– Конечно, нет. Я просто поинтересовался.
– Я буду стоять у самой двери, – сказал Дэниел с беспокойством. – Если я услышу ваш голос, партнер Элайдж, то сразу приму меры.
– Ну, это вряд ли понадобится. – Бейли небрежным жестом чуть коснулся двери, и она тотчас открылась. Он подождал, проверяя, закроется она или нет. Дверь оставалась открытой, но едва он вошел, как она закрылась.
Пока он глядел в дверь, Личная казалась строго функциональным помещением. Раковина, кабинка (видимо, с душем), ванна, прозрачный экран на петлях, за которым виднелось сиденье, скорее всего унитаз. И еще какие-то приспособления, назначения которых он не знал. Предположительна, те или иные туалетные принадлежности.
Но ничего толком он разглядеть не успел, так как через мгновение обстановка исчезла, и ему оставалось гадать, действительно ли он видел раковину, ванну и прочее, или ему померещилось, потому что он ожидал их увидеть.
Едва дверь закрылась, на миг наступила полная темнота, так как помещение было без окон, затем свет вспыхнул, но вокруг все стало другим. Свет был солнечный, а он находился во Вне… или так казалось?
Открытое небо над головой с облаками, проплывающими настолько симметрично, что выглядели явно нереальными. А по сторонам простирались заросли трав, которые колыхались столь же упорядоченно.
Бейли почувствовал знакомый ком в горле, встававший там всякий раз, когда он бывал во Вне… Но сейчас он не во Вне. Он вошел в помещение без окон. Следовательно, это зрительная иллюзия.
Он медленно зашаркал по полу, глядя прямо перед собой. Вытянул руки вперед. Медленно. Напрягая зрение.
Его пальцы прикоснулись к гладкой стене. Он провел ладонями по ее гладкости вправо и влево. И прикоснулся к тому, что из-за двери показалось ему раковиной, Ощупывая ее, он сквозь слепящий свет разглядел смутные очертания.
Нащупал кран. Но вода не потекла. Провел ладонью до его основания, но не обнаружил никакого эквивалента ручек регулирующих струю. Зато нащупал на стене шероховатый овал и слегка нажал на него, проверяя. Тут же травы, простирающиеся далеко за плоскость, которую его пальцы определили как стену, раздвинулись, пропуская поток воды, и она с громким плеском полилась с высоты к его ногам.
Бейли в панике отпрыгнул, но вода исчезала, не касаясь его ног. Она продолжала литься, но не достигала пола, Он подставил под нее ладонь. Не вода, а игра света. Ладонь осталась сухой, он ничего не почувствовал. Но глаза упорно продолжали видеть воду.
Он провел рукой по струе вверх и тут ощутил воду. Она струйкой текла из крана и была холодной.
Его пальцы снова нащупали овал и, экспериментируя, он начал нажимать на него в разных местах, Температура быстро изменялась, и он установил, где именно следует нажать, чтобы вода была теплой.
Мыла он не нашел и неохотно принялся тереть ненамыленные руки друг о друга под (как казалось) струей родника, которая должна была бы обливать его с головы до ног, но не обливала. Тут вода стала мыльной – то ли аппарат читал его мысли, то ли (что было вероятней) среагировал на потирание рук, – а родник, который он видел и не видел, вдруг запенился.
Все с той же неохотой он нагнулся над раковиной и обтер мыльной водой лицо, ощущая под ладонями колкую щетину. Но получить принадлежности для бритья без объяснения, как это сделать, он не мог.
Он кончил умываться, но продолжал беспомощно держать руки под струей. Как прекратить подачу мыла? Праздный вопрос! Видимо, достаточно было того, что его руки перестали тереться о его лицо и друг о друга. Вода перестала быть мыльной и смыла пену с его рук. Он ополоснул лицо, стараясь не касаться кожи. И сильно намочил рубашку, потому что ничего не видел и с непривычки был очень неуклюж.
Полотенца? Салфетки?
Он попятился, зажмурившись и вытянув шею вперед, чтобы вода, стекающая с лица, больше на одежду не попадала. Видимо, шаг назад явился сигналом, так как он ощутил на лице теплую струю воздуха, а потом подставил под нее и руки.
Комок в горле давно исчез под влиянием раздражения. Он понимал, что Личные на каждой планете должны обладать своими особенностями, но создавать в Личной иллюзию Вне – это уж слишком!
На Земле Личная представляла собой обширное помещение для людей одного пола, снабженное закрытыми кабинками, которые отпирались личным ключом. На Солярии в Личную шли по узкому коридору, пристроенному к стене дома, словно соляриане надеялись создать впечатление, что помещение это к дому отношения не имеет. Однако на обеих планетах, несмотря на все их колоссальные различия, Личные были оборудованы строго функционально, и в них нельзя было спутать назначение предметов. Так для чего на Авроре старательно маскируют обстановку Личной сложной иллюзией сельской местности?
Ну во всяком случае злость не оставила места для переживаний из-за того, что он словно бы очутился во Вне.
Бейли шагнул туда, где видел прозрачный экран, но ошибся в выборе направления и отыскал его, медленно пробираясь вдоль стены на ощупь и ушибаясь о невидимые выступы.
В конце концов он помочился в иллюзию небольшого пруда, поверхность которого не пошла кругами от его струи, Колени сказали ему, что он целится в центр того, что счел уриналом. А если это вовсе не уринал или он промахивается, то вина не его!
Затем он хотел было снова отыскать раковину и ополоснуть руки, но передумал. Опять разыскивать, опять этот поддельный водопад? Нет уж!
