Страница:
– С Уильямсбургской, а что?
– Нет-нет, ничего…
Последнее, что Бейли услышал, выходя из кабинета вместе с Дэниелом, шедшим за ним по пятам, было бормотание комиссара:
– Да, мотив, мотив…
Бейли сидел за своим скромным ужином в маленьком, редко использовавшемся буфете департамента. Он поглощал фаршированные помидоры с салатом, не, замечая, что ест, и, даже когда от ужина уже ничего не осталось, его вилка некоторое время бесцельно скользила по гладкой поверхности картонной тарелки, машинально ища то, чего там уже не было. Наконец он пришел в себя и, негромко чертыхнувшись, положил вилку на стол.
– Дэниел! – позвал он робота.
Р. Дэниел все это время сидел за соседним столиком, словно хотел оставить своего явно озабоченного партнера в покое или же нуждался в уединении сам. В любом случае, Бейли это нисколько не интересовало.
Дэниел поднялся, подошел к столику Бейли и сел рядом.
– Да, коллега Элайдж?
– Дэниел, мне нужна ваша помощь, – сказал Бейли, глядя прямо перед собой.
– Какая?
– Меня и Джесси будут допрашивать. Это несомненно. Позвольте мне отвечать на вопросы так, как я сочту нужным. Вы меня поняли?
– Конечно, я вас отлично понял. И все-таки, если мне зададут прямой вопрос, я смогу сказать только правду.
– Если вам зададут прямой вопрос, тогда совсем другое дело. Единственное, о чем я прошу, чтобы вы не проявляли собственной инициативы. Вы ведь можете это сделать?
– Думаю, что могу, Элайдж, если только не окажется, что молчанием я причиняю вред человеческому существу.
– Если вы вмешаетесь в разговор, то вы причините вред мне. Это уж точно.
– Я не совсем понимаю вашу точку зрения, коллега Элайдж. Наверняка дело Р. Сэмми не имеет к вам никакого отношения.
– В самом деле? Все упирается в мотив преступления, не так ли? Вы сами спрашивали о мотиве. О том же говорил комиссар. Если на то пошло, я сам задаюсь этим вопросом. Зачем кому-то понадобилось убивать Р. Сэмми? Заметьте, речь не о том, кто мог иметь желание расправиться с роботом вообще. Практически, любой землянин мог решиться на это. Вопрос в том, кому нужно было уничтожить именно Р. Сэмми. Винсенту Барретту? Возможно, но комиссар сказал, что парень не мог бы достать альфа-излучатель, и босс прав. Надо искать в другом месте, и получается так, что еще у одного человека такой мотив есть. Его невозможно не заметить. Он очевиден. Он просто кричит о себе.
– Кто этот человек, Элайдж?
И Бейли едва слышно ответил:
– Я, Дэниел.
Бесстрастное лицо Р. Дэниела ничуть не изменило своего выражения даже после такого заявления. Он лишь слегка покачал головой.
– Вы не согласны, – продолжал Бейли. – Сегодня сюда приходила моя жена. Они уже об этом знают. И комиссар этим весьма заинтересовался. Не будь он моим другом, он так быстро бы не отстал, Теперь они узнают, почему она приходила. В этом можно не сомневаться. Она участвовала в заговоре, глупом и безобидном, но все-таки заговоре. Не стоит и говорить, что значит для полицейского иметь жену, которая замешана в подобных делах. Поэтому было бы явно в моих интересах позаботиться о том, чтобы замять это дело… Так, кто знал об этом? Естественно, мы с вами, Джесси и… Р. Сэмми. Он видел, что она была на грани истерики. А уж когда он передал ей наше распоряжение никого кабинет не пускать, она, вероятно, совсем потеряла контроль над собой. Вы видели, в каком она была состоянии.
– Вряд ли она сказала ему что-нибудь компрометирующее вас.
– Может быть, и так. Но я пытаюсь восстановить события так, как это будут делать они. Скажут, что она проговорилась. В этом заключается мой мотив. Я убил его, чтобы он не поднял шума.
– Они так не подумают.
– Именно так они и подумают. Убийство организовали специально для того, чтобы бросить подозрение на меня. Зачем, например, было использовать альфа-излучатель? Ведь это довольно рискованно. Его трудно достать, зато легко установить, где его взяли. Я думаю, именно поэтому им и воспользовались. Убийца даже приказал Р. Сэмми отправиться в фотохранилище и прикончить себя там. Совершенно ясно, для чего это было сделано. Чтобы орудие убийства не вызывало никаких сомнений. Даже если бы все оказались настолько несведущими, чтобы тут же не узнать альфа-излучатель, кто-нибудь непременно обнаружил бы, что фотопленка засвечена.
– Но какое отношение все это имеет к вам, Элайдж?
Бейли скованно усмехнулся, но было видно, что ему совсем не до смеха.
– Самое прямое. Альф излучатель был взят на Уильямсбургской силовой станции. Вчера мы с вами проходили через эту станцию. Нас видели, и это легко выплывет наружу. Посещение станции дает мне возможность завладеть орудием преступления. И может статься, что мы были последними, кто видел Р. Сэмми в живых, за исключением настоящего убийцы, конечно.
– Я был с вами на силовой станции и могу засвидетельствовать, что у вас не было возможности украсть альфа-излучатель.
– Спасибо, – печально сказал Бейли. – Но вы – робот, и ваши показания не будут иметь силы.
– Комиссар – ваш друг. Он прислушается к моим словам.
– Комиссар держится за свою работу, а от меня у него одни неприятности. У меня есть лишь один выход из всей этой истории.
– Да?
– Я спрашиваю себя: «Зачем меня пытаются впутать в это дело?» Очевидно, чтобы избавиться от меня. Но почему? Опять же очевидно: потому что я для кого-то опасен. Все мои усилия приводят к тому, что я становлюсь предельно опасным для тех, кто убил доктора Сартона. Возможно, это медиевисты или, по крайней мере, какая-то их группировка. Члены этой группировки как раз и могли, знать, что я побывал на силовой станции; вполне возможно, что хотя бы один из них все-таки проследил меня до станции, несмотря на то что вам и казалось, будто мы оторвались от преследования.
Итак, выход заключается в том, чтобы найти убийцу доктора Сартона, тем самым я найду того или тех, кто пытается убрать меня с пути. Если я все как следует продумаю, если я разгадаю эту загадку, если только я смогу раскрыть это дело, я спасен. И Джесси тоже. Я бы не вынес, если б она… Но у меня мало времени. – Его кулак судорожно сжимался и разжимался. – У меня чертовски мало времени.