Он принялся ощупью искать входную дверь, но обнаружил, что нашел ее, только когда она открылась от его прикосновения. Свет внутри сразу погас, и он вышел на нормальный реальный свет дня.
Рядом с Дэниелом стояли Фастольф и Жискар.
– Вы пробыли там почти двадцать минут, – сообщил Фастольф. – Мы уже начали беспокоиться.
Бейли захлестнула жаркая волна гнева.
– Мне мешали ваши дурацкие видеоиллюзии, – сказал он, крепко держа себя в руках.
Фастольф вытянул губы, и его брови поднялись в безмолвном удивлении. Он сказал:
– Сразу за дверью есть контакт, регулирующий видеоиллюзии. Их можно сделать прозрачными, так чтобы видеть обстановку, или отключить совсем.
– Меня не предупредили, И все Личные у вас такие?
– Нет, – ответил Фастольф. – Личные на Авроре часто оборудованы для иллюзий, но в зависимости от индивидуальных вкусов. Мне нравится иллюзия природной зелени и время от времени я меняю некоторые детали. Ведь все приедается, вы понимаете. Некоторые люди заказывают эротические иллюзии, но меня они не прельщают. Помещения абсолютно стандартны, и ориентироваться в них легко. Не труднее, чем у себя в спальне, когда погашен свет… Но объясните, мистер Бейли, почему вы не вышли и не спросили, что надо делать?
– Потому что не захотел, – отрезал Бейли. – Не скрою, иллюзия вызвала у меня большое раздражение, но я приспособился. В конце концов, к Личной меня привел Дэниел, но он не предупредил меня, ничего не объяснил. А действуй он без специальных инструкций, я, конечно, получил бы от него подробные объяснения, поскольку он должен был предвидеть, что иначе мне будет причинен вред. Следовательно, я мог только заключить, что вы специально распорядились, чтобы он меня не предупреждал. Но, конечно, поступили вы так не из любви к шуткам, а из каких-то серьезных соображений.
– Да?
– Вы ведь пригласили меня выйти во Вне, но едва я огласился, как вы осведомились, не хочу ли я воспользоваться Личной. Я сделал вывод, что подвергнут действию иллюзии Вне для проверки, выдержу я или в панике выскочу наружу. Ну так я выдержал. Немного намок, спасибо вам, но скоро высохну.
– У вас ясная голова, мистер Бейли, – сказал Фастольф – Приношу извинение за проверку и неудобства, которые причинил вам. Но я просто стремился предупредить более серьезные последствия. Вы все еще хотите прогуляться со мной?
– Не только хочу, мистер Фастольф, а настаиваю.
– Доктор Фастольф, по-моему, вам нравится ошарашивать меня.
– Вовсе нет. – Фастольф пожал плечами. – Я просто обрисовываю вам проблему такой, какова она в реальности. Бедняга Джендер принял робосмерть из-за каприза позитронного дрейфа. Поскольку я не имел к ней никакого отношения, то могло быть только это, я убежден. Однако больше никто не может безоговорочно признать меня невиновным, а все косвенные улики указывают на меня. И следует смотреть правде в глаза, решая, можем ли мы что-то сделать, а если можем, то что.
– Хорошо. В таком случае рассмотрим ваш мотив. Возможно, он вовсе не такой веский, как представляется вам.
– Вряд ли, мистер Бейли. Я ведь не дурак.
– Но вы и не судья себе и своим побудительным мотивам. Как правило, люди не слишком способны судить о себе и своих поступках. Не исключено, что по какой-то причине вы себя драматизируете.
– Не думаю.
– Ну так объясните мне свой мотив. В чем он заключается? Говорите!
– Не торопитесь, мистер Бейли. Это не так просто. Не выйдете ли вы со мной наружу?
Бейли быстро взглянул на окно. Выйти во Вне?
Солнце опустилось ниже, и свет его ярче наполнял столовую. Бейли замялся, а потом сказал громче, чем следовало:
– Да. С удовольствием.
– Превосходно, – отозвался Фастольф и добавил дружески; – Но не хотите ли сперва заглянуть в Личную?
Бейли прикинул. Никакой потребности он не испытывал, Но как знать, что ждет его во Вне? Долго ли они там останутся и какие там есть удобства? Главное же, он не знает обычаев аврорианцев, а в фильмокнигах, которые он просмотрел на корабле, об этой стороне их жизни, насколько ему помнилось, не было ничего. Пожалуй, безопаснее последовать намеку хозяина дома.
– Спасибо, – сказал он, – Если можно.
Фастольф кивнул и распорядился:
– Дэниел, проводи мистера Бейли в Личную для гостей.
– Партнер Элайдж, – сказал Дэниел, – вот сюда.
Когда они вышли а соседнюю комнату, Бейли сказал:
– Мне очень жаль, Дэниел, что ты не принимал участия в моем разговоре с доктором Фастольфом.
– Так не полагается, партнер Элайдж. Когда вы задали мне прямой вопрос, я ответил, но стать участником разговора меня не пригласили.
– Я бы пригласил, Дэниел, но я здесь гость и подумал, что было бы нетактично взять инициативу на себя.
– Я понимаю… Вот Личная для гостей, партнер Элайдж. Когда помещение свободно, дверь откроется, если вы прикоснетесь к ней в любом месте.
Но Бейли не вошел. Он задумался, а потом спросил:
– Но если бы тебя пригласили участвовать в разговоре, Дэниел, ты сказал бы что-нибудь? Сделал бы какое-нибудь замечание? Я хотел бы узнать твое мнение, друг мой.
Дэниел сказал с обычной серьезностью:
– Мне хотелось бы сказать, что утверждение доктора Фастольфа, будто у него был веский мотив вывести Джендера из строя, было для меня полной неожиданностью. Я не знаю, в чем заключается этот мотив. Но что бы он вам ни сказал об этом, вы могли бы спросить его, почему тот же мотив не побудит его подвергнуть умственной заморозке меня. Если кто-то верит, что у него была побудительная причина вывести из строя Джендера, почему та же причина не относится ко мне? Мне любопытно это узнать.
Бейли пристально посмотрел на Дэниела, машинально стараясь прочесть выражение лица, которое всегда находилось под жестким контролем, и сказал:
– Ты испытываешь тревогу, Дэниел? Ты чувствуешь, что Фастольф тебе угрожает?
– Третий Закон требует, чтобы я берег свое существование, – сказал Дэниел. – Однако я не стал бы защищаться, если бы доктор Фастольф или любой другой человек обоснованно решил, что его следует прервать. Таков Второй Закон. Но я знаю, что представляю большую ценность и с точки зрения вложенных в меня материалов, труда и времени, и в научном смысле, Поэтому потребовалось бы убедить меня в вескости причин, требующих, чтобы мое существование было прервано. Доктор Фастольф ни разу – ни разу, партнер Элайдж! – не говорил мне ничего, указывающего, что он думает о подобном. Я не верю, что он даже отдаленно помышляет о том, чтобы кончить мое существование, или что такая мысль приходила ему относительно Джендера. Существование Джендера, видимо, прервал случайный позитронный дрейф, как он, возможно когда-нибудь прервет и мое. Во Вселенной всегда присутствует элемент случайности.
– Ты утверждаешь это, Фастольф утверждает это, и я верю, что так и было. Трудность в том, чтобы убедить большинство людей согласиться с нами. – Он угрюмо посмотрел на дверь Личной. – Ты войдешь со мной, Дэниел?
По лицу Дэниела скользнуло что-то, соответствующее веселой улыбке.
– Очень лестно, партнер Элайдж, когда тебя настолько принимают за человека. Этих потребностей у меня, естественно, не существует.
– Естественно. Но все равно ты можешь войти.
– Входить мне не полагается. Не принято, чтобы роботы входили в Личную. Обстановка такого помещения чисто человеческая… А к тому же это одноместная Личная.
Одноместная! Бейли был неприятно поражен, но справился со своими чувствами. Другие миры – другие обычаи! И об этом обычае в фильмокнигах вроде не упоминалось. Он сказал:
– Ах так вот что ты имел в виду, когда сказал, что дверь откроется, только если там не занято. Ну а если занято, как будет тогда?
– Тогда прикосновение снаружи дверь не откроет: ваши личные процедуры полностью ограждены. Естественно, прикосновение изнутри ее откроет.
– Ну а если посетитель потеряет сознание, находясь там? Если с ним произойдет инсульт или инфаркт и он не сможет прикоснуться к двери изнутри? Получается, что никто не сможет войти, чтобы помочь ему?
– Если появится такая необходимость, есть аварийные способы открыть дверь. – Он встревоженно добавил: – Вам кажется, что нечто подобное может произойти?
– Конечно, нет. Я просто поинтересовался.
– Я буду стоять у самой двери, – сказал Дэниел с беспокойством. – Если я услышу ваш голос, партнер Элайдж, то сразу приму меры.
– Ну, это вряд ли понадобится. – Бейли небрежным жестом чуть коснулся двери, и она тотчас открылась. Он подождал, проверяя, закроется она или нет. Дверь оставалась открытой, но едва он вошел, как она закрылась.
Пока он глядел в дверь, Личная казалась строго функциональным помещением. Раковина, кабинка (видимо, с душем), ванна, прозрачный экран на петлях, за которым виднелось сиденье, скорее всего унитаз. И еще какие-то приспособления, назначения которых он не знал. Предположительна, те или иные туалетные принадлежности.
Но ничего толком он разглядеть не успел, так как через мгновение обстановка исчезла, и ему оставалось гадать, действительно ли он видел раковину, ванну и прочее, или ему померещилось, потому что он ожидал их увидеть.
Едва дверь закрылась, на миг наступила полная темнота, так как помещение было без окон, затем свет вспыхнул, но вокруг все стало другим. Свет был солнечный, а он находился во Вне… или так казалось?
Открытое небо над головой с облаками, проплывающими настолько симметрично, что выглядели явно нереальными. А по сторонам простирались заросли трав, которые колыхались столь же упорядоченно.
Бейли почувствовал знакомый ком в горле, встававший там всякий раз, когда он бывал во Вне… Но сейчас он не во Вне. Он вошел в помещение без окон. Следовательно, это зрительная иллюзия.
Он медленно зашаркал по полу, глядя прямо перед собой. Вытянул руки вперед. Медленно. Напрягая зрение.
Его пальцы прикоснулись к гладкой стене. Он провел ладонями по ее гладкости вправо и влево. И прикоснулся к тому, что из-за двери показалось ему раковиной, Ощупывая ее, он сквозь слепящий свет разглядел смутные очертания.
Нащупал кран. Но вода не потекла. Провел ладонью до его основания, но не обнаружил никакого эквивалента ручек регулирующих струю. Зато нащупал на стене шероховатый овал и слегка нажал на него, проверяя. Тут же травы, простирающиеся далеко за плоскость, которую его пальцы определили как стену, раздвинулись, пропуская поток воды, и она с громким плеском полилась с высоты к его ногам.
Бейли в панике отпрыгнул, но вода исчезала, не касаясь его ног. Она продолжала литься, но не достигала пола, Он подставил под нее ладонь. Не вода, а игра света. Ладонь осталась сухой, он ничего не почувствовал. Но глаза упорно продолжали видеть воду.