С неожиданной вспышкой надежды Бейли посмотрел на точеное лицо Р. Дэниела. Чем бы ни было это создание, оно сильное и верное, свободное от всякого эгоизма. Чего еще требовать от друга? А Бейли сейчас нужен преданный друг, и ему абсолютно все равно, что вместо сердца у этого друга какой-то механизм.
– К сожалению, Элайдж, я не ожидал, что все так получится, – сказал робот, качая головой; на его лице при этом не было и тени сожаления, что было естественно. – Возможно, я действовал вам в ущерб. Мне очень жаль, но это необходимо для общего блага.
– Что за общее благо? – запинаясь спросил Бейли.
– Я связался с доктором Фастольфом.
– О Господи! Когда?
– Пока вы ели.
Бейли стиснул зубы.
– Ну? – выдавил он из себя. – Что случилось?
– Вам придется доказывать свою невиновность в убийстве Р.Сэмми каким-нибудь другим способом, не продолжая расследования убийства моего конструктора, доктора Сартона. На основании представленной мной информации наши люди в Космотауне решили сегодня прекратить расследование и начать подготовку к сворачиванию Космотауна и эвакуации с Земли.
Глава семнадцатая
– Нет-нет, ничего…
Последнее, что Бейли услышал, выходя из кабинета вместе с Дэниелом, шедшим за ним по пятам, было бормотание комиссара:
– Да, мотив, мотив…
Бейли сидел за своим скромным ужином в маленьком, редко использовавшемся буфете департамента. Он поглощал фаршированные помидоры с салатом, не, замечая, что ест, и, даже когда от ужина уже ничего не осталось, его вилка некоторое время бесцельно скользила по гладкой поверхности картонной тарелки, машинально ища то, чего там уже не было. Наконец он пришел в себя и, негромко чертыхнувшись, положил вилку на стол.
– Дэниел! – позвал он робота.
Р. Дэниел все это время сидел за соседним столиком, словно хотел оставить своего явно озабоченного партнера в покое или же нуждался в уединении сам. В любом случае, Бейли это нисколько не интересовало.
Дэниел поднялся, подошел к столику Бейли и сел рядом.
– Да, коллега Элайдж?
– Дэниел, мне нужна ваша помощь, – сказал Бейли, глядя прямо перед собой.
– Какая?
– Меня и Джесси будут допрашивать. Это несомненно. Позвольте мне отвечать на вопросы так, как я сочту нужным. Вы меня поняли?
– Конечно, я вас отлично понял. И все-таки, если мне зададут прямой вопрос, я смогу сказать только правду.
– Если вам зададут прямой вопрос, тогда совсем другое дело. Единственное, о чем я прошу, чтобы вы не проявляли собственной инициативы. Вы ведь можете это сделать?
– Думаю, что могу, Элайдж, если только не окажется, что молчанием я причиняю вред человеческому существу.
– Если вы вмешаетесь в разговор, то вы причините вред мне. Это уж точно.
– Я не совсем понимаю вашу точку зрения, коллега Элайдж. Наверняка дело Р. Сэмми не имеет к вам никакого отношения.
– В самом деле? Все упирается в мотив преступления, не так ли? Вы сами спрашивали о мотиве. О том же говорил комиссар. Если на то пошло, я сам задаюсь этим вопросом. Зачем кому-то понадобилось убивать Р. Сэмми? Заметьте, речь не о том, кто мог иметь желание расправиться с роботом вообще. Практически, любой землянин мог решиться на это. Вопрос в том, кому нужно было уничтожить именно Р. Сэмми. Винсенту Барретту? Возможно, но комиссар сказал, что парень не мог бы достать альфа-излучатель, и босс прав. Надо искать в другом месте, и получается так, что еще у одного человека такой мотив есть. Его невозможно не заметить. Он очевиден. Он просто кричит о себе.
– Кто этот человек, Элайдж?
И Бейли едва слышно ответил:
– Я, Дэниел.
Бесстрастное лицо Р. Дэниела ничуть не изменило своего выражения даже после такого заявления. Он лишь слегка покачал головой.
– Вы не согласны, – продолжал Бейли. – Сегодня сюда приходила моя жена. Они уже об этом знают. И комиссар этим весьма заинтересовался. Не будь он моим другом, он так быстро бы не отстал, Теперь они узнают, почему она приходила. В этом можно не сомневаться. Она участвовала в заговоре, глупом и безобидном, но все-таки заговоре. Не стоит и говорить, что значит для полицейского иметь жену, которая замешана в подобных делах. Поэтому было бы явно в моих интересах позаботиться о том, чтобы замять это дело… Так, кто знал об этом? Естественно, мы с вами, Джесси и… Р. Сэмми. Он видел, что она была на грани истерики. А уж когда он передал ей наше распоряжение никого кабинет не пускать, она, вероятно, совсем потеряла контроль над собой. Вы видели, в каком она была состоянии.
– Вряд ли она сказала ему что-нибудь компрометирующее вас.
– Может быть, и так. Но я пытаюсь восстановить события так, как это будут делать они. Скажут, что она проговорилась. В этом заключается мой мотив. Я убил его, чтобы он не поднял шума.
– Они так не подумают.
– Именно так они и подумают. Убийство организовали специально для того, чтобы бросить подозрение на меня. Зачем, например, было использовать альфа-излучатель? Ведь это довольно рискованно. Его трудно достать, зато легко установить, где его взяли. Я думаю, именно поэтому им и воспользовались. Убийца даже приказал Р. Сэмми отправиться в фотохранилище и прикончить себя там. Совершенно ясно, для чего это было сделано. Чтобы орудие убийства не вызывало никаких сомнений. Даже если бы все оказались настолько несведущими, чтобы тут же не узнать альфа-излучатель, кто-нибудь непременно обнаружил бы, что фотопленка засвечена.
– Но какое отношение все это имеет к вам, Элайдж?
Бейли скованно усмехнулся, но было видно, что ему совсем не до смеха.
– Самое прямое. Альф излучатель был взят на Уильямсбургской силовой станции. Вчера мы с вами проходили через эту станцию. Нас видели, и это легко выплывет наружу. Посещение станции дает мне возможность завладеть орудием преступления. И может статься, что мы были последними, кто видел Р. Сэмми в живых, за исключением настоящего убийцы, конечно.
– Я был с вами на силовой станции и могу засвидетельствовать, что у вас не было возможности украсть альфа-излучатель.