Он провел рукой по струе вверх и тут ощутил воду. Она струйкой текла из крана и была холодной.
Его пальцы снова нащупали овал и, экспериментируя, он начал нажимать на него в разных местах, Температура быстро изменялась, и он установил, где именно следует нажать, чтобы вода была теплой.
Мыла он не нашел и неохотно принялся тереть ненамыленные руки друг о друга под (как казалось) струей родника, которая должна была бы обливать его с головы до ног, но не обливала. Тут вода стала мыльной – то ли аппарат читал его мысли, то ли (что было вероятней) среагировал на потирание рук, – а родник, который он видел и не видел, вдруг запенился.
Все с той же неохотой он нагнулся над раковиной и обтер мыльной водой лицо, ощущая под ладонями колкую щетину. Но получить принадлежности для бритья без объяснения, как это сделать, он не мог.
Он кончил умываться, но продолжал беспомощно держать руки под струей. Как прекратить подачу мыла? Праздный вопрос! Видимо, достаточно было того, что его руки перестали тереться о его лицо и друг о друга. Вода перестала быть мыльной и смыла пену с его рук. Он ополоснул лицо, стараясь не касаться кожи. И сильно намочил рубашку, потому что ничего не видел и с непривычки был очень неуклюж.
Полотенца? Салфетки?
Он попятился, зажмурившись и вытянув шею вперед, чтобы вода, стекающая с лица, больше на одежду не попадала. Видимо, шаг назад явился сигналом, так как он ощутил на лице теплую струю воздуха, а потом подставил под нее и руки.
Комок в горле давно исчез под влиянием раздражения. Он понимал, что Личные на каждой планете должны обладать своими особенностями, но создавать в Личной иллюзию Вне – это уж слишком!
На Земле Личная представляла собой обширное помещение для людей одного пола, снабженное закрытыми кабинками, которые отпирались личным ключом. На Солярии в Личную шли по узкому коридору, пристроенному к стене дома, словно соляриане надеялись создать впечатление, что помещение это к дому отношения не имеет. Однако на обеих планетах, несмотря на все их колоссальные различия, Личные были оборудованы строго функционально, и в них нельзя было спутать назначение предметов. Так для чего на Авроре старательно маскируют обстановку Личной сложной иллюзией сельской местности?
Ну во всяком случае злость не оставила места для переживаний из-за того, что он словно бы очутился во Вне.
Бейли шагнул туда, где видел прозрачный экран, но ошибся в выборе направления и отыскал его, медленно пробираясь вдоль стены на ощупь и ушибаясь о невидимые выступы.
В конце концов он помочился в иллюзию небольшого пруда, поверхность которого не пошла кругами от его струи, Колени сказали ему, что он целится в центр того, что счел уриналом. А если это вовсе не уринал или он промахивается, то вина не его!
Затем он хотел было снова отыскать раковину и ополоснуть руки, но передумал. Опять разыскивать, опять этот поддельный водопад? Нет уж!
Он принялся ощупью искать входную дверь, но обнаружил, что нашел ее, только когда она открылась от его прикосновения. Свет внутри сразу погас, и он вышел на нормальный реальный свет дня.
Рядом с Дэниелом стояли Фастольф и Жискар.
– Вы пробыли там почти двадцать минут, – сообщил Фастольф. – Мы уже начали беспокоиться.
Бейли захлестнула жаркая волна гнева.
– Мне мешали ваши дурацкие видеоиллюзии, – сказал он, крепко держа себя в руках.
Фастольф вытянул губы, и его брови поднялись в безмолвном удивлении. Он сказал:
– Сразу за дверью есть контакт, регулирующий видеоиллюзии. Их можно сделать прозрачными, так чтобы видеть обстановку, или отключить совсем.
– Меня не предупредили, И все Личные у вас такие?
– Нет, – ответил Фастольф. – Личные на Авроре часто оборудованы для иллюзий, но в зависимости от индивидуальных вкусов. Мне нравится иллюзия природной зелени и время от времени я меняю некоторые детали. Ведь все приедается, вы понимаете. Некоторые люди заказывают эротические иллюзии, но меня они не прельщают. Помещения абсолютно стандартны, и ориентироваться в них легко. Не труднее, чем у себя в спальне, когда погашен свет… Но объясните, мистер Бейли, почему вы не вышли и не спросили, что надо делать?
– Потому что не захотел, – отрезал Бейли. – Не скрою, иллюзия вызвала у меня большое раздражение, но я приспособился. В конце концов, к Личной меня привел Дэниел, но он не предупредил меня, ничего не объяснил. А действуй он без специальных инструкций, я, конечно, получил бы от него подробные объяснения, поскольку он должен был предвидеть, что иначе мне будет причинен вред. Следовательно, я мог только заключить, что вы специально распорядились, чтобы он меня не предупреждал. Но, конечно, поступили вы так не из любви к шуткам, а из каких-то серьезных соображений.
– Да?
– Вы ведь пригласили меня выйти во Вне, но едва я огласился, как вы осведомились, не хочу ли я воспользоваться Личной. Я сделал вывод, что подвергнут действию иллюзии Вне для проверки, выдержу я или в панике выскочу наружу. Ну так я выдержал. Немного намок, спасибо вам, но скоро высохну.
– У вас ясная голова, мистер Бейли, – сказал Фастольф – Приношу извинение за проверку и неудобства, которые причинил вам. Но я просто стремился предупредить более серьезные последствия. Вы все еще хотите прогуляться со мной?
– Не только хочу, мистер Фастольф, а настаиваю.
20
Они пошли по коридору, Дэниел и Жискар следовали по пятам.
– Надеюсь, вы не против, что роботы будут нас сопровождать? – спросил Фастольф светским тоном. – Аврорианцы никогда не выходят из дома без сопровождения хотя бы одного робота, а я должен настаивать, чтобы Дэниел и Жискар все время были с вами.
Он открыл дверь, и Бейли собрал все силы, чтобы выдержать солнечные лучи и ветер, не говоря уж о сильных, незнакомых, инопланетных запахах аврорианской земли.
Фастольф отступил в сторону, а Жискар прошел вперед, внимательно оглядываясь. Было ясно, что все его органы чувств напряжены. Он оглянулся, и Дэниел, подойдя к нему, тоже произвел рекогносцировку.
– Подождем, мистер Бейли, – сказал Фастольф. – Они скажут нам, когда по их заключению мы сможем выйти. А пока я воспользуюсь случаем еще раз извиниться за подлую шутку, которую сыграл с вами в Личной. Но, поверьте, мы сразу же узнали бы, стань вам нехорошо – все проявления вашей жизнедеятельности регистрировались. Я очень доволен, хотя и не удивлен, что вы разгадали мое намерение. – Он улыбнулся и лишь с еле заметной заминкой положил ладонь на левое плечо Бейли и дружески его сжал.
Бейли ответил сухо:
– Вы, кажется, забыли еще одну вашу подлую шутку – псевдопопытку швырнуть в меня комбисудок. Если вы дадите мне слово, что с этой минуты между нами все будет открыто и честно, я признаю, что вами руководило желание сделать как лучше.
– Договорились!
– Уже можно идти? – спросил Бейли, наблюдая за Жискаром и Дэниелом, которые тем временем прошли дальше и все с той же наряженной сосредоточенностью повернули в разные стороны.
– Пока еще нет. Они обойдут дом вокруг… Дэниел сказал, что вы приглашали его зайти с вами в Личную. Вы не шутили?
– Нет Конечно, я знаю, что ему это не требуется, но я опасался, что просто оставить его стоять было бы невежливо. О том, как положено поступать в подобных случаях на Авроре, я понятия не имею, хотя и много прочел об общественных институтах Авроры.
– Думается, аврорианцы не считают, что это заслуживает упоминания. Ну и нельзя требовать, чтобы в книгах была сделана попытка просветить заезжих землян в этих вопросах.
– Потому что земляне заезжают к вам редко?
– Вот именно. Суть, естественно, в том, что роботы не посещают Личные. Это единственное место, где люди от них свободны. Видимо, существует подсознательное чувство, что в определенные моменты и в определенных местах надо от них освобождаться.
– Однако, – заметил Бейли, – когда Дэниел был на Земле в связи со смертью Сартона три года назад, я попытался не пустить его в коммунальную Личную, напоминая, что ему это не нужно, но он все-таки настоял и вошел.
– И поступил правильно. Ему тогда были даны строжайшие инструкции ни в чем не отличаться от людей – вы помните почему. Но здесь, на Авроре… А! Они закончили.
Роботы направились к двери, и Дэниел жестом пригласил их выйти.
Но Фастольф вытянул руку перед грудью Бейли.
– С вашего разрешения, мистер Бейли, я выйду первым. Сосчитайте неторопливо до ста и присоединяйтесь к нам.
– Надеюсь, вы не против, что роботы будут нас сопровождать? – спросил Фастольф светским тоном. – Аврорианцы никогда не выходят из дома без сопровождения хотя бы одного робота, а я должен настаивать, чтобы Дэниел и Жискар все время были с вами.
Он открыл дверь, и Бейли собрал все силы, чтобы выдержать солнечные лучи и ветер, не говоря уж о сильных, незнакомых, инопланетных запахах аврорианской земли.
Фастольф отступил в сторону, а Жискар прошел вперед, внимательно оглядываясь. Было ясно, что все его органы чувств напряжены. Он оглянулся, и Дэниел, подойдя к нему, тоже произвел рекогносцировку.
– Подождем, мистер Бейли, – сказал Фастольф. – Они скажут нам, когда по их заключению мы сможем выйти. А пока я воспользуюсь случаем еще раз извиниться за подлую шутку, которую сыграл с вами в Личной. Но, поверьте, мы сразу же узнали бы, стань вам нехорошо – все проявления вашей жизнедеятельности регистрировались. Я очень доволен, хотя и не удивлен, что вы разгадали мое намерение. – Он улыбнулся и лишь с еле заметной заминкой положил ладонь на левое плечо Бейли и дружески его сжал.
Бейли ответил сухо:
– Вы, кажется, забыли еще одну вашу подлую шутку – псевдопопытку швырнуть в меня комбисудок. Если вы дадите мне слово, что с этой минуты между нами все будет открыто и честно, я признаю, что вами руководило желание сделать как лучше.
– Договорились!
– Уже можно идти? – спросил Бейли, наблюдая за Жискаром и Дэниелом, которые тем временем прошли дальше и все с той же наряженной сосредоточенностью повернули в разные стороны.
– Пока еще нет. Они обойдут дом вокруг… Дэниел сказал, что вы приглашали его зайти с вами в Личную. Вы не шутили?
– Нет Конечно, я знаю, что ему это не требуется, но я опасался, что просто оставить его стоять было бы невежливо. О том, как положено поступать в подобных случаях на Авроре, я понятия не имею, хотя и много прочел об общественных институтах Авроры.
– Думается, аврорианцы не считают, что это заслуживает упоминания. Ну и нельзя требовать, чтобы в книгах была сделана попытка просветить заезжих землян в этих вопросах.
– Потому что земляне заезжают к вам редко?
– Вот именно. Суть, естественно, в том, что роботы не посещают Личные. Это единственное место, где люди от них свободны. Видимо, существует подсознательное чувство, что в определенные моменты и в определенных местах надо от них освобождаться.