– Спасибо, – печально сказал Бейли. – Но вы – робот, и ваши показания не будут иметь силы.
– Комиссар – ваш друг. Он прислушается к моим словам.
– Комиссар держится за свою работу, а от меня у него одни неприятности. У меня есть лишь один выход из всей этой истории.
– Да?
– Я спрашиваю себя: «Зачем меня пытаются впутать в это дело?» Очевидно, чтобы избавиться от меня. Но почему? Опять же очевидно: потому что я для кого-то опасен. Все мои усилия приводят к тому, что я становлюсь предельно опасным для тех, кто убил доктора Сартона. Возможно, это медиевисты или, по крайней мере, какая-то их группировка. Члены этой группировки как раз и могли, знать, что я побывал на силовой станции; вполне возможно, что хотя бы один из них все-таки проследил меня до станции, несмотря на то что вам и казалось, будто мы оторвались от преследования.
Итак, выход заключается в том, чтобы найти убийцу доктора Сартона, тем самым я найду того или тех, кто пытается убрать меня с пути. Если я все как следует продумаю, если я разгадаю эту загадку, если только я смогу раскрыть это дело, я спасен. И Джесси тоже. Я бы не вынес, если б она… Но у меня мало времени. – Его кулак судорожно сжимался и разжимался. – У меня чертовски мало времени.
С неожиданной вспышкой надежды Бейли посмотрел на точеное лицо Р. Дэниела. Чем бы ни было это создание, оно сильное и верное, свободное от всякого эгоизма. Чего еще требовать от друга? А Бейли сейчас нужен преданный друг, и ему абсолютно все равно, что вместо сердца у этого друга какой-то механизм.
– К сожалению, Элайдж, я не ожидал, что все так получится, – сказал робот, качая головой; на его лице при этом не было и тени сожаления, что было естественно. – Возможно, я действовал вам в ущерб. Мне очень жаль, но это необходимо для общего блага.
– Что за общее благо? – запинаясь спросил Бейли.
– Я связался с доктором Фастольфом.
– О Господи! Когда?
– Пока вы ели.
Бейли стиснул зубы.
– Ну? – выдавил он из себя. – Что случилось?
– Вам придется доказывать свою невиновность в убийстве Р.Сэмми каким-нибудь другим способом, не продолжая расследования убийства моего конструктора, доктора Сартона. На основании представленной мной информации наши люди в Космотауне решили сегодня прекратить расследование и начать подготовку к сворачиванию Космотауна и эвакуации с Земли.
Глава семнадцатая
Завершение проекта
Бейли безучастно посмотрел на свои часы. Через два часа с четвертью наступит полночь. Сегодня он встал, когда не было еще и шести, и вот уже два с половиной дня, как он находился в постоянном напряжении. Его охватило смутное ощущение нереальности всего происходящего.
Он достал свою трубку и небольшой кисет, в котором еще оставались драгоценные крупицы табака, и, с трудом сдерживая дрожь в голосе, спросил:
– Что все это значит, Дэниел?
– Вы не понимаете? Разве это не ясно?
– Я не понимаю, – терпеливо проговорил Бейли. – Мне не ясно.
– Мы находимся здесь, под «мы» я имею в виду жителей Космотауна, для того, чтобы разбить оболочку, окружающую Землю, и вовлечь землян в процесс освоения новых планет.
– Это я знаю. Пожалуйста, не вдавайтесь в подробности.
– Без них не обойтись, поскольку то, что я хочу сказать, очень важно. Если мы и стремились наказать убийцу доктора Сартона, то, как вы сами понимаете, не потому, что надеялись тем самым вернуть доктора Сартона к жизни, а лишь по той причине, что неудача в расследовании усилила бы позиции тех наших политиков, которые выступают против идеи Космотауна.
– А теперь, – с неожиданной ожесточенностью проговорил Бейли, – вы вдруг по собственной воле собираетесь отправиться восвояси. Но почему? Ради всего святого, почему? Разгадка дела Сартона близка. Она очень близка, иначе они не лезли бы из кожи вон, чтобы расправиться со мной. Я чувствую, что в моих руках есть все необходимые факты, Ответ должен быть где-то здесь, – он неистово постучал по виску костяшками пальцев. – Какая-нибудь одна фраза, одно слово – и разгадка найдена!
Он крепко зажмурил глаза, будто надеялся, что непроницаемая пелена, сквозь которую он пробирался на ощупь вот уже третьи сутки, наконец развеется и все прояснится. Но этого не произошло. Этого, не произошло!
Бейли глубоко вздохнул. Ему стало неловко за себя. Расхныкался перед холодной бесчувственной машиной, которая только и могла, что молча пялиться на него.
– Ладно, не обращайте внимания, – хрипло сказал он. – Так почему все-таки космониты уходят?
– Наш проект завершен. Мы убеждены, что Земля начнет колонизацию.
– Выходит, вы превратились в оптимистов?
Сыщик сделал первую успокаивающую затяжку и почувствовал, что постепенно начинает овладевать собой.
– Да. Мы, жители Космотауна, уже долгое время пытаемся изменить Землю, меняя ее экономику. Мы пытались внедрить здесь свою собственную C/Fe – культуру, Правительство вашей планеты, а также правительства различных Городов сотрудничали с нами, подчиняясь необходимости. И все же за эти двадцать пять лет мы ничего не сумели добиться. Чем больше мы прилагали усилий, тем сильнее становилось движение медиевистов.
– Все это мне известно, – заметил Бейли и тут же подумал: «Бесполезно. Он все равно будет рассказывать все по порядку. Его не остановишь. Вот чертова Машина!»
Тем временем Р. Дэниел продолжал:
– Именно доктор Сартон первым предложил коренным образом изменить нашу тактику и создал новую теорию, по которой мы должны были найти среди населения Земли людей, желавших того же, что и мы, или способных увлечься нашими идеями. Всячески поддерживая их, мы могли бы добиться того, что новое движение разрасталось бы изнутри, а не насаждалось извне. Главная трудность заключалась в том, чтобы отыскать таких людей. Вы сами, Элайдж, стали объектом интересного эксперимента.
– Я? Я? Как так? – удивился Бейли.
– Мы были рады, что комиссар порекомендовал именно вас. Судя по вашему психическому профилю, мы поняли, что вы подходящий субъект. Цереброанализ, которому я вас подверг при нашей первой встрече, подтвердил наше суждение. Вы человек практического склада ума, Элайдж. Вы не предаетесь ностальгическим мечтаниям о прошлом Земли, хотя и проявляете к нему здоровый интерес. С другой стороны, вас не назовешь слепым сторонником современной городской культуры. Мы думаем, что люди, подобные вам, могли бы снова повести землян к звездам. В этом и заключается одна из причин того, что доктор Фастольф хотел встретиться с вами вчера утром.