– Однако, – заметил Бейли, – когда Дэниел был на Земле в связи со смертью Сартона три года назад, я попытался не пустить его в коммунальную Личную, напоминая, что ему это не нужно, но он все-таки настоял и вошел.
– И поступил правильно. Ему тогда были даны строжайшие инструкции ни в чем не отличаться от людей – вы помните почему. Но здесь, на Авроре… А! Они закончили.
Роботы направились к двери, и Дэниел жестом пригласил их выйти.
Но Фастольф вытянул руку перед грудью Бейли.
– С вашего разрешения, мистер Бейли, я выйду первым. Сосчитайте неторопливо до ста и присоединяйтесь к нам.
21
Произнеся вслух «сто!», Бейли твердо переступил порог и пошел к Фастольфу. Пожалуй, лицо у него было слишком каменным, зубы стиснуты слишком крепко, а спина выглядела слишком прямой.
Он огляделся. Примерно то же, что он видел в Личной. Возможно, Фастольф взял образцом собственные угодья. Всюду зелень, а в одном месте по склону струился ручей. Возможно, искусственный, но не иллюзорный. Вода была настоящей: проходя мимо, он почувствовал на лице брызги.
И все было каким-то прирученным. На Земле Вне выглядело более диким и величаво красивым, чем этот пейзаж.
Фастольф слегка коснулся плеча Бейли и показал рукой:
– Пойдемте вон туда. Посмотрите! – И он указал на широкую лужайку, видневшуюся в просвете между двумя деревьями.
В первый раз Бейли ощутил протяженность пространства, различил у горизонта какое-то жилище – низкое, широкое и такого зеленого цвета, что оно почти сливалось с окружающим пейзажем.
– Это жилой район, – объяснил Фастольф, – Возможно, вам, привыкшему к гигантским ульям Земли, он таким не кажется, но тем не менее мы находимся в аврорианском городе Эос, административном центре планеты. В нем живет двадцать тысяч человек – и это самый крупный населенный пункт не только на Авроре, но и на всех космомирах. Численность населения Эоса равна численности населения всей Солярии, – с гордостью закончил Фастольф.
– А роботов сколько, доктор Фастольф?
– В этом районе? Около ста тысяч. В целом на планете на каждого человека в среднем приходится пятьдесят роботов, а не десять тысяч, как на Солярии. Большая часть наших роботов занята на наших фермах, наших рудниках и в космосе. Собственно говоря, у нас все время ощущается нехватка роботов, особенно домашних. Большинству аврорианцев приходится обходиться двумя-тремя, а некоторым так даже одним. Однако мы не намерены идти путем Солярии.
– А у какого числа аврорианцев вообще нет домашних роботов?
– Таких нет. Это не в интересах общества. Если бы мужчина или женщина по той или иной причине не могли оплатить робота, ему или ей был бы предоставлен робот, оплачиваемый из общественных средств.
– Что произойдет с ростом населения? Вы добавите роботов?
Фастольф покачал головой:
– Численность населения не увеличивается. Население Авроры равно двумстам миллионам и цифра эта остается стабильной уже триста лет. Число это наиболее оптимально. Но, конечно же, вы читали об этом в фильмокнигах?
– Да, – подтвердил Бейли, – но мне не верилось.
– Уверяю вас, это правда. Таким образом, у каждого из нас есть достаточно земли, достаточно пространства, достаточно возможностей уединиться и достаточная доля мировых ресурсов. Ни избытка населения, как на Земле, ни недостатка его, как на Солярии. – Он взял Бейли под руку, чтобы они могли идти дальше.
– Вы видите перед собой, – продолжал Фастольф, – одомашненный мир. Я пригласил вас сюда, чтобы показать его вам, мистер Бейли.
– И в нем нет ничего опасного?
– Какая-то опасность присутствует всегда, мистер Бейли. У нас есть ураганы, горные оползни, землетрясения, лавины, бураны, парочка вулканов… Несчастные случаи со смертельным исходом также полностью исключить нельзя. И остаются страсти злобных и завистливых людей, глупости умственно незрелых, безумие недальновидных. Однако все это второстепенные беды, и они не слишком влияют на цивилизованное спокойствие, царящее в нашем мире.
Фастольф, казалось, задумался над своими словами, а потом сказал со вздохом:
– Я не могу желать, чтобы он был иным, но у меня есть некоторые «но». Мы привезли на Аврору только те растения и тех животных, которых считали полезными или декоративными, или объединяющими эти два качества. Мы приложили все силы, чтобы уничтожить то, что расценивали как сорняки, как вредных животных или паразитов. Или просто не отвечающих стандартам. Мы отобрали сильных, здоровых, привлекательных людей – разумеется, с нашей собственной точки зрения. Мы пытались… Вы, по-моему, улыбаетесь, мистер Бейли.
Но Бейли не улыбался. Просто у него скривились губы.
– Нет, нет, – сказал он. – Чему тут улыбаться?
– Отчего же? Я не хуже вас понимаю, что не могу считаться привлекательным по аврорианским меркам. Беда в том, что мы не можем стопроцентно контролировать комбинации генов и внутри маточные воздействия. Теперь, разумеется, когда эктогенез становится все более распространенным (хотя я надеюсь, он никогда не распространится так, как на Солярии), меня ликвидировали бы на поздней стадий эмбрионального развития.
– В таком случае, доктор Фастольф, миры лишились бы великого теоретика робопсихологии.
– Совершенно верно, – ответил Фастольф без малейшего видимого смущения. – Однако миры бы об этом не узнали, не правда ли? Но как бы то ни было, мы стремились создать очень простой, но абсолютно практичный экологический баланс, здоровый климат, плодородную почву, а также елико возможно равномерное распределение ресурсов. Результатом явился мир, который производит все, в чем мы нуждаемся, и в необходимых количествах. Мир, который, если мне будет позволено выразиться фигурально, считается с нашими потребностями. Сказать вам, к какому идеалу мы стремились?
– Прошу вас, – ответил Бейли.
– Мы трудились, чтобы создать планету, которая, взятая целиком, подчинялась бы Трем Законам роботехники. Она не причиняет вреда человеку ни активно, ни пассивно. Она делает то, чего мы от нее ждем, если только мы не толкаем ее причинять вред людям. И она защищает себя, если исключить те моменты и те места, когда и где она должна служить нам или спасать нас даже ценой причинения вреда себе. Нигде еще – ни на Земле, ни на других космомирах – нет такого приближения к идеалу, как на Авроре.
– Земляне тоже стремились к этому, – печально сказал Бейли. – Но нас уже было слишком много, и мы в дни нашего невежества причинили планете такой ущерб, что теперь уже не в состоянии исправить. Но как же эндемичные формы жизни Авроры? Вы ведь осваивали не мертвую планету.
– Вы это знаете, – сказал Фастольф, – раз вы просмотрели фильмокниги по нашей истории, Когда мы прибыли на Аврору, она имела флору, фауну и азотокислородную атмосферу. Это же относится и ко всем пятидесяти космомирам. Интересно, что на всех них живые организмы были малочисленны и малоразнообразны. И за свою планету они держались не слишком цепко. Мы овладели планетой, так сказать, без борьбы, а что осталось от эндемиков, сохраняется в наших аквариумах, в наших зоопарках и нескольких тщательно поддерживаемых заповедниках первобытной природы. Мы, собственно, по-настоящему не знаем, почему все планеты, на которых человек обнаруживал жизнь, оказывались такими скудными ее носителями, почему только сама Земля просто кишела упорными всевозможными видами жизни, заполнявшими каждую экологическую нишу, и почему только на Земле появился разум.
– Может быть, это совпадение, – сказал Бейли. – Результат неполного исследования космоса. Слишком мало пока мы знаем планет.
– Согласен, – отозвался Фастольф. – Это наиболее правдоподобное объяснение. Возможно, где-то существует такой же сложный экологический баланс, как на Земле. Где-то может существовать разумная жизнь и технологическая цивилизация. Но ведь жизнь и разум Земли распространились на парсеки и парсеки во всех направлениях. Так почему же те не вышли в космос и почему мы не встретились?
– Это может произойти уже завтра. Как знать?
– Да, может. И если такая встреча неминуема, тем больше причин не ждать сложа руки. А. мы становимся все пассивнее, мистер Бейли. Ни единый космомир не был освоен за последние два с половиной столетия. Наши миры настолько одомашнены, настолько восхитительны, что мы не хотим их покидать. Видите ли, этот мир был освоен потому, что сама Земля стала такой неприятной, что риск и опасности освоения новых пустых миров выглядели в сравнении куда предпочтильнее. К тому времени, когда сложились наши пятьдесят миров – последним была Солярия, – ни нужды, ни побудительных причин двигаться дальше не осталось. А сама Земля отступила в свои подземные стальные пещеры. Все. Конец.
Он огляделся. Примерно то же, что он видел в Личной. Возможно, Фастольф взял образцом собственные угодья. Всюду зелень, а в одном месте по склону струился ручей. Возможно, искусственный, но не иллюзорный. Вода была настоящей: проходя мимо, он почувствовал на лице брызги.
И все было каким-то прирученным. На Земле Вне выглядело более диким и величаво красивым, чем этот пейзаж.
Фастольф слегка коснулся плеча Бейли и показал рукой:
– Пойдемте вон туда. Посмотрите! – И он указал на широкую лужайку, видневшуюся в просвете между двумя деревьями.
В первый раз Бейли ощутил протяженность пространства, различил у горизонта какое-то жилище – низкое, широкое и такого зеленого цвета, что оно почти сливалось с окружающим пейзажем.
– Это жилой район, – объяснил Фастольф, – Возможно, вам, привыкшему к гигантским ульям Земли, он таким не кажется, но тем не менее мы находимся в аврорианском городе Эос, административном центре планеты. В нем живет двадцать тысяч человек – и это самый крупный населенный пункт не только на Авроре, но и на всех космомирах. Численность населения Эоса равна численности населения всей Солярии, – с гордостью закончил Фастольф.
– А роботов сколько, доктор Фастольф?
– В этом районе? Около ста тысяч. В целом на планете на каждого человека в среднем приходится пятьдесят роботов, а не десять тысяч, как на Солярии. Большая часть наших роботов занята на наших фермах, наших рудниках и в космосе. Собственно говоря, у нас все время ощущается нехватка роботов, особенно домашних. Большинству аврорианцев приходится обходиться двумя-тремя, а некоторым так даже одним. Однако мы не намерены идти путем Солярии.
– А у какого числа аврорианцев вообще нет домашних роботов?
– Таких нет. Это не в интересах общества. Если бы мужчина или женщина по той или иной причине не могли оплатить робота, ему или ей был бы предоставлен робот, оплачиваемый из общественных средств.
– Что произойдет с ростом населения? Вы добавите роботов?
Фастольф покачал головой:
– Численность населения не увеличивается. Население Авроры равно двумстам миллионам и цифра эта остается стабильной уже триста лет. Число это наиболее оптимально. Но, конечно же, вы читали об этом в фильмокнигах?
– Да, – подтвердил Бейли, – но мне не верилось.