Надо сказать, ваша практичность доведена до крайности. Вы отказываетесь понимать, что фанатическое служение идеалу, даже ошибочному идеалу, может заставить человека совершать поступки, на которые в обычных условиях он абсолютно не способен. Например, пересечь ночью открытое пространство, чтобы уничтожить того, кто, по его мнению, является злейшим врагом его дела. Поэтому мы не были слишком удивлены, когда вы так упорно и дерзко пытались доказать фальсификацию убийства. В каком-то смысле это подтвердило, что вы как раз тот человек, который и нужен для нашего эксперимента.
– Какого эксперимента, черт возьми?
Бейли стукнул кулаком по столу.
– Эксперимента, цель которого заключалась в том, чтобы убедить вас, будто колонизация разрешит проблемы Земли.
– Что ж, должен признаться, вы убедили меня.
– Да, но под воздействием соответствующего наркотика.
Зубы Бейли разжались, и он на лету поймал выпавшую изо рта трубку. Перед ним снова возникла сцена в куполе Фастольфа. Вот он с трудом приходит в себя от шока, вызванного тем, что Р. Дэниел оказался в конце концов роботом; вот гладкие пальцы Р. Дэниела оттягивают кожу на его руке; вот темным пятном проступает сквозь его кожу и затем исчезает гипокапсула.
– Что было в гипокапсуле? – спросил он прерывающимся голосом.
– Ничего страшного, Элайдж. Слабый наркотик, предназначенный лишь для усиления восприимчивости вашего мозга.
– Потому-то я и принимал на веру все, что мне говорили. Так получается?
– Не совсем. Вы отказывались верить тому, что было чуждо образу вашего мышления. В сущности, результаты эксперимента оказались разочаровывающими. Доктор Фастольф надеялся, что вы станете фанатичным сторонником нашей идеи. Вместо этого вы выражали лишь отдаленное одобрение, не больше. Мешал ваш практичный ум. Это заставило нас прийти к выводу, что единственная наша надежда – это романтически настроенные люди, но, к сожалению, почти все романтики участвуют в медиевистском движении или симпатизируют ему.
Бейли почувствовал невольную гордость за себя, он радовался своему упрямству и был счастлив, что разочаровал их. Пусть экспериментируют на ком-нибудь другом.
Он не без злорадства усмехнулся:
– И вот теперь вы отступились и решили отправиться восвояси?
– Нет, это не так. Я только что сказал, что мы убеждены в том, что Земля начнет колонизацию. И именно вы вселили в нас эту уверенность.
– Я? Каким образом?
– Вы говорили с Фрэнсисом Клаусарром о преимуществах колонизации. Насколько я могу судить, вы говорили с увлечением. Эксперимент над вами помог добиться хотя бы этого. И церебральные характеристики Клаусарра изменились. Очень незначительно, конечно, но изменились.
– Вы хотите сказать, что я убедил его в своей правоте? Не верю.
– Нет, убежденность так легко не приходит. Но церебральные изменения определенно показали, что ум медиевистов открыт для такого убеждения. Затем я сам провел еще один эксперимент. Когда мы возвращались из Йист-тауна, я пытался по его церебральным изменениям догадаться о том, что между вами произошло, и подал ему идею о школе для эмигрантов в качестве способа обеспечения будущего его детей. Он отверг эту мысль, но и на этот раз его ментальное поле изменилось, и мне стало совершенно ясно, что я избрал правильный метод убеждения. – Немного помолчав, Дэниел заговорил снова: – То, что вы называете медиевизмом, есть не что иное, как стремление к новому. Оно обращено к Земле; это естественно: она близко, и у нее есть великое прошлое. Нечто подобное представляет собой и видение новых миров, и оно легко может увлечь романтически настроенную натуру. Возьмите Клаусарра, для которого оказалось достаточно всего лишь одной беседы с вами.
Так что, как видите, космониты, сами не зная того, уже достигли успеха. Скорее всего, землян раздражают не наши идеи, а мы сами. Из-за нас романтические настроения на Земле оформились в идеологию медиевизма, а сами романтики объединились в организацию. В конце концов, именно медиевисты хотят разрушить установившиеся традиции, а не городские власти, больше всех заинтересованные в сохранении существующего порядка. Если мы сейчас свернем Космотаун, то больше не будем раздражать медиевистов своим затянувшимся присутствием, и они не успеют окончательно замкнуться на своих идеях на Земле, и только на Земле. Мы оставим после себя несколько подобных мне роботов, которые вместе с сочувствующими землянами, такими, как вы, смогут создать школы для тех, кто отправится осваивать новые миры, и медиевист со временем отвернется от Земли. Ему понадобятся роботы, и он либо получит их от нас, либо построит свои собственные. Он создаст культуру C/Fe по своему собственному вкусу. – Для Р. Дэниела это была необычно длинная речь. Видимо, он и сам это понял, так как после очередной паузы сказал; – Я говорю вам все это, чтобы объяснить, почему необходимо сделать то, что может повредить лично вам.
Бейли с горечью подумал: «Робот не должен причинять вреда человеку, если только не сможет доказать, что в конечном счете он делает это ему во благо».
– Минутку. Позвольте мне высказать одно практическое соображение. Вот вы вернетесь в ваши Миры и заявите, что землянин убил космонита и остался ненаказанным. Внешние Миры потребуют от Земли компенсацию. Хочу вас предупредить: возникнут крупные неприятности, ибо Земля больше не намерена сносить подобное обращение.
– Я уверен, что этого не случится, Элайдж. Те представители Внешних Миров, кто наиболее заинтересован в предъявлении претензий Земле, в не меньшей степени заинтересованы в том, чтобы положить конец Космотауну. Мы легко можем предложить последнее в обмен на отказ от первого. Во всяком случае, это мы и собираемся сделать. Земля будет оставлена в покое.
И тут Бейли прорвало. Он заговорил охрипшим от внезапно охватившего его отчаяния голосом.