– Уверяю вас, это правда. Таким образом, у каждого из нас есть достаточно земли, достаточно пространства, достаточно возможностей уединиться и достаточная доля мировых ресурсов. Ни избытка населения, как на Земле, ни недостатка его, как на Солярии. – Он взял Бейли под руку, чтобы они могли идти дальше.
– Вы видите перед собой, – продолжал Фастольф, – одомашненный мир. Я пригласил вас сюда, чтобы показать его вам, мистер Бейли.
– И в нем нет ничего опасного?
– Какая-то опасность присутствует всегда, мистер Бейли. У нас есть ураганы, горные оползни, землетрясения, лавины, бураны, парочка вулканов… Несчастные случаи со смертельным исходом также полностью исключить нельзя. И остаются страсти злобных и завистливых людей, глупости умственно незрелых, безумие недальновидных. Однако все это второстепенные беды, и они не слишком влияют на цивилизованное спокойствие, царящее в нашем мире.
Фастольф, казалось, задумался над своими словами, а потом сказал со вздохом:
– Я не могу желать, чтобы он был иным, но у меня есть некоторые «но». Мы привезли на Аврору только те растения и тех животных, которых считали полезными или декоративными, или объединяющими эти два качества. Мы приложили все силы, чтобы уничтожить то, что расценивали как сорняки, как вредных животных или паразитов. Или просто не отвечающих стандартам. Мы отобрали сильных, здоровых, привлекательных людей – разумеется, с нашей собственной точки зрения. Мы пытались… Вы, по-моему, улыбаетесь, мистер Бейли.
Но Бейли не улыбался. Просто у него скривились губы.
– Нет, нет, – сказал он. – Чему тут улыбаться?
– Отчего же? Я не хуже вас понимаю, что не могу считаться привлекательным по аврорианским меркам. Беда в том, что мы не можем стопроцентно контролировать комбинации генов и внутри маточные воздействия. Теперь, разумеется, когда эктогенез становится все более распространенным (хотя я надеюсь, он никогда не распространится так, как на Солярии), меня ликвидировали бы на поздней стадий эмбрионального развития.
– В таком случае, доктор Фастольф, миры лишились бы великого теоретика робопсихологии.
– Совершенно верно, – ответил Фастольф без малейшего видимого смущения. – Однако миры бы об этом не узнали, не правда ли? Но как бы то ни было, мы стремились создать очень простой, но абсолютно практичный экологический баланс, здоровый климат, плодородную почву, а также елико возможно равномерное распределение ресурсов. Результатом явился мир, который производит все, в чем мы нуждаемся, и в необходимых количествах. Мир, который, если мне будет позволено выразиться фигурально, считается с нашими потребностями. Сказать вам, к какому идеалу мы стремились?
– Прошу вас, – ответил Бейли.
– Мы трудились, чтобы создать планету, которая, взятая целиком, подчинялась бы Трем Законам роботехники. Она не причиняет вреда человеку ни активно, ни пассивно. Она делает то, чего мы от нее ждем, если только мы не толкаем ее причинять вред людям. И она защищает себя, если исключить те моменты и те места, когда и где она должна служить нам или спасать нас даже ценой причинения вреда себе. Нигде еще – ни на Земле, ни на других космомирах – нет такого приближения к идеалу, как на Авроре.
– Земляне тоже стремились к этому, – печально сказал Бейли. – Но нас уже было слишком много, и мы в дни нашего невежества причинили планете такой ущерб, что теперь уже не в состоянии исправить. Но как же эндемичные формы жизни Авроры? Вы ведь осваивали не мертвую планету.
– Вы это знаете, – сказал Фастольф, – раз вы просмотрели фильмокниги по нашей истории, Когда мы прибыли на Аврору, она имела флору, фауну и азотокислородную атмосферу. Это же относится и ко всем пятидесяти космомирам. Интересно, что на всех них живые организмы были малочисленны и малоразнообразны. И за свою планету они держались не слишком цепко. Мы овладели планетой, так сказать, без борьбы, а что осталось от эндемиков, сохраняется в наших аквариумах, в наших зоопарках и нескольких тщательно поддерживаемых заповедниках первобытной природы. Мы, собственно, по-настоящему не знаем, почему все планеты, на которых человек обнаруживал жизнь, оказывались такими скудными ее носителями, почему только сама Земля просто кишела упорными всевозможными видами жизни, заполнявшими каждую экологическую нишу, и почему только на Земле появился разум.
– Может быть, это совпадение, – сказал Бейли. – Результат неполного исследования космоса. Слишком мало пока мы знаем планет.
– Согласен, – отозвался Фастольф. – Это наиболее правдоподобное объяснение. Возможно, где-то существует такой же сложный экологический баланс, как на Земле. Где-то может существовать разумная жизнь и технологическая цивилизация. Но ведь жизнь и разум Земли распространились на парсеки и парсеки во всех направлениях. Так почему же те не вышли в космос и почему мы не встретились?
– Это может произойти уже завтра. Как знать?
– Да, может. И если такая встреча неминуема, тем больше причин не ждать сложа руки. А. мы становимся все пассивнее, мистер Бейли. Ни единый космомир не был освоен за последние два с половиной столетия. Наши миры настолько одомашнены, настолько восхитительны, что мы не хотим их покидать. Видите ли, этот мир был освоен потому, что сама Земля стала такой неприятной, что риск и опасности освоения новых пустых миров выглядели в сравнении куда предпочтильнее. К тому времени, когда сложились наши пятьдесят миров – последним была Солярия, – ни нужды, ни побудительных причин двигаться дальше не осталось. А сама Земля отступила в свои подземные стальные пещеры. Все. Конец.