– А что будет со мной? Комиссар немедленно прекратит расследование убийства доктора Сартона, если этого захочет Космотаун. Но расследование по делу Р. Сэмми обязательно будет продолжено, поскольку речь идет о коррупции внутри департамента. Тот, кто все это устроил, в любой момент появится в департаменте с кучей улик против меня. Я это знаю. Все было подстроено нарочно. Меня деклассифицируют, Дэниел. А что будет с Джесси? Ее заклеймят как преступницу. И еще Бентли…
– Не думайте, Элайдж, – перебил его Р. Дэниел, – что я не понимаю, в каком положении вы оказались. Но во имя блага всего человечества приходится мириться с личными невзгодами. У доктора Сартона остались жена, двое детей, родители, многочисленные друзья. Все они скорбят о его смерти и будут опечалены тем, что его убийца остался безнаказанным.
– В таком случае почему не остаться и не найти его?
– В этом больше нет необходимости.
Тогда признайтесь, что все расследование с самого начала было лишь предлогом для изучения нас в экстремальных условиях, – с горечью сказал Бейли. – Вам всегда было наплевать на то, кто убил доктора Сартона.
– Нам бы хотелось узнать, – холодно возразил Р. Дэниел, – но мы никогда не сомневались насчет того, что важнее: отдельный человек или человечество. Продолжение расследования в настоящее время привело бы к нарушению создавшегося положения дел, которое мы находим удовлетворительным. Мы не можем предугадать, какой вред могли бы причинить наши действия.
– Вы хотите сказать, что убийцей может оказаться какой-нибудь выдающийся медиевист, а в данный момент космониты не хотят делать ничего, что. может вызвать враждебность со стороны их новых друзей?
– Я бы так не сказал, но в ваших словах есть доля правды.
– Куда подевалась ваша цепь справедливости, Дэниел? Разве это справедливость?
– Существуют различные степени справедливости, Элайдж. Когда меньшая не совместима с большей, она должна уступить.
Казалось, будто ум Бейли кружил вокруг непробиваемой логики позитронного мозга Р. Дэниела, стараясь найти в нем хоть одну лазейку, хоть какое-нибудь слабое место.
– А разве вам самому не любопытно, Дэниел? Вы назвали себя детективом. Знаете ли вы, что это такое? Понимаете ли вы, что расследование – это больше чем просто работа? Это вызов. Столкновение твоего разума с разумом преступника. Борьба интеллектов. Разве вы можете покинуть поле сражения и признать себя побежденным?
– Конечно, если продолжение не служит стоящей цели.
– И вам не будет жалко? Не будет интересно? Разве у вас не возникнет чувство разочарования? Неудовлетворенного любопытства?
С самого начала у Бейли еще была небольшая надежда, что ему удастся уговорить робота, но пока он говорил, она совсем ослабла. Слово «любопытство», произнесенное им второй раз, вызвало в памяти его собственные слова, сказанные Фрэнсису Клаусарру четыре часа назад. Тогда он достаточно хорошо знал те качества, которые отличают человека от машины. И любопытство, конечно же, было одним из них. Любому полуторамесячному котенку знакомо это чувство, но разве может быть любопытной машина, пусть даже очень похожая на человека?
Р. Дэниел эхом отозвался на мысли Бейли:
– Что вы подразумеваете под любопытством?
Бейли постарался представить это понятие в наилучшем свете:
– Любопытством мы называем желание расширить свои знания.
– Во мне существует такое желание, когда расширение знаний необходимо для выполнения полученной задачи.
– Да, – с сарказмом проговорил Бейли, – когда, например, вы расспрашиваете о контактных линзах Бентли, чтобы побольше разузнать о своеобразных нравах землян.
– Именно, – подтвердил Р. Дэниел, совершенно не почувствовав сарказма в словах Бейли. – Однако бесцельное расширение знаний, что, я думаю, вы в действительности и подразумеваете под словом «любопытство», является лишь проявлением неэффективности. А я сконструирован так, чтобы избегать неэффективных действий.
Вот тут-то к Элайджу Бейли и пришла та одна долгожданная фраза, которой ему так недоставало. Окутывавшая его непроницаемая пелена задрожала и рассеялась, и постепенно все начало проясняться.
Пока Р. Дэниел говорил, рот Бейли открылся, да так и остался в этом положении. У него не могла сразу же сложиться полная, ясная картина всего происшедшего. Так не бывает. Где-то глубоко в своем подсознании он восстанавливал ее, восстанавливал тщательно, не упуская ни одной детали, но все время наталкивался на одно-единственное противоречие. Одно противоречие, которое не обойдешь и от которого не отмахнешься. Пока оно существовало, выстроенная им версия оставаясь похороненной под его мыслями, не досягаемой для его сознательного анализа.
Но вот последняя недостающая деталь стала на свое место; противоречие исчезло: разгадка наконец найдена.
Наступившее просветление, казалось, придало Бейли новые силы. По крайней мере, он неожиданно понял, в чем должна заключаться слабость Р. Дэниела, слабость любой думающей машины. Он с надеждой подумал: «Эта штуковина должна понимать все буквально».
– Значит, проект космонитов завершается сегодня, а с ним прекращается и расследование убийства доктора Сартона. Верно? – спросил Бейли.
– Таково решение наших людей в Космотауне, – спокойно согласился Р. Дэниел.
– Но сегодняшний день еще не закончился. – Бейли посмотрел на часы. – До полуночи еще полтора часа.
Р. Дэниел ничего на это не ответил. Казалось, он над чем-то задумался.
– Значит, до полуночи проект остается в силе, – заторопился Бейли. – Вы мой напарник, и расследование продолжается. – В спешке он говорил так, будто отбивал телеграмму. – Давайте действовать как прежде. Позвольте мне работать. Вашим это не повредит. Это им только поможет. Даю слово. Если, по-вашему, я начну делать что-то не то, остановите меня. Я прошу лишь полтора часа.
– Все, что вы сказали, верно, – ответил наконец робот. – Сегодняшний день еще не закончился. Я не подумал об этом, коллега Элайдж.
Итак, Бейли снова стал «коллегой Элайджем». Oн усмехнулся и спросил:
– Когда я был в Космотауне, доктор Фастольф, кажется, упомянул о фильме, заснятом на месте преступления?
– Да, упомянул, – подтвердил Р. Дэниел.
– Вы можете достать копию?
– Да, коллега Элайдж.
– Я имею в виду, сейчас. Немедленно!
– Через десять минут, если я смогу воспользоваться передатчиком департамента.
Меньше чем через десять минут, Бейли пристально разглядывал маленький алюминиевый кубик, который держал в дрожащих руках. Внутри его в определенном атомарном рисунке отпечатались слабые сигналы, переданные из Космотауна.
И а этот момент в дверях появился комиссар Джулиус Эндерби. Он увидел Бейли, и выражение беспокойства на его круглом лице уступило место крайнему негодованию.
– Послушайте, Лайдж, вы тратите на еду черт знает сколько времени.
– Я ужасно устал, комиссар. Прошу прощения, если я задержал вас.
– Я бы ничего не имел против, но… Лучше пройдемте в мой кабинет.
Бейли бросил быстрый взгляд на Р. Дэниела, но тот отвернулся. Вес вместе они вышли из буфета.
Джулиус Эндерби тяжелой поступью ходил взад-вперед перед своим столом. Бейли, сам едва сохранявший внешнее спокойствие, наблюдал за ним, время от времени поглядывая на часы. Было двадцать два часа сорок пять минут.
Комиссар сдвинул очки на лоб и потер глаза, оставив вокруг них красные пятна. Затем опустил очки и, быстро моргая, уставился из-под них на Бейли.
– Лайдж, – внезапно сказал он, – когда вы были на Уильямсбургской силовой станции в последний раз?
– Вчера, после того как ушел из департамента. Примерно в шесть вечера или немного позднее.
Комиссар покачал головой.
– Почему вы не сообщили об этом?
– Я как раз собирался это сделать. Я ведь еще не давал официальных показаний.
– Что вы там делали?
– Просто проходил через станцию по пути к нашему временному жилью.
Он достал свою трубку и небольшой кисет, в котором еще оставались драгоценные крупицы табака, и, с трудом сдерживая дрожь в голосе, спросил:
– Что все это значит, Дэниел?
– Вы не понимаете? Разве это не ясно?
– Я не понимаю, – терпеливо проговорил Бейли. – Мне не ясно.
– Мы находимся здесь, под «мы» я имею в виду жителей Космотауна, для того, чтобы разбить оболочку, окружающую Землю, и вовлечь землян в процесс освоения новых планет.
– Это я знаю. Пожалуйста, не вдавайтесь в подробности.
– Без них не обойтись, поскольку то, что я хочу сказать, очень важно. Если мы и стремились наказать убийцу доктора Сартона, то, как вы сами понимаете, не потому, что надеялись тем самым вернуть доктора Сартона к жизни, а лишь по той причине, что неудача в расследовании усилила бы позиции тех наших политиков, которые выступают против идеи Космотауна.
– А теперь, – с неожиданной ожесточенностью проговорил Бейли, – вы вдруг по собственной воле собираетесь отправиться восвояси. Но почему? Ради всего святого, почему? Разгадка дела Сартона близка. Она очень близка, иначе они не лезли бы из кожи вон, чтобы расправиться со мной. Я чувствую, что в моих руках есть все необходимые факты, Ответ должен быть где-то здесь, – он неистово постучал по виску костяшками пальцев. – Какая-нибудь одна фраза, одно слово – и разгадка найдена!
Он крепко зажмурил глаза, будто надеялся, что непроницаемая пелена, сквозь которую он пробирался на ощупь вот уже третьи сутки, наконец развеется и все прояснится. Но этого не произошло. Этого, не произошло!
Бейли глубоко вздохнул. Ему стало неловко за себя. Расхныкался перед холодной бесчувственной машиной, которая только и могла, что молча пялиться на него.
– Ладно, не обращайте внимания, – хрипло сказал он. – Так почему все-таки космониты уходят?
– Наш проект завершен. Мы убеждены, что Земля начнет колонизацию.
– Выходит, вы превратились в оптимистов?
Сыщик сделал первую успокаивающую затяжку и почувствовал, что постепенно начинает овладевать собой.
– Да. Мы, жители Космотауна, уже долгое время пытаемся изменить Землю, меняя ее экономику. Мы пытались внедрить здесь свою собственную C/Fe – культуру, Правительство вашей планеты, а также правительства различных Городов сотрудничали с нами, подчиняясь необходимости. И все же за эти двадцать пять лет мы ничего не сумели добиться. Чем больше мы прилагали усилий, тем сильнее становилось движение медиевистов.
– Все это мне известно, – заметил Бейли и тут же подумал: «Бесполезно. Он все равно будет рассказывать все по порядку. Его не остановишь. Вот чертова Машина!»
Тем временем Р. Дэниел продолжал:
– Именно доктор Сартон первым предложил коренным образом изменить нашу тактику и создал новую теорию, по которой мы должны были найти среди населения Земли людей, желавших того же, что и мы, или способных увлечься нашими идеями. Всячески поддерживая их, мы могли бы добиться того, что новое движение разрасталось бы изнутри, а не насаждалось извне. Главная трудность заключалась в том, чтобы отыскать таких людей. Вы сами, Элайдж, стали объектом интересного эксперимента.
– Я? Я? Как так? – удивился Бейли.
– Мы были рады, что комиссар порекомендовал именно вас. Судя по вашему психическому профилю, мы поняли, что вы подходящий субъект. Цереброанализ, которому я вас подверг при нашей первой встрече, подтвердил наше суждение. Вы человек практического склада ума, Элайдж. Вы не предаетесь ностальгическим мечтаниям о прошлом Земли, хотя и проявляете к нему здоровый интерес. С другой стороны, вас не назовешь слепым сторонником современной городской культуры. Мы думаем, что люди, подобные вам, могли бы снова повести землян к звездам. В этом и заключается одна из причин того, что доктор Фастольф хотел встретиться с вами вчера утром.
Надо сказать, ваша практичность доведена до крайности. Вы отказываетесь понимать, что фанатическое служение идеалу, даже ошибочному идеалу, может заставить человека совершать поступки, на которые в обычных условиях он абсолютно не способен. Например, пересечь ночью открытое пространство, чтобы уничтожить того, кто, по его мнению, является злейшим врагом его дела. Поэтому мы не были слишком удивлены, когда вы так упорно и дерзко пытались доказать фальсификацию убийства. В каком-то смысле это подтвердило, что вы как раз тот человек, который и нужен для нашего эксперимента.
– Какого эксперимента, черт возьми?
Бейли стукнул кулаком по столу.
– Эксперимента, цель которого заключалась в том, чтобы убедить вас, будто колонизация разрешит проблемы Земли.
– Что ж, должен признаться, вы убедили меня.
– Да, но под воздействием соответствующего наркотика.
Зубы Бейли разжались, и он на лету поймал выпавшую изо рта трубку. Перед ним снова возникла сцена в куполе Фастольфа. Вот он с трудом приходит в себя от шока, вызванного тем, что Р. Дэниел оказался в конце концов роботом; вот гладкие пальцы Р. Дэниела оттягивают кожу на его руке; вот темным пятном проступает сквозь его кожу и затем исчезает гипокапсула.
– Что было в гипокапсуле? – спросил он прерывающимся голосом.
– Ничего страшного, Элайдж. Слабый наркотик, предназначенный лишь для усиления восприимчивости вашего мозга.
– Потому-то я и принимал на веру все, что мне говорили. Так получается?
– Не совсем. Вы отказывались верить тому, что было чуждо образу вашего мышления. В сущности, результаты эксперимента оказались разочаровывающими. Доктор Фастольф надеялся, что вы станете фанатичным сторонником нашей идеи. Вместо этого вы выражали лишь отдаленное одобрение, не больше. Мешал ваш практичный ум. Это заставило нас прийти к выводу, что единственная наша надежда – это романтически настроенные люди, но, к сожалению, почти все романтики участвуют в медиевистском движении или симпатизируют ему.
Бейли почувствовал невольную гордость за себя, он радовался своему упрямству и был счастлив, что разочаровал их. Пусть экспериментируют на ком-нибудь другом.
Он не без злорадства усмехнулся:
– И вот теперь вы отступились и решили отправиться восвояси?
– Нет, это не так. Я только что сказал, что мы убеждены в том, что Земля начнет колонизацию. И именно вы вселили в нас эту уверенность.
– Я? Каким образом?
– Вы говорили с Фрэнсисом Клаусарром о преимуществах колонизации. Насколько я могу судить, вы говорили с увлечением. Эксперимент над вами помог добиться хотя бы этого. И церебральные характеристики Клаусарра изменились. Очень незначительно, конечно, но изменились.
– Вы хотите сказать, что я убедил его в своей правоте? Не верю.
– Нет, убежденность так легко не приходит. Но церебральные изменения определенно показали, что ум медиевистов открыт для такого убеждения. Затем я сам провел еще один эксперимент. Когда мы возвращались из Йист-тауна, я пытался по его церебральным изменениям догадаться о том, что между вами произошло, и подал ему идею о школе для эмигрантов в качестве способа обеспечения будущего его детей. Он отверг эту мысль, но и на этот раз его ментальное поле изменилось, и мне стало совершенно ясно, что я избрал правильный метод убеждения. – Немного помолчав, Дэниел заговорил снова: – То, что вы называете медиевизмом, есть не что иное, как стремление к новому. Оно обращено к Земле; это естественно: она близко, и у нее есть великое прошлое. Нечто подобное представляет собой и видение новых миров, и оно легко может увлечь романтически настроенную натуру. Возьмите Клаусарра, для которого оказалось достаточно всего лишь одной беседы с вами.
Так что, как видите, космониты, сами не зная того, уже достигли успеха. Скорее всего, землян раздражают не наши идеи, а мы сами. Из-за нас романтические настроения на Земле оформились в идеологию медиевизма, а сами романтики объединились в организацию. В конце концов, именно медиевисты хотят разрушить установившиеся традиции, а не городские власти, больше всех заинтересованные в сохранении существующего порядка. Если мы сейчас свернем Космотаун, то больше не будем раздражать медиевистов своим затянувшимся присутствием, и они не успеют окончательно замкнуться на своих идеях на Земле, и только на Земле. Мы оставим после себя несколько подобных мне роботов, которые вместе с сочувствующими землянами, такими, как вы, смогут создать школы для тех, кто отправится осваивать новые миры, и медиевист со временем отвернется от Земли. Ему понадобятся роботы, и он либо получит их от нас, либо построит свои собственные. Он создаст культуру C/Fe по своему собственному вкусу. – Для Р. Дэниела это была необычно длинная речь. Видимо, он и сам это понял, так как после очередной паузы сказал; – Я говорю вам все это, чтобы объяснить, почему необходимо сделать то, что может повредить лично вам.
Бейли с горечью подумал: «Робот не должен причинять вреда человеку, если только не сможет доказать, что в конечном счете он делает это ему во благо».
– Минутку. Позвольте мне высказать одно практическое соображение. Вот вы вернетесь в ваши Миры и заявите, что землянин убил космонита и остался ненаказанным. Внешние Миры потребуют от Земли компенсацию. Хочу вас предупредить: возникнут крупные неприятности, ибо Земля больше не намерена сносить подобное обращение.
– Я уверен, что этого не случится, Элайдж. Те представители Внешних Миров, кто наиболее заинтересован в предъявлении претензий Земле, в не меньшей степени заинтересованы в том, чтобы положить конец Космотауну. Мы легко можем предложить последнее в обмен на отказ от первого. Во всяком случае, это мы и собираемся сделать. Земля будет оставлена в покое.
И тут Бейли прорвало. Он заговорил охрипшим от внезапно охватившего его отчаяния голосом.
– А что будет со мной? Комиссар немедленно прекратит расследование убийства доктора Сартона, если этого захочет Космотаун. Но расследование по делу Р. Сэмми обязательно будет продолжено, поскольку речь идет о коррупции внутри департамента. Тот, кто все это устроил, в любой момент появится в департаменте с кучей улик против меня. Я это знаю. Все было подстроено нарочно. Меня деклассифицируют, Дэниел. А что будет с Джесси? Ее заклеймят как преступницу. И еще Бентли…
– Не думайте, Элайдж, – перебил его Р. Дэниел, – что я не понимаю, в каком положении вы оказались. Но во имя блага всего человечества приходится мириться с личными невзгодами. У доктора Сартона остались жена, двое детей, родители, многочисленные друзья. Все они скорбят о его смерти и будут опечалены тем, что его убийца остался безнаказанным.
– В таком случае почему не остаться и не найти его?
– В этом больше нет необходимости.
Тогда признайтесь, что все расследование с самого начала было лишь предлогом для изучения нас в экстремальных условиях, – с горечью сказал Бейли. – Вам всегда было наплевать на то, кто убил доктора Сартона.
– Нам бы хотелось узнать, – холодно возразил Р. Дэниел, – но мы никогда не сомневались насчет того, что важнее: отдельный человек или человечество. Продолжение расследования в настоящее время привело бы к нарушению создавшегося положения дел, которое мы находим удовлетворительным. Мы не можем предугадать, какой вред могли бы причинить наши действия.
– Вы хотите сказать, что убийцей может оказаться какой-нибудь выдающийся медиевист, а в данный момент космониты не хотят делать ничего, что. может вызвать враждебность со стороны их новых друзей?
– Я бы так не сказал, но в ваших словах есть доля правды.
– Куда подевалась ваша цепь справедливости, Дэниел? Разве это справедливость?
– Существуют различные степени справедливости, Элайдж. Когда меньшая не совместима с большей, она должна уступить.
Казалось, будто ум Бейли кружил вокруг непробиваемой логики позитронного мозга Р. Дэниела, стараясь найти в нем хоть одну лазейку, хоть какое-нибудь слабое место.
– А разве вам самому не любопытно, Дэниел? Вы назвали себя детективом. Знаете ли вы, что это такое? Понимаете ли вы, что расследование – это больше чем просто работа? Это вызов. Столкновение твоего разума с разумом преступника. Борьба интеллектов. Разве вы можете покинуть поле сражения и признать себя побежденным?
– Конечно, если продолжение не служит стоящей цели.
– И вам не будет жалко? Не будет интересно? Разве у вас не возникнет чувство разочарования? Неудовлетворенного любопытства?
С самого начала у Бейли еще была небольшая надежда, что ему удастся уговорить робота, но пока он говорил, она совсем ослабла. Слово «любопытство», произнесенное им второй раз, вызвало в памяти его собственные слова, сказанные Фрэнсису Клаусарру четыре часа назад. Тогда он достаточно хорошо знал те качества, которые отличают человека от машины. И любопытство, конечно же, было одним из них. Любому полуторамесячному котенку знакомо это чувство, но разве может быть любопытной машина, пусть даже очень похожая на человека?
Р. Дэниел эхом отозвался на мысли Бейли:
– Что вы подразумеваете под любопытством?
Бейли постарался представить это понятие в наилучшем свете:
– Любопытством мы называем желание расширить свои знания.
– Во мне существует такое желание, когда расширение знаний необходимо для выполнения полученной задачи.
– Да, – с сарказмом проговорил Бейли, – когда, например, вы расспрашиваете о контактных линзах Бентли, чтобы побольше разузнать о своеобразных нравах землян.
– Именно, – подтвердил Р. Дэниел, совершенно не почувствовав сарказма в словах Бейли. – Однако бесцельное расширение знаний, что, я думаю, вы в действительности и подразумеваете под словом «любопытство», является лишь проявлением неэффективности. А я сконструирован так, чтобы избегать неэффективных действий.
Вот тут-то к Элайджу Бейли и пришла та одна долгожданная фраза, которой ему так недоставало. Окутывавшая его непроницаемая пелена задрожала и рассеялась, и постепенно все начало проясняться.
Пока Р. Дэниел говорил, рот Бейли открылся, да так и остался в этом положении. У него не могла сразу же сложиться полная, ясная картина всего происшедшего. Так не бывает. Где-то глубоко в своем подсознании он восстанавливал ее, восстанавливал тщательно, не упуская ни одной детали, но все время наталкивался на одно-единственное противоречие. Одно противоречие, которое не обойдешь и от которого не отмахнешься. Пока оно существовало, выстроенная им версия оставаясь похороненной под его мыслями, не досягаемой для его сознательного анализа.
Но вот последняя недостающая деталь стала на свое место; противоречие исчезло: разгадка наконец найдена.
Наступившее просветление, казалось, придало Бейли новые силы. По крайней мере, он неожиданно понял, в чем должна заключаться слабость Р. Дэниела, слабость любой думающей машины. Он с надеждой подумал: «Эта штуковина должна понимать все буквально».
– Значит, проект космонитов завершается сегодня, а с ним прекращается и расследование убийства доктора Сартона. Верно? – спросил Бейли.
– Таково решение наших людей в Космотауне, – спокойно согласился Р. Дэниел.
– Но сегодняшний день еще не закончился. – Бейли посмотрел на часы. – До полуночи еще полтора часа.
Р. Дэниел ничего на это не ответил. Казалось, он над чем-то задумался.
– Значит, до полуночи проект остается в силе, – заторопился Бейли. – Вы мой напарник, и расследование продолжается. – В спешке он говорил так, будто отбивал телеграмму. – Давайте действовать как прежде. Позвольте мне работать. Вашим это не повредит. Это им только поможет. Даю слово. Если, по-вашему, я начну делать что-то не то, остановите меня. Я прошу лишь полтора часа.
– Все, что вы сказали, верно, – ответил наконец робот. – Сегодняшний день еще не закончился. Я не подумал об этом, коллега Элайдж.
Итак, Бейли снова стал «коллегой Элайджем». Oн усмехнулся и спросил:
– Когда я был в Космотауне, доктор Фастольф, кажется, упомянул о фильме, заснятом на месте преступления?
– Да, упомянул, – подтвердил Р. Дэниел.
– Вы можете достать копию?
– Да, коллега Элайдж.
– Я имею в виду, сейчас. Немедленно!
– Через десять минут, если я смогу воспользоваться передатчиком департамента.
Меньше чем через десять минут, Бейли пристально разглядывал маленький алюминиевый кубик, который держал в дрожащих руках. Внутри его в определенном атомарном рисунке отпечатались слабые сигналы, переданные из Космотауна.
И а этот момент в дверях появился комиссар Джулиус Эндерби. Он увидел Бейли, и выражение беспокойства на его круглом лице уступило место крайнему негодованию.
– Послушайте, Лайдж, вы тратите на еду черт знает сколько времени.
– Я ужасно устал, комиссар. Прошу прощения, если я задержал вас.
– Я бы ничего не имел против, но… Лучше пройдемте в мой кабинет.
Бейли бросил быстрый взгляд на Р. Дэниела, но тот отвернулся. Вес вместе они вышли из буфета.
Джулиус Эндерби тяжелой поступью ходил взад-вперед перед своим столом. Бейли, сам едва сохранявший внешнее спокойствие, наблюдал за ним, время от времени поглядывая на часы. Было двадцать два часа сорок пять минут.
Комиссар сдвинул очки на лоб и потер глаза, оставив вокруг них красные пятна. Затем опустил очки и, быстро моргая, уставился из-под них на Бейли.
– Лайдж, – внезапно сказал он, – когда вы были на Уильямсбургской силовой станции в последний раз?
– Вчера, после того как ушел из департамента. Примерно в шесть вечера или немного позднее.
Комиссар покачал головой.
– Почему вы не сообщили об этом?
– Я как раз собирался это сделать. Я ведь еще не давал официальных показаний.
– Что вы там делали?
– Просто проходил через станцию по пути к нашему временному жилью